Текст книги "Репортаж перед смертью (СИ)"

Автор книги: Terra 33

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)

– Простите, что заставляю вас снова переживать этот ужас, – журналистка отвела взгляд, стараясь не встречаться глазами с бьющейся в истерике девушкой. – Может, мне зайти позже?

Миражанна отчаянно затрясла головой:

– Лучше сейчас, всё сразу… Я… сейчас… – она несколько раз глубоко вздохнула и продолжила: – Когда Нацу уходил, он оставил мне конверт. Сказал, я должна передать его кое-кому, что это очень важно. Назвал ваше имя.

– Вы знали, что в конверте?

– Нет. Нацу сказал не вскрывать его. А потом мне сообщили о смерти сестры. Всё, что происходило тогда, помню с трудом. Только потом, когда услышала приговор, немного пришла в себя – этот кошмар закончился. А когда вы пришли и назвали его имя, мне стало так страшно, как никогда раньше.

– Поэтому решили и не отдавать конверт? – утвердительный кивок Штраус. – Но потом передумали. Почему?

– Когда вы сказали в ту нашу встречу, на улице у кафе, помните? – что смертная казнь состоится уже на следующий день, мне захотелось снова его увидеть.

– Зачем?! – Люси с недоумением смотрела на собеседницу. Неужели эта «любовь» была так сильна, что Мира захотела проститься с тем, кто истязал её столько лет?!

– Нацу говорил, что я принадлежу ему, – тихо ответила девушка. – Что никогда не буду свободна от него. Мне хотелось убедиться, доказать и себе, и ему, что это не так. И я поехала к нему в тюрьму. Мне казалось, я смогу просто посмотреть ему в глаза и спокойно уйти, но… Стоило мне только его увидеть, услышать его голос, и я пропала. Снова. Поэтому, вернувшись, сразу взяла конверт и поехала на студию – ваш телефон не отвечал, но на визитке, которую вы оставили при первой встрече, был адрес. Мы почти столкнулись на входе, но вы не заметили и не услышали, как я звала вас по имени. Ко мне подошёл какой-то парень – Джон, Джим? не помню, сказал, что обязательно передаст вам конверт. Я оставила его и уехала.

Журналистка устало потёрла висок. Всё, рассказанное Мирой, казалось ей бредом больного шизофренией. Быть настолько зависимой от другого человека, беспрекословно выполнять его приказы, прощать побои и издевательства, закрыть глаза на смерть близкого человека… Что же Драгнил сделал с этой несчастной? На какие болевые точки надо было надавить, чтобы так сломать личность? И, кажется, этот ад продолжается до сих пор.

– Свежие рубцы у вас на спине – дело рук Драгнила?

Миражанна обхватила себя руками, не чувствуя, как впиваются в кожу плеч наманикюренные ноготки:

– Это было наказание. За то, что я посмела ослушаться его. Нацу пришёл ко мне домой в тот же день, когда его освободили, вечером, около восьми часов, и пробыл до утра.

Теперь пришла очередь Люси жадно глотать противную тёплую воду. Нацу не проспал. Он с самого начала не собирался встречаться с ней. Тогда зачем пригласил её на ужин? Девушке снова вспомнилась заставленная книгами и дискам полка в его квартире, толстая папка, фотографии, аккуратно подклеенные статьи… Что он затеял? Какую игру ведёт? Чего хотел добиться? Оправдания? Оно уже достигнуто. Тогда зачем продолжал весь этот спектакль? Ищет новую жертву? Если это так, у них практически нет шансов противостоять ему. И самое ужасное в том, что она сама сделала всё, чтобы выпустить этого монстра на свободу.

– Мира, простите меня… – голос едва пробивался сквозь ноющие связки, словно кто-то сжал горло. – Я просто хотела помочь невиновному человеку, а в итоге… Простите… – Люси медленно встала и пошла к выходу. Она не могла ни утешить свою собеседницу, ни помочь ей. Но в дверях остановилась, чтобы задать последний вопрос: – Скажите, тот кулон, что был на вас в день, когда мы виделись в первый раз… Откуда он? Это украшение Лисанны? Я видела его на разорванной фотографии в деле.

– Это мой, – тут же откликнулась Штраус. – Нацу подарил мне его примерно через месяц после того, как мы познакомились. У Лис был свой, но куда он делся после её смерти, я не знаю.

Журналистка кивнула, прощаясь, вышла и, не оглядываясь, быстро направилась к своей машине. Она уже щёлкнула брелком сигнализации, когда услышала, что кто-то позвал её по имени. Люси оглянулась. К ней через дорогу бежала Миражанна.

– Люси, подождите! – задыхаясь, крикнула Штраус. – Я хотела вас предупредить, – Мира, подбежав, крепко сжала руку журналистки, словно таким образом пыталась удержать ту на месте и донести до неё всю важность того, что хотела сказать. – Прошу вас, будьте осторожны, не поддавайтесь ему. Не позволяйте Нацу… прикасаться к вам. Если… если вы… переспите, дороги назад уже не будет.

– Что в этом такого? – с некоторой опаской смотря на девушку, спросила Люси. Сейчас Мира была похожа на одержимую или просто безумно ревнующую женщину, что, впрочем, в данной ситуации было почти одно и то же.

– Не знаю, но он сам говорил мне об этом, когда мы стали близки. Видимо, для него это что-то значит. Пожалуйста, Люси…

– Я поняла, Мира. Спасибо, – журналистка попыталась улыбнуться, но дрожащие губы только чуть дрогнули, не желая слушаться свою хозяйку. Штраус поплотнее запахнулась в накинутый на плечи платок и пошла обратно в кафе. Люси шагнула к своему автомобилю, но раздавшийся за спиной противный скрежет, визг тормозов и глухой звук удара заставили её резко обернуться. Чёрная машина без номеров приветливо подмигнула девушке задними габаритными огнями и скрылась за поворотом. Рядом что-то громко говорил опирающийся на палку сухонький седовласый старичок, к лежащему на проезжей части телу бежали люди, но журналистка не двигалась и не слышала ничего, неотрывно смотря на длинные платиновые волосы, серебристой паутинкой покрывающие бледное, восковое лицо.

Она знала – мисс Миражанна Штраус была мертва.

***

Электронный будильник на прикроватной тумбочке в спальне чуть слышно щёлкнул, начиная отсчёт нового часа, когда в замке в прихожей завозился ключ, открывая дверь и впуская внутрь хозяйку квартиры. Девушка прошла в гостиную, бросила сумочку на диван и потянулась к выключателю. Но её опередили. Мягкий желтоватый свет настенного бра за спиной заставил тело отбросить на мебель причудливую тень и замереть в ожидании следующих действий нежданного гостя. Тот чем-то негромко звякнул и сказал:

– Здравствуй, Люси. Прости, тебя долго не было, и я позволил себе сварить кофе. Ты же не сердишься?

Связка ключей, которую ещё секунду назад держали женские пальчики, с громким стуком упала на пол. Девушке не нужно было оборачиваться, чтобы узнать, кто без спросу вторгся в её квартиру, но она всё же повернулась.

В кресле, закинув ногу на ногу, сидел Нацу Драгнил.

========== Часть 19 ==========

Комментарий к

Ну, я очень старалась, правда)

Если у моих дорогих читателей после этой главы ещё останутся какие-то вопросы, буду рада увидеть их в комментариях или личке.

Приятного прочтения)

Человек, сидящий в кресле, аккуратно поставил чашку на блюдце и посмотрел на часы. Его визави немного опаздывает. По расчётам она уже должна была быть здесь. Впрочем, им некуда торопиться, у них вся ночь впереди.

В этот раз он действительно нашёл настоящее сокровище. И оно стоило того, чтобы затеять всю эту аферу. А учитывая то, что пришлось пройти по лезвию… От этого ощущения только обострились. Он снова чувствовал себя живым, полным сил и энергии. Энергии смерти. От бушующего в крови адреналина приятно горчило на языке, а голова была абсолютно ясной, пустой и звенящей, словно из черепной коробки вытащили всё ненужное. Только холодный расчёт, спокойствие и уверенность. Он был сейчас, словно дикий, страшный в своей необузданной, первобытной силе зверь, подстерегающий долгожданную добычу. И ей не уйти от него.

Он сделает её своей. Она нужна ему – такая светлая, невинная, и вместе с тем порочная, порочная по своей сути. Ангел с червоточиной. Который сам не понимает своей уникальности. Но он поможет ей раскрыть её истинную сущность, выпустить на волю то, что она так старательно подавляет в себе, прячет глубоко внутри. Глупая девочка. Лжёт, изворачивается, надевает маски, легко обводя всех вокруг пальца. Но его не обмануть. Он видит её насквозь. Он знает о ней всё. И не упустит своего шанса. Такое богатство не должно пропасть зря.

Тишину дома нарушили негромкие звуки: поворот ключа в замке, скрип двери, шаги. Вот и всё, детка, ты попалась.

– Здравствуй, Люси. Тебя долго не было, и я позволил себе сварить кофе. Ты же не сердишься?

***

Мягкий тёплый свет стоящей на столике лампы придавал окружающей обстановке покой и некую интимность. Как и чашечка с уже остывшим, пряно пахнущим напитком. И по-домашнему устроившийся в кресле Драгнил. Даже его улыбка, скользнувшая по губам, как и раньше, адресованная лично ей, ободряющая, притягательная. Если бы Люси не знала, что может скрываться за ней, она бы снова поверила этому человеку.

Однако от осознания того, КТО сейчас находится в её квартире, журналистке стало страшно. Всё, рассказанное Мирой, всплыло в памяти настолько чётко, будто было записано на какую-то волшебную плёнку и сейчас проигрывалось в голове – с интонациями, паузами, картинкой… Надо было что-то сказать, что-то сделать, чтобы отвлечь его и попытаться вырваться, сбежать, пока ещё было время и он находился далеко. Пара медленных шагов назад к двери, внимательно наблюдая за незваным гостем. Он по-прежнему сидел в кресле, словно не замечая её жалких попыток сохранить спокойствие и не сорваться. Она знала – каким-то шестым чувством, что к нему нельзя поворачиваться спиной, иначе даже этого крошечного шанса не останется.

– Нельзя заставлять гостей ждать, Люси. Это невежливо. Разве мама не говорила тебе об этом?

Нет, ей не убежать. Но это ведь не значит, что она даже не попытается. Ещё шаг. Тело было напряжено до такой степени, что почти не слушалось. Ничего, самое главное – выбраться из квартиры. Это была какая-то странная, сюрреалистическая мысль. Чем ей может помочь безлюдная в это время вечерняя улица? Девушка не знала, но упорно цеплялась за это решение, как за последнюю соломинку.

– Что же ты молчишь, Люси? Ты не рада меня видеть? Чем же я заслужил столь холодное обращение? – Драгнил, наконец-то, поднялся с кресла, плавно, грациозно, нарочито медленно, не отрывая от неё взгляда. – Я ведь старался быть тебе другом. Выслушивал, поддерживал. Неужели этого было недостаточно, и мне не удалось заслужить твоё доверие? А, Люси?

Девушка сделала ещё один шаг назад и вздрогнула, почувствовав, что упёрлась спиной в стену. Кажется, она немного неправильно выбрала траекторию движения. Люси сдвинула руку вправо и ощутила под ней пустоту. Вот он, проход, нужно просто сделать один шаг в сторону и… В тот же миг её гость резко подался вперёд и преградил дорогу. Журналистка невольно отшатнулась, окончательно загоняя себя в ловушку. Драгнил подошёл ближе, чуть наклонился к её плечу, с шумом втягивая в себя воздух:

– От тебя пахнет страхом, Люси. Мой любимый запах, – он придвинулся почти вплотную и, едва касаясь губами виска, негромко сказал: – Мне приятно, что ты боишься меня. Но, к сожалению, всё в мире, даже самое хорошее, когда-нибудь заканчивается, – мужчина усмехнулся, отстраняясь.

– Что будет со мной? – ей совершенно не хотелось этого знать, но молчать было ещё страшнее.

– Ты умная девочка, Люси. Подумай. Догадаться ведь не сложно, правда? – ухмылка исчезла, взгляд налился холодом. Дышать стало неимоверно трудно, словно она разучилась делать эти простые, в обычное время неосознаваемые движения, дающие организму новую порцию так необходимого ему воздуха.

– Меня ты тоже убьёшь? – странно, но голос почти не дрожал. Может, потому, что Люси произнесла это почти шёпотом.

– Разве у нас есть выбор? – Драгнил приподнял бровь, будто удивляясь, что его жертва не понимает столь очевидных вещей. – Это вполне логичная развязка. Ты знаешь слишком много, глупо оставлять тебя в живых. И не стоит убеждать меня в том, что ты никому ничего не скажешь. Рано или поздно захочется этим с кем-то поделиться, потому что такой груз слишком тяжёл для одного человека. Мира не смогла держать язык за зубами, хотя, видит Бог, мне пришлось приложить немало усилий, чтобы объяснить ей некоторые элементарные вещи. Я не хочу повторять дважды одну и ту же ошибку, – его рука легла на её шею – горячая, широкая, обманчиво-нежно погладив пульсирующую венку.

– Не надо… пожалуйста…

– Ты ещё не поняла, Люси? – Драгнил наклонился к самому лицу. – Я собираюсь убить тебя. Прямо сейчас, – и надавил на горло, перекрывая доступ воздуха, с каждой секундой всё сильнее сжимая пальцы. Девушка вцепилась в них ногтями, пытаясь отодрать от шеи, но их силы явно были не равны. Ей оставалось только хрипеть, задыхаясь в железной хватке, и смотреть в равнодушные, ничего не выражающие глаза своего убийцы.

Мир стремительно терял краски и звуки. Тело стало тяжёлым, и вместе с тем непослушным, чужим, уже не отзываясь на команды неотвратимо отключающегося мозга. Поэтому, когда Драгнил отпустил её, Люси мешком свалилась на пол, больно ударившись коленками и локтями, но даже не заметила этого. В повреждённое горло, раздирая его, хлынул, наконец-то, поток показавшегося сейчас обжигающе-холодным воздуха, и она захлебнулась судорожным сухим кашлем, давясь рвотными позывами. Опираясь на дрожащие руки, девушка кое-как смогла сесть, но на большее сил уже не хватило. Даже на то, чтобы утереть невольно выступившие слёзы. Они так и стояли в глазах, нарушая фокус зрения и радужной плёнкой закрывая окружающее пространство. Кажется, она моргала, пытаясь хоть так избавиться от них, но лучше не становилось. Поэтому Люси в конце концов просто зажмурилась, потому что от мутной картинки начинало подташнивать. А ещё этот противный, дребезжащий звон в ушах, сквозь который ей всё же удалось расслышать спокойный голос:

– Я бы мог убить тебя, Люси. Но это было бы не так интересно. У меня на тебя другие планы, детка, – она не увидела, почувствовала его приближение: по резкому движению воздуха, дыханию, коснувшемуся щеки, осторожным, трепетным движениям, когда Драгнил погладил её по голове и зарылся пальцами в волосы. Пропустил пряди между пальцами: – Такие шелковистые, мягкие. Одно удовольствие к ним прикасаться, – намотал их на кулак и резко рванул вверх. Девушка вскрикнула от неожиданности и попыталась перехватить причиняющую боль руку, но держащий её человек встал, заставляя двигаться за собой. Она с трудом поднялась на дрожащие ноги и, подчиняясь навязанному ей столь жестоким образом движению, качнулась назад, приложившись многострадальным затылком о стену. От удара сознание помутилось, но дерзкие, по-хозяйски уверенные прикосновения привели в чувство. Единственная мысль, непонятно как сохранившаяся в голове, была о том, что Люси не должна позволить Драгнилу притронуться к себе.

«Не позволяйте Нацу… прикасаться к вам. Если… если вы… переспите, дороги назад уже не будет».

– О-тпу-сти… – по слогам, сипло, на одной силе воли, выдохнула она, по-прежнему не открывая глаз. Мужчина молчал, продолжая водить рукой по телу: от груди вверх к саднящей шее, словно желая напомнить о недавнем кошмаре; вниз к животу через грудь, найдя через ткань одежды сосок и грубо сжав его; по бедру, задирая юбку. Люси хотела свести ноги, чтобы не дать Драгнилу добраться до самого сокровенного, но он просунул между ними колено и с усилием провёл пальцами по нежному месту, скрытому от него лишь тонкой тканью нижнего белья. Девушка стиснула зубы, подавляя рвущуюся наружу истерику; вскинула руки, упёрлась насильнику в грудь и попыталась оттолкнуть его, вкладывая всю боль, страх и ненависть в одно короткое слово:

– Нет! – горло резануло так, словно каждый звук был маленьким, остро наточенным ножом, немилосердно царапнувшим повреждённую гортань. Так же было больно, когда в детстве Люси болела ангиной, только сейчас тёплый шарф и чай с малиной не помогут…

Драгнил неожиданно легко отпустил её, даже отступил на несколько шагов и рассмеялся хриплым, каким-то обидным смехом. Журналистка открыла глаза, внимательно всматриваясь в лицо своего гостя:

– Ты сумасшедший.

– Понятие психической нормы весьма относительно, – кажется, его забавляла вся эта ситуация. Сейчас он был совершенно не похож на того, кто несколько минут назад безжалостно душил её: спокойный, дружелюбный взгляд, открытая улыбка, расслабленная поза. Но это была лишь иллюзия. Люси знала: стоит ей ошибиться – словом ли, движением, взглядом, и на его месте снова окажется маньяк и убийца. Это было даже не раздвоение личности; теперь, соединяя все кусочки головоломки, девушка как никогда понимала, что он всегда, всё время их недолгого знакомства, был таким. Просто умело прятал настоящее лицо за маской, показав свою истинную сущность только раз – при первой встрече. Ей с горечью вспомнилось то слово, что бросил в сердцах Грей после съёмки: «Псих». Сам того не зная, Фуллбастер оказался прав. Почему же она этого не увидела?

Всё просто: зная наиболее болезненные точки человека, стоит только посильнее надавить на них и можно добиться от него практически всего. В её случае таких «кнопочек» было две: смерть сестры и желание всегда знать правду. Драгнил нажал на обе, сначала разозлив её, почти выбив почву из-под ног своим наглым поведением и странными намёками, потом – выказав казавшееся искренним сочувствие, и, наконец, рассказав «правду». Люси приняла происходящее за чистую монету, слишком натуральна и правдива была его игра. Ведь этот человек знал всё о ней с самого начала, умело пользуясь найденной информацией. И девушка без оглядки бросилась в приготовленную для неё ловушку.

– По-твоему, убивать людей нормально? – она задала этот вопрос не из желания развернуть дискуссию или что-то узнать. Это было, скорее, риторическое замечание.

– Ты имеешь в виду Лисанну? Бесхребетная дрянь. Шлюха, – его рот искривился в брезгливой гримасе. – Такая невеста, по-твоему, мне нужна?

– А Мира? Ведь и её тоже…

– Укрощённая дьяволица. Покорная, послушная. Но быстро надоевшая. А вот ты… – он подошёл ближе, провёл тыльной стороной ладони по щеке, осторожно, почти любовно очерчивая контур лица, и скользнул рукой ниже, по шее, в зону декольте. Люси судорожно выдохнула, пытаясь таким образом чуть отодвинуться от Драгнила и его пальцев. Он заметил её манёвр, усмехнулся и убрал руку. – Ты – совсем другое дело. С тобой мы можем играть очень долго. И тебе это понравится.

– Никогда, – кажется, к ней на мгновение даже вернулись былые силы – настолько абсурдным и неправильным показалось это предположение, что девушке немедленно захотелось его опровергнуть.

– Я знаю тебя лучше, чем ты сама, Люси, – он снова подошёл ближе и опёрся ладонями о стену по обе стороны её головы. – Ответь мне: зачем ты ходишь на казни?

– Сволочь… – девушка задохнулась от ненависти и боли. – Ты знаешь, зачем.

– Я – да, а ты? – она вскинула на него глаза, не понимая его вопроса. Драгнил поймал её взгляд и уже не отпускал, точно смотрел в самую душу, в те тёмные, скрытые даже от неё самой уголки, о которых не хотелось знать. – Скажи, разве ты ни разу не представляла на месте сидящего на электрическом стуле преступника того, кто убил твою сестру? Кто несколько часов насиловал маленькую, беззащитную девочку, а чтобы она не кричала, отрезал ей язык? Кто потом разделал её, как жертвенную свинью, и разложил на школьном дворе, чтобы тело нашли другие дети? Те, кому ты смотрела в глаза в последние минуты их жизни, разве они были лучше того урода? Неужели тебе не хотелось самой хоть раз повернуть рубильник? – его голос с каждой фразой становился всё ниже, приобретая интимные, бархатные нотки, завораживал, лишал воли, подчинял. – Ты такая же, как я, Люси. Признай это. Скажи «Да».

Она молчала и не двигалась. Просто потому, что не было сил ни возразить, ни оттолкнуть. Даже закрыть глаза, чтобы не видеть его лица, этого гипнотического взгляда, выворачивающего наизнанку, заставляющего принять страшную, нереальную правду. Правду ли?

Драгнил вдруг качнулся вперёд и стал целовать – жадно, грубо, властно, насильно врываясь внутрь, кусая, зализывая языком ранки, подавляя ещё не осознанное, ещё даже не зародившееся сопротивление. Словно не целовал – ставил клеймо. Отстранился и сказал, тяжело дыша, почти касаясь своими губами её истерзанных губ:

– Теперь ты точно будешь моей.

Девушка опустила веки – полный обречённого отчаяния жест, чувствуя, как потекли по щекам, не принося облегчения, горячие слёзы. Сейчас Люси чувствовала себя не просто беспомощной, а почти раздавленной, униженной до такой степени, что у неё не осталось ни сил, ни желания сопротивляться. Он забрался так глубоко, безжалостно ковыряясь в старых ранах и нанося новые. Теперь всё, во что она верила, что делала, не стоило и ломанного гроша, испоганенное одной-единственной фразой, рождённой извращённой фантазией безумного садиста.

Щелчок дверного замка сказал ей, что она осталась одна. Люси открыла глаза, осмотрелась, ещё не до конца веря в то, что Драгнил ушёл. Но в квартире действительно никого не было. На мгновение ей показалось, что всё произошедшее было лишь сном, кошмаром, привидевшимся уставшему сознанию. Однако зудящие губы и запах сандала говорили об обратном. Девушка оттолкнулась от стены и осторожно, медленно, словно после тяжёлой болезни, пошла по направлению к окну. Зачем – она и сама не знала, но что-то тянуло её туда, как магнитом. Судорожно дёрнула раму, и почти задохнулась от ударившего в лицо свежего, прохладного ночного воздуха. Вцепилась пальцами в подоконник, пережидая головокружение, почти не видя расплывающуюся перед глазами, прямую, как стрела, безлюдную улицу. И только чуть отдышавшись, сморгнув солёную пелену перед глазами, заметила на тротуаре мужскую фигуру. Поздний прохожий поднял руку, словно желая махнуть на прощание, и ветер донёс до неё (или ей показалось, что донёс) короткую фразу:

– До встречи… Люси…

========== Эпилог ==========

– Я хотел бы знать причину, – Джерар Фернандес отложил листок, который держал в руке, и посмотрел на свою собеседницу. Та по-прежнему сидела, опустив голову. Сцепленные в замок пальцы мелко подрагивали. – Люси, ты хороший репортёр, очень хороший. И мне бы не хотелось расставаться с тобой. Поэтому я настаиваю на том, чтобы ты объяснила, почему вдруг приняла подобное решение.

– Простите… Я… не могу… – голос тоже дрожал, и сама девушка ещё больше сжалась. Директор вздохнул:

– Я так понимаю, у тебя что-то случилось. Может, расскажешь? Любые беды легче решаются вместе с кем-то, чем в одиночку. Наверно, то, что я скажу, покажется тебе банальностью, и всё же послушай. У каждого из нас бывают трудности в жизни, но, уверен, пройдёт немного времени и… – закончить он не успел, потому что журналистка закрыла лицо ладонями и разрыдалась. Фернандес помедлил минуту, потом встал из-за стола, подсел к девушке и обнял за плечи. Она уткнулась ему в грудь, по-прежнему не убирая рук от лица и сотрясаясь всем телом. Мужчина только крепче прижал её к себе и попытался обдумать ситуацию.

Так, что ему известно из последних сплетен, которые, как сорока на хвосте, принесла Кана и щедро поделилась ими с начальством? Он не любил подобного «перемалывания косточек» и часто слушал рассказы секретарши в пол-уха, но в этот раз кое-что запомнилось.

Кажется, у Люси и Фуллбастера был роман, который закончился не просто разрывом отношений, но и прекращением совместной работы. И хотя девушка довольно спокойно приняла назначение нового оператора, вряд ли ей удалось столь же равнодушно отнестись и ко всему остальному. Чего стоила одна лишь сильно нашумевшая пощёчина, полученная чернявым оператором в холле студии. Если добавить к этому увивающегося рядом Стинга, то всё выглядит ещё более печально.

Вот ведь тоже… кобель. Неужели не понимает, что эта девчонка ему не по зубам? Надо, пожалуй, поставить ему мозги на место. Не хочется лишаться хорошего работника из-за зуда в чьих-то штанах…

Кстати, насколько ему помнилось, Люси отпрашивалась на четверг, но почему-то не уехала. Может, причина всего происходящего именно в этой несостоявшейся поездке? Что же там могло такого случиться (или не случиться), что заставило девушку написать заявление по собственному желанию? Куча вопросов и ни одного ответа.

Журналистка, наконец, немного затихла и, судорожно всхлипнув в последний раз, отодвинулась от него, потянувшись к своей сумочке. Наверное, решила привести себя в порядок. Да, после такой истерики это просто необходимо. Что ж, он не будет ей мешать. Фернандес поднялся и, выглянув в приёмную, обратился к Альбероне, как обычно, пропадавшей в глянцевом мире очередного женского журнала:

– Кана, приготовь кофе, пожалуйста. Две чашки.

Чтобы не смущать Люси, старательно стирающую с лица остатки слёз и потёки туши, Джерар отошёл к пыльному окну и вернулся к дивану только тогда, когда в кабинет вошла секретарша с подносом в руках. Поставив его на столик, она бросила быстрый взгляд на Сердоболию и торопливо вышла. Фернандес поморщился: новая сплетня готова. Ему-то было всё равно, а вот девушке и без того забот хватает. Он плеснул в кофе сливки, бросил пару кусочков сахара и протянул чашку Люси:

– Выпей. Лучше бы, конечно, чего покрепче, но день только начался, да и ты, наверное, за рулём, – когда их посуда почти одновременно опустела, мужчина, посмотрев на свою собеседницу, продолжил: – Люси, я понимаю, что это будет немного эгоистично с моей стороны, но мне и правда не хочется терять такого работника, как ты. Давай сделаем следующим образом: ты возьмёшь небольшой отпуск, скажем, недели на три, отдохнёшь, развеешься, сменишь обстановку. Если по истечении этого срока твоё желание покинуть нас не изменится, тогда, так и быть, я подпишу твоё заявление. Договорились? – девушка кивнула. – Отлично. И вот ещё что. Если тебе понадобится помощь, ЛЮБАЯ помощь, – Джерар специально выделил голосом это слово, подчёркивая, насколько он заинтересован в решении её проблем, – можешь смело обращаться.

Люси, подняв голову, посмотрела на него. И даже вроде бы попыталась улыбнуться. Но больше пообщаться им не дали: в кабинет без стука ввалился Эвклиф и застыл на пороге, переводя взгляд с одного на другого. Девушка торопливо попрощалась и вышла. Блондин дёрнулся было за ней, но Фернандес его окликнул:

– Стинг, останься. Разговор есть.

***

Журналистка медленно шла по пустому коридору студии. Торопиться было некуда. Теперь, даже несмотря на то, что Фернандес не подписал её заявление, на ближайшие три недели она была свободна. Свободна ли? Ужас снова ледяными пальцами сжал всё внутри, и девушка на минуту остановилась, пережидая, когда пройдёт приступ слабости. Она должна что-то делать, бросать всё на самотёк и ждать, когда на горизонте снова замелькает розововолосая шевелюра, нельзя. А ещё ей понадобится помощь, в одиночку противостоять этому маньяку почти равносильно самоубийству. Но действовать наугад опасно: это гад слишком умён, и любой неосторожный шаг может стоить ей если не жизни, то здоровья точно. Нужно поехать в какое-то людное место (хочется надеяться, Драгнил не настолько нетерпелив, чтобы попытаться напасть на неё при большом количестве народа) и всё хорошенько обдумать.

Чья-то рука легла на плечо, заставив девушку испуганно вскрикнуть и резко обернуться. Увидев того, кто таким «приветствием» едва не довёл её до инфаркта, Люси с трудом удержалась от того, чтобы не настучать ему по вихрастой макушке.

– Извини, что напугал тебя, – стоявший напротив человек отступил на пару шагов, очевидно, памятуя, чем в прошлый раз для него закончилась их встреча.

– Грей… – журналистка облегчённо выдохнула, даже не обратив внимания на его манёвр.

– Люси, я хотел поговорить с тобой, извиниться… ну, за то, что наговорил тогда. Прости, – Фуллбастер помолчал немного и вдруг, словно через силу, выдавил из себя: – Я люблю тебя…

Девушка посмотрела ему в глаза и, шагнув вперёд, осторожно провела рукой по щеке, по которой несколько дней назад оператор схлопотал за обидные и несправедливые слова. Приподнялась на цыпочки, легонько коснулась губами другой щеки:

– Прости… – резко развернувшись, Люси почти бегом спустилась по лестнице и пошла к своей машине. Уже подойдя к ней вплотную, журналистка заметила на ветровом стекле под щётками белый конверт. Аккуратно вытащив его, она села в салон и, чуть помедлив, вскрыла.

Почерк на сложенном вдвое листке заставил сердце заколотиться так, что девушка вынуждена была ненадолго отложить письмо, потому что ей всё равно не удалось бы разобрать ни строчки. Сделав несколько глубоких вдохов, Люси дрожащей рукой снова развернула послание и медленно начала читать скупые, прыгающие перед глазами слова:

«Здравствуй, Люси! Прости, что вчера не принёс тебе подарок. Знаю, насколько это невежливо, поэтому хочу сейчас исправить свою оплошность. Надеюсь, ты меня простишь.

P.S. Не волнуйся, я сделал его специально для тебя. Как, впрочем, и все остальные. Если честно, едва смог сдержать смех, когда наблюдал за тем, с каким энтузиазмом Стейнлиз собирался искать того, кого не существует.*»

Журналистка медленно перевернула конверт. Из него на ладонь, чуть шаркнув по бумаге, выпал золотой кулон в виде капельки с синим камушком. Люси облизала внезапно пересохшие губы, сжала украшение в кулаке, открыла дверь машины и, широко размахнувшись, отбросила подвеску как можно дальше. Та ярко блеснула на солнце и упала в образовавшуюся от ночного дождя лужу. Девушка же, совершенно не заботясь о том, что могут о ней подумать, разорвала конверт и записку на мелкие части и отправила их вслед за «подарком». Несколько минут она сидела, не шевелясь, отрешённо смотря перед собой, потом резко повернула ключ зажигания и выехала со стоянки.

***

Широкоплечий загорелый мужчина проводил взглядом уезжающую машину и, когда та скрылась за углом, медленным, уверенным шагом направился к тому месту, где она стояла минуту назад. Не дойдя пары шагов, наклонился и достал из прозрачной лужицы небольшое украшение в виде капельки. Кулончик закачался на тонкой, изящного плетения цепочке, роняя вниз капли воды. Человек усмехнулся и убрал подвеску в карман.

«Уже скоро, Люси. Осталось совсем немного».

__________________________________________________

* «Того, кого не существует» – не просто указание на то, что Джона Оута, ювелира, который, по словам Драгнила, делал по его заказу украшение для Лисанны, никогда не существовало в природе, но и некая игра слов. Джон (Джейн) Доу – имя, которое дают найденным неопознанным телам. Aught (оут), в переводе с английского – нечто, ничего.