Текст книги "Любовь правил не соблюдает (СИ)"

Автор книги: Сын Дракона

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

– Прочитай, – ласково попросил Сичэнь, видя сейчас борьбу эмоций, отражающуюся на бледном до синевы лице.

Яо, помедлив, дернул головой и вынул письмо из конверта. Оно было длинным, и Сичэнь, усадив друга за походный столик, занялся чаем. Он полностью сосредоточился на процессе, не желая отвлечь ненароком.

Когда Яо дочитал, в глазах у него стояли слезы. Он сделал попытку сказать что-то, однако с его губ слетел только невнятный вздох, подозрительно похожий на всхлип. Сичэнь понимающе протянул ему чашку с чаем, и Яо благодарно сделал несколько глотков. Совладав наконец со своим голосом, он произнес:

– Матушка пишет, что твой дядя готов принять меня в семью.

– Это так, – улыбнулся Сичэнь. – Мне дядя об этом тоже написал.

– Он… он же совсем меня не знает, – потупившись, пробормотал Яо. Его пальцы, уже больше не мучающие бумагу, теперь с силой вцепились в чашку.

– Тебя знает твоя мама, – Сичэнь осторожно накрыл его руки своими и мягко заставил поставить чашку на стол: та была горячей, и ему не хотелось, чтобы Яо обжег ладони. – И я тоже. Мы тебя любим, и дядя тоже готов полюбить.

– Это… невозможно, – Яо недоверчиво покачал головой. – Мой отец… Мой отец не желает признавать меня! Что бы я ни делал, он раз за разом отталкивает меня. Разве можно принять вот так, не глядя?

– А-Яо, – Сичэнь, встревоженный такой реакцией, постарался вложить в свои слова всю душу. – А-Яо, пожалуйста, послушай меня. Дядя принял нас с Ванцзи и вырастил как родных сыновей. Потому что мы – дети его брата, человека, которого он горячо любил. Сейчас он любит твою мать, и потому готов принять тебя. Потому что когда любишь, то принимаешь в любимом человеке все, в том числе и его детей.

– Но тогда, – немного успокоившись, встряхнулся Яо. Сичэня обрадовало уже то, что в его глазах засияла усердная работа мысли. – Тогда глава Цзинь никогда уже больше не сможет признать меня?

Лань Сичэнь с трудом подавил вздох. У А-Яо была какая-то навязчивая идея. Казалось бы, он уже убедился, что в ордене Цзинь не придется ко двору, что Цзинь Гуаншань не желает оценить его по достоинству – и все равно с упорством, достойным лучшего применения, жаждал именно его признания.

– А-Яо, никто не собирается тебя неволить, – Сичэнь постарался успокоить своего взволнованного друга. – В отличие от нас с Ванцзи, ты сейчас – взрослый человек. Тебе не нужна опека, и ты сам можешь решать, чего именно ты хочешь. Ты можешь принять наше предложение и взять нашу фамилию, можешь остаться у нас просто на обучение, можешь покинуть Облачные Глубины сразу после свадьбы… Главное – помни, что этот выбор у тебя есть.

Мэн Яо улыбнулся ему – наконец-то настоящей улыбкой, – и у Лань Сичэня отлегло от сердца.

Перед отъездом домой осталось решить только одну задачу: как-нибудь оторвать Ванцзи от Вэй Усяня. Сичэнь понимал и даже уважал беспокойство брата, однако их дядя женился отнюдь не каждый день, и к семье следовало проявить почтение.

Чтобы найти Ванцзи, пришлось отправиться в расположение ордена Юньмэн Цзян. Здесь людей было меньше и клановые цвета преобладали, поэтому долго искать не пришлось. Белое ханьфу Ванцзи выделялось на темно-фиолетовом фоне и было заметно издалека. И, разумеется, брат обнаружился в непосредственной близости от Вэй Усяня. Выглядел тот достаточно паршиво, даже хуже Яо, хотя с момента последней битвы прошло уже некоторое время. Вэй Усянь тогда, конечно, выложился по полной, однако с тех пор он ничем особенным не занимался.

– Да отстань от меня уже! – застал на подходе окончание разговора Сичэнь. Вэй Усянь говорил не столько зло, сколько с усталым раздражением. – Никуда я с тобой не поеду, тем более в Гусу!

Ванцзи собирался что-то ответить, но, завидев брата, промолчал.

– Ванцзи, молодой господин Вэй, – поприветствовал их Сичэнь и добавил: – Боюсь, я вынужден вас разлучить. Сборы окончены, и мы выезжаем немедленно.

– Брат, я нагоню, – бросив взгляд на своего прежнего собеседника, предложил Ванцзи.

– Выезжаете? – воодушевился Вэй Усянь. – Лань Сичэнь, не позволяй своему брату задерживаться! Обязательно забери его с собой!

Сичэнь с трудом сдержал улыбку, понимая, что брат был бы ею обижен. Ему было почти жаль разлучать этих двоих: впервые в жизни Ванцзи сам, по собственной воле хотел общения с кем-либо. Правда, по иронии судьбы, именно этот «кто-то» отчаянно не желал его компании, однако Сичэнь чувствовал, что Вэй Усянь не испытывает настоящей неприязни к его брату. Скорее, того терзала собственная усталость и, возможно, нечто тяжкое на душе. Если бы была возможность, Лань Сичэнь предпочел бы оставить этих двоих разбираться в своих взаимоотношениях: он предполагал, что подобное пойдет на пользу обоим. Однако сейчас…

– Ванцзи, мы должны прибыть все вместе, – как можно мягче произнес он вслух. – Нас ждет слишком важное событие, а ты даже еще не знаком с госпожой Мэн. Ты же не хочешь, чтобы дядя подумал, будто ты не желаешь этого брака?

Каким бы взвинченным ни был Вэй Усянь, информацию он умудрялся выхватывать на лету. Вот и сейчас его усталое раздражение вдруг сменилось легкой заинтересованностью.

– Брака? – переспросил он. – В ордене Лань намечается свадьба? Поздравляю! А кто женится?

– Дядя, – кратко ответил Ванцзи, не отводя от него своего по-прежнему пристального взгляда.

– Эм… – немного растерялся Вэй Усянь. Он, казалось, что-то прикидывал в уме. – Да нет, быть не может! Лань Чжань, я думал, у вас только один дядя?

– Один, – Ванцзи был традиционно немногословен, и, несмотря на то, что время поджимало, Сичэнь понял, что он просто обязан досмотреть этот спектакль до конца.

Глаза Вэй Усяня в мгновение ока округлились и стали такими огромными, что Сичэнь вынужден был прикусить щеку изнутри. Сейчас грозный и опасный темный заклинатель выглядел даже младше, чем тот мальчишка, что приехал когда-то учиться в Облачные Глубины.

– Вы меня разыгрываете! – наконец сделал заключение Вэй Усянь, чуть надувшись. Он перевел взгляд с Ванцзи на Сичэня, а затем обратно. – С чего это старик надумал жениться?

– Дядя не старый, – возмутились братья Лань хором, а Сичэнь добавил: – Господин Вэй, даже не старайтесь. Я уже успел столько раз обсудить этот вопрос, что вряд ли вы подберете какие-нибудь новые аргументы.

– Да, но… – Вэй Усянь все еще пребывал в растерянности. – Но какая женщина согласилась выйти за него замуж? Где он нашел такое дивное, святое создание?

Сичэня после его фразы раздирали противоречивые эмоции, но умиление победило. Из всех, кто говорил с Лань Сичэнем на данную тему, Вэй Усянь оказался единственным, кто первым делом обеспокоился о госпоже Мэн.

Ванцзи же, менее склонный к чувствительности, однако, как всегда, собранный и практичный, уловил момент душевной нестойкости своего оппонента и снова настойчиво попросил:

– Вэй Ин, поедем с нами!

– Да не поеду я в… – привычно, но уже как-то мягче огрызнулся Вэй Усянь и вдруг запнулся. На его лице явственно отобразилась борьба мысли. Наконец он не выдержал и выпалил: – Проклятье! Я должен увидеть эту женщину! Иначе я ни за что не поверю, что она существует!

Сичэнь наконец получил право улыбнуться. Ванцзи даже не подумал спросить, будет ли уместен посторонний на семейном торжестве, однако он добился своего, и Сичэнь не собирался лишать его заслуженной победы.

Выступали заранее, ибо выдвигались всем орденом, и добираться до Облачных Глубин предстояло своим ходом. Не все заклинатели после изматывающего последнего боя были способны долго лететь на мече: кто-то был ранен, кто-то еще не восстановил силы, а кого-то сдерживал обоз. Ванцзи не отъезжал от Вэй Усяня, словно опасался, что тот в последний момент передумает, поэтому Сичэнь получил возможность путешествовать бок о бок с Яо. На том красовались одежды Ланьлин Цзинь – уже не простые, а своей роскошью оповещающие, что носящий их принадлежит к основной ветви семьи. Перед самым отъездом Цзинь Гуаншань вызвал сына к себе и, прилюдно признав его, осыпал дарами.

Лань Сичэнь понимал причины подобного поступка. Орден Цзинь, хоть и внес достойный вклад в военные действия, все же во многом ограничился финансовой и снабженческой стороной. Да, адепты Ланьлин Цзинь тоже воевали, и Цзинь Цзысюань возглавлял один из отрядов, но все же в боевом плане они не совершили ничего особенно выдающегося. Другие великие ордена отличились гораздо сильнее, и на их фоне один лишь Мэн Яо, официально ставший победителем Вэнь Жоханя, смотрелся наиболее достойно. Уже за одно это Цзинь Гуаншань мог бы распахнуть свои отцовские объятия, однако медлил сделать это. Причин Лань Сичэнь не знал, да и не был уверен, что желает знать. Он лишь переживал за друга, которому подобное равнодушие со стороны отца давалось слишком дорого.

Однако теперь, услышав о том, что та, о которой он отзывался с таким пренебрежением, выходит замуж, Цзинь Гуаншань подобрался. Ни сам Сичэнь, ни, как он предполагал, Яо не сообщили о возможном принятии сына невесты в семью Лань, однако глава Цзинь был достаточно умен, чтобы просчитать это самостоятельно. Цзинь Гуаншань хорошо знал и Лань Цижэня, и орден Гусу Лань в целом, чтобы понимать: хотя бы предложить подобное те будут считать своим долгом.

Упустить единственного настоящего героя, имеющего хоть какое-то отношение к ордену Ланьлин Цзинь, было для его главы невозможно. Одно дело оставлять Мэн Яо на второстепенных ролях, заодно давая понять, что по-настоящему великие ордена и героев могут держать на побегушках, – и совсем другое уступить его другому ордену. Скорее всего, лишь представив себе Мэн Яо в белоснежных гусуланьских одеждах, Цзинь Гуаншань, скрепя сердце, сделал все, чтобы перечеркнуть подобную возможность.

– Ты не сердишься, Сичэнь-гэ? – немного застенчиво спросил Яо, когда впервые показался на глаза другу в новом одеянии.

Лань Сичэнь лишь покачал головой. В душе он горячо желал, чтобы Яо вошел в их семью, по-настоящему став ему братом. Но, с другой стороны, их и так уже связывали узы прочнее братских, и никакие формальности не могли этого изменить.

– Ты имеешь полное право выбирать свой собственный путь, А-Яо, – ответил Сичэнь с улыбкой. – Ты достоин всего самого хорошего в жизни.

И, взяв друга за руки, он добавил тепло:

– Но все-таки помни, что у тебя есть и другой дом, в котором тебя всегда будут рады видеть.

– О да! – губы Яо вдруг растянулись в очень живой и яркой улыбке. Торжествующей. – А главное, об этом всегда будет помнить отец!

Они подъехали к лестнице, ведущей в Облачные глубины, и до Сичэня донесся горестный стон, изданный Вэй Усянем. Ему даже показалось, что он уловил и отчаянный вопль:

– А я-то думал, что больше никогда не потащусь по этой лестнице!

Лань Сичэнь бросил встревоженный взгляд на Яо: у того, кажется, с лестницами тоже связаны не самые лучшие воспоминания. Однако тот оглядывался с любопытством. И то сказать, изящная, вписанная в ландшафт так, словно была создана самой природой, лестница, ведущая в Облачные Глубины, не имела ничего общего с прямой помпезной лестницей Башни Золотого Карпа, помимо своего прямого назначения. Упасть отсюда, правда, было бы гораздо опаснее – но, с другой стороны, в Облачных Глубинах никому бы и в голову не пришло спихивать отсюда ни одну живую душу.

Поднимались неторопливо, и с каждым шагом Сичэнь все ярче и ярче ощущал, что он возвращается домой. Работы предстояло еще много, но это будет мирная работа по восстановлению дома. Они уже защитили все самое главное, и теперь впереди их ждут только радостные дни.

Дядя вместе со старейшинами и младшими учениками ждал их почти у самого входа. Сичэнь и Ванцзи, который наконец оторвался ненадолго от Вэй Усяня и встал рядом, поклонились ему, а затем и миниатюрной женщине, стоявшей рядом с ним. Госпожа Мэн, казалось, стала еще красивее и даже как будто моложе. Если бы Сичэнь не знал, то ни за что бы не счел ее матерью Яо – разве что старшей сестрой.

Едва официальные приветствия закончились, госпожа Мэн подалась вперед, протягивая руки к сыну. И тот, тоже уже больше не в силах сдерживаться, устремился в ее объятия. Сичэнь успел заметить, как дядя на мгновение возвел глаза к небу, однако – о чудо! – не то что ничего не сказал, но даже не поджал губы и не нахмурился.

У Лань Сичэня отчаянно зазудели ладони. Он с силой стиснул их за спиной, но острое желание, вспыхнувшее в нем, никак не желало проходить. И в тот момент, когда госпожа Мэн наконец выпустила Яо из объятий, ее глаза встретились с глазами Сичэня и зажглись пониманием. Продолжая улыбаться, она вновь протянула руки, и глава Лань, прикрывшись негромким восклицанием:

– Тетушка! – счастливо нырнул в распахнутые ему объятия.

========== Эпилог ==========

Семь лет спустя.

Цзинь Гуанъяо и Лань Сичэнь стояли на галерее, с которой открывался прекрасный вид на парк, буквально тонущий в море распустившихся пионов. В любое другое время друзья с удовольствием любовались бы этим чудесным видом, однако сейчас их внимание было обращено отнюдь не на цветы. Мальчик лет шести что-то настойчиво предлагал девочке, выглядящей чуть постарше него. Та упорно отказывалась, но он не сдавался и продолжал подносить к ее лицу свою раскрытую ладошку.

– Не возьмет, – не отрывая взгляда от этой сценки, прокомментировал Лань Сичэнь. – Никаких перекусов между приемами пищи.

– Да неужели? – с насмешкой протянул Цзинь Гуанъяо и выразительно посмотрел на сладкий шарик в руке своего друга. Если он не ошибался, мальчик предлагал девочке то же самое лакомство.

– Я неправильный Лань, – Сичэнь, к своей чести, не попытался скрыть следы преступления. – А А-Шу – образцовый ребенок.

И он с видимым удовольствием положил шарик себе в рот. Гуанъяо покачал головой.

– И все же А-Лин весьма настойчив, – заявил он. – Если он чего-то хочет, то обычно добивается своего.

– Сегодня у него достойный соперник, – не согласился Сичэнь.

Они переглянулись с улыбкой. Цзинь Гуанъяо знал, что азартные споры запрещены, – как и Лань Сичэнь знал, что пари между ними уже заключено.

А началось все с того, что госпожа Цзинь, Цзян Яньли, захотела наконец-то отпраздновать свой день рождения в семейном кругу. За все прошлые года им никак не удавалось собраться всем вместе: сперва ордена восстанавливались после войны, потом один за другим рождались дети, затем – траур по свекру и почти сразу по свекрови. Разумеется, Яньли виделась со своими братьями, но собраться всем вместе им давно уже не удавалось. Однако Цзинь Цзысюань, желая угодить супруге, очень широко подошел к понятию «семейного круга». Цзинь Гуанъяо весьма позабавился, когда ознакомился с составленным братом списком, но счел, что уж точно не в его интересах кого-то оттуда вычеркивать.

Поэтому в день торжества Башня Золотого Карпа оказалась переполнена гостями. Впрочем, здешние покои могли вместить и большее количество людей, просто большинство пожелало держаться вместе. В каком-то смысле Цзысюань все же был прав, и все присутствующие в той или иной степени являлись друг другу родственникам. Пусть иногда отдаленными, а иногда и сводными.

Сам Цзинь Гуанъяо был рад в первую очередь пообщаться со своими близкими. Если с Сичэнем ему еще удавалось встречаться время от времени, то мать и сестру он видел гораздо реже. В данный момент ему удалось совместить сразу два дела: пообщаться с другом и полюбоваться на сестренку.

Лань Шу уже сейчас обещала вырасти в очень красивую девушку. Высокая для своих шести лет, она в полной мере унаследовала все фамильные черты семьи Лань. От матери ей достались разве что теплые янтарные глаза да очаровательная улыбка. Правда, улыбалась маленькая А-Шу крайне редко, неизменно сперва строго взвешивая, достойны ли окружающие этого. Но уж если ей все же доводилось улыбнуться, то все ее лицо мгновенно преображалось. Ямочки на щеках добавляли идеальной красоте бездну обаяния.

Цзинь Гуанъяо прекрасно понимал Сичэня, боготворившего маленькую кузину так, словно она была его родной дочерью. Тот с самого ее рождения обожал носить ее на руках и, пожалуй, продолжал бы делать это по сию пору, если бы Лань Цижэнь однажды не возмутился, что таким образом его дочь вообще никогда не научится ходить. Гуанъяо и сам с удовольствием возился с сестренкой, когда приезжал с визитом в Облачные Глубины.

При воспоминании об этом он беззвучно, чтобы не огорчить Сичэня, вздохнул. Сегодня Башня Золотого Карпа полнилась звоном детских голосов, и Гуанъяо в который раз поймал себя на мысли, что хотел бы, чтобы и у него был его собственный ребенок. В конце концов, у Цзысюаня уже трое, а сам он еще даже не женился! И ведь у него был шанс вступить в брак с хорошей девушкой несколько лет назад. Все складывалось довольно неплохо: он нравился Цинь Су, и даже отец был вроде бы не против… Правда, семья девушки особого энтузиазма не выразила, но Цзинь Гуанъяо верил, что со временем сумел бы преодолеть и эту преграду. Однако его мать, едва заслышав о его планах, решительно воспротивилась. Она заявила, что он чересчур молод, и прочитала целую лекцию о том, как ненадежно и непостоянно мужское сердце в двадцать лет. Напомнила, что ее сын хотел развиваться как заклинатель, и, хотя он уже многое наверстал, работы ему на этом поприще предстоит немало. И в конце добавила, что негоже младшему брату вступать в брак вперед старшего, а раз уж ее А-Яо выбрал Сичэня себе в старшие братья, то придется ему подождать своей очереди.

Сичэнь жениться не торопился, и в результате Яо тоже оставалось только мечтать о собственной семейной жизни. На мягкое напоминание о том, что родной младший брат Сичэня все-таки позволил себе уже вступить в брак, мать ответила, что на обрезанных рукавов вообще и на Вэй Усяня в частности никакие правила не распространяются. Это признал даже Лань Цижэнь, а потому и всем остальным остается только смириться.

Вэй Усянь в принципе стал головной болью и стихийным бедствием для почти всех великих орденов. Кажется, только в Цинхэ Не избежали его тлетворного влияния – и то, возможно, лишь потому, что Не Минцзюэ однозначно заявил, что ноги этого темного заклинателя не будет на его территории, а брату запретил поддерживать с ним любую связь. Последнему содействовал и Лань Ванцзи, вообще крайне болезненно воспринимающий хоть какую-то связь Вэй Усяня с кем угодно. Он и Цзян Ваньиня сверлил подозрительным взглядом, стоило его мужу завести с ним разговор, и в Пристань Лотоса они всегда ездили вместе.

Остальные же хлебнули по полной. Больше всего, конечно, досталось Гусу Лань, ибо Ванцзи, раз заманив Вэй Усяня в Облачные Глубины, был твердо намерен задержать его там навсегда. Остальные оказались просто поставлены перед фактом – и именно тогда Цзинь Гуанъяо понял, почему все в этом ордене так спокойно отнеслись к женитьбе Лань Цижэня на его матери. Если Лань решал, что ему нужен какой-то человек, для него больше не существовало никаких преград.

Орден Юньмэн Цзян претерпел, скорее, моральные страдания, ибо Цзян Ваньинь так и не простил «похищения» своего шисюна – не простил, как ни странно, в первую очередь самому «похищенному». А вот за орден Ланьлин Цзинь пришлось отдуваться уже лично Гуанъяо. С того момента, как он семь лет назад получил встревоженное письмо от Сичэня насчет пленных Вэней, которые позарез понадобились Вэй Усяню, Яо на несколько месяцев забыл про покой.

Лишь много позже, когда он по просьбе брата проявил чудеса дипломатии в общении с отцом, Цзинь Гуанъяо узнал, как кстати он решил уступить семейным чувствам. А вот на самого Сичэня он даже обиделся, хотя раньше ему казалось, что на это солнце обижаться невозможно.

Простил Цзинь Гуанъяо своего брата только тогда, когда осознал и поверил, что тот действовал, полностью повинуясь настояниям своей тетушки. Мэн Ши очень тяжело носила своего второго ребенка – и это было неудивительно. Яо знал, что ивовые девушки пьют специальные отвары, чтобы не дать себе забеременеть от клиентов, а если подобное все же случается, скидывают плод. Сам он родился, когда Мэн Ши была очень молода, и ее организм не был еще ни отравлен, ни измучен. С тех пор многое изменилось, и пришлось приложить немало усилий, чтобы в первые месяцы беременности сохранить жизнь ребенка, а в последние – жизнь матери. Целители Гусу Лань оказались бессильны: они больше привыкли работать с ранами, нежели с обычной телесной слабостью. Тогда-то и влез Вэй Усянь, вспомнив об одной очень талантливой девушке из Вэней. По его словам, та могла творить чуть ли не чудеса, но Лань Цижэню, доведенному до отчаянья, уже не нужны были подобные подробности. Однако он знал, что прямая просьба к Цзинь Гуаншаню, забравшему себе всех выживших в битвах Вэней, ничего не даст. Тот не подал бы руки той, что не просто поставила его в неловкое положение перед всеми орденами, но еще и посмела быть счастливой без него.

Вэй Усянь просил за Вэней, Ванцзи – за мужа, Лань Цижэнь – за жену, при этом настаивая, что причину надо сохранить в тайне, а Мэн Ши умоляла не пугать ее Яо раньше времени. Сичэню ничего не оставалось, как засесть за письмо к Цзинь Гуанъяо, в котором он постарался быть как можно убедительнее. За лесом удалось спрятать дерево, и Вэнь Цин вместе с ее братом и остатками выживших Вэней в конце концов смогли переправить в Гусу. Самого Яо все это время совместными усилиями держали на расстоянии от Облачных Глубин, и о подоплеке этого «ланьского заговора» он узнал лишь после рождения сестры. Доведенный почти до сердечного приступа Лань Цижэнь заявил тогда, что это их первый и последний ребенок, и с тех пор оберегал супругу как зеницу ока.

А родившаяся с таким трудом Лань Шу тут же стала главным сокровищем своей семьи. И даже заслужила особое уважение от Вэй Усяня, повторив и закрепив «подвиг» его матери. Дело в том, что в младенчестве А-Шу засыпала, только когда ее держали на руках, и при этом вечно норовила намотать себе на пальчики волосы державшего, – Яо предположил тогда, что в этом проявилась ее истинно ланьская страсть к собственничеству. Все родные и близкие, удостоившиеся подобной чести, быстро научились следить за тем, чтобы их волосы были откинуты за спину, вне пределов досягаемости маленьких ручек. Однако бороду девать было некуда, и Лань Цижэнь несколько раз оказывался в ситуации, что он не мог уложить свою дочь обратно в кроватку, не потревожив. Бородой пришлось пожертвовать, а затем Мэн Ши удалось мягко убедить мужа, что тот и без нее выглядит достаточно представительно.

У самого Цзинь Гуанъяо отношения с отчимом сложились неплохие. Прибыв с Ланями на свадьбу, он остался на пару месяцев, присоединившись к местным ученикам, и Лань Цижэнь не преминул отметить как его усердие, так и его потрясающую память. Гуанъяо с удовольствием задержался бы подольше, однако Цзинь Гуаншань начал проявлять нетерпение, и под конец второго месяца уже буквально завалил Облачные Глубины требованиями вернуть ему сына. Гуанъяо с Лань Цижэнем тогда договорились, что продолжат обучение в формате переписки: наставник счел, что этот ученик достаточно умен и дисциплинирован, и был готов обеспечить его всеми необходимыми материалами. Цзинь Гуанъяо был благодарен за это, но еще более за то, что такая постоянная, почти демонстративная переписка с его «вторым домом» неизменно держала в тонусе главу Цзинь. Гуанъяо не обманывался чувствами отца на свой счет и, добившись первоначальной цели, сделал все, чтобы укрепить и упрочить свое положение. Письма от Лань Цижэня, несмотря ни на что сохранившего свой авторитет среди орденов, очень этому способствовали.

Но самой большой удачей оказалось то, что Цзинь Гуанъяо неожиданно для самого себя удалось поладить с братом. Цзинь Цзысюань, хоть и производил впечатление человека надменного и высокомерного, на деле вовсе не являлся таким. Честности и благородства в нем скрывалось побольше, чем во многих других, но куда сильнее Гуанъяо подкупила его почти детская наивная доверчивость. Цзысюань был его выше и старше, однако иногда казался настолько беззащитным перед интригами внешнего мира, что в какой-то момент Гуанъяо осознал, что взял брата под своеобразную опеку. А позже обнаружил, что они прекрасно дополняют друг друга. Цзинь Цзысюань получил превосходное образование и теоретические познания имел весьма обширные. К тому же, опять-таки несмотря на чересчур напыщенный вид, он оказался достаточно умен. Но при всем при этом Цзысюань, казалось, был начисто лишен любых социальных навыков. Это была даже не молчаливая неподвижность Ванцзи, которая выглядела хотя бы нейтральной. Цзысюань же обладал потрясающей способностью говорить совсем не то, что имел в виду. Он сам понимал это, злился – и неизменно лишь ухудшал положение. И если в переписке Цзинь Цзысюань еще мог придерживаться каких-то рамок, то в личном общении становился ходячей катастрофой.

В первый раз Гуанъяо предложил свою помощь почти бескорыстно. Конечно, он постоянно держал в уме, что его положение в ордене Ланьлин Цзинь не всегда будет завязано только на отце. Здоровье Цзинь Гуаншаня в последнее время начало сдавать, и его недавно признанному сыну следовало подготовить для себя надежные тылы. Гуанъяо не собирался покидать Башню Золотого Карпа со смертью нынешнего главы. И все же поначалу он считал, что время у него еще есть, а какое-то мелкое недоразумение между братом и его оппонентами уладил походя, едва заметив…

Однако Цзинь Цзысюань, как оказалось, умел быть благодарным. Или – Гуанъяо допускал и такое – ему самому хватило ума понять, что человека, способного компенсировать его собственные недостатки, лучше держать к себе поближе. В какой-то момент Цзинь Гуаншань обнаружил, что его сыновья вместо того, чтобы враждовать, как он втайне рассчитывал, на удивление сдружились, однако поделать с этим уже ничего не смог. Ему не хватило ни сил, ни времени.

Ввиду семейного характера праздника в обеденный зал со взрослыми допустили и старших детей. Цзинь Гуанъяо привычным взглядом окинул собравшихся, попутно отмечая, что все организовано по высшему разряду. И пусть Цзян Яньли твердила ему, что «все будет очень по-семейному», Гуанъяо просто не умел делать свою работу плохо. К тому же старался он и для себя: ведь здесь собралась и его семья тоже.

Последними, хоть и не опоздавшими, стали А-Лин и А-Шу. Вид у племянника был надувшийся, а сестренка, как всегда, демонстрировала спокойное достоинство. Гуанъяо переглянулся с Сичэнем, и тот позволил себе добавить в свою обычную доброжелательную улыбку капельку торжества: судя по всему, А-Лину не удалось сломить стойкости своей маленькой гостьи.

Обед шел своим чередом. Цзинь Гуанъяо нет-нет да посматривал на свою сестренку, которая возмущенно хмурилась. Она впервые покинула Облачные Глубины, и наверняка Сичэнь перед отъездом рассказал ей о том, что обычаи во всех орденах разные, но все же А-Шу было трудно смириться с тем, что взрослые так бессовестно смеют разговаривать во время еды. Черные бровки сходились у переносицы, демонстрируя убежденное неодобрение. У ее отца подобное выражение на лице выглядело строгим. У шестилетней девочки – невыносимо милым.

«Кто-то с нею обязательно намучается», – подумал Цзинь Гуанъяо, даже не собираясь скрывать улыбку.

Сама А-Шу заговорила, только когда обед подошел к концу. Она повернулась к Лань Цижэню и спросила так строго, как будто экзаменовала нерадивого ученика:

– Отец, А-Лин – мой племянник?

– Нет, – ответил тот кратко, но спокойно.

В зале установилась заинтересованная тишина. А-Шу продолжала хмуриться, что-то сосредоточенно высчитывая в уме.

– Но А-Лин зовет Яо-гэ дядей, – наконец выдала она свое заключение. – А Яо-гэ – мой брат. Разве не получается, что я – тетя А-Лина?

Цзинь Гуанъяо наблюдал за этой сценой с любопытством. Он прекрасно знал, что Лань Цижэнь преподает в основном старшим ученикам, а Сичэнь как-то признался ему, что его дядя, кажется, вовсе не умеет объяснять по-простому. Сичэнь вообще подозревал, что им с братом пришлось учиться так быстро потому, что Лань Цижэнь обращался с ними как с пусть молодыми, но все же вполне взрослыми адептами. Сейчас же Гуанъяо было искренне интересно, как его отчим будет пытаться объяснить своей дочери их запутанные семейные связи.

– Все очень просто, А-Шу, – вмешалась Цзян Яньли.

Ее мягкий ласковый голос моментально убил все надежды на намечающееся развлечение. Вот уж кто умел кратко и доходчиво объяснять малышам все на свете!

– Смотри, – продолжила Цзян Яньли, когда взгляд А-Шу устремился на нее. – У каждого из нас есть папа и мама. Но не у всех братьев и сестер папа и мама одинаковые. У вас с А-Яо общая мать, но разные отцы, а у А-Яо с папой А-Лина общий отец, но разные матери. Понимаешь?

А-Шу, подумав, кивнула. По крайней мере про то, что ее отец не является отцом ее брату, она уже знала, и потому сумела представить себе и обратную ситуацию.

– Поэтому, хоть А-Яо является и братом тебе, и дядей А-Лину, но вы с А-Лином не родственники, – заключила Цзян Яньли.

Лицо А-Шу еще некоторое время выражало глубокую задумчивость. Она явно поняла объяснение, однако ее мысли занимало что-то еще. А-Шу перевела свой сосредоточенный взгляд на А-Лина, который, несмотря на то, что обед закончился, как раз в этот момент положил в рот еще один сладкий шарик. Под строгим взглядом девочки он едва не поперхнулся, но все же сумел проглотить лакомство.

– Хорошо, – наконец вынесла А-Шу свой вердикт. – Тогда, раз мы не родственники, то я согласна.

– С чем согласна, милая? – ласково поинтересовалась Мэн Ши. На нее не действовали суровые взгляды ни мужа, ни дочери.

– А-Лин, – прямой осанке и излучаемому достоинству А-Шу могла бы позавидовать императрица, – я согласна выйти за тебя замуж.

– О нет! – попытавшуюся было повиснуть тишину моментально разбил отчаянный вопль Вэй Усяня. – А-Шу, как ты можешь! Я так надеялся, что ты выйдешь за А-Юаня!

Цзинь Гуанъяо бросил искоса взгляд на упомянутого мальчика. Тот сидел рядом со своими родителями с чинным видом, однако во взгляде его улавливалась неловкость. Гуанъяо подозревал, что некогда приемный сын Ванцзи и Вэй Усяня носил фамилию «Вэнь», однако им хватало ума не распространяться на данную тему. Вэй Усянь и вовсе заявлял во всеуслышание, что он родил сына лично, и, учитывая его славу темного заклинателя, некоторые даже верили в это.

Со своей привычкой молниеносно оценивать любые возможные варианты Цзинь Гуанъяо невольно подумал, что, возможно, для ордена Гусу Лань это стало бы вполне неплохим решением. Сичэнь не был женат, и не имелось никаких предпосылок, что он женится в ближайшее время. У Ванцзи с его мужем родных детей не могло быть в принципе. Лань Цижэнь наотрез оказывался рисковать жизнью и здоровьем жены, и потому Лань Шу ныне являлась единственной относительно прямой наследницей нового поколения. Однако орден Гусу Лань хранил не слишком положительные воспоминания о единственной женщине-главе в своей истории. При этом А-Юань, хоть и являлся приемным, все же оказался умным, способным и талантливым мальчиком. Лань Цижэнь, раз смирившись с его наличием в своей семье, теперь весьма гордился таким учеником. И все же кровного родства между А-Юанем и семьей Лань не имелось.