Текст книги "Любовь правил не соблюдает (СИ)"

Автор книги: Сын Дракона

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

И, мобилизовав уже по-настоящему все силы своего мощного ордена, он начал ответное наступление.

Письма от Сичэня теперь приходили гораздо реже: летать над территорией противника было крайне опасно. Да и писал резко повзрослевший на войне племянник теперь короче, четче формулируя свои мысли и касаясь только самых насущных вопросов. О себе и брате говорил очень сухо, вскользь, и Лань Цижэнь учился читать эти послания между строк. Однако он был благодарен уже за то, что ему хотя бы было что читать: госпоже Мэн, например, не доставалось и этого.

Лань Цижэнь помнил, как, получив второй пакет от Сичэня и отложив письма от семейных мужчин к их родным, он машинально поискал конверт для госпожи Мэн. Ее сын ведь наверняка тоже должен был воспользоваться оказией и написать матери если и не такой же трактат, как в прошлый раз, но хотя бы несколько строк. Однако госпожи Мэн среди адресатов не оказалось, и Лань Цижэнь, сам не зная почему, почувствовал разочарование. Неизвестный ему Мэн Яо наверняка был жив, иначе Сичэнь в своем письме обязательно сообщил бы о несчастном случае.

Именно это он неизвестно зачем и попытался донести до госпожи Мэн, когда в очередной раз заглянул в библиотеку проверить ход работы. Работа, как и всегда, шла пусть и не слишком быстро, но на весьма высоком уровне, а госпожа Мэн неизменно поддерживала образцовый порядок. А вот Лань Цижэню впервые за много лет не удалось выразить свои мысли достаточно связно, словно желание уберечь от разочарования перевесило отточенное практикой умение четко доносить информацию.

– Спасибо, – ответила госпожа Мэн, когда наконец поняла, к чему он вообще клонит. – Мне стоило бы самой об этом подумать.

– Вы… не удивлены? – от неожиданности Лань Цижэнь даже позабыл о запрете на проявление неуместного любопытства.

– Я… должна была этого ожидать, – вздохнула госпожа Мэн. – А-Яо писал мне, что глава Не предложил дать ему рекомендацию к отцу, и спрашивал моего совета. Я посоветовала ему согласиться, но не подумала о том, что из расположения ордена Цзинь А-Яо уже не сможет больше послать мне весточку.

– К отцу, – зачем-то повторил Лань Цижэнь.

Из мягких, обтекаемых объяснений Сичэня он отчего-то сделал вывод, что человек, сделавший госпоже Мэн ребенка, если и жив до сих пор, то является фигурой не слишком значительной. Однако слово «рекомендация» подразумевало, что этот человек может дать юноше не меньше, чем глава Не, – а таких людей имелось не слишком-то много.

Из задумчивости Лань Цижэня вывел напряженный голос госпожи Мэн.

– Кажется, я сказала лишнее…

Он перевел на нее взгляд и успел заметить, как она усилием воли берет себя в руки. Выпрямляет свой по-девичьи тоненький стан и слегка приподнимает подбородок. Почему-то именно сейчас Лань Цижэнь с растерянностью отметил, что госпожа Мэн – удивительно красивая женщина. В ее чертах не было холодной гармонии, присущей членам семьи Лань, каждая линия выглядела более нежной и одновременно более чувственной. Наверное, в юности госпожа Мэн была особенно хороша собой, однако и сейчас ей во многом удалось сберечь изящное очарование.

Вот только глаза ее потеряли свою безмятежность, приобретя настороженное выражение. Мягкие, чуть припухлые губы плотно сжались, словно боясь вымолвить еще хоть одно лишнее слово.

– У любого ребенка есть и мать, и отец, – досадуя на собственную оговорку, медленно произнес Лань Цижэнь. – Зачать по-иному просто невозможно.

Госпожа Мэн опустила взгляд и тихонько вздохнула. Ее руки упали вдоль тела, бессильно скользя пальцами по небесно-голубой ткани.

– Я очень старалась не нарушать правил Облачных Глубин, – сказала Мэн Ши, не поднимая глаз. – Я прочла их и запомнила. Я знаю, что ложь запрещена, однако глава Лань сказал, что промолчать – не значит солгать.

Лань Цижэнь краем сознания отметил, что с Сичэнем необходимо будет провести беседу. Ложь бывает разная, и недомолвка вполне может быть одним из ее видов. Правилам надо следовать по духу, а не цепляться за буквальное написание. Однако вслух сказал иное:

– Мой племянник несколько вольно интерпретировал наши правила, госпожа Мэн. Впрочем, в данном конкретном случае я не вижу особого вреда в умолчании. Нашим ученицам, например, действительно лучше не знать об отношениях подобного рода, а что касается меня… Сичэню я уже сказал, что вина мужчины здесь ничуть не меньше, а его вина как заклинателя – даже больше вашей.

– Его… вина? – госпожа Мэн невольно подняла на него взгляд, в котором отчетливо плескалось изумление.

– Да, – отчего-то под этим янтарным взглядом Лань Цижэню стало неуютно. Он в принципе не был привычен вести с женщинами подобные разговоры, и лишь возраст их обоих давал ему возможность не чувствовать себя чересчур развратным. – Заклинатели время от времени практикуют парное самосовершенствование, и, если они не желают каждый раз в результате этого обзаводиться детьми, могут временно перекрывать свою возможность к… оплодотворению. Обычно за этим следит сама женщина, но если ее уровень духовных сил недостаточно высок, то об этом должен позаботиться мужчина.

К его удивлению, госпожа Мэн возмущенно вскинулась.

– Нет! – воскликнула она. – Нет! Старший наставник Лань, о многом я жалею в своей жизни – но только не о том, что в ней однажды появился мой А-Яо! Ни за что на свете я бы не хотела, чтобы его не существовало! Даже если глава Цзинь никогда не признает его, даже если он не сумеет стать настоящим заклинателем – это все неважно! А-Яо – мой сын, и само его рождение – это уже счастье!

Цзинь Гуаншань.

Что ж, это многое объясняло. Ланьлин Цзинь стал одним из великих орденов не только благодаря своему богатству. Пусть Цзини и были не самыми трудолюбивыми заклинателями, однако врожденный талант они имели неплохой. Ничего удивительного, что отпрыск Цзинь Гуаншаня, не получивший от него ничего, помимо жизни, сумел сформировать золотое ядро, не прибегая даже к зачаткам обучения.

И все же столь влиятельный и богатый человек мог бы и позаботиться о своем ребенке и женщине, которая его родила. Пусть и говорили – эти сплетни проникали даже за глухие стены Облачных Глубин, – что любовниц у главы Цзинь бесчисленное множество, а все-таки хорошим потенциалом разбрасываться не след.

Лань Цижэнь сам не понимал, отчего на его плечи будто опустилась каменная плита. О том, что у этой женщины был любовник, от которого она вне брака родила ребенка, он знал уже несколько месяцев – отчего же имя этого любовника отозвалось такой горечью? Правила Гусу Лань запрещали осуждать, однако не запрещали делать выводы и давать трезвую оценку. Цзинь Гуаншань не был порядочным человеком. От общения с ним всегда оставались какое-то липкое, если не сказать гадливое ощущение и горячее желание тщательно вымыть руки и лицо. Однако красоты у главы Цзинь было не отнять. Он мало кому нравился из мужчин, но большинство женщин было от него без ума.

Возможно, устало подумал Лань Цижэнь, ему просто грустно осознавать, что такая женщина как госпожа Мэн, за которой он уже признал ум и душевную организованность, тоже пала перед развратным обаянием этого человека. Правда, в ту пору она должна была быть весьма и весьма юна – и это несколько утешало. Юные девы, как, впрочем, и юноши, еще не умеют мыслить рационально. Общаясь с другими людьми, они опираются не на разум, а на глупое слепое сердце – и горе тем, кого не сумеют остановить вовремя.

Госпожу Мэн, по-видимому, остановить было некому. Как и брата Лань Цижэня. Как многих и многих тех, кто мотыльками полетел навстречу опаляющей страсти.

– Вы правы, – отгоняя непрошенные образы, произнес Лань Цижэнь. – Хорошая мать никогда не пожалеет о рождении своего ребенка. Мне не стоило… формулировать свою мысль так, чтобы задеть вас.

Госпожу Мэн, казалось, слегка успокоили эти слова. По крайней мере, ее плечи расслабились, а с нежного лица исчезло столь неподходящее ему воинственное выражение. Она перестала быть похожей на маленькую птичку, отбивающую свое гнездо от хищника.

– Вы не задели меня, – ответила она, улыбнувшись так горько, что в груди невольно защемило. – Поверьте, старший наставник Лань, вы, и ваш племянник, и весь ваш орден были добрее ко мне, чем… чем практически все люди, встреченные мною ранее. Я знаю, что я падшая женщина, и никогда не посмею забыть об этом, но…

Он остановил ее жестом, не в силах сразу совладать с голосом.

– То, что кто-то другой был к вам более жесток, не дает мне право не следить за собственными словами, – произнес Лань Цижэнь, когда наконец сумел сделать это. – Если бы не ваш сын, возможно, у меня сейчас уже не было старшего племянника, поэтому не мне укорять вас за… проявленную некогда несдержанность. Поэтому, если Цзинь Гуаншань не оправдает возложенных на него вами надежд, то я подтверждаю слова Сичэня: вашего сына всегда будут рады видеть в Облачных Глубинах.

Губы госпожи Мэн шевельнулись, словно она собиралась что-то сказать, но все же с них не слетело ни слова. Она лишь потупила взгляд и благодарно склонила голову.

Лань Цижэнь поднялся и направился к выходу, чувствуя, что свежий воздух ему сейчас нужнее всего. Однако на пороге он замер, а затем, обернувшись, спросил:

– Вы сказали, что прочитали все правила на Стене Послушания?

– Да, разумеется, – подтвердила Мэн Ши. – В первые же дни.

– И вы сказали, – поколебавшись, уточнил Лань Цижэнь, – что запомнили их?

– Да, – вновь ответила госпожа Мэн.

– Все три тысячи?

Мэн Ши с готовностью кивнула и поинтересовалась:

– Вы желаете, чтобы я их перечислила?

– Не стоит, – взяв себя в руки, отказался Лань Цижэнь. – Вам не было нужды их учить…

– Я не учила специально, – Мэн Ши улыбнулась, и Лань Цижэнь ни за что бы не признался, что очаровательные ямочки, пришедшие на смену прежнему отчаянному выражению, стали буквально бальзамом для его сердца. – Но у меня хорошая память, и прочитав правила, я их просто запомнила.

Эта женщина не переставала его удивлять.

В очередном послании от старшего племянника Лань Цижэнь наткнулся на странные строки. Он даже перечитал их несколько раз, прежде чем убедился, что действительно правильно их понял.

Начало было неплохим: Сичэнь просил передать госпоже Мэн, что ее сын жив и здоров. А вот дальнейшее повергало в замешательство. Сичэнь несколько путано, однако весьма пространно размышлял на тему, что подвиги можно совершать не только на поле боя, что некоторые решения и поступки требуют особого мужества, что к великой цели помимо прямых есть и косвенные, но, возможно, куда более важные пути…

А завершался весь этот вдохновенный опус просьбой как-нибудь помягче сообщить госпоже Мэн, что ни писем, ни даже простых весточек о сыне она не получит до самого конца войны.

– Чудесно, – наконец убедившись, что он не ошибся в трактовке написанного, произнес вслух Лань Цижэнь. Письмо он отложил очень аккуратно, ибо на него еще предстояло ответить. – Чудесно. Племянник желает, чтобы я сообщил матери его друга, что тот ввязался в опаснейшую авантюру. Я даже догадываюсь, в какую. И если я догадываюсь правильно, то это почти равносильно самоубийству.

Лань Цижэнь потер пальцами виски, пытаясь отвести подступающую головную боль. Все-таки что-то в воспитании старшего племянника он упустил. Даже если авантюра была не его идеей – Лань Цижэню очень хотелось в это верить, – то даже согласие на нее предполагало излишнее легкомыслие. Глава ордена просто не имел права быть настолько слепым.

Их мальчишки сведут их в могилу.

Лань Цижэнь, замерев, недоуменно сморгнул. В какой момент ему в голову пришла именно такая формулировка: «их мальчишки»? Сам он никогда даже не видел этого Мэн Яо и знал о нем в основном со слов Сичэня и – совсем немного – от госпожи Мэн. Интересно, почти против воли подумал Лань Цижэнь, как хоть выглядит этот молодой человек? Отчего-то очень хотелось верить, что он пошел в мать. Скорее всего, это вполне могло быть именно так – иначе Сичэнь наверняка уловил бы связь с главой Цзинь.

Нет, Мэн Яо почти наверняка не был похож на отца. И орден Ланьлин Цзинь не принял его, в этом не было сомнений. Иначе молодому человеку не было бы нужды ввязываться в опасное предприятие. Напротив, если бы их отношения с Цзинь Гуаншанем сложились, Мэн Яо наверняка нашел бы способ передать матери радостную весть. Прямой связи между орденом Ланьлин Цзинь и Облачными Глубинами в данный момент не имелось, но о таком важном событии можно было бы сообщить через Сичэня.

Тот ведь, даже не передавая ничего конкретного, все равно в каждом письме умудрялся посвятить своему другу хотя бы небольшой фрагмент. Среди важных вопросов, обсуждений, обмена решениями и планами, Сичэнь находил время и место, чтобы похвалить что-нибудь в Мэн Яо. Какие-нибудь его слова или поступки, или же просто наблюдения Сичэня и его рассуждения о друге.

У Лань Цижэня была хорошая память и большой опыт общения с недорослями. Своих племянников он знал отлично, и даже закрывая на что-либо глаза, всегда помнил об их, возможно, даже неосознанных хитростях. За Сичэнем с детства водилась эта несколько наивная, но по-своему милая привычка аккуратно нарабатывать приятное впечатление. Он несколько раз применял эту свою «секретную технику» для пользы брата. Сичэнь редко просил за Ванцзи напрямую, однако не жалел сил, в каждом разговоре упоминая, какой достойный человек его брат, как он старается, как много прикладывает усилий в учебе и послушании…

И в какой-то момент оказывалось, что не уступить просто невозможно. Конечно, дело облегчалось тем, что Ванцзи и правда являлся практически идеальным, и пойти ему на уступки в мелочах было несложно.

Больше никого Сичэнь так старательно не выгораживал. Возможно, оттого, что в его окружении не имелось людей, за которых ему хотелось бы вступиться. Ведь у Лань Сичэня, наследника ордена, умного, доброго, благожелательно настроенного мальчика с лучезарной улыбкой не было ни одного друга. Его любили и уважали, и в тех делах, где требовалась командная работа, он слаженно действовал вместе со всеми – однако в остальное время всегда оставался в стороне. Самым близким человеком для него являлся Ванцзи, но тот уже сам держался от брата на расстоянии.

Лань Цижэнь никогда не видел в этом ничего дурного. Он сам не был общительным человеком: ни сейчас, ни в юности, ни в детстве. У Лань Цижэня было много возможностей наблюдать за приглашенными учениками, и он раз за разом приходил к выводу, что все эти приятели только отвлекают от учебы и подстрекают к нарушению правил. Сам Лань Цижэнь любил лишь своего брата – и считал это совершенно достаточным.

Как считал нормальным и то, что его племянники тоже чуть прохладно держались друг друга. А вот теперь оказалось, что Сичэнь нашел кого-то, кто стал ему не менее дорог, чем брат, – и тем страшнее было, что он, возможно, не понимал, какому риску тот себя подвергает.

Нет, решил в итоге Лань Цижэнь. Он ничего не станет сообщать госпоже Мэн. Разве что упомянет о том, что войска сменили дислокацию, – что являлось совершеннейшей правдой, – и связь между орденами значительно ослабла.

Впрочем, через некоторое время выяснилось, что при всех своих многочисленных способностях конспиратором Сичэнь был никудышным. В его дальнейших посланиях, пусть и не столь явно, как прежде, но все же нет-нет да и проскальзывало восхищение талантами его нового друга. Он не писал напрямую, чем тот занимается, однако благодарность сквозила в каждом иероглифе.

Лань Цижэню оставалось надеяться только на то, что письма главы Лань никогда не будут перехвачены противником.

========== Глава седьмая, в которой Мэн Ши играет и слушает, отвечает и спрашивает ==========

Мэн Ши дала своему сыну неправильный совет.

Один месяц сменял другой, весна уступила место лету, а то – новой осени, и в ошибке уже не приходилось сомневаться. Если бы их с Яо мечта исполнилась, он нашел бы способ сообщить ей об этом. Но писем больше не было, и Мэн Ши приходилось довольствоваться краткими известиями, передаваемые старшим наставником Лань. Утешало ее только то, что такой строгий и честный человек не стал бы лгать, а значит, ее сын действительно жив, здоров и продолжает сражаться.

Быть может, думала Мэн Ши, когда все закончится, Лани и правда позволят ее А-Яо приехать сюда. Ей было немного стыдно за то, что Лань Цижэнь, судя по всему, не совсем правильно понял про ее прошлое. Он явно счел ее любовницей главы Цзинь и не подозревал о том, что за ее любовь платили многие и многие мужчины. Однако… Она сама ведь не обманывала его, не так ли? Достаточно того, что он знает, что она – падшая женщина, а подробности здесь не нужны. Уж точно не ему: такой человек как господин Лань наверняка никогда в своей жизни не был ни в одном ивовом доме.

Большую часть времени Мэн Ши пыталась гнать посторонние мысли взашей. Прошлое не изменить, а будущее не угадать. Она старалась сосредоточиться на том, что делала изо дня в день, и этим успокаивала свое тревожно колотящееся сердце. Библиотека ордена Гусу Лань стала для нее самым настоящим спасением.

Из-за того, что в Облачных Глубинах не просто не сплетничали, но даже не вели обычных праздных разговоров, Мэн Ши очень поздно узнала, что библиотека – в принципе единственное здание, которое успели отстроить заново. Для Гусу Лань их духовные сокровища являлись самой большой драгоценностью, и потому, ожидая возвращения главы с книгами, именно библиотеку восстанавливали как можно поспешнее.

Когда снег стаял, а зелень еще не успела укрыть собою все вокруг, уродливые обгорелые останки оказались бесстыдно выставленными на всеобщее обозрение. Оставшиеся в Облачных Глубинах адепты и слуги старались потихоньку восстанавливать пострадавшие здания, но слишком многое из сгоревшего было проще отстроить заново. Вернее, было бы проще, если бы имелось побольше свободных рук и – как подозревала Мэн Ши – побольше свободных денег. Все прекрасно понимали, что, пока не закончится война, о полноценном восстановлении не может быть и речи, но все равно старались не опускать рук.

Здесь Мэн Ши ничем помочь не могла. Ее делом по-прежнему оставалась библиотека. Мэн Ши удалось расставить все полностью уцелевшие книги по положенным им местам и отметить их все в каталоге. Наступила очередь книг поврежденных. Новая работа не требовала уже никаких физических усилий, однако была более кропотливой. Старший наставник Лань, уже убедившийся в трудолюбии и аккуратности Мэн Ши, а также в ее прекрасной памяти, теперь оценил и ее хороший почерк. Он доверил ей переписывать те поврежденные книги, которые пока еще возможно было разобрать. Впрочем, если Мэн Ши попадались какие-нибудь особенно сложные места, она оставляла их до встреч с Лань Цижэнем. У того память тоже была превосходной, а читал он в этой библиотеке практически все. Если уж и он не мог ни разобрать, ни вспомнить, о чем говорилось на поврежденных страницах, то забирал подобные книги с собой, чтобы показать позже старейшинам.

Почти год назад, в шутку говоря главе Лань, что, восстановив библиотеку, она сама сможет насладиться чтением, Мэн Ши представляла себе нечто иное. Нынче же в ее голове теснилось так много информации, что впервые в жизни она от души пожелала забывать хоть что-нибудь из прочитанного. Тем более что понимала она далеко не все, а некоторые книги – например, бестиарии или руководства к Ночным охотам – были такими страшными, что Мэн Ши ни за что не стала бы читать их ради собственного удовольствия. Другие же, из тех, что про заклинательскую медитацию или про приемы владения мечом, казались ей ужасно скучными.

Больше всего ей нравились книги по землеописанию, истории и сказания из разных краев и ноты. Нот, на удивление, в библиотеке оказалось огромное количество, и Мэн Ши иногда даже замирала с кистью в руке, пытаясь в уме сыграть записанную мелодию. Воображение, как и память, у нее было хорошее, однако ничего, подобного этой музыке, она никогда в жизни не слышала, и потому только на взгляд определить звучание было тяжело. Не решаясь забрать с собой хоть ненадолго ноты – ведь не зря же господа заклинатели так переживали за свою библиотеку? – Мэн Ши однажды рискнула принести сюда свой гуцинь.

Она наигрывала одну из приглянувшихся ей мелодий, когда дверь внезапно распахнулась и на пороге возник Лань Цижэнь.

– Вы хоть понимаете, что играете?! – осведомился он, хмурясь так, как давно уже не хмурился. По крайней мере, не при Мэн Ши.

Та прекратила игру, ее руки неподвижно застыли над струнами.

– Добрый день, старший наставник Лань, – поздоровалась она первым делом. – Да, тут написано, что это «Полет скорбной души». Название и привлекло меня, а мелодия на первый взгляд показалось мне красивой…

– Красивой… – вздохнул Лань Цижэнь, но все-таки сложил руки в приветственном жесте. – Я не ожидал от вас подобного легкомыслия.

– О… – наконец смутилась Мэн Ши. – Да, я понимаю, что играть прямо в библиотеке крайне неуместно. Я от всей души прошу прощения. Однако здесь никого не бывает, кроме меня… и вас, так что я решила, что лучше уж принести гуцинь сюда, нежели забирать ноты отсюда. А нот здесь столько, что я…

Старший наставник Лань выразительно закатил глаза и, подойдя ближе, ткнул в нотные записи, лежавшие перед нею, пальцем.

– Вы же сами раскладывали книги по полкам! – произнес он обвиняющим тоном. – Вы же сами составляли каталог! Как вы могли не заметить, что эти ноты – заклинательские? Как, впрочем, и большинство хранящихся здесь.

Мэн Ши почувствовала легкую обиду. Лань Цижэнь прекрасно знал, что она читает книги – не прочитав, переписать их невозможно. И при этом он ни разу не позволил себе упомянуть, что она не достойна этого потому, что не является заклинательницей.

– Прошу прощения… снова, – нарочито смиренно повинилась она. – Я не думала, что мои обычные руки настолько осквернят ваш слух.

– Да не осквернят, – Лань Цижэнь с досадой потер висок. – Эта мелодии созданы для определенных целей. Та, что вы играли, должна призывать души, оставшиеся без тел, но по какой-либо причине еще не ушедшие за грань. Такие обычно доставляют людям неудобство, и задача заклинателей – приманить их для дальнейшего разбирательства.

Мэн Ши все еще не совсем понимала, в чем состоит проблема, и Лань Цижэнь, видя это, раздраженно поморщился.

– Эта, да и большинство других мелодий, не предназначены для праздной игры. У них есть определенная цель. Любой заклинатель, проходящий мимо и слышащий эти звуки, сделает вполне определенный вывод. Вы, к счастью, выбрали достаточно безобидную мелодию, однако в сборниках есть и куда более опасные.

– Я могла нанести вред… музыкой? – искренне удивилась Мэн Ши. Она даже слегка отодвинулась от своего гуциня, растерянно поглядев на собственные руки.

– Нет, – снова вздохнул, теперь устало, Лань Цижэнь. – Вы – не могли. Чтобы мелодия стала оружием, в нее надо вложить духовные силы. Однако на расстоянии первой воспринимается музыка, наличие духовных сил возможно почувствовать лишь вблизи. Те, кто будут проходить рядом, услышат то, что они привыкли идентифицировать вполне определенным способом и… скажем так, часть мелодий отнюдь не будет способствовать умиротворению души.

Он прошелся к дальним стеллажам и, остановившись там ненадолго, вынул наконец несколько брошюр.

– Вот, – вернулся он к Мэн Ши, протягивая ей их. – Вот это вполне безобидные нотные записи самых обычных мелодий. Они также не являются секретными. Если хотите, можете переписать их для себя и забрать копии.

Мэн Ши, просияв, с благодарностью приняла у него ноты. Однако, пролистав брошюры, не сумела сдержать вздох разочарования.

– Боюсь, эта музыка чересчур сложная для меня, – произнесла она с искренним сожалением. – Такую мне трудно будет сыграть с нот.

Лань Цижэнь замер неподвижно на несколько мгновений. Его лицо продолжало хмуриться, и Мэн Ши даже успела испугаться, что сказала нечто совершенно неподобающее. Быть может, она обидела его? Сперва схватилась за запретное, а от предложенного отказалась?

– Пойдемте, – вдруг произнес господин Лань, заставив Мэн Ши едва ли не подскочить на месте.

– Куда? – тем не менее, поднимаясь, спросила она.

– У меня есть немного свободного времени, – сухо сообщил Лань Цижэнь, аккуратно забирая со столика гуцинь. – Я покажу вам, как играть. Но – не в библиотеке.

Он строго посмотрел на Мэн Ши и добавил немного ворчливым тоном:

– Играть в библиотеке на музыкальных инструментах не запрещено. Однако лишь потому, что до вас это никому не приходило в голову. Пожалуй, мне стоит добавить новое правило на Стену Послушания.

Мэн Ши не сумела сдержать улыбку, и ей осталось только опустить голову, чтобы скрыть ее.

– Выберите пока, чему именно хотите научиться, – Лань Цижэнь кивнул на брошюры в ее руках, но она лишь покачала головой.

– Я уже сказала: эти мелодии слишком сложные. Я не могу определить их только по нотным записям. Поэтому давайте я лучше положусь на ваш вкус.

Они ушли недалеко – ровно настолько, чтобы их музыка никого не отвлекала от дел. Среди золотисто-багряных деревьев обнаружилась небольшая изящная беседка, уцелевшая с прежних времен, скорее всего, благодаря своим скромным размерам и удаленности от наиболее оживленных мест.

Лань Цижэнь сел и расположил гуцинь перед собой. Его руки легко, почти невесомо скользнули над струнами, словно он проверял исправность чужого инструмента. Видимо, признав состояние удовлетворительным, господин Лань поднял на Мэн Ши вопросительный взгляд. Та вздохнула.

– Ну хорошо, – сказала она, не глядя вынимая одну из брошюр и открывая ее наугад. – Давайте вот эту.

– Эту?.. – Лань Цижэнь, казалось, на мгновение смешался, однако затем едва заметно повел плечами и опустил руки на струны.

Руки у него были красивые. Очень похожие на руки его племянника: такие же крупные, но изящные кисти с длинными и тонкими пальцами. Только на тыльной стороне нефритовую белизну кожи уже расчертил полупрозрачный узор из голубых вен.

И музыка из-под этих рук лилась чарующая. Кажется, Мэн Ши, сама не подозревая того, выбрала что-то из любовной лирики – настолько нежно и одновременно пронзительно она звучала. Сердце сперва будто мягко покачивалось в бережных волнах, а затем плавно возносилось куда-то в заоблачные дали и, достигнув пика, замирало.

Мэн Ши всегда без ложной скромности считала, что играет неплохо. Ее игру хвалили и в родительском доме, и клиенты. Однако она никогда не думала, что музыка может звучать вот так, полностью овладевая душой.

Опомнилась Мэн Ши только тогда, когда мелодия смолкла, а сама она осознала, что по ее щекам текут слезы. Тишина, пришедшая на смену музыке, показалась совершенно невыносимой.

– Я… – пробормотала Мэн Ши только для того, чтобы нарушить эту тишину, и свой собственный голос показался ей чересчур грубым. – Я так не сумею.

– Сумеете, – не поднимая на нее взгляда, ответил господин Лань. – Я не вкладывал в мелодию духовных сил, она играется совершенно обычным способом.

Мэн Ши покачала головой. Она имела в виду совершенно другое. Ее учили играть для забавы, чтобы развлечь себя и друзей семьи – когда у нее еще была эта семья. Этот же человек играл так, словно творил некое священнодействие.

– Это всего лишь дело практики, – будто прочитав ее мысли, со вздохом произнес Лань Цижэнь. – Давайте, попробуйте.

Они поменялись местами, и Мэн Ши, сев за гуцинь, впилась глазами в ноты. Теперь, когда она представляла себе звучание мелодии, разбирать их было проще, и все же она понимала, что с первого раза ни за что это не сыграет.

Однако Лань Цижэнь оказался терпеливым наставником, а Мэн Ши не требовалось повторять многократно. Лишь один раз, на самом сложном пассаже, ему пришлось сесть позади нее и, накинув на свои кисти рукава, почти не касаясь, направить ее руки своими. При их разнице в росте они даже не соприкоснулись телами – и все же Мэн Ши показалось, что она ощущает тепло за своей спиной. Это даже нельзя было назвать близостью, однако щеки Мэн Ши залил взволнованный румянец.

Лань Цижэнь видеть ее лица не мог, и все же он словно почувствовал ее смущение. Он отстранился в тот же момент, как закончил объяснять, и пальцы Мэн Ши, лишившиеся тепла его ладоней, ощутимого даже через ткань, как-то сразу заледенели.

Они закончили, когда господин Лань заявил, что его ожидают дела. К тому времени Мэн Ши разобрала все запутанные переходы и могла, пожалуй, сыграть мелодию без грубых ошибок. Остальное действительно было лишь вопросом практики. От души поблагодарив за урок, Мэн Ши не удержалась от вопроса:

– Я ведь правильно поняла, что эта песня – о любви?

– Да, – поколебавшись мгновение, ответил Лань Цижэнь. А потом, бросив задумчивый взгляд на покрытый туманной дымкой горизонт, зачем-то добавил: – Она была любимой у моего брата. Он все мечтал сыграть ее своей возлюбленной.

– Но не сыграл? – правильно истолковала его слова Мэн Ши.

Господин Лань поджал губы.

– Не сложилось, – сухо ответил он.

Они спускались по пологому склону, на котором пока еще зеленую траву уже украшали золотистые листья. Прямо над их головами туман рассеивался, и осеннее небо выглядело пронзительно голубым. Вокруг стояла такая тишина, что казалось, будто во всех Облачных Глубинах сейчас осталось лишь два живых человека.

– Почему вы сами так и не женились? – выпалила вдруг Мэн Ши и едва не прикрыла себе рот ладонью.

Этот вопрос занимал ее давно. Господа Лань обладали исключительной красотой, причем такой, что не стиралась годами. Они были умны и образованы, вне всяких сомнений обладая множеством талантов. Конечно, старший наставник Лань иногда бывал вспыльчив – но лишь по меркам своего собственного ордена. Уж Мэн Ши-то прекрасно знала, как выглядят по-настоящему несдержанные мужчины.

Иных недостатков за почти круглый год, минувший с момента ее прибытия в Облачные Глубины, она не заметила – и оттого становилось еще любопытнее. Быть может, господин Лань вообще любит не женщин? Однако подобное предположение выглядело чересчур неуместным и даже унизительным.

Мэн Ши не ожидала ответа. Куда больше она опасалась отповеди. В голове услужливо всплыли правила, запрещающие праздные разговоры, излишнее любопытство и попытки влезть в чужую личную жизнь.

Однако Лань Цижэнь, слегка сбившись с шага, внезапно все же ответил.

– Я никогда не был влюблен, – произнес он глухо, глядя куда-то прямо перед собой.

Мэн Ши взглянула на него с удивлением. Разум велел ей удовлетвориться тем, что ее не отругали за бестактность и заодно за нарушение правил, но любопытство все же взяло верх.

– Я думала, – осторожно продолжила Мэн Ши расспрос, – что в знатных семьях это вопрос политики? Союзы, альянсы, дипломатия…