Текст книги "Любовь правил не соблюдает (СИ)"

Автор книги: Сын Дракона

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

– Вечно вот так с нашими молодыми господами, – словно прочитав ее мысли, проворчала старая целительница. – Есть у них дурная привычка влюбляться внезапно и в самое неподходящее время, поэтому у нас в Облачных Глубинах испокон веков порядок заведен подарки невестам готовить заранее, едва только молодые господа войдут в возраст. Чтобы не ударить в грязь лицом, когда потребуется. Да вот только глава наш предыдущий совсем со своим браком все запутал, а брат его и вовсе не женился. Ну, хорошо хоть, что сейчас пригодилось!

И она, не дожидаясь реакции Мэн Ши на свои слова, сама накинула на нее плащ. Тот окутал ее ласковым теплом, так, что на мгновение показалось, будто это сильные руки приобняли ее за плечи.

И даже длина оказалась в самый раз.

– Хорошо, хорошо, – покивала целительница, окидывая свою подопечную цепким взглядом. – Именно этот оттенок голубого тебе идет.

Мэн Ши растерянно погладила мех у ворота и все же рискнула сделать еще одну попытку:

– Это очень дорогая вещь, – произнесла она почти жалобно. – К тому же, как вы сказали, из свадебных даров…

Целительница только глаза закатила.

– Да кто об этом теперь уже помнит? – снова отмахнулась она. – Плащ и плащ. Тем более что его специально для тебя укоротили, кому из наших он теперь пойдет? И в конце-то концов, не замуж же тебя зовут… А если бы и позвали – так отчего бы и не согласиться?

Ее глаза блеснули лукаво, хотя лицо сохраняло по-прежнему строгое и чуть ворчливое выражение. Мэн Ши даже задохнулась от подобной откровенности и сперва решила, что слух обманул ее. А целительница, взявшись поправлять плащ на ее плечах, вдруг добавила совсем негромко:

– Ты его не обидь, милая. Он-то тебя не обидит – и ты его не обижай. Не захочешь – не бойся, никто неволить не станет. Он на брата насмотрелся и его путем не пойдет ни за что. Как пожелаешь – так и будет, только говори прямо и, главное, не лги. Будь честной и с ним, и с самой собой.

Она вышла, а Мэн Ши еще долго стояла посреди своей комнаты, машинально кутаясь в плащ, пока ей не стало совсем жарко.

Излечившись и получив возможность покидать гостевой павильон, Мэн Ши поблагодарила за подарок, изо всех сил стараясь не краснеть и не запинаться. У себя в голове она проиграла множество вариантов реакции господина Лань на свои слова: от отрицания собственного участия до страстного признания. Хотя, признаться, на последнем разум Мэн Ши буксовал: представить господина Лань страстным ей никак не удавалось. Ничего горячего, ничего обжигающего, ничего опасного.

И, как оказалось, угадала. Господин Лань очень спокойно произнес краткую речь на тему, что ему следовало подумать обо всем раньше и не подвергать гостью риску. Правда, смотрел он при этом чуть в сторону, да кончики его ушей, если Мэн Ши не ошиблась, самую малость порозовели. Впрочем, последнее, возможно, произошло по вине все еще стоявшего мороза.

Вернуться в библиотеку не удалось до весны. Господин Лань сам велел прекратить работу до наступления подходящей погоды, ибо разрешить принести жаровню в библиотеку он не мог, а рисковать здоровьем гостьи не желал. Мэн Ши пришлось на некоторое время удовлетвориться музицированием и рисованием, не покидая своего павильона.

Новый год она, как оказалось, умудрилась проболеть – но не сомневалась, что ничего не потеряла. Вести с мест военных действий приходили недобрые, союзные войска сражались на пределе своих сил, а Вэни, хоть и отступали, но сдаваться не торопились. Чем ближе подбирались другие ордена и кланы к Безночному городу, тем медленнее они двигались. Вэнь Жохань не собирался признавать поражение и раз за разом находил, что противопоставить союзникам.

Весна, помимо тепла и возвращения к привычной работе, принесла все же радостную новость: войскам удалось совершить очередной прорыв. Правда, основная заслуга в этом принадлежала Вэй Усяню и поднятым им мертвецам, но сейчас выбирать не приходилось. Даже господин Лань, до этого отзывавшийся о темном заклинателе с неодобрением, вынужден был признать, что без него потери были бы гораздо больше, а результатов – гораздо меньше.

– Все-таки он очень талантливый юноша, – обронил однажды в разговоре Лань Цижэнь. – Совершенно неуправляемый, несносный, взбалмошный… Но – талантливый. Если такую энергию направить в мирных целях, ему бы цены не было. А он загубил себя…

Чем теплее становилось, тем чаще оказывалось, что в свободные часы они встречаются не в библиотеке, а на природе. Далеко не заходили, ибо времени вечно не доставало, но природных красот в Облачных Глубинах хватало и поблизости. Одна Мэн Ши не решалась здесь бродить, не будучи уверенной, что не заблудится: она и в городе-то ориентировалась плохо, почти всю свою жизнь проведя взаперти. Однако господин Лань неизменно провожал ее обратно к библиотеке, и тем приятнее было гулять, не пытаясь запомнить дорогу.

Во время одной из прогулок, уже совсем поздней весной, они выбрели на небольшую поляну, сплошь усеянную кроликами. В первый момент Мэн Ши остолбенела от такого количества маленьких меховых комочков и даже попятилась, опасаясь наступить на одну из крох.

– Я думала, в Облачных Глубинах запрещено держать животных, – пряча за улыбкой растерянность, произнесла она. – Однако они не выглядят дикими.

– Мой племянник Ванцзи утверждает, – совершенно серьезно ответил ей Лань Цижэнь, – что они именно дикие. Если допустить, что это не так, то придется признать, что Ванцзи нарушает не только это правило, но и запрет на ложь, а Сичэнь убежден, что его брат не способен на два таких тяжких преступления одновременно. Приходится им верить. Надеюсь, вы не боитесь диких кроликов?

Мэн Ши тихонько рассмеялась и присела на корточки. «Дикий» кролик доверчиво ткнулся ей в раскрытую ладонь и пощекотал своим маленьким носиком. Не удержавшись, Мэн Ши подхватила его на руки и ласково погладила. Вырываться кролик даже не подумал.

– Они очаровательны в своей дикости, – сделала вывод Мэн Ши, наслаждаясь его мягким и пушистым теплом. – Не думаю, что их стоит бояться.

Она выпустила малыша к его собратьям и выпрямилась, вновь любуясь панорамой. Облачные Глубины не уставали ее удивлять: что угодно она была готова встретить в этом строгом месте, но только не поляну с кроликами.

– А Яо в детстве очень хотел щенка, – неожиданно для самой себя выпалила Мэн Ши, все еще пребывая во власти умиления. – Я не очень люблю собак, но потерпела бы… Однако это все равно было решительно невозможно.

– Все Цзини обожают собак, – также машинально ответил Лань Цижэнь. – У них лучшие псарни во всей Поднебесной, а Цзинь Цзысюань даже притащил с собой щенка во время обучения. Бегал к нему каждую свободную минуту и верил, что никто про это не знает.

Едва закончив говорить, он застыл неподвижно, а затем чуть неловко наклонил голову.

– Прошу прощения, – произнес он напряженно. – Это было не вполне уместное замечание…

– Все в порядке! – поторопилась успокоить его Мэн Ши. – Я этого не знала… А впрочем, даже если бы и знала – это ни на что не влияет.

– Дети… имеют право быть похожими на своих родителей, – осторожно подбирая слова, сказал Лань Цижэнь. Сперва он отвел взгляд, но теперь смотрел прямо на Мэн Ши. – Особенно, если это хорошие черты. Любить собак – совсем не плохо.

Мэн Ши в ответ беспомощно улыбнулась. Она понятия не имела, любит ли Цзинь Гуаншань собак. Она вообще почти ничего о нем не знала. Хоть тот и купил «самую образованную куртизанку Поднебесной» на несколько ночей, но разговоров особо не вел. Немного послушал игру на гуцине и декламацию стихов, а все остальное время посвятил плотским утехам.

– И все же я не должен был… напоминать, – тем временем зачем-то продолжал оправдываться господин Лань.

«Он хочет услышать, – поняла вдруг Мэн Ши. – Прежде, чем сказать что-то еще, он хочет услышать, что мое сердце свободно»

Это осознание пришло к ней почти интуитивно, отголоском из очень давнего прошлого. Когда знакомые девушки – тогда еще приличные, из хороших домов друзей ее семьи – обсуждали тех, кто был мил их сердцам. Возлюбленных хотелось вспоминать, говорить о них каждую минуту, по сотне раз обсуждать их поступки… И даже если влюбленность была несчастливой, подобные желания никуда не девались. Пусть слышать драгоценное имя бывало и больно, но все равно не менее желанно.

Мэн Ши в первый момент собиралась отшутиться и перевести разговор на другую тему. Однако потом ей вспомнились слова старой целительницы о том, что надо быть честной. Бросив быстрый взгляд на напряженное лицо с совершенно не равнодушно горящими глазами, Мэн Ши поняла, что и сама не хочет больше врать этому человеку. Что бы он ни решал для себя сейчас, он должен сделать это, располагая всеми данными. Она никогда больше не сможет взглянуть ему в глаза, если он примет решение, основываясь на ложных сведениях.

– Господин Лань, – собравшись с духом, произнесла Мэн Ши негромко. – Я боюсь, между нами произошло недопонимание.

Его лицо стало еще более сосредоточенным, он сам весь словно бы подобрался, вытянувшись еще прямее, хотя это и казалось невозможным.

– Вам показалось – а я не возразила, – что я была любовницей главы Цзинь. Это неправда. Он никогда не любил меня, как и я никогда не любила его. Он просто купил меня на несколько ночей.

– Ку… пил? – запнувшись посреди слова, растерянно переспросил господин Лань.

Мэн Ши с трудом подавила истерический смешок. «Если и дядя знает о ивовых домах не больше, чем племянник, то я даже не представляю, как тут можно объяснить», – подумала она почти с умилением.

Однако в глазах Лань Цижэня все-таки мелькнуло наконец понимание – недоверчивое, почти испуганное, – и он произнес:

– Этого не может быть. Вы слишком… утонченны и образованы для такого.

– Я была очень дорогой проституткой, – Мэн Ши усилием воли подавила вздох и заставила себя продолжать смотреть ему в глаза.

Господин Лань покачал головой, все еще отказываясь верить.

– Невозможно, – повторил он. – Это противоречит здравому смыслу.

Несмотря на напряженную ситуацию, Мэн Ши почувствовала, как в груди у нее потеплело. Он пытался отстоять ее перед нею же самой – и при этом собирался опираться на логику!

– Это только так кажется, – возразила она как можно мягче. – А на самом деле все это было… ужасным стечением обстоятельств. По большому счету, никто не был виноват, все просто… так получилось.

Он промолчал, но взгляд его спрашивал – и Мэн Ши рассказала. И про долги отца, и про то, как он верил, что ее возьмут в младшие жены, и про хозяина, желавшего вернуть свои деньги. И про себя, склонившуюся перед своей судьбой.

– Я всегда молчала, – призналась она под конец. – Потому что все ведь по закону. Только один раз я взбунтовалась: когда обнаружила, что жду ребенка. Ивовым девушкам не положено рожать, и тех, кто был неосторожен, плод заставляют скинуть… Но я все твердила, что это ребенок заклинателя, самого главы Цзинь – и его не посмели тронуть. Мне дали родить, хоть и меня, и его потом постоянно этим попрекали. Хозяйка все надеялась, что его заберут, мы с Яо и сами об этом мечтали, но глава Цзинь так больше никогда к нам и не вернулся.

– Как же вам удалось освободиться? – после небольшой паузы спросил Лань Цижэнь.

Мэн Ши замешкалась с ответом. Строгий дядя вряд ли будет рад узнать, что его племянник посетил ивовый дом, пусть даже днем и по сугубо деловому вопросу. Глава Лань был так добр к ней, и Мэн Ши совсем не хотелось его подвести.

Тяжелый вздох Лань Цижэня вывел ее из задумчивости.

– Пожалуйста, – произнес тот почти жалобно. – Пожалуйста, скажите мне, что Сичэнь вас оттуда не выкрал?

Никогда еще в своей жизни Мэн Ши так заливисто не хохотала.

========== Глава десятая, в которой Лань Сичэнь делает объявление, защищает честь семьи и получает желаемое ==========

Письмо из дома Лань Сичэнь дочитывал с широкой улыбкой. Он не ожидал подобных известий и теперь даже восхищался дядиному умению держать себя в руках. Два с половиной года они общались исключительно посредством переписки, и сам Сичэнь не мог сдержаться и не писать обо всем, что его волновало. Он осознавал, что в любое другое время дядя не одобрил бы такого количества «пустой болтовни», но сейчас это являлось необходимостью. Сичэнь всегда помнил, что однажды ему предстоит стать главою ордена, – но никогда не думал, что этот день наступит столь скоро. Что могло лишить жизни его отца, умелого совершенствующегося, одного из сильнейших заклинателей своего поколения, но при этом не покидающего пределов Облачных Глубин? Конечно, дядя потихоньку передавал ему дела ордена, но над многим они еще работали вместе. Сичэнь весьма ценил эту поддержку, от души сочувствуя Не Минцзюэ, которому не на кого было опереться в свое время.

Однако война сравняла их. Здесь, на поле боя, и Сичэнь остался один на один со своим титулом, положением и ответственностью. Ему безумно хотелось поговорить хоть с кем-нибудь: не обязательно попросить совета или помощи, но хотя бы просто поговорить! Убедиться, что рядом есть близкий человек.

К сожалению, Ванцзи, хоть и был прекрасным воином, но для душевных разговоров не подходил совершенно. Сичэнь не сомневался, что брат выслушал бы, если бы его попросили, но при этом не понял бы, зачем это нужно. А беспокоить его, и без того устающего и выкладывающегося на поле боя по полной, ради одних своих душевных метаний Сичэнь считал себя не вправе.

А-Яо совершенно точно не просто выслушал бы и понял, но еще и нашел бы подходящие воодушевляющие слова – однако А-Яо не было рядом на протяжении этих двух лет.

Поэтому Сичэнь сдался и писал дяде. Не столь подробно, как мог бы выговориться А-Яо, но все же и не столь кратко, как приходилось общаться с Ванцзи. И дядя тоже, словно чувствуя эту чересчур острую сейчас потребность в семейном тепле, отвечал довольно подробно. Излагая все в привычной ему суховатой манере, он, тем не менее, не скупился на бумагу, чтобы поведать о том, как обстоят дела дома, отмечал тех или иных учеников, рассказывал о свалившихся на его голову ночных охотах…

Вот только о госпоже Мэн он почти ничего не писал. Лишь упоминал мельком, что у той все в порядке – и то, как догадывался Сичэнь, лишь для того, чтобы было что передать по цепочке для А-Яо.

А теперь вот…

Все еще не в силах убрать с лица эту слишком радостную, а оттого несколько глуповатую улыбку, Сичэнь вышел из своей палатки, чтобы найти А-Яо. Для него тоже имелось письмо. Едва закончилась со смертью Вэнь Жоханя война, Сичэнь поспешил отписаться домой, отдельно попросив дядю порадовать госпожу Мэн тем, что ее сын не только жив и здоров, но еще и стал героем. И вот теперь вместе с пакетом от дяди пришло послание и для него. Сичэнь подозревал, что оно отчасти повторит дядино письмо, и ему не терпелось увидеть лицо А-Яо.

Дорога, не столь длинная, заняла немало времени. Они победили, и война закончилась, но дел оставалось еще очень и очень много. Жизнь в военных лагерях союзников бурлила, а так как теперь многие перестали придерживаться строгих порядков, то все еще и изрядно перемешались между собой. Иногда было затруднительно понять, в чьем именно расположении находишься, настолько все вокруг пестрело от разноклановых ханьфу.

И все же лагерь Цзиней не различить было невозможно. Он был самым большим и самым шумным среди всех, а палатку главы Цзинь уместнее было бы называть шатром. Погода стояла солнечная, и в ярких лучах золотые флаги и одежды буквально сияли, слепя взгляд.

А вот отыскать посреди всего этого великолепия А-Яо оказалось нелегко. Сичэню потребовалось немало времени, чтобы, лавируя в бликующей толпе, наконец разглядеть знакомую невысокую изящную фигурку. А-Яо за прошедшее время несколько повзрослел лицом, однако в росте почти не прибавил.

Последним усилием Лань Сичэнь вырвался в нужном направлении и даже поприветствовал друга, однако больше ничего сказать не успел. Посыльный в золотистых одеждах, ловко вывернувшись из толпы, бросился ему наперерез.

– Глава ордена Гусу Лань! – поклонился он Сичэню. – Глава ордена Ланьлин Цзинь просит всех глав собраться вместе.

Только хорошее воспитание позволило Лань Сичэню сохранить благожелательное выражение на лице. Цзинь Гуаншань пробыл в военном лагере совсем недолго, но этого времени хватило, чтобы Сичэнь, вопреки всем правилам своего ордена, почувствовал к нему неприязнь. Он не упрекал главу Цзинь за то, что тот не участвовал в военных действиях: в конце концов, сына он прислал, а во главе всех прочих великих орденов стояли совсем молодые люди. Рядом с ним, Лань Сичэнем, Не Минцзюэ и особенно Цзян Ваньинем Цзинь Гуаншань и сам смотрелся бы неуместно, и их поставил бы в несколько неловкое положение.

Однако то, что глава Цзинь по прибытии повел себя так, будто бы войну выиграл исключительно его орден с ним лично во главе, задевало. Было обидно даже не за себя, хотя Гусу Лань и отдал этой войне немало, а за Не Минцзюэ, тащившего на себе всю кампанию, за Цзян Ваньиня, сражавшегося на пределе сил со всеми остатками своего ордена… Но особенно – за Мэн Яо, так сильно рисковавшего, так много сделавшего, но в результате почти ничего не получившего в награду. Все, что Цзинь Гуаншань сделал для своего умного и отчаянно смелого сына, – это разрешил вернуться в орден рядовым адептом. И даже это сумел обставить так, будто подобное дозволение – величайшая милость.

Конечно, хорошо, что Мэн Яо удалось сменить одежды. В вэньском ханьфу тот привлекал к себе слишком много дурного внимания, и только то, что с ним был Не Минцзюэ, позволило ему дойти от Знойного дворца до ставки союзников. Однако стоило золоту сменить алые всполохи, как неуместная подозрительность людей поутихла.

И все же этого было слишком мало! А-Яо заслуживал куда большего, и сейчас Сичэнь в очередной раз сказал себе, что сделает все для этого возможное. Он кивнул посыльному, но сперва все же подошел к другу. Обменявшись приветствиями, он спросил:

– Ты не знаешь, чего опять хочет от нас глава Цзинь?

За мгновение на очаровательном лице А-Яо отобразилась целая пантомима, почти тут же уступившая место привычной легкой улыбке.

– Точно не знаю, но наверняка что-то важное, – произнес он достаточно громко, а потом почти неслышно, едва ли не одними только губами добавил: – Кого громче слышно, того и лучше помнят.

Сичэнь и увидел, и услышал, и понял. Действительно, чем чаще и громче будет заявлять о своем участии в войне орден Ланьлин Цзинь, тем больше людей будут проникаться убежденностью, что так оно все и было. А противостоять ему в открытую означало проявить неуважение. Пусть они все и равны по статусу, однако почтение к возрасту никто не отменял.

Лань Сичэнь плотно поджал губы, а затем заставил себя улыбнуться.

– Пойдем со мною, – попросил он Мэн Яо.

– О, не думаю, что я буду уместен… – замялся тот. – Там и для высокопоставленных господ места маловато…

– Пойдем! – так настойчиво повторил Сичэнь, что на сей раз его послушались.

Они оказались правы в своих предположениях. Цзинь Гуаншань действительно разразился долгой и прочувствованной речью. Следовало отдать ему должное: язык у него был подвешен отлично. Он сумел похвалить всех так, чтобы больше всего выделить свой орден, но при этом столь плавно обойти все подводные камни, что никого не обидел напрямую. Краем глаза Лань Сичэнь уловил, как мрачно хмурится Не Минцзюэ: тот не слишком силен был в риторике и сейчас понимал лишь, что ему что-то во всем этом не нравится, но что именно – никак не мог уловить. Цзян Ваньинь просто выглядел раздраженным – но это, казалось, было уже почти привычным для него состоянием. Все прочие главы орденов и кланов, казалось, полностью поддались очарованию яркой и прочувственной речи главы Цзинь.

Собрание, которое уместнее было бы назвать выступлением, окончилось. Большинство глав начало расходиться, и взгляд Цзинь Гуаншаня уткнулся в Мэн Яо, из-за соседства с Лань Сичэнем оказавшегося совсем близко.

– А, ты! – глава Цзинь махнул ему небрежно. – Что ты здесь делаешь? Тебе же велели собрать вещи моего сына, мы скоро выезжаем.

А-Яо низко поклонился и начал было произносить слова извинения, когда Сичэнь не выдержал.

– Прошу меня простить, глава Цзинь, – произнес он мягко и даже сумел улыбнуться. – Однако сборами придется заняться кому-нибудь другому. Мэн Яо нужно будет срочно отбыть с нами в Облачные Глубины.

Сзади его тихонько подергали за одежду: Яо, пользуясь тем, что его не слишком хорошо видно за белой скалой, в которую сейчас превратился его друг, попытался удержать того от противостояния. На мгновение Сичэнь опять испытал чувство глубокой горечи: даже сейчас А-Яо был намерен вытерпеть все, лишь бы угодить своему отцу.

Однако у Лань Сичэня имелся иной план.

– В Облачные Глубины? – нахмурился Цзинь Гуаншань. – Боюсь, глава Лань, у этого мальчишки нет времени разъезжать по гостям… если только он хочет хоть чего-нибудь добиться в этой жизни.

– Разумеется, все мы должны следовать своему долгу, – размеренно согласился Сичэнь. – Однако бывают ситуации, в которых небольшие послабления приемлемы и даже необходимы.

– Какая же необходимость вынуждает этого адепта покинуть пожалованный ему пост? – Цзинь Гуаншань умудрился произнести эти слова высокомерно и в то же время куртуазно.

Лань Сичэнь ответил ему не менее любезной улыбкой.

– Самое что ни на есть радостное, глава Цзинь, – сказал он. – В Облачных Глубинах намечается бракосочетание, и Мэн Яо необходимо на нем присутствовать.

– Необходимо? – удивленно вскинул брови глава Цзинь. – Простите мое любопытство, но в качестве кого?

Сичэнь позволил себе сделать крохотную паузу перед тем, как заявить с особым удовольствием:

– В качестве ближайшего родственника новобрачной. Видите ли, мой дядя в скором времени сочетается браком с госпожой Мэн, и потому нам никак нельзя задерживаться.

– С госпожой… – на какое-то мгновение Цзинь Гуаншань растерял всю свою величавость и беззвучно шевелящимися губами напоминал вытащенного из воды карпа. Наконец ему удалось совладать со своим голосом: – Глава Лань, я, наверное, ослышался. Ваш дядя, достопочтенный наставник Лань Цижэнь..

Он осекся, но Сичэнь все же смилостивился и согласно кивнул.

– Да, мой дядя, Лань Цижэнь, – повторил он не слишком громко, но все же очень четко, – и госпожа Мэн Ши сочетаются браком в конце этого месяца. Поэтому я, мой брат и все адепты Гусу Лань отбываем как можно скорее для подготовки к этому событию. И, разумеется, Мэн Яо должен отправиться вместе с нами. Госпожа Мэн гордится своим сыном и с нетерпением ждет встречи. Дядя также выразил желание поскорее с ним познакомиться.

Еще некоторое время лицо Цзинь Гуаншаня выражало некоторую растерянность, однако вскоре по нему зазмеилась тонкая усмешка.

– Я бы хотел принести свои поздравления, глава Лань, – произнес он вкрадчиво, – однако, как честный человек, ратующий за истину, не могу этого сделать. Боюсь, произошло страшное недоразумение.

Лань Сичэню понял, куда он клонит, однако ему удалось сохранить безмятежность.

– Прошу прощения, – сказал он тем не менее, – но я не совсем понимаю, какое недоразумение может быть в заключении брака между свободными мужчиной и женщиной. Дядя – человек холостой, и госпожа Мэн, как я понимаю, не связана никакими обязательствами. Насколько мне известно, для свадьбы нет никаких препятствий.

– О, в юридическом плане – никаких, это совершенно верно, – усмешка Цзинь Гуаншаня стала чуточку шире. – Однако я осмелюсь предположить, что от вашей семьи ускользнули некоторые подробности. Это неудивительно, ведь орден Гусу Лань всегда славился своей чистотой, нравственностью и высокими моральными ориентирами. Достопочтенный наставник Лань наверняка просто не знает, кем является женщина, с которой он…

Лань Сичэнь вскинул руку, не давая договорить.

– Знает, – с обманчиво мягкой улыбкой произнес он. – В нашей семье ценят честность, и госпожа Мэн была честна с моим дядей. Я также знаю все, что вы сейчас собирались мне сообщить.

– Знает и все равно… собирается взять в супруги женщину подобного сорта? – вкрадчиво протянул глава Цзинь, и Сичэнь даже спиной почувствовал, как заледенел Яо. Это придало ему сил парировать:

– Люди не делятся на сорта, они не чай, – сохранять мягкий тон сейчас требовалось немало усилий. – Право на брак священно для всех. Даже осужденные на казнь убийцы могут совершить свадебные обряды, а на госпоже Мэн нет подобных тяжких преступлений. Если вы не готовы принести нашей семье поздравления – я пойму и уж тем более не стану настаивать. Однако я весьма настойчиво прошу вас впредь держать ваше личное мнение при себе, ибо наш орден не потерпит проявления неуважения.

Лань Сичэнь кивнул – ровно так, чтобы удержаться в границах вежливости, – и, плавно развернувшись, увлек Мэн Яо в сторону ставки Гусу Лань.

Сейчас проходить через толпу удавалось гораздо проще – возможно, потому, что Сичэнь почти не замечал никого на своем пути. Разговор с Цзинь Гуаншанем дался ему тяжело, оставив после себя горький осадок. За дядю он не беспокоился: во-первых, тот за двадцать лет исполнения обязанностей главы ордена поднаторел в решении дипломатических конфликтов, а во-вторых, его авторитет был непререкаемым. Большинство глав либо учились у него сами, либо посылали на обучение своих сыновей, и всем будет проще сделать вид, что они ничего не знают и не понимают.

Куда больше Сичэня волновал Мэн Яо. Ему еще сразу после победы бросились в глаза его резко повзрослевшее лицо и неестественно сосредоточенный взгляд, но тогда Лань Сичэнь списал это на нервное напряжение. Шпионить при Вэнь Жохане – то еще испытание, а убить такого сильного заклинателя – деяние выдающееся, тем более, что вся обстановка в тот момент была крайне напряженной. Ничего удивительного, что Яо, когда он оказался в лагере союзников, едва ли не трясло.

Однако и последующие дни не принесли успокоения. Наоборот, при каждой новой встрече казалось, что Яо становится все более и более взвинченным. Натянутый как струна, он улыбался этой своей ласковой улыбкой, от которой у Сичэня сжималось в нехороших предчувствиях сердце.

Вот и сейчас Яо шел рядом с ним, аккуратно попадая в такт и продолжая улыбаться, однако Сичэнь, чья рука почти соприкасалась с рукой Яо через рукав, ощущал, что пальцы его подрагивают. Стоило из толпы исчезнуть золотистым одеяниям, Яо произнес негромко почти срывающимся голосом:

– Сичэнь-гэ, я благодарен тебе за защиту, но… Но, боюсь, это все только усложнит. Правда скоро вскроется, и глава Цзинь будет в ярости. Я бы очень хотел поехать с тобой в Облачные Глубины, однако он ни за что не позволит…

– А-Яо, – Сичэнь усилием воли поборол желание приобнять друга за плечи. – Пожалуйста, успокойся. Я не сказал ни слова неправды. Мы действительно едем домой на свадьбу.

Яо остановился, глядя на него с изумлением, и его едва не сшибли с ног. Сичэнь успел подхватить под локоть и увлек дальше, благо до его палатки осталось совсем немного.

– Если не веришь мне, – переступая ее порог, заявил Сичэнь, – прочитай письмо своей матушки. Наверняка она написала тебе о том же самом.

Он вручил Мэн Яо конверт и приготовился ждать. Тот, однако, медлил, сжимая края конверта самыми кончиками пальцев.

– Сичэнь, это была очень глупая шутка! – Не Минцзюэ ворвался в палатку подобно урагану. Яо он даже не заметил, пролетев мимо него и устремившись к Лань Сичэню. – Что ты наплел Цзинь Гуаншаню?

На этот раз Сичэнь не выдержал и возвел глаза к потолку.

– Я сказал правду, – повторил он. – Минцзюэ-сюн, ну уж ты-то должен помнить, что в Гусу Лань ложь запрещена. Мы едем на свадьбу!

– Если это правда, то твой дядя сошел с ума! – рявкнул в ответ Не Минцзюэ. – Как можно жениться на проститутке?

Мэн Яо, все еще прижимающий к груди конверт, издал приглушенный возглас. Не Минцзюэ обернулся на звук и нахмурился еще сильнее.

– Даже безотносительно тебя, – бросил он резко. – И безотносительно приличий. Как можно жениться на женщине, принимавшей сотни мужчин?

Яо промолчал, упрямо поджав губы. Спорить с Не Минцзюэ всегда было делом сложным, а уж когда тот пылал гневом, то и вовсе опасным. Однако Сичэнь, уже заведенный разговором с Цзинь Гуаншанем, промолчать не смог.

– И тем не менее, госпожа Цзинь как-то живет с мужем, обхаживающим сотни женщин, – парировал он. – Причем делающим это по собственной воле и по сей день. По мне так это еще хуже. Или ты придерживаешься мнения, что мужчинам дозволено больше, нежели женщинам?

Не Минцзюэ презрительно фыркнул. Он знал, что Лани нетерпимы к любому блуду и считают, что узы брака священны как для жены, так и для мужа. К тому же Лани были убежденными однолюбами, и никогда не брали ни младших жен, ни наложниц.

И все же сдаваться Минцзюэ явно не собирался.

– Что подумают о вас люди? – спросил он.

– Разве тебя когда-либо волновало, что они подумают? – искренне удивился его словам Сичэнь. – Не ты ли всегда шел, ни на кого не оглядываясь?

– Так то я, – повел широкими плечами Не Минцзюэ. – А ваш орден помешан на репутации и чистоте. Сичэнь, как твой дядя будет вести занятия, когда каждый из его учеников будет знать, с кем он спит?

– Для начала, – с достоинством ответил Лань Сичэнь, – у нас запрещено заглядывать в чужие постели. И сплетничать запрещено тоже. Что же касается приглашенных учеников… Минцзюэ-сюн, ты же знаешь, мы никогда и никого не зазывали специально. Это нас ежегодно просят принять юных адептов на обучение. Если кто-то не захочет приехать – что ж, это их право. Каждый может выбирать то, что ему нужнее, то, что он считает более правильным. В конце концов, разве не за это мы воевали?

– А самое главное, – после небольшой паузы, во время которой Не Минцзюэ лишь сверлил его тяжелым взглядом, продолжил Сичэнь, – ты знаешь моего дядю. Ты сам отучился у него почти год. Скажи, он похож на человека, способного потерять голову от любви?

– Вы, Лани, в принципе не похожи на людей, способных влюбляться, – проворчал Не Минцзюэ. – Ну, кроме тебя, но ты какой-то ненормальный Лань, уж прости. Однако я понимаю, о чем ты.

Он помолчал еще немного, будто перебирая в голове воспоминания, а затем вдруг усмехнулся.

– Да, пожалуй, тут ты прав, – заявил он наконец. – Я посмотрел на это с неправильной точки зрения. Если кому и сочувствовать в этой ситуации, то только бедной женщине, оказавшейся во власти сурового сухаря.

– Эй, дядя не сухарь! – возмутился было Сичэнь, однако Не Минцзюэ, направившись к выходу, уже бросил Яо краткое:

– Соболезную!

И вышел вон.

Лань Сичэнь перевел дыхание и взволнованно посмотрел на Яо. Тот до того дотеребил край конверта, что бумага надорвалась сама.