Текст книги "В тусклом, мерцающем свете (ЛП)"

Автор книги: sunflowerseedsandscience

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

– Ты ставишь нас в неловкое положение, Фокс, – подхватывает Тина. – Твоего отца в особенности – как дома, так и здесь, среди его друзей. То, что люди говорят о тебе, когда думают, что мы не слышим – обо всех нас, на самом деле… что ж, это не назовешь лестным. И если все останется так, как сейчас, велика вероятность того, что бизнес твоего отца может от этого пострадать.

Разумеется, все сводится к бизнесу Билла, к его состоянию – никакого отношения к делам самого Малдера это не имеет.

– Пришло время тебе покончить с этой твоей нелепой «аболиционистской» стадией и вернуться домой, – твердо заявляет Билл. – Если захочешь продолжать играть в солдата, ладно, можешь вступить в Северовирджинскую армию, где тебе и место, как и прочим твоим согражданам. Я, возможно, смогу обеспечить тебе офицерский чин, если твое звание полковника так много для тебя значит. Но как бы там ни было, тебе пора вырасти, поставить интересы семьи выше собственных и в кои-то веки сделать так, как я тебе говорю.

Именно это Малдер и ожидал услышать от отца, хотя и гораздо раньше, в самом начале своей увольнительной, а не в утро отъезда, однако все же ожидал, и потому его ответ уже готов.

– Отец, – начинает он, стараясь говорить спокойно и по возможности избегать эскалации конфликта, – я было решил, что к настоящему времени вы уже поймете, что эта «аболиционистская» ерунда, как вы выразились, не просто стадия. Вы с матушкой всегда учили меня отличать правильное от неправильного, а рабство по природе своей противоречит всему правильному и справедливому. Оно аморально и отвратительно, и я отказываюсь быть частью армии, которая сражается за право его сохранить.

Сидящий рядом с Биллом Чарльз Спендер опускает чашку с кофе на стол и прочищает горло.

– А как насчет того, чтобы быть частью владеющей рабами семьи, Фокс? – спрашивает он. – Если ты находишь этот обычай столь отвратительным, как уверяешь нас, то, разумеется, не захочешь вступить в семью, которая его поддерживает.

Малдер, который отлично понимает, к чему клонит Спендер, прищуривается и вызывающе вздергивает подбородок. Он не даст так легко запугать себя или убедить изменить решение и не понимает, почему его родители или любой, кто знает его так давно, как Спендер, думают, что это сработает.

– Я считаю, что любая женщина, которая выйдет за меня замуж, поймет, что в моем доме рабов не будет, – отвечает он уже не столь уравновешенным тоном. – Я не могу контролировать то, что ее опекуны делают в своих собственных домах, но уж точно не потерплю, чтобы мне указывали мириться с рабством за моим порогом.

– А что если я скажу, – продолжает Спендер с холодным блеском в глазах, – что никогда не разрешу Диане выйти за любого мужчину, придерживающегося столь радикальных идей? Я должен думать о ее репутации, знаешь ли, а она с легкостью может оказаться запятнанной подобным союзом.

– Это ваше право, разумеется, как ее законного опекуна, – признает Малдер. – Но я бы хотел надеяться, что вы поставите счастье своей воспитанницы, о которой заботились почти десять лет, выше своих представлений о том, что неловко, а что нет.

Он удерживает взгляд Спендера, отказываясь моргнуть, отступить хотя бы в этой мелочи, и, к его удивлению, пожилой мужчина первым прерывает их зрительный контакт.

– Я просто хочу, чтобы ты рассмотрел такой вариант, – продолжает Спендер, – что в конце концов эта война может закончиться не так, как ты рассчитываешь. Брак с северянином мог бы нанести катастрофический удар по положению Дианы в обществе, и я бы порекомендовал вам обоим иметь это в виду.

– Фокс, дорогой, мы все хотим для тебя только самого лучшего, – взывает к нему Тина, пробуя более мягкий подход, когда угрозы явно не возымели нужного воздействия. – Ты разве этого не понимаешь? Мы беспокоимся о тебе.

Саманта, которая до сих пор сидела молча, не отрывая глаз от стола, громко и насмешливо фыркает. Мать окидывает ее недовольным взглядом.

– Вы не хотите лучшего для него, – гневно выплевывая слова, заявляет Саманта. – Вам плевать на то, что для него лучше, и ему это известно не хуже, чем мне.

– Замолчи, Саманта, – прикрикивает на нее Тина.

– Все, что вас волнует, все, о чем вы вообще говорите, это влияние, оказываемое на ваш бизнес, ваши доходы, ваши драгоценные деньги. Это все, что я от вас слышу: как вы прибыли в город, и такой-то такой-то спросил вас о Фоксе, о том, где он или вернется ли он домой, и как вы точно знаете, что при следующей вашей встрече они не захотят вести с вами дела, потому что считают вашего сына предателем. Вот что вас действительно волнует.

– Закрой свой неучтивый рот, дитя! – резко бросает ей Билл. – Тебя это не касается.

– О, еще как касается! – отзывается Саманта, ничуть не испуганная гневом отца. – Он мой брат в той же степени, что и ваш сын. Вы могли списать его со счетов, как позор семьи, но я горжусь им за то, что он отстаивает свое право делать то, что считает правильным, и если бы в ваших жадных маленьких сердцах осталось хоть немного искреннего чувства, вы бы последовали моему примеру.

– С меня ДОВОЛЬНО. – Билл Малдер вскакивает на ноги, гневно стиснув зубы. – Немедленно выйди из-за стола и отправляйся наверх, юная леди. Мы с твоей матерью позже с тобой разберемся.

Саманта невозмутимо скрещивает руки на груди и демонстративно остается сидеть.

– Нет, пока Фокс не уедет, – упрямо заявляет она. – Я не знаю, когда мы снова увидимся, и не собираюсь проводить оставшееся у него время наверху в ожидании порки, словно ребенок, которым вы до сих пор меня считаете.

Билл, кажется, всерьез готов схватить ее за ухо и силой уволочь наверх, так что Малдер спешит вмешаться.

– Не беспокойся, Сэм, – говорит он, вставая и нежно взъерошивая ей волосы. – Мне все равно уже пора.

– Ты вообще слышал, что я тебе сказал, мальчишка? – требует Билл. – Своей глупостью ты ставишь под удар нашу семейную честь и доброе имя. Тебя это совсем не волнует?

– Волнует, отец, – отвечает Малдер. – Еще как волнует… именно поэтому я это и делаю. Мне бы хотелось, чтобы наши потомки в десятом поколении смотрели на нашу семейную историю и понимали, что по крайней мере один из их предков сражался на правильной стороне в этой войне. – Он поворачивается к сестре. – Пойдем, Саманта, проводишь меня. – С этими словами он вместе со следующей за ним по пятам сестрой спешно покидает комнату, пока еще кто-то что-нибудь не сказал или не попытался как-то иначе остановить его.

Подхватив свои лежавшие у парадной двери вещи, Малдер идет в заднюю часть дома и выходит через кухонную дверь, направляясь через двор к конюшням; Саманта по-прежнему не отстает от брата. Он весь дрожит от гнева, едва сдерживаясь, чтобы не вернуться и не врезать отцу от души. Только начав седлать коня, он осознает, что может говорить спокойно.

– Ты действительно имела это в виду, Саманта? – спрашивает он куда менее твердым голосом, чем ему хотелось бы.

– Что именно? – уточняет она.

– То, что сказала, – поясняет он. – О… о том, что гордишься мной. За то, что я сражаюсь за Союз, а не за Юг.

Саманта награждает его взглядом, красноречиво свидетельствующим о том, что он полный идиот, раз вообще такое спрашивает.

– Разумеется, именно это я и имела в виду, Фокс, – подтверждает она. – Если бы я тоже могла сбежать и присоединиться к армии Союза, я бы так и сделала, как только достигла бы призывного возраста.

Малдер прячет улыбку; не стоит говорить Саманте, что он знаком с одной молодой леди, которая не позволила такой мелочи, как пол, помешать ее вступлению в армию. Последнее, чего ему хочется – это чтобы Саманта вбила себе в голову подобную идею. Он достаточно хорошо ее знает, чтобы понимать, что она именно так и поступит, впутавшись в этот конфликт так же глубоко, как и он сам.

– Спасибо, Сэм, – благодарит он, крепко прижимая ее к себе. Она отвечает столь же сильным объятием, и, когда он опускает руки, то видит слезы в ее глазах. Она вытирает их, шмыгая носом.

– Как бы я хотела, чтобы тебе не нужно было уезжать, – говорит она. – Я знаю, ты должен… но это так ужасно, когда тебя нет рядом. Я очень сильно скучаю по тебе.

– Я тоже по тебе скучаю, – заверяет он ее. – Я буду писать каждую неделю, хорошо? И неважно, где я или что происходит.

– А я обещаю, что придумаю способ, как передавать свои письма почтальону и не позволить родителям их перехватить, – обещает Саманта. – Даже если мне придется вставать на рассвете, встречать его у ворот каждое утро и подкупать, чтобы он прятал письма в своей куртке.

– Просто пригрози ему, – предлагает Малдер. – Должно сработать. Ты сейчас была довольно пугающей. – Он вздыхает с сожалением. – Я беспокоюсь, что втянул тебя в неприятности. Как они тебя накажут?

– Запретят выходить из комнаты, скорее всего, – равнодушно пожав плечами, отвечает Саманта. – Да я и не против. Я скорее предпочту сидеть наверху и читать, чем слушать уроки хороших манер от матушки.

– Можешь брать столько книг, сколько захочешь, – предлагает он. – У меня такое чувство, что в будущем тебя часто будут ссылать в твою комнату.

Она усмехается.

– Что тут скажешь? Кажется, у меня выработалась дурная привычка выбалтывать все, что приходит мне в голову, невзирая на последствия.

– Не представляю, где ты этого нахваталась, – вторит ей Малдер, выводя коня из конюшни, и они с Самантой идут в сторону улицы. Когда они останавливаются на обочине, Малдер обнимает сестру, отрывая ее от земли и стискивая так сильно, словно вовсе не хочет отпускать. – Береги себя, Саманта, – хрипло говорит он, осторожно ставя ее обратно на тротуар. Наклонившись, он целует ее в щеку, выпрямляется и неохотно отступает.

– Ты тоже, хорошо? – просит Сэм, по-прежнему держа его за руку, не желая отпускать ее. – Постарайся по возможности не рисковать. И слушайся своего лейтенанта Скалли. Похоже, он знает, как не давать тебе попадать в неприятности.

Малдер усмехается.

– У него это получается лучше, чем у кого бы то ни было… за исключением тебя. – Саманта улыбается, однако ее нижняя губа дрожит. Малдер видит, что она сдерживает слезы до его отъезда, чтобы ему было легче покинуть ее. – Люблю тебя, сестренка, – говорит он, взъерошив ей волосы напоследок.

– Люблю тебя, старший брат, – отвечает она, отступая назад, когда он садится на коня и, помахав на прощание, уезжает прочь.

========== Глава 3 ==========

***

Август 1863 года

К западу от Фредериксберга, Вирджиния

К счастью, за неделю, проведенную Малдером в Фредериксберге, Потомакская армия двинулась дальше на юг и разбила лагерь у реки Раппаханнок, в результате чего вместо полдня верхом – а именно столько они со Скалли ехали до дома Чарльза Спендера в начале недели – обратная дорога до лагеря займет у него чуть больше часа. Он, разумеется, не стал упоминать этого родителям: при мысли о том, что придется сидеть и слушать критику отца и мольбы матери дольше, чем это абсолютно необходимо, у него зубы сводит.

Утро выдается теплым, но не жарким, и Малдер почти никого не встречает по пути. При столь близком расположении армии путешествия гражданских лиц строго ограничены – зачастую необходимы специальные документы, чтобы переехать из одного города в другой, да и некоторые солдаты ведут себя не слишком дружелюбно и вежливо по отношению к гражданам Вирджинии.

Разумеется, и военнослужащему любой армии довольно небезопасно путешествовать в одиночку, учитывая количество беспринципных воров, наводнивших округу. Особой опасности в настоящее время подвергаются как раз солдаты Союза, ведь рейдеры Мосби (1), покинувшие армию мятежников, отправились в грабительские походы к северу от лагеря Ли. Малдер уже не в первый раз надеется, что Скалли сумела благополучно вернуться в лагерь.

Почти в самом конце своего путешествия, примерно в двадцати милях от Фредериксберга, Малдер минует кордон, отмечающий внешнюю границу лагеря армии Союза. Его пропускают довольно быстро – там оказываются люди из его собственной бригады, которые сразу же узнают его – и он проезжает через расположение трех других бригад, пока не замечает свою собственную.

Чуть дальше, вне зоны видимости кордона, располагается группа мужчин, которые, сложив свои мундиры в кучу позади основной базы, убивают время за игрой в бейсбол четыре на четыре. Малдер останавливается, чтобы понаблюдать за ними. Игроки обходятся питчером и тремя бейсменами; мужчины, ждущие возможности поиграть за другую команду, по очереди забирают пропущенные бэттером мячи. На мгновение Малдер задается вопросом, а предполагает ли звание полковника, что он должен быть выше игр со своими подчиненными, но тут же решает, что ему плевать на уместность или неуместность этого: он любит бейсбол, и на время долгих зимних месяцев в лагере, начиная с декабря, игра станет желанным отвлечением – не считая того, что это будет неплохим способом согреться.

Он задумывается над тем, а играла ли Скалли когда-нибудь в бейсбол. Велик шанс, что да, если она выросла с двумя братьями и была таким сорванцом, как рассказывала. А если она никогда не играла… что ж, ему просто придется научить ее.

Еще через несколько минут Малдер добирается непосредственно до самого лагеря. Он останавливается, чтобы спросить у командующего каждого полка, где в настоящее время располагается 3-я бригада, и вскоре замечает красный мальтийский крест, развевающийся над их штаб-квартирой. Малдер решает заглянуть туда и повидаться с полковником Скиннером, прежде чем продолжить путь к своему полку, твердо сказав себе, что делает это только чтобы убедиться, что командир знает о его возвращении, и проверить, нет ли каких-то важным новостей, каких-нибудь приказов, которые ему надо будет донести до своих людей.

И вовсе это не потому, что он оттягивает встречу со Скалли. Разумеется, нет.

Полковник Скиннер сидит под навесом своей палатки, склонившись над столом вместе с несколькими своими подчиненными. Когда Малдер приближается и спешивается, он поднимает на него глаза и встает, чтобы ответить на приветствие.

– Добро пожаловать назад, полковник Малдер, – говорит он. – Как дела у ваших родных?

– Все хорошо, сэр, – отвечает Малдер. – Я благодарен за возможность навестить их. Спасибо вам за это.

Скиннер отмахивается от его слов.

– Это не проблема. Сейчас здесь все равно ничего не происходит.

– Прежде чем вернуться в свой полк, могу я спросить, сэр, как обстоят дела? Как думаете, скоро мы снова двинемся в путь?

– Это маловероятно, – отвечает Скиннер, вновь усаживаясь за стол, и жестом указывает на юг, в направлении реки Раппаханнок, находящейся в паре-тройке миль оттуда. – Армия генерала Ли расположилась на южном берегу реки, а мы сидим здесь, на другой стороне… и не похоже, что кто-то из нас собирается что-то предпринимать. Сейчас мы просто ждем, устраивая ежедневные строевые, чтобы люди не скучали, и назначая наших снайперов по очереди следить за берегом, особенно по ночам. – Он разворачивается к Малдеру. – И, говоря о снайперах, где ваш лейтенант Скалли? Его мы тоже назначим в дозор, если у вас для него нет никаких срочных дел. Разве он не отправился в Фредериксберг вместе с вами?

– Да, но он уехал раньше меня, – встревоженно сообщает Малдер. – Вы не видели, когда он вернулся?

– Нет, – отвечает Скиннер, – но я все утро не отходил от своей палатки. Вполне может быть, что он ожидает вас вместе с остальными вашими людьми.

Малдер кивает.

– Если это все, сэр, то я отправлюсь в свой полк, – говорит он, и, отсалютовав в ответ на прощальный жест Малдера, Скиннер взмахом руки отпускает своего подчиненного. Малдер вновь садится на коня и продолжает путь, пока не замечает знамена 83-го Пенсильванского полка.

Солдаты издают громкие радостные крики, когда Малдер проезжает мимо, и он отвечает на них с немалым дискомфортом. Он пока не чувствует себя вправе принимать похвалы целого полка, так как еще не вел их в бой и не доказал, что способен командовать таким количеством людей. Однако он машет им, когда они отдают ему честь и выкрикивают приветствия, одновременно зорко высматривая характерные рыжие волосы Скалли в толпе.

К тому времени, когда он достигает палатки, которую солдаты установили для него, Скалли поблизости не оказывается, и Малдер начинает всерьез беспокоиться за нее. Она сказала, что вернется непосредственно в полк, как он помнит, но вполне вероятно, что она передумала и решила провести эту неделю где-то еще. Но куда бы она отправилась? Дороги небезопасны для всех одиноких всадников из-за банд, всегда готовых напасть на ничего не подозревающую жертву.

У него сердце уходит в пятки от страха, когда он осознает, что во время дорожного ограбления нападающие могли бы без труда обнаружить секрет Скалли, который она сумела скрывать от всей армии Союза. И если бы это произошло, опасность грозила бы не только любым ценностям и деньгам, которые могли оказаться в ее ранце. В итоге Малдер решает, что если Скалли не покажется в течение часа, он пошлет гонцов в другие полки, чтобы выяснить, не видел ли ее кто-нибудь. К счастью, ее волосы послужат хорошим ориентиром.

А если она не покажется к ночи, он сам отправится ее искать.

Малдер спешивается и передает коня грумам, чтобы его почистили и покормили. Зайдя в палатку, он, к немалому своему удивлению, обнаруживает, что ему установили походную кровать, но затем вспоминает, что видел такую в палатке Скиннера, когда тот был командующим полком, так что, вероятно, ее установили и для него. Какая бы ни была причина, он рад ее наличию и, бросив ранец на землю, со стоном опускается на койку. Она, конечно, не сравнится с тем, на чем он спал последнюю неделю, но в плане удобств на одну ступень спального коврика, расстеленного прямо на земле, так что его все устраивает.

Край палатки внезапно отодвигается в сторону, и Малдер резко садится. Снаружи стоит Скалли, заглядывая внутрь и щурясь в слабом свете. При виде ее тугой узел в его желудке мгновенно исчезает, и от наполнившего его облегчения у Малдера возникает головокружение.

– Разрешите войти, сэр? – сухо спрашивает Скалли. Малдер морщится про себя от формальности ее тона.

– Разумеется, входи, Скалли, – приглашает он. – Это и твоя палатка тоже.

– Неофициально, – возражает она, однако заходит, опустив холщовый край палатки, и вопросительно поднимает брови при виде койки. Малдер смущенно склоняет голову.

– Я ее не просил, клянусь, – заверяет он ее. – Ее установили до того, как я прибыл несколько минут назад. Я поговорю с полковником Скиннером и уточню, нельзя ли получить еще одну для тебя.

– Нет, ты этого не сделаешь, – заявляет она. – Это вызовет пересуды. Лейтенанты ведь обычно не спят на койках?

– Кажется, нет, – признает Малдер. – Что ж, тогда ты можешь занять ее. Я не против спать на земле.

– Это твоя койка, Малдер. Ты старший по званию офицер. С какой стати ты отдашь ее мне?

– Потому что я джентльмен и проявляю элементарную вежливость, – отвечает он. – Разве не так?

Скалли прищуривается.

– Нет, если человек, которому ты предлагаешь лучшие условия для сна, твой подчиненный, – отвечает она и, понизив голос, добавляет: – Вот об этом я и говорила, когда предполагала, что ты можешь начать обращаться со мной иначе.

– Но все же, – не сдается Малдер, – мне это кажется неправильным. По крайней мере, мы можем спать на ней по очереди.

Скалли вздыхает.

– Если я соглашусь, ты пообещаешь закрыть уже тему чертовой койки? – спрашивает она, закатывая глаза. – Я в лагере всего пять минут, а ты уже заставляешь меня пожалеть, что я не дезертировала.

Малдера охватывает уныние при ее словах… но потом он замечает озорной блеск в ее глазах и с облегчением усмехается ей.

– Ладно, будем спать по очереди, – соглашается он. Скалли кивает и, бросив свою поклажу рядом с малдеровской, тоже садится на койку. – Куда ты ездила, Скалли? – спрашивает ее Малдер. – Ты говорила, что вернешься в полк, но полковник Скиннер говорит, что не видел тебя.

Скалли наклоняет голову.

– Я не возвращалась, – признает она. – Я поехала было обратно, но… – Она вздыхает. – Мне нужно было время, чтобы остыть после отъезда из Фредериксберга, и я не готова была вернуться в полк, потому что совсем не хотела придумывать какое-нибудь объяснение тому, почему я не с тобой и твоей семьей. – Она поднимает на него глаза. – Что ты им рассказал, кстати?

– Что вечером прибыл гонец с посланием для тебя, – отвечает Малдер. – Им этого хватило. Саманта была разочарована, когда ты не спустилась к завтраку.

– Мне жаль, что у меня не получилось провести больше времени с ней, – отвечает Скалли. – Мне кажется, мы с ней начали неплохо ладить. – Она неловко теребит пальцы, лежащие у нее на коленях. – Малдер, я должна перед тобой извиниться, – продолжает она. – Я выдвинула ужасные обвинения, и мне не следовало этого делать без достаточно веских доказательств.

Малдер открывает рот, чтобы рассказать ей о случившемся прошлой ночью… но останавливает себя. Внезапно ему совсем не хочется делиться с ней произошедшим между ним и Дианой и только частично – совсем чуть-чуть – из-за нежелания признавать свою возможную неправоту.

Хотя Малдер и не хочет, чтобы Скалли прониклась еще большим предубеждением по отношению к Диане, если окажется, что разговор в переулке – как и события прошлой ночи – были невинными, ему представляется… неправильным рассказывать Скалли о том, что едва не произошло вчера в его спальне. И дело не в том, что Скалли женщина – в конце концов, они уже касались предмета интимной близости в разговоре после прибытия в Фредериксберг. Как бы то ни было, он пока не хочет сообщать ей о ночной эскападе Дианы, а потому идет по другому пути.

– Я тоже должен извиниться перед тобой, Скалли, – говорит он ей. – Ты была права в одном: Диана могла бы вести себя с тобой куда приветливее, и мне следовало вступиться за тебя и сказать ей что-нибудь по этому поводу.

– В таком случае твой визит мог оказаться куда менее приятным, – возражает Скалли. – В конце концов, я свалилась ей на голову совершенно неожиданно.

– Что ж, мой визит и так был менее приятным без тебя, – говорит Малдер, и Скалли опускает голову, заливаясь краской смущения. – И, может, если бы я только уделил время тому, чтобы рассказать тебе о ней чуть больше, ты бы так не расстроилась из-за ее поведения. Диана… она привыкла получать все, что хочет, привыкла, что все делается по ее желанию. Это не оправдывает ее, но она всегда легко выходила из себя, если ее планы менялись в последнюю минуту. Мне следовало написать и сообщить, что ты приедешь со мной, и я сожалею, что не сделал этого. – Он протягивает руку и осторожно накрывает ее лежащую на койке ладонь своей. – Как думаешь, ты найдешь в себе силы простить меня? – Она улыбается ему, все еще краснея, и он очарован тем, как веснушки проявляются на фоне ее вспыхнувших щек.

– Если ты простишь меня за то, что я сделала столь поспешные и оскорбительные выводы касательно твоей невесты, – отвечает она.

– Скалли, тут нечего прощать, – заверяет он ее и не кривит душой. – Ты просто оберегала меня так, как тебе и полагается делать в качестве моего лейтенанта и друга.

Они какое-то время сидят в тишине, и Малдер обнаруживает, что не хочет отпускать руку Скалли. Она тоже, кажется, не торопится отодвигаться, так что они просто молча сидят – не вполне держась за руки, а скорее, наслаждаясь ощущением единения от легкого соприкосновения пальцев.

– Ты так и не сказала, куда отправилась, когда покинула Фредериксберг, – напоминает Малдер.

– Да, собственно, никуда, – отвечает Скалли. – Где-то с полчаса после отъезда мною владела мысль повернуть на север, отправиться домой и покончить с этим, а там будь что будет. – Малдер обеспокоенно разворачивается к ней, и, перевернув ладонь, так что теперь они и вправду держатся за руки, она успокаивающе сжимает его пальцы. – Я отказалась от этой идеи довольно быстро. Если не считать того, что я не готова встретиться с матерью, я знала, что если оставлю полк, то мы можем больше никогда не увидеться.

– Не говоря уже о том, что очаровательный доктор Уотерстон будет поджидать тебя, чтобы надеть кольцо тебе на палец и потащить прямо под венец, – замечает Малдер, но Скалли всем своим видом выражает сомнение в подобном исходе.

– По правде говоря, Малдер, вряд ли Дэниел будет по-прежнему заинтересован в браке со мной, когда узнает, где я была последние шесть-семь месяцев, – признается она. – Он будет положительно шокирован тем, что я провела все это время в компании мужчин. Уверена, он решит, что моя добродетель не подлежит восстановлению. – Она усмехается. – И это еще не считая всех тех замечательных ругательств, что я выучила у костров для приготовления еды.

Малдер смеется.

– Так ты думаешь, что освободишься от него? – спрашивает он. – Когда в конце концов вернешься домой?

Она кивает.

– Думаю, да, – говорит Скалли. – Хотя не сомневаюсь, что моя мать тут же сообщит мне, что ни один холостой мужчина во всем Вест Честере – или во всей Филадельфии – не выберет себе в жены женщину, которая провела бог знает сколько времени в компании солдат.

– Тогда все эти мужчины из Вест Честера и Филадельфии просто дураки, и ни один из них тебя не заслуживает, – заявляет Малдер прежде, чем успевает себя остановить.

Яркая краска, что заливает ее щеки после его слов, не идет ни в какое сравнение с ее прежним румянцем. Она поднимает голову и встречается с ним взглядом; ее голубые глаза сияют, и медленно возникающая на ее губах милая улыбка превращает ее лицо в нечто по-настоящему прекрасное… и впервые Малдер отчетливо осознает один очень важный факт.

Дана Скалли красива.

Малдер буквально заставляет себя отпустить ее руку и встать, чтобы создать между ними некоторое расстояние прежде, чем он сделает что-то опрометчивое и либо получит пощечину, либо до крайности усложнит и без того непростую ситуацию. Скалли, как ему хочется думать, выглядит слегка разочарованной, но быстро скрывает это.

– Спасибо, Малдер, – благодарит она. – Твое мнение очень много для меня значит.

Он издает смешок.

– Напрасно, – печально отзывается он. – По крайней мере, с учетом того, что я позволяю своей семье думать, будто женюсь на той, кто так дурно обращается с моим лучшим другом.

Скалли хмурится.

– А почему бы им так не думать, если вы с Дианой помолвлены? – с недоумением уточняет она.

– Потому что это не так, по крайней мере официально, – поясняет Малдер, хотя мысленно пинает себя за это признание. Им со Скалли, как он начинает осознавать, понадобится весь их самоконтроль, чтобы до конца войны воздерживаться от того, что действительно может привести к скандалу, и позволять ей считать, что он помолвлен, было бы разумным. Он достаточно хорошо ее знает, чтобы понимать, что она никогда не позволит себе вступить в неуместные отношения с потенциальным мужем другой женщины. Но раз уж он сказал «а», то с тем же успехом может сказать и «б».

– Предполагается, что однажды мы с Дианой поженимся, – поясняет он. – Мы всегда были близкими друзьями – с тех пор, как она стала жить у Чарльза Спендера… и полагаю, что для моих родителей – для большинства людей, вероятно – очевидно, что если неженатый юноша и незамужняя девушка так близки, то они планируют пожениться, когда станут достаточно взрослыми для этого. Моим родителям и Чарльзу Спендеру эта идея по душе, ведь так они гарантированно объединят состояния наших семей. А Диана… – Он пожимает плечами. – Ну, я уверен, она надеялась, что я сделаю ей предложение до отъезда из Фредериксберга сегодня.

– Но ты этого не сделал? – уточняет Скалли, и он качает головой.

– По правде сказать… – «Не надо, – убеждает он себя, – ей не надо этого знать», однако рациональная часть его мозга, похоже, взяла выходной, потому что он беспечно продолжает: – Честно говоря, Скалли, я начинаю сомневаться, что мне стоит это делать.

– Вот как? – спрашивает Скалли куда более радостным тоном, чем предполагают обстоятельства, и, мгновенно осознав это, придает своему лицу приличествующее случаю серьезное выражение. – Надеюсь, не из-за того, как она обращалась со мной. Ты был прав: с моей стороны было нечестно ожидать, что она проявит гостеприимство по отношению ко мне, если она и понятия не имела о моем приезде.

– Нет, не из-за этого, – отвечает Малдер, – хотя частично и из-за этого тоже. – Он закусывает губу, размышляя. – Скалли, ты знаешь, что иногда я склонен… к импульсивности, не так ли?

Скалли смеется.

– Иногда, Малдер? – поддразнивает она, качая головой. –На мой взгляд, это еще очень мягко сказано, согласен?

Он смущенно усмехается.

– Ладно, большую часть времени, – признает он. – Я ничего не имею против того, что мои планы расстраиваются в последнюю минуту, и искренне люблю импровизировать, делая все под влиянием момента. И на этой неделе я задумался над тем… каково это будет для того, кто ненавидит сюрпризы и всегда предпочитает все знать заранее и в мельчайших деталях, выйти замуж за кого-то столь импульсивного, как я?

Скалли, по-видимому, всерьез задумывается над его словами.

– Это и вправду не похоже на идеальный рецепт семейного счастья, – признает она. – Но ты действительно считаешь, что у нее не возникают схожие сомнения? Если она так давно тебя знает, твоя склонность делать все под влиянием минуты не могла укрыться от ее внимания.

– Верно, – говорит Малдер, – но мне кажется, что Диана может руководствоваться извечным предположением, что брак изменит меня, сделает более рациональным и менее склонным к авантюрам.

Скалли окидывает его скептичным взглядом.

– Так ты говоришь, что она влюблена в мужчину, которым она хочет, чтобы ты стал, в противовес тому, кем ты являешься сейчас?

– Ну, честно говоря, она никогда не признавалась мне в любви, – сообщает Малдер. – Так что, возможно, вопрос любви в браке ее не слишком-то беспокоит.

– Не могу представить брак с кем-то, кого я не люблю, – говорит Скалли. – Я хочу сказать… я знаю, что это распространенная практика, и многие свадьбы устроены родителями или заключаются по расчету, но… я просто не в силах поставить свое будущее счастье на надежду, что брак изменит основополагающие черты характера моего мужа. – Она вздыхает и поднимается. – Слушай, – продолжает она, снова подбирая свои вещи. – Через полчаса мне надо быть на берегу реки.

Малдер хмурится.

– Зачем? – спрашивает он.

– Я в очереди на караул, – поясняет Скалли. – Полковник 44-го Нью-Йоркского полка распределил смены в начале недели, как мне сказали, и всем снайперам приказано принять участие в карауле у кордона.

– Надолго? – спрашивает Малдер.

– Меня сменят к ужину, полагаю, – отвечает Скалли, и Малдер кивает.