Текст книги "Времени неподвластно (СИ)"

Автор книги: Su.мрак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

– Пустяки. Жаль, конечно, что я отдал свой портключ Олли…

– Так вот каким образом, мальчик сумел доставить раненого Годрика в Хогвардс! А я-то всё не могла понять, как у него, такого слабого мага, на это сил хватило!

– Благослови Мерлин и Моргана догадливого мальчишку! Прекрати причитать, Ровена! Что за слезливость? Это вовсе на тебя не похоже. Собирайся. Я пришлю за тобой твоих старшекурсников для охраны. У тебя есть пара дней, чтобы завершить здесь свои дела, – надев тёплую мантию с глубоким капюшоном и напоследок обняв застывшую посреди комнаты чем-то явно ошарашенную девушку, Зари привычно нажал на нужные завитки стенной панели, расположенной за кроватью, и растворился в темноте потайного хода.

На то, чтобы добраться до границы Защиты замка и аппарировать в Хогсмид у него ушло меньше часа. Ещё бы! Половину этого пути он, преодолевая слабость, промчался бегом, наплевав на достоинство Слизеринов. Да никто и не смог бы узнать его сейчас в этой простой, без украшений дорожной мантии.

А вот в магической деревне Салазару пришлось-таки сделать остановку. Аппарация на дальнее расстояние, да ещё и с частичным преодолением Защитных чар, едва не заставила его потерять сознание от слабости, и молодой маг зашёл передохнуть в недавно открывшийся паб, в котором, как он знал, можно было спокойно и недорого пообедать.

В те времена было принято вывешивать в подобных заведениях копии королевских указов или каких-то других объявлений в расчёте на то, что умеющий читать хозяин заведения или другие образованные люди донесут до неграмотных представителей черни суть написанного.

Вот и на этот раз на чисто выбеленной стене возле барной стойки, за которой восседал толстяк МакТавиш, красовался какой-то затейливо украшенный писцом пергамент. Усталый Зар не обратил бы на него никакого внимания, если бы взгляд случайно не зацепился за мелькнувшие в заглавии два слова «Годрик» и «Гриффиндор». Новоявленный лорд Слизерин подошёл поближе, внимательно вчитываясь в висевшее на стене объявление, и… удержал рвущийся с губ мучительный крик «Нет», только прикусив губу до крови.

На негнущихся ногах он вышел из паба, не замечая взглядов окружающих людей и из последних сил аппарировал, нарушая все магические законы, прямо в комнату Ровены в замке Серпентер. От сильнейшего магического истощения, вызванного преодолением мощной Защиты поместья, он почти сразу же потерял сознание, успев только почувствовать, как его подхватили руки подруги, уберегая от падения на каменный пол. Её вопросов он уже не слышал, но до самого последнего момента, пока его не поглотила спасительная тьма, перед глазами Зара стояли выведенные на пергаменте слова:

«Лорд Годрик Гриффиндор имеет честь объявить о своём бракосочетании с девицей Хельгой Марианой Пуффендуй, которое состоится в королевской часовне Эдинбурга 2 ноября 1005 года от Рождества Христова».

Немного владевшая Легиллименцией Ровена, «подсмотревшая» в мыслях Салазара, сейчас не скрытых никакими щитами, этот эпизод, бессильно опустилась прямо на каменный пол, не выпуская из объятий потерявшего сознание друга и не обращая внимания на мгновенно пробравший её тело холод: «2 ноября… пять дней назад. Если бы я только знала… если бы сразу сказала ему… Что же ты наделала, сестра? Неужели не понимала, что, даже заключив Магический Брак, не сможешь завоевать сердце, принадлежащее другому человеку? Что же мы все наделали?» Ей было безумно жалко впавшего в отчаянье Салазара, натворившего глупостей вспыльчивого Годрика, искренне считавшую, что в настоящем браке достаточно любви только одного из партнёров, Хельгу и… себя.

Салазар приходил в себя медленно и трудно. Истощение и стресс вызвали рецидив магической лихорадки, слава Мерлину, в этот раз продлившейся только несколько дней. Но и когда к магу вернулось сознание, мало что изменилось. Зар ел, спал, автоматически решал вставшие перед ним насущные проблемы и… вновь погружался в свои мысли, всё больше отдаляясь от навещавших его друзей и Ровены. Даже возвращение Олли не смогло вывести его из этого полусомнабулического состояния. Он почти равнодушно выслушал эмоциональный рассказ парня о слухах, распространившихся в Эдинбурге и Лондоне с подачи покойного и никем не оплаканного Марволо, растрезвонившего всем, что его младший сын заключил помолвку с невестой покойного брата. В его лице ничего не дрогнуло, когда Олли в лицах описывал, какой погром устроил в Хогвардсе после этих известий едва оправившийся от ран Рик, и как преданно ухаживала за буйствующим магом красавица Хельга. Салазар, казалось, пропустил мимо ушей неловкие попытки доверенного слуги оправдать бывшего жениха: «Мастер Рик был так зол и расстроен, а тут красивая ведьма сама лезет в постель… Ну-у, и всё такое… Случайно у него это вышло! Кто ж знал, что Пуффендуи плодовитые, как кролики?! Вот и вынужден был Мастер Годрик… Мы ж все думали, что вы хозяин и правда с леди Ровеной… Да старый хозяин кого хочешь мог заставить делать то, что ему было нужно!»

Ничто не могло вывести Салазара из этой не-совсем-жизни. Он бродил по замку ненавистного отца, словно своё собственное приведение, всё больше отдаляясь от людей. Даже вернувшийся из Франции Магистр Певерелл ничего не смог для него сделать. Зар тихо угасал, замкнувшись в своём отчаянии, оживая только на время решения каких-то насущных проблем своих вассалов и союзников. Во время двух незначительных военных стычек, случившихся между его магами и магами двух не внявших прежним увещеваниям политических противников, молодой лорд Слизерин, никогда впредь не выказывавший великих талантов во владении мечом, лез в самую гущу боя. Избегнул он гибели, видимо, только по причине одного известного изречения: «Пьяниц и сумасшедших – смерть не берёт». И неизвестно, чем всё это бы кончилось, если бы через месяц после возвращения Салазара из Хогсмида отчаявшаяся «достучаться» до него Ровена срочно не собралась уезжать в какой-то французский монастырь. Почуявший какой-то подвох, Зар пытался разговорить единственную оставшуюся у него подругу, но девушка на все расспросы только отмалчивалась и настаивала на отъезде, с фальшивой уверенностью доказывая, что просто устала от Англии и устала от занятий со студентами. И только домовые эльфы докладывали ему, что Ровена плачет по ночам. Это заставило угасавшую у мага волю к жизни встрепенуться. Девушка была единственным близким ему человеком, и он не хотел, чтобы и она прошла через горе и страдания, выпавшие на его долю. Зар великолепно знал, насколько они, аристократы, недооценивают наблюдательность и ум простых людей и… начал свою атаку на старую служанку Ровены, когда-то бывшую её кормилицей. Ему не пришлось даже серьёзно давить на пожилую ведьму. Как только та поняла, что юный лорд всерьёз беспокоится о благополучии её подопечной, она выложила ему всё, что знала, словно на исповеди:

– Моя госпожа любила вашего брата, милорд. И он вёл себя с ней совсем по-другому, чем со всеми остальными людьми. Через день должна была состояться их свадьба, и… Я точно знаю, что ночь накануне своей смерти господин Ричард провёл у неё. А теперь… – глухие рыдания вырвались из груди упавшей на колени женщины. – Милорд, спасите мою девочку! Её теперь опозорят и сошлют в монастырь!

– За что?

– Она… у неё не было женских недомоганий вот уже два месяца, милорд. Все подумают… Я-то знаю, что между моей госпожой и вами ничего не было. Вы как брат и сестра. Но кто ж будет слушать старую служанку?!

– Ровена беременна от моего брата? Она знает?

– Теперь – да. Когда вы болели, ей было не до этого, а теперь… да. Она знает.

– И поэтому хотела уехать?

– Да. Я предупреждала её, что король не выпустит её за пределы Англии. Она ведь богатая наследница. Но госпожа не хочет взваливать на вас свои проблемы.

– Ничего она не взваливает, – Салазар не замечал, что вышагивает из угла в угол по небольшой комнате служанки. В его голове, впервые за этот месяц думавшей о чём-то, кроме своего горя, рождался хитрый, достойный Слизеринов план: «Будьте вы и на том свете прокляты, отец, за то, что, пусть и невольно, добились своего. Будь проклят и ты, Рик, за всю боль, что мне пришлось вынести по твоей вине. Правы были Ровена и Учитель. Отчаяние – удел слабых. А я больше никому и никогда не покажу своей слабости». – Ты хоть знаешь, кого носит госпожа?

– Да, милорд, сына.

– Отлично.

– Что вы задумали, господин?!

– Да вот, решил воспитать из своего племянника хорошего человека и достойного лорда Слизерина. Как думаешь, получится? – в прояснившейся голове бушевали острое до боли чувство облегчения и весёлая злость: «Вы говорили, что мне нужно найти новую цель в жизни. И я её нашёл: буду жить, воспитывать сына и учить студентов. И пускай Годрик со своей кудахчущей курицей-блондинкой завидуют моей жизни! Ну, уж нет, мой дорогой предатель Гриффиндор, ни я, ни Ровена из школы не уйдём, и не надейтесь!»

– Спасибо! Спасибо вам, мой господин!

Салазару с трудом удалось отбить у плачущей женщины край своей мантии, который та целовала:

– Найди моего слугу Олли и дай лёгкого успокоительного Ровене. Мне нужны сутки на то, чтобы добыть у Его Величества разрешение на брак, а ей стоит выспаться перед бракосочетанием. Да-а, и, надеюсь, ты отыщешь среди её вещей что-нибудь подходящее для подобного торжества. Я буду не я, если обряд не проведёт сам королевский духовник в присутствии всего английского двора.

– Но Королевский Чародей…

– О-о-о, мне есть, чем прижать лорда Малфоя.

Венчание состоялось, конечно же, не через сутки. Полдня Салазару понадобилось для того, чтобы поймать избегавшего встречи с ним Малфоя. Зато через час после этого Королевский Чародей заливался соловьём, уговаривая Его Величество Этельреда II на проведение грандиозного празднества в честь свадьбы одного из сильнейших волшебников королевства. Ещё бы, ему до дрожи в коленках не хотелось, чтобы этот страшный молодой маг, грозивший в недалёком будущем заткнуть за пояс Магистра Певерелла и половину магов Совета вместе взятых, невесть как узнавший о подробностях гибели своего отца, исполнил угрозу и воспользовался Правом Мести. С королевским духовником договориться оказалось ещё проще – тот страдал великой любовью к Богу и… мирским благам, которые даёт своим служителям Господь. Не прошло и трёх дней, как грандиозное торжество, ещё несколько лет заставлявшее говорить о себе всех магов и немагов острова, состоялось.

Ослепительно прекрасная в своём белом платье Ровена и подавлявший всех исходившей от него Силой надменный, словно римский император, Салазар, произнесли вслед за священником и Королевским Чародеем брачные клятвы и стояли на возвышении, принимая поздравления гостей, когда Зара словно молнией ударило. Чей-то до боли знакомый настойчивый взгляд заставил его обернуться и пристально всмотреться в стоявшую возле одной из колонн скрытую неприметной мантией фигуру. Низко опущенная ранее голова, скрытая капюшоном поднялась, и Салазар, встретившись взглядом с полными боли и горечи глазами Рика, гордо вскинул подбородок, пряча за маской высокомерия собственную выматывавшую душу боль: «Ты-ы?! Смотришь? Ну, что ж, смотри! Ты сам добился этого, разрушив наше счастье!»

Вот только отчаяние, вспыхнувшее в любимых зеленых глазах, не принесло Зару облегчения. Наоборот, триумф от предвкушаемой мести и желания досадить предавшему его возлюбленному отошёл куда-то в сторону, как что-то совершенно бесполезное и ненужное, а поздравлявшие их с Ровеной гости стали безумно раздражать. И внезапно лорду Салазару Слизерину до выматывающей душевной боли, до зубовного скрежета захотелось отдать всю свою Силу и Могущество за одну только возможность вернуть тот солнечный день, когда они с Риком, перемазанные в пыли и усталые, лежали на берегу Чёрного озера.

Внутренний голос шептал на ухо: «Иди, поговори с ним», но Зар впервые в жизни приказал ему заткнуться, на мгновение прикрывая глаза, чтобы взять себя в руки.

Встревоженная его молчанием Ровена едва слышно спросила:

– Что случилось?

– Ничего… просто показалось, – но взгляд мага против воли вновь метнулся к колонне, чтобы ещё раз напоследок вглядеться в любимое лицо.

Возле колонны никого не было.

Они оба сделали свой выбор.

====== Глава 3. Всё… кроме счастья ======

Глава 3

Начавшийся так смутно и кроваво XI век принёс Хогвардсу заслуженную славу одной из лучших магических школ волшебного мира. Французы проиграли-таки пари, открыв двери для учеников в своём Шармбатоне на десятилетие позже британских магов. Казалось бы, сильнейший маг трёх королевств и, по совместительству, директор Хогвардса Игностус Певерелл мог бы гордиться подобным триумфом. Мог бы… вот только перед кем? Жерар Осторожный умер от магической лихорадки. Злейший враг Марволо Слизерин сдох, как собака, получив «Аваду» в спину от взращённого им же конкурента. Ланселот Гриффиндор… Ланс… За последние пять лет, прошедшие с момента гибели лучшего друга, Игностуса уже почти ничто не радовало: ни слава, ни почёт, ни заворожённые лица смотревших ему в рот учеников. Как будто старый друг забрал с собой в могилу всю радость в жизни. За одним единственным исключением. Марк – обретённый ценой грязного предательства сын и наследник. Русоволосый и кареглазый весёлый пятилет… Нет! Магистр даже в мыслях старался не упоминать истинный возраст своего Маркуса! После проведённого им древнего темномагического ритуала кровно введённый в род ребёнок теперь выглядел восьмилетним мальчиком, как две капли воды похожим на «отца». И неважно, что магический дисбаланс, ловко списанный Магистром на проклятие, наложенное на ребёнка опасным врагом-магом, заставлял малыша по ночам плакать от выматывающих душу кошмаров. Со временем, когда разум не по годам быстро обучающегося маленького мага догнал бы искусственно «повзрослевшее» тело, эти всплески должны были прекратиться.

Вот только с тех самых пор, как старый маг поддался искушению и похитил ребёнка своих лучших учеников, не было ему в этой жизни покоя. Казалось бы, он поступил мудро, избавляя маленького мага от страданий. Ведь предсказания Оракула сбылись в полной мере. Месяца в школе не проходило, чтобы Годрик с Салазаром не сцепились между собой, словно два диких зверя. Благо дело, поводов для этого было миллион и ещё чуть-чуть для довеска: то ученики Гиффиндора чего-нибудь учудят, то слизеринцы кому-нибудь нагадят. Студенты остальных факультетов и преподаватели только успевали уворачиваться от попадания под перекрёстный огонь. У всех живущих в Хогвардсе уже выработался своеобразный условный рефлекс: как только что-то происходило, все мгновенно прячутся по собственным гостиным и покоям учителей. Не школа, а тренировочный лагерь Боевых магов. Всё точно так, как он увидел в Предсказании. И всё равно, что-то в глубине очерствевшей со временем души Игностуса неприятно шевелилось, больно саднило и нашёптывало на ухо в бессонные ночи, проведённые в его замковых покоях: «Это ты во всём виноват… Ты…» Певерелл пытался заглушить голос совести, постоянно предпринимая попытки помирить своих лучших учеников, но все его усилия приносили лишь кратковременный положительный эффект. Слишком много между этим двумя магами было обид, непонимания, всплесков вины и гордости, помноженных на так и не угасшее чувство. И это если ещё не учитывать действия умело подливавшей масло в огонь Хельги.

Нет, поначалу, когда Салазар с Ровеной после бракосочетания, устроенного в королевской часовне Лондона, вернулись в замок, бывшие любовники почти полгода делали вид, что едва знакомы друг с другом, обмениваясь лишь парой слов при уж очень сильной необходимости. Поругавшиеся по какой-то причине кузины тоже не горели желанием общаться. А вот потом…

Всё началось с приезда в школу двенадцатилетних Орина Торнтона и Элрика Свенсона, как две капли воды похожих на своих отцов и соперничавших между собой с рождения. Нет, вражды между кузенами не было, но вот проказ, подколок и братских потасовок – более чем достаточно. Конечно же, было бы лучше, если бы мальчики попали на факультеты Ровены или Хельги. При воспоминании о последней магистр Певерелл недовольно поморщился. При всех своих силе, доброжелательности и верности, француженка была удивительно ревнивым существом и, пожалуй, распределение кого-то из этой парочки на её факультет могло закончиться чем-то похуже студенческих стычек, которые до сих пор нет-нет, да ставили «на уши» всю школу. Но чуда не произошло. Орин совершенно предсказуемо попал на факультет «змей», а Элрик – к «рычаще-кошачьим». И вот тогда-то и выплеснулись во всей красе чувство обиды, которое затаившиеся Годрик с Салазаром испытывали друг к другу. Каждая стычка, каждая потасовка мелких паршивцев, всего лишь выпускавших пар и не испытывавших никакой неприязни друг к другу, заканчивались чуть ли не дуэлью деканов их факультетов. Игностус увещевал, грозил и даже проклинал бывших любовников, но ничего не мог с ними поделать. А ведь возможности помириться были.

Маленькие сыновья-наследники Рика и Зари вполне себе мирно играли друг с другом, несмотря на недовольство Хельги, и только рождение у неё вслед за первенцем двух дочерей-погодок заставило обычно невозмутимого Салазара вспылить и запретить малышу Ричарду общаться с Альбертом, сыном Гриффиндора.

Игностус, тяжело вздохнув, подошёл к стрельчатому окну своего кабинета и попытался разглядеть сквозь утренний туман, толстым одеялом укрывавший замок, небольшую скалу, нависшую над Чёрным озером. Несмотря на свои семьдесят пять лет, на зрение он не жаловался. Поблёкшие после смерти друга карие глаза смотрели всё так же цепко и настороженно, как и раньше. Вот и сейчас взгляд привычно нашёл едва заметную в белёсом мареве закутанную в чёрную мантию фигуру, застывшую на скале. Утренний ветер трепал длинные чёрные волосы, не собранные сейчас в привычный хвост. Салазар. Каждый день, в любую погоду, сразу после рассвета молодой Основатель приходил на эту скалу и, застыв словно статуя, стоял, неслышно шепча себе под нос какие-то слова. Разговаривал с кем-то? Жаловался? Этого Певерелл не знал. Все его попытки поговорить с нормандцем в этот момент провалились. Слизерин просто исчезал в неизвестном направлении, стоило только кому-то нарушить его одиночество… А на вечерней заре на том же самом месте появлялся Годрик. Ложился на самый край, оперев голову на сложенные руки, и до темноты всматривался в тёмную воду и замок… как будто хотел увидеть что-то и не мог. Этот тоже молчал, ничем не выдавая при посторонних своих чувств, и сорвался только однажды – сразу после своей свадьбы, когда, вернувшись в замок, не смог попасть в их с Салазаром старые покои… Заговорённая стена просто не пропустила молодого мага. Игностус с ужасом вспоминал, как молодой сильный мужчина, один из сильнейших чародеев Магического Мира, словно ребёнок, плакал в его кабинете, обвиняя вероломного друга в измене, а сам с детской надеждой вглядывался в глаза Учителя, словно умоляя: «Ну, помоги же!!! Ты же великий маг!!! Ты всё можешь!!! Верни его!!! Верни…»

Салазар продержался дольше. То ли старая комната беспрепятственно пропускала его, то ли выдержка у мага, воспитанного таким монстром, как Марволо Слизерин, была получше, но Зар ни разу не позволил себе сорваться, выпуская пар только в возникавших всё чаще стычках с бывшим возлюбленным… До тех пор, пока спустя три года после возвращения молодой Основатель не ввязался в политическую схватку, в результате которой потерявший расположение Этельреда II Годрик был выслан с земель Английского королевства. Певерелл знал, что Зар полез во всю эту дурно пахнущую кашу только потому, что, в очередной раз разругавшись в пух и перья с Гриффиндором, искал мести. Минутный порыв и врождённые способности к интригам привели к результату, далеко превосходившему желания начавшего эту игру нормандца. А ведь Магистр всегда вдалбливал в головы своим ученикам: «Совершая какое-либо действие или бездействуя в нужный момент, вы должны быть готовы к последствиям своих поступков». Так попытка досадить привела к полноценному политическому «удару под дых», а это, в свою очередь, вывело на новый уровень вражду бывших друзей. Гриффиндор не простил Салазару потерю влияния при Английском дворе, а Певерелл с Ровеной в тот вечер нашли Зара в том самом коридоре второго этажа возле теперь уже окончательно закрытых для всех бывших покоев двух магов с мёртвой безысходностью в глазах и сбитыми в кровь руками. Медленно, но верно вражда набирала обороты, и Игностус с ужасом представлял, что же может ожидать их впереди. Уж слишком хорошо он знал упрямство своих лучших учеников.

Шли годы, закончили Хогвардс и улетели в родные края Орин с Элриком, ставшие к тому времени отменными магами. Их поддержка вывела ставшего конунгом Торна в главные советники датского короля, надолго отбив у Септимиуса Малфоя желание соваться вместе с английскими войсками в контролируемые данами области страны. Стал признанным во всём Магическом Мире Мастером по созданию волшебных палочек бывший слуга Зара Оливер, из-за отсутствие отца, чьё имя обычно упоминалось после имени собственного, получивший прозвище Олли-сын-Ванды, или просто Олли Вандер. Достиг двенадцатилетия Марк, сын Магистра Певерелла, единственный человечек, которого одинаково любили и баловали все Основатели. К счастью, мальчик выбрал своим Наставником и Учителем Ровену, на время выведя из противостояния Слизерина с Гриффиндором, ведь неизвестно, чем бы обернулось его обучение на одном из их факультетов. Пришло время, и Марк покинул стены Хогвардса, отправившись на покорение большого мира, а спустя пару лет пришло известие, что любимый ученик Основателей встретил девушку своей мечты и завёл семью. Молодая пара, обосновавшаяся в Певерелл-холле, который вернул Магистру Игностусу новый король, часто навещала Хогвардс и собиралась в скорости отдать в него на обучение подраставших детей. И Годрик с Салазаром, даже к собственным детям не испытывавшие такой привязанности, которую чувствовали к Марку, ходили гордые и довольные, заключая пари, на какой же из факультетов попадут юные представители нового поколения Певереллов, уже ставшие им кем-то вроде племянников или… внуков.

Время утекало, как вода сквозь пальцы, оставляя в душе бывших друзей горчащий след. Окончили школу и уехали в родовые гнёзда старшие сыновья, приняв из рук отцов бразды правления. А чувства, которые испытывали друг к другу Годрик с Салазаром, никак не хотели умирать, заставляя разменявших шестой десяток лет мужчин снова и снова сходиться в противостоянии, хоть таким извращённым способом выплёскивая терзавшие души боль и нестерпимую тягу друг к другу.

Очередная ссора бывшей пары, случившаяся спустя почти тридцать лет после их расставания, началась как всегда из-за ерунды: один из старших учеников Салазара оказывал недвусмысленные знаки внимания пятнадцатилетнему полукровке-гриффиндорцу, происходившему из набожной семьи и непреемлющему однополые отношения. Юный маг в своём ухаживании не переходил каких-либо границ, и конфликт разгорелся в общем-то из-за нетерпимых комментариев, которые озвучил прямо в Большом зале запутанный святошами мальчишка, полезший в драку. Казалось бы, достаточно было просто развести сцепившихся сопляков по углам и вправить обоим мозги, но не придавший ссоре серьёзного значения Годрик отпустил насмешливый двусмысленный комментарий о «змеях», его совершенно предсказуемо поддержала поддакнувшая мужу Хельга, и невыспавшийся Салазар, проведший полночи в лаборатории за приготовлением сложного зелья, сорвался, наговорив кучу гадостей о неподобающем воспитании полукровок и магглорожденных, чем упрочил себе славу ярого магглоненавистника и довёл до белого каления Гриффиндора. Слово за слово, пара нелицеприятных высказываний, и даже грозный рык всё ещё не утратившего авторитет седого как лунь Магистра Певерелла не смог уже остановить сцепившихся в очередной схватке Основателей. Все находившиеся в Большом зале постарались скрыться как можно быстрее от греха подальше. Такие стычки проходили регулярно и уже никого не могли удивить, но… в этот раз всё произошло иначе.

– Слизерин, ты предал то, чему мы посвятили нашу жизнь! Тебе не место в Хогвардсе!

– Предал?! Кто бы здесь говорил о предательстве! Магглорожденным не место в Хогвардсе… – Салазар хотел крикнуть, что воспитанных магглами надо тестировать в Гринготтсе, проверяя кровь на наследия прекративших своё существование магических родов, затем соответствующим образом воспитывать, донося до юных волшебников истинные ценности Магического Мира, и только потом допускать до совместного обучения с чистокровными ведьмами и колдунами. Но каскад проклятий, запущенных в него Годриком, не давал возможности произнести речь.

Стычка набирала обороты. Привычные заклинания всё чаще сменялись серьёзными боевыми проклятиями. Вымотавшая души и выстудившая за десятилетия сердца тоска заглушила доводы рассудка и отодвинула на второй план чувство реальности происходящего. Они как будто выплёскивали из себя всю копившуюся годами боль, уже не обращая внимания на то, что наносят друг другу серьёзные раны. Почему? Да потому, что удары, нанесённые противнику, заставляли кровоточить их собственные души. И каждый из них надеялся, что другой, не он, первым прервёт эту самоубийственную пляску со смертью, послав, наконец, то самое, освобождавшее от тяжёлого бремени, именуемого жизнью, заклинание… «Секо», «Гнилостная смерть», «Круациатус»… Всё шло в ход. Стихийная магия, бушующая вокруг них, запечатала вход в Большой зал, не позволяя Магистру Певереллу и Ровене с Хельгой растащить словно сошедших с ума магов.

Натренированные до автоматизма тела словно сами, не требуя сознательного приказа, продолжали сражение, а скрестившиеся взгляды полных гнева, горечи и тоски глаз продолжали безмолвный разговор. С губ впервые за три десятилетия сорвались так и не произнесённые когда-то слова:

– Как же я ненавижу тебя, Гриффиндор!

– Взаимно… Это ты начал всю эту проклятую историю… Я! Любил! Тебя!

– Люби-ил?! Ты изменил мне, женившись на Хельге…

– Нет, это ты предал меня! Твой сын от Ровены старше моего Альберта на полтора месяца!

– Ричард – сын моего брата. У нас с Ровеной никогда ничего не было! Это ты… именно ты уничтожил всё, что нас связывало…

– Что-о?! – ловко уворачивавшийся до этого от проклятий Годрик замер всего лишь на какое-то мгновение, но этого было достаточно, чтобы последнее не отбитое им Режущее заклинание попало ему в грудь, нанеся страшную, разворотившую правую половину грудной клетки рану и откинувшую тело мага к стене.

– НЕ-ЕТ!!! – Салазар, не успевший удержать уже сорвавшееся с палочки проклятие, тотчас же метнулся к залитому кровью телу, в отчаянии шепча Заживляющие и Кровоостанавливающие заклинания. – Годрик… Нет! – Слизерин, едва не надорвавшись, подхватил на руки массивного мага и, наплевав на антиаппарационные чары, переместился в Больничное крыло к мэтру Робину, сменившему на этом посту недавно отошедшую от дел мадам Розалинду. – Мэтр Робин!!! Годрик ранен!

– Мерлин!!! Что случилось?! – колдомедик, разглядев рваную рану на груди Гриффиндора, не сдержал возгласа. – Какое чудовище его так покалечило?! – но, заметив полный тоски и отчаянья взгляд обычно холодно-язвительного Слизерина, тотчас же оставил свои мысли и впечатления в стороне, занявшись делом. Салазар помогал ему всем, чем мог: вливал свою основательно потраченную в бою Силу в раненого, подавал зелья и инструменты, держал метавшееся от боли, вызванной восстановлением повреждённых рёбер и мягких тканей, тело.

В Больничное крыло с палочкой в руках ворвалась Хельга, набросилась на не обращавшего на неё внимание Слизерина, и оттащить её от врага, ранившего её мужа, смогли только совместные усилия Ровены и Магистра Певерелла. Но Зару не было в тот момент никакого дела до воплей разъярённой ведьмы, осуждающих взглядов лучшей подруги и гневных слов Учителя. Осудить сильнее, чем он казнил себя сам, его уже никто не мог. На второй план отошли все обиды и копившееся противостояние последних десятилетий, одиночество и отчаянье, заставлявшее Салазара по ночам кусать до крови губы, тихо воя в подушку, и недавнее желание довести бывшего любовника до того, чтобы тот, озверев, прервал его мучения, оборвав не приносившую радости жизнь. Теперь ради того, чтобы Годрик выжил, он готов был пойти на всё, что угодно.

Борьба за жизнь мага продолжалась почти сутки с переменным успехом, но железный организм Годрика и силы, влитые в него Слизерином, всё же взяли своё: ближе к полуночи рану удалось полностью заживить и восстановить все повреждённые проклятием ткани. Хельгу, всё норовившую оттащить врага от постели мужа, мэтр Робин напоил Снотворным зельем, а вымотанный Салазар, так и не съевший за весь день ни крошки и не сомкнувший глаз, остался у кровати любимого, одарив попытавшегося, было, отправить его отдыхать колдомедика таким взглядом, что понятливый волшебник больше не стал ни о чём просить, отправившись в свою комнату с намереньем выспаться после такого тяжёлого дня.

Рик, измученный перенесённой болью и усталостью, спал, разметавшись по кровати, а сидевший рядом с ним Салазар до боли вглядывался в любимое лицо, в которое, озлобленный обидой и гордостью, не желал смотреть все эти годы. Рука зельевара невесомо коснулась паутины появившихся вокруг глаз морщинок, лёгким прикосновением попыталась разгладить горькие складки возле рта и, наткнувшись на ухоженную рыжеватую бородку, которой не было у прежнего Рика, невольно отдёрнулась прочь. Тридцать лет. Целых три десятилетия. Сердце привычно затопила глухая боль при воспоминании о потерянном сыне, следов которого ни он, ни Годрик так и не смогли обнаружить, как ни старались. А в голове, ни чем уже не сдерживаемые, теснились мысли, которые он гнал от себя все эти годы: «Если бы отец не распускал эти слухи… Если бы Рик им не поверил и не связался с этой французской сукой… Если бы я не опоздал на пять дней и успел поговорить с ним до свадьбы… Если бы не оттолкнул тогда в Лондоне… Если… Если… Если… Как тогда сложилась бы наша жизнь? Учитель говорил мне, что наша ссора была предопределена и являлась лишь вопросом времени. Но я почему-то не верю в это». На какой-то миг перед глазами Салазара, как наяву, предстало видение этого не случившегося будущего: улыбавшийся ему Рик, такой же бородатый, но без этих старивших его складок вокруг рта, и он сам, похожий на себя прежнего – открытого, весёлого человека, смеющийся над проделками внуков… Представшая перед глазами картинка заставила нормандского мага улыбнуться, напрягая привыкшие лишь к презрительным усмешкам мышцы. Да-а, у их с Годриком сына сейчас могли бы уже быть собственные дети. Рука словно сама собой вновь потянулась к лицу любимого, даря осторожную нехитрую ласку, а мысли вернулись к вертевшимся в мозгу картинкам счастливой жизни, которая-могла-бы-быть-но-не-будет-никогда. «А впрочем, почему никогда? Дети выросли. Ровена с Хельгой счастливы в школе, мы с Риком могли бы…» Рождённые усталым сознанием счастливые мысли мгновенно отступили на второй план, стоило только взгляду поймать в стеклянной дверце шкафа человеческое отражение. Гладившая лицо Рика рука мгновенно метнулась к креплениям, выхватывая палочку, а тело развернулось к дверям, готовясь к атаке… В комнате никого не было. Уставший мозг сыграл с ним дурную шутку, заставив увидеть в стекле образ ненавистного отца. Зар, напрягая зрение в рассветном полумраке, вгляделся в отразившую его кошмар поверхность, желая убедиться, что всё это лишь привиделось его вымотанному сознанию и… похолодел. Из «зазеркалья» на него смотрела точная копия Марволо Слизерина: те же стекавшие по плечам волнистые чёрные волосы, тот же овал лица и небольшая щегольская бородка, по нормандской моде, те же тёмные провалы мрачных глаз и ставшее привычной маской холодно-отстранённое выражение лица. Чудовище. Тот самый монстр, которым он так боялся стать, и которым в итоге всё же стал…