Текст книги "Лекарские байки (СИ)"

Автор книги: Su.мрак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 28 страниц)

- Так не о нём и речь. Надеюсь, против мастера Верлейна вы оба ничего не имеете? Я напрягся было, готовясь дать отпор. Не знаю почему, но постороннее вмешательство даже такого человека как Оскар вызывало в моей душе отторжение. Но Верлейн не дал мне вымолвить ни слова, решительно заявив, что присоединится к разработкам нового вида лечения только после получения моего отчёта. Я видел, как по побледневшим губам Гарри скользнула благодарная улыбка, и его плечо расслабилось под моей рукой. Оскар пожал парню руку, что-то прошептав на ухо, подмигнул мне и, ненавязчиво переведя внимание двух своих начальников на себя, утащил их из моих комнат, напоследок пообещав наведаться через шесть дней. Как только дверь за незваными гостями закрылась, и я восстановил вскрытую Рейнольдсом Защиту, Гарри тяжело вздохнул и прислонился щекой к моей руке: - Уф! Я думал, они нас на клочки порвут. - Имелся такой шанс, - наслаждаясь прикосновением шелковистых волос, я не сразу среагировал, когда мою руку перехватили, фиксируя безболезненным захватом (всё же хоть раз надевший багряную мантию навеки останется аврором), и стройная фигура стремительно поднялась из кресла, обнимая меня и неловко находя губами мой рот. Следуя собственным принципам и решениям, мне стоило его оттолкнуть, но руки уже самовольно обняли прижимавшееся ко мне тёплое тело, проникая под чересчур свободную пижамную куртку и лаская гладкую нежную кожу спины, кое-где испещрённую грубыми следами старых шрамов. Разглаживая кончиками пальцев эти метки отгремевшей войны, я хотел прикоснуться к каждой из них губами, чтобы забрать старую боль, подарив вместо неё наслаждение. Его мягкие губы пьянили не хуже вина. Поцелуй отнюдь не был невинным. Чувствовалось, что Гарри умел и любил целоваться. Чёртов Шеклболт! На мгновение в душе вспыхнул гнев, заставив меня ещё сильнее вжать в себя не сопротивлявшегося парня и, перехватив инициативу, прикусить его нижнюю губу, вырывая из горла Гарри низкий стон. Правая рука поползла вниз, стягивая с его бёдер пижамные штаны и боксеры. Освобождённая от плена возбуждённая плоть прижалась к грубой ткани моей мантии, заставив его непроизвольно зашипеть, а меня – рассмеяться прямо в припухшие от моих поцелуев губы. Я знал, что такие прикосновения могут быть приятными до боли или, если хотите, непереносимо возбуждающими… до оргазма. Мальчишка ответил укусом, и я, теряя остатки сдержанности, толкнулся бёдрами вперёд, резко усиливая контакт. Невербальное заклинание уничтожило остатки его одежды, оставляя Гарри в моих руках обнажённым и беспомощным. Мой затуманенный взгляд наткнулся на повязку, закрывавшую верхнюю часть его лица, и что-то давно позабытое, вроде угрызений совести, на секунду заставило меня отшатнуться, приходя в себя, но тут глаза засекли какое-то движение… оказавшееся нашим с ним отражением в зеркале, и ошеломляющий контраст загорелого тела, трепещущего от страсти, в руках полностью скрытой тёмной мантией фигуры снова сорвал все ограничения. Его запах сводил с ума, стоны и поцелуи заставляли по всем швам трещать тонкую броню воспитания и самоконтроля, превращая меня в того, кем я всегда был – тёмную тварь. И только безумный страх причинить ему боль удерживал на поводке моего внутреннего зверя. Остальное запомнилось как калейдоскоп отдельных образов, складывавшихся в определённую картину. Я ещё помнил, как подхватил Гарри на руки, когда у него подогнулись колени, но сил дойти до спальни уже не было… Помнил, как он страстно стонал, раскинувшись в кресле с бесстыдно разведёнными в стороны ногами, переброшенными через подлокотники, в то время как мой рот вбирал в себя его член, то легко лаская языком, то плотно обхватывая губами. Помнил, как с припухших губ срывались мольбы и ругательства, когда я, доведя его почти до пика, оттягивал назад напрягшуюся мошонку, пережимая вот-вот готовый выплеснуться семенем орган у основания. И о том, как мои пальцы хозяйничали в тугом, пульсирующем, горячем проходе, нащупывая бугорок простаты, тоже помнил. И как он хрипло кричал, выгибаясь в оргазме, выплёскивая семя на живот. И как я слизывал его пряную пахнувшую сперму с наших переплетённых пальцев, глядя в его расслабленное лицо. И как на нежной коже щёк расцветал румянец возвращавшегося возбуждения. Меня же словно терзал огонь, настойчиво требовавший сорвать превратившуюся в орудие пытки плотную одежду, повалить Гарри на ковёр и врываться в его распалённое тело, срывая с искусанных губ крики наслаждения. И в какой-то момент я так и сделал. Заклинанием избавился от собственной одежды, сдёрнул парня, ещё не отошедшего от оргазма, на пол и навалился всем телом, вжимаясь болезненно ноющим членом в разработанное колечко ануса… и остановился, словно облитый ледяной водой, стоило только мне увидеть гримасу боли искривившую его губы: - Гарри? Что случилось? – собственный голос напоминал скорее хриплое карканье, чем человеческую речь, но мне было не до таких мелочей. - Стукнулся головой, когда падал на пол… Не успел среагировать… Не останавливайся, - и он снова прижался ко мне всем телом, но я уже успел взять себя в руки и лишь целовал его мягко и успокаивающе, поглаживая место ушиба, шепча Обезболивающее заклинание и стараясь ничем не выдать мучительную боль в паху от неудовлетворённого желания. Но его рука выпуталась из моих пальцев и безошибочно нашла мою эрекцию, едва не заставив меня заорать от почти болезненного наслаждения. - Ого! – тонкие сильные пальцы умело пробежались по перевитому набухшими венами стволу, одновременно лаская и оценивая мои немаленькие размеры. – Это требует моего огромного внимания. Он перекатился, подминая меня под себя, и попытался было оседлать мои бёдра, но я остановил его: - Нет! Ты не обязан. - Но хочу. Мурлычущие нотки, прозвучавшие возле моего уха, едва не заставили меня сдаться, но я, усилием воли отогнав затмевающее разум марево страсти, решительно повторил: - Нет! Тебе будет больно. У тебя ведь никого не было за все пять лет после разрыва с Шеклболтом… Наверное, зря я упомянул этого мордредового мудака, потому что Гарри взвился раненым гиппогрифом, с неожиданной силой заводя мне руки за голову и фиксируя их к ножке кресла заклинанием. Его тело прижалось ко мне сверху, не давая согнуть ноги и дать отпор, по моему лицу хлестнули концы чёрных волос, и над ухом раздалось гневное шипение: - Не смей, слышшшишь! Никогда не смей ставить его между нами! А потом на меня обрушился целый водопад страсти, приправленный толикой гнева и грубости. Я никогда не позволял такого своим партнёрам по постельным играм и мог в любой момент избавиться от Связывающего заклинания, с лёгкостью подминая под себя зарвавшегося парня, но почему-то позволил ему верховодить, руками и своим умелым ртом доводить меня до едва не отключившей сознание разрядки. А потом мы лежали усталые, но довольные на ковре возле разожжённого камина, пока холод каменного пола, проникший через плотный ворс, да голод не заставили нас привести себя в порядок и заняться уничтожением припасов, доставленных Роном накануне вечером. Это, наверное, прозвучит дико, но я хотел, чтобы отведённые нам Раптором и Рейнольдсом пятнадцать дней никогда не закончились – уж очень мне не хотелось никого пускать в наш личный мирок. Слишком хрупким ещё было наше счастье. Конечно, я понимал, что, в отличие от меня, для Гарри эти сутки состояли не только из ночей наслаждения и дней задушевных бесед с посиделками возле камина, но и из часов мучительной боли. Понимал, вот только ничего не мог с собой поделать и каждую ночь пытался загладить вину за своё эгоистичное желание растянуть уходящее время, сдерживая свой темперамент и даря Гарри лишь нежность. До тех пор, пока мой свободолюбивый хищник не взбунтовался и, меча гневные искры своими зелёными глазами (к этому времени он уже большую часть суток обходился без повязки), не припёр меня к стенке, выведав всю подноготную моего слишком нехарактерного поведения. В ту ночь мы разругались вдрызг и не разговаривали друг с другом несколько часов. Гарри, демонстративно не замечая меня, уставился в очередной фолиант по колдомедицине, а я закрылся в лаборатории, в пылу раздражения переделав тучу обычно откладываемых «на потом» дел. Несмотря на количество проделанной работы на душе было поганей некуда. Если честно, то в последний час я просто тянул время, не желая возвращаться в гостиную и сталкиваться с демонстративным игнорированием моей персоны Поттером (смешно, но это обращение возвращалось всякий раз, когда я был чем-то недоволен). Погрузившись в собственные невесёлые мысли, я не услышал, как дверь лаборатории приоткрылась, и спустя несколько секунд к моей спине прижался Гарри, прошептав в повисшей тишине: - Больше никогда не смей меня жалеть. Не надо сдерживаться, я не хрустальный, не разобьюсь. И… мне тоже не хочется, чтобы эти дни заканчивались. - Не надо сдерживаться? А ты представляешь, на что я способен? Шпион или не шпион, а Метка на моей руке никогда не была простым украшением, - я замер, не спеша принимать его объятия и давая ему возможность подумать. - Северус, я был аврором, я видел кровь… много крови. Меня пытались убить, и я убивал в ответ. Неужели ты думаешь, что я не понимаю, с кем имею дело? – жёсткие нотки в его голосе заставили меня развернуться и встретить серьёзный взгляд всё понимающих и принимающих глаз. Сознание затопило облегчение, с плеч словно камень свалился, и я обнял его в ответ, до боли прижимая к себе. А потом была ночь, до краёв наполненная щемящей нежностью и острой до боли страстью, где между нами больше не было никаких преград. Мы жили, словно на необитаемом острове, вдали от всех, и даже визиты Верлейна и четвёрки друзей-заговорщиков, часто заглядывавших на вечерние посиделки, ничуть не ограничивали нашего счастья. Но время шло, выделенные нам пятнадцать дней подходили к концу. Уже были полностью пройдены все семь курсов лечения, проведена вся возможная диагностика, и последние три дня, оставшиеся до выхода из нашей добровольной изоляции, мы с Гарри провели за составлением отчёта и своих рекомендаций по расширению показаний к применению Корректирующего зелья и преодоления его побочных эффектов. Именно Гарри подобрал редкую разновидность блокирующих болевой синдром чар, не конфликтующих с основным эффектом зелья, и мы с успехом применили их во время последнего сеанса лечения, полностью избавив его от боли. Работы ещё, конечно, было непочатый край, но это обстоятельство ни его, ни меня не пугало. Слухи о нашей внезапной «дружбе» таки просочились в прессу, и Скиттер разразилась обличительной статьёй, но Рейнольдс оказался прав: до глубины души шокированное и пресытившееся за этот год слухами и скандалами Магическое Сообщество среагировало довольно вяло. Чего не скажешь о семьях Уизли и Малфоев. Как уже официальный кандидат в будущие Министры Магии, Люциус раскопал какие-то законы, обложившие летучую козявку так, что она под угрозой потери аккредитации даже дохнуть в сторону боялась. Что касается «рыжего семейства», то никогда не думал, что мать семейства является таким специалистом по доведению до ручки загоняемой в угол дичи. Огрызаться в полную силу Скиттер не могла – ограничения Люциуса не позволяли. Она попыталась по своей извечной привычке морально задавить оппонентку речами, полными грязных полунамёков и двойного подтекста, но Молли с обманчивой простотой переворачивала все её слова так, что Рита каждый раз оказывалась в глубокой луже. В общем, к тому моменту, когда мы были вынуждены официально покинуть наше убежище, Скиттер начинала заикаться при одном упоминании фамилий «Снейп» и «Поттер». После уютной тишины моих комнат Св. Мунго оглушал своей суетой и вечным шумом. Авроры Рейнольдса выставили за пределы госпиталя всех писак, которых не впечатлила ужасная участь, постигшая Скиттер, но всё равно нас всю дорогу до кабинета Главного Колдомедика провожали взгляды десятков глаз: порой восторженные, порой откровенно враждебные, но по большей части просто любопытные. Я боялся, что Гарри, не любивший и по возможности избегавший любого постороннего внимания, вновь замкнётся в себе, как в раковине, упорно изображая серую мышку, но молодой целитель неторопливо, с гордо поднятой головой шёл по коридорам госпиталя и вежливо раскланивался со знакомыми, не пряча глаз. Меня же, как всегда, спасала моя броня и слава главного гада хогвардских и мунговских подземелий. В общем, до кабинета Раптора мы добрались без приключений. Там уже дожидались нас наши «три богатыря» (Грейнджер передала альбомы с репродукциями картин всех известных маггловских музеев, и Гарри долго хохотал, распределяя, кто же из трёх изображённых на этой картине колоритных индивидуумов соответствует Раптору, Рейнольдсу и Верлейну) и все заведующие отделениями, а так же ведущие специалисты госпиталя, кроме Вильямса. Я много выдержал в своей жизни допросов и в бытность свою Упивающимся, и когда шпионил для Ордена Феникса, и могу сказать прямо: если бы у Лорда или Беллы было столько дотошности, сколько у этих представителей самой гуманной профессии, я бы не дожил до сегодняшнего дня. Мне пришлось призвать всю свою выдержку и язвительность, чтобы выдержать это издевательство. Что же пережил за эти часы не любивший конфликтных ситуаций Гарри, я даже представить не могу. Но он выдержал всё с честью. Его дотошно выспрашивали, пытаясь найти несоответствие в деталях, но мой храбрый хищник стоял насмерть, уверенно отвечая на все вопросы и не стесняясь давать отпор, когда собеседники переходили границы вежливости. От стальных ноток, звучавших в его голосе, утихомиривался даже самый старый целитель в Св. Мунго, стопятилетний Хранитель Архива Лазарус Хартингтон, чьего острого как бритва языка боялись все, от последнего практиканта до мастера Раптора. Наконец, «допрос с пристрастием» был окончен, и все приглашённые лица потянулись к выходу, унося с собой копии нашего с Гарри отчёта. В конце концов, в кабинете остались только Раптор, Рейнольдс, Верлейн и мы с Гарри. Главный Аврор все часы «экзекуции» внимательно следивший за разговором, крякнул, потёр шею, расстёгивая две верхних пуговицы на форменной мантии, и устало откинулся на спинку своего стула: - Мордред подери! Ну, у вас и гадюшник! Я такого количества изливаемого яда не ощущал с тех пор, как едва не завалил свою первую операцию в должности командира группы. - Ага, это тебе не твоя богадельня, где ты приказал, а все сказали «Есть» и дружно заткнулись. Здесь заткнуть можно только убойными аргументами. Заявление типа: «Вы будете делать то-то и то-то, потому что я так сказал» не котируется. - М-да-а, а я ещё думал, чего это Оскар молчит, когда ему отдают приказ, а потом делает всё по-своему. - Это потому, дорогой мой вояка, что у нас разные приоритеты. У тебя – задание, а у меня – люди, - Верлейн, не спрашивая разрешения Раптора, достал из сейфа початую бутылку огневиски, деловито наколдовал пять стаканов и, разлив в них янтарную жидкость, левитировал к каждому из присутствующих. – Надеюсь, Гарри не должен соблюдать «сухой закон» по условиям лечения? - Нет, - Гарри, избегавший алкоголя, лишь чуть пригубил напиток, в то время как я с удовольствием выпил свою порцию, ощущая, как уходят напряжение и усталость. – Мастер Верлейн, вы выглядите усталым. - Возраст уже не тот, чтобы разрываться между заведованием кафедрой в Университете и полевой работой безнаказанно. Как ты себя чувствуешь? - Хорошо. Думаю, что с завтрашнего дня смогу вернуться к своим обязанностям. Верлейн благодарно улыбнулся в ответ на полное энтузиазма заявления. На мой взгляд, он и впрямь выглядел усталым. А молчавший до сей поры Раптор преувеличенно радостно улыбнулся и даже потёр руки: - Отлично! Вот это правильный подход. Кстати, с завтрашнего дня вы, целитель Поттер, официально назначаетесь И.О. заведующего отделения травм… Так и знал, что радостный вид старого динозавра ничего хорошего предвещать не может! Мордред! Да работа в ОБР совместно с заведованием в таком сложном отделении – это такая кабала, какую врагу не пожелаешь. Это постоянные вызовы через камины и патронусы. Это работа сутками и без выходных, когда порой даже перекусить некогда. Ну, старый пень, ну удружил! Да Гарри же теперь будет домой доползать, только чтобы рухнуть как подкошенный. - А что с Вильямсом? Опять приступ кишечной колики?