Текст книги "Красный лист (СИ)"

Автор книги: С.О.Город

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

Глава 13

Моя устоявшаяся картина мира, что пары нужны для прохождения ям и полей боли, не то чтобы треснула, она с треском провалилась.

Мы... наша стая – я заставляю себя даже в мыслях использовать те слова, что приняты здесь, – идёт себе бодренько. Ну как идёт?.. Пары идут пешком, местные заняты – крутят педали телег. У нас их десять, собственно все местные и заняты.

Так вот, местные проходят ямы и поля боли ну не сказать чтобы легко, но бодренько. Идёт, идёт да тот же Варди, потом его движения становятся... текучими, потом йо-йо влетает в яму, заряжается и отправляется в шкатулку. Караван при этом даже не притормаживает.

Что радует, занимаются этим люты.

А мы, пары, так вообще сбоку... идём сбоку телеги и не мешаем.

Три дня пути, две ночи в болотных рощах, и мы пришли. Логово нашей стаи – посередине луга. Из-за простой зелёной травы на крышах пяти домов наше логово выглядит издалека как пять ровных валов земли, заросших травой.

А вблизи – своеобразное... поселение. Всё, как я уже видел: стена метровая вокруг поселения, вокруг логова, внутри всё вымощено тем же красным камнем. А вот дома – пять одинаковых треугольных фасадов из красного камня, сверху засыпанных землёй. Большие дома – высокие и длинные, а на крышах пасутся козы и что-то среднее между гусем и не гусем – гусь без перьев, а с чешуёй. Была бы морда, как у змеи, был бы... ну, маленький жирный дракон. Урр... как ты там? Отклик есть, всё хорошо. Стоило мне покинуть джунгли, как я стал ощущать дракона... на уровне ощущений, ощущать ощущениями. В общем, всё нормально у них, у него. Переживал за меня, но сейчас всё ладушки, как говорят местные.

Нас встречали... э... так радостно, но сдержанно. Дети лет до шести радостно бегали, орали, хватались, залезали на руки, остальные подходили, хлопали по плечу, говорили: «Здрав будь... волчонок». Ну это ко мне так, к волчатам. Я похлопывал в ответ: «Здрав будь, старший».

Да! На предыдущей стоянке Аделина, пусть легки будут её шаги, всё-таки рассказала парам, что да как. Если в двух словах – молчим, смотрим, учимся, говорить, когда спросили, честно, кратко, по делу. Когда приветствуют типа «Здрав будь», приветствуешь в ответ, прибавляешь «старший» или ранг, если это мастер или вожак. Но можно всегда «старший». Что порадовало, приветствуют только из своей стаи и если более недели не виделись. Вот такой инструктаж, и это я его ещё раза в три длиннее рассказал. Аделина, пусть будут легки её шаги, умеет быть понятно-краткой.

Почему легки её шаги, сие науке неизвестно, но со слов Неласки, её дочери, потому что Аделина – старшая мать, и когда о ней говорят не в её присутствии, это такое правило, опять же внутри стаи, опять же, чтобы чужие не услышали. Старших матерей всего пять. Те, кто вошёл в пятёрку с наибольшим количеством щенков. Аделина на втором месте в стае, и то потому что мы, пятеро паров, сейчас её щенки. До этого она была на четвёртом месте. Вот такой вот хит-парад. Ага, щенков-паров... приняли в стаю, как дали клички, то у них, то есть у нас, появилась мать. Кстати, матерей пять и домов пять.

Сначала я всех считал, потом сбился – что-то около ста пятидесяти без совсем мелких. Плечо ныло, язык отвыкший... тоже устал. Видимо, у всех, потому как совместный ужин в центральном доме, доме вождя, прошёл молча.

Нас сначала показали. Аделина, пусть будут легки её шаги, подошла к каждому своему пару-щенку и рассказала о нём:

– Нелиза – соблюдает традиции и чтит устои. Вик – тихий бунтарь. Малёк – глупый волчонок. Молчун – молчит. Дубина – сильный, но неуклюжий.

Показали наши укусы – получается, три, три, четыре, четыре, два.

Если подумать, в тот вечер я последний раз и слышал слово «пар» по отношению к себе, другого полно – и «дебил», и «кретин», и... весь набор приятных и неприятных эпитетов. Мой словарный запас пополнился в три раза, и всё это в первую неделю. Я бы не сказал, что заслуженно, но только потому что лучше молчать, хоть издали на человека похож будешь, тьфу ты, на волчонка.

Но в этот вечер было прямо хорошо, душевно. Чувствовалась общность и единение.

После ужина нас отвели в мужской дом. Такой же, как у вождя, только половина дома – загон для коз. Но дом разделен капитально, ни звуков, ни запахов. Тут живёт около тридцати людей, у каждого почти своя комната – «почти» значит, что есть только три стены и шторка. Не хочешь, чтобы тебя трогали, шторку закрываешь, вышел из комнаты – открываешь. В своей комнате ты царь и бог… нет, не так сказал, ты можешь всё, и только вожак может всё ещё больше. Но не будет порядка в норе – будешь спать на улице. И вот вопрос, где там бардачить – кровать, то ли каменная, то ли земляная, и железная подставка для вещей. Всё.

Сон. Сон – моя любимая часть жизни. Сон ещё ни разу меня не подвёл. Вот пробуждение – да, а сон – нет. Так и в этот раз… Я проснулся, когда тело уже вскочило и выбежало на улицу. Это было нечто. Слитный вой сотен волков. До дрожи, до икоты. Все перекинулись, и сейчас начнётся. Эх...

Нет, не перекинулись. Предрассветная перекличка – и охотники уходят в луга. А все не охотники подтирают сопли и идут спать дальше. Ну, почти. Подтирать – да, спать – нет.

Чёткое распределение ролей и обязанностей. У каждого волчонка есть наставник. Что делает он, то делаешь ты. Мой пас коз... с утра... с предутра. Выгнали их на улицу, и весь день... весь день я стоял на одном доме, мой наставник... козопас – на другом, задача: не дать козам лезть к ограждающей стене. Вот так от наставника копья и меча я наконец дорос до наставника-пастуха. Козы, впрочем, довольно мирные и флегматичные были с утра, пока не наелись, потом им поиграть охота, побегать. Сначала они, козы, разминались, сперва медленно, потом быстрее… Уже где-то через час я еле успевал на пределе своей скорости и сил. Козы и, что характерно, козлы – сущие гадины. По стене любили походить, за стену не лезли, но и на стену им нельзя, потому как стоит им травки жевнуть, переливающейся... как их ускорение ускоряется. И вот, когда моя скорость подошла к пределу, я задумался, а не жевнуть бы и мне травки? Короче, пока думал, один козёл в прямом смысле... жевнул, и бегать ему надоело. Вот. А бодаться с другими козлами – то ли скучно, то ли что. Радует то, что, когда я отлетел метра на два... остальные и козлы, и козы поняли, что со мной интереснее, чем на стену лазить.

Я, когда в школе учился, думал, что такое этот закон относительности. Оказывается, всё понимание приходит со временем.

Моя скорость, какой она была в игре с козами в догонялки мной, и скорость в догонялках меня – это прямо две разные скорости, но и это всё относительно того, когда вторая половина стада с другой стороны посёлка увидела нашу весёлую игру...

Когда я думал, что местные мало смеются, я ошибался. Они очень весёлые, просто настолько весёлые, что им надо перерывы устраивать в веселье.

Эйнштейн явно понимал, о чём говорил. Чем быстрее я бегал, тем тяжелее становился. А чем тяжелее становился я, тем легче ум и быстрее реакция.

Жители посёлка смеялись в голос... громко. Как же я вас всех люблю и безмерно уважаю! Я носился через эту ржавшую толпу в надежде... но нет, с остальными скучно. Разве что взрослые взяли малышню на руки. О... мои маленькие волчата, орущие:

– Малёк, левее, правее, сзади... Быстрее, прыгай, поворачивай!

А потом бац – и бензин закончился... проголодались козы. Чем больше мерцающей травы съедят, тем больше будет бегать Малёк…

Так прошли мои первые два часа, потом ещё два похожих, ещё. На четвёртый забег уже никто не смотрел, и уворачиваться стало тяжелее.

К вечеру – коз на дойку и спать. Нет, чистить козлятник, выносить навоз, укладывать, ужин... Нет... спать. Не ел весь день? Да и хрен с ним.

Предутренний вой меня застал... где-то возле двери, снаружи. Куда вчера дополз, там и уснул. Меня подбросило, тело искривилось от боли в мышцах.

– У-у-у... – поддержал я общий хор. Полегчало.

Завтрак... наставник посоветовал не есть, потому как день второй у нас – банный день.

Если мужской дом с козлятником соединён, то женский – с гусятником. В одном из семейных домов, которых два, есть сушилка.

Берёшь косу, косишь траву мерцающую, растущую вдоль дороги, косишь, потом собираешь, несёшь в сушилку, сушишь. Потом её в печь, она горит, даёт жар, за счёт этого жара сушим новую траву... Столько воды я в жизни не пил, я пью, а она потом выходит, я пью, она – потом.

Эйнштейн сегодня вновь порадовал. Оказывается, когда козы гоняются за Дубиной, – это очень смешно. А когда мелкие подсказывают – это даже полезно, помогает избежать неприятных моментов. Значит веселье зависит от месторасположения веселящегося относительно... не веселящегося.

К вечеру я был вымотан, как клубок ниток, есть не хотелось, пить... смотреть на воду не могу, только пить.

Вымотан, высушен и... чего сегодня было? И ведь ничего такого, обычные будни. И не сказать, что особо... особые. Ну, не считая выпаса коз. Так выходит раз-два в неделю, вопрос – что сегодня меня ждёт?

«Каким ты был, таким остался», – пел я про себя... хм... пел про себя и про себя. Забавно.

Сегодняшнее дело – всем делам дело. Мы смешивали золу трав с кровью и порошком смолы. Смешивали руками... Я смешивал, мой наставник только подсыпал в эту... в этот всё-таки тазик то золу, то кровь, то щепотку смолы. Пахло противно, практически воняло. Запах... вонь проникала в кожу, кости, как будто делая их... жидкими. И запах противный, и вид, и ощущения. Но мои ощущения – это... ощущения, что всё это не просто так, а для чего-то. Картина мира вновь сложилась. Вот спрашивается: зачем солнце встаёт? Не просто так. Зачем траву косили, сушили и жгли?..

Я вбивал руки в тестообразную субстанцию, пока мой наставник... не сломал йо-йо над тазом, и колючая боль... мигом заполнила жидкие кости, мясо, кожу, кровь и мысли.

Чем сильнее я вбивал руки в субстанцию, тем более тягучей она становилась, облегчая боль, а с другой стороны, увеличивая... колючесть. Казалось, что я весь стал жидким, но при этом... наполненным песком, и этот песок – острый, песчинки трутся друг о друга, и он колет, и жжёт.

Потом в таз добавили жидкости, и жжение, но уже другого рода, стало нестерпимым. Тогда наставник дал мне палки и начал меня бить, а я – его. На шесть его попаданий – одно моё. Он быстрее и техничнее. Каждый его удар вызывает в месте попадания взрыв жжения. Первый вариант – парировать, уплотняться. Попадания стали реже, но как будто точнее. Ещё бы, я ему даю возможность отрабатывать технику. Вопрос – кто быстрее устанет? Не вопрос, меняем тактику – атака. Два моих – шесть его… И я понимаю, пока есть жжение, не устану. А значит, задача номер раз – избегать попадания, что означает уменьшение жжения. И оба варианта пока не очень… Наставник быстрее и техничнее, но точно не получает тот допинг жжения... Бей волков, спасай... меня...

Всё же просто, отпускаем на волю тело, сознание... Займём его, хм, рассуждениями о... ну скажем, дуализме Гёте. Как там? Единство и борьба – бам, по наставнику – бам, бам – по ярину, бам, бам, бам... по пару... бам... Не, дуализм здесь точно не играет.

А почему? Где внимание, там и действие. Сознание нужно отпускать в свободный полёт, и всё внимание на тело.

Да, внимание на тело – это усиление жжения. Бам палкой по палке, бам по мне...

Боли нет, есть реакция тела. Телу не нравятся эти ощущения. Ну что, хорошее моё... я с тобой согласен, и я, в принципе, с тобой. Давай прекратим. Как? Как... Первый путь – стать быстрее. Можем? О... можем... ещё можем. Всё? Ну, тоже неплохо. Больно, конечно, но уже легче... Что? Ещё что делать? Видишь, как наставник от наших ударов уходит? Ага, и нам надо так же. О... блин, не работает... Почему? Потому что наши удары не похожи на удары наставника, значит учимся бить так же... О, мы ещё и скорости добавим. Больно. Наставник и от наших правильных ударов уходит, как уходит... Ага... блин, да сколько можно? О... да, мы стали чуть быстрее.

Мы победили? Нет, мы решили отдохнуть. Видимо, мои жиры, белки и углеводы закончились. Каждая мышца получила по паре ударов. Всё болело, но все мышцы... расслаблены. И мы решили лечь спать. Может быть, ночь... Так, ладно, неважно, что с ними. Первым, наверное, нужно включить сознание. Точно, всё же с ним привычнее как-то.

– А-а-а-а-а-а!

Всё тело... болело, ныло, всё тело как отбивная, каждая мышца получила по паре ударов. Всё болело... всё.

Задача номер раз... пф... Что вообще было? Урок номер раз... Тело без сознания – отбивная, тело... телу волю, сознанию место... пф... пф…

А ведь мы... молодцы. Наставник менялся с другими, чтобы меня всего отбить, и я хоть и не совсем технично, но...

Но да, глазки закрываем, да, до комнаты не доползли, но вон я не один у входа лежу. Лежбище тю... леней...

Новый день шикарен. Тело словно прошло через трамбователь и каток массажа, экстремального, конечно, но я как заново родился. Чувствую себя... всего, каждую поющую мышцу, каждое волокно мышцы... Тело говорит – беги! Тело вполне способно говорить, и я даже теперь его лучше понимаю. И даже буду разрабатывать план побега... Нет, это сознание, не тело.

И чего я пою? Не я... тело... Нет, не тело... пф... Хорош уже делиться. Что за биполярное расстройство? Кстати, что такое биполярное?.. Я расстроен. Это... пф... рас... раз... трое... бы... два, итого шесть... Я сейчас тебя на хрен отключу.

Вой вонзается в сон – и я подпрыгиваю. Нет, это наставник толкает меня ногой.

– Вставай. Нам сегодня на охоту, сегодня будет твой первый вой.

Наставник выдал мне копьё – заострённую палку. Длинный кусок вяленого мяса – ну вот откуда они взяли моду мясо сырое сушить... и есть? И мешок с чем-то тяжёлым.

Можно многое забыть, простить многое, что можно. Оказавшись в стае и воя единым воем в унисон. Начинаясь тихо-тихо, практически неслышимое «у-у...» обрастает силой и громкостью. Теряя себя, вплетаешь своё «о-у-у...» в общий вой... во всю свою силу. Слышно, как разные звуки переплетаются в едином звучании. Которое наполняет тебя даже тогда, когда закончилось.

Мы идём по мерцающим лугам редкой цепью, нанизывая всю мелочь на копьё. Пока, наконец, не расходимся настолько, что уже не видно друг друга. Зато я вижу... тварь... точнее, размытый силуэт.

То, что я её силуэт вижу, – я молодец, а то, что она быстрее раз... в дцать…

Никогда ещё я не сжимал своё оружие с такой... решительностью. Это как выйти против приближающегося поезда с большим удобным газовым ключом – очень опасное оружие против... кого-нибудь, ну вплоть до медведя... наверное. С удовольствием сойду с пути.

Носок в землю, выбиваю ямку, упираю в ямку копьё. Копьё... не рогатина, маловато да и тонковато. Наклон острия и присесть... Пф... мимо. Копьё в щепки, меня откидывает в сторону. Я замечаю только лоснящийся переливами бок... животины, то ли лошади, то ли... хищной лошади. Тяжёлая, зараза. Набранная скорость откинула меня метров на десять, переломав, поди, всё, что могла переломать. Пока я этого не чувствую. Шок.

В последний момент тварь отвернула свою пасть от меня, чтобы не налететь на копьё, и сейчас пронеслась мимо, разворачивается... Делов-то на три вдоха... и один кухонный нож, ржавый, если почищу... Если бы нож мог что-то чувствовать, перспективу быть отполированным он бы не оценил. Нет их, перспектив. Одни…

Вдох... Тварь заворачивает... Выдох… Завернула... Вдох... Чёрно-красный сгусток набирает скорость. Выдох. Размазывается в воздухе. Вдох мой последний... ещё чуть-чуть подлиннее – и я прыгаю в сторону... в тщетной надежде... Выдох... Бам…

Щёлк – клыки сомкнулись вокруг меня. Боли нет, только темнота... и туннель, куда уехал этот поезд... Варианты? Идти на свет...

– Молодец какой, – хвалят меня на том свете. – Красивый. Ага, смотри, какая шкура... И здоровый, вон клыки какие. Ага, вон пара чуть не перекусил.

Я лежу. Рядом лежит хрипящее... тело, лоснящаяся... тварь, и охотники наматывают ей на морду верёвку, хлопают по крупу, как будто эта тварь не паровоз смерти, а какая-то коза... или козёл ездовой... способный откусить башку.

Да, я уже понял, это не меня хвалили, но факт, что я жив, лучше факта наличия аплодисментов. А вот факт, что я тут живец... Не факт, конечно, но так похоже на правду, что и не требует уточнений. Тут же как? Ну, в моей жизни. Либо ты достаточно сильный и живой, либо...

Я встал... Нет, попробовал сесть... Нет.

– Лежи, сейчас носилки соорудим, в логово поедем, – ласково сказал охотник. Почему ласково? А почему бы и нет?.. Люди же.

Меня замотали бинтами, палками, чем-то намазали. Ага, всё из моего тяжёлого рюкзака, в том числе и носилки... Короче, я оказался запасливым паром, целиком и полностью готовым к эвакуации в любых условиях. Не готов был к тому, что мои носилки привяжут к твари и моё «поедем» будет слегка кочковатым.

Я или хорошо отделался, или тут мази хорошие, буквально через... неделю уже сам ходил, ну и сам уже дело делал, самое лёгкое... вроде как. Ту хрень, что я в тазу мешал, нужно намазывать на камни – стену вокруг логова. Эта хрень не даёт ямам боли проникать в логово.

Это жгущаяся, вызывающая агрессию и желание подраться хрень, которую нужно втирать в камни стены. Меня хватает на час примерно, потом я палкой бью Сашку. Сашка – это такое бревно, вкопанное перед входом в логово. Уж зачем... его я тоже мазал хренью? Час мажешь хрень, час бьёшь Сашку – это я сам так это бревно назвал, в память о том Шаше, догадавшемся сюда попасть...

За неделю всю стену я намазал, под конец, видимо, уже привык – жжение ощущалось слабее. Я его даже с потоком прогнал по всему телу. И по моим ощущениям, и поток, и жжение способствовали моему восстановлению.

Глава 14

Меня, грозного повелителя драконов и Каскада...

Не, пафос не появлялся, зато стая подняла предупредительный вой. Дожили, я просыпаюсь раньше, чтобы пафоса набраться...

Еда, вода... завтрак. Есть хорошо, пить хорошо, сидеть хорошо, жизнь вообще хорошая штука. Сегодня – так точно. Я сегодня слежу за дорогой, чтобы ямы боли не появлялись. Ну то есть как появятся, нужно бежать и кричать: «Ямы, ямы...» Ладно, не кричать, можно и не бежать. А так, лёгкой походкой прогуливаться по дорожке и ощущать движения светил, ну и ям, которые, что логично, оказывается, могут перемещаться. Ещё они могут быть разной силы, цвета боли. Но самое интересное – заряженные йо-йо меняют на детей... Я и сам сначала не сообразил, решил, что ослышался, потом подумал, что это шутка. Нет, так и есть, двенадцать йо-йо – девочка, одиннадцать йо-йо – мальчик. Курс так себе, так ведь ещё и сами йо-йо стоили йо-йо, один йо-йо – за пять йо-йо. Рассуждения об экономике Красного листа я уже слушал спокойно... Тут всё просто, просто ничего нормального.

Ладно, из посёлка... логова ведут четыре дороги. Два наставника и двое... нас, наставляемых, – я и местный мальчишка лет двенадцати, уже дважды укушенный. Мальчишки тут в десять лет в мужской дом перебираются, а девчонки в девичий – в пятнадцать. Так, ладно... они ещё и стоят двенадцать йо-йо.

Это я о чём?.. Хороший день сегодня был с утра. Я вообще... везунчик. Ну, можно так сказать. Всё в целом по инструкции: яму заметил, а мог и не заметить, она могла вообще не появиться, но я же везунчик. Вот только появилась она со стороны логова. А значит, бежать, кричать некуда. Собственно, и йо-йо у меня нет, как и умения им управлять, как и того... да ничего, кроме того... всё. Не знаю, что сказать. Я растерян.

С одной стороны, инструкция – к яме не лезть, поле не шатать, бежать за старшими. С другой стороны... да, да, всё с другой стороны. А с третьей стороны, я, как благородный человек, отошёл назад метров на десять, уселся ждать... А вот яме ждать не захотелось, и двигалась она на меня, я отсел, потом ещё три раза. Потом я понял, что такими темпами утопаю я в дали дальние, и не факт, что мне туда надо.

Решение-то простое – я стал держать границу. Кто же знал... что, даже держа границу, нужно двигаться? Я же как... восемь эпитетов Аделины, пусть легки будут её шаги. Я сел и просто держал, на самом деле держал, честно, но если не двигаешься ты, то двигают тебя. Граница обволокла меня целиком, держать, читать, петь... орать – всё можно, но стоит резко дёрнуться, то провалишься внутрь, со всеми известными мне последствиями.

Чтобы и дальше дышать и петь, нужно границу двигать, что мне, собственно, и сообщил появившийся наставник, который отправился меня искать. Что примечательно, сам наставник с ямой не справится, потому как она поле нарастила так, чтобы, значит, всего меня объять.

Короче, пока он туда-сюда бегает, мне нужно слегка телепаться, чтобы оставшееся свободным место над головой, через которое я дышу, свободным и оставалось, но если прорву, то прорвусь.

Выбирая между «задохнуться» и «прорваться», я двигался так быстро, как только мог медленно. Ага, именно так. Где-то на грани миллиметров мышцы напрягались и расслаблялись. Тело, оценив перспективы... отрубило все рычаги управления, и сознание могло только регистрировать сам факт своего существования. Как выяснилось, я не есть моё сознание, сознание вообще непонятно что, и не моё, и не чужое.

Сильно я там телепался... Явно меньше, чем мне, собственно, и рассказывали про совершённые мною ошибки, начиная с ошибки выбора места и способа родиться.

Причём Аделина, да будут легки её шаги, совершенно искренне считала и наверняка считает, что просто учит меня, как жить вообще и здесь в частности. Я настолько проникся стилем обучения Варди, что прямо проникся.

Сегодняшние выводы – лучше учиться, наблюдая, как учатся другие. Всё, точка.

Настолько сумбурного непонятного дня я в жизни не переживал. Вот насколько я бред несу, бывает, но то, что сегодня случилось... стоп. День? Четыре месяца бреда!

Следующий день и потом, и далее я таскал воду – бежишь по дорожке, не замочив ножки. Процесс отчуждения сознания сказался самым… нелучшим образом, я стал местным дурачком. Настолько дурачком, что я сам это видел и слышал. Говорю слова, и каждое слово хорошо, но вместе они не очень.

Стою, наблюдаю, как нож режет руки... Мой нож, в моей руке... мою руку.

Воду таскал на вытянутых руках без коромысла, а не как все, в телеге. Только доведя тело до состояния полной усталости, я мог улечься. Если хоть капля сил оставалась, оно могло само пойти куда-нибудь... упереться в стену – это самое безобидное.

Сознание – не я. «Сознание не я» не контролировало «не я тело». Если все эти восемь частей собрать, то это на фиг не нужно. Даже самые разумные мысли зацикливались и становились бревном.

– То я «не я», обнаружившее, что со мной не я, в порядке...

– Я бабочка, не, не хочу быть бабочкой... Гусеница, ползу и ем... О, здорово, а потом бабочка…

– Бабочку жрут акулы... Почему акулы? А бабочку не жрут акулы, да, это точно... и не поспоришь.

– С кем спорим?

– Я люблю летать, кто бы мог подумать?

– Светлячки не вкусные, вкусные – бабочки.

– Маленькие светлячки не вкусные, большие – вкусные, но быстрые.

– Я воняю, как последний рох.

– Кто такой рох?

– М-м... рох вкусный, но маленький.

– Не всё то маленькое, что блестит.

– Не всё то вкусное, что рох.

– Зелёные пальмы бытия, молчание лучше еды.

– Еда вкусная, но быстрая.

– Молчание маленькое.

– Где моё молчание?

– А где мой рох?

– Кстати, что такое молчание?

– Основание на высоту в прямоугольном треугольнике равно скорости.

– Скорость не зависит от пространства.

– Бабочка мелкая и вкусная.

– Рука быстрая, а боль медленная.

– Есть или не есть – дилемма с нулевым решением.

– Гусеница рождается гусеницей, а умирает бабочкой.

– Гусеницы медленные.

– Квадрат скорости – это два треугольника, равнобедренных... прямоугольных.

– Бедро вкуснее, чем икра.

– Зелёное не спелое, красное быстрое.

– Не всё, что быстрое, – быстрое.

– Не всё, что красное, можно догнать.

– Зачем догонять то, что не вкусное?

– Запахи красные.

– Бабочки красные, но медленные.

– Я люблю летать, я люблю красное.

– Красный рох не вкусный.

– Красного роха не существует.

– Зелёный! Рох.

– Если летать медленно, то падаешь.

– Если летать быстро, то не успеваешь…

– Ш... щ... зелёное.

– Запах зелёный, молчание красное.

– Я зелёный рох, я умею летать.

Др-ру-ур… Меня обливают водой. Мокро, склизко... я воняю...

Я лежу на дороге из красного камня. Восход. Где-то слышится предутренний вой стаи. Я лежу и воняю.

Сажусь. Фри – вожак стаи – сидит на беседе. Варди и Аделина сидят вокруг меня на беседах.

– Сиди... в ногах правды нет, – говорит Аделина, да будут легки её шаги. Протягивает мне беседу.

Мы молчим, пока солнце полностью не показалось из-за горизонта.

Все трое достали пиалы – и откуда только? Ага, и чайник. Разлили чаю, выпили.

– Не подготовив тело и сознание, Малёк, ты вступил в инициацию Переяра, дав полю боли себя окружить, и выжил. Ты заслужил... имя, бывший Малёк. Не подготовив мышцы и мысли, ты прошёл... вступил в инициацию Ульва, разорвав сознание и тело, и выжил. Ты получил право смотреть в глаза. Ты, не подготовив глаза и образы, разорвал связь тела и сознания и не соединил их... и выжил. Ты прошёл инициацию Люта и заслужил клык волка. Не подготовив кожу и пустоту, ты четыре месяца выживал в мерцающих лугах. Ты прошёл инициацию Матёра... и заслужил слово. Соединив своё тело и сознание с сознанием одного из прародителей жизни, ты прошёл инициацию Вожака и имеешь право на свою охоту и свою стаю. – Фри достал чайник и разлил всем чаю.

– А почему я так воняю? – решил я воспользоваться своими достижениями.

Варди заржал, Аделина, да будут шаги её легки... смеялась тихонечко, про себя. Невозмутимый Фри заговорил тихо, хотелось прислушиваться, и Варди с Аделиной стихли.

– Став переяром, ты заслужил сказки. Став ульвом – миф. Лютом – историю. Матёром – правду. Став вождём, ты заслужил ответ... один. Хорошенько подумай над вопросом.

– А сказки... с историями и правдой я получу?

– Это твой вопрос?

– Нет... Что такое Рох?

– Хм... ты пропустил сказки и всё остальное, ты получишь только один ответ. Ты пропустил многое, много сил, смыслов, образов. Ты выбрал свой путь, и не нам указывать шаману на его ошибки или не ошибки. Всякий матёр выбирает себе силу и тело. Биор – прародитель жизни на земле и становится вожаком своей стаи. Ты выбрал себе силу и тело Роха – прародителя жизни в небе – и стал шаманом. Наша стая ещё молода, ещё не один вождь не вышел из нас, мы не имеем права на шамана, тебе следует уйти.

– Кто это сказал?

– Так гласит Тора, – с лёгким пафосом... с очень лёгким пафосом сказал Фри.

– Что такое Тора?

– То, что перед законом.

– Перед за коном – кон, – вспомнил я где-то услышанное.

– Закон, за кон, а перед ними То Ра.

– Ты отвечаешь на мои вопросы? Он же вроде один?

– Да.

– Но ты сказал... Значит я могу спрашивать, а ты будешь отвечать?

– Да.

– Значит мой первый вопрос не имел ценности.

– Ценность в разговоре определяется разговаривающими, тот, кто говорит, определяет цену слова, тот, кто слушает, определяет цену молчания.

– Почему ты отвечаешь, вожак Фри?

– Я хочу, я могу, у меня есть возможность тебе ответить... шаман.

– Все вожаки организуют свою стаю?

– Нет, малая часть, сейчас малая часть. Вождь над вожаками Альрин собирает своё войско из вожаков и шаманов, чтобы уничтожить некромантов Зелёного листа.

– Зелёный лист? Остров по соседству с Красным? Там живут некроманты?

– Там правят некроманты, они подчиняют волю живых и поднимают мёртвых. Великая цель Альрина – уничтожить некромантов и дать свободу потомкам прародителя жизни Биора.

– Взять силу и тело Биора – это стать оборотнем?

– Сказки вашего мира чудесны, да, пускай будет так. Пойдём, шаман, я покажу тебя стае, если ты не против, и в течение трёх дней ты должен уйти.

– Потому что вы ещё не доросли до шамана?

– Да, и поэтому тоже. – Фри встал, взял беседу и пошёл к логову.

– Старший, – сказал Варди, показывая рукой, что пропускает меня.

– Ну хоть ты-то не начинай, я-то уж знаю, что старшие есть только у щенков.

– Старшие есть у всех, даже у вожаков и шаманов... бывший Малёк.

Варди также встал, подал руку Аделине, да будут шаги её тихи... Она беременна. Они встали, забрали беседы и двинулись к логову, не дожидаясь меня.

Ну и смысл сидеть на беседе в одного?

– Ты можешь заходить только в дом вожака, в другие – нельзя, – шепнул мне Варди, когда мы зашли в посёлок. У всех дела. – Через час будет представление, один из новых волчат будет пасти коз. Помнишь, тебе наставник пояс давал специальный для выпаса коз? Он очень специальный – на него козы реагируют и нападают.

– Э... а зачем?

– Так весело же... А, ну и скорость с выносливостью тренировать.

– Весело не было.

Что ещё? Поел. Неласка стала переяром и теперь Валга. Дружная стая, так и не ставшая мне родной. Потом вернулись охотники, охотившиеся в мерцающих лугах. Как я там охотился? И вообще что и как... куда идти?

Я сидел на беседе под навесом у дома вождя и размышлял. Нет, не размышлял... просто сидел. Ко мне подсела Аделина, да будут шаги её легки.

– Думаешь, какое имя себе выбрать? Это необязательно, у шаманов и вожаков может и не быть имени.

– Ага... Нет, я думаю, куда податься, я же здесь ничего не знаю, не знаю, куда ведут дороги.

– Необязательно дорогами, иди путями через луга и леса.

– Ага, меня там сожрут.

– Ты же там выживал четыре месяца.

– Если бы я знал как.

– Доверься своему телу.

– Как?

– Я всего лишь лют, но слышала историю, что сознание нужно, чтобы ставить цель, а тело – чтобы к ней двигаться.

– Да, что-то такое я слышал.

– Ну вот.

– Только куда?

– Иди на восход, там Альрин собирает своё войско у Мерцающего города. Мы почти в центре континента, но до сезона дождей дойдёшь. Глядишь, чего по пути и придумаешь.

– А с ямами боли чего делать?

– А чего с ними делать? Йо-йо тебе не дадут, просто обойди.

– Аделина, я слышал, что йо-йо нужны для того, чтобы покупать детей.

– Ну... – Аделина смутилась. – Женщина не может забеременеть без специальной... микстуры. Не каждая женщина забеременеет и с микстурой, за йо-йо покупают микстуру.

– Старшие матери – это те, кто могут рожать с микстурой, а остальные – не матери?

– Да.

– Почему?

– Кто ж его... Такова Тора.

Вечером меня, с моего согласия, представили стае. Имя я так и не взял, оно уже есть у меня, но явно не для этого места. Потом проводили в мою комнату, такую же, как в мужской общаге, только в доме вожака.

Утром под вой стаи я обнаружил чёрные шаровары, чёрную жилетку, сапоги и серую рубаху. Жилетка была вышита серебряными нитями – значки, узоры с гусем или драконом... с рохом, прародителем летающих.