Текст книги "Развод. Вина Тирана (СИ)"
Автор книги: Софи Вирго
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)
– Повезло вам с мужем. Берегите. Такие мужчины редкость. Поправляйтесь и до свидания, – тепло говорит женщина, а я с трудом сдерживаюсь, чтобы не сказать, какой у меня на самом деле муж.
Лежу, снова заворачиваясь в кокон из одеяла, и жду его возвращения. Готовлюсь убедить, что мне ничего не нужно и сама по себе поправлюсь. Вот только все речи, которые я успеваю заготовить, летят в трубу, потому что возвращается он не один, а с подругой.
Вот и не стыдно ему? У нее же тоже дети. Я думала, что он пошутил на счет Лизы!
Господи, он даже не позаботился о ее безопасности, не дам нам маски, чтобы микробами не делились.
– Лиз, не надо, заболеешь тоже, или дети заболеют, – пытаюсь остановить ее еще у порога, но она меня игнорирует.
– Ой, не бери в голову. Ни ко мне, ни к моим орлам, ни одна зараза не липнет. Они один раз всего болели, понимаешь? То чем! Ветрянкой! Я даже не могу поверить, что у меня, как у нормальной среднестатистической матери, не было кучи больничных из-за соплей.
Ей радоваться надо и надеяться, что так будет всегда. Мои часто болели маленькими, ей очень повезло. Она просто не представляет, что такое болеющий мужик. Господи, убереги ее.
– Так что, если вдруг твоя зараза настолько сильная, я думаю, все тебе скажут спасибо, особенно парни мои. Они так хотят хоть раз по болезни прогуляют школу. Так что давай, без геройств мне тут. Сейчас приготовлю тебе теплый чай, – она поворачивается к мужу. – А ты почему здесь стоишь? Ты же сказал, что уехал.
– Теперь я вижу, что моя жена в надежных руках. Боялся, что она тебя склонит на свою сторону. Давайте, девочки, я вернусь быстро, – Эмир подходит ко мне и целует в щеку. – Не раскисай, я скоро приеду.
– Ой, давай уже, романтик на кислых щах, – выпроваживает его Лиза, а я не могу понять, что вообще происходит и как на все это реагировать.
Едва за ним закрывается дверь, как Лиза убивает меня вопросом.
– Ты что, его уже простила?
Глава 16
Снежана
– Эмир, ты точно уверен? Мне сегодня лучше. Если так переживаешь, ну давай вместе поедем, – стоя в коридоре и смотря на то, как муж одевается, спрашиваю у него.
Не могу я поверить, что он действительно едет вместо меня на работу. Он ведь никогда не относился к этому серьезно, всегда считал это блажью, занятием от нечего делать. Но вчера муж очень внимательно слушал все, что я ему рассказывала. Даже делал небольшие заметки в телефоне, а раз делал заметки, значит, вникал.
Неужели в нем что-то переломилось? Неужели он начал осознавать, что натворил? Одной части мне безумно приятно. Все же умение признавать свои ошибки, желание их исправить, это очень ценно и приятно. Но вот другая часть меня искренне недовольна, не верит, опасается, ждет подвоха, и я не знаю то ли радоваться мне, то ли, наоборот, бояться.
Или что-то во мне так радуется просто потому, что я ослаблена из-за болезни? Ну, там, мозг отключается, организм перенаправляет все ресурсы только на выживание. Не знаю.
Не понимаю себя, не понимаю своих желаний, не понимаю своих чувств. Искренне запуталась.
Но вот сейчас, смотря на то, как Эмир надевает пальто, как смотрит на меня, как тяжело вздыхает, почему-то на сердце теплеет, а на лице появляется довольная улыбка. Пытаюсь сдержать ее, но не могу.
– Снежан, мы ведь все с тобой обсудили, – не застегиваясь, Эмир подходит ко мне и берет за плечи.
Даже сквозь теплое синтипоновое одеяло, чувствую его хватку.
– Ты посмотри, у тебя до сих пор температура. И довольно высокая. Ты кутаешься в одеяло, не можешь из него носа высунуть. Вот куда ты собралась? Легче? Тебе не легче. То, что ты встала героически, не значит, что все в норме, – недовольно ворчит на меня, а мне снова становится приятно.
Ну точно сошла с ума.
– Но ты ведь… это… Эмир, мне неудобно. У тебя своей работы полно. Зачем? – тихо скулю, надеюсь, что проникнется и перестанет творить эту ерунду.
Ну, правда, оно того не стоит первый раз, что ли, болею? Ладно, да, я не болею, практически. Та температура и то вялое состояние, которое у меня обычно бывает, вполне себе вяжется с работой. Но все равно.
– Ты моя жена. О чем ты вообще говоришь? Снежана, это не обсуждается. Слышишь, меня? Не обсуждается. Я все тебе сказал. Отдыхай, и не забудь принять лекарства, пока меня не будет.
Да что же он творит? У меня от его заботы сейчас неправильные установки в голове установятся, как вредоносный вирус, проникнут в мозг и уничтожат желание разводиться.
– Я не шучу, проверю и только попробуй смыть в унитаз. Накажу, – еще и пальцем грозит. – Это твое здоровье. Ты должна быть здоровой. Даже если не ради меня, не ради детей, то хотя бы ради себя. Ты даже со мной поспорить не в состоянии, посмотри. У тебя сил ни на что не хватает. Куда ты собралась? Родная моя, прошу тебя, вернись в постель и отдыхай.
– Но, – дальше договорить не успеваю, он останавливает меня, кладет палец на губы.
Есть в этом жесте что-то такое родное, немного интимное. Вот зачем он это делает?
– Тшшш, не надо. Я все уже сказал. Пожалуйста, хотя бы ради себя, прояви хоть немного эгоизма. Расслабься и лежи в постели. Удовольствия не получишь, но хотя бы отдохнешь, наберешься сил и быстрее сможешь вернуться к своим цветочным делам.
Последние слова он говорит так что хочется стукнуть его, но он прав, сейчас нет сил даже на это.
– Ну что, мы договорились? – киваю ему. – Вот и умница. Все, я поехал, а ты возвращайся в постель и пей лекарство, – отчитав меня, как маленькую, целует в щеку, и быстро обувшись, не давая мне опомниться, выходит из дома.
И только когда хлопает дверь, я вспоминаю, что еще хотела сказать.
– Пальто застегни, тоже ведь простудишься... – говорю в пустоту, сама не знаю кому.
Эмир
– Доброе утро, Эмир Адамович, вы решили сделать для Снежаны Игоревны подарок? – едва переступаю порог цветочного магазина, ко мне подходит Вероника.
Если мне не изменяет память, эта девочка, ее правая рука, но могу и ошибаться. Да, смотрю сейчас на нее и понимаю, эта в случае чего мужиков никуда не пошлет и будет только виновато опускать глаза в пол, когда придет партия некачественных цветов и Снежка спросит «ну как так получилось?».
Как же это все не вовремя. Мне надо успеть разобраться с делами, чтобы как можно скорее вся эта эпопея закончилась, но я не могу оставить жену в такой момент без поддержки. Вспомню юность, когда спал по три часа. В конце концов, сам в этом виноват, теперь самому и исправлять.
– Как там Снежана Игоревна, как она себя чувствует? Вы ее держите дома. Я, конечно, хочу, чтобы она поскорее вышла на работу, раз она не пришла и обещала помощника, значит, серьезно заболела. Правда, зная ее характер, чуть полегче и сразу вырвется на работу, а это не дело. Пусть восстанавливается, мы сделаем все от себя возможное, чтобы выйти с минимальными потерями.
Обнимая себя за плечи, говорит девушка, и я понимаю, насколько ей важно, чтобы и Снежка поправилась, и чтобы была здесь. Девушка мечется меж двух желаний и не знает, что лучше, но все же, поступает по совести. Если заболела, значит, заболела. Похвально.
– Доброе утро. Нет, я здесь не за букетом. Я сегодня вместо Снежаны Игоревны. Кратко в курс дела она меня ввела. Теперь все зависит от вас. Я думал, она вам позвонила.
Да, но она плохо себя чувствовала и успела сказать только то, что нам приедут и помогут, лично вас не ждали, простите.
А вот это резануло. То есть я не выгляжу в их глазах таким мужем, который может, ради жены совершить поступок. Косяк жесткий, надо исправляться.
– И все же я здесь, поэтому давайте сразу оговорим детали. Вы смотрите, если качество цветов вас не устраивает, если вам не нравится качество упаковочной бумаги, всех вот этих атрибутов, говорите об этом мне, я все улаживаю. Сами не рвите голос, я здесь для того, чтобы решать все возникающие проблемы. Договорились? – коротко рисую ей план наших действий, и она кивает.
– Да, хорошо. Спасибо вам большое. Вы действительно нас сильно выручите. Эти мужчины такие… Наглые. Снежана Игоревна всегда с ними ругается. Не представляю, как у нее сил на это хватает. Пойдемте, машина приедет уже минут через пятнадцать. Может быть вам чай кофе сделать, пока ждем?
– Нет, ничего не нужно. Мне бы вещи просто где-то оставить. Не покажете, где кабинет Снежаны?
За столько лет ее цветочного магазина, я был здесь всего пару раз, и то, когда забирал ее домой. Жена здесь красиво все обустроила. Очень уютно, атмосферно.
В тех цветочных салонах, где я обычно покупал ей букеты на праздники, было не так. Да, тоже было красиво, стильно, но не было именно уюта. Может быть здесь так хорошо, потому что Снежка не гонится за современными трендами и для нее главное сделать то, что понравится ей?
Да, возможно. Надо будет у нее как-то спросить об этом, просто ради интереса.
Мы сто лет не разговаривали на какие-то отвлеченные темы, а про ее бизнес так вообще. Сейчас я узнаю ее совершенно с другой стороны. Жаль, не сделал этого раньше.
Вероника показывает мне кабинет Снежаны. Вешаю пальто в шкаф и осматриваюсь. Здесь также стоят живые цветы, но больше всего мне нравится то, как обустроен рабочий стол, стеклянный, прозрачный, на нем стоит ноутбук, а вокруг множество рамок, и в каждой из них либо мы вместе, либо я, либо наши дети.
Она даже здесь окружила себя семьей, а я? У меня на работе лишь одна рамка. И в ней ее снимок.
Пока рассматриваю фотографии, не замечаю, как пролетает время. Почему-то вся здешняя атмосфера заставляет меня почувствовать то, что я далеко не самый хороший муж, не то что идеальный.
Но ведь главное – это вовремя осознать и начать исправлять, верно? Хотя в нашей ситуации это уже из разряда петух клюнул и пришлось что-то срочно начать делать.
– Эмир Адамович, пора, они приехали, – заходя в кабинет, говорит Вероника.
– Хорошо, пойдемте и помните, вы оцениваете, я разбираюсь.
Кто бы мог подумать, что я когда-нибудь буду заниматься подобным, но что не сделаешь ради любимой женщины. И почему-то сейчас, глядя на то, как здесь все обустроено на отношения сотрудниц к Снежане, мне абсолютно не жалко потраченного времени.
Иду за Вероникой с чувством легкого облегчения. Эти несколько минут в кабинете жены, словно приоткрыли мне завесу тайны. Я узнала ее с новой стороны и захотел узнать ее снова, ведь в ней столько всего нового.
Сейчас у нас кризис и из него надо выйти, потому что я ее люблю. Сегодня в очередной раз в этом убедился. И как же мне тошно от того, что приходится ее обижать, чтобы сохранить нашу семью. Иногда больнее всего мы делаем именно тем, кого безумно любим.
А я люблю Снежану до безумия люблю. Я выбрал ее и женился именно по любви. Не по расчету, не для галочки ни с какой-то целью, а просто потому, что мне нравилась ее улыбка, нравился покой рядом с ней, нравилось то, как я менялся рядом с ней.
И это все не ушло никуда. Мне до сих пор нравится ее заливистый смех, нравится смотреть на то, как она готовит, на то, как журит детей, пытаясь казаться серьезной, но куда там. Дети ее любят, а она излишне мягкая. Они из нее веревки вьют, поэтому роль строгого родителя на мне.
Но я разве против? Разумеется, нет. Она женщина, она должна быть такой: ласковой, теплой, нежной, той, которая утешит, подберет нужные слова, чтобы успокоить. Она должна быть той, кто обнимет и этими объятиями согреет и спасет.
А я, у меня другие роли. Я должен защищать, обеспечивать, подставлять плечо в трудный момент, и когда надо прятать за своей спиной, принимая все удары на себя.
Жаль, что сейчас такая ситуация, когда я вынужден был ее обидеть. Но я клянусь, все исправлю. Вымолю ее прощение. Уверен, она сможет меня понять и простить. Не сразу, но однажды этот день наступит. И мы снова станем счастливы. Она мудрая женщина.
– Нет, подождите, что вы делаете? Мы их даже не посмотрели, – слышу девичий голос и поворачиваюсь на Веронику.
Вижу по ее глазам, что поставщики начали своевольничать, почуяли, что хозяйки нет. Ускоряю шаг и стремительно врываюсь в помещение.
– Доброе утро, что здесь происходит? – подхожу к мужчине с бумагами и смотрю, максимально неодобряюще.
Он медленно проходится по мне взглядом, оценивает угроза. Не узнает видимо, считает просто прохожим, поэтому ухмыляется. Очень зря. В этот раз он ошибся в оценке рисков.
– Слушай, мужик, иди куда шел. Мы здесь сами со всем разберемся. Иди, давай, иди, не мешай, – и отмахивается от меня планшетом с бумагами, как от назойливой мухи.
Ой, зря, очень зря. Я не потерплю к себе такого отношения.
Тоже мне, возомнил себя хозяином горы. Это салон моей жены. Ему придется со мной считаться. Даже интересно, как перекосит его лицо, когда поймет, кому сейчас нахамил.
– Ооо, Ника, давай живо ставь свою подпись. Нам некогда. И почему мы должны делать за вас, вашу работу? У нас еще несколько салонов на очереди. Давай живо, хозяйки вашей нету, хоть нервы не будет мне трепать, достала уже, истеричка.
– Что ты сказал? – останавливаю его и хватаю за ворот футболки, немного приподнимая.
– Слышь, мужик, свали отсюда. Тебе че надо? – пытается храбриться, но вижу, уже начал бояться.
– Ты сейчас мою жену истеричкой назвал и потребовал у ее помощницы подпись. Радуйся, что у нас на законодательном уровне очень многое запрещено, иначе бы ты отсюда просто так не ушел. Рот свой закрой и не смей вякать в сторону моей женщины.
– Вашей жены? Вы муж Снежаны? – немного заикаясь, переспрашивает.
Понял, что натворил, но поздно, я уже все слышал, и он все сказал. Теперь вопрос лишь профессионализме.
– Вероника, осмотрите цветы, которые вам предлагают, и все материалы, как договаривались. Что-то не устраивает, бракуйте и вычеркивайте из накладной.
– Да как вы, – пытается перебить меня мужик, но я лишь сильнее встряхиваю его.
– А ты рот свой закрой. Твоя задача поставлять качественные цветы в этот салон, а ты чем занимаешься? Женщин обманываешь. Нехорошо, не по-мужски.
Протягиваю каждое слово. Его это пугает еще сильнее.
– Не тех людей ты выбрал, на ком наживиться можешь. Почуял, что можешь кого-то обмануть и решил нажиться? Не выйдет, если я узнаю, что ты еще хоть раз посмел нахамить моей жене, если ты еще хоть раз привезешь сюда некачественный товар, ты у меня будешь нищенствовать. Понял меня? Даже таксистом сраным не устроишься. Мы друг друга услышали?
Но ответить он не успевает, лишь кивает. Ко мне подходит Вероника и дергает за рукав пиджака.
– Эмир Адамович, тут все не кондиция. Только упаковка хорошая. Мы остались без цветов.
Ярость переполняет мгновенно. Перевожу взгляд с девушки на поставщика, и он нервно сглатывает. Он все понимает без слов.
– Это недоразумение. Сейчас, сейчас мы вам все поменяем, – начинает блеять, а я откидываю его в сторону.
Поставщик со своими помощниками резво забрасывают в машины коробки с плохими цветами и откуда-то из глубины достают, другие, ставят их на землю, и Вероника начинает все осматривать. Вот сейчас вижу на ее лице довольную улыбку.
Какой же шакал, а не мужчина. Это же надо так издеваться над женщинами.
Неужели так каждый раз? Да не неужели, а по факту. И как только в Снежане хватало силы справляться с ним? Она ведь нежная, хрупкая. Почему никогда не просила помощи? Она не должна сталкиваться с такими гнилыми людьми и тратить свои нервы. Она всегда должна улыбаться и радоваться, а не вот это все.
Я не для того помог ей с этим цветочным бизнесом, чтобы она и здесь страдала. Это должна была быть ее отдушина, ее мир, где все легко и прекрасно, а в итоге. Почему она молчала, почему не делилась со мной этим?
Когда все необходимое оказывается, выгружено из машины, Вероника с легким сердцем ставит свою подпись, а мужики уезжают, поджав хвосты. Но я не успеваю ничего даже сказать им.
А потом происходит то, чего я никак не ожидал. Сотрудницы салона, закатав рукава, начали брать коробки с цветами, да еще и по несколько штук за раз, и с тихими охами понесли их внутрь. Да что вообще происходит?
– Вероника, а где грузчики? Вы что, сами это носите? Они ведь тяжелые, – забирая из ее хватки три коробки роз, которые на самом деле имеют приличный вес, спрашиваю.
– Да у нас нет грузчиков, мы сами это все переносим. Снежана Игоревна всегда нам в этом помогала, никогда не заставляла одних все таскать.
Вот теперь у меня нервно дергается глаз.
Что эта засранка делала?
Глава 17
Снежана
К вечеру мне немного становится лучше. Ну как лучше, просто не хочется сразу спать, после того, как проснусь. Я сильно расклеилась после всей этой ситуации не только физически, но и морально. Скорее всего, еще поэтому так тяжело переношу эту простуду.
Но я, правда, не знаю, как так вышло? Меня просто накрыло. Этот разговор с Алевтиной, угрозы детям, меня все это тогда вывело из себя. Я не понимаю, что происходит. Я не понимаю, почему так происходит.
И еще больше я не понимаю, почему Эмир обо мне сейчас так заботится, почему он поехал на мою работу и занимается чем тем, чем должна заниматься я. Для него ведь это всегда было несерьезным занятием. Так зачем он сейчас мне помогает? Разве не в его интересах, чтобы бизнес развалился, чтобы получить надо мной полной контроль.
Сейчас, когда он уехал, когда мне пришло сообщение от Вероники, что он на месте и она благодарна за эту помощь, я наконец то могу успокоиться и отойти от какого-то дикого водоворота происходящего.
Кажется, что только сейчас до меня доходит все, что происходило в последние несколько дней. Температура словно ввела меня в состояние бреда, и я не понимала, что вообще происходило.
И самое страшное, что только сейчас до меня дошел смысл вопроса Лизы в полной степени. Неужели я его и правда простила?
Да нет, это глупости какие-то. Разве такое возможно, как можно простить такое предательство? Я ведь даже пыталась сбежать, но все безуспешно. А теперь со стороны подруге показалось, что я в мире с ним. Но ведь со стороны, когда ты не носишь маску, люди видят то, что у тебя на душе. Раз она увидела прощение, значит, это читалось в моих глазах.
Но когда это произошло, и главное, как? Почему я передумала? Почему я растаяла? И произошло ли это на самом деле?
Это все очень странно и ненормально. Мне кажется, все же Лиза что-то перепутала. Возможно… возможно, я просто была в тот момент Эмиру очень благодарна за его помощь, за то, что не бросил, за то, что не оставил одну в беде. Отсюда и такое глупое выражение в глазах.
Да, наверное, именно так и есть. Она просто ошибочно приняла благодарность за прощение.
– Снежан, я вернулся, – зайдя в дом, с порога кричит Эмир.
Неужели в доме перестанет быть тихо? Пока я болею, муж решил, что детям лучше пожить у дедушки с бабушкой, поэтому сегодня я осталась совершенно одна.
Тишина безумно давила на меня весь день. Оказывается, я от нее очень отвыкла, а может быть, мне стало просто страшно в тишине. Когда единственные звуки, которые тебя окружают, ты издаешь, сам, чувствуешь отчаянное одиночество, а мне очень страшно остаться одной, и я это понимаю.
Я даже понимаю, что, если мы с Эмиром разведемся, когда дети упорхнут из дома, я останусь одна, полностью одна, и вот так буду проводить каждый вечер в одиночестве и надеяться, что дети будут как можно чаще заглядывать в гости хотя бы на несколько часов, чтобы разбавить мое одиночество.
Но ведь я не могу от них этого требовать, у них будут свои семьи, дети, им будет хотеться провести время с ними. Какой-то кошмар.
– Как твое самочувствие, – зайдя в комнату, сразу интересуется муж. – Ты все лекарства приняла? Только честно отвечай.
Присаживаясь рядом со мной, достает из корзинки градусник и протягивает мне. Да что он со мной, как с маленькой? Конечно, я контролирую температуру. Зачем все это? Но, я солгу, если скажу, что мне это неприятно. Вот такие поступки все же многое говорят об отношении человека к тебе.
Раз он заботится, значит, что-то в его сердце ко мне живо. Не знаю, любовь, уважение, какая-то привязанность, но что-то в нем есть, я ему не безразлична.
– Честно все принимала, много пила и спала, выполняла все твои указания, – положив градусник подмышку, рапортую ему.
– Вот и молодец. Что хочешь кушать? Заказывай, приготовлю, но учти, я не могу сделать все те кулинарные шедевры, которые готовишь ты. Мне бы что-нибудь максимум средней тяжести, – немного смеясь в конце, говорит мне.
– Не знаю, я не хочу кушать, – честно отвечаю ему, на что получаю недовольные цоканья в ответ.
– Ну, поесть тебе в любом случае придется, хочешь, ты того или не хочешь. Откуда организму силы брать на восстановление, если ты не даешь ему никакой энергии? Так дело не пойдет. Предлагаю сделать яичницу с овощами, и я помню, что вчера у меня оставалось мясо от бульона. Небольшой сытный ужин. Насиловать тебя едой не буду, но хоть что-то ты должна съесть. Договорились?
Насупившись, спрашивает у меня, но понимаю, ответ ему не требуется.
– Вот и договорились.
– Как дела в салоне? Все хорошо прошло, почему ты не рассказываешь?
Поднимаю голову и вижу, как он замирает на полушаге. Сажусь на диване, чтобы видеть его. Неужели что-то пошло не так? Что он сделал? Но Вероника не жаловалась.
– С цветами все хорошо, – развернувшись и сложив руки на груди, говорит муж. – Все получили, все качественное, девочки справятся.
– Тогда почему ты такой напряженный? – настороженно спрашиваю у него.
– А потому что не понимаю, почему ты никогда не говорила мне о своих проблемах. Но об этом лучше поговорить, когда ты полностью поправишься. Сейчас, боюсь, такой серьезный разговор ты не вынесешь, а если и выдержишь, то после него будешь чувствовать себя очень опустошенный, что негативно скажется на твоем выздоровлении. Поэтому давай лучше перенесем это все.
– О чем ты, Эмир, я не понимаю тебя. О каких проблемах речь? Что у вас там произошло?
Смотрю на мужа и не понимаю, почему он злится. С каждой секундой в его глазах все больше ярости, но меня это не пугает, потому что ярость направлена не на меня, скорее на самого себя, словно он что-то мог сделать, но не сделал, и за это сейчас готов разорвать себя на куски.
Но что такого могло случиться в салоне, что он испытывает к себе такие чувства? Там ведь было обычное принятие цветов к празднику. Что могло так выбесить его?
– Эмир, – зову его, когда пауза затягивается.
Не хочу думать, не хочу предполагать, не хочу накручивать сама себя, пусть уже скажет, что стряслось, и я выдохну.
– Почему ты мне не говорила, что сама таскаешь тяжелые коробки? Почему ты мне никогда не рассказывала о проблемах в своем чертовом салоне?
– Коробки, причем здесь коробки? О чем ты? – растерянно смотрю на него и не понимаю, правда, не понимаю. О чем он?
– Так, Снежана, давай ты сначала поправишься, а потом мы поговорим. Я не могу сохранять спокойствие, когда вспоминаю то, что сегодня произошло. Это ненормально. Во всяком случае, давай хотя бы отложим все на завтра очень тебя прошу.
Стараясь говорить, как можно спокойнее, Эмир устало потирает переносицу.
– Нет, мы поговорим сейчас, – продолжаю настаивать, потому что теперь не смогу уснуть.
Как можно спокойно есть, пить, спать, сидеть, когда тебе сказали что-то, но не договорили. Это чувство недосказанности, эта неизвестность, они сводят с ума, не дают успокоиться. Так нельзя. Он уже сказал «А», теперь надо сказать и «Б».
Эмир смотрит на меня суровым, тяжелым взглядом. Ему, правда, хочется перенести разговор, но слишком поздно. Даже если бы он ничего не сказал, я бы все равно вывела его на разговор, потому что он бы дал понять всем своим видом, что что-то произошло.
Возможно, было бы правильнее дать ему время до завтра успокоиться, но до завтра я себя накручу, и мы в любом случае можем поругаться. Так какая разница, когда: сейчас или утром? Уж лучше сейчас.
– Хочешь знать, что меня вывело из себя? Не понимаешь, какие грузчики? – киваю ему. – Хорошо. Какого черта в твоем салоне нет штатного грузчика? Почему ты со своими сотрудницами таскаешь короба с цветами, которые весят не полкилограмма, а намного больше? Почему вы выполняете тяжелую работу? Объясни мне, неужели так сложно нанять мужика?
Так вот о чем он. Но ведь мы не таскаем по двадцать килограмм и больше. Да, цветы тяжелые, но не до такой степени. Мы ведь не враги сами себе. А грузчик, зачем эта единица? Просто платить кому-то зарплату за то, что два-три раза в месяц он нужен?
Это же глупо нанимать, верно? Повторюсь, мы с девочками прекрасно справляемся, и никто никогда ни на что не жаловался, у нас довольно доверительные с ними отношения. Уверена, если бы их что-то не устраивало, они бы мне сказали.
– Эмир, но он нам не нужен. Мы не таскаем тяжести. Почему ты злишься? – осторожно пытаюсь с ним заговорить.
– Снежана, прошли те времена, когда ты могла беспечно таскать тяжелые пакеты из магазинов. Прошли те времена, когда тебе приходилось вкалывать и надрывать спину. Понимаешь? Прошли. Даже если эти коробки кажутся тебе не такими уж тяжелыми, кажутся посильной ношей, это не значит, что это нормально. Это работа мужиков, понимаешь ты это?
Эмир завелся не на шутку. Неужели он так сильно переживает обо мне? Да ладно бы ситуация стоящая была, но это ведь такая мелочь. Мелочь, серьезно. Или я чего-то не понимаю?
– Но Эмир, правда, это того…
– Не смей, не смей говорить, что это того не стоит. Вам нужен в салон грузчик. Если его не наймешь ты, его найму я. Я не позволю тебе таскать эти коробки с цветами. Мне все равно, что думают девочки, мне все равно, что они таскают все вместе с тобой, я не их мужчина, я твой мужчина. И я категорически против подобного. Но это мы обсудим, когда ты поправишься. Ты хотела узнать причину, вот она.
Смотрю на него и понимаю, что это не все. Его гложет что-то еще, но он упрямо не говорит, что именно. Надо как-то его растормошить, надо как-то заставить высказать все, что его тревожит. Не хочу возвращаться к скандалу снова, уж лучше пусть сейчас выскажется.
– Но это ведь не все? – спрашиваю прямо.
Все же это лучшая тактика – не хочу ходить вокруг да около, выписывать разные круги, прощупывать.
Эмир смотрит на меня очень внимательно. Вижу по глазам, взвешивает как бы лучше это сказать, и стоит ли вообще говорить. Но я всем своим грозным, насколько это сейчас возможно, видом, даю понять, что уйти от ответа у него не получится.
– Хорошо, – тяжело вздохнув, муж подходит ко мне и садится на корточки, обнимает колени руками и смотрит прямо в глаза. – Снежан, я хочу, чтобы каждый раз, когда ты получаешь цветы, ты говорила мне об этом. Я буду приезжать и принимать все сам. Либо найми помощника, мужчина. Мне не нравится то, как с тобой обращаются поставщики.
– Ого, – единственное, что могу сказать в этой ситуации, на выдохе.
Только сейчас понимаю, что он обо мне именно заботится, мне не кажется. Это не попытка контролировать меня, не попытка что-то навязать, это именно забота.
Вижу по глазам, ему, правда, неприятно, что я сталкиваюсь с такими мерзкими типами. Ему не нравится, что мне приходится таскать тяжести. Его это задевает, ему хочется, чтобы я с этим не сталкивалась.
И черт возьми, мне приятно, потому что я давно не видела в его взгляде заботу.








