Текст книги "Осколками снов (СИ)"

Автор книги: Снежная Июль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

– Она?.. – Рейвен хватается за штурвал и подается вперед, вглядываясь в окутывающую Джин космическую пустоту.

– Она жива, – выдыхает Санни, когда Грей едва слышно хихикает в ее голове.

Она взмахивает крыльями, точно машет руками, и шаттл обдает волной теплой энергии. Санни сдавленно смеется, опускаясь на подлокотник кресла Чарльза, и брат обхватывает ее за пояс.

– Она жива, – повторяет Чарльз, проводя ладонью по лицу, – она справилась.

– Во мне кто-то сомневался? – ехидно тянет Джин, связываясь со всеми разом.

====== Пески ======

Санни вдыхает полной грудью горячий каирский воздух, шлепает себя по скрытому длинной легкой юбкой бедру и оглядывается на скептически поджимающего губы Эрика. Он стоит, сжимая в руках ручки чемодана и сумки, и оглядывается с таким видом, будто готов убить кого-нибудь прямо сейчас. Санни фыркает, пинает носком сандалии камушек и поправляет на его голове белую шляпу.

Каирский аэропорт остается позади, и Санни бредет вперед будто бездумно, ведет по нагретому камню ладонью и щурится, когда прошлое встает перед глазами и смешивается с настоящим. Эрик за ее спиной фыркает, но молчит и послушно идет следом, изредка бросая сдавленные ругательства. Санни задирает голову, вглядывается в чистое ярко-голубое небо и слепящее до разноцветных пятен на веках солнце и закрывает глаза, позволяя совсем недавнему прошлому вести себя.

Все вокруг говорят по-арабски, и Санни не понимает почти ни слова, улавливая разве что интонации и самые распространенные фразы. Нить прошлого приводит ее к не слишком приметному двухэтажному домику, такому же песочно-серому, как и все остальные, но отчего-то кажущемуся гораздо более уютным. Из окна виднеется силуэт женщины-хозяйки, она, завидев потенциальных жильцов, показывается на пороге, утирая руки полотенцем и приветливо улыбаясь.

– Здравствуйте, вы говорите по-английски? – женщина кивает и заинтересованно склоняет голову набок, и Санни продолжает. – Нам нужна комната на несколько дней. Нам вас порекомендовали.

Санни говорит последнюю фразу совершенно случайно, ловит подозрительные искорки в темных глазах женщины и смеется.

– И кто меня порекомендовал? – Санни не сразу понимает, что она говорит, из-за чудовищного акцента, фыркает и стучит костяшками по теплому камню:

– Песок.

Женщина закидывает полотенце на плечо, оглядывает Санни и Эрика с ног до головы и машет рукой в пригласительном жесте. Санни коротко смеется, тянет Эрика за руку и едва ли не подпрыгивает от предвкушения.

– Песок может многое рассказать, – тянет Наима заговорщицким шепотом, – но он также хранит много неприглядных, порой ужасающих тайн, которым лучше исчезнуть в веках.

Эрик скептически фыркает, и Санни шлепает его по ладони. Наима рассказывает интересно, пусть иногда и непонятно из-за акцента и переходов с английского на арабский, но Санни слушает с удовольствием, завороженно наблюдая за ее плавными движениями. Женщина накрывает на стол, неторопливо расставляет глиняные тарелки и методично отказывается от помощи. Она рассказывает истории про фараонов и завоевание Египта арабами, и Санни нисколько не сомневается в ее словах.

– Но и песок не всеведущ, – продолжает рассказывать Наима, – должно быть тысячи лет назад случилось что-то такое, что сама земля предпочла забыть, стереть навсегда, как истлевает все, на что падает глаз.

– И что это за секрет такой, который даже песок не знает? – Эрик подается вперед, складывая руки в замок на столе и приподнимает одну бровь.

Он не выглядит заинтересованным ни капельки, и Санни тихо фыркает, толкая его плечом. Наима прерывается, делает глубокий вдох и разворачивается, угрожающе покачивая полотенцем

– Наглец! – она замахивается, и полотенце шлепается в нескольких сантиметрах от ладони Эрика. – Думаешь, если песок не знает, то хоть кто-нибудь знает? Слушай, когда я говорю, или будешь спать на дороге!

Эрик неловко уворачивается от полотенца и вскидывает руки, будто сдается, а Санни хохочет едва ли не до слез. Наима тем временем серьезна, она неодобрительно хмурится, сжимает в пальцах деревянную спинку стула и поджимает губы.

– Одно только могу сказать, – тихо говорит она спустя несколько минут, – если кто-то разгадает эту тайну, беда за землю придет такая, что никому больше будет не до смеха.

Санни резко замолкает, смотрит женщине в глаза, но та только качает головой и отворачивается к плите. На Санни накатывает странное, удушающее чувство неправильности, но вместе с тем истинной правдивости слов Наимы, и она крепко жмурится и трет пальцами виски, ощущая подкатывающую к горлу тошноту. Эрик напрягается, когда Наима ставит перед Санни чашку с чем-то ароматным, но это оказывается обычный чай. Наима тяжело вздыхает, разливает по тарелкам суп и заговаривает снова только когда Санни тихо извиняется и просит рассказать что-нибудь еще.

– Не нужно тебе извиняться, – фыркает женщина, и в ее глазах вновь зажигается игривый огонек, – а вот твоему мужчине стоило бы, но я сама затронула эту тему, так что пусть. По лицу вижу, что слишком горд и упрям, чтобы просить прощения у старухи вроде меня, да и вообще у кого-либо.

– Он просил прощения у меня, – шепотом тянет Санни, а голос ее лучится гордостью, потому что это чертово потрясающее событие, случающееся раз в жизни, – искренне извиняющийся Эрик.

Эрик громко фыркает и отворачивается, а Наима хохочет и усаживается на стул. Она сверкает смешинками в глазах и неожиданно делается озорной девчонкой, юной и подвижной.

– О, ну тогда он не совсем потерян, – мягко усмехается Наима, подсовывая к тарелке Эрика несколько кусочков хлеба.

– Санни, – Эрик в который раз зовет ее по имени, и Санни лениво тянет в ответ неопределенные звуки, – напомни мне, почему мы идем пешком?

Санни громко фыркает, в общем-то понимая его негодование. Она идет на возвышающиеся впереди очертания пирамид, любопытно рассматривает местных и непонятно как затесавшихся туристов вроде них самих. Солнце яростно печет макушку даже через панаму, скрытые длинными рукавами руки давно покрылись потом, и Санни то и дело достает из сумки бутылку с водой, которую тут же выхватывает оказывается не переносящий жару Эрик.

– Потому что я хочу посмотреть на местных, – заявляет Санни, как раз разглядывая нескольких беседующих о чем-то египтян, – тебе разве не интересно?

– Было бы куда интереснее посмотреть на них из окна экскурсионного автобуса, – ядовито замечает Эрик, – там может и жарче, но нам хотя бы не пришлось бы тащиться пешком.

– Ну конечно, – хмыкает Санни.

Мимо как раз медленно проплывает экскурсионный автобус, все распахнутые настежь окна которого заняты высунувшими языки туристами. Эрик провожает автобус печальным взглядом, и Санни пихает его в бок, быстро чмокает в щеку и хихикает.

Вообще-то до Гизы они все-таки доехали на автобусе, потому что на переход от дома Наимы до пирамид по подсчетам женщины ушло бы по меньшей мере полдня. Конечно, они могли бы доехать и до самих пирамид, но Санни очень уж хотелось прогуляться по городу.

Когда жилые постройки наконец заканчиваются, пирамиды предстают перед Санни и Эриком в полный рост огромными каменными изваяниями. Они все еще далеко, но даже отсюда три большие, три маленькие пирамиды и Сфинкс кажутся не просто каменными глыбами, но чем-то сакральным и величественным. Эрик закатывает глаза, не разделяя мыслей Санни, утирает со лба пот и поправляет шляпу. У Санни же перехватывает дыхание, она на мгновение застывает на месте и ускоряет шаг, не обращая внимания на ворчливое бормотание Эрика.

Эрик оценивает размер, когда они оказываются совсем рядом, в толпе разномастных туристов и экскурсоводов. Он задирает голову и складывает на груди руки, едва слышно присвистывая.

– И как строили все это? – Эрик ведет рукой, описывая в воздухе емкое «это».

Санни хихикает и уже открывает рот, чтобы что-то ответить, но ее перебивает дама в шортах, белоснежной футболке и огромной шляпе:

– О, это одна из загадок человечества, – она говорит, перелистывает справочник и обращается к явно опешившему Эрику, – по основной версии древние египтяне использовали систему рычагов, чтобы перевозить и поднимать огромные камни…

Глаза Эрика расширяются, и он почти шарахается от внезапного ответа. Санни фыркает, окидывает даму беглым взглядом и зачем-то отмечает покрасневшую кожу на ее шее и руках. Она продолжает и продолжает говорить, хотя Эрик постепенно отходит от нее все дальше, заглядывает в свой справочник и поучительно качает пальцем.

– А на самом деле? – Эрик понижает голос до свистящего шепота и настороженно оглядывается на увлекшуюся даму.

– Мутанты, – коротко бросает Санни и на всякий случай поясняет, – скорее всего. Именно это я и хочу узнать.

Эрик понятливо кивает, оттесняет Санни плечом в сторону от основного скопления людей и сканирует всех недоверчивым взглядом:

– Погоди, Чарльз говорил, что мутанты появились не так давно.

– Да, – соглашается Санни, подмигивая, – по официальным данным. Но кому ты больше веришь, им или мне?

Она направляется прямиком к самой большой пирамиде, подол длинного белого сарафана хлопает ее по ногам, а волосы, даже убранные в хвост, так и норовят залететь в рот. Санни фыркает, когда Эрик придерживает едва оторвавшуюся от ее макушки панаму, и застывает у самого подножья среди группы разноцветных туристов.

– Это пирамида Хеопса, – голос недавней дамы раздается где-то совсем рядом, и Эрик все-таки шарахается, – самая большая пирамида в Египте.

– Да, мы знаем, – Санни касается пальцами ладони Эрика и склоняет голову набок, – если вы экскурсовод, то мы не из вашей группы.

– Ох, нет-нет, – дама засовывает книжечку в карман и протягивает ладонь почему-то Эрику, – меня зовут Маргарет, я туристка. Вы просто спросили, и я подумала, что могу рассказать что-нибудь. Я, видите ли, очень увлекаюсь пирамидами и другими древностями и могу похвастаться, что знаю довольно много.

– Похвально, – цедит Эрик и осторожно пожимает ее ладонь.

– Это все очень интересно, – дама снова раскрывает путеводитель, не удостаивая Санни и каплей внимания, – тайны и легенды о пирамидах, вьющиеся вокруг них слухи – это же так захватывает, согласитесь.

– О да, – Эрик закатывает глаза и складывает руки на груди, – моя жена тоже интересуется всякими древними тайнами.

Он намеренно делает акцент на жене, и дама вздрагивает, оборачивается и оглядывает Санни с ног до головы. Она фыркает скептически, обмахивается раскрытой книгой и вышагивает мимо каменных плит. Санни больше не обращает на нее внимания, она выискивает самое немноголюдное место и усаживается прямо на камень, поджимая под себя ноги. Ладони касаются теплой шершавой плиты, и Санни прикрывает глаза, отматывая прошлое все дальше и дальше. Перед ее глазами неровными рядами выстраиваются тысячелетия, мелькают миллиарды людей, проходят войны и празднества. Время тягучей смолой вливается в ее голову, и Санни кажется, что она сама становится временем, древним песком, гуляющим по Египту и рассказывающим тайны тем, кто умеет слушать.

Санни откидывается назад, спиной чувствует разливающееся по телу тепло и выдыхает, когда время резко останавливается, замирает на доброе тысячелетие, а потом снова пускается в пляс. Санни хмурится, прокручивает обратно, но все повторяется, из истории будто оказывается выброшен целый кусок, что-то настолько страшное, что свидетели не желают об этом даже вспоминать. Санни вспоминает слова Наимы о тайне песка, оглаживает ладонями теплый камень и соглашается, что смотреть не стоит. Пускай тайное остается тайным, Санни хватит и того, что ей было позволено увидеть.

Где-то над собственным ухом Санни слышит шелест бумажных страниц и редкие смешки и едкие комментарии, ощущает щекой жесткие колени и вплетенные в волосы пальцы. Эрик сидит на кровати, привалившись спиной к стене, и что-то читает, а Санни дремлет у него на коленях. Она чувствует охватившую все тело слабость и не спешит открывать глаза, наслаждаясь мягкими прикосновениями.

Санни почти не помнит, как они добрались до дома, она вырубилась где-то по пути из-за перегрузки. Она никогда прежде не заглядывала настолько далеко в прошлое, и это самое прошлое едва не поглотило ее, смешав разум с памятью прошедших тысячелетий.

– Ужин будет готов через десять минут, – дверь распахивается и тут же захлопывается, а Санни слышит голос Наимы как сквозь толщу воды.

Рука Эрика останавливается, и он опускается, опаляя висок горячим дыханием. Санни фыркает от щекотки, и слышит над самым ухом смешок.

– Что ты читаешь? – спрашивает Санни, все еще не открывая глаз.

– Маргарет подарила свою книгу, – Эрик ехидно кривится, Санни слышит это по его интонациям, – довольно занятное чтиво. Ты в курсе, что кто-то всерьез верит, будто пирамиды построили пришельцы?

– Пусть лучше они гоняются за пришельцами, чем за мутантами, – тянет Санни, носом утыкаясь в его живот.

Эрик коротко хохочет, отбрасывает книгу в сторону и несколько раз невесомо касается губами виска Санни. Санни смеется и перекатывается на спину, наконец распахивает глаза и оглядывает его лицо. Она тянет руки, и Эрик, закатывая глаза, подтягивает ее наверх и усаживает себе на колени.

– У тебя нос красный, – хихикает Санни, вплетая пальцы в жесткие волосы.

Она касается губами пострадавшей части тела и слышит недовольное шипение. Эрик убирает волосы с ее лица и слегка отстраняет, наигранно обиженно морщась:

– По чьей, ты думаешь, вине?

– Ну прости, – тянет Санни, целует его в губы и оставляет еще один отпечаток в уголке рта.

Санни довольно хихикает, принимаясь покрывать его лицо короткими поцелуями, и чувствует на бедрах горячие ладони. Эрик запрокидывает голову, и Санни подается ближе, прижимаясь к нему всем телом. Она чувствует, как пальцы Эрика задирают и без того съехавший куда-то сарафан, проводит языком по губам и прикрывает глаза.

Жаркую тишину прерывает громкое урчание ее живота, и Санни хохочет, склоняя голову набок. Эрик, словно в отместку, смазанно целует ее в висок с в уголок губ, ссаживает с себя и поднимается. Санни хватает его за руку и тянет на себя, но Эрик не поддается, наоборот отрывает ее от кровати и ставит на ноги. Санни дует губы и отворачивается, но желудок снова дает о себе знать. Эрик громко хмыкает, подхватывает ее на руки и шлепает по полу босыми ногами.

– Обуйся, – бурчит Санни, пиная его ногой, а Эрик целует ее куда-то в волосы, засовывает ступни в сандалии и хлопает ее по заднице.

====== Война ======

Санни резко выдыхает, трет пальцами виски и вслушивается в охватившую дом звенящую тишину. Нет ставшего уже привычным топота ног и нескончаемых разговоров, нет никого, кто может заполнить пустоту огромного родного-чужого дома.

Санни провожает взглядом топчущегося у дверей Алекса, невесело усмехается и машет ему рукой. Алекс тоже уезжает, и Санни впервые думает, что не хочет кого-то отпускать. Она перескакивает через несколько ступенек, словно Алекс вот-вот испарится, растворится в воздухе, и едва не падает на него, запинаясь о собственную ногу.

– Эй, аккуратнее, цветочек, – Алекс обхватывает Санни за плечи и ставит ее в вертикальное положение, – поранишься, и Чарльзу придется одалживать тебе кресло.

Он смеется, но Санни видит поселившийся в его глазах страх. Алекс знает, что такое война, и воевать за кого-то другого не хочет совершенно.

– Зато на выпускном я произведу фурор, – Санни фыркает и бьет Саммерса в плечо, – на котором ты, между прочим, обещал присутствовать.

Алекс смотрит виновато, тянет губы в неловкой улыбке и треплет Санни по волосам. Санни поджимает губы, крепко жмурится и смотрит на Саммерса просительно, обхватывает его руку и заглядывает в глаза.

– Не умирайте там, ладно? – слова вырываются едва слышными хрипами, и Алекс согласно прикрывает глаза. – Ты и все остальные.

– Черт, и когда ты стала такой взрослой, цветочек? – Алекс смеется, пряча глаза, и ерошит волосы. – Позаботься о Чарльзе, хорошо? Я тут вдруг понял, что он всегда нуждался в помощи больше всех.

– Я знаю, – Санни лукаво улыбается и склоняет голову набок.

Алекс коротко смеется, оглядывается на пустую лестницу и резко выдыхает. На улице его уже ждет машина, но он все еще надеется, что кто-нибудь еще выйдет проводить его. Санни следит за его взглядом, тихо обещает побить Чарльза при первой же возможности и ловит крохотные ярко-красные смешинки в глазах Саммерса.

– Давай, Дэстини, – Алекс вдруг называет Санни этим дурацким прозвищем и прячет подрагивающие пальцы, – просто скажи, что все будет хорошо.

– Все будет хорошо, – словно заклинание повторяет Санни и ни капельки не верит собственным словам, – все обязательно будет хорошо.

Алекс щелкает ее по носу, благодарно щурится и выскакивает наружу, точно может в любой момент передумать. Санни провожает взглядом отъезжающую машину, неожиданно всхлипывает и скатывается на пол.

– Черта с два все будет хорошо.

Чертов выпускной класс требует от Санни колоссальных усилий, потому что ей нужно сдать выпускные экзамены, разобраться со всеми школьными делами и пройти вступительные испытания в университеты. На выпускной Санни плюет, потому что искренне считает, что с одноклассниками ее не связывает ничего, кроме нескольких лет совместной учебы, и устраивать из прощания праздник или трагедию у нее нет никакого желания.

У Санни другая трагедия, по ее мнению гораздо более страшная. Со всеми этими делами она совершенно упускает момент, когда Чарльз начинает закрываться. Он не пускает ее в свои мысли, почти не разговаривает и едва ли выходит из комнаты, когда она не дома. Хэнк пытается помочь ему, потому что он единственный, кто остался в опустевшей в одночасье школе, но у него, честно говоря, не очень-то получается.

Когда Санни забирает из школы документы, скомкано прощается с одноклассниками и обещает себе, что больше никогда ни с кем из них не встретится, особняк встречает ее стойким запахом перегара и рвущей барабанные перепонки тишиной. Санни не обижается, что никто не встретил ее, она проходит в дом, отбрасывает вещи и первым делом выбрасывает скопившиеся на кухне бутылки. Ее ведет от одного запаха, и Санни зажимает себе нос, засовывает все в один пакет и распахивает настежь окна.

Чарльз показывается в холле, когда Санни подхватывает вещи и направляется в собственную комнату. Дальше она собирается отыскать хоть кого-то в этом призрачном доме, но искать не приходится. Пожалуй, ассоциация с призраками слишком мягкая, думает Санни, оглядывая потрепанного брата, снова сбрасывает сумку и укоризненно качает головой.

– Если ты продолжишь в том же духе, я не пойду в университет, а посвящу свою жизнь выгребанию бутылок из-под алкоголя из закромов нашего дома, – Санни подходит к нему в два шага, опускается перед Чарльзом на колени и сжимает его холодные ладони, – что, правда помогает?

Чарльз моргает, трясет головой и усмехается. Он выглядит даже не призраком, восставшим из могилы зомби с зеленоватым оттенком кожи и негнущимися пальцами. Санни вздыхает, убирает с его лица налипшие волосы и морщится от окутывающего его едкого запаха выпивки и застарелого пота.

– Боже, мой старший брат – грязнуля, – Санни смеется, коротко чмокает Чарльза в лоб и хватается за ручки кресла, – и где Хэнк?

– Он внизу, – Чарльз на мгновение прикрывает глаза и сжимает пальцами подлокотники, – что-то изобретает.

– Изобретает, – повторяет Санни со смешком, и Чарльз откидывается на спинку кресла, – и я серьезно насчет университета, так что ты прямо сейчас идешь и приводишь себя в порядок.

– Ты пойдешь в университет, – заявляет Чарльз, когда они почти достигают его комнаты, – поселишься в общежитии, заведешь друзей, будешь жить нормальной жизнью. Так будет лучше, Санни.

Он говорит хрипло, смотрит перед собой и качает головой. Санни касается его спутанных волос и фыркает, когда Чарльз оборачивается и смотрит на нее пронзительно.

– Кому лучше, Чарльз? – со вздохом спрашивает Санни. – И если хочешь, чтобы я уехала, хотя бы сделай вид, что у тебя все в порядке.

Чарльз усмехается, склоняет голову и опускает ее на сжатую в кулак ладонь. Санни закатывает глаза, дает ему указания и выходит из комнаты. Она касается кончиками пальцев теплого дерева, считывает податливые воспоминания дома и резко выдыхает.

У Санни под веками вспыхивают огненными цветами взрывы, разлетаются осколками гранаты и растекаются вязкими брызгами кровавые пятна. Санни слышит резкие команды, грохот проезжающих боевых машин и раскручивающихся лопастей вертолетов и пронзительные, проникающие в разум оглушающим звоном крики. Санни не может спать, потому что прошлое и будущее сливаются воедино, старательно замазывает синяки под глазами по утрам, просматривает ответы из университетов и видит только пляшущие перед глазами черные, как сажа и пепел, буквы.

Санни падает на кровать спиной, вглядывается в белоснежный потолок и видит вместо него затерявшиеся между дымом и гарью голые деревья и частокол из покрытых грязью автоматов. Санни громко стонет и переворачивается на бок, утыкается носом в подушку и жмурится до алых пятен перед глазами. Санни снова не знает, что это, пятна крови или просто бесформенные блики-отсветы заглядывающего в окно солнца.

Санни выходит из комнаты, когда время уже давно переваливает за полдень. В поместье по-прежнему удушающая тишина, а в ушах у Санни беспорядочный звон-грохот, прочно переплетенный со стуком ее собственного сердца. Чарльз обнаруживается на кухне, сонный и потерянный, он роется в холодильнике и выбрасывает часть продуктов прямо на пол.

– Вообще-то для испорченной еды есть мусорка, – ехидно тянет Санни, складывая руки на груди.

Чарльз отрывается от безусловно увлекательного занятия, захлопывает холодильник и оглядывает рассыпанную по полу гору продуктов. Санни закатывает глаза, проводит ладонью по его волосам и обнимает за плечи. Чарльз обхватывает ее руки и фыркает, когда Санни целует его в висок.

– Так что там Хэнк для тебя изобретает? – спрашивает Санни.

Чарльз усмехается, выворачивается из кольца ее рук и достает из шкафчика мусорное ведро. Он смотрит на Санни подозрительно, словно точно уверен, что ей не понравятся его слова, выдыхает и прикрывает глаза.

– Сыворотку, которая заблокирует мою мутацию.

– О, – только и отвечает Санни.

Она прижимает палец к губам и замолкает, качая головой. Чарльз смотрит на нее исподлобья и коротко смеется, принимаясь собирать выброшенные на пол продукты в ведро. Воцарившееся молчание прерывает только шелест упаковок и скрип колес по паркету, а еще неровное дыхание и почти ощутимый звук чужих мыслей. Санни моргает, вырывает из рук Чарльза ведро и ставит его на пол с громким стуком, но продолжает молчать.

– Я думал, ты выразишь недовольство как-то иначе, – усмехается Чарльз, потирая переносицу.

– Ну, я против, – Санни сгребает оставшуюся на полу еду в кучу и разом запихивает ее в ведро, – но ты же не будешь меня слушать.

Чарльз коротко кивает, тянет Санни за руку и принимается вытирать ее испачканные какой-то гадостью ладони полотенцем. Санни громко фыркает, но руки не вырывает, пинает ведро ногой и хихикает, когда оно шлепается о дверцу шкафчика.

– Скажи, если Хэнк придумает что-нибудь такое и для меня, – фыркает Санни, и обсуждение на этом заканчивается.

====== Белый ======

Санни роет землю пальцами, выцарапывает попадающиеся под руку камни, отбрасывает в сторону пучки покрытой земляными ошметками травы. Руки ее по локоть в грязи, а она все роет и роет, не подпускает к себе никого, пачкается с ног до головы и выдыхает только тогда, когда яма кажется ей достаточно глубокой.

Санни стягивает с шеи мерцающие сизыми вспышками шарики, баюкает их в ладонях и прижимает к губам. Сферы греют озябшие пальцы, пускают по телу волну жаркой дрожи, и Санни громко всхлипывает. Она качает головой и что-то бормочет себе под нос, устремляет взор на скрытое шелестящими кронами солнце и наконец опускает сферы в могилу.

Эрик стоит за ее спиной, напряженный и безмолвный, он пристально следит за каждым действием Санни и едва ощутимо касается пальцами ее спины. Его губы открываются и смыкаются снова, но ни один звук не нарушает густую тишину. Санни знает, что он читает молитву на польском, вслушивается в свистящие выдохи и отнимает пальцы от гладкой поверхности.

Засыпать могилу землей оказывается гораздо сложнее. Санни глотает слезы, зарывается пальцами в чуть влажную почву, сгребает ее ладонями и замирает в паре миллиметров от кажущейся теперь недостаточно глубокой ямы. Горячие ладони касаются ее собственных, и Санни вздрагивает, ощущая дыхание Эрика на затылке. Он ведет ее руки, осторожно сгребает землю в могилу, переплетает пальцы и складывает ладони в молитвенном жесте.

– Spoczywajcie w pokoju, moje dzieci, – говорит Эрик, и Санни повторяет за ним эхом:

– Спите спокойно.

Он все еще не отпускает ее руки, ведет ладонями, и из земли вырываются отброшенные Санни и другие близлежащие камни. Они соединяются, сливаются со скрежещущим грохотом, формируют пестрящую разноцветными мерцающими вставками серую могильную плиту и посыпают свежезарытую яму хрустящей крошкой. Плита опускается резко, вкапывается в землю, зарывается на добрую половину, и снова слышится бьющий по ушам скрежет. Два имени сами собой появляются на плите, и Санни вздрагивает, когда Эрик убирает руки с ее ладоней.

– Почему эти?.. – вздох сам собой срывается с ее губы, и Санни замирает, почти не узнавая звучание собственного голоса.

– Ты дала им эти имена, – выдыхает Эрик ей в волосы.

Санни кивает, безропотно соглашаясь с его словами, откидывается спиной ему на грудь и замирает, отсчитывая неровное биение сердца. Ее собственное бьется точно также, прерывисто и часто, и Санни чувствует, будто готова положить и его в вырытую собственными руками могилу.

Санни снятся кошмары. Даже не так, ей снится потерянное, разбитое на миллиарды крохотных кусочков прошлое, и она никак не может вырваться из этого омута. Санни, честно говоря, не хочет, несмотря даже на то, что дыхание перехватывает напрочь, а сердце разрывается, будто боевая граната. Санни видит саму себя, собственных, пусть и не родных по крови детей и падает в омут с головой. Санни остается внутри наутро, когда поднимается с постели, и не видит перед собой ничего, кроме хрустальных иллюзий.

Эрик пытается вытянуть ее из этого затягивающего болота, даже подряжает Питера следить за Санни, но Максимоффу, кажется, все еще неловко, несмотря на признание или благодаря ему. Он послушно крутится вокруг, пытается отвлечь Санни разговорами, но удирает, стоит на ее лице появиться хоть намеку на недовольство.

Санни не ругается ни с кем (хотя, признаться, иногда очень хочется), она просто молчит, односложно отвечает на вопросы и видит перед собой совсем не то, что все остальные. У Санни на веках выжжены имена детей, потерянное будущее и бог знает, что еще. У нее звенящая пустота в голове, пустота в груди и дрожь в пальцах, потому что теперь, когда все закончилось, Санни не может вылезти из того момента, когда все рухнуло к черту.

Санни бездумно смотрит на расстилающуюся за окном темноту подступающей ночи, сжимает в озябших пальцах давно опустевшую кружку и не двигается уже больше часа. Она стоит на одном месте, точно статуя самой себе, разглядывает бушующую внутри нее тьму. Санни не думает ни о чем, взгляд ее намертво прикован к виднеющейся между деревьев надгробной плите и свежей, еще не стоптанной земле.

Эрик аккуратно забирает из ее рук кружку, гремит чем-то и тихо ругается себе под нос. Санни вздрагивает, когда пальцев касаются обжигающе горячие керамические стенки, переводит на него взгляд и смаргивает застившую взор пелену. Эрик качает головой, целует Санни в висок, набрасывает на ее плечи кофту и так и остается рядом. И только это позволяет ей не провалиться в бездну окончательно.

Молоко с медом кажется слишком сладким, и Санни фыркает, откидываясь назад. Эрик аккуратно придерживает ее за пояс, тихо дышит в затылок и ловит редкие смешки.

– Не вкусно? – спрашивает он, когда Санни делает глоток и снова фыркает.

– Вкусно, – говорит она, облизывая губы, – спасибо.

Она благодарит совсем не за молоко (хотя и за него тоже), и Эрик это прекрасно понимает. Он молча кивает, целует Санни куда-то в волосы, разворачивает ее голову к себе, слизывает застывшую на губах капельку и скептически хмыкает.

– У тебя выходит вкуснее, – Санни закатывает глаза на его слова, и Эрик поджимает губы, – честное слово.

– Когда мне в детстве снились кошмары, Чарльз делал мне молоко с медом, – Санни греет пальцы о кружку и наслаждается сопением в волосы и теплыми объятиями, – у него тоже получалось слишком сладко, но так мне нравилось даже больше.

Эрик тихо хохочет, целует Санни в щеку, и она тоже хихикает, позволяя ему сделать еще глоток. Пустота отступает всего на мгновение, так что Санни может сделать единственный глубокий вдох, прежде чем продолжит падать.

Санни вырывается из очередного сводящего с ума сна из-за резкого рывка. Кто-то трясет ее за плечи; глаза не открываются, и Санни даже наяву продолжает видеть дурманящий сон. Тот, где все до ужаса хорошо, где нет никаких мутантов. Сон, где нет ничего, кроме удушающего счастья и рушащейся под ногами земли.

Санни резко выдыхает и распахивает глаза. На улице давно царствует ночь, и только редкие фонари освещают обширный двор; небо застлано тучами, и блеклая луна едва-едва выглядывает из-за плотной завесы. В комнате приятно темно, Санни смотрит в мерцающие от уличных фонарей глаза Эрика, чувствует его горячие ладони на собственном теле и медленно возвращается в реальность.

– Санни, – начинает он осторожно, и Санни резко обрывает его:

– Я в порядке.

Она дергается, пытается сбросить его ладони, но Эрик не отпускает, вглядывается в глаза пронзительным взглядом и качает головой.

– Нихрена ты не в порядке, – резюмирует он спустя несколько мгновений.

Санни взмахивает руками, сбрасывает его руки и отодвигается как можно дальше, кутается в одеяло и смотрит на Эрика исподлобья. Эрик закатывает глаза, поднимается и распахивает дверь едва ли не пинком.

– Чарльз!!! – орет он, и, кажется, его слышит каждый в этом доме.

Санни вздрагивает, прячется в одеяло с головой и затихает. Она слышит, как скрипят по деревянному полу колеса коляски, как Чарльза растерянно спрашивает, что случилось, и как Эрик отвечает ему резко, выдыхает и переходит на едва различимый шепот. Матрас рядом с ней проседает, и Санни отползает дальше, пока спина не упирается в стену.

– Санни, – зовет ее Чарльз, – солнышко, я знаю, что тебе больно, но позволь мне помочь.