Текст книги "Ежонок (СИ)"

Автор книги: Snalvia

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)

Виктор Марецкий был его первой настоящей любовью. Той самой, истинной и непомерной. Несмотря на их недолговечный мимолетный союз, чувства были крепкими. Женя без задней мысли вернул бывшего возлюбленного в свою жизнь, разворошил свое спящее сердце, и сейчас не понимал, что с ним происходило. То ли он был настолько благодарен за помощь и одолен стрессом, что чувства к Виктору вдруг стали похожими на прежние… То ли он был настолько одинок и сломлен сейчас, что воспринимал каждого неравнодушного, кто был готов помочь, как кого-то близкого и дорогого сердцу. Женька не хотел разбираться в себе и своих ощущениях. Хотелось жить здесь и сейчас. Он был молод и мог это себе позволить, верно?

Тем не менее, юноша отложил это на потом. Было не время. Он попросил Марецкого подбросить его до квартиры Рафаэля. Сейчас ему было необходимо выговориться и получить дружескую поддержку. И желаемое ему мог обеспечить только Эль, поскольку все насущные проблемы с Виктором обсудить представлялось невозможным.

За все время общения с Рафаэлем Женька так и не смог рассказать другу, кем было занято его сердце, когда он отказал ему в предложении быть вместе тогда. И сейчас, в связи с последними событиями, он решил во всем признаться. Сухов, конечно, был обеспокоен тем, что Женя не пришел на встречу и игнорировал его звонки, но был рад его видеть. Хотя внешний вид Устюхина Эля немного смутил. В арендованной студии Рафаэля ничего не изменилось, разве что чай на этот раз был зеленый…

– Ну, рассказывай, что у тебя там случилось.

– Да это просто черная полоса какая-то… Папа и Белла попали в аварию, – вздохнул Женька, разглядывая жидкость в кружке. – С Беллой все еще в пределах нормы, а вот папа… Он в коме. Вчера в больнице мне сказали, что вряд ли смогут спасти его…

– Да ладно! – ужаснулся Рафаэль, хмурясь. – И неужели ты будешь сидеть, сложа руки? Что врачи говорят? Может, я помогу чем-нибудь…

– Нет, я уже сделал все, что мог, Эль. Я не хотел беспокоить тебя, подумал, что у тебя самого забот хватает… Помнишь Виктора Марецкого, который конкурент твоего отца? – Устюхин встретился взглядом с другом, замечая озадаченность на его лице.

– Тот, что был в суде? Помню, конечно. Он же депутат местный… – протянул Сухов. – И как он связан здесь?

– Ну… Еще до всей этой истории с твоим отцом мы с ним вместе были. Но мы расстались быстро, хотя связь поддерживаем до сих пор… Вот я и решил к нему обратиться. Он сразу специалистов нашел, папу уже перевезли в другую клинику. Врачи положительные прогнозы сделали…

– Подожди… Так ему же где-то сорок? – удивился Рафаэль, заставляя Женьку почувствовать себя неловко. Реакция была непредсказуемой, а осуждение было самым очевидным и ожидаемым. Но обижаться Женя не мог, для многих их союз действительно был выходящим за рамки. – И… это из-за него ты мне тогда отказал?

– Да… Понимаю, что это тебе как обухом по голове, но я надеюсь, что ты не будешь меня упрекать, – усмехнулся юноша и отхлебнул чая, пока друг переваривал полученную информацию. – Я просто посчитал нужным рассказать тебе это. Он много раз меня выручал. Мы долго не общались с ним, и я чувствую себя как-то по-дурацки. Сам бросил его, а сейчас… Все чувства как будто разом вернулись, загорелись и теперь не дают мне спокойно жить. Я не знаю, что делать.

– Как что? – с ухмылкой выдал Рафаэль. – Мне казалось, что ты на отлично выучил жизненный урок… В твоей жизни творится столько дерьма, правда, ты должен жить настоящим, Женька. Наслаждаться каждым днем, как последним, потому что случиться может все, что угодно, и последние события этому подтверждение. Если у тебя есть чувства – люби, здесь и сейчас, пока любится. А завтра может и не наступить, в то время как ты будешь думать и сомневаться. Лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и жалеть потом всю жизнь. Потому что потом может быть уже поздно.

– Ты прав… – произнес потерянно Женя, смотря куда-то в себя сквозь Сухова. – Но я все равно так не могу. Мне надо подумать.

– Опять ты за свое… Он ведь тебя сам любит, раз не отпустил, а сейчас помог. Это о многом говорит, понимаешь меня? Хватит думать – действуй! – воскликнул Рафаэль и улыбнулся, когда Устюхин сделал брови домиком. – Все будет в порядке, не надо сомневаться. Если разница в возрасте не помешала вам любить тогда, то почему она должна мешать сейчас? Это все предрассудки. У любви не может быть границ.

Женька осмысливал каждое сказанное другом слово, соглашаясь почти с каждым. Хотя доля сомнений у него оставалась, тем не менее. Как бы он не хотел жить настоящим моментом, о будущем забыть юноша не мог. Но он хотел отбросить все колебания, предубежденья и просто быть с тем, кто воспламенял в нем чувства, кто заставлял его чувствовать себя лучше. Женя определенно не мог ожидать, что спустя время вернутся бывшие ощущения, они будто давно затухший вулкан вдруг пробудились и изверглись в нем. Он предполагал, что виной всему эмоциональный толчок, связанный с трагедией, но был твердо убежден, что снова терять Виктора ему не хотелось. Неважно в качестве кого мужчина мог фигурировать в его жизни, главное, чтобы он был рядом.

Они болтали еще недолго. Устюхин больше не спорил с Рафаэлем, поделился прогнозами врачей, а потом слушал новости друга. Он был рад получить советы и расставить все нужные точки, навести порядок в голове и на душе. Это было именно то, в чем юноша нуждался.

Вернувшись домой, Женька вскользь ощутил состояние одиночества и грусти, но ему удалось быстро успокоить и ободрить себя. И, будучи уверенным на лучшее, юноша вернулся к учебным делам. Несмотря на то, что спать хотелось невозможно, Устюхин выполнил все задания и начал готовиться к экзаменам. Хотя, конечно, в основном юноша спасался от назойливых мыслей о Викторе.

***

Пол спальни был усыпан алыми лепестками роз и извитой нитью маленьких горящих свечек. Свет был приглушен, а окна зашторены. Виктор держал Женю за руку, когда они вошли в комнату. Юноша огляделся и смущенно улыбнулся, подняв преданный взгляд чудесных голубых глаз на Марецкого.

– Я знаю, что наш первый раз был не самым удачным, так что… Я хочу все исправить.

Он наклонился к лицу мальчишки и оставил на его губах липкий поцелуй. Женя обхватил его торс руками, прижался ближе, не желая отпускать, и сам потянулся к пухлым губам. И целовал так по-своему, особенно. Так, как прежде, дурманил касаниями, запахом, теплотой тела. Виктор сжимал неширокое тельце в объятиях, терзая самые сладкие губы на свете. Одежда скоро оказалась на полу, а пара – на постели. Марецкий нависал сверху, закрывая собой угловатого Женьку, и оставлял влажные поцелуи на его прозрачной коже. Тонкие пальчики сжимали крепкий загривок мужчины, тихие хрипы электризовали его ухо. Виктор оглаживал бока юноши, упиваясь его пряной сладостью, едва уловимым душистым ароматом тела и бархатистостью кожи. Живот затрепетал, когда губы дотронулись аккуратного пупочка. Язык ласково очертил контур и с поцелуями двинулся ниже. Сильные руки обхватили бедра Жени, а язык лизнул блестящую от смазки розовую головку. Чувственный стон сорвался с распухших зацелованных губ. Член Женьки чувствовался так идеально на языке и во рту, будто был создан персонально для Виктора. Женя был настолько вкусным, словно карамелька, что мужчина не хотел униматься, слушая возбуждающий скулеж юноши. Он сам толкался, ритмично двигая бедрами, жмурился и дрожал от удовольствия.

Юноша шептал что-то несвязное, и Марецкий выпустил его изо рта. Женька разочарованно застонал и вздрогнул, когда мокрой кожи коснулся прохладный воздух. А затем захлебнулся собственной слюной, когда Виктор поцеловал его яички и, приподняв бедра, дотронулся языком колечка мышц. Кончик языка толкнулся глубже, проникая в разгоряченное нутро. Женька пищал, извивался и вскоре потянул Марецкого за волосы, боясь, что больше не выдержит, испытывая целую радугу из испытываемых впечатлений благодаря его языку. Но на смену языку пришли пальцы мужчины, растягивающие узкую дырочку. Виктор вновь склонялся над Устюхиным, лаская юношеские губы, пока его пальцы творили внутри Жени немыслимые вещи.

Горячая плоть, густо сияющая от смазки, прошлась по розовой звездочке и толкнулась вперед, проникая в узкие стеночки. Женька схватился пальцами за широкую спину Марецкого, сжимая пальчики на ногах и притягивая мужчину плотно к себе, кожей к коже. Так, что в голове взрывались фейерверки. Виктор целовал его жарко, но ласково, медленно продвигался глубже, давая время юноше привыкнуть к его размеру. Женя был невероятно узок, и это доставляло удовольствие мужчине вдвойне. Он доставался ему целиком и без остатка. Уже через пару минут юноша полностью привык и сам начал подмахивать бедрами, желая большего. Он водил короткими ногтями по спине Марецкого и, двигая тазом, стимулировал собственной член, зажатый между двумя животами. Виктор двигался неспешно, хотя готов был вбиваться в эту сахарную дырочку со всем остервенением. Но Женька уже хныкал, требуя ускориться. Мужчина вдруг вышел из юноши и перевернулся на спину, утягивая его за собой.

Когда Женя насадился на его член, то Марецкий чуть было не кончил от такой идеальной полноценности, заставляющей сердце остановиться, испытать инсульт и забиться с утроенной силой опять. Юноша сел к нему спиной, позволяя трогать и разглядывать свои округлые ягодицы. Он стал двигаться сам, контролируя ритм, что ему явно понравилось. Виктор обхватил бледную попку руками, слегка сжимая и разводя в сторону половинки. Покрасневшая дырочка блестела от смазки, а на широком члене, ритмично утопающим в ней, смотрелась созданной специально для него. Весь Устюхин был словно создан именно для Виктора, так безупречно подходя и чувствуясь, будто вторая часть пазла. Женька периодически стонал, заставляя узел внизу живота мужчины с каждым разом скручиваться все сильнее, ударяя его электрическими разрядами. Виктору крышу сносило от открывающегося вида на скачущего на его члене Женю в полумраке, его ровную спину, усыпанную крошечными родинками, и аппетитную попку. Хотелось съесть его целиком, чтобы никому другому не достался…

Скоро Женька устал и повернулся лицом к мужчине, наклонился к нему, и, присосавшись к губам, повел бедрами. Марецкий рыкнул и, схватив маленькую задницу, исступленно принялся вколачиваться в юношу. Женя громко охал прямо в марецкие губы, держась за плечи мужчины. Виктор чувствовал себя сумасшедшим зверем, сорванным с цепи, он трахал не только попку юноши, но и его рот. Сжимал его хрупкие косточки в своих объятиях и не мог остановиться, пока Женька, наконец, не излился к нему на живот теплой влагой с протяжным стоном, утонувшим в поцелуе. Марецкий замедлился и позволил юноше упасть головой на свое плечо, чтобы восстановить дыхание. Ему хватило еще нескольких толчков, чтобы кончить вслед за Устюхиным глубоко внутри него с клокочущими пятнами перед глазами и одуряющим головокружением. Женя всхлипнул и тихо заурчал, когда обмякший член легко выскользнул из него, и прохлада лизнула его открытую дырочку. Виктор крепко окольцевал талию юноши и прошептал ему на ухо:

– Люблю тебя…

И мужчина внезапно воспрянул ото сна, очнувшись посреди холодной постели в ночной темноте. С позорно вставшим членом, стихийным беспорядком в голове и неоновой вывеской «старый извращенец» перед глазами.

Комментарий к Глава 22

В общем, я не знаю, как это пришло ко мне в голову и, вероятно, я скоро пожалею об этом, но пусть будет =)

Спасибо всем, кто читает :)

========== Глава 23 ==========

Что такое любовь? Высокое чувство, глубокая привязанность и смысл жизни или коммерциализированная, баснословная, ложная слабость? Виктор не знал. Ему хотелось верить, что те чувства, которые он испытывал к близким людям, были подобны любви. Но правильно делиться и располагать любовью в свои годы мужчина так и не научился. Он рушил все собственными руками, прекрасно понимая, к чему могут привести его действия. Но никогда не останавливался. Виктор не знал, почему и зачем. Его жена и ребенок погибли из-за его неосмотрительности, денег, блестящих перед глазами. И он жалел. Заставить человека жалеть – в разы хуже, чем сама смерть. Убив человека, ты не оставляешь ему и возможности на страдания. А с осознанием того, что по его вине мертва его семья, он должен жить всю свою жизнь. Виктор презирал себя.

Женька… Луч света, внезапно пробившийся в глубокую яму отчаяния. Мужчина его не заслуживал. А Женя не заслужил ту боль, те увечья, что он получил благодаря Виктору. Он появился так негаданно, вскружил своей бесконечной энергией голову, заставил влюбиться в собственную юность и нежную простоту, но все закончилось так же быстро и головокружительно, как и началось. Виктор понимал, что мог придумать что-то, он не должен был бросать влюбленного парня на амбразуру, но был напуган опасностью, угрожающей его жизни. Мужчина понимал, что не должен был обрывать все связи, вести себя так по-свински, приставив охранников, а потом вернуться как ни в чем не бывало. Неужели он и вправду думал, что все будет как прежде? Нет, только не после всего, что успел пережить Женька. И Виктор понял, что виноват. Он жалел, что когда-то встретил на выставке красивого мальчика с забавной кудрявой челкой и дал ему тогда ту несчастную визитку. Сейчас бы не было так нестерпимо больно от ненависти к самому себе.

Женя снова возникнул в его мрачном болезненном мирке с криком о помощи. Виктор не мог ему отказать. Он просто не имел права оставаться равнодушным в сложившейся ситуации. Но сходил с ума, находясь рядом с Женькой. Понимал, что никак и никогда не сможет искупить вину, вернуть прошлое отношение к себе, однако был рад помочь. Он помогал единственным людям в своей жизни, которые представляли какую-то ценность для него. Больше у мужчины никого не осталось. Но жалеть себя Виктор и не думал. Он стал избегать Женьку, чтобы не смотреть на него своими блядскими виноватыми глазами и не докучать своим нежелательным присутствием. Он всего лишь спонсор лечения Павла, не более. Мужчина не хотел мешать, вклиниваться в их устоявшиеся семейные отношения, он был лишним. Так что деньги переводил сразу на счет клиники, узнавал все изменения от врачей и утопал в работе, не давая никому ни малейшего шанса отвлечь его от дел.

Он получил то, чего хотел. То, за чем бегал всю жизнь. Бизнес, приносящий доход, организацию, намертво врезавшуюся в рынок. И грязные деньги, которые не на что было тратить. Это ли должно приносить радость, это ли должно делать счастливым, это ли будет с ним, несмотря ни на что? Наверное, нет. Но Виктор утерял всякий толк в этой жизни, решив доживать уготовленное ему время в алчном море бизнес-акул. Так будет лучше для всех.

И знал одно: нужно оставить Женю в покое.

***

Женьке было больно наблюдать, как его отец медленно теряет живой вид. Вместе с ним это делал и сам юноша, перестав верить в радужные прогнозы врачей. Белла была рядом всегда, подбадривала и старалась быть на позитиве, но Женя видел ее заплаканные глаза, не веря и ей. Юноша, с горем пополам сдав экзамены, взял академический отпуск. Он не мог думать ни о чем, кроме отца.

Виктор ушел на второй план, чувства к нему ровно сожглись глубоко внутри, улетев, словно пепел по ветру. Женьке вообще казалось, что все перестало существовать. Изменений долгое время не было. Он не отходил от навороченной больничной койки, продолжая разговаривать с отцом. Юноша не слушал врачей, говорящих о том, что больной ничего не слышит и не чувствует. Женя не верил. Он знал, что папе снятся сны под аккомпанемент его голоса. Первое время сокращения мышц Павла приводили Женьку в ужас, но спустя время он привык, надеясь, что процессы в мозгу отца пытались вернуть его к сознанию. Терапия длилась дольше, чем три недели. И врачи не могли дать точного ответа, почему. Они бились изо всех сил за его здоровье.

Павел начал пытаться дышать и бороться с аппаратом жизнеобеспечения через два месяца. Белла была в панике, думая, что без вентиляции легких он не сможет выжить. А Женька чуть с ума не сошел, когда узнал. Он до смерти хотел, чтобы отец очнулся. Спустя время они все-таки решили отключить машину. Это был самый страшный момент в жизни обоих. Но Павел дышал сам. Живой… Тогда Жене было плевать на последствия коматозного состояния, его волновало только то, что отец мог дышать и, наконец, открыл глаза. Он был абсолютно недееспособен, ему все еще были нужны капельницы и дополнительный кислород. Женька помогал ему восстанавливаться наряду с Беллой. Они едва сдерживали слезы, пытаясь накормить его хоть чем-то. Он был болезненно худым.

Женя знал, что процесс восстановления не может быть коротким. У отца были серьезные повреждения в мозгу. Врачи обещали, что он сможет заговорить спустя месяцы, если получит соответствующую терапию. У них были на это деньги – Виктор обеспечил их немаленькой суммой, которой должно было хватить на всю рекреацию отца. Вскоре они перевели его в реабилитационный центр. Женьке пришлось устроиться на работу, он не желал висеть на шее у Беллы или, тем более, жить на средства Виктора, который, казалось, вовсе исчез из их жизней, сбежал куда-то будто призрак.

Женя перебивался с одной работы на другую, меняясь с Беллой сменами в рехабе. До новых знакомств было как до Луны, не говоря уже о личной жизни. Но Женьку это мало волновало. Рафаэль уехал за границу, не выдержав угнетения в этом городе. Он продолжал восхищаться силой духа друга, но сам так жить не мог. А у Жени не было другого выхода. Он не мог бросить отца, не мог оставить Беллу одну с таким… балластом, как бы трудно это ни было признавать. Павел был маленьким ребенком в теле взрослого мужчины. Но они крошечными шажками, медленно, но совершенно верно шли к его восстановлению.

Была поздняя осень, когда отец произнес первые слова после несчастного случая:

– Кто вы?

Белла заходилась рыданиями, а Женька был счастлив услышать родной голос спустя столько времени. Конечно, он не помнил, кто они. Он заново учился жить, двигаться, говорить. И опускать руки никто не собирался. С Павлом занимались специалисты, но семья всегда была рядом. Они вместе учили звуки и буквы, а врачи восхищались тем, как сильно мужчина хотел жить. По сравнению со многими пациентами, вышедшими из комы, Павел довольно быстро шел на поправку.

Шли долгие месяцы воскрешения Павла из мертвых. Женька перестал с жалостью смотреть на отца и принимать его будто обузу, а зимой вернулся на учебу. Она придавала ему сил, он вновь начал верить в лучшее будущее, знакомился с молодежью и продолжал жить полноценной жизнью, несмотря на то, что отец занимал много времени. Летом, почти спустя год, они наконец-то перевезли его домой. Павел неплохо разговаривал, но плохо передвигался самостоятельно. Врачи говорили, что к нему возвращается память. Мельчайшими фрагментами, но его мозг пытается реконструировать события. Он учился читать, но слабо видел и слышал. Белла за эти месяцы постарела на десять лет, но Женька видел ее горящие счастьем глаза, когда она занималась с Павлом, читала ему книги или просто говорила с ним. Женщина верила, что ее муж обязательно выздоровеет. А Женя знал, что так и будет.

***

Спустя годы Женька превратился в Евгения Павловича – востребованного архитектора-дизайнера с не одним десятком крупных удачных проектов. Архитектура была его жизненным призванием, но свое любимое дело он все-таки забыть не смог. Фотография сопутствовала ему каждый отрезок жизни. Он снимал прогрессирование отца. Сейчас Павел мог передвигаться самостоятельно, многое вспомнил и все понимал, но вернуться к работе ему не позволили родные. И он продолжал создавать себя заново по кусочкам.

Арендованный выставочный зал в одном из музеев города был увешан черно-белыми снимками. На них – история человека, побывавшего по ту сторону жизни. Не нужны слова, чтобы поведать ее, фотографии рассказывали ее сами, стоило только вглядеться в суть. Путь восстановления нескончаем и тернист – это четко прочитывалось на снимках, где был запечатан навеки труп, превращающийся обратно в живого и стойкого человека. Пускай, не до конца здорового, но благодаря поддержке своей семьи и собственной тяге к жизни всецело счастливого.

Женька гордился своим отцом. И был рад поделиться его историей с окружающими, доказать, что благодаря семье, внутренней силе и вере можно совершить практически невозможное.

И маленький уголок в этой значимой истории одного сильного человека был отдан под фотографию черноволосого мужчины, без чьей помощи у этого человека не было бы счастливого конца.

Женя стоял напротив, а темные глаза наблюдали за ним с теплотой с холодного серого глянца.