Текст книги "Ежонок (СИ)"

Автор книги: Snalvia

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

– Где ты был? – привычным строгим тоном поинтересовался Герман. Он сидел за своим рабочим столом и в упор смотрел на ни в чем не повинного сына злыми глазами. Рафаэль сдержанно сидел на диване, разглядывая корешки дорогих книг, стоящих в книжном шкафе напротив.

– В городе, – пожал плечами юноша в ответ. Сухов-старший хмыкнул и, напрягшись, откинулся на спину стула.

– Хорошо… Тогда, с кем ты был?

– Это допрос? – недовольно фыркнул Эль, наконец, соизволив взглянуть на отца.

– Я спрашиваю: с кем ты был. Не время показывать свой гнусный характер.

Герман брызгал желчью, стискивая челюсти. Рафаэль гулко выпустил воздух и опустил глаза.

– Что тебе от меня надо?

– Я хочу узнать, к кому ты катаешься каждый день уже на протяжении нескольких недель! – брызжа злостью, воскликнул мужчина, вызывая холодные мурашки страха (рефлекс с детства) на спине у Рафаэля.

– К другу, – сквозь ком в горле процедил юноша.

– Что еще за «друг»? Я его знаю? – с энтузиазмом продолжил допрашивать Герман.

– Нет.

– Как его зовут?

– Какая тебе разница? – нахмурился юноша. Герман все еще пулялся молниями и, кажется, даже покраснел.

– Как его зовут? – членораздельно повторил Сухов.

– Женя Устюхин.

Мужчина проглотил слово, удивленно уставившись на внешне спокойного сына. Он прочистил горло, мотнул головой и наклонился обратно к столу, сложив на него локти.

– Он фотограф? – уточнил Герман.

– Да, но…

– Ты больше не будешь с ним общаться. Забудь о нем.

– Что? Почему?! – резко поднявшись на ноги, завопил Эль.

– Потому что я так решил. Если ты этого не сделаешь, а я в любом случае об этом узнаю, то пеняй на себя, сынок.

– Я не понимаю! Сначала ты подначиваешь меня найти друзей, а сейчас запрещаешь с ними общаться. Ты вообще нормальный?

– Уйди с глаз долой, – попросил Сухов, махнув рукой в сторону двери, и доставал из ящика стола пачку сигарет.

– Прекрасно! – рыкнул Рафаэль и вылетел из кабинета отца, громко хлопнув за собой дверью.

Яхта ощутила легкое цунами, но оно затухло так же быстро, как и возникло.

***

– Что? Марецкий был здесь? – Белла с порога налетела на Павла, сразу, как только он вернулся утром с работы. Устюхин был довольно бодр, не выглядел усталым и сонным. Он нахмурился, услышав злополучное имя бизнесмена. Грановская усадила его за обеденный стол на кухне, поставила перед ним тарелку с ароматными сырниками, сверху которых была щедро наложена сметана.

– Представляешь, Павлуша! Я вчера пришла после работы, а Женька всполошенный, глаза горят, щеки красные, а возле двери дорогие туфли… Захожу на кухню, а там Виктор. Такой же всполошенный.

– И зачем приходил? – поинтересовался Павел, не отрываясь от еды. Мужчина не чувствовал бывалой злости. Но и успокоения после его визита тоже.

– Женя сказал, что он соскучился. А сам он рассказал, что все налаживается.

– И что? Женек простил его?

– Судя по тому, каким счастливым уходил Виктор, да.

– Ну… Я мешать ему не стану. Он взрослый парень, сам за себя уже отвечать должен, так что…

– Я уверена, что все у них будет хорошо.

– Поживем – увидим, Бельчонок, – мужчина добродушно улыбнулся и с большим энтузиазмом стал поглощать мягкие и воздушные оладьи, обещая себе подумать над этим позже.

***

На дворе было тридцать первое декабря. Новогодняя суматоха, атмосфера праздника, подарки сплошь и рядом. С самого утра шел мелкий снежок, даря радость и приподнятое настроение всему городу.

Женька собирался праздновать Новый год в кругу семьи – он, отец и Белла. Виктор обещал заехать вечером, чтоб поздравить и, возможно, обменяться подарками. Женя купил ему шарф, подходящий под пальто мужчины, и надеялся, что он придется ему по вкусу. С утра юноша помог Белле на кухне, но во второй половине дня ему позвонил Рафаэль.

– Каток? Звучит здорово!

И позвал покататься на коньках. У Женьки были школьные хоккейные коньки, поэтому он с особым рвением согласился на предложение друга. Он надеялся, что Эль уже забыл об их последней встрече. Хоть и сомневался в этом. Юноша не хотел делать больно Рафаэлю, хотел остаться с ним друзьями и не разрушать их неплохой союз.

Рафаэль забрал Женю из дома, и они отправились в парк Достоевского, где был залит главный городской каток под открытым небом. Он взял себе фигурные коньки напрокат, и парни направились на лед. Эль совсем не умел кататься, поэтому держался за Женьку всеми руками, а если бы мог, то и ногами. Женя мог лишь только смеяться над тем, как Рафаэль пытается сдвинуться с места.

– Может быть, я покатаюсь у бортика, чтоб ты со мной не мучился? – предложил брюнет, когда Устюхин уже устал возить его по катку за собой как бедную собачонку.

– Ладно, смотри и учись, – Женька лучезарно улыбнулся, довез Эля до бортика и отправился в середину катка, чтоб показать несколько захватывающих элементов из фигурного катания.

Конечно, он был не профессионалом, да и в хоккейных коньках красиво не повыделываешься, но юноша смог сделать несколько красивых пируэтов, плавно покататься по льду, махая рукой Рафаэлю. Было весело, празднично, здорово. Женьке все нравилось.

– Вау, это было круто! – аплодируя, воскликнул Рафаэль. Женя улыбнулся в ответ.

– Ты не устал? Не хочешь горячего шоколада?

Они сошли со льда, переобулись и направились в небольшое кафе при катке. Там они заказали себе горячих напитков и сели за столик, чтоб согреться и поболтать. Эль тоже выглядел крайне счастливым, как и Женька.

– Енька… так ты подумал над моим предложением? – начал сразу в лоб брюнет, когда Устюхин едва сделал два глотка своего чая с лимоном. Юноша поднял удивленные глаза на друга, сидящего напротив, и поджал губы, не зная, что отвечать.

– Прости, Эль, но… Я люблю другого человека, – тихо отозвался Женя и вновь опустил глаза на свой бумажный стаканчик с дымящимся чаем. – Я хочу быть тебе другом. Ты ведь не против этого?

– Да уж, на что я еще мог надеяться, дурак… Все равно я бы уехал и оставил тебя здесь одного, бессмысленно, – отмахнулся Эль и улыбнулся, пожимая плечами. – Друзья так друзья.

– Я рад. Кстати, у меня же для тебя есть подарок! – Женька полез в свой рюкзак и через мгновенье положил перед Рафаэлем небольшой альбом в кожаной матовой обложке.

– Что это? – удивленно, смущенно и недоверчиво поинтересовался юноша с магическими глазами, открывая альбом.

Он восхищенно охнул, когда увидел на страницах альбома свои необычно обработанные фотографии в петельках. Такую обработку Женя ему не показывал, и такой сюрприз был очень приятным и особенным. Рафаэль пролистал мимолетно страницы и счастливо обнажил зубы, сверкая бирюзовыми омутами, словно драгоценными камнями.

– Спасибо большое, Енька, – протянул юноша. Женька хихикнул.

– Не за что, Филь. Я знал, что тебе понравится.

– А я вот, что тебе приготовил… – загадочно пропел Эль и вытащил из своей сумки коробочку в подарочной бумаге с золотистым бантиком. – Только осторожно.

Устюхин хмыкнул, притягивая к себе довольно увесистую коробку. Она была небольшой, буквально десять на десять. Юноша не решился трясти ее, потому что Рафаэль попросил быть аккуратным. Женька скрупулезно снял обертку и открыл крышку коробочки. Взглянув внутрь, он едва подавил вскрик счастья. Юноша зарделся и начал качать головой.

– Нет-нет, Эль, ты… Я не могу это принять! – отчеканил Женя и отодвинул от себя подарок. – Он стоит целое состояние, я не могу. Прости.

– Это подарок, Женя. Отказы не принимаются, – Рафаэль закрыл коробочку и придвинул ее к Женьке, хохоча над ним. – Все-таки у такого талантливого фотографа как ты должна быть такая крутая оптика.

– Да ладно тебе, я не заслужил!

– Прекрати, Жень. Теперь этот объектив твой и точка.

– Спасибо огромное. Громадное! Я не знаю, как тебя благодарить. Я хочу снять тебя новой оптикой, что-нибудь необычное и крутое. Я придумаю! – воодушевленно и восторженно говорил Женька.

– Хорошо, на каникулах мы обязательно устроим съемку.

Посидев в кафе минут двадцать, друзья решили, что пора расходиться по домам, потому что уже близился вечер. Они направлялись к машине Рафаэля, болтая об общих планах на эти зимние каникулы.

***

Герман Сухов сидел в своем люксовом автомобиле на месте водителя и наблюдал за своим сыном и его дружком через зеркало заднего вида. Они разговаривали о чем-то, улыбаясь и смеясь. Мужчина фыркнул, чувствуя отвращение к светловолосому парню, идущему рука об руку с его сыном. Он предупреждал Рафаэля, обещал, что его общение с этим мальчишкой ничем хорошим не кончится. А, как известно, Герман Сухов всегда сдерживает свои обещания.

– Можно, – дал команду мужчина в телефон и не отрывал взгляда от Устюхина.

Шел снег. Мелкий, мокрый, мерзкий. Совсем не праздничный. Герман не понимал, почему этот скверный народ так радуется этим гадким погодным осадкам, которые превращают все под ногами в кашу и портят прическу. Герман ненавидел зиму. Герман ненавидел Новый год.

Евгений улыбался, увлеченно рассказывая что-то Рафаэлю. Мелкие снежинки падали ему на челку, оставаясь там таять, умирать. Они падали ему под ноги, а Евгений их давил, топтал, убивал.

И все улыбался, улыбался, улыбался…

***

Ребята почти дошли до автомобиля Рафаэля. Оставалось только свернуть на главную улицу, перейти через дорогу и вот они на парковке. Женька пылко и страстно описывал идею для новой фотосессии с участием Эля. Юноша слушал его с улыбкой и кивал на каждое предложение Устюхина, думая, что это было бы действительно здорово. Каждое Женино предложение было интересным и любопытным, Рафаэль хотел в этом поучаствовать.

– Так что надо встретиться после… – Женя почти закончил фразу, если бы не пронзившая и сковавшая тело боль, вызвавшая глухой стон.

Устюхин не понимал, что произошло, когда падал на землю, где киснул мокрый снег. Он чувствовал нарастающую острую боль в бицепсе левой рукой, но не чувствовал левую руку. Он не видел перед собой Рафаэля, не слышал его обеспокоенного голоса. Из глаз сами по себе текли слезы. Уши юноши застелила кровь, шумящая в жилах. Его руку что-то разрывало изнутри, он чувствовал горячую кровь. Но все еще не понимал, что произошло.

Боль сковывала тело все сильнее, обволакивая и пережевывая. Сердце ухало где-то в горле юноши, отдаваясь четким сердцебиением в висках. Нервные окончания руки ударяли Женьку током, внутри творилась буря. Евгений не мог разобраться в собственных ощущениях, у него кружилась голова, кажется, даже поднялась температура.

Он отдаленно слышал громкое, но едва различимое гудение Рафаэля. Он с трудом чувствовал прикосновения Рафаэля. Он видел перед собой размытый силуэт Рафаэля, но не мог ничего сделать.

Однако боль начала отступать, но не разъяснять рассудок. Женя все еще не отошел от внезапного и непредсказуемого болевого шока, появившегося резко, хлестко, обескураживая, выбивая весь воздух из легких, почти убивая.

Женька двинул правой невредимой рукой, нащупывая в кармане куртки мобильник. Он закрыл глаза, слепо подавая Рафаэлю смартфон. Женя потратил все оставшиеся силы, чтоб пробормотать жизненно важные слова:

– Позвони… Виктору…

========== Глава 18 ==========

***

Гнетущие, удручающие белоснежные стены госпиталя насквозь пропахли медикаментами, насквозь впитали горечь утраты и отчаяния пациентов, насквозь прогнили всеми сплетнями и слухами, когда-либо высказанными здешними работниками. В этих стенах сновали туда и обратно работники больницы, пациенты, посетители. Несмотря на канун Нового года, в больнице был аншлаг. Беготня, хлопотня, суета сует, все были заняты. От такого зрелища бегали мурашки по спине.

– Срочно в операционную! – прокричал какой-то врач, и после этих слов по коридорам резво буквально полетели носилки, на которых лежал какой-то побледневший парень.

Он едва ли был в сознании. Врачи окружили его, быстро справляясь с какими-то необходимыми манипуляциями. Они не нервничали, нет. Просто нужно было действовать быстро, чтоб этот юноша не потерял слишком много крови. Его поспешно увезли в другое отделение, он потерялся из виду.

Черноволосый мужчина влетел в приемное отделение словно ураган. Ему здесь же объяснили ситуацию, даже успокоили, предложили воды. И когда следом за ним влетел такой же ураган, врачи предприняли попытку его успокоить на словах, но это ему не помогло. Пришлось принудительно впихивать в него успокоительное. Такого балагана давно в больнице не было. Да уж, устроили здесь представление…

– Ладно, а теперь по порядку… Что произошло? – вкрадчивым, но дрожащим голосом спросил Виктор, когда Рафаэль сбивчиво попытался объяснить ему всю сложившуюся ситуацию. Юноша тяжело перевел дыхание, жестко потер ладонями лицо и посмотрел на мужчину.

– Мы… мы были на катке, посидели в кафе… Потом решили ехать домой, пошли к машине… Все было нормально… Но тут Женька просто грохнулся на землю. Я не понял ничего, а потом увидел кровь… Я не знал, что делать… Пока я вызывал скорую, он дал мне свой телефон и кое-как попросил позвонить вам… – выдохнул Эль и опустился на железное сиденье. Он чувствовал себя просто ужасно.

– И в итоге у него огнестрел… – выдохнул Марецкий, проводя жесткой пятерней по коротким волосам. Он знал, что нельзя было так сразу отодвигать телохранителей, но он не думал, что сможет произойти что-то такое поистине страшное…

– Кто и зачем это сделал? – прохрипел Павел, что ходил по коридору из стороны в сторону, не находя себе места. Он не знал, что чувствовать. На душе было слишком много эмоций и переживаний. Но четче и больнее всего давил страх потерять своего ребенка. Устюхин пытался держать себя в руках, но без точных прогнозов состояния Женьки он за себя не ручался. – Это все из-за тебя, Марецкий… Из-за тебя мой сын страдал полгода, а сейчас благодаря тебе он на волоске от смерти. Зачем ты вернулся?..

Он говорил индифферентно, апатично. Смотрел на Виктора печальными глазами и не находил в себе сил злиться на него. Женя бы этого не одобрил… Павел махнул головой, глубоко вздыхая, и двинулся дальше по своей бесконечной траектории.

Близился вечер. Никто не собирался покидать больницу до тех пор, пока врачи не скажут заветные слова. Белла тоже не смогла сидеть дома, сложив руки, поэтому она приехала вслед за Павлом. Все были в волнительном ожидании вердикта врачей о состоянии Женьки.

***

У Жени был сквозной перелом плеча в связи с пулевым ранением. Он быстро пришел в себя, но медленно шел на поправку. Было неизвестно, на сколько он застрял в больнице, но было совершенно ясно, что рана быстро не заживет. Первые дни Женька ни с кем не говорил. Врачи говорили, что он слишком слаб для разговоров, но на самом деле юноша был в состоянии общаться, но не был к этому готов. Он даже не рассказывал ничего отцу, оставляя его в мучительном неведении.

Виктор приходил к нему каждый день. Приносил подарки, садился на стул рядом и разговаривал с ним. Извинялся, ругал самого себя, признавался в любви, жалел обо всем. А Женька смотрел в потолок, слушал голос мужчины и не мог решить, чего он хочет в будущем.

Оказавшись на грани между жизнью и смертью, Женя понял, что его жизнь разделилась на «до» и «после». Юноша понял, что хочет жить. Ради себя, ради отца. А не для кого-то другого. Он понимал, что вновь связываться с Виктором было опрометчивым решением. А его огнестрельное ранение тому подтверждение. И надо было подумать еще тысячу раз, чтобы понять и решить, стоит ли точно возвращаться к Виктору. Женя не хотел подвергать себя опасности еще раз. Да и мог пострадать не только он, но и его семья. А этого Устюхин не хотел больше всего.

Женька признавал, ему было страшно. Его просто так подстрелили прямо на улице, на глазах у людей. Этим неприкрыто хотели что-то сказать. Но что именно Женя не понимал и не мог представить. Он зла никому не причинял, не разрушал ничьи жизни и не переступал никому дорогу. По крайней мере, он на это надеялся. А если это было из-за бизнеса Виктора, что более вероятно, поскольку он запретил связываться с правоохранительными органами, то стоило действительно призадуматься насчет продолжения их отношений.

Да, юноша любил его. Но эта любовь перестала перекрывать его здравый разум после причиненной боли и долгой разлуки, поэтому Женька абсолютно был готов к прекращению и перечеркиванию всего, что их когда-либо связывало, ради собственной безопасности. Он хотел прожить уютную счастливую жизнь без опасных приключений, где он будет уверен в завтрашнем дне. Но сейчас все было наоборот. Устюхин не ведал о том, что будет дальше. У него даже не было никаких предположений, в настоящее время судьба могла подкинуть все, что ей заблагорассудится. Ему хотелось, чтобы вся эта путаница и неурядица поскорее закончилась, и все вернулось на круги своя. Женьке нравилась его беззаботная жизнь, когда он мог спокойно гулять по улице и общаться со своими приятелями без твердого надзора телохранителей в кустах. Он любил чувствовать себя свободным и невозмутимым, когда на его жизнь никто не притязает.

А единственным способом вернуться к обычному образу жизни было расставание с Виктором.

Когда Женька понемногу начал приходить в себя, несущественно поразмыслив над всем случившимся, он все-таки решил поговорить с отцом. Рассказал о событиях от своего лица, поведал о своих ощущениях и поделился мыслями, которыми забита его голова на протяжении всех дней нахождения в госпитале. Павел безоговорочно согласился с сыном, даже не спрашивая про истинные испытываемые к Виктору чувства, чтоб ненароком не отговорить его от этого решения. Конечно, Женя не был точно уверен в своих намереньях, а поддержка отца не помогла принять прочный вердикт.

Дни на больничной койке тянулись неприлично долго, Женька начинал сходить с ума без свежего воздуха. Врачи первую неделю не разрешали ему появляться на улице, но радовало то, что слоняться по коридорам больницы не было под запретом. Из гостей у юноши были только Виктор и отец с Беллой. Рафаэль почему-то к нему не заходил, не отвечал на звонки и не подавал никаких признаков жизни. Устюхин не бил тревогу, ожидая каких-то действий от друга, но с каждым днем Женька волновался за него все сильнее.

Многочасовое присутствие Виктора подле него раздражало, а его ласковые слова уже не казались искренними, скорее, пустыми. Женька не слушал его, отправлял домой, но он не уходил. Женя не хотел ссориться и прогонять его силой, ведь у Виктора были только добрые мотивы посещать его. Он считал себя виноватым и пытался загладить вину таким образом, не обращая внимания на холодность Жени. Но никто из них не начинал серьезного разговора по разным причинам. Виктор полагал, что Женьке стоит окрепнуть и вернуться в строй, а Устюхин просто еще не определился. Он хотел точно знать в какой момент поставить точку или продолжить двигаться дальше вдвоем.

Последние дни в больнице навязчивые мысли съедали мозг Жени. У него была бессонница, он не смыкал глаз, размышляя. Пытался понять, действительно ли они любили друг друга. Пытался предусмотреть все варианты развития событий в будущем. Но мало представлял себя в нем с Марецким. Он был почти уверен в том, что они скоро пойдут разными дорогами. И уже вовсе не потому, что Женя не будет больше чувствовать себя защищенным, а потому, что все было разрушено. И собрать все заново, даже вместе, было непросто. Но Женька не видел в этом смысла, у него не было стимула любить Виктора так, как это было раньше. Когда Виктор неожиданно объявился и вернулся, то Женя думал, что у них еще все впереди, что они все наверстают, позабудут о проблемах, разочарованиях и боли. Но все перемешалось: мысли, чувства, события.

***

Женька был невероятно рад возвращению домой. Конечно, ему еще надо было ходить некоторое время с торакобрахиальной повязкой, которая поддерживала его левую руку в одном положении. Он уже изрядно устал носить эту штуку, но ничего поделать не мог. В больницу нужно было вернуться только для того, чтоб удостовериться в правильности заживления костей. Ему уже наложили отстроченный шов, отпустив со спокойной душой. И наконец-то разрешили выходить на улицу. Даже настоятельно рекомендовали прогулки на свежем воздухе.

Только гулять Женьке было не с кем. Рафаэль будто под землю провалился, телефон был недоступен, в социальных сетях не появлялся, Женя не на шутку забеспокоился. А связаться с ним никак не мог. Сидеть на месте, с ужасом ожидая каких-то новостей от него, было неприятно.

С Виктором выбираться куда-то тоже не было рациональным вариантом. Да и Виктору нежелательно было появляться около квартиры Женьки, мало ли что там могли промышлять плохие люди, вселившие беду в жизнь Устюхина… Поэтому их общение практически сошло на нет, Женя не знал, о чем можно поговорить с ним, начинал уходить в себя, размышляя вновь и вновь обо всем. А Виктор перестал давить, видно, додумался о внутренних переживаниях Женьки.

Зимние каникулы стремительно подошли к концу, но Женьке еще около недели нужно было носить повязку. Он хотел вернуться на учебу, но застрял дома. Нет, конечно, дома было здорово. Однако юноша хотел находиться каждый день в социуме и получать знания. Ему ведь нравилось учиться, он мечтал стать архитектором. Он пытался чертить, но одной рукой было жутко неудобно. Поэтому юноша старался рисовать, чтоб не скучать, и с нетерпением ждал своего выздоровления.

***

В тот роковой день Рафаэль вернулся домой в состоянии аффекта, на нем не было лица. Юноша был расстроен, шокирован, вымотан. Он на негнущихся ногах прошел в кабинет отца, чтоб взглянуть в его дьявольские глаза. Герман сидел за своим столом, сжимал зубами сигарету и как всегда копался в каких-то бумажках. Весь кабинет был в табачном дыму, что забивал дыхательные пути, заставлял задыхаться, разъедал глаза. У юноши выступили слезы, он едва терпел спазм в горле. Он сжал пальцы в кулаки и шагнул ближе к отцу.

– Ты – чудовище! – вскрикнул Эль ему в лицо. Герман медлительно поднял на него бесовские глаза, которые с издевательским безразличием глядели в упор. – Зачем ты это сделал?! Почему он, а не я? Я ослушался тебя, я должен был получить по заслугам!

Рафаэль выпалил все на одном дыхании, чувствуя злость, отчаяние и страх одновременно. Отец мог сейчас сделать все, что ему вздумается, но молчать юноша не мог. Прямо сейчас он желал смерти этому человеку.

– Хочешь получить по заслугам, сынок? – с едкой ухмылкой переспросил Сухов, а в его глазах забегали настоящие черти. По спине Эля пробежались мурашки, в горле вмиг пересохло. Отец выглядел устрашающе, будто демон воплоти. От одного его взгляда сердце начинало биться учащенно в панике. Юноша сглотнул, наблюдая, как Герман неспешно тушит сигарету в старом остывшем пепле в хрустальной пепельнице. – Ты уже получил.

Мужчина выдвинул ящик стола, доставая оттуда бумаги. Рафаэль нахмурился, не понимая.

– Что это?

– Билет на самолет. Ночью ты улетаешь в Швейцарию. Я продал твою квартиру, теперь ты живешь в общежитии университета. Твои счета заблокированы, а загранпаспорт у тебя изымут, как только ты сойдешь с самолета. Ты застрянешь в Лозанне до тех пор, пока хорошенько не подумаешь над своим поведением…

– Подумаю над своим поведением?! – с издевкой закричал юноша и схватил ту самую хрустальную пепельницу, кидая ее на пол. Она с гулким стуком разбилась на несколько частей, мелкие осколки разлетелись по сторонам. Ярость мигом выплеснулась наружу, Рафаэль перестал его бояться. Он хотел показать ему, что мир не крутится вокруг него, что он не решает здесь абсолютно все. Юноша оказался перед отцом, хватая его за грудки. Герман с выпученными глазами поднялся со стула, пытаясь убрать намертво прицепившиеся к его рубашке руки сына. Сухов впервые видел его таким яростным. Рафаэль покраснел, его ноздри раздулись, он тяжело и громко дышал, сжимая ткань все сильнее. – Чтоб ты сдох!

Юноша резко отпустил его, толкая обратно в кресло. Злость начала медленно отпускать, разъясняя разум. Он уже собрался уходить, как почувствовал твердый удар в плечо. Когда он повернулся лицом к отцу, то наткнулся на его злые глаза и воинственную позу. В глазах Эля мелькнул страх.

– Ты многое себе позволяешь, сынок, – рыкнул мужчина.

– Я делаю то, что хочу, понял?! Это моя жизнь, а не твоя! – воскликнул в ответ юноша и толкнул отца в грудь, но лишь взамен получил острую оплеуху. Щека тут же заныла, горя чудовищным пламенем. Этот удар совсем не отрезвлял, а опьянял еще сильнее.

Рафаэль глубоко вдохнул и, сжав кулаки, попытался попасть по лицу Германа, но он увернулся, рыча себе под нос. Мужчина повалил его на пол, начав неравную, но жадную борьбу. Эль дрался уверенно, выпуская всю свою накопившуюся за много лет злость. Он мечтал ударить отца с детства, хотел его смерти в глубине души еще с подросткового возраста, он ненавидел его всем своим сердцем. И сейчас наконец-то чувствовал освобождение, несмотря на то, что получал ответные удары. Не успев вовремя среагировать, Рафаэль оказался в крепкой хватке, но не позволил продлиться этому долго, ловко попав локтем по лицу мужчины. Он удачно попал по носу, побежала кровь, и Герман ненадолго отвлекся, ослабив хватку. Воспользовавшись ситуацией, теперь Эль нависал над отцом и держал его в плену. Ярость поглотила его, а когда он посмотрел ему в лицо, то в голове, будто тумблер переключили. Юноша начал безбожно наносить удары по лицу отца. Кровь размазалась по лицу, появились ссадины на некогда безупречной коже. Он содрал себе все костяшки, но продолжал бить до тех пор, пока Герман со злостью не скинул его с себя. Рафаэль улетел, больно ударившись головой о книжный стеллаж. Он еще не пришел в себя, когда вдруг почувствовал удар по ребрам. Отец жестко саданул его ногой точно по грудной клетке, пока он, валяясь, пытался вновь совладеть с собой. Эль завыл и через боль вновь поднялся на ноги. Он сбивчиво дышал, чувствуя нарастающую боль в ребрах, силы были на исходе, юноша едва держался на ногах, голова шла кругом, а перед глазами все медленно начинало мутнеть. Рафаэль замахнулся на отца, но получил мгновенное сопротивление, Герман скрутил его руки, уводя их за спину, и повалил его на диван.

– Теперь ты точно получишь по заслугам… – низко подытожил мужчина, сильнее сжав его руки. Рафаэль завопил, забрыкался. Отец срыву отпустил его и, прижав тыльную сторону ладони к кровоточащему носу, отошел в сторону. – Ты, щенок, будешь знать, как надо правильно себя вести.

***

Оставалось еще пару дней до окончания больничного Женьки. Он был безмерно рад, что вернется на учебу и наконец-то перестанет носить эту несуразную повязку. А еще юноша понял, побыв несколько дней в одиночестве, что ему снова стало не хватать Виктора. И Женя решил дать ему последний и неисправимый шанс. Он хотел просто попробовать… И окончательно сделать выбор.

Марецкий обрадовался, когда Устюхин ему позвонил. Без умолку спрашивал, как у него дела, признавался, что скучал, укорял в молчании. А Женька просто пригласил его на чай, чтоб поговорить в уютной и приватной обстановке. Виктор примчался в тот же день во второй половине дня. Женя на секунду растерял все свое самообладание и смелость, но сумел взять себя в руки.

– Так… Что все-таки происходит между нами? – спросил юноша, когда они сели вместе за стол с чаем и эклерами, что принес с собой Виктор. Выглядел мужчина не лучшим образом: лохматые волосы, усталый взгляд, круги под глазами. Женя помнил, что он еще не закончил разборки по работе, но не хотел лезть во все это с расспросами после случившегося.

– Мы снова вместе. Или нет? – с едва заметным прищуром ответил Марецкий и пригубил горячего напитка. Женька опустил глаза в свою чашку, пытаясь понять, что сам чувствует в данный момент. Ему было хорошо рядом с Виктором, но он уже не чувствовал былого влечения, одухотворения и счастья… Хоть юноша и сомневался в том, что эти чувства вернутся, он все же решил испытать судьбу.

– Я думаю, что да… – Женя едва не добавил «пока что», но вовремя себя остановил. Виктор его ответом убежден не был, это было написано у него на лице, но говорить мужчина ничего не стал, лишь коротко улыбнулся. Медленно возрастало напряжение между двумя, Женька не находил слов, а Марецкий просто, по-видимому, был настолько вымотан, что с трудом держал кружку с чаем. Или так просто казалось.

Мужчина был напряжен и сидел как-то скованно, несмотря на то, что он был безумно счастлив приглашению Жени. Женька с непониманием и неким подозрением наблюдал за ним, однако не мог решиться поинтересоваться. Ему просто хотелось, чтоб Виктор почувствовал себя здесь, у него на кухне, спокойно и безопасно, чтоб он не думал ни о чем, когда он находился здесь, как он делал раньше. Но теперь абсолютно все было иначе… Теперь они были иными, их отношения поменялись, теперь они сами другие.

Кинув очередной молчаливый взгляд в сторону Виктора, Устюхин не выдержал и накрыл ладонь мужчины своей. Он ощутимо сжал ее, стараясь так оказать хоть какую-то поддержку Марецкому.

– Мне неважно, что происходит у тебя на работе, но… Я всегда рядом, ты знаешь.

– Да, конечно, спасибо… – мужчина изнуренно улыбнулся и поднес ладонь Женьки к губам, мягко оставляя на светлой коже поцелуй.

Женя улыбнулся в ответ и поджал губы. Напряжение немного спало, но Виктор выглядеть лучше не стал. Устюхин посчитал, что ему было бы неплохо поспать, но предлагать не стал. Отец не обрадовался бы нежданному гостю, когда вернулся бы с работы. Однако все-таки действие юноши подтолкнуло Марецкого к продолжению разговора. Мужчина любопытствовал его самочувствием и состоянием руки, даже спросил про учебу, а Женька, к удивлению, охотно отвечал. У них даже сложилась радушная беседа, им на мгновения удалось окунуться в свой тот самый личный мир, когда существуют только они и ничего вокруг. Но Женя по-прежнему не ощущал того, что было прежде.

Когда чай был выпит, а лимит разговоров почти исчерпан, Виктору позвонили. Марецкий от звонка вздрогнул, спешно доставая телефон из кармана и так же срочно прижимая его к уху. Что-то протараторил в ответ и тут же поднялся на ноги. Заспешил, заторопился, пуще прежнего занервничал. Женька молчаливо глядел на мужчину, чувствуя укол обиды. Но он все понимал… Или делал вид.

– Ежонок, прости… – с досадой и виноватым видом произнес Виктор.

Женя практически понимающе кивнул, пряча взгляд. Он тоже встал, они молча прошли в прихожую. Марецкий без слов и торопливо оделся, потянулся к дверному замку, но остановился, бросая на Женьку печальный и бессильный взгляд. Юноша стоял молчком, лишь смотрел на него пристально. А глаза – стеклянные и пустые. Виктор шумно сглотнул, понимая, что поступает неправильно, но там… Там он сейчас нужнее. И Женя был обязан это принимать.