Текст книги "Режим бога (СИ)"

Автор книги: Скс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

   Заранее извинившись за отсутствие голоса и музыкального сопровождения (насчет голоса соврал, нормально у меня все с ним!) я, тихонько постукивая ладонями по краю стола, начал негромко петь:

   Стоим мы на посту, повзводно и поротно,

   Бессмертны, как огонь, спокойны, как гранит.

   Мы – армия страны, мы – армия народа,

   Великий подвиг наш история хранит!

   Опять перестали писать, внимательно слушают. «Обкомовцы», услышав такие верные, в идеологическом смысле слова, улыбаются, как братья-близнецы.

   А я уже громче и ритмичнее выстукиваю припев:

   Не зря в судьбе алеет знамя!

   Не зря на нас надеется страна, (па-па-па-па – изображаю духовые)

   Священные слова "Москва за нами!"

   Мы помним со времён Бородина.

   Песню исполняю до конца. Как только замолкаю, все находящиеся в кабинете, включая обоих «обкомовцев», директора и завуча начинают искренне хлопать и улыбаться!

   Следующие минут пятнадцать изображаем диктант в школе, я диктую слова, а корреспонденты их прилежно записывают. Скромно сообщаю, что мечтал бы, чтобы этот марш исполнил хор Александрова, а потом еще скромнее добавляю:

   – Во время парада на Красной площади! – все смеются, а тот "обкомовец", который в сером костюме говорит:

   – С таким маршем не зазорно и по Красной площади пройти.

   Журналисты согласно кивают.

   Марш, после рассказа про деда-ветерана прозвучал очень органично, и еще поэтому имел такой успех, но тут опять рискнула с вопросом увлекшаяся Вера:

   – А еще на какие-нибудь темы у тебя есть песни? – журналюги опять с интересом уставились на меня.

   "Чтоб тебя, дура неугомонная!" – ругнулся я на симпатягу, мысленно разумеется, а сам задумался, затем, также мысленно, заржал и уже вслух, старательно копируя губинские интонации пропел:

   Вера, еще вчера мы были вдвоем,

   Еще вчера мы знали о том,

   Как трудно будет нам с тобой расстаться, Вера

   И новой встречи ждать день за днем.

   Вера, когда теперь увидимся вновь?

   Кто знает, может это любовь?

   А я еще не смог сказать о самом главном,

   Тебе всего лишь несколько слов!

   Веселый смех окружающих и расползающийся Верин румянец были наградой за мой прикол. Собственно, ничего особо удивительного в удачной шутке не было. Еще несколько дней назад я стал формировать в айфоне «папку» с песнями, с которыми смог бы «прославиться», а губинская вещь была напевна, слезлива и идеологически нейтральна. Поэтому я не только внес ее в «папку», но и, естественно, пару раз прослушал, через наушники, ну и память не подвела.

   – А какое имя стояло в песне изначально? – отсмеявшись, спросил усач из "Ленинградской правды".

   – Какое бы не стояло, теперь в этой песне всегда будет стоять имя "Вера" – галантно и напыщенно ответил я и изобразил поклон в сторону смущенно алеющей Веры. Ну, как смог – сидя то!

   Все опять посмеялись. Решив "ковать пока...", я продолжил развивать успех:

   – А еще у меня есть песня для нашей ленинградской певицы Людмилы Сенчиной, думаю она будет не хуже "Золушки"!

   "Акулы пера" сразу же захотели послушать и эту песню, но тут я был уже непреклонен, сказав, что будет справедливо, если эту песню первой услышит сама певица. Совершенно неожиданно меня поддержал "серый обкомовец" и тему песен закрыли.

   Поговорили еще с полчаса, журналисты хотели узнать, куда я собираюсь поступать после школы, хочу ли стать олимпийским чемпионом или поэтом и композитором, не планирую ли пойти в милицию и ловить преступников?

   Отделывался, как мог: спортом занимаюсь для себя, песни мои еще никто не спел, а в школе еще три года учиться. Что касается милиции, то подумываю, поскольку не должны преступники и убийцы мешать честным людям и вообще быть. Короче, преступник должен сидеть в тюрьме, и точка!

   Вскоре наша встреча подошла к концу. Но мои испытания на этом не закончились. Во дворе школы корреспондентов ждали "РАФик" и черная "Волга", а вместе с водителями там курил еще и фотокорреспондент. Поэтому мне пришлось еще некоторое время ему попозировать с разным выражением лица и в разных позах! Впрочем, "взрослый Я" хорошо понимал, что фотокору нужно, поэтому справились быстро.

   Расстались очень дружелюбно, собственно, как и общались.

   Трам-пам-пам!!! А Верочка дала мне свой телефон и попросила "как-нибудь продиктовать слова песни, ну... той... с моим именем"!

   Я восторженно заорал "асссса" и пустился танцевать лезгинку по школьному двору, зажав в зубах кЫнжал. Мысленно, конечно!

   На том и расстались...

   ***

   Встреча с журналистами происходила в понедельник, а уже в четверг в «Советской России» на второй странице был напечатан материал под заголовком: «И все взял на себя».

   В пафосной, но добротно написанной статье, рассказывалось об "обычном 14-летнем ленинградском пионере", жизненный путь которого, однажды пересекся со "звериной тропой вооруженного рецидивиста". Произошло это на лестничной площадке жилого дома, где уголовник "уже подстерег свою очередную жертву". Школьнику было страшно, он с радостью бы позвал кого-нибудь на помощь, но рядом никого не было. Только "он, вооруженный уголовник и лежащая без сознания 12-летняя девочка". Можно было убежать, но как оставить беспомощную девочку? И тогда, "как в далеком 41-ом его дед" (тут следовало описание военной истории с дедом), мальчик "все взял на себя". Он вступил в отчаянную схватку с преступником, которому "нечего было терять". В результате преступник был обезврежен и затем арестован сотрудниками милиции. А у школьника, на следующий день, был финал городских спортивных соревнований "Золотые перчатки" и, "опасаясь его пропустить, он никому не сказал, что в схватке был ранен ножом". Мальчик выиграл финальный бой и, только после этого, на глазах у всего зала "упал на победный для него ринг, от кровопотери из открывшейся раны". Врачи спасли героя. Как сказал заместитель министра МВД генерал-лейтенант Ю.М.Чурбанов, оценивая происшедшее: "Витя Селезнев выиграл не турнир "Золотые перчатки", он выиграл "золотое сердце", которое в нем воспитали Родина, родители и примеры наших дедов – героев войны. Такие же мальчишки сокрушили, в свое время, немецкого зверя, восстановили и сделали несокрушимой нашу Родину, а сейчас строят БАМ, учатся, живут и работают по совести". А в обычной жизни Витя Селезнев заканчивает седьмой класс, почти отличник, а кроме спорта пишет замечательные песни. И не даром в одной из них, посвященной Советской Армии, есть такие слова: "Не зря на нас надеется страна!" Да, пока у нас есть миллионы таких ребят, как Витя Селезнев, и стране, и армии есть на кого опереться и на кого надеяться."

   Статью венчала моя немаленькая фотография: немного откинутая назад голова и белозубая улыбка. Я к мужикам, во всех своих жизнях, был равнодушен, но этот парень с газетной страницы был реально "красавчеГГ"!

   В пятницу статьи о герое-школьнике вышли и в четырех других газетах.

   В "Комсомольской правде" статья "Я не знаю, как можно было поступить иначе!" занимала полстраницы! Очаровашка Верочка развернулась вовсю, тут были и "мрачный блеск лезвия", и "взывающие о помощи глаза девочки", и "кровавая схватка с потерявшим человеческий облик нелюдем", и "герой на ринге и в жизни", и много еще таких же ярких образов. Признаюсь, когда я читал, я искренне восхищался собой! Из "моего" марша были напечатаны первый куплет и припев, рядом с большой фотографией, где романтичный я, с мечтательной улыбкой стою, прислонясь к березке.

   Молодежная "Смена" кроме основной истории, вставила слова моей директрисы о том, что о происшедшем, все в школе узнали только от милиции и журналистов, о том какой я хороший, скромный и как мною они все гордятся. Так же "сменовцы" вставили комментарий какого-то известного ленинградского боксера, что бой с ножевой раной, сродни моему второму подвигу, и что именно из таких парней вырастают несгибаемые чемпионы, которыми гордится наша страна. Так же неизменным атрибутом была моя фотография с чертовски обаятельной улыбкой.

   "Ленинградская правда" дополнила статью с суховатым, на мой вкус, перечнем фактов, упоминанием о моем деде-ветеране. Так же была изложена, рассказанная мною военная история на Каспии. В тексте говорилось, что мой папа военный летчик и делался вывод, что нынешние внуки достойны подвигов своих дедов и мужества отцов. Про бокс не было вообще ни слова. В общем, получилась бы посредственная статейка, если бы не сама причина ее написания. Фотка была под стать статье – моя моська с пионерским галстуком, обрезанная как на документ. Короче, усач был бездарен.

   "Пионерская правда" и та показалась интереснее! Толстушка, сдерживаемая спецификой своего издания, восторженно написала про пионера, отличника и спортсмена, который пишет стихи и песни, а недавно еще и задержал вооруженного преступника. Тут текст марша был напечатан полностью, заодно и фотка, где хохочущий я, скатываюсь по перилам школьного крыльца.

   Я, конечно, постарался позируя, но следует отдать должное фотокору – профессионал. Пацан на фотках просто не мог не нравиться!

   ***

   И опять я подивился скорости развития событий. «Совраска» выпустила материал всего через два дня после интервью. Удивительная оперативность!

   В четверг, о вышедшей статье, мне сказала директор школы. Вызвала в кабинет, показала "Советскую Россию" и пожала руку, проникновенно глядя в глаза. Из приемной директрисы я набрал Леху и попросил его купить газет двадцать, на память! В пятницу, в школу уже не пошел. Не рискнул и правильно сделал, в пятницу со статьями вышли остальные четыре газеты...

   Мама, одновременно смущенная, напуганная и польщенная, содержанием уже первой газетной публикацией, легко пошла мне на встречу и в пятницу утром позвонила директрисе за разрешением, в этом учебном году, в школе мне больше не появляться. Та сразу согласилась и, видимо, сама была только рада такому повороту дела.

   Таким образом, летние каникулы, для меня, наступили утром 26 мая! Когда мама ушла на работу, я попробовал снова забраться в кровать, но взрослая привычка – "досыпать", в моей новой ипостаси не работала. Поэтому, через 10 минут бессмысленного и безнадежного валяния, я бодро потопал делать зарядку, лишь слегка оберегая, почти не беспокоящий меня бок.

   В начале десятого позвонил Лехе, тот был выходным и, также, как и я, маялся бездельем. Обрадованный моей сопливой компанией, он уже через полчаса с аппетитом завтракал моим обедом!

   Затем мы собрались поехать в Гавань, проведать нашу недвижимость, но в этот момент затрезвонил телефон. Взволнованная мама сообщила, что в сегодняшних газетах про меня появились новые статьи и гордо добавила, что сейчас их читают во всех отделах ее НИИ и мне следует резво отправляться в ближайший киоск "Союзпечати", пока не раскупили последние экземпляры. Выслушав заверения, что она меня любит и целует, я пообещал незамедлительно отправиться на газетный шопинг!

   Следующий телефонный звонок застал нас уже у открытой входной двери. Протиснувшись между Лехой и косяком, я вернулся к телефону и, уверенный, что это снова мама, буркнул в трубку:

   – Смольный...

   Озадаченная тишина в трубке, показала, что мои предположения были ошибочны.

   – Шучу. Алло...

   Молодой и крайне приятный женский голос произнес:

   – Здравствуйте, а можно попросить Виктора.

   – Верочка, душа моя, я Вам стихи посвящаю, а Вы меня так официально – "Виктора", Вы бы меня еще Виктором Станиславовичем назвали или вообще товарищем Селезневым! – дурашливо загнусавил я в трубку, обрадованный до одурения, её звонку.

   – ...

   – Так. Опять мимо. Что-то мне сегодня в "угадайку" не везет... Алло, здравствуйте! Это Виктор, с кем имею честь? – я был слегка растерян.

   – Здравствуй, Виктор. Меня звать Людмила... э... Петровна. Сенчина. Хотела с тобой э... поговорить...

   – О! Людмила Петровна, здравствуйте! Извините, перепутал Вас с одной... знакомой, – я принялся любезно распинаться в трубку и, одновременно, делал знаки Лехе вернуться в квартиру. Решив взять инициативу в разговоре в свои руки, сразу перешел к делу:

   – Как хорошо, что Вы позвонили, я написал песню для женского голоса и рискну предположить, что лучше Вас ее никто не исполнит!

   – Э... я, собственно, поэтому и позвонила... знакомый журналист рассказал мне, что ты говорил о песне... – певица, явно, с трудом подбирала слова.

   Тут до меня дошло, что не видя перед собой собеседника, я забылся и стал общаться в своей "взрослой" манере, что привело Сенчину в очевидное замешательство. Кстати.. "знакомый журналист" ей и мой домашний номер любезно дал? Хе!

   – Да, есть песня! Как мы могли бы встретиться, чтобы я Вам ее показал? – я был последовательно наступателен!

   – Встретиться... А она уже записана? – растерялась "Людмила Петровна".

   – Нет, зато полностью готовы слова и придумана мелодия! Я напою, как сумею, а ноты подобрать труда не составит, – я излучал уверенность и деловитость.

   – Ну, хорошо... А когда мы можем встретиться? – неуверенно задала она вопрос.

   – Я могу подъехать через час, в любое удобное Вам место.

   – Хорошо, – ее голос стал звучать поувереннее – приезжай к нам в оркестр, на 13 линию Васильевского острова, дом номер 18 и спроси на проходной меня, тебя проводят.

   – Договорились. Через час буду! До свидания. – я положил трубку.

   – Ну?! – истомившийся ожиданием Леха, жаждал новостей.

   – Сенчина. Ждет нас через час на Васильевском, 13-я линия. Поехали к тебе – переоденемся, потом погнали в Гавань, у меня там слова песни в тетрадке. А потом на тринадцатую линию.

   Офигевший от такой новости, Леха осмотрел свою "рабочую" рубашку и спорить с очевидным не стал...

   Через двадцать минут, модные, причесанные и с солнцезащитными очками на носах, мы уже ехали в Гавань. Я впервые одел "на выход" свой джинсовый костюм и не мог не признать, вглядываясь в зеркало старого трильяжа Лехиной тетки, что "красота – страшная сила"! Так же, я "ограбил" киоск "Союзпечати", купив у изумленной продавщицы, все оставшиеся номера "Комсомолки", "Ленинградки", "Сменки" и "Пионерки" и, по пути в Гавань, зачитывал хмыкающему Лехе статьи о себе любимом.

   На пирсе, обрадованный гостям Митрич, оживленно рассказывал, солидно кивающему головой Лехе, последние новости. А "талантливый" я, сидя на втором – жилом этаже, нашего ангара, торопливо передирал с айфона в школьную тетрадь, "свою" будущую нетленку.

   Заодно скоренько просмотрел три сайта с биографией Сенчиной. Из чего извлек, информацию, что сейчас Сенчина работает солисткой в Ленинградском концертном оркестре, которым руководит Анатолий Бивис. Тот самый, который буквально заставил Сенчину спеть "детскую" песню про Золушку, с которой она, в итоге, и прославилась. Впервые она ее спела в 1970 году, а в 1974 за нее же получила приз в Братиславе. Из оригинального, в ее репертуаре был такой же детский – "Лесной олень" и шикарный романс из кинофильма "Дни Турбиных". Зная на перед, можно сказать, что больше ничего хитового в ее жизни не будет. Но сейчас Сенчина очень популярна, молода и красива. Только ведь меня, по сути, интересует не она, а только один, ее самый главный, поклонник. Из этого и будем исходить...

   Ровно в 11 часов мы стояли на проходной в доме, где располагался Ленинградский концертный оркестр, а бабушка-вахтерша набирала диск телефона, косясь на могучую фигуру Лехи.

   Пришедшая за нами, какая-то бесцветная девица в нелепом черном берете, минут пять молча водила нашу парочку по длинным и темным коридорам и, наконец, привела в небольшой пустой зальчик с черным роялем и тремя рядами обшарпанных сидений.

   Так же, не проронив не звука, показала нам на сидения и ушла.

   – Гостеприимно, – с прорезавшимся юмором, прокомментировал Леха.

   – За бутылкой пошла, – поддержал я почин.

   – Какой бутылкой? – затупил "большой брат".

   – Ну, нас же с ней трое, грех не "сообразить"!

   – Одна бутылка ситуацию не спасет, – философски оценил шансы девицы Алексей.

   Мы вяло посмеялись.

   Минут через десять ожидания, дверь зала распахивается, пропуская целеустремленно шагающего невысокого человечка в мятых коричневых брюках и вытянутой черной кофте. Его очки, в черной оправе с толстыми линзами, воинственно поблескивают, а редкие волосы, зачесанные на лысую макушку, завершают облик потрепанного, но не растерявшего задор бойцового петуха:

   – Здравствуйте, юноша, так это вы у нас поэт и композитор? – слегка картавя, интересуется "петух", одновременно, кивая Лехе.

   – Здравствуй, Виктор! – раздается мелодичный голосок от дверей – извини, что заставили ждать, у нас была репетиция, – в зал входит Сенчина. Стройная, но женственная фигурка, обтягивающие модные джинсы и распущенные волосы. Прям, картинка... Понимаю Григория Васильевича!

   – Здравствуйте! Ну, право слово, какое ожидание? – выпендриваюсь я – позвольте представить, это Алексей – мой друг.

   Большая фигура нависает над Сенчиной, бубнит "оченьприятноалексей" и... склоняясь, целует ей руку. Сенчина улыбается.

   Поворачиваюсь к "петуху":

   – Здравствуйте, Анатолий Самуилович. Да, это я – поэт и композитор. Надеюсь, скоро – очень известный поэт и композитор, возможно, с вашей помощью.

   – Откуда вы меня знаете? – слегка обескуражено интересуется руководитель оркестра.

   – Вы известный человек, – нейтрально отвечаю я. Не объяснять же человеку, что его фото просто было на сайте про Сенчину и попалось мне на глаза.

   – Что ж, – берет себя в руки Бивис – прошу к роялю, мы готовы вас слушать.

   Он проходит к первому ряду кресел, садится сам и делает приглашающий жест Сенчиной.

   Я подхожу к нему и сажусь рядом, через кресло:

   – Дело в том, уважаемый Анатолий Самуилович, что я недостаточно хорошо владею инструментом. Поэтому мелодию могу либо просто напеть, либо кто-то сумеет исполнить мелодию с голоса.

   Бивис, недоумевающе смотрит на меня и неверяще переспрашивает:

   – Вы не умеете играть на рояле? Так как же вы хотите сочинять музыку?

   Я стал слегка раздражаться. Тем более, что он был прав и это задевало мое самолюбие:

   – Видите ли, Анатолий Самуилович, – спокойно начал я – в мире много людей, кто умеет играть на различных музыкальных инструментах и единицы тех, кто может сочинить хорошую мелодию. Я – могу, мне этого настолько достаточно, что я даже не планирую учиться играть на чем бы то ни было.

   Бивис молча смотрел на меня. Видимо, поражался степени моего самоуверенного невежества. Про себя, поскольку, все-таки, молчал.

   – Может мы тогда послушаем песню? – неуверенно предложила занервничавшая Сенчина, прерывая затянувшуюся неловкую паузу.

   – Извольте, – кивнул Бивис и откинулся на спинку кресла, всем видом изображая, что он просто теряет время, в такой ситуации.

   Беру себя в руки, пока не время демонстрировать эмоции, и начинаю:

   – Песню я написал, как бы по мотивам "Золушки" и "Лесного оленя", специально под Сенчину – я пытаюсь улыбнуться в сторону певицы, она так же натужно улыбается в ответ.

   – Исполнение идет от имени девушки-девочки, она поет про маленькую волшебную страну, где царит добро, сбываются мечты и где обитают все узнаваемые образы из детских сказок (цитирую по памяти с одного из прочитанных сегодня сайтов). Песню я так и назвал – "Маленькая страна".

   И уже обращаясь непосредственно к Сенчиной, сказал:

   – За голос не обессудьте, мысленно подставляйте свой, а найти музыканта, который положит мелодию на ноты, я смогу без проблем – не без яда, заканчиваю я. Бивис невозмутимо изображает Будду.

   Расскрываю тетрадь со своими торопливыми каракулями, откашливаюсь и негромко начинаю петь:

   Есть за горами-и, за-а лесами маленькая страна-а,

   Там звери с добрыми-и глазами,

   Там жизнь любви полна-а,

   Там чудо-озеро-о искрится, там зла и горя не-ет,

   Там во дворце живе-ет жар-птица,

   И людям дарит свет! (пам-пам-пам)

   Ма-аленькая страна (пам-пам-пам), ма-аленькая страна (пам-пам-пам),

   Кто-о мне расскажет, кто-о подска-ажет,,

   Где она, где она-а? ( пам-пам-пам)

   Ма-аленькая страна (пам-пам-пам), ма-аленькая страна (пам-пам-пам),

   Та-ам, где душе светло-о и-и ясно,

   Та-ам, где всегда весна-а!

   Бивис стремительно вскакивает с кресла и устремляется к роялю. Весь второй куплет он на ходу подбирает ноты под мой голос. Сенчина пересаживается на соседнее кресло и напряженно вслушивается. Припев я исполняю уже дуэтом с ней, под полноценный аккомпанемент.

   Как она не старается, но разобрать мои каракули в тетради не может, поэтому третий куплет я тоже исполняю в одиночестве, а припев в одиночку поет уже она.

   Последняя нота стихает и Бивис, стремительно поворачиваясь ко мне от рояля, задает вопрос:

   – Вы, молодой человек, эту песню точно написали сами?

   – Вот видите, Анатолий Самуилович, – с предельной наглостью отвечаю я – первый попавшийся музыкант сумел подобрать ноты, а вы переживали.

   – Вам не кажется, что вы хамите, молодой человек? – Бивис зло щурит глаза.

   – Это мне говорит человек, который только что предположил, что песню я у кого-то украл? Или это говорит человек, который десять минут назад всячески давал мне понять, что я необразованное ничтожество, раз не умею играть на рояле? – второй вопрос я произношу по-итальянски и, видя, что Бивис не понимает, повторяю его на безукоризненном английском. Этот язык он, явно, понял.

   Бивис смущен. Сенчина растеряно хлопает глазами, переводя глаза с него на меня. Я встаю:

   – Что ж, раз наше общение начинается со взаимных претензий и явного непонимания, я позволю себе откланяться. Всего вам доброго, – я иду к двери, за спиной бухают Лехины шаги.

   Выходим и, за закрывшейся дверью, слышу отчаянный фальцет Бивиса:

   – Люда, верни его!..

   ***

   ...Люда «вернула».

   Я дал себя уговорить не обижаться и больше выпендриваться не стал. Зачем? И так хватил лишку с итальянским, но уж больно Бивис выбесил.

   С третьего по пятый класс я занимался с учителями фортепиано, на дому. За три года их сменилось четверо, но ни один так и не сумел привить мне интерес к инструменту.

   Поначалу я, действительно, хотел научиться играть на пианино, а затем занятия превратились в отбывание тяжкой повинности, под давлением мамы. В квартире у нас стоял отличный немецкий инструмент "Perzina" 19 века, но ничего не помогало.

   К концу пятого класса мама, наконец, потеряла последнюю надежду сделать из меня пианиста и перестала мучать этим нас обоих и бесполезно спонсировать репетиторов.

   В результате, я всю жизнь мог неплохо сыграть "К Элизе" и "Крылатые качели", но это был мой потолок.

   Потом, став взрослым, я иногда жалел, что так и не научился играть на пианино, но и только. А вот сегодня слова и реакция Бивиса задели, не по-детски. И поскольку, я не смог придумать другого способа его "уделать", то применил "итальянский вариант", т.к. справедливо предполагал, что английский, талантливый еврей, скорее всего, знает. И ведь уел! Хе...

   После моей "демонстрации" дальнейшее общение прошло, до приторности, вежливо. Мы все делали вид, что до этого ничего не случилось и обсуждали чисто технические вопросы дальнейшего сотрудничества. Бивиса интересовало зарегистрировал ли я текст в ВААПе, исполнялись ли ранее мои песни, есть ли у меня перед кем-нибудь какие-то обязательства и, наконец, есть ли еще песни "для Сенчиной"?

   Я, соответственно, отвечал, что песню зарегистрирую, а если он поможет это сделать правильно, то буду признателен. Раньше мои песни не исполнялись, но теперь будут исполняться часто. Обязательства у меня есть только перед мамой и Родиной. Для Сенчиной я написал только одну песню, но жизнь завтра не заканчивается и все возможно...

   Почти каждый мой ответ его чем-то не устраивал, возможно тоном, может содержанием или тем, что я держался на равных, но Бивис мужественно давил в себе раздражение и продолжал общаться весьма любезно.

   Остановились мы на том, что я регистрирую песню в ВААПе, а Бивис мне помогает. Стихи будут мои, а в музыке мы будем соавторы. Сенчина вместе с оркестром разучивает песню и включает в свой репертуар.

   Демонстративно дружелюбно распрощавшись с Сенчиной и Бивисом, мы с Лехой направились восвояси.

   – Ты чего с ним воевать стал? – уже в машине поинтересовался Леха.

   – Сейчас на место не поставишь, потом всю дорогу на шее сидеть будет, – раздраженно буркнул я. Результаты общения с парой Сенчина-Бивис можно было признать успешными только частично. Песню Сенчина петь будет, как и планировалось, а вот союзником пока похоже не станет – смотрит в рот Бивису. А могло получиться красиво! Сенчина стране поет мои песни, а в уши Романова, какой я хороший и талантливый. Ну, или хотя бы создает у того благожелательное отношение к моей персоне. А Бивис перекладывает мое музыкальное мычание на ноты и его оркестр давит конкурента, в лице оркестра Поля Мориа!

   Но не получилось и не получится – чувствую. И то, как лихо он записал себя в соавторы "моей" музыки меня тоже сильно покоробило. Не то что жалко, тем более он и, правда, шустро подобрал мелодию, но некрасиво у ребенка кусок мороженого отбирать. А еще и свой итальянский засветил впустую, дебил тщеславный.

   Этими соображениями, ну кроме итальянского, я и поделился с Лехой.

   – Тебе жалко, что его фамилия будет перед песней стоять? – удивился Леха – твоя же тоже там будет, а в словах так ты, вообще, один.

   – Причем тут фамилия? – я постарался сдержать раздражение – это деньги. Он будет зарабатывать на моей песне на концертах и гастролях, так еще и в авторские влез, крохобор.

   – У тебя же много денег, ты сказал? – Леха, не отвлекаясь от дороги, бросил на меня быстрый взглял.

   – Деньги, Леша, есть. Но они как лакмусовая бумага, сразу поведение человека высвечивают. Ты услышал про деньги и тебя волновало только одно, чтобы они не были криминальными. А он даже раздражение свое и неприязнь прятал, только бы их заработать и еще у ребенка отжать кусок.

   – Вить, сколько тебе лет? – спокойно спросил Леха.

   – Четырнадцать, – "на автомате" ответил я – ты же знаешь, с чего такой вопрос? – спохватился я, сообразив про необычность вопроса.

   – А рассуждаешь, как будто и всю правду знаешь, и всеми деньгами владеешь, – не отрывая глаз от дороги, так же спокойно сказал Леха.

   Неожиданная догадка пронзила меня насквозь и сердце учащенно забухало. Я молчал, пытаясь сообразить, что делать дальше.

   – Может и знаю, может и владею, – слышу свой голос, как бы со стороны.

   – А мне ты тогда про деньги зачем рассказал? Я может тоже захотел бы "отжать", как ты говоришь. Не опасно разве? – голос Лехи звучал размерено. Большие руки спокойно лежали на руле, машину он вел совершенно спокойно, но мне уже все стало ясно.

   – Опасно, конечно. Но ты человек другой, иначе бы не рассказал.

   – Другой? – Леха криво ухмыльнулся и остановился на светофоре – а если б ты ошибся?

   – А если бы ошибся, то просто застрелил бы, – стараясь сымитировать Лехино спокойствие, ответил я.

   Мы плавно тронулись со светофора. Леха молчал.

   – Ну, а что еще оставалось бы делать? Ты здоровый, мне было бы не справиться, так что если бы оказался подлецом, то... – я замолчал.

   – Ну, я так и думал. Спасибо, что не соврал, – неожиданно сказал Леха.

   – Залез? – нейтрально спросил я.

   – Залез, – кивнул Леха – я же слесарь, что я верстак не отрою что ли?..

   – Поехали в магазин, возьмем пожрать и в Гавань, поговорить надо.

   – Да, поехали – покладисто согласился Леха – и пожрать и поговорить надо.

   Мы припарковались у первого попавшегося "Универсама" и прикупили кусок "Докторской", плавленные и глазированные сырки, три бутылки "Байкала", хлеб, кабачковую икру, бычки в томате и, по моей просьбе, бутылку "КВ" за четыре восемьдесят. Хотел еще взять жвачку, но ее не было, поэтому взяли банку растворимого кофе и коробку шоколадных конфет "Садко".

   Про жвачку я вспомнил, чтобы зажевать запах алкоголя, поскольку намеревался сегодня выпить. Эта же логическая цепочка привела меня к необходимости позвонить маме и доложиться о моем бытие.

   Стрельнул у Лехи "двушку" и поперся в таксофон, благо он стоял в двух шагах от входа в "Универсам".

   В мамином отделе телефон стоял на столе у начальника, поэтому он обычно трубку и брал.

   Приученный мамой, я всегда выпаливал одно и то же "здравствуйтебудьтелюбезныпопроситепожалуйсталюдмилуивановну" и частенько приглушенно слышал в трубке зов начальника:

   – Людмила, твой "Пулемет" звонит!

   Однако в этот раз все пошло иначе.

   – Здравствуй, Витя! Это Владимир Алексеевич, коллега твоей мамы.

   – Здравствуйте, Владимир Алексеевич, – осторожно отвечаю – я знаю, Вы начальник моей мамы. А что случилось?

   – Да что ты, ничего совершенно не случилось! Я просто хотел поинтересоваться, как твое здоровье? Мы тут все прочитали в газетах, что произошло и очень тобой гордимся! Твоя мама воспитала очень достойного сына! Ты большущий молодец и настоящий гражданин нашей Великой Родины!

   По голосу было слышно, что взрослый мужик реально взволнован и говорит абсолютно серьезно. Из маминых разговоров, по телефону с подругами, я знал, что у начальника есть двое сыновей, и они оба офицеры, поэтому ответил так:

   – Владимир Александрович, я уверен, что если бы на моем месте оказались Вы или Ваши сыновья, то вы все поступили точно так же.

   Офицер, а он, как и все начальники в военном НИИ был военнослужащим, растерянно примолк, а затем промямлил то, что мне уже говорил собкор "Советской России":

   – Ну, мы то уже взрослые...

   – Взрослых рядом не было, пришлось самому...

   – Вот я и говорю, – окреп голос начальника – ты большущий молодец и мы все тобой гордимся! Давай поправляйся окончательно! Сейчас позову маму...

   Мама сразу взяла трубку, видимо, уже стояла рядом. Я доложился, что газеты все купил и сейчас встретился с Лешей.

   К Лехе мама благоволила, тем более, что однажды в больнице, он в сердцах пожалел, что не оказался рядом со мной "в том подъезде". Сказано это было себе под нос в присутствии мамы и дедушки, мы тогда в таком составе играли в карты. Как я понимаю, ни у кого тогда не возникло сомнений, что маньяк эту встречу не пережил бы.

   Довольная, что я не просто шляюсь по улице, а нахожусь рядом с тем, кто меня может защитить, "если что", мама сообщила, что ей на работу уже три раза звонил Ретлуев и просил меня позвонить ему в отделение.

   – Там тебя кто-то ждет у него, кажется, корреспонденты, – предположила мама – записывай телефон.