Текст книги "Госпожа Радуга (СИ)"

Автор книги: Silvia_sun

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

Глава 2

      Всё так странно после моего большого города: всё вокруг гораздо чище, гораздо тише и скучней. Не слышно ни грохота трамваев, ни кипучей шумной возни боковых улочек, ни громыхания грузовиков и воплей гудков. Редкие прохожие одеты по-другому, лица мягче, спокойнее, однообразнее, без вызывающего жёсткого индивидуализма моих современников. Меньше пьяных, меньше грязи, меньше ругани и больше бездельников. На всех углах кучки зевак, слегка оголодавших, подкрепляющих себя лишь чаем-с-бутером, блюдом, необходимым лондонцу каждые два часа. Сам воздух, кажется, лишён лихорадочности. Там, дома, страна бумажных стаканчиков и потогонной системы, а здесь страна чашечек чая и трудовых договоров. Всё чужое, я шла быстро, стремясь попасть в более респектабельный район до темноты. Главное, перейти мост и поймать такси. По дороге я высматривала магазины, но всё было закрыто. Конечно, суббота, первое января, ещё и второе января – выходной. Руки отваливались, хотя сынок весил килограмма три. Одеяло было очень тяжёлым, и я не была уверена в его теплоте. Я пару раз останавливалась и отдыхала, но всё равно была на последнем издыхании. Когда я уже совершенно отчаялась, я увидела долгожданный мост. В прежней жизни я жила в Лондоне четыре месяца, когда проходила стажировку в одной крупной газете. Так что ориентировалась я неплохо и точно знала, куда хочу попасть. Мне очень нравился Ноттинг Хилл, я часто гуляла по Кенингтон–Парк–Гарденс. Старенький фоторепортёр часто рассказывал мне историю города, он прожил в Лондоне всю свою жизнь. Все мои знания исходили от него. От него я узнала, что один из престижных районов нашего времени в двадцатых годах считался увядающим, наспех выстроенные здания начала девятнадцатого века быстро теряли товарный вид, и в некоторых домах стали сдавать квартиры внаём. Сдавать старались на длительный срок, но богачи перебирались в другие места, и публика попроще появилась на тихих улочках. Я перешла Темзу и остановила такси. Водитель открыл мне дверь и удостоверился в наличии денег. Он подвёз меня к опрятному дому с вывеской «Сдается внаём» и помог выйти из машины. Говорят, что лондонцы очень чёрствые люди, но мне кажется, что люди одинаковы везде. Мужчина помог мне найти консьержку и держал малыша на руках, пока я расплачивалась и забирала ключи. Я искренно поблагодарила его и дала чуть больше, чем он озвучил. Он уехал, пожелав мне удачи.

      Наконец-то я дома! У нас была крыша над головой на целый год. Уютная квартира, светлая и чистая. В Англии всё маленькое. Я к этому привыкла, поэтому легко поднялась по узким ступенькам и попала в свою квартиру. На первом этаже гостиная и кухня, в гостиной обязательный камин, в кухне раковина с двумя кранами. Экономно и привычно, нужно заткнуть раковину и набрать воду нужной температуры. Маленький коридор и крохотный сад сзади. На втором этаже спальня и совмещённый санузел. Моим соседом справа оказался профессор из Польши, слева жили два брата-студента из пригорода. Публика подобралась приличная и тихая. Царила атмосфера очарования и добродушия. Дома были величественными, как на подбор, но потихоньку ветшали и осыпались, хотя большинству зданий не минуло и ста лет. По воскресениям по улице неторопливо бродили торговцы, они часто звонили в колокольчик и носили на голове корзины сдобных пышечек и сладких булочек в белых салфетках. Часто слышались призывы старьёвщиков, у них были неизменные коляски впереди и два серых цилиндра на голове, надетые друг на друга. У старьёвщика я купила первую коляску для сына. Очень дёшево, я долго поражалась ценам, пока не сообразила, что с учётом всех инфляций, фунт в это время стоит, как тридцать фунтов в начале двадцать первого века. Цены были поразительно низкими. Мясное филе стоило половину кроны или два с половиной шиллинга, дюжина устриц – пять шиллингов, хорошее сливочное масло один шиллинг восемь пенсов, качественное пиво стоило четыре пенса за половину пинты (230 мл), тарелка вкусной жареной рыбы обошлась мне в три шиллинга.

      Пять дней я отсыпалась и отъедалась, малыш делал то же самое. К сожалению, были трудности. Пелёнок катастрофически не хватало, нужно было приобрести уйму мелочей. Седьмого января, в пятницу, рано утром я отправилась на Каледонский рынок и наблюдала за появлением тысяч разносчиков, спекулянтов, лоточников, уличных торговцев и продавцов разной мелочи. Более солидные прибывали на машинах, другие катили тележки с товаром, третьи приходили пешком с бледными покорными супругами. Они несли на спине какие-то таинственные, возбуждающие любопытство мешки из дерюги и грубой обёрточной бумаги. Пространство быстро заполнялось, ставились столы и палатки, появились первые покупатели. Толпа народа галдела, спорила, торговалась. Я накупила множество вещей, особенно я гордилась серебряной сахарницей, купленной за восемнадцать шиллингов. Наконец-то я сменила унылую косынку на модную симпатичную шляпку. Обувь я сменила прямо там, и мои жуткие боты немедленно перекочевали на выставку-продажу «всё за пенс». Теперь быт мой совершенно обустроился, и я сосредоточилась на сыне. Три месяца пролетели, как один день. Корвин меня узнавал и агукал, активно улыбался и начал держать головку. Я была безоблачно счастлива. Десятого апреля в мой садик приполз маленький трёхголовый змей. Я сидела на табуретке около коляски сына и читала книгу заклинаний, когда услышала слабый голосок:

– Говорящая, приюти, накорми. Устала, измучилась, не гони…

      Я удивлённо посмотрела вниз и увидела трёхголовую бледно-оранжевую змейку. Она испуганно смотрела на меня всеми тремя головами. Я обрадовалась компании и спросила:

– Ты – рунослед? Но я читала, что вы большие, до двух метров длиной.

      Правая голова печально вздохнула:

– Я ещё маленькая, но обязательно вырасту. Возьмёшь? – левая и центральная головы вопросительно изогнулись.

      Я согласилась, погладила каждую голову и принесла три блюдечка молока и мелко нарезанное мясо. Змея жадно съела всё, что я предлагала, и головы о чём-то засовещались. Я терпеливо ждала, потому что заранее решила дать покровительство всем змеям, которые придут ко мне. В конце концов, моя семья всегда говорила со змеями, и я не собиралась нарушать традиции. Змеи отлично прячутся, а проку от них больше, чем от иной собаки. Наконец левая голова решилась:

– Там мама умирает, недалеко. Она тебя почуяла и велела искать, а сама лежит под камнем. Сказала, чтобы я не возвращалась, но я прошу. Помоги, ты сильная, мама у меня хорошая…

      Я не сомневалась. Выяснила примерный маршрут, устроила сына в коляске и посадила змею за пазуху. Идти пришлось довольно далеко, но маму-змею мы нашли. Она была большой, с красивыми чёрными разводами. На боку чернела большая рана, видно было воспаление. Я переложила змею в коляску вместе с дочкой-змейкой, сына взяла на руки и повезла всю компанию домой. Взрослая змея была тяжёлой, но старательно забралась в коляску сама и свернулась в тугой комок. Когда мы вернулись, то в два приёма я затащила всех в квартиру. Корвин с интересом следил за всеми моими манипуляциями, а маленькая змея смущённо шипела ему что-то ласковое. Я вытащила книгу заклинаний и попробовала заняться лечением. «Вулнера Санентур» нашлась в разделе медицинских заклинаний и отлично работала, хотя считается, что её придумал Снейп гораздо позже. Взрослая змея выздоровела на третий день и рассказала грустную историю об охоте на её яйца, как ей удалось уберечь единственного ребенка и уползти, но напоследок её всё же зацепило. Её звали Татина, малышку я назвала Бантиком, и мы зажили одной счастливой семьей. Змеи были самостоятельными, они отлично прятались в моём садике и иногда где-то охотились. Людей они не трогали, на глаза никому не попадались. Иногда мы болтали со взрослой змеёй, а маленькая была стеснительной и всегда пряталась за мамой. Они стали моими любимицами, я относилась к ним, как к домашней кошке и котёнку, они с удовольствием подыгрывали мне, играя с клубком и «мурча» на моих коленях.

      Я привыкла к своей новой внешности и даже нашла в ней плюсы. Как только я отоспалась и отъелась, оказалось, что я очень даже миленькая. Лицо приобрело здоровый цвет и лёгкий оттенок загара, глаза оказались чёрными, как маслины, форма глаз – красиво миндалевидной, брови я выщипала и подчеркнула природный изгиб. Нос избавился от красноты и припухлости и порадовал классической формой, рот был большеват, но это легко компенсировалось карандашом и помадой. Волосы оставались тонкими, но стали блестящими, иссиня-чёрными и послушно укладывались волнами. Фигура оказалась мальчишеской, и я купила пару платьев с низкой талией. Я была похожа на маленького серьёзного эльфа. Я жила скромно, но ни в чём себе не отказывала. Деньги медленно таяли, я могла бы прожить на них ещё года три при том же уровне расходов. Так долго ждать не входило в мои планы, я помню о девальвации тридцатого года, но сын был ещё слишком мал, и магия требовала времени на изучение. У меня прекрасно получались заклинания, но трансфигурацией я не занималась вообще из-за отсутствия учебника, травы я собирала и сушила, но варить зелья мне было пока не в чем. ЗОТИ получалось на уровне инстинктов, но только в теории. Тренироваться мне было не с кем, так что я не была уверена в своей квалификации. Поскольку ребёнку предстояло учиться в Хогвартсе, я решила сдать СОВ и ЖАБА и ассимилироваться в магическом мире, но оттягивала неизбежный визит в Косую аллею. Малыш ещё слишком мал, я ни за что не доверю ребенка кому-либо до года минимум. Мы много гуляли по паркам Лондона, я постепенно привыкала и составляла пошаговый план. У меня появились любимые места для прогулок.

      Я обожала Фаунтин-корт (Фонтанный дворик), составляющий часть Темпла. Здесь триста лет бил маленький фонтанчик, красоту и покой этого места оценивали целые поколения. Тихий уголок воспевали многие известные писатели, например, Диккенс. Фонтан и его резервуар были обнесены кольцевыми железными перилами, я же помнила его не огороженным вовсе. Всё равно, в круге или открытый со всех сторон, фонтан неизменно действовал, создавая богатую, бурлящую чувствами атмосферу. Мирно и тихо, как вода маленького фонтанчика, перед любым посетителем словно бы струились добрые дела и ласковые слова. Все чувствовали на себе его добрые чары и здесь всегда были люди. Иногда я заходила в церковь Сент-Брайт, расположенную в двух шагах от фонтана, и слушала рассказы об обнаруженных недавно останках доисторического святилища, древнеримского храма и деревянной саксонской церкви. На одном и том же месте тысячи лет возносились хвалы божественному началу, и я присоединяла свой голос благодарности за обретённого сына.

      Лондон – удивительное место, одни считают его проклятым, другие – благословенным. Никто не остаётся равнодушным, и это одна из загадок древнего города. Я люблю Лондон, обожаю его атмосферу, его богатую историю, его парки и архитектуру. Англичане нежно любят природу, их тоска о зелёных холмах нашла отражения в любимых парках Лондона. Три наиболее известных Королевских парка открыты для посещения, что неизменно удивляет иностранцев. Мне давно снисходительно объяснили, что так повелось с времён Реставрации. Мы с Корвином провели долгие счастливые часы в этих удивительных местах. Грин-Парк, Сент-Джеймсский парк, а также Гайд-парк и Кенингстонские сады занимают площадь около девяти сотен акров. Для любого, кто когда-либо жил в Лондоне, разница между этими парками очевидна. Гайд-парк является уменьшенной моделью английской провинции, Сент-Джеймсский парк – это сад, а Грин-парк, самый меньший из всех, – это полоска дёрна вдоль Пикадилли. Он самый естественный из всех и самый лёгкий способ спрятаться от суеты Вест-Энда. Сент-Джеймс – сад, включающий в себя великое множество клумб, о приходе весны возвещают тюльпаны, осенью цветут георгины. Сюда хорошо приходить утром, часов в девять. Гуляют няни и мамы с колясками, расставляют складные стульчики те, кому выпал редкий выходной. Последние стараются расположиться поближе к озеру, над которым кружатся птицы. Ими верховодит пеликан, чей предок кормился из рук Карла II.

      Гайд-парк мне нравился после обеда, я любила гулять вокруг Серпентайна, искусственного декоративного озера. Дети, собаки, веселая беготня, которой нет дела до большого мира с его проблемами – чудесный способ отвлечься от мирской суеты. Дети – в основном горластые мальчишки, вооружены самодельными удилищами и банками из-под варенья. Они абсолютно увлечены игрой, и любой наблюдатель одобряет настоящее приключение и счастливых детей.

      Последнее, о чём я не могу не упомянуть – это фонтан Эрос и его верные феи. В двадцать первом веке я не видела их, но слышала яркие ностальгические рассказы и представляла удивительных цветочниц площади Пиккадилли. Теперь я могла лицезреть их воочию. В самом центре Вест-Энда, среди модных торговых домов и дорого одетых прохожих, цветочницы выделялись собственным шиком. Их всегда звали «девушки», хотя среди них встречались весьма зрелые матроны. Они все носили соломенные шляпки или мужские кепки, проколотые шпилькой, платки, передники и чудовищно безвкусные наряды. Корзины были огромными, ассортимент – фантастическим. Фиалки, пенни за букетик, тюльпаны, семь фартингов за пучок, россыпь примул, розы от шести пенсов до двух шиллингов и прочее, прочее, прочее. Алюминиевый Эрос сверкал на фоне буйства красок, его ступени были заняты галдящими женщинами, а в водах фонтана освежались многочисленные цветы. Редкий мужчина уходил без букетика в петлице, и «девушки» умели так обратиться к каждому, что мужчины чувствовали себя князьями или наследными принцами. Я часто покупала маленькие букеты для украшения шляпки или крепила цветы к коляске, чтобы сынок тоже радовался удивительным ярким краскам. Цветочницы узнавали меня и называли «маленькой леди», у нас сложились уважительные отношения, потому что я точно, до часа-полутора, могла подсказать, какие цветы и когда начнут увядать. Мне было это несложно, а им помогало расставить приоритеты в торговле. Скоро я стала получать фиалки бесплатно вместе с широкой искренней улыбкой.

      На меня начали заглядываться мужчины. Я машинально отмечала их взгляды, но всегда опускала глаза и старалась максимально подчеркнуть недоступность. Романтические отношения не входили в мои планы. Для этого у меня не было ни сил, ни времени, ни желания. Однако, не скрою, моё женское тщеславие пело от удовольствия. Любая женщина лучше себя чувствует, когда ощущает свою привлекательность. Я радовалась приятным переменам и стала более открытой и раскрепощённой. Я стала петь Корвину, английские песни и русские, мой новый голос был сильным и обладал глубокими модуляциями. Мне нравилось себя слушать, и я пела при любой возможности. Однажды, в начале июня, я сидела на траве в тени деревьев в Гайд-парке и напевала, укачивая сына. Он быстрее засыпал, слушая мой голос, и мне нравилось нежно баюкать малыша. Я пела тихо, но потом увлеклась и сама не заметила, как повысила голос. Корвин долго не засыпал, и я спела песен пять, закончив меланхоличным «Summer time», когда он, наконец, мирно засопел. Я встала, чтобы уложить его в коляску, как вдруг увидела, что я окружена небольшой толпой. Люди сидели в некотором отдалении и молча улыбались. Я приложила палец к губам и показала на ребёнка. Они молчаливо закивали и тихонько разошлись. Мой импровизированный концерт имел неожиданные последствия, в чём я убедилась пару дней спустя.

Глава 3

      Следующие два дня прошли хлопотно. У Корвина полез первый зуб, он злился и плохо спал. Я сбилась с ног, успокаивая малыша. Одновременно начала чудить Татина. Левая голова постоянно огрызалась, средняя обижалась, а правая истерила по любому поводу. Я сдерживалась, но в один момент рявкнула на неё:

– Татина, что случилось? У меня и так голова кругом, а тут ещё твои истерики. Объясни, иначе мы точно поссоримся.

      Головы повинно склонились, правая попыталась было высказаться, но её злобно заткнули соседки и она несчастно вздохнула. Корвин выбрал момент и куснул меня за палец. Чувствительно куснул маленьким крепеньким зубом. Наконец-то я разобралась в причине недовольства сына и минут десять тискала малыша. У нас вылез первый зуб! Какое счастье, мы растём! У ноги раздался сварливый голос:

– Вот, говорю же, нам самец в гнездо нужен! Испортите детей, только и делаете, что милуетесь! Это вредно и Корвину, и Бантику! Детям строгость нужна так же, как и мягкость. Что из них вырастет, если оба за мамок прячутся?

      Правая голова важно смотрела одновременно на меня и сестёр. Левая голова моментально высказалась:

– Отстань от говорящей, видишь, она на самцов не смотрит! Может, у них табу на несколько лет, чтобы самец потомство не сожрал! Что, не знаешь таких случаев?

      Правая голова глубоко задумалась. Средняя голова выступила с альтернативным предложением:

– Ну ладно, говорящая пока не может. А мы на что? Давай нашего самца притащим, выберем постарше да помудрее, пусть за всеми детьми приглядывает!

      Я стояла, открыв рот. Я не справляюсь без «самца»! Вот это да! Бунт на корабле?

– Татина, ты ничего не перепутала? Какой самец? Посмотри на наши «хоромы», еле вчетвером помещаемся! Любой самец, хоть твой, хоть мой, немедленно займёт большую часть пространства и начнёт наводить свои порядки. У меня доходов нет, расходы одни! Вот пройдёт полгода-год, и тогда будем решать проблемы. Пока будем жить как раньше. Если тебе приспичило завести самца, я не против, желательно поменьше и немого. Первое же его выступление, и я не ручаюсь за последствия, ясно?

      Головы слушали меня внимательно. Они извинились и уползли раздумывать. Бантик жалась к Корвину и испуганно моргала. Я обняла детей и занялась домашними делами. Татина до вечера не появлялась, а я, наконец-то, выспалась.

      На следующее утро я решила заняться палисадником. Тут нужно уточнение. Каждый англичанин обязан иметь собственный дом, хотя бы маленькую символическую коробочку, и собственный озеленённый участок. Эти крошечные клочки земли олицетворяют собой крепостной ров и подъёмный мост собственной крепости. Даже в бедных районах есть крошечная полоска земли, отделяющая общественный тротуар от личного пространства, но обычно имеется калитка, а за ней – тропинка, которая ведёт к крылечку в виде одной-двух ступенек перед входной дверью. По обеим сторонам тропинка обсажена зеленью, которую можно условно назвать палисадником. Сад за домом обычно несколько больше, тот сад – приватная зона, перекрикиваться там недопустимо, даже если Вас и соседа разделяет семьдесят сантиметров. Напротив, о зоне перед домом прекрасно говорит английская пословица: «Собственный палисад не для собственного удовольствия». Ограда участка перед домом обычно низкая, чтобы любой мог заглянуть за заборчик, сзади ограда высокая, защищающая сад от посторонних глаз. Палисад обязан выглядеть «чудесно», а вот просто сидеть в нём нельзя, это неприлично.

      Мне давно пора было выдернуть сорняки и подравнять живую изгородь. Я принялась за дело и услышала неуверенное покашливание соседки Трейси, жены польского профессора. Я медленно повернулась к ней, сетуя, что забыла важную вещь – соседи могут вступить с Вами в разговор, если Вы возитесь в своём палисаднике. Трейси завела беседу:

– Сегодня облачно, не находите?

      Боже мой, как я могла забыть! Социальные мостики – важнейшая составляющая жизни настоящих британцев. Ритуальные танцы англичан и погода. С погоды начинается любой разговор. В большинстве случаев погодой он и заканчивается. Существует чёткая иерархия погоды, хотя и не прописанная. Лучше всего тёплая и солнечная (мягкая) погода, хуже всего дождливая и холодная. Там ещё четыре основных и штук двенадцать дополнительных, если считать ветер, промежуточных вариантов, всё остальное – отклонение от нормы. Для того, чтобы продолжить разговор, нужно согласиться. Таким образом я продемонстрирую готовность к продолжению разговора. Если я неправильно отвечу, то эта соседка никогда больше не будет со мной беседовать. При этом я уверена, что ей от меня что-то нужно. Значит, подыграю.

– Да, Вы правы. Немного облачно. Зато после обеда обещали солнышко, – я аккуратно улыбнулась.

      Она ощутимо расслабилась. Согласие плюс оптимизм – лучшее продолжение беседы. Затем мы ещё некоторое время обсуждали погоду, ища удобный момент, чтобы приступить к разговору на интересующую её тему, перешли на цветы, затем на сады, аккуратно на Гайд-парк и моё выступление. Оказывается, совершенно случайно она слышала большую его часть и обратила внимание, что я спела одну песню на русском языке. С многочисленными отступлениями она поинтересовалась уровнем моего знания русского языка. Я скромно ответила, что кое-что понимаю. Мой скромный ответ подразумевал, что я – гуру русского языка, не меньше. Во время пребывания в Лондоне в наше время я своими ушами слышала, как лауреат Нобелевской премии на приёме смущённо мямлил, что он немного разбирается в теме, по которой был награждён.

      В переводе на человеческий язык беседа была следующей: она – мне позарез нужен человек со свободным знанием русского языка, я – не переживай, старушка, я офигительно знаю русский.

      Дальше напишу квинтэссенцию, потому что от радостей по поводу тёплой погоды меня уже подташнивало. В общем, её мужу срочно нужно было перевести статью с русского на английский, а их штатный переводчик имел наглость угодить в больницу. Я согласилась переводить, взамен она вызвалась побыть у меня няней на период перевода и ещё пару раз, когда мне понадобится. Это было необыкновенно кстати. Оттягивать визит в Косой переулок уже некуда. Весь следующий день я переводила ужасающе нудную статью, перенасыщенную научными терминами. Мне была предоставлена пишущая машинка и двенадцать листов убористого текста. Корвин общался с другой женщиной первый раз в своей короткой жизни и громко протестовал. Я решила быть стойкой и на провокации не поддавалась. Змеи уползли, чтобы не напугать «няню». Через полчаса обиженные вопли ребёнка стихли, и я услышала заливистый смех малыша. Трейси нашла с ним общий язык, а я спокойно занялась переводом.

      Перевод профессору понравился, и я отправилась в Косой переулок на следующее утро. Я вышла рано и пошла пешком, по пути обдумывая детали своего визита. Я шла по Кенигтон-Парк-Гарден, в наше время она называется Кенигтон-Парк-Роуд. Свернула на Партабелло-Роуд и прошла мимо дома №142, в котором располагался книжный магазин Уильяма Теккера в фильме «Ноттинг-Хилл» в исполнении Хью Гранта. На самом деле здесь был магазин одежды и обуви, что в двадцатых годах, что в двухтысячных. Пересекла Гайд-Парк, наслаждаясь тишиной и чириканьем воробьев. Солнце уже поднялось, но ещё было очень тихо. Раздавался лишь скрип колёс и позвякивание бутылок с молоком. Наверное, в это мгновение пони молочника уже ступил на мостовую и ждёт, когда его хозяин подойдёт поближе, чтобы вместе двинуться дальше. В саду обязательно сидит какой-нибудь кот и внимательно наблюдает за воробьями, ещё несколько котов переходят дорогу. Лондонские коты свято уверены, что от полуночи до шести утра город принадлежит только им. Ранним утром в Лондоне царит атмосфера невинности, впечатление, что человеческие грехи и пороки развеялись вместе с ночной тьмой. Я специально вышла пораньше, чтобы заразиться этим восхитительным состоянием, оно добавляет в сердца людей недостающее мужество, веру в свои силы и пробуждает мягкую иронию, отгоняющую страх.

      Я немного посидела, любуясь свежими летними красками и подошла к девяти тридцати к Чаринг-Кросс-Роуд. Улочка была короткой по лондонским меркам, так что найти искомое не составило труда. Вывеска «Дырявого Котла» выглядела старой и выцветшей, дверь практически была втиснута между двумя книжными лавками, так что я быстро пробралась внутрь. В тёмный бар я прошмыгнула, как мышка. Посетителей было много, странно одетые люди пили, курили, беседовали и читали газеты с анимированными картинками. На моём лице расцвела глупая счастливая улыбка. За деревянной стойкой было видно бармена, молодого весёлого человека с палочкой, засунутой за ухо. Я поздоровалась, выпила стакан «лимонада», не забыв о чаевых для хозяина. Подозреваю, что барменом был тот же Том, только молодой. Чаевые в пабе дают своеобразно: нельзя просто заплатить больше, можно только предложить бармену выпить чего-нибудь по вкусу. Если он согласен (может и отказаться), то он называет сумму чуть больше, чем стоит напиток. Я соблюла все формальности правильно, и Том дружелюбно кивнул мне. Маггловские деньги его совершенно не смутили, и я проскользнула на задний двор. В баре висели большие часы, так что я точно знала, что ещё только десять часов утра. К счастью, банк работал с раннего утра до позднего вечера, как и большинство магазинов. Я остановилась у мусорных бочек и стала было осматривать кирпичную стену, как мимо меня промчалась юная ведьма и любезно открыла проход. Я старательно запомнила её движения, три вверх и два в сторону. Постучать палочкой три раза. Кирпичи раздвинулись, и я вошла в магический мир. Наконец-то я попала на Косую аллею! Каменная дорожка изогнулась, и я чуть не ослепла от яркого солнышка и разноцветных вывесок. Мне хотелось рассмотреть буквально всё, но банк был нужнее. Отстояв небольшую очередь, я поменяла сто фунтов на двадцать галеонов, из них один галеон мне дали мелочью. К моему удивлению, курс был такой же, один галеон равнялся пяти фунтам. Будем надеяться, что покупательская способность у галеона выше, чем во времена первого визита Гарри, иначе волшебный мир меня разорит. Банк был шикарен, гоблины подчёркивали сугубо деловой подход, но после слащавых улыбок и хитрых схем родного банковского сектора я чувствовала себя отлично.

      Всё это время я разглядывала ведьм моего возраста и примерно представляла, что мне нужно купить в первую очередь. Как известно, по одёжке встречают, поэтому я не пошла в магазин «Малкин&Малкин», а свернула к магазину «Мантии из рук в руки». Логика моих действий была проста. Англичане – очень кастовый народ, уверена, что у «Малкин» одевались представители среднего класса и представители верхней части рабочего люда. Аристократы покупали одежду у «Твилфитт и Татинг», а совсем бедные рыскали в магазине поношенной одежды. Но, понятно же, что всегда есть «но», и оно заключается в том, что аристократы в стеснённых обстоятельствах скорее купят поношенную одежду более успешных представителей своего класса, чем те же деньги потратят на новый, но более «люмпенский» бренд. Одежда подает сигналы, это закон, поэтому поношенное, но когда-то дорогое одеяние котируется выше, чем новое, но ниже классом. Вот почему я зашла в магазин поношенных мантий без малейшего сомнения. Меня встретила пожилая ведьма, задала пару вопросов, и через сорок минут я купила две славные шляпки и три мантии, одна из них была практически новой, даже лейбл не успел истереться. Я мило улыбалась и с радостью доплатила за консультацию о манере одеваться юной ведьмы из приличной семьи в особых обстоятельствах. Я не пожалела денег и на модные журналы: «Спелла» мне был рекомендован, «Ведьмин досуг» взяла разок из интереса, хотя продавщица мне объяснила, что для домохозяек журнал неплох, но для леди не подходит. Я объяснила эту покупку долгим отсутствием в Великобритании, дескать, решила узнать, чем живёт средний класс. К счастью, цены были приятно низкими и коррелировали с ценами в фунтах. Я переоделась в кабинке и вышла из магазина полноценной жительницей магического сообщества. Вещи я уменьшила заклинанием, сумочку ведьма мне посоветовала купить в «Лавке старьевщика» и даже черкнула хозяину записку, так что я дёшево получила милую и приемлемую сумочку.

      Следующей остановкой моей разведывательной прогулки была книжная лавка «Флориш и Блоттс», там я приобрела учебники по трансфигурации, специальное издание для тех, кто хочет сдать СОВ и ЖАБА, купила учебник по уходу за магическими животными той же серии и учебник прорицаний. Там же нашлась свежая брошюра Министерства Магии «Вы на домашнем обучении? Как получить свидетельство о квалификации и найти работу», которой я безумно обрадовалась. Ещё я купила пару котлов, аксессуары для зельеварения и ингредиенты для зелий по списку, составленному заранее. Потом я долго сидела на открытой площадке кафе Фортескью и наблюдала за прохожими. Особенных отличий от обычной торговой улицы я не заметила. Конечно, вывески сверкали и радовали трехмерными проекциями, летали вездесущие совы и состав товаров немножко отличался, но люди были теми же англичанами, такими же зажатыми индивидуалистами, как и на Оксфорд-Стрит, к примеру. Я немножко успокоилась и выпила стакан вечного «Эрл Грей». Школьников практически не было, значит, учебный год ещё не закончен. Седьмое июня, дети сдают экзамены, наверное. На меня обращали внимания не больше, чем на других, так что я порадовалась своему искусству мимикрировать. На обратном пути я переоделась в кабинке женского туалета в «Дырявом котле» и вернулась в Лондон. Кстати, это было обыкновенной практикой, ещё две женщины «в цивильном» вышли прямо передо мной. Первый шаг по ассимиляции в магическом мире был сделан. Я шла домой и вспоминала слова, которые якобы сказал первый астронавт на Луне, и перефразировала их: сегодня состоялся крошечный шаг для человечества и громадный шаг для меня.

      Дома меня встретила обрадованная Трейси, спящий Корвин и злобно выглядывающая из-под травы Татина. Я поблагодарила няню и отпустила её, она ушла довольной. Змея немедленно вылезла и начала брюзжать. Левая (аналитическая) голова змеи разбирала каждое движение Трейси по нашему дому и интерпретировала негативно и язвительно, средняя голова вздыхала, а правая (ядовитая) предлагала покусать захватчицу и рыдала, что я её больше «не люблю». Я выяснила всё по минутам и не нашла состава преступления. Няня вела себя прекрасно, ну заглянула в шкаф на кухне и в спальне, ясно, женщины все любопытны. В любом случае, я спрятала всё, что не хотела показывать.

      Потом я устроила разбор полётов старшей змее и объяснила, что её поведение укладывается в диагноз: «Недостаток секса классический, истероидная форма». Татина обиженно уползла в сад, вернулась через полчаса и призналась, что держаться больше нету сил, а недалеко поселился славный экземпляр. Я стала выяснять, что же препятствует счастью влюблённых, и с ужасом узнала, что это я. Оказалось, что самец – слабак и нытик и отказывается дать себе вырвать каких-то три языка ради счастья жить с любимой.