Текст книги "Время золота, время серебра (СИ)"

Автор книги: shizandra

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 21 страниц)

Он не стал открывать окно. Прикрыл дверь, щелкнул дверным замком и замер. Там, в глубине спальни, на белоснежных простынях спал человек. Мужчина. Вытянувшись во весь рост, он обнимал подушку. Не свою, а его, Юркину, подушку. Он не улыбался во сне, меж широких бровей пролегла глубокая складочка. Но губы расслаблены, а твердая линия подбородка и скул, как и орлиный хищный нос больше не выглядели заострившимися от усталости.

Он был укрыт одеялом до пояса, так что ткань не скрывала крепкой спины, широких плеч, рельефных предплечий. Скрадывала бедра и подтянутый крепкий зад, оставляя простор воображению, на которое Юра никогда не жаловался. Впрочем, он знал этого человека очень хорошо. Изучил его за минувший год. Каждую черточку совершенного тела. Каждый шрам. Каждую интонацию голоса. Каждый жест, малейшие изменения мимики. Он знал, когда этот человек устал, когда раздражен, а когда, напротив, в великолепном расположении духа. Он читал этого человека и в ответ позволял читать себя. Потому что хотел этого. Хотел каждый из прожитых в периметре трехсот шестидесяти пяти дней. И хочет до сих пор с той же ясностью и яростью, иногда с затаенным глубинным страхом, но хочет.

Юра у порога стащил с себя футболку, бросил ее, не глядя, в сторону, туда, где в темноте смутно белело обивкой кресло. Ботинки остались у порога, как и штаны с носками и бельем. Ковер великолепно глушил шаги. В маленьких предметах роскоши есть свои плюсы. И не только эстетически-декоративные.

У Бека отросли волосы. Вороная грива, совершенно роскошная. И волосы не мягкие, как у Юрки, а жесткие и блестящие. Офигенно, что он продолжает очень коротко, под машинку, стричь волосы на затылке, по бокам и у висков. Круто смотрится на самом деле. Очень круто. И когда он по привычке скалывает шевелюру в тугой узел Юркиными серебряными спицами – особенно.

Сейчас грива на белых наволочках выглядит как каллиграфически отрисованные иероглифы на стене в апартаментах Юри. Красиво. Слишком красиво, до дрожи в груди и тяжелого узла в животе.

А когда Юрка первый раз сгреб его волосы в горсть, они были намного, намного короче, и почти выскальзывали из пальцев. И все равно Юрка его поцеловал. Бесился, орал, и целовал, как дурной, потому что Бек вернулся живой, пусть в покоцанном бронике, пусть в кровище, но живой и даже почти не раненный. Юрка тогда в него клещом вцепился. Прыгнул с разгона, обнимая за шею руками, обвивая талию ногами, они даже навернулись, кажется, но как же это круто было, на самом деле! Бек той их первой ночью прикасался к нему так, словно боялся, что Плисецкий растает, что на самом деле его рядом нет, что это просто привидение какое-то.

Бек. Стрелец неприкаянный. Отабек Алтын.

Юра неслышно преодолел расстояние, отделявшее его от постели, и снова замер, рассматривая его, спящего.

Нельзя назвать простым желанием то, что он испытывал к Отабеку. И похотью назвать нельзя. И страстью. Это и любовью-то не назовешь. Скорее одержимостью. Манией. И в то же время какой-то запредельной, нечеловеческой нежностью. Хотя, что с него взять, он ведь та еще тварь. А с тварями никогда просто не бывает. Они никогда об этом не говорили. Они просто однажды стали вместе.

Он и не подозревал, что можно вот так. Что от одного прикосновения к смуглой гладкой коже будет вести, как от высокопробнейшей дури, что во взгляде черных глаз будет тонуть, и не захочет вынырнуть. Это пугало. И расставляло все по местам с хирургической точностью.

Матрас прогнулся под его весом, когда он скользнул под одеяло, всем телом вжимаясь в Отабека, пальцами зарываясь в роскошную гриву волос, вдыхая его запах, окунаясь в ощущение его присутствия рядом.

Отабек пошевелился, вздохнул. Ресницы дрогнули, но не поднялись.

– Пора вставать? – немного невнятно от еще не отпустившего сна спросил он. Немного поерзал и инстинктивно подался навстречу объятиям. Отпустил подушку, обнял Юру в ответ, как умел и любил, – сразу всем собой. Зарылся лицом в волосы, шумно втянул воздух и затих.

– Звери накормлены, но есть еще Крис и Жан, которые если не позавтракают, примутся грызть мне пятки, – фыркнул Плисецкий. Его губы щекотали коротенькие жесткие щетинки, но и это ему нравилось. – К тому же, есть еще ночной рейд, отчет, о котором ты выслушивал полночи, и о котором хотят услышать парни. Но я правда думал дать тебе поспать подольше… все готово на самом деле, а я просто считаю, что немного терпения им пойдет только на пользу.

– Так это вопли голодного желудка Криса я слышал сквозь сон? – тепло хмыкнул Отабек. – Ты садист, Юра.

Не открывая глаз, он потерся носом о висок, мягко коснулся губами скулы.

– Ты пахнешь Мотькой. И дождем. С утра был?

– Несильный, – Юра блаженно зажмурился. Как будто за окном не Альфа-город. Как будто никогда не было никакого прорыва, как будто нет никаких монстров снаружи, и у них не идет перманентное противостояние с бандами и иногда с регулярными войсками. – Но Мака и Скотину пришлось купать. Изгваздались в песке по самые уши.

– Виталька здесь или у себя?

Непраздный вопрос на самом деле. Они здесь провели почти год, успели привыкнуть к тварям, как и те к ним, но сегодня должна была прийти еще одна маленькая партия «добровольцев». Случалось так, что вновь прибывшие «не находили общего языка» с монстрами, и иногда только присутствие Виталия удерживало последних от нападения. Такие люди на базе не оставались.

– Здесь, о чем-то болтает с Ли, – Юрка поерзал, поймал губами его губы и улыбнулся. – Встречаешь ты или я? Если ты, тогда правда пора вставать. Если я, то можешь еще поспать. Ты в последнее время выматываешься сильно. Жаль, отпуск на базе взять непросто, я бы тебе его непременно выдал.

– Судя по всему, здесь и с выходными непросто, – фыркнул Отабек и наконец открыл глаза. Еще сонные, теплые, чуть насмешливые. Несколько секунд он просто изучал Юркино лицо, а потом подался вперед, втягивая его в первый утренний поцелуй. Неторопливый, глубокий, долгий.

– Бляяяяяя, Бекааа, – судорожно выдохнул Юрка, глотнув воздуха. – Я тебя снова хочу! Пиздец просто, ну… ну что ты за секс ходячий?!..

– Я бы сказал, что это твое тело отыгрывается за все твои над ним издевательства, – Отабек провел ладонью по его спине, пальцами стиснул задницу, вжимаясь пахом в пах. – М-м-м… и правда хочешь. Но я сегодня ленивый, и вообще не проснулся.

Юрка всем телом толкнулся от постели, переворачивая его на спину и седлая бедра. Склонился низко-низко, скрывая их обоих за завесой своих волос, и шепнул:

– Окей… лежачий секс… – ладонями погладил широкую грудь, впалый живот.

– Ну, если ты имеешь что-то против… – Отабек подался вверх, мазнул губами по губам и вытянулся на спине, почти демонстративно закидывая руки за голову. – Я весь твой.

– Только за, – Юрка выгнулся, запрокидывая голову, буквально тылом чувствуя, что на самом деле Бек не так уж расслаблен и ленив. Кончиками пальцев погладил уже немного напряженную плоть, – Весь-привесь мой?

Он соскользнул ниже, не отводя взгляда от глаз любовника, сбросил одеяло на пол, с силой погладил руками крепкие бедра и кончиком языка обвел налитую головку.

Отабек выдохнул шумно, вплел пальцы в его шевелюру, на мгновение сжал волосы и отпустил, пригладив прядки и направляя ненавязчиво.

– Ну, можешь по частям взять, если надо…

Крис солгал тогда, при самой первой встрече. Или с ним Отабек был совсем другим. Обычно не очень выразительное лицо сейчас было открыто, позволяя видеть мельчайшие оттенки эмоций на нем.

– Частяяяями… – Юрка лизнул его, долго, с оттягом, как лизнул бы мороженное, снова взял в плен головку, погладил языком. Медленно опустился на него, пропуская глубже в расслабленное горло, замер, медленно выпустил, облизнулся, глядя совершенно шалым взглядом. – Я люблю тебя.

Отабек стиснул пальцы в его волосах, причиняя легкую боль, и отпустил. Провел по припухшим губам и криво улыбнулся, глядя странно, тяжело, пронзительно.

– Ты… не говорил раньше.

– Это, оказывается, охереть как сложно сказать, – Юрка зажмурился, снова облизнулся и потянулся вверх, накрыл его губы своими, вламываясь в рот, целуя, отбирая остатки дыхания. – Сложнее, чем орать на тебя после твоего первого рейда.

– Орал ты на меня без особых моральных усилий, как я помню, – усмехнулся Отабек, отвечая на его поцелуй. Непристойный, с влажным пошловатым звуком соприкасающихся губ. Раздвинув бедра так, чтобы Юрка оказался между ними, он согнул ноги и приподнялся, потираясь влажной плотью, дразня и возбуждая еще сильнее. – Надеюсь, парни вытаскали не все запасы смазки…

– Не все, – Юра улыбнулся. – Я запасливый. Ну и… нашел еще одну аптеку, до которой наши еще не добрались. Подумываю создать личный НЗ… и моральные усилия мне были необходимы совершенно для другого, как ты помнишь…

– О да, твои храбрые попытки сделать вид, что тебе ничуть не страшно в первый раз, я тоже помню, – Отабек рассмеялся, ладонями провел по спине, бокам, стиснул ягодицы. – И когда ты решил повторить, хотя тебе было больно. Но я рад, что ты решился.

– Это ерунда на самом деле, – Юра гортанно застонал и выгнулся в его руках. – Зато я теперь знаю то, чего не знают остальные «чистые» и «меченные». Больно только сначала. Больно до тех пор, пока боишься. Больно не телу, больно в мозгах. Это как защитная реакция. А я защищаться от тебя не хочу. Я хочу тебя. Всего и всегда.

– Какой жадный, – Отабек хмыкнул. – Очень и очень жадный.

Он сел на кровати так, что Юра оказался на его бедрах, обнял, прижимая к себе, дернул за кончики еще больше отросших волос и вломился в рот поцелуем.

– Но я все еще очень ленивый. И сонный, – он целовал неторопливо, покусывая, терзая шею, плечи, ключицы.

– Ленивый, да…

Это все еще неприятно. Иногда. И все еще немного стыдно. Но тоже иногда. Изредка. Особенно, когда вот так, глаза в глаза. Юрка облизал собственные пальцы и аккуратно ввел их в себя. Закусил губу, напряженно выдохнул, запрокинув голову, отчего горло напряглось, а острый кадык дернулся. Замер, позволяя себе привыкнуть, двинул пальцами внутри, растягивая себя. Сердце бешено колотилось в груди, стало безумно жарко, но еще жарче стало, когда он извлек из себя пальцы и, погладив ладонью напряженный член Бека, направил его в себя.

– Тш-ш, – придержал его Отабек. – Не так быстро, резкий мальчик.

Несколько секунд просто обнимал его, лаская шею, а потом опрокинулся на спину, увлекая Юру за собой и задевая головкой члена простату. Юрка охнул:

– Ты же сонный вроде… а я все сам… твою мать, Бека, – и лицом в основание шеи, чтоб губами накрыть ниточку пульса под кожей.

– А я и есть сонный. И ты все сам, – тот усмехнулся, накрыл ладонями его ягодицы и подался бедрами навстречу. Почти грубо. Сильно. Не давая выбора. – Только сам…

Юрка сжал его бедра своими, рванулся назад, будто недостаточно глубоким и сильным было проникновение. Будто ему все равно было мало. Чуть не до крови прокусил губу, сдерживая не то стон, не то почти звериный рык.

На этот раз Отабек сдерживать его не стал. Только поглаживал бедра, живот, дразня налитой член прикосновениями. А когда из стонов ушло эхо боли и мышцы расслабились, принимая его без сопротивления, остановил Юру, опрокинул на спину, нависая над ним. Перехватил руки за запястья и прижал над головой к матрасу. Заглянул в глаза, облизнулся почти демонстративно, и качнул бедрами, входя в разработанное тело глубже.

– Так что на счет лени, Бек? – едва слышный шепот и дурная усмешка на искусанных губах.

– Просто я наконец проснулся. Так что ей пришлось уснуть. Есть что-то против? – Отабек склонился еще ниже, дыханием согрел лицо, подразнил губы. Он был внутри. Чувствовался, распирал, давил, дразнил. Вот только ни вперед не двинешься, ни назад. Только обнять ногами бедра, поймать в капкан.

Это как маленький ритуал. Сначала пленен один, а потом они оба заперты друг в друге. Скованы друг другом. И желания разорвать эти узы нет.

– С добрым утром, О-та-бек! – Юрка приподнял голову в попытке поймать его губы и рассмеялся негромко, хрипло.

Отабек сам сдался в плен его поцелуя. Сам подставился, сам раскрылся. И отпустил себя. Застонал в голос, подушечкой пальцев приласкал запястья и задвигался. Сначала неторопливо, равномерно, неглубоко. Но с каждым новым вдохом он входил сильнее, резче, грубее, до самого конца. Слизывал капельки пота с тела, оставлял укусы, прихватывал зубами торчащие потемневшие соски, словно того, что он уже делал, было мало.

В какой-то момент запястья Юры оказались свободны, и ладони тут же накрыли широкие плечи, ровно до следующего размашистого толчка. Ногти оставили на теле царапины, которые сам же Юрка потом и будет целовать, и лечить. И беситься, потому что Бек снова позволил ему это.

В какой-то момент его тело напряглось до звона, и сорвалось в крупную дрожь под гортанный вскрик и стон в поцелуй, еще один, из многих, из целой череды жадных глубоких непристойных поцелуев. Не ангел, не тварь, просто человек, слишком чувственный и жадный до жизни.

– Я люблю тебя, – выдох Отабека был тихим, почти робким и странно болезненным. Тело еще тлело, плавая в удовольствии, но руки он разжимать не собирался. Так и лежал наполовину на Юрке, наполовину на кровати, пряча лицо во влажных спутанных волосах. – Я так тебя люблю…

– Я не знаю, кто сравнил тебя с медведем, – вдруг шепнул тот, обеими руками обнимая Отабека за шею. – Тебя нельзя ни с кем сравнивать. Таких, как ты, больше в этом мире просто не существует. Ты один такой. Единственный. Ты мой. А я был просто слепым, если не увидел и не понял всего сразу. Ты мой, Отабек. Ты мой Зверь, Стрелец. И, боже, как же я тебя люблю!

– Я знаю, – Отабек пригладил его прядки, выдыхая расслабленно, счастливо. Даже если через пять минут Юрка опять взорвется, наорет, все равно счастливо. Потому что глаза Плисецкого все равно будут сиять. И о том, как получилось из крохотной робкой искорки, зажегшейся всего-то год назад, разжечь такой пожар, Отабек думать не хотел. Ему хватало самого факта. Юрка был нужен ему, как воздух. Такой, какой есть – иногда резкий, взбалмошный, ветреный и убийственно серьезный. Ехидный, ранимый, злой, беззащитный. Просто Юрка. И даже первый секс у них получился не как у людей, но кому какая разница, если он по-прежнему может завести Юрку одним поцелуем? А все равно щемит в груди. Страшно, что когда-нибудь это вот исчезнет. Или Юрка решит, что иногда тормозящий и слишком основательный казах ему не пара. Больно. И сладко. И за каким-то чертом тянет на телячьи нежности.

В дверь поскреблись. Настойчиво так, будто пытались проскрести в двери лаз. Потом к шкрябанью добавилось возмущенное: «Бвау-вау-вау-вааааа…» Потом к возмущенному гласу голодной Скотины присоединился вполне узнаваемый голодный вой Джея.

Леруа выводил рулады почище, чем когда пел в душе. Он заливался воем и скулежом, он скребся в дверь аккурат над охреневшей от такого пассажа Скотиной. Леруа был намерен добиваться своего любой ценой. И не отступать.

– Жра-у-а-у-а-у-аааааать…

Дальше выли уже на два голоса, потому что хаски подключился к Жану, явно подписавшись на бэк-вокал.

– Я его ненавижу… – свирепо почти выдохнул Юра. – Можно я его пристрелю? Нечаянно?

– Ты же вроде говорил, что собак покормил, – Отабек вздохнул и откатился. Все, добро пожаловать в реальную жизнь. – Да и пристрели. Правда, тогда уж и Криса до кучи. Чтобы не мучился.

– Скотина всегда голодный, – Юрка на секунду прикрыл глаза, а потом, перекатившись на бок, поймал Отабека за талию. Лизнул длинную царапину, на которой запеклись уже крохотные красные капельки. – Еще один чудесный день в нашем маленьком дурдоме ждет тебя.

Тот одной рукой накрыл лежащие на его животе пальцы, а вторую вплел в волосы Юры, потершись затылком о его скулу.

– О да, доброго утра, Юра, – он улыбнулся ощущению его присутствия рядом и в очередной раз пообещал себе. – Мы справимся.

И теперь у них есть цель: вернувшиеся ночью парни сообщили о засаде монстров, избежать которой им удалось только благодаря сопровождению тварей Виталия. Засада была грамотной. Продуманной. Направленной на человеческие слабости. А значит, управляемой кем-то. И теперь Отабек очень хотел знать, кем.

Бардак за дверью усиливался, превратившись в сплошной вой, к которому где-то внизу включили еще и музыку. Судя по тому, что пели в музыке по-японски высоким, почти визгливым девчачьим голосом, на сей раз шутником стал Юри.

– Завтрак, – напомнил Юрка. – Вот кстати, я хочу заплести тебе косу. Можно? А то ходишь с хвостом. Это, конечно, очень по-дикарски, но где ты здесь видел коней, кочевник?

– Гидралиски есть, – фыркнул Отабек, старательно не прислушиваясь к какофонии звуков за дверью. – Это даже посерьезней. Попробуй удержаться на этом монстре, который по стенам скачет ничуть не хуже. Но если тебе хочется запустить свои загребущие лапки в мои лохмы – я буду только за.

– Я тебя обожаю, Отабек Алтын! – Юра соскользнул с постели, утянув за собой простыню, преодолел расстояние между кроватью и дверью, резко открыл дверь, и, набрав побольше воздуха заорал: – ИДИООООТЫЫЫЫ!!!

Хлопнул дверью, прямо в изумленную собачью морду и вытянувшееся лицо Жана и снова широко улыбнулся.

– Но я их все равно люблю. Ладно, одевайся, завтрак, коса, обсуждение ночного рейда, я, между прочим, тоже от любопытства подыхаю, пока ты спишь…

Одежда. Завтрак. Коса. Обсуждение. Тысяча дел, которые заполнят день до краев. А ночью, если не повезет, то кто-нибудь попытается устроить прорыв, а если повезет, то Юрка будет всю ночь спать спокойно, сопя куда-то в бок. Жизнь стала простой, почти прямой, пусть и не вернулась к той, что они все потеряли. В той, прошлой жизни действительно все было не так. Но эту, нынешнюю, они все научились любить. Время золота прошло. Время серебра тоже подходило к концу. А вот какое идет взамен…

Отабек окинул завернувшегося в простынь Юрку долгим ласкающим взглядом и улыбнулся. Похоже, просто пришло их время. И голову забивать всякой ерундой незачем. Зато можно повторить то, что раньше только шептал.

– Я тебя люблю. И хочу, чтобы ты научил меня кататься на коньках.

В конце концов, почему бы и нет?

КОНЕЦ

(с)Новосибирск-Киев, апрель 2017