Текст книги "Новая реальность (СИ)"

Автор книги: shellina

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

Глава 7

У меня оставалось немного времени, чтобы настроиться на предстоящий разговор с моими востоковедами. Основной вопрос, который я хотел с ними обсудить, касался не отношений цинского Пекина с Джунарским ханством, и даже не отношений калмыков с каждым из них по отдельности. Эти отношения были всегда очень запутанными, как и все, что касалось Востока, и равно непредсказуемые. Ну Восток – дело тонкое.

Пока Митька убирал со стола остатки нашего чаепития с Демидовым, я обдумывал проблему со связью, точнее с ее отсутствием, а также то, каким образом свалить ту трудность, которую я так и не смог преодолеть при создании телеграфа на радиосигналах. Из-за которой я вынужден изгаляться с проводами, точнее с их изоляцией. А не смог я воспроизвести радиопередатчик Герца, или хотя бы какой-нибудь его аналог из того дерьма и палок, что были мне доступны. Точнее, я не сумел воссоздать катушку Румкорфа. Вот, казалось бы, я – кандидат физических наук и тут такое фиаско. А все потому, что я все эти катушки всегда воспринимал как обычные расходники. Мне в голову не приходило, что надо бы поучиться их собирать. Естественно, я знал принцип их работы, и даже из чего они состоят, но, как оказалось, знать и уметь делать – это две разные вещи. Не понимаю, каким образом, герои немногочисленных книг, что я прочитал про различные попадания, умудрялись буквально на необитаемом острове изобрести и соорудить чуть ли не синхрофазотрон. Это как смастрячить машину времени в джакузи. Или, может быть, это у меня руки не из того места растут? И вот у меня теперь моральная проблема – кому-нибудь подкинуть эту гениальную идею, чтобы товарищ опередил и Румкорфа и Герца, и, чем черт не шутить, забрал их славу себе. И я даже знаю кандидата, который может попробовать с данными вещицами повозиться. Когда там Михайло Ломоносов должен в Москву приехать?

– Государь, Петр Алексеевич, тут такое дело, – в кабинет вошел взъерошенный Репнин, – посланник австрийский прибыл.

– Что? – я повернулся к нему, даже не пытаясь скрыть своего удивления. За окном сияло яркое, все еще зимнее солнце, тяжелые шторы был распахнуты, и в кабинете было настолько светло, что видно было как в луче играют пылинки, поднятые в воздух нашими движениями. – Так быстро? Вроде бы еще даже курьер до места не доехал.

– Его раньше отправили, и, это не посол, государь, – Репнин протянул руку и попытался пригладить свои растрепанные волосы.

– Что значит «не посол», а кто тогда? – я потер лоб. Что значит это прибытие? Почему сейчас?

– Посланник, приехавший специально, дабы принести весть государю-императору Российскому, – Репнин оставил попытки пригладить волосы.

– И где этот посланник?

– Так за дверьми стоит, – мой адъютант совершенно растерялся, а мне стало любопытно, это что за посланник такой, который сумел пробиться через все кордоны и буквально ворваться ко мне без назначенной встречи. – Нижайше просит соизволения говорить с государем-императором.

– Это очень интересно, – я медленно направился к столу. – А Кер с Бакуниным еще не явились?

– Пока нет, – Репнин покачал головой. – Так ведь ты назначил им только через час, государь, Петр Алексеевич.

– А, ну да, конечно же, через час. Тогда зови посланника, послушаем, что он нам скажет.

Репнин кивнул и пошел к дверям. Выйдя, он распахнул створки и громко произнес:

– Граф фон Хаугвиц Фридрих Вильгельм к его императорскому величеству, – отступив чуть в сторону, он пропустил изрядно возмущенного графа, который нервно одергивал богатый камзол, одновременно поправляя на голове парик.

– Ваше императорское величество, – увидев меня, он прекратил дергать камзол и склонился в глубоком придворном поклоне. – Как счастлив лицезреть я вас в полном здравии. Весть о вашей болезни достигла Вены и мой господин и повелитель был весьма огорчен подобным известием.

– Но ведь не только известие о моем недуге заставило вас проделать такой тяжелый путь? – я пристально смотрел на графа, и даже не пытался быть гостеприимным. Во всяком случае, сесть я ему не предложил.

– Вы правы, ваше императорское величество, я прибыл не только, чтобы удостовериться в вашем добром здравии, но и доставить радостную весть от моего господина вам как его союзнику и родственнику, дабы вы порадовались вместе с ним, потому что его ликование уже не может вместиться в границах нашей благословенной империи.

– И что же это за весть такая? – я слегка наклонил голову.

– Рождение сына и законного наследника, после стольких лет неудач, которые преследовали венценосную семью, – с придыханием произнес фон Хаугвиц. – Чудо, это истинное Чудо, даже вы, несмотря на свою юность способны понять, что о явно божественное вмешательство, не иначе помогло на сей раз королеве разрешиться мальчиком.

Что?! Какой наследник?! У Карла же не было наследников мужского пола! Это и только это заставило его создать свою «прагматическую санкцию», и заключить договор с Россией в качестве ее поддержки, потому что Российской империи его трон вообще никуда не уперся. Но, нет санкции – нет никакой надежды на то, что Австрия останется нашим союзником даже на бумаге, даже на такой неоднозначной как Венский договор.

– Это действительно просто чудесная новость, я очень рад за своего царственного дядю, – выдавил я из себя. – Но даже такая радостная новость не объясняет того, что вы прибыли сюда, чтобы передать ее.

– Я всего лишь посланник, и мое дело передать только весть о счастье свей Вены, – граф снова поклонился. – Но его императорское величество отправил меня не только для того, чтобы посетить вас, ваше императорское величество. Также я должен предстать перед королем Августом, блистательным монархом Речи Посполитой.

Блеск, просто волшебно, вашу мать!

– Как бы не была моя радость за моего дядю Карла, я вынужден настаивать, чтобы вы отдохнули с дороги. Вам выделят покои, я же пока составлю письмо и приготовлю дары, которые на посрамят ни меня, и будут приятны наследнику, – я сам чувствовал, что моя улыбка напоминала оскал. Вопросительно посмотрел на Репнина, тот кивнул, показывая, что все понял.

– Ваше императорское величество, я позволю себе обратиться к вам, нижайше прося приказать вашим людям вернуть мне мое оружие, – фон Хаугвиц прекрасно понял, что аудиенция закончилась и теперь спешил выдать все свои просьбы. А Михайлов молодец, то-то граф камзол одергивал, не удивлюсь, если узнаю, что его обыскали, причем очень тщательно.

– Конечно же, вам все вернут, граф, – я махнул рукой, а Репнин снова молча кивнул и, распахнув двери, сделал приглашающий знак рукой. – До скорой встречи, граф.

Я дождался, когда за ним закроется дверь, и только потом вскочил из кресла и принялся метаться по комнате. Дьявол все раздери! Почему я думал, что в тот момент, когда я остался жив, история изменилась только для меня? Она вообще изменилась, и я не могу уже предугадать последствий в ответ на то или иное действие, потому что и для меня будущее стало неопределенным. Той истории, что я знал – ее больше нет! Наличие наследника у Карла исключает попадание на трон Марии-Терезии. Ему не нужны больше санкции. Думаю, этого ребенка будут охранять надежнее Папы Римского. А раз Мария-Терезия не станет императрицей священной Римской империи, то она и для отца превращается всего лишь в разменную монету, которую можно продать куда выгоднее, чем отдать за безвольную размазню Франца, который никогда не помешал бы его дочке править. Не будет союза Мария – Франц, не родится Мария-Антуанетта, которая была, конечно, не главной причиной, но одной из них, для возникновения Великой Французской революции. Ведь вполне может случиться, что Людовик не прошляпит момент в отсутствии дражайшей половинки и революция будет подавлена в зачатке, а то и вообще не состоится. Не будет революции – не будет Наполеона со всеми вытекающими. Причины и следствия, это причины и следствия. Я своим спасением создал новый рукав, и известная мне история рухнула, как карточный домик. Я не думал, что все изменится настолько. Думал, что слегка подвинется во времени и на этом остановится хотя бы небольшой отрезок, в котором я еще не успел ничего существенного изменить, но все оказалось гораздо сложнее. Как в принципе домино, толкнув всего одну костяшку, я опрокинул всю конструкцию и теперь стою посреди совершенно новой и главное абсолютно пустой дороги, на которой уже появился совершенно новый для меня путник – младенец мужского пола, наследник священной Римской империи. Я не могу строить анализ, основываясь на своих знаниях, потому что они изначально ложны, не могу. Так что я могу сейчас сделать? Сейчас я могу попробовать решить калмыцкий вопрос, которого тоже не могло быть и не было, а сейчас он возник. Ну и решить, нужна ли мне война с Джунгарским ханством в союзе с цинцами, потому что именно теперь я не уверен, что Пекин в итоге победит. И если все-таки нужна, то что я хочу получить от нее? Кроме некоторых территорий самого ханства, куда в итоге сплавлю калмыков, чтобы они дончакам на нервы не действовали, и не ушли однажды непонятно куда, найдя там только смерть. Не факт, что сейчас это произойдет, но будем надеяться на все тот же принцип причинно-следственных связей наряду с законом Мерфи, если какая-то херня может случится, то она обязательно произойдет.

– Кер и Бакуниным прибыли, – Репнин вошел на этот раз без стука. Он не понимал, что со мной происходит, да я и сам не совсем осознавал этого.

– Зови, – я немного успокоился и теперь мыслил более рационально. Ну и что, что ты уже не можешь предугадать последствий, тем и хороша жизнь, в своей непредсказуемости, и не следовании по тропинке с пуком соломы наготове, чтобы в любой момент можно было ее подстелить. На этот раз я не сидел за столом, а стоял у окна, глядя на улицу, на блестящий снег, отражающий солнце и слепящий. Улицы чрезвычайно плохо прочищены, и когда снег начнет таять… Нужны дворники. Вот прямо такие, каких видел в фильмах и про которых читал: физически крепкие мужики из вольных, которые кроме поддержания порядка на дорогах еще и порядок на улицах будут поддерживать как первейшие помощники полицейских. Радищева завтра пригласить и переговорить об этих чрезвычайно полезных людях. Причем создавать подразделение этих младших полицейских чинов необходимо сазу во всех губерниях. И не только в крупных городах. Да, хорошая идея.

– Государь, Петр Алексеевич, – в комнату вошли приглашенные мною востоковеды. Вошли очень скромно, постоянно оглядываясь. М-да, не привыкли, чтобы их к императору вызывали. Ну ничего, привыкнут, мне много чего нужно у них узнать.

– Проходите, садитесь, Георгий Яковлевич, Василий Михайлович, – я кивнул на стоящие перед столом кресла. Сам же остался стоять у окна. Дождавшись, когда они усядутся, примостившись на краешке кресел, не решаясь противоречить, снова посмотрел в окно. Да, дворников обязательно в штат полиции вводить. Ушаков даже расщедрился и тех своих людей, которые сейчас были задействованы именно в уголовных расследованиях, протекающих не шатко не валко, Радищеву обещал отдать с наилучшими пожеланиями. Постояв так недолго, вздохнул и сел за стол напротив своих посетителей. – Василий Михайлович, сейчас дело больше вас касается. Что там у нас с калмыками?

– Дед ваш, государь, Петр Алексеевич, обещал Аюке, что наследником его будет Церен-Дондук, но его племянник Дондук-Омбо решил опротестовать данное заявление, и теперь они явились сюда, чтобы ты, государь, выступил для них третейским судьей и определил, кто из них больше подходит на роль хана калмыков.

– Какая интересная дилемма, – я потер подбородок, начавшая отрастать растительность на лице жутко раздражала, а бритье – это то еще приключение было. По-моему, я понял, почему русские отказывались бороды брить, да потому что почитай каждый день переживать процесс бритья, не каждый на такое пойдет, особенно, когда брить его некому и приходится самому опасной бритвой орудовать. – И каким образом я должен решить эту задачу, ежели я ни одного, ни другого в глаза не видел? Откуда мне знать, кто там у этих калмыков лучшим ханом может сделаться?

– Полагаю, государь, что Церен-Дондук надеется на то, что ты просто подтвердишь заверения деда своего, Петра Алексеевича. И только для этого уговорил племянника совершить столь долгий путь, да еще и зимой.

– Да, это очень правильное решение с его стороны, вот только если исключить крохотную деталь – я не мой дед, – откинувшись на спинку стула, я задумчиво переводил взгляд с Бакунина на Кера и обратно. Они сразу потупились и принялись разглядывать ковер. И почему они такие зашуганные? Даже как-то неудобно становится. – Василий Михайлович, я ведь спрашиваю тебя как знающего и опытного человека, что каждый из них собой представляет?

– Церен-Дондук более хозяйственный, но более мирный. Не такой славный вой, как племянник. Дондук-Омбо – задиристый, любит сражения. Каждый в чем-то хорош, но они разные, государь. Совсем разные.

– Так, хорошо, а кого нам выгоднее видеть на месте хана? – Бакунин пожал плечами.

– Не ведомо мне это, государь. Но за Дондуком-Омбо сила. Многие калмыки его поддерживают. Он способен за собой почти пять сотен кибиток увезти.

– Вопрос, куда увезти?

– В Порту он все посматривает. Сдерживает только разница религии. Османы сразу заставят ислам принять, а он не хочет, его и заветы Далай-ламы. Но Артемий Петрович больно Церен-дондука поддерживает. Даже без твоего одобрения уже объявил его ханом.

– Почему? – я попытался понять, о ком идет речь, но не преуспел. Ладно, потом узнаю.

– Боится, что калмыцкое ханство слишком сильным станет, и с ним невозможно будет справиться.

– А-а-а, а значит, подарить полханства османов – это очень хорошо, и ослабит калмыков. То, что при этом укрепятся османы – это совершеннейшая ерунда, – протянул я. – Почему мне не доложили о подобном произволе Артемия Петровича?

– Так ведь отписывали тебе, государь, что так, мол и так, князь Волынский не совсем понимает, что творит, и что нужно много раз подумать, прежде, чем судьбу калмыков таким образом строить, – Бакунин всплеснул руками. – Но, похоже, что челобитная не дошла до тебя, государь, Петр Алексеевич.

– Похоже, что не дошла, – я снова задумался. Туркам калмыков нельзя отдавать, но как предотвратить между ними раскол? Самому разделить, если только. А что, вполне себе выход. Один пускай границу охраняет, второй родные земли отвоевывать вместе с цинцами пойдет. А ханом вообще себя назначить! Принять буддизм и править всеми в мире и нирване. Или это откуда-то из другой оперы? Ну, посмеялись и будет. Скорее всего, придется разделить, скажем претендентами назвать или младшими ханами, как там у них дозволяется? Условие поставить, что кто из них докажет, что круче, тот по итогам соревнований станет ханом великого калмыцкого ханства, если они его завоюют, конечно. Я чем могу помогу, почему нет-то? Нужно с цинцем встречаться. Потом уже с калмыками. – Юрий Никитич, думаю, что нужно пригласить князя Волынского сюда, чтобы побеседовать с ним за жизнь. Скорее всего, он сумеет объяснить, чем руководствовался, делая именно такой вывод о калмыцком ханстве. Да, Радищева ко мне завтра, а на второй день посланника цинского зови. Георгий Яковлевич, знаком ли ты с тем посланником?

– С Тоси лично не знаком, – Кер покачал головой. – Но цинцев, даже, если знаешь, то все равно не знаешь до конца. Такой вот странный и по-своему опасный народ.

– А толмачом сможешь побыть? – я не хотел привлекать много лишних людей. Чем меньше человек знает о подобных встречах, тем проще сохранить их в секрете.

– Могу, – он кивнул.

– Отлично, тогда… – я не успел сформулировать мысль, как дверь распахнулась и в комнату вбежал какой-то семеновец. Отдышавшись, прислонив руку к груди, он тихо произнес.

– Пожар, государь. Немецкая слобода горит. И еще, там, в общем…

– Не мямли! – я привстал, опиравшись руками на крышку стола. – Что случилось?

– Кто-то из гвардейцев там покуролесил, государь, но пожар сильный, как бы на улицы не пошел.

– Идиоты, – прошептал я. – Седлать Цезаря! Узнаю кто мне Москву сжечь захотел, прибью как бешенную собаку.

Я выбежал из кабинета, на ходу натягивая протянутый мне Митькой тулуп. Тулуп я себе с боем выбил. Хороший, теплый, тяжеловатый слегка, но не критично. На голову легла шапка из чернобурки. Вот сапоги не переобул, выскочил на улицу в каких был. Цезарь уже пританцовывал от нетерпения, стоя возле крыльца. Рота гвардейцев личной охраны была на конях, все ждали только мое величество. Взлетев в седло, насколько быстро мне помог сделать тулуп, я тут же пустил Цезаря рысью, выскочив в едва открывшиеся ворота.

Столб дыма и даже зарево огня было видно даже отсюда. Стиснув зубы, я пригнулся к шее своего верного коня, который все ускорялся, пока не перешел в галоп.

Возле слободы уже собрался народ, организуя линию к ближайшему колодцу. Точнее, таких линий было уже несколько, и они справно работали, передавая друг другу ведра с водой. У того колодца, где я с трудом затормозил, явно не хватало людей.

– Стройся! В цепь! – я соскочил с Цезаря, бросая поводья уже подъехавшему Репнину, схватил ведро, которое протягивала мне хорошенькая девушка, в глазах которой горело пламя пожара, и от этого она не замечала не разметавшихся, вырвавшихся из тугой косы русых волос, ни то, что ведро из ее рук принял император. Я передал воду вставшему передо мной гвардейцу и тут же схватил следующее. Потому что пожар в наполовину деревянной Москве – это страшно. Не успеешь оглянуться, как твой дворец уж заполыхает. Поэтому-то у меня даже мысли не возникло, что это как-то неправильно, чтобы император ведра тягал с водой. Да и у других тоже таких дурацких мыслей не возникло.

Мимо пробежали четверо мужиков с баграми. Пламя уже не взметалось выше костела, и я понял, что устал. Руки практически не двигались, но, передающая мне ведро за ведром совсем молоденькая девчонка, может моего возраста, может на пару лет всего старше, не давала упасть и опустить руки, чтобы хоть немного передохнуть, потому что вот перед ней было стыдно. А еще у меня жутко замерзли ноги, и я был грязным как свинья.

Наконец ведра стали возвращаться реже, а со стороны слободы раздался треск и удары. Пострадавшие здания доламывали, чтобы сбить пламя окончательно, и не дать перекинуться на соседние дома. Откуда-то послышался плач и крики, а ведь еще минуту назад все посторонние звуки заглушал рев бушующего пламени.

Раздался выстрел, и… Что? Выстрел? Я посмотрел на девушку, которая вытирала лоб дрожащей выпачканной в саже ладошкой, оставляя на белой коже черный след. Ведер больше не было, значит, можно было заняться тем делом, за которым я сюда приехал.

Из ворот слободы выскочили шесть гвардейцев в мундирах преображенского полка, один из которых угрожал заряженной фузеей шедшим прямо на них весьма решительно настроенным людям. Я почувствовал, что у меня глаз дергается. Все, достали.

– Всех офицеров Ушакову на правеж, всех рядовых пока запереть по казармам. Выяснить, что там произошло и через два часа ко мне с докладом, – процедил я, направляясь к привязанному неподалеку Цезарю. Хватит с меня преображенцев. Доигрались они, похоже, окончательно.

Ноги слушались плохо, руки дрожали, но я довольно бодро вскочил в седло, и тут увидел во все глаза смотрящую на меня девушку, до которой, похоже, только что дошло, с кем именно в паре она только что работала. Я не удержался и подмигнул ей, отчего ее личико вспыхнуло, и она прижала к ним руки. Как же ноги-то замерли, да и руки тоже, я же только заметил, что с трудом удерживаю поводья в окоченевших пальцах. Вот же придурок, надо же было варежки забыть. Я тронул пятками бока Цезаря. Домой и в горячую ванну. Мне только снова заболеть не хватало.

Глава 8

Митька категорически отказался готовить для меня горячую ванну, а затащил в жаркую хорошо протопленную баню, приговаривая при этом, что все эти ванны – это баловство, и ничто не заменит настоящей баньки с хорошим жаром и березовыми веничками, которые весь холод вмиг выбьют из любого, а вместе с холодом и нарождающуюся хворь. Перед походом в баню он стянул с меня сапоги, который явно не были предназначены для долгого пребывания на улице, особенно, когда там стоял, не собирающийся сдавать свои позиции мороз. В процессе снятия сапог он вполголоса матерился, пытаясь руками согреть мои ледяные стопы, которые сразу после того, как сапоги были сняты, потеряли малейшую чувствительность. Когда он растер ноги до такой степени, что я их хотя бы почувствовал и мог идти самостоятельно, Митька подхватил меня под руку и потащил в парную. Только там в клубах пара, сидя на полке, я понял, как сильно замерз. Сначала мне даже жарко не было, а потом, постепенно начало трясти такой крупной дрожью, что я сам сначала перепугался, но дрожь быстро прошла, и потянуло в сон так, что я едва держался, чтобы не уснуть, таращась в стену и пытаясь сосчитать из скольких бревен состоять она состоит. Да еще Митька грозно сопя очень выразительно повертел передо мной березовым веником, хорошо распаренным и готовым к тому, чтобы им отстегали меня как следует. Прекрасно понимая, что без этой экзекуции отсюда не выйду, я вздохнул и лег на полке, прикрыв глаза и прислушиваясь к ощущениям. Пропарив, Митька выгнал меня на улицу, прямо на мороз и заставил натереться колючим, обжигающим снегом. Ох как я орал при этом… А потом снова в парную, где просто сидел, наслаждаясь жаром, чувствуя, как вяло перекатываются расслабленные мысли в голове, напоминая мне огромные булыжники, которые вяло барахтались, пытаясь подняться на поверхность из моего внезапно опустевшего разума.

Я находился в парной уже с полчаса, когда дверь чуток приоткрылась, и в нее заглянул Репнин. Увидев меня, он кивнул головой, то ли в качестве приветствия, то ли из-за того, что нашел пропажу, и попытался скрыться, но я его остановил.

– Юра, раздевайся и иди сюда; я так понимаю, что все разузнал и по полочкам все разложил, а теперь еще доклада дожидаться? – он снова кивнул, соглашаясь. – Давай-давай, заодно согреешься, мы все замерзли как собаки.

– Только шибче, Юрий Никитич, – недовольно пробурчал Митька. – Весь жар выпустишь, и нечем будет тебе согреваться.

Вскоре рядом со мной на полке расположился Репнин, блаженно жмурясь, впитывая в себя целебный жар. Он очень быстро покрылся испариной, и с непередаваемым удовольствием, выхватив из шайки березовый веник, принялся сам себя им охаживать.

– Ну и что удалось выяснить? – Ушаков уехал, и официальные допросы офицеров откладывались, а знать мне нужно было сейчас, чтобы определить, что это было: дурацкое стечение обстоятельств или злонамеренный план.

– Драку затеял подпоручик Выхрицов. Он частенько наведывался в кабак в слободе, вместе с товарищами. Но в отличие от остальных, подпоручик был неравнодушен не только к немецкому пиву и самогону, но и к жене владельца кабака фрау Хельге, и, поговаривают, что интерес его был очень даже взаимным.

Митька плеснул кваса на каменку, и голова закружилась от запаха хлеба и сусла, и глаза сами собой закрылись. Мне не нужно дальше объяснять, что там произошло. Скорее всего во время нежного свидания зашел уже изрядно рогатый муж. Слово за слово, и началась драка, которую подхватили сидевшие в пивном зале. В какой-то момент все вышло из-под контроля и начался пожар.

– Жертвы есть? – я спрашивал, не открывая глаз. Репнин ответил не сразу. Его, видимо, тоже разморило, и он не сразу сообразил, что у него спрашивают.

– Нет. До смертоубийства не дошло, только бока друг другу намяли. А вот кабак и еще три дома сгорели дотла. Хорошо еще люди выскочить успели.

– Это плохо, – я дотянулся до ковша с холодной водой и плеснул ее себе на лицо, пытаясь хоть немного заставить размякшие мозги работать. – Значит, указ подготовь. О выделение помощи пострадавшим: не деньгами, а вещичками на первое время, пока не обживутся, – я задумался, а сколько каждой семье нужно вещей? – С Черкасским вместе покумекайте, сколько можно чего выделить, после мне на ознакомление и, ежели утвержу, то на подпись.

– Слушаюсь, государь, Петр Алексеевич, – ресурс откуда брать?

– Из конфискованного и частично из хозяйства полка, что накуролесил. Что там с преображенцами?

– Полк по казармам заперт, охраняется почитай всеми семеновцами. Офицеры в казематах у Ушакова маются, так же, как и те шестеро, что в слободе были. Подпоручик Выхрицов отдельно заперт.

– Ну и хорошо, пущай посидят. У тебя еще есть, что сказать? – пот начал понемногу щипать кожу на лице, что означало, что вылезать уже понемногу нужно. Вечер уже, поужинать и спать пораньше завалиться, чтобы поутру с цинцем встретиться на свежую голову.

– Письмо от Бестужева прибыло, – Репнин замолчал ненадолго, видимо, обдумывая, как известия преподнести. Обдумав, продолжил. – Вот только почти все, что пишет, дел франков больше касаемо, нежели англичан.

– Вот как? – я даже слегка один глаз приоткрыл, чтобы посмотреть на Репнина, который сосредоточенно разглядывал стену бани. – И как там франки поживают?

– Эм, – Репнин снова запнулся, затем, глубоко вздохнув, начал говорить. – Начнем, пожалуй, с уполномоченного посла. Людовик пятнадцатый решил, что лучше всего на эту роль вместо Маньяна, – о, точно, вот как того придурка звали, которого я пнул под зад из страны, – Жаокена Тротти, маркиза де ля Шетарди, – вот это номер. Я открыл оба глаза. Шетарди? А меня, кажется, начали уважать. Ну, или не меня, а того, кого подозревают в правление страной через малолетнего императора, который сам по себе никому на хрен не нужен. – Шетарди этот, проездом заедет в Пруссию в Штеттин дабы предложить союз дофина Людовика Фердинанда и Софии Августы Фредерики Ангальт-Цербской. – Ну а что вполне себе интересно будет понаблюдать, кого у франков задушат шелковым шарфиком, чтобы малышка Фике начала править. Правда, Франция – не Россия, размах не тот, негде будет развернуться, но ничего, она быстро найдет применение своей бурной энергии. Лично я поставил бы и на Людовика пятнадцатого, и на дофина. Потому что сына она убивать не будет – это точно, тем более, что без малолетнего ребенка мужского пола хрен ей, а не французский престол, франки у себя что-то с законами намудрили, и править там может только мужчина, женщина максимум, на что может рассчитывать, это стать регентом, но, думаю, что София Августа придумает, что делать, чтобы стать полноправной королевой.

– Интересные новости. И то, что они именно от Бестужева пришли, меня вовсе и не удивляет, Англии всегда были интересны дела своего ближайшего соседа, – я снова закрыл глаза. – Что еще пишет Бестужев?

– Этот Бестужев – ничего, а вот брат его старший из Стокгольма прислал известие о том, что Фредерик первый в срочном порядке заключает союзы с Францией и османами, и ведет переговоры тайные с Курляндией. Некто Бирон был замечен нашим послом при дворе Фредерика.

Та-а-к. Я резко поднялся и едва не упал из-за сильного головокружения. Опершись на полки, восстановил равновесие.

– Парься, приходи в себя и через час жду тебя в кабинете, – бросив это хмурому Репнину, я вышел из бани. Спать как-то резко расхотелось. В предбаннике Митька накинул мне на плечи роскошный халат и шубу, после чего я быстро переместился во дворец.

Пока Митька готовил мне одежду, я смотрел на свое отражение в зеркале. Ну и что делать собираешься, Петр Алексеевич? Все еще думаешь про войну на стороне цинцев? Да, думаю. Сейчас даже больше, чем раньше. Потому что войн мне, как ни крути не избежать. Но Фредерик, вот сука! Но сука довольно умная. Правильно, сейчас самое время напасть на Россию, чтобы вернуть то, что дед у них отжал во время Северной войны. У Карла шестого родился наследник, так что ему не до своего якобы союзника, да и Франция должна будет придержать своего вечного оппонента от быстрой помощи, которая, я даже не сомневаюсь в этом, не слишком то быстрой и будет. Курляндия, ну тут понятно, пообещали посодействовать Аннушке в случае чего стать императрицей. Только вот не слишком понятно, а что они с Речью посполитой будут делать? Эти товарищи пока не то чтобы крепко, но все еще держатся на ногах, а вот удара в спину от них можно в любой момент ожидать. Шетарди спешно едет в Россию. Людовик французский – зять короля Польши, это что-то значит? Скорее всего. Опять же союз с Пруссией в следствие женитьбы дофина на одной из ее принцесс. Хотят обложить нас по все Западной границе? Похоже на то. Османы нападут, или будут ждать, чем дело кончится? Диван очень осторожен в принятии невыгодных для него решений. Испания почти всегда поддерживала Францию. Как они поведут себя на этот раз? Разорвут все наши отношения, пока всего лишь экономические? Вот уж вряд ли, слишком много денег они вбухали за просто так. Да и от наших товаров по заниженным ценам отказываться, ради кого, ради Швеции? Ха-ха, три раза. Даже, если папа на них надавит, они будут та-а-к стараться, ну просто та-а-к стараться… Что же поделать, если Швеция далеко и помощь не сумеет подойти вовремя. Думаю, что Испанию можно пока в расчет не брать, конкретно в этом случае она будет придерживаться нейтралитета.

Будет Шетарди обольщать Лизку? Хороший вопрос. Она обожает французов и поэтому вполне может поддаться на сладкие речи маркиза, и совершить глупость, вроде той, чтобы попробовать переворот с водворением себя на трон.

Я даже не заметил, как оказался одетым и уже бежал бегом в кабинет, где меня ждал Репнин.

– Отзывай Миниха. Пускай кого посмышленей с Ванькой оставит и как можно быстрее едет сюда. Да приказ приготовь о назначение его главой военной коллегии. Также пошли гонца за Баршем, Мятлевым, Ласси и Румянцевым Александром Ивановичем.

– Все-таки война? – Репнин поднял голову от стола, на котором он старательно и быстро писал, что ему нужно делать.

– Похоже на то, – я неопределенно пожал плечами. – Только пока не слишком ясно с кем еще, кроме Фредерика. Нужно подготовиться. Но пока все очень неясно. Гонца за Ушаковым, возвращай его, он здесь нужнее. – я вскочил из-за стола и подошел к окну.

– Все будет сделано немедленно, – невозмутимо отрапортовал Репнин. – Государь, Петр Алексеевич, перечисленные – это все, коих я вызвать должен?

– Да, пока их достаточно, – я кивнул. – Все равно год, может чуть больше у нас есть. Кто у Ушакова отвечает за шведское посольство?

– Лейтенант Соколов, – Репнин поднялся. – Я отдал приказ ему явиться. Сейчас Андрей Михайлович должен уже вызова к тебе, государь, дожидаться.