355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » shellina » Новая реальность (СИ) » Текст книги (страница 4)
Новая реальность (СИ)
  • Текст добавлен: 9 августа 2021, 22:31

Текст книги "Новая реальность (СИ)"


Автор книги: shellina



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

– Сделаем, – Репнин, сыпанул песком на лист, который заберет с собой, и свернул его трубочкой. – Я курьера перехватил, когда из мануфактур ехал. Там шум и гам стоит до потолка. Опять тот самый ткач отличился. А теперь лаборатория, тобой организованная вцепилась мертвой хваткой в дело его криворукости с одной стороны, староверец Игнат, что у тебя чаи распивал, с другой, а с третей хозяин сидит и волосы на голове рвет, не зная, как тебе о случившемся доложить.

– Да что у них там произошло? – у меня просто засвербило от любопытства в одном месте.

– Этот идиет покрашенную основу умудрился в плавленом воске извозюкать, когда к станку своему нес. Никому не признался и пустил в дело. В итоге ткань получилась странная, но со своей изюминкой.

– Я этого убогого скоро награжу, – я хмыкнул. – А Игнат, значит, распробовал и все себе хочет заграбастать?

– Не просто заграбастать, он же ту партию под видом брака купил. Ее хотели сперва испанцам втюхать, но староверы перехватили.

– Охренеть, – я только руками развел. – В общем так, ткань отдать в лабораторию, пущай дорабатывают. На нее налагаю запрет на продажу до получения конечного результата, а когда результат будет получен, оценю и уже дальше решу, что делать. Игнат перебьется. Пущай латекс на новом месте осваивает, – последнюю фразу я пробормотал себе под нос, чтобы даже Репнин не расслышал. – И еще. Раз они такие вумные, что ткань в воске купают, вот, – я протянул ему отрезок провода, который мне просто жить не давал. И каждый день все больше и больше убеждал меня, что без качественной связи никуда. – Это нужно сделать так, чтобы ни одна проволока не промокла, даже, если на них дождь пойдет. Пусть хоть черта лысого в воске купают, но результат должен быть готов уже через месяц. Иначе все пойдут на хрен, дармоеды. Газета готова?

– Готова, – Репнин замялся. – Юдин совсем стыд и страх потерял.

– Что еще? – я почувствовал, что накатывает мигрень. А ведь мне еще на ассамблее плясать сегодня. Посмотрев на стол, я рявкнул на Митьку, который тихонько сидел в сторонке. – Я же просил картохи пожарить! Где она?

– Повар не хочет, и стряпуха уперлась, – Митька потупился. – Боятся они, не знают, что делать.

– И как я буду пробовать крестьян заставлять картоху сажать, ежели сам не могу ее к столу получить? Завтра с утра и повара и стряпуху сюда, раз уж они не в состоянии государя накормить, то государю самому придется руки приложить к готовке.

– Но… – Митька встрепенулся.

– А я тебя не спрашиваю, Митенька, я приказываю, – оторвавшись на Митьке, я повернулся к Репнину. – Что там Юдин за чудачества устраивает?

– Мало ему одного листа. Он печатника уже с двух сторон заставил оттиск сделать. Все равно мало. Говорит, что на его задумки и идеи как минимум три листа с двух сторон надобно.

– Я еще одного не видел и разрешения на тираж не давал, – глаз все-таки задергался. Вот заставь дурака Богу молиться, без башки останется.

– Так там только про староверов, и про то, как ты за души их грешные бился, аки святой Михаил, и как корабли сейчас снаряжаешь, чтобы нашли они себе землю обетованную на целую страницу, – любезно сообщил Репнин, который по всей видимости газету уже видел. – Да и по мелочи хватает, – и он жестом фокусника достал из-за пазухи свернутый трубочкой лист. – Читай, государь.

– Ты когда-нибудь, Юра, доиграешься, – я выхватил новенький выпуск и, не удержавшись, треснул его по лбу. Развернув, принялся читать. Так и есть, мое решение вышвырнуть всех неугодных, но в принципе достаточно полезных людей с глаз долой на край мира описано так, что слезы за душу берут. Талант все-таки Юдин, талантище! А что у нас на второй странице? Перевернув лист, я принялся читать, чувствуя, как все больше и больше расширяются мои глаза. Прочитав, я перечитал заново, затем посмотрел на Репнина, сидевшего за столом как агнец безгрешный. – Я… э-э-э… Охренеть, – выдавил я из себя и принялся зачитывать вслух. – «Вчерашнего дня графиня К. застала своего супружника за совершением им недостойных графа действий с прислугой Парашкой прямо на туалетном столике графини. После чего граф К. получил ущерб имущества в виде разбитой об его голову вазе, что куплена была у китайцев и стоила графу двадцати пяти рублев. Также ущерб был нанесен крепостной прислуге Парашке в виде вырывания половины косы и избития морды украшенной самоцветами пудренницей…» Что? Я предупреждал, что здесь должна быть написана только правда. Пусть пикантная, но правда?

– Конечно, – Репнин кивнул. – Только это правда. Так Куракины вчерась куролесили.

– Но откуда вы, гады, узнали такие подробности? – я снова перечитал страницу. Да, эта газета не как горячие пирожки, она еще быстрее разлетаться будет.

– Так Парашка Юдину и рассказала, когда он ее у дома графского застал, рыдающую на задворках. Пожалел бедняжку, да еще и деньгой медной одарил, ну и… – Репнин развел руками, я же потер лоб. – Да ты не сумлевайся, государь, Юдин все проверил. И осколки вазы, и фингал графа, который все сокрушался, что сегодня на ассамблею не попадет из-за такой безделицы. Ну, подумаешь, прислугу слегка потискал. Не ссильничал же, Парашка и сама не против была, все хвостом крутила перед носом у барина.

– Кха-кха, – я откашлялся и кивнул. – Пущай тираж делает. Да, и передай, что денег больше не дам. Сумеет сделать так, чтобы за ту же сумму больше листов выходило, Бога ради, хоть тридцать страниц пущай делает, но только на таких условиях. Что там с дворами монетными?

– К концу недели переедут все под сень Кремля, – Репнин посерьёзнел. Он еще не верил до конца во власть газет. В то, как мощно эти листки могут формировать общественное мнение и манипулировать сознанием. Ничего, скоро узнает. А Юдин-то каков, ну просто прирожденный журналюга. Вот он и будет формировать в головах людей то, что нам будет необходимо в определенный момент. И, самое главное, похоже, что Юдин как раз уловил всю суть мощи печатного слова. С почином тебя Петр Алексеевич, ты сегодня родил четвертую власть, не знаю, как насчет мира, но в России – это точно. – Черкасский спрашивает насчет бумажек, мол, ты это серьезно, государь?

– Конечно, – я кивнул. – У франков они уже давно в ходу, но мы будем умнее в плане распространения и обеспечения. Он не забыл, что я его с макетом жду второго дня?

– Не забыл, ну, а забыл, так напомним, – Репнин уже вовсю что-то строчил. Мне же, глядя на него, захотелось себя по голове погладить. Какой же я молодец, сумел потенциал разглядеть. Черкесского же я вместо Головкина на должность канцлера утвердил. Пока временно, а там посмотрим. Он слишком богат, чтобы на мою почти нищую казну покуситься, потому-то я его и выбрал.

– Ты бы уже поел чего, остынет же, – проворчал Митька, возвращая меня с небес на землю.

– Да точно, – я сел за стол, ополоснул руки в специальной чаше, мне пришлось долго биться, чтобы ее вообще приносить начали, но сумел и то радость. – Юрий Никитич, составь компанию, не побрезгуй.

Когда Репнин уселся и, глядя на меня омыл руки, прежде, чем кусок рыбы себе отломить, я также приступил к раннему ужину. Мне же скоро переодеваться, чтобы на ассамблею ехать.

Несколько минут было слышно только негромкое чавканье и стук столовых приборов. Только начав есть я понял, насколько проголодался. Вообще еда меня устраивала, обилие каш и печеностей вполне усваивалось, так же, как и мясо. Правда, сейчас пост Великий шел, но отсутствие мяса меня пока что не сильно напрягало. Больше отсутствие картошки бесило, но завтра я сам ее себе приготовлю. А повара велю к стулу привязать, чтобы смотрел, а потом и пробовал. Каналья, не может элементарного блюда приготовить. Когда первый голод был утолен, я сидел и потягивал кофе, поглядывая на Репнина.

– Ну, чем еще порадуешь? Или на сегодня хватит потрясений? – по его виду сразу стало понятно, что самый смак он приберег напоследок.

– Тут Царен-Дондук и Дондук-Омбо прибыли. Хотят свою проблему на твой суд вынести. Чтобы спор свой попытаться миром разрешить.

– И? – я вопросительно посмотрел на Репнина. Внутри все похолодело. Вот только калмыков, которые что-то не поделили мне здесь не хватало.

– Так известно что, кого из них на ханство к Далай Ламе посылать будешь?

– А почему этот вопрос я должен решать? – очень тихо задал я такой интересный вопрос.

– Ты их сюзерен, кто как не ты? – Репнин задумался. – Только решай быстрее. А то до меня слухи дошли, от армейских моих товарищей, что Дондук-Омбо в сторону Порты посматривает. Да и калмыков за ним стоит немерено, – черт. Вот только калмыков на стороне осман мне не хватает. А вообще, очень ненадежные товарищи эти калмыки, но Репнин прав, нужно что-то решать. Вот только что? Я же вообще о них ни бум-бум.

– Вижу, что еще новость есть? – я уже боялся его о чем-то спрашивать.

– Есть, сегодня прибыло посольство из Пекина. Император Инь Чжэнь хочет поздравить своего царственного собрата с восшествием на престол. Посланник Тоси вручил сегодня верительные грамоты и теперь ждет момента, когда сможет лицезреть твое величество, дабы лично передать дары от своего господина.

– Ты хочешь сказать, что два калмыцких вожака, претендующих на роль ханов, и представитель цинского правительства Пекина сейчас одновременно находятся в Москве? – Репнин только руками развел. – Ну ты умеешь новости выдавать, Юра, – я встал из-за стола и бросил Митьке. – Пошли одеваться, а то мне скоро, может быть, еще пожары тушить придется, надо наплясаться напоследок.

Глава 5

Ассамблея, праздник жизни, созданный моим дедом Петром первым. Деление на комнаты по интересам, красавицы в бальных залах, звуки музыки, звон бокалов, смех до утра, об этом я думал, выходя из своего громоздкого экипажа перед парадным входом во дворец Рейнгольда Густава Лёвенвольде, назначенного когда-то моим учителем. Учитель из него был так себе, я бы даже сказал, что хреновым учителем он был, но именно ему я обязан знанием трех европейских языков и отдельно матерным немецким. Ну что же посмотрим, насколько хорошим организатором он является, ведь данная ассамблея первая, которую я посещаю официально, после снятия годичного траура по Великой княжне, и моего полноценного выздоровления. Правда, Бидлоо, каждую неделю осматривая меня, не стесняется мне в лицо тыкать моим здоровьем, утверждая, что я здоров, как молодой жеребец, но ему простительно ворчать, шутка ли – целый месяц в четырех стенах провести, для его деятельной натуры – это очень большое потрясение.

Рядом со мной из экипажа выскочил Петр Шереметьев, который постепенно начал входить в ту пятерку, допущенных ко мне в любое время дня и ночи людей. Ну что тут поделаешь, друзья всем нужны, так, почему бы мне друга детства не привечать? Тем более что помешанный на армии Шереметьев очень сильно помогал мне разбираться именно в этом аспекте. Вместе с ним мы занимались не только делами, но и фехтованием. А еще в последние дни он начал проявлять недюжий интерес к моей мастерской, в которой я пропадал по нескольку часов в день, делая макеты известных мне приборов и размышляя о том, что из этого можно потихоньку внедрять в жизнь.

Из второго экипажа вышли Юдин и Репнин, а также решивший тряхнуть стариной Брюс, который узнал, что Лёвенвольде мне в угоду пригласил видных ученых, которые тусовались сейчас здесь в Москве, потому что в Петербурге скучно, а тут им целую лабораторию отгрохали, которую можно разнести к чертовой бабашке, главное – это следить, чтобы никто не пострадал. Многие уже заметили, что Петруша взялся за ум и активно начал науками интересоваться. Правда, сам вроде формул не строчил и чертежи не рисовал, как дед бывало делал, но наука получила дополнительное финансирование, а Блюментрост был вызван в Москву, и теперь ждал аудиенции, периодически потея, так как не понимал, что именно нужно взбалмошному мальчику-императору.

– Какая чудесная музыка звучит, – Петька расплылся в улыбке, постукивая ногой по ступени.

– Тебя Юдин покусал? – лениво поинтересовался я, наблюдая за игрой света в больших, недавно заново застекленных окнах. Прислушался, музыка и впрямь прекрасная. – Ладно-ладно, не злись, это я Лёвенвольде на сегодняшний вечер императорский оркестр одолжил.

– Шутки у тебя, государь, Петр Алексеевич, дурные, – Шереметьев насупился. Ну да нам можно подкалывать друг друга, мне пятнадцать, ему семнадцать – краса России, мать вашу.

– Ничего, потерпишь, – я кивнул подошедшему к нам Брюсу, уже на ходу начавшему брюзжать по поводу того, что молодежь торчит на холоде и его, пожилого господина, заставляет тоже самое делать. Переглянувшись с Шереметьевым, я не удержался и прыснул в кулак, а Петька и вовсе заржал аки конь, запрокинув голову, отчего его буйные кудри, тщательно уложенные цирюльником, вмиг растрепались. – Пошли, а то пожилые господа нас заклюют до смерти.

Настроение, несмотря на навалившиеся проблемы было на высоте, сказывалась молодость и ожидание чего-то волшебного. Ну на дискотеку же парни пришли, надо веселиться! Сильно захотелось взбежать по лестнице с гиканьем, и я не стал отказывать себе в этом маленьком хулиганстве. Петька меня поддержал залихватским свистом, и под неодобрительные высказывания Репнина и Брюса, а также под завистливыми взглядами Юдина, который по возрасту не так и далеко от меня ушел, мы с Шереметьевым взлетели к дверям аки птицы. Дверь распахнулась практически сразу и на пороге нас встретил держащийся за сердце и запыхавшийся Лёвенвольде.

– Ваше имп… аторское величество, – и он так низко поклонился, что его парик едва не упал. – Я так счастлив видеть Вас в моей скромной обители.

– Ну полно, Рейнгольд Герхардович, встаньте, негоже хозяину дома ни перед кем расстилаться. Еще дед наш завещал, что все гости на ассамблеях равны, а кто будет выделять кого званием, тот палками будет бит нещадно, – я поднял вверх указательный палец. – Лучше показывай, где у тебя тут зала бальная, полная девиц-красавиц.

– Так ведь только Вас и жд… – под моим насмешливым взглядом он встрепенулся и быстро поправился. – Тебя ждали, говорю. Девица Лисавета уже исстрадалась, полонезом танцы открыть ожидая.

– Ну так и открывали бы, – я пожал плечами. – Ежели память мне не отшибло, хозяин должен к танцам гостей зазвать.

– Так ведь это, никак нельзя мне полонез в первых рядах.

– Это почему еще? – я невольно нахмурился. Лёвенвольде и при настоящем Петре на волоске находился, сильно почему-то юный император не влюбил его. Как бы не замыслил чего совместно с братцем и Аннушкой, которая уже вся извелась в Курляндии своей, все приглашение на царствование ждет.

– Так ведь мне еще припозднившихся гостей встречать да до забав провожать, что каждому по нраву, – ну ладно, выслужиться хочет, это понятно. Засчитаем прогиб, а то всю ночь здесь возле дверей простоим, непонятно что изображая.

Елизавета ждала меня, прохаживаясь у дверей бальной залы.

– Петруша, ну наконец-то, – она всплеснула руками и тут же повисла на мне, прижавшись полуобнаженной грудью к плечу. У меня аж мурашки по коже побежали. Так, пора заканчивать свой целибат, он в таком возрасте до добра точно не доведет.

– Спешил как мог, Лиза, но дела, сама понимаешь, – решительно отодвинул ее от себя. Не нужны мне такие проблемы. Хоть и тетка она мне так, троюродная, но лишний раз давать повод тем, кто в поддержку Остермана про наш брак с Лизой заговаривают, нет уж. Я ведь и Бутурлина ей вернул, когда Миниха с Долгоруким отправлял, только что-то она к нему, похоже, охладела уже. Ничего, другого охмурит, ей не впервой.

На ассамблеях докладывать о гостях было не принято, поэтому мы вошли, как только объявили полонез.

Полонез – это как пробежка по кругу на выставках собак. Себя показать, других посмотреть. Женщинам килограммами камней сверкнуть, а мужичкам сверкнуть дамами в драгоценностях. Мы с Лизаветой шли первыми, я кланялся в нужных местах, но особого удовольствия от танца не получал.

Наконец этот первый самый торжественный танец закончился. Я поклонился Лизке, поцеловал кончики ее пальчиков и сплавил проходящему мимо офицеру. По-моему, это был Нарышкин, но который я даже не разглядел.

Так получилось, что я не отошел от танцевальной зоны и как-то так само собой получилось, что меня взяли в оборот аллеманда. Музыка заиграла, и я сделал шаг вперед, только сейчас разглядев свою партнершу. Ею оказалась Джейн Рондо, жена уже второго английского консула. То есть, сначала он был помощником, но, когда старый внезапно скопытился, Рондо досталась и должность, и жена. Наши руки почти соприкоснулись, и я увидел, как она стрельнула в меня глазами из-под густых ресниц и провела кончиком языка по губам. Совершенно мимолетные движения, но, черт меня побери, если она не пытается меня соблазнить. Другой вопрос, зачем ей это вообще доспелось?

– Вы прекрасно танцуете, ваше императорское величество, – проворковала Джейн, когда мы с ней в очередной раз сблизились.

– Вы тоже очень грациозны, мадам, – танец развел нас в стороны, а когда мы снова встретились и медленно пошли по кругу, я решил спросить ее прямо о тех знаках, что она мне подавала. Благо говорили мы по-английски, а в этом зале мало было людей, знакомых с языком Шекспира. – Вы пытаетесь меня соблазнить?

– А вы весьма прямолинейны, ваше императорское величество, – она присела, склонив голову в реверансе, и я имел возможность увидеть весьма и весьма красивую грудь, в глубоком вырезе бального платья.

– Вы мне это уже однажды говорили, – я подал ей руку, и мы пошли по кругу. Это был единственный момент в танце, когда руки партнеров соприкасались. Время было такое. Любое прикосновение считалось намеком на сексуальность. – Но так и не ответили, хорошо это или плохо?

– Это необычно, – она наклонила голову. Такого движения в танце не должно быть, значит, оно сделано несознательно. – Но вы правы, ваше императорское величество. Многие дамы в этой зале хотели бы оказаться сейчас на моем месте.

– Вот как, – обозначение движения касания ладонями, и мы разошлись. Круг, еще один, и снова встретились, чтобы дойти вместе до финала. – Мне бы хотелось список всех тех дам, которые желают скрасить мое одиночество. Так почему вы пытаетесь меня соблазнить? Потому что я император? – ну давай. Прямые вопросы подразумевают прямые ответы.

– И это тоже, – Джейн повернулась, и встала ко мне лицом. – Но еще и потому, что вы очень красивы и выгодно отличаетесь от мужчин, что присутствуют в этом зале. Это тем более странно, учитывая, кем были ваши родители, – я приподнял бровь, и Джейн прикусила язык, закончив. – Плюс, вы очень молоды, а это может гарантировать долгие удовольствия.

– Знаете, а вы очень откровенны, – я не стал отказывать себе в удовольствии, и скосил глаза в ее обширное декольте. И я не буду упоминать, что молодость еще и может таить за собой скорострельность, хотя Петру с его образом жизни до меня, это явно не грозило.

– Это плохо?

– Это необычно, – я склонил голову, и когда поднял ее, то посмотрел ей в глаза. – Но, не могу сказать, что во мне вызвало отрицание ваше отношение.

Мы поклонились друг другу и разошлись в разные концы танцевальной зоны, как это было в самом начале. Очень странный разговор у нас вышел, но пробирающий до мурашек по позвоночнику. Я, прищурившись, посмотрел ей вслед, воспользоваться или нет столь интересным предложением?

Меня отвлекли звуки менуэта, который я танцевал снова с Лизой. Руки, ноги и тело прекрасно знали, что им надо делать, а вот мыслями я был далеко, что тетушку не слишком обрадовало.

– И о чем ты разговаривал с леди Рондо? – внезапно спросила Лиза. Я удивленно посмотрел на нее.

– Да так, о том, о сем, в основном об особенностях красоты в молодом возрасте, – я ухмыльнулся, увидев, как сжались ее губы, превратившись в тонкую линию.

– Это весьма неприлично.

– Да брось, что же здесь может быть неприличного? Тем более что нас все равно никто не понимал, – я поклонился и снова припал к ее ручке. Слава Богу, танец закончился. Почему она спрашивала о Джейн? Что хотела понять? Я даже пытаться не буду разбираться в ее тараканах.

Пока оркестр не заиграл очередной танец, я ретировался из залы, пока точно до греха не дошло с очередной дамочкой, решившей вышедшего в свет императора в койку попробовать затащить.

Оказавшись за дверьми бальной залы, я задумался, а где ученые мужи собрались? Один из гвардейцев Михайлова скользнул за мной. Эти орлы уже так научились маскироваться, что я иной раз их и не замечал. Из приоткрытой двери соседней комнаты раздались приглушенные голоса, странные шипящие звуки, а затем сдержанные аплодисменты. А ведь секунду назад оттуда не раздавалось ни звука. Я быстро прошел к этой комнате и заглянул внутрь. Ага, это я удачно попал, и я быстро зашел, прикрыв за собой двери.

В полукруглой комнате собрались все те ученые мужи, которых пригласил к себе хозяин дома. Они столпились возле стола, и один из них вещал по-немецки, подняв вверх указательный палец.

– О движетеле, способном работать, используя силу пара, писал еще Герон Александрийский, в первом веке до Рождества Христова. И вот Папен решил воскресить это начинание, которое осталось лишь как детские игрушки для забав. Он создал предохранительный клапан, применение которого ему подсказал Лейбниц. А уж Ньюкомен довел его процесс до вот этого, – и говоривший, в котором я не без волнения узнал Георга Бильфингера снова запустил макет паровой машины Ньюкомена. Толпящиеся вокруг люди сдержано поаплодировали. И тут вперед выступил незнакомый мне мужик.

– Позвольте, а каково применение подобных машин? Могу ли я использовать нечто подобное в своих шахтах? – говорил он тоже на немецком, видимо, чтобы не терять смысл от скверного русского языка собравшихся здесь в основном иноземных ученых.

– Конкретно эта машина придумана Ньюкоменом, Акинфий Никитич, для откачки воды из шахт, – Бильфингер вздохнул. – Но я уже сейчас вижу перспективу в данном направление.

– Да? И какие же перспективы вы от этой штуковины видите? – я вышел вперед. Все насторожено замолчали, уставившись на мое величество. – Может быть, такая штука сможет сталелитейный пресс тягать? Или может быть корабль по реке толкать, куда захочется нам, а не куда ветер дует? О, а может быть, вообще самодвижущие повозки на такую махину поставим, и о лошадях думать не надо будет? Не мелите чушь, вы же ученые мужи, а не сказочники какие. – Я скрестил руки на груди, внутренне усмехаясь. Ученые, они же, как дети в некоторых вопросах. Живут в своих странных мирах, изредка выползая оттуда, чтобы на солнышко взглянуть. А мужик этот, значит, Демидов, собственной персоной. И зачем ты сюда приехал? Явно не на этот макет полюбоваться. Но с Демидовым позже, надо пока цвет научной мысли, собравшийся в этой комнате подогреть на достижение одной поставленной перед ними задачи, которую они сами себе сейчас выбрали. А для этого необходимо всего ничего, раскритиковать их порыв, с пеной у рта доказывая, что Земля плоская и стоит на трех китах, а затем взять на слабо. Они в лепешку расшибутся, сдохнут, но докажут, что я кретин, и меня нужно носом в мое невежество натыкать. Но мне-то что, пускай тыкают, главное, чтобы работа поперла.

– Вы не правы, ваше императорское величество, – надо же, Бернулли в чем-то поддержал Бельфингера, где-то что-то большое сдохло. – Все, что вы перечислили, теоретически возможно. И с помощью силы пара, а также используя систему поршней и возвратных клапанов можно и в воздух машину поднять. И это не только герр Лейбниц, про эту возможность Леонардо да Винчи писал в своих работах.

– Ну да, ну да, – я продолжал издевательски усмехаться. – О чем еще мог написать художник, – какое кощунство я сейчас несу, самому противно, но ученые мужи уже пятнами пошли, и это хорошо, скоро созреют. – И, герр Бернулли, если о таких удивительных вещах давно известно, то почему еще никто не сделал ничего подобного, кроме, как вы его назвали? – я указал рукой на стоящий на столе макет.

– Ньюкомен, его звали Томас Ньюкомен, – тихо проговорил не знакомый мне молодой мужчина, стоящий особняком.

– Да, точно, Ньюкомен, – я покрутил в воздухе кистью. – Вот этот Томас создал нечто, что красиво выглядит вот здесь на столе, но я глубоко сомневаюсь, что данная штуковина работает в шахте.

– Это вы сейчас несете чушь, ваше императорское величество, – вспылил Бильфингер.

– Смелое заявление, – я чуть наклонил голову. – А вы не боитесь, что я попрошу вас, герр Бильфингер, доказать на деле то, что я сейчас не прав?

– Нет, не боюсь! – запальчиво вскинул голову Бильфингер.

– Замечательно, просто отлично. Я так понимаю, что все присутствующие здесь готовы помочь герру Бильфингеру поставить на место зарвавшегося мальчишку? – я обвел насмешливым взглядом всех, находящихся в этой комнате людей. Они молча кивнули. – Тогда заключим пари? Если вы побеждаете, герр Бильфингор, то я без раздумий отдам вам место ректора в Университете, что планирую открыть здесь в Москве. И все, помогающие вам возглавят кафедры с двойной оплатой от той, что вы получаете сейчас. Ну а если у вас ничего не получится…

– Условия?

– Создать по действующему образцу хотя бы двух из всех перечисленных здесь сказочных механизмов. Действующие образцы, господа мои хорошие, то есть те, которые пройдут проверку… да вот, хотя бы на предприятиях Акинфия Никитича, – и я указал на Демидова, который, похоже, сам не слишком понял, как оказался заложником в такой неоднозначной ситуации.

– Так вы за этим меня вызвали, ваше императорское величество, – подал голос, немного побледневший, Блюментрост. – Насчет открытия Университета? – я сдержано кивнул. Еще раз обвел взглядом научное собрание и снова спросил.

– Ну что, согласны?

– Согласен, – Бильфингер протянул мне руку, которую я крепко ухватил. – Но помните, ваше императорское величество, долги пари – долги чести.

– Я-то буду помнить, главное, вы не забудьте, – Демидов с видимым удовольствием разбил наше пари. Ну вот, а я думал, как буду их к работе над паром подталкивать. Зато теперь они делом, наконец-то займутся, и перестанут баклуши бить. А то уже от ничегонеделанья междоусобицы затеяли, в которых Россия почти всех их потеряет. Теперь уже точно не потеряет, а герцог Карл обломится. Мне работы над фортификациями больше, чем его вшивому Вюртембергу нужны.

– Если государь не возражает, то я поучаствую в вашем пари, как-никак заинтересованное лицо, – вставил внезапно Демидов. – Часть финансирования, что уже на действующие образцы пойдет, на себя возьму, с тем условием, что ежели все заработает, то данные машины за мной останутся.

– Думаю, что это справедливое предложение. Я не против, ежели господа ученые согласны, – ну этим-то по барабану, кто в итоге машинами владеть будет. Для них главное создать то, что прославит их имена в веках. Мирские низменные материи их не интересуют. Я знаю, таким же был, пока со всего размаху да прямо мордой в весьма неприглядный быт не окунулся. Так что Демидов получит свои машины, возможно не сразу и уж точно не в этом году, но получит, и он же поможет мне их распространить. – Акинфей Никитич, ты, я думаю, не для того, такой путь проделал, чтобы в моем беспроигрышном пари поучаствовать, – немного бахвалясь, обратился я к Демидову. – Так что жду тебя завтра в десять утра у себя в Лефортово. Побеседуем, дела наши скорбные обсудим, ну а здесь положено веселиться, иначе, согласно заветам деда моего, быть нам нещадно палками битыми. – Демидов степенно кивнул, и отошел в сторону, настраиваясь на беседу с Брюсом, который сейчас что-то яростно обсуждал с Бернулли. Не иначе решил поделиться с более молодым умом телеграфом. А что, это тоже неплохо, вдвоем, глядишь и усовершенствуют, тем более сам Бернулли почти все время здесь в лаборатории мануфактуры обретается. И именно ему изоляцию на провод придумывать, потому что, скорее всего, тянуть придется по столбам. Под землю до появления полноценной вулканизированной резины и думать нечего соваться. А все-таки интересно, что Демидову от меня надо, если он даже спиртное не употребляет, словно хочет ясный ум сохранить. Я же немного вина выпью, пожалуй, давно уже не баловался ничем подобным.

Вино оказалось молодым и терпким, приятным на вкус, но бьющим в голову. В комнату постоянно кто-то заходил, кто-то уходил, несколько раз заглядывал охранник. Прибежал, а затем убежал Шереметьев. В соседнем зале звучала музыка, и мне было почти хорошо. В голове приятно шумело, но я нашел в себе силы, чтобы подойти к стоящему особняком Бакунину, самому известному специалисту по калмыкам.

– Василий Михайлович, знаешь новости? – он резко повернулся ко мне и поклонился.

– Ежели про цинского посланника и калмыков, говоришь, государь, Петр Алексеевич, то, знамо дело. Через наш иностранный приказ же они идут.

– Что думаешь делать надобно?

– Не знаю, государь, щекотливо все. Надо, сперва китайца послушать.

– Маньчжур он, не китаец, и это-то как раз создает проблему, – я задумался. Вино не давало сосредоточиться. – Вот что, завтра к полудню жду тебя вместе с Кером.

Бакунин кивнул, а я вышел из комнаты и отправился искать Репнина. Найдя, быстро передал с кем и когда назначил встречи и отошел, оставив его развлекаться дальше. Я его как раз от какой-то разбитной вдовушки оторвал, когда искал. Расслабляться всем иногда нужно, перезагружаться время от времени.

Мне же захотелось посидеть где-нибудь в тишине, пока в голове шумит и тянет на подвиги. Поднявшись на второй этаж, нашел пустую комнату. Кивнув охраннику неслышной тенью следующему за мной, вошел в полутемное помещение и побрел к креслу, виднеющемуся в свете луны, проникающем в комнату через окно.

– Кто здесь? – немного испуганный женский голос, произнесший фразу на английском, заставил меня вздрогнуть, а дверь стремительно отворилась, и в комнату заглянул охранник.

– Оставь, – приказал я гвардейцу, и он, понятливо усмехнувшись в усы, я разглядел это, потому что свет из коридора падал ему на лицо, исчез из комнаты и прикрыл за собой дверь. Представляю, что он про меня сейчас подумал.

– Ваше императорское величество, это вы?

– Это я, леди Рондо, а вот, что вы здесь делаете? – я видел только ее силуэт, поднимающийся с диванчика, стоящего недалеко от облюбованного мною кресла.

– У меня разболелась голова, и наш любезный хозяин предложил мне отдохнуть в этой тихой гостиной.

– Значит, я помешал вашему уединению?

– Как вы можете кому-то помешать? – она подошла ко мне почти вплотную. Настолько, насколько ей позволили фижмы ее бального платья.

– На самом деле, много кому, – я усмехнулся и не добавил, что, например, твоему королю. – Леди Рондо, если вы не отойдете, то сможете потом всем, кто захочет вас слушать, рассказывать, что русские действительно варвары.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю