Текст книги "Новая реальность (СИ)"

Автор книги: shellina

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)

– Это какой-то фокус, государь? – повернулся ко мне Александр Иванович.

– Нет, это не фокус, – я покачал головой. – Беру три флакона. Что еще есть на складе? – сказав последнюю фразу, я не сумел сдержать усмешку. Никогда не думал, что ее можно будет где-то ввернуть.

– Вот, – хозяин протянул мне какой-то брусок. Я взял его, повертел в руках и недоуменно посмотрел на хозяина. – Этим трут кожу, чтобы уменьшить потливость, – я быстро провел бруском по ладони и поднес к глазам. До меня донесся очень тонкий, невесомый запах в котором я опознал вербену, а ладонь была как будто я ее намазал антиперсперантом.

– Я слышал, что это один итальянец придумал подобную вещь, – медленно проговорил я, вытаскивая золотой.

– Итальянец не мог придумать то, чем пользовался еще благословенный Сулейман первый и Хюррем-султан, если только он не украл эти знания, – хозяин аж побагровел от такого несправедливого на его взгляд обвинения.

– Я верю, и беру эту штуковину… тоже три, – и я кинул на прилавок золотой, который исчез как бы не быстрее, чем успел коснуться почерневшего от времени дерева.

Мы вышли из лавки, и я снова быстро зашагал по тропинке. Румянцев догнал меня и пошел рядом.

– Я могу узнать, государь, зачем…

– А почему бы и нет? – я покосился на графа. – Елизавета, теперь уже герцогиня Орлеанская, выделила значительную сумму денег, чтобы я построил большую мыловарню, чтобы мыло стало дешево и доступно даже беднякам. Конечно разное качество мыла будет порождать разные цены, это естественный процесс. Но, почему бы наряду с мылом не делать что-то еще? Вот эту мазь, например, – я потряс холщовой сумкой, в которую торговец упаковал мои покупки, которые стоили, конечно, меньше золотого, так что на сумку я мог рассчитывать. – Задать Юдину задачу, рассказать про историю Хюррем, которую до сераля звали Роксолана, и чтобы он обязательно упомянул про то, что своим успехом она была обязана именно вот таким интересным вещицам. Ну и название погромче, что-нибудь типа: «Из глубин сераля в вашу баню», – я не выдержал и хохотнул. – А вообще это благодатная тема. Вот кто знает толк в омовениях, так это османы. Так что и у них есть чему поучиться, потому что, знаешь, Александр Иванович, чего у османов мало? – он покачал головой, а я глядя на тропинку сразу же ответил. – У них мало болезней, которые принимают вид ужасных жатв. Так что да, я пойду на многое, чтобы научить тому же мой народ, если в итоге это убережет его от беды.

И тут мы вышли к живописному пруду, на берегу которого раскинулась беседка, внешне напоминающая каменный грот. На берегу располагались в произвольном порядке огромные плоские камни, и было так легко представить, что на одном из этих камней, нагретых солнцем, сидит Филиппа, распустив длинные черные волосы, чтобы они быстрее высохли после купания. Мне на глаза попалось какое-то белое пятно. Подойдя поближе, я увидел, что это была раскрытая книга. Значит, мы действительно нашли это место, которое так любила принцесса. Но почему она ушла, оставив тут книгу… Внезапно я вспомнил обстоятельства нашего знакомства – она бежала, потому что была уверена, что за ней кто-то следит.

– Филиппа, – я быстро вошел в грот, но он был пуст. – Филиппа!

Тут, словно в ответ на мой призыв, невдалеке раздался женский крик. Бросив книгу и сумку с купленными восточными диковинками, я бросился в ту сторону. Кто бы знал, каким словами я ругал себя за то, что потерял в арабской лавке драгоценные минуты, потому что, в противном случае мог бы быть уже здесь, а не бегать кругами, с ужасом думая, что опоздал.

Раздавшийся совсем близко крик, привел меня к очередному пруду, скорее к большой луже, возле которой какой-то хрен пытался повалить на землю, отчаянно вырывающуюся Филиппу.

– Отпустите меня! – она махнула в очередной раз рукой, и мужик грязно выругался, невольно отшатнувшись, и схватившись за щеку.

– Ах ты, сука… – но этой секундной задержки хватило мне, чтобы одним прыжком оказаться возле Филиппы и встать перед ней.

– Вам же было ясно сказано, сударь, что девушка не жаждет вашего внимания, – я обратил внимание, что Филиппа замерла у меня за спиной, а мужик отнял руку от лица и ощерился. Он был хорошо одет, при шпаге, что являлось прямым доказательством того, что передо мною дворянин. На щеке у него было глубокая кровоточащая царапина, да, доказательства того, что Филиппа не слишком хотела очутиться в его объятьях, были, так сказать, на лицо, точнее на лице.

– Отойди, щенок, и не мешай мне. Я уже не первый вечер наблюдаю за этой мещаночкой, и поклялся себе, что буду у нее первым, – понятно, он ее не узнал, и не мог знать, что именно меня, согласно договору, который почти готов, назначили, чтобы быть для нее не просто первым, а единственным.

– Вы ошибаетесь, сударь… – он не дал мне его разочаровать, объявив, что за коронное преступление, а то, что он только что хотел сделать, считалось именно коронным преступлением, полагалась смерть и была эта смерть не особо приятной. Я не сумел всего этого ему объяснить по одной простой причине, он бросился на меня и сумел повалить на землю, точнее, мы упали в пруд. Филиппа завизжала. Ну что ты, маленькая, я с волками один на один выходил, с матерыми, вооруженный лишь кинжалом, так что и с этим весьма озабоченным господином, с божьей помощью, справлюсь.

Он был грузнее меня, и менее гибким, а в воде много не навоюешь, так что я весьма ловко вывернулся и вскочил, обнажив шпагу. Мужик, через секунду уже стоял напротив меня, с перекошенным от бешенства лицом.

– Защищайтесь, сударь! – и он бросился на меня со шпагой, как носорог.

Не зря мы с Петькой столько времени убили на бесконечных, практически ежедневных тренировках. Круговой батман, поймать равновесие, стойка и удар. Классический ку де коте а гош, от которого он почему-то не сумел защититься.

На самом деле шпага очень легко входит в тело человека, встречая препятствие только тогда, когда задевает кость. Вот и моя шпага вошла очень легко, затем пришло ощущение сопротивление, а потом траектория движения слегка изменилась, и шпага словно провалилась в пустоту. Сердце. Именно провалом в пустоту описывают попадание в сердце. Рывком выдернув шпагу, я смотрел как он медленно падает на колени, на его лице ярость сменяется изумлением, а затем он валится лицом прямо в ту самую лужу, в которой мы с ним до этого искупались.

– Государь! Петр Алексеевич! – на эту небольшую полянку вывалились два гвардейца, Румянцев, в одной руке сжимающий шпагу, а в другой мою холщовую сумку, Петька Шереметьев, тоже с обнаженным клинком… Я прислушался к ощущениям. С того момента как я услышал крик Филиппы, и выскочил сюда, прошло всего две минуты, именно на таком расстоянии от нас с Румянцевым «прогуливался» граф Шереметьев с парой гвардейцев.

Я подошел к Филиппе и очень осторожно вытащил у нее из руки короткий нож, которым она порезала морду своему несостоявшемуся насильнику. На меня девушка не смотрела, она не отрывала взгляда от тела, неподвижно лежащего неподалеку.

– Я слышала, что больше всего он любит глумиться над девушками, не достигшими шестнадцати лет. Он ведь не просто их… он… – она закрыла глаза. – Я никогда не думала, что он зайдет так далеко, но в этом виде он меня не узнал, принял за мещанку, гуляющую в парке. Парк ведь открыт для посетителей, – ее ровный безэмоциональный тон мне очень не понравился. Чтобы привлечь внимание Филиппы к себе, я схватил ее за плечи и несильно встряхнул.

– Филиппа, посмотрите на меня, – она перевела взгляд с тела на меня. – Теперь вы наконец-то поняли, что нельзя в этом парке гулять одной без охраны?

– У меня нет охраны…

– Есть, с этого дня есть, – я взглянул на Румянцева, который в этот момент вкладывал шпагу в ножны. Заметив мой взгляд, Александр Иванович утвердительно кивнул. Я снова посмотрел на мою принцессу. – Обещайте мне, что никуда больше не выйдите, пока не дождетесь сопровождения, которое выделит вам граф Румянцев?

– А зачем? – Филиппа все еще говорила спокойно. – Когда твоя родная сестра кричит прилюдно, что ты шлюха, что ты похищаешь чужих женихов, а тот, кого ты уже стала считать своей защитой и опорой ничего не делает, чтобы тебя защитить… Зачем? Если все во Франции и в Испании уверены, что Филиппа Елизавета – порченный товар, который сейчас важно продать кому-нибудь, кто не в курсе этих подробностей и как можно быстрее, пока он не узнал? Зато я впервые почувствовала свободу. Свободу делать и говорить все, что захочу, потому что испортить мою репутацию еще больше – просто невозможно!

– Пойми, дурочка, что сейчас речь идет не о твоей репутации, а твоей жизни! – я снова ее слегка встряхнул. – Да посмотри ты на меня! – Поймав взгляд карих глаз я тихо добавил. – Поверь, я способен тебя защитить. Обещай, что будешь во всем слушать графа Румянцева, поклянись.

– Кто ты? – она смотрела мне прямо в глаза. Сейчас, мне казалось, что кроме нас в этом маленьком тупичке, одном из многих в этом парке, никого больше нет. – Ты ведь не просто Петр Михайлов?

– Нет, не просто. Я император Петр, тот самый, кому тебя хотят побыстрее отдать.

– Я догадывалась. Просто не могла поверить, что мне может хоть раз в жизни повезти. Что тот Петр, который мне снился, и мой жених – это один и тот же Петр. Мне ведь никогда не везло, ни разу в жизни, так почему сейчас должно было быть иначе, – она говорила все тише и тише, под конец я уже с трудом мог расслышать, о чем она вообще говорит. И тут она уткнулась мне в плечо и всхлипнула раз, другой, а затем разревелась, судорожно стискивая в руках лацканы мокрого камзола. Я лишь растерянно оглянулся на Петьку, который пожал плечами и склонился над телом убитого мною мужика. Я прислушался к себе, пока осторожно гладил по голове Филиппу, которая со слезами выплескивала все, что так долго копилось на душе: все свое разочарование, всю безнадежность, в которую превратилась ее жизнь. Наверное, это странно, но я не чувствовал ни сожалений, ни раскаянья, только глухое удовлетворение – этот подонок заслужил, чтобы его прирезали как бешенную собаку. Наконец, слезы пошли на убыль, и Филиппа немного отступила от меня, опустив взгляд в землю. Ну что еще? – Мне нужно будет учить русский язык, а он мне показался очень сложным, и… мне же придется принять православную веру?

– Да, – я серьезно кивнул. – Ты сменишь веру? Ты приедешь ко мне?

– Когда? – она подняла глаза, и я вновь увидел в них тот самый блеск, как тогда, когда она с детской непосредственностью радовалась фейерверку.

– Через год.

– Да, я приеду, – и она повернулась к Румянцеву. – Граф, я прошу подобрать мне учителей русского языка, русских обычаев и пригласить православного священника, чтобы он подготовил меня, – эта девочка была предельно серьезна, и теперь никто не замечал ее растрепанного вида и порванной одежды, все видели в ней будущую императрицу, и Румянцев первый принял ее в этой роле, склонив голову.

– Конечно, ваше высочество. Да, я просил бы вас послушать совета государя и не выходить из дома без надежного сопровождения, – теперь уже кивнула она, признавая его правоту.

Петька тем временем поднялся и кивнул на тело.

– А кто это вообще был?

– Граф Жан Батист Франсуа Жозеф де Сад, – Филиппа пожала плечами, презрительно поджав губы. Мне вообще показалось, что она с трудом сдерживается, чтобы не отпинать хорошенько его труп.

– Кто? – невольно вырвалось у меня. – Граф? Не маркиз?

– С чего бы де Садам становиться маркизами? – Филиппа передернула плечами. – К счастью он не успел обзавестись наследником, и их проклятый род пресекся. – Она подошла к нему, и под нашими изумленными взглядами вывернула карманы, забирая все ценное, даже с пальцев перстни стащила и бросила свою добычу в мою холщовую сумку, первое, что попалось ей на глаза. Затем она поднялась, и с нескрываемым удовлетворением произнесла. – Граф подкарауливал свою очередную жертву, а в это время грабители подкараулили его, такое случается, особенно в парке Пале-Рояль.

Я подобрал челюсть и в последний раз посмотрел на темную кучу, бывшую когда-то графом де Садом, приходящимся, скорее всего, отцом того де Сада, которого в моем мире знали, как маркиза. Ну, можно сказать, что я немного почистил этот мир. Как там говориться? Убив змею, ты тем самым сорок грехов с себя снимаешь. А принцесса хороша. Только вот не могу понять, мне такая ее хозяйственность, она ведь не выбросила драгоценности, снятые с графа, а аккуратно сложила в сумку почти мужа, нравится, или все же не очень?

По шее потекла капля с мокрых волос. Я передернулся. Сделав шаг к Филиппе, на мгновение прижал ее к себе и поцеловал – коротко, жестко, и тут же отпустил. Она смотрела на меня широко открытыми глазами, поднеся руку к губам, я же повернулся к Румянцеву.

– Привези мне ее, Александр Иванович, – затем кивнул гвардейцам. – Сопровождайте.

И пошел прочь, не оглядываясь, а сзади за мной неслышной тенью шел Петька.

Утром мы уехали очень рано, еще даже толком не рассвело.

Сейчас нас не задерживали кареты и обозы, мы практически нигде не останавливались, лишь затем, чтобы дать коням отдых. Все под конец слилось в непрерывную серую ленту дороги.

Окончательно определившись с приданным, Румянцев завершил подготовку брачного договора аж на одиннадцати листах. Видимо, Филиппа была права, французы ко всему прочему так сильно хотели избавиться от опозоренной принцессы, что, почти не торгуясь в качестве приданного обязались доставить четыре линкора, и семь фрегатов в полной оснастке. Эти корабли и должны будут через год привезти Филиппу в Россию, чтобы она стала моей женой. Ну а мне за этот срок нужно было очень много проблем решить, чтобы хотя бы медовый месяц полноценный провести, не подпрыгивая из-за очередного кризиса.

Сейчас же меня ждали результаты деятельности Ушакова, и куча до сих пор нерешенных проблем.

Проезжая по Австрии, мы заехали за Фридрихом, который не оставил своих планов поехать в Россию, и с готовностью присоединился к нашему отряду.

В Европе не происходило ничего, от слова совсем. Словно мир замер в ожидании чего-то, способного кардинальным образом изменить существующий порядок. Словно перед грозой, когда даже легкий ветерок не тревожит такое хрупкое спокойствие, или же как в глазе бури: но как бы его не называли, оно в любом случае приводит к буйству стихии, сметающему все на своем пути. И самое главное – это устоять, а то и оседлать эту бурю, и кто сумеет сориентироваться первым, тот в итоге и станет царем горы.

К Москве выехали в солнечный ясный день. Было жарко, камзолы у всех были расстегнуты, но с тех пор, как пересекли границу Российской империи, почти все члены отряда чувствовали небывалый подъем.

– Что это? – Фридрих привстал на стременах и протянул руку, показывая куда-то вверх. На его лице при этом отразилось сильнейшее удивление. Я посмотрел туда, куда он показывал, приложив ладонь ко лбу, и не удержавшись, присвистнул. В небе над Москвой парил самый настоящий воздушный шар.

У него получилось! У Эйлера получилось! Опустив руку, я закрыл глаза. Я дома, и моя история только начинается.