Текст книги "Новая реальность (СИ)"

Автор книги: shellina

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

В моей истории фон Катте и Фридриха арестовали за предполагаемое дезертирство, когда они свалить решили. Здесь же все было круче. То, в чем обвинялся Ганс – это казнь чуть ли не на месте. Вот такой забавный парадокс – о мужеложестве всем было известно, и даже известно, кто предавался подобным утехам, и ничего, все молчали, всем было плевать. Но стоило только устроить даже подобие судилища и предоставить доказательства, я даже боюсь представить, что именно предоставляли суду в качестве неоспоримых доказательств, и смерть была обеспечена. Расчет был на то, что Фридрих кинется в защиту друга и тогда папаша ткнет в него пальцем и возопит, что сынок едва не стал отцеубийцей. Забавный расклад, и, черт возьми, он сработал бы, если бы все пошло так, как было режиссировано. Вот только Ганс терпеть обвинения не стал, и бросился на де Брильи, который зачитывал то, что ему удалось нарыть, явно смакуя подробности. Никто не успел среагировать, когда шпага фон Катте вошла глубоко в грудь французу, а затем Ганс с силой толкнул своего обвинителя, и тот выпал в окно, разбив телом стекло.

Фон Катте в тот же миг развернулся в сторону короля с налитыми кровью бешенными глазами, и даже сделал в эту сторону пару шагов, когда приглашенные пасторы, представители дипмиссий, разбуженная российская миссия и заполнившая немаленькую залу гвардия зашевелились. Один из телохранителей Фридриха Вильгельма выхватил пистолет. Выстрелом Гансу снесло полчерепа, этот снайпер попал парню прямо в лицо. Чуть сзади и в стороне от друга в это время стоял Фридрих. Он так и продолжал стоять, глядя на тело Ганса потухшими глазами, не обращая внимания на то, что все его лицо было залито брызнувшей кровью убитого. План Фридриха Вильгельма трещал по швам. Вместо того, чтобы броситься к отцу, вопрошая того, за что его так ненавидят, Фридрих впал в своеобразную душевную кому, и стоял полностью безучастный ко всему происходящему.

Я чуть подвинулся, желая увести отсюда юношу, чей друг только что был убит у него на глазах, но тут король решился на отчаянный шаг.

– Я долго терпел, я делал все, чтобы искоренить порок из собственного сына, но терпение даже отца не бывает безграничным. Видит Бог, я старался. Привлекал лучших куртизанок, вопреки морали и потворствуя греху, чтобы вытравить из Карла Фридриха отраву, которая поглощала его. Со своим богомерзким приятелем, призрев то, что написано на роду Господом нашим, он, вместо того, чтобы сеять семя свое в чревах женщин, чтобы не прервался род человеческий, стал к радости самого Дьявола самым истовым его поклонником, которыми являются все содомиты. Но я не хочу выносить позор из этой запятнанной обители, поэтому сам, собственными руками свершу правосудие, которое все равно вынесет любой суд, как светский, так и церковный.

Твою мать, он сошел с ума! Прилюдно обвинить сына не просто в содомии, но и в сатанизме – он только что подписал Фридриху смертный приговор. Теперь никто не сможет спасти принца, несмотря на то, что он принц. И я шагнул вперед, чтобы снять с себя инкогнито и оградить одного из величайших полководцев от такой позорной смерти. Это неправильно. Так не должно было случиться. Король шагнул к сыну, вытащив кинжал. Фридрих и не думал сопротивляться. Он наконец-то поднял голову, и в его взгляде, обращенном на отца не было ничего, кроме чистой, ничем не замутненной ненависти. А вот в глазах Фридриха Вильгельма промелькнули явные огоньки безумия. Засохшая кровь на лице Фридриха выглядела как чудовищная маска. Внезапно он откинул голову назад и расхохотался. Король ощерился и замахнулся кинжалом, а я рванул было вперед, но меня удержал Петька. Все происходило в полной тишине. Никто не знал, как реагировать и что вообще делать. Я попытался сбросить руку Шереметьева со своей, но тут увидел того, из-за кого Петька меня и дернул.

Кинжал должен был вот-вот войти в незащищенное тело, когда крепкая рука перехватила руку короля, держащую оружие.

– Не стоит этого делать, ваше величество, – мягкий голос Румянцева прозвучал в полнейшей тишине, совсем недавно прерванной страшным смехом принца. Выглядел Александр Иванович под стать своему имени: румяный и добродушный на вид. Вот только мало кто знал, как этот добродушный дядюшка строил неуправляемых башкир, твердою и жесткую рукою. Король обернулся с бешенством глядя на русского посла, тот же мягко улыбнулся, жестко фиксируя руку с кинжалом при этом. – Не стоит входить в историю как сыноубийца, ваше величество. Я искренне сочувствую вашему горю, но кто мы такие, чтобы самим решать Божью волю? Ведь только господь может покарать такого нечестивца, коим вы представили на людской суд Карла Фридриха. И помогать в этом Господу, отведя его праведную руку, в своей гордыне заменив ее своей, самый большой грех, который не сможет искупить ни один смертный.

Я понимаю, как ему удается даже османов в некоторых ситуациях убалтывать. Ну не зря же я его от башкир выдернул и в этот Евротур отправил.

– Я не позволю…

– Конечно не позволите, ваше величество, конечно, – голос Румянцева был настолько сладок, что у меня скулы свело. – Но, как вы сами сказали, не стоит убийством марать душу и еще более осквернять место греха, которое несомненно очистилось пребыванием кроткой девы, царевны Елизаветы под его сенью, – несмотря на дикость происходящего, я закусил губу, чтобы не издать неподобающий звук, слушая о Лизкиной святости. Благо немецкий из нашей миссии знали очень немногие, иначе кто-нибудь точно не сдержался бы. – Но, ведь если Карл Фридрих сейчас добровольно откажется от прав на престол и станет добровольным изгнанником из родной страны, не будет ли это означать, что он ступил на путь исправления и искупления своих грехов?

Вот тут окружающие короля люди зашумели, призывая монарха прислушаться к мудрым словам графа, который продолжал кротко улыбаться. По внезапной судороге, исказившей лицо короля, я понял, что Румянцев надавил на одну из весьма чувствительных точек на руке, чтобы заставить выпустить оружие.

– Хорошо, я не позволю этим жутким известиям покинуть эти стены, если мой сын прямо сейчас подпишет отречение, и покинет Берлин не позднее третьего дня, считая от этого, – наконец произнес король, опуская руку. – И если все, собравшиеся здесь поклянутся своей душой молчать о произошедшем.

Конечно поклянемся, даже не сомневайся. Только я своим солдатам переведу, как ты только что сына называл, и они сразу же клясться начнут. У него явно что-то с головой случилось, это точно. Может быть микроинсульт какой-нибудь, который спровоцировал шизу?

Сначала мне показалось, что Фридрих не станет ничего подписывать, но у него не было времени, чтобы отойти от шока, поэтому, почти минуту глядя в строки отречения, он в конце концов поставил размашистую подпись, и покачиваясь пошел из залы, даже не взглянув на тело фон Катте.

А через три дня мы выехали из Берлина. При этом лошадь мы ему выделили из своих, а из вещей у Фридриха был с собой только кошель с заработанными им в типографии деньгами, да старый уже маловатый ему мундир без знаков различия.

Внезапно сзади раздался топот копыт и чьи-то крики, призывающие подождать их.

Я придержал Цезаря, и моему примеру тут же последовали все остальные. Нас догоняли два всадника, но кто это такие я так и не понял, пока они не представились. При этом дышали они так, словно это они неслись за нами вслед, а не лошади.

– Георг Венцеслаус фон Кнобельсдорф, – отдышавшись назвал себя склонный к полноте молодой парень. Указав на второго, отличающегося более худощавым телосложением, да возрастом постарше, Георг произнес. – Иоганн Иоахим Кванц, к вашим услугам, господа.

– И что же заставило вас, почти загнать лошадей, догоняя нас? – переговоры взял в руки Петька, потому что ехавший в карете Румянцев был от нас далековато.

– Мы желаем добровольно сопровождать его высочество в ссылке, куда бы он не отправился, – вздернув подбородок, заявил Георг.

– Похвально, господа, такая преданность всегда в цене, – кивнул Петька. – Вот только сдается мне, что его высочество сам не знает, куда именно он едет.

И тут Фридрих поднял голову и удивленно посмотрел на нас, словно впервые увидел.

– Я пока с вами еду, господа. Я обязан вам жизнью и даже честью, так что, я готов ехать в Россию, и быть представленным императору Петру. Я слышал, что ваша необъятная страна дает приют таким вот изгоям, как я, становясь для них домом, – я отвернулся и икнул. Поехали, ваше высочество. Я тебя лично по возвращении с императором Петром познакомлю.

Глава 18

Евгений Савойский, несмотря на преклонный возраст, а ему уже стукнуло шестьдесят семь, не выглядел дряхлым. Все время, пока длился обед, он не сводил с меня пристального взгляда, словно пытаясь что-то найти. Это, если честно не могло не нервировать. Так и хотелось встать и спросить в лоб: «Ну что?»

Сам же маленький принц не произнес за обедом ни слова, да и ел он мало. Из разговоров конюхов, которые донеслись до меня на конюшне, куда я зашел проверить, как обихожены наши лошади, я вынес, что принц Евгений сам просил Карла позволить ему принять свадебный поезд Елизаветы у себя в Бельведере. Встретили нас здесь по первому разряду, впервые за наше путешествие. Во время иной раз кажущейся бесконечной войны с османами, которых принц Евгений считал своими непримиримыми врагами, он сумел перенять от них некоторые привычки, которые сделали пребывание в его замке удивительно комфортным. Впервые с тех пор как поезд пересек границу России, всем нам удалось расслабиться. К каждой спальне примыкала купальня, а для слуг была построена общая, потому что Евгений ненавидел грязь, и вовсе не считал вшей благословением божьим.

Когда он проводил нас впервые по анфиладе комнат, то все, начиная от самодовольной улыбки до пространных лекций о той или иной комнате, просто кричало о том, насколько он любит свой дом и гордится им. Остановившись возле одной комнаты, он внезапно повернулся к нам и произнес:

– Несмотря на великолепный вид, мой дворец недостаточно велик, чтобы выделить каждому гостю по комнате, – при этом он развел раками, словно извиняясь. – Полагаю, что господа офицеры не будут против совместного проживания? Тогда, думаю, что можно уже располагаться, провести омовение, отдать одежду слугам, чтобы они ее привели в вид божеский, а самим немного отдохнуть перед обедом, после которого его величество Карл ожидает вас в своем дворце, дабы приветствовать и устраивает ассамблею в честь очаровательнейшей из женщин, что мне довелось видеть, а я признаюсь видел много прекрасных женщин, включая гурий сералей. Эта ассамблея целиком и полностью будет в вашу честь, ваше высочество, и именно вам предстоит стать на ней хозяйкой, – из-за Лизки, не знающей немецкого, Евгений говорил по-французски. Заслужив одобрительный взгляд Елизаветы, он кивнул, и затем сам открыл дверь в комнату, возле которой мы стояли. – Ваше высочество, принц Фридрих, надеюсь, вы не будете против разделить эту скромную обитель с подпоручиком… Михайловым? – Фридрих пожал плечами и вошел в комнату, а я в упор посмотрел тогда на принца Евгения, который, после незначительной паузы наклонил голову, обозначив поклон. Ну что же, этого надо было ожидать, все-таки двор Австрийский просто кишит моими родственниками, в большинстве своем довольно близкими, которые даже соглядатаев подсылали к деду, чтобы выяснить, как у меня дела. Тогда-то, в общем-то, Петрушу, который и по-русски говорил с трудом, потому что с ним вообще никто не занимался, начали обучать языкам.

Войдя в комнату, я остановился на пороге. Это было нечто. Мраморный пол, покрытый толстым пушистым ковром, колонны, две кровати с поднятыми балдахинами. Все просто сверкало, а запах свежего белья я ощутил даже отсюда.

Фридрих стоял рядом, растерянно оглядываясь по сторонам.

– Я еще бы мог понять, что меня одарили подобной милостью в то время, пока я еще был наследником своего отца, но что сейчас послужило поводом для столь поразительной щедрости?

– Я, – ответив Фридриху так, что вызвал еще больше удивления, я решительно стянул сапоги и поморщился. Да, воняло от моих ног знатно. – Ну раз мое инкогнито для хозяина никакая ни тайна, грех не воспользоваться его гостеприимством. И да, раз нам предстоит спать в одной комнате, я хочу, чтобы мой сосед был чист, не завшивлен и не вонял. И похоже у нас с принцем Евгением единое мнение на этот счет.

– А… – пока Фридрих пытался сформулировать мысль, дверь в одну из смежных комнат приоткрылась и оттуда вышла девушка в одной шелковой сорочке, с распущенными волосами, которые закрывали ее словно плащ до самой талии.

– Купальни готовы, господа, – она широко улыбнулась и жестом показала, что нам желательно последовать за ней.

– Вот это да, – я потянулся к застежкам перевязи. – Вот это сюрприз так сюрприз, – я протянул снятую вместе с оружием перевязь в ручки девушки, которая тут же положила все это добро на стоящий рядом с ней столик. – Полагаю, что купальни для двоих гостей расположены рядом? – она кивнула, я же повернулся к Фридриху. – Раздевайтесь, ваше высочество. Сейчас нам дадут возможность окунуться в негу восточного омовения. И пока эти нимфы будут соскребать с нас грязь, а за эту дорогу ее на мне налипло предостаточно, мы с вами побеседуем, и я проясню некоторые моменты, что приводят вас в такое замешательство.

Войдя в купальню, я вдохнул запах благовоний, а ко мне тут же подбежали еще две девушки, которые в один миг меня раздели, оставив, в чем мать родила. Хотя вряд ли мать родила меня с серебряным крестом на шее, но распятье – это было то единственное, что осталось на мне.

Фридрих нерешительно зашел в купальню, кода я уже блаженствовал сидя в довольно странного вида ванне, довольно короткой, зато высокой, положив голову на специальный валик и закрыв глаза. Послышалось тихое девичье хихиканье, а потом звук погружаемого в воду тела. Приоткрыв один глаз, я отметил про себя, что эти ванны так сделаны специально, чтобы не смущать друг друга излишней наготой, потому что видно было только руки, лежащие на бортах, голову и очень небольшую часть груди.

– На самом деле, вы не простой подпоручик, а родственник императора Петра, – довольно уверенно произнес Фридрих, который сидел в ванне сжавшись, словно его заставили погрузиться в чан с кислотой. – Но я догадывался, слишком уж почтительно к вам относится ваше окружение, даже граф Шереметьев, и граф Румянцев.

– Нет, ваше высочество, вы немного ошиблись, – я снова закрыл глаза, чувствуя, что на меня накатывает дремота. – Я и есть император Петр.

В комнате воцарилось молчание, прерываемое лишь время от времени капаньем воды. Мне на лицо легла легкая ткань, приятно холодная. Промокнув пот, она исчезла, а я почувствовал, как вода колыхнулась, и ее стало заметно больше, потому что она полностью скрыла грудь. И тут же я ощутил на бедрах плотно прижавшееся ко мне тело, в то время как на голову легли нежные руки, заставляющие еще немного откинуться. На волосы полилась теплая вода, и те же нежные ручки принялись втирать в них какую-то жирную субстанцию, наверное, такой вот вариант мыла. Я едва не замурлыкал, но тут же чуть не подавился воздухом, потому что сидевшая на моих бедрах в воде девушка чуть подвинулась, и я ощутил, как к обнаженной коже прижалась упругая грудь, а еще одна пара рук принялась меня намыливать ласкательными движениями. Это было… весьма волнительно. Настолько, что это ощутила девушка. Но чертовка лишь тихонько рассмеялась и направила ручки именно туда, где бунтующее естество требовало так давно не получаемой разрядки.

– О-о-о, – я стиснул борта ванной, чувствуя, как напрягается каждая клеточка моего тела.

– Что вы делаете? – сбоку раздался сдавленный голос Фридриха, которого, скорее всего подвергли той же нежной пытке.

– Расслабьтесь, ваше высочество, расслабьтесь и получите уже наконец-то хоть от чего-то удовольствие, – не открывая глаз посоветовал я ему, отдаваясь во власть ощущений. Я не видел, кто именно находится со мной в ванне, мне было плевать, лишь бы она прекращала своих действий. Она оперлась обеими руками мне на плечи, немного приподнялась, а затем опустилась, принеся чистое наслаждение. – В такие моменты… – я не досказал, потому что слова застряли в глотке, оставив только горячую потребность брать то, что мне так бесстыдно предлагалось. А ведь мне в это время еще и голову мыли. М-да, не думал, что принц Евгений может быть таким затейником.

Когда сердце перестало выпрыгивать из груди, я почувствовал, что вода уже не горячая, и сидеть в ней не слишком комфортно, да еще и ощущение гадливости, от только что пережитого оргазма. Вот что значит тело подростка, пусть и весьма физически развитого подростка, переполненное гормонами. А ведь беспорядочные половые связи ведут к серьезным венерическим заболеваниям.

Не знаю, что делал Фридрих, я пропустил момент его омовения по весьма прозаичным причинам, но, когда я вылез из ванны, его уже в купальне не было. Какая-то девушка, уж не знаю та ли, что так хорошо меня вымыла, или какая-то другая, тщательно вытерла меня жестким полотенцем и помогла одеться. Шелковая сорочка и исподнее, остальное я решил пока не надевать. Вот чего мне очень сильно не хватало, так это трусов, и я даже подумывал о том, чтобы их «изобрести», но все руки никак не доходили. Из купальни вела еще одна дверь, приоткрыв которую, я обнаружил вполне приличную уборную, в которой даже был слив. Куда все это девалось я понятия не имел, но выяснять даже не пришло мне в голову. Все равно мне это не пригодится, зато я сейчас со спокойной совестью смогу самостоятельно сделать смываемый унитаз, рассказав всем и вся, что видел нечто подобное у принца Евгения, и чем мы, собственно, хуже?

Фридрих лежал на кровати, закинув руки за голову. Когда я подошел к своему лежбищу, он покосился на меня, но только вздохнул. Я же, последовал его примеру, завалившись на кровать и заложив руки за голову.

– Когда рыцари начали возвращаться из крестовых походов, они привозили с собой традиции такого вот омовения, – негромко произнес я, не поворачиваясь в сторону Фридриха. – Это даже изменой не считалось, полагалось, что подобное в порядке вещей.

– Зачем вы мне это говорите, ваше императорское величество? – послышался негромкий голос Фридриха.

– Я очень долго думал, и никак не могу найти ответа на вопрос: что пошло не так? Почему мы все так резко изменились? Ведь в Риме все еще существуют термы, построенные еще Цезарем Юлием, и они в рабочем состоянии! И тут же рядом обосновался Ватикан, который говорит, что вода – это грех, а мытье – смертный грех. Но ведь еще Архимед доказал, что вода – это жизнь, – я понятия не имею, доказывал ли нечто подобное Архимед, может и доказал, орал же про свои эврики в ванной, так что можно и ввернуть ради красного словца, – но как жизнь может быть грехом?

– Вы сейчас говорите странные вещи, ваше императорское величество, странные и опасные, – Фридрих продолжал говорить все так же тихо.

– Я путешествую инкогнито не просто так, ради сиюминутной прихоти. Уж поверьте, ваше высочество, без слуги мне было, особенно в первое время, не слишком комфортно, – замолчав, я обдумывал следующую фразу. – За последний год я два раза тяжело болел, во второй раз едва не умер, и вылечился во многом благодаря воде. Горячие ванночки для ног, смывание пота, который заливал постель так, что перину приходилось менять, и баня. Вы слышали по русскую баню, ваше высочество?

– Я слышал, но ни разу не видел, – осторожно произнес Фридрих.

– Увидите, – я повернулся на бок и посмотрел на принца. – Вы, наверное, размышляете на тем, к чему я все это говорил? Так я поясню. Одно из обстоятельств, приведших меня сюда в виде обычного подпоручика – неудавшееся покушение на главу моей Тайной канцелярии. Его хотели отравить, и мне удалось его спасти только благодаря тому, что он брезгливый чистюля, и в практически полном отсутствие посторонних запахов, я сумел унюхать запах уже начавшего свое страшное действие яда. И сейчас в Российской империи существует приказ, за выполнением которых следят специальные люди, о том, чтобы принимать омовение ежедневно, и что если от человека будет сильно пахнуть, то его ждет вполне на мой взгляд заслуженное наказание. Лично я готов вас принять, ваше высочество, слишком уж несправедлив был с вами ваш отец, который еще и попытался втянуть меня и моих подданных, а самое главное царевну Елизавету в эту неприятную историю. Но вот теперь вам решать, согласны ли вы подчиняться правилам и обычаям, а также законам страны, готовой распахнуть перед вами двери? Вы подумайте, ваше высочество, от некоторых привычек очень непросто отвыкнуть, – я уже не улыбался. Фридрих так же был предельно сосредоточен.

– Нам нужно собираться на обед, ваше императорское величество, – он сел и передернул плечами. Одет принц был почти так же как и я. – После купания я чувствую усталость, но это приятная усталость, а тело мое словно налилось небывалой свежестью. Думаю, что смогу отринуть некоторые мои привычки и принципы, если они будут противоречить принятым на моей новой родине законам.

После обеда принц Евгений предложил всем прогуляться по саду, чтобы скоротать время перед ассамблеей. Задерживаться мы уже не могли, и так слишком много времени проторчали в Пруссии, поэтому все развлечения носили сжатый формат, и максимум, что удавалось сделать, это Румянцеву переброситься парой слов с послами, если в странах, через которые мы проезжали, были наши послы.

Фридрих почти все время проводил с теми двумя господами, которые отправились с ним. Как выяснилось, Ганс – это друг детства, почти как Шереметьев при мне, и был этот Ганс архитектором, несмотря на молодость уже подающим большие надежды. Второй оказался флейтистом и учителем Фридриха, который был помешан на игре на флейте. Сблизиться он ни с кем не стремился, да и представители миссии немного сторонились опального принца, из-за все еще живых воспоминаний произошедшего во дворце. Сейчас же я увидел, как Фридрих весьма решительно подходит к Петьке, таща за собой на буксире архитектора.

– У вас ее глаза, ваше императорское величество, – я резко обернулся и уставился на подошедшего ко мне принца Евгения. От подошел так тихо, что я не заметил, и теперь никак не мог успокоить колотившееся сердце. – Шарлотта Кристина не казалась мне счастливой, уезжая к вашему отцу. Никто не сомневался, что этот брак будет катастрофой, что и произошло в итоге. Но кое-что у них все-таки получилось создать вместе, – он указал рукой вперед. – Не хотите прогуляться, ваше императорское величество? Составить компанию старому солдату, слишком долго обманывающему смерть, чтобы не понимать: она уже ждет, распахнув свои жадные объятья.

Не говоря ни слова, я медленно пошел рядом с ним, возвышаясь над невысоким принцем, наверное, на целую голову.

– И все-таки, как вы меня узнали, ваше высочество? Мы ни разу не встречались, а веду я себя максимально корректно, чтобы не быть узнанным.

– Я же сказал, у вас глаза вашей матери, а они легко узнаются как на вашем лице, так и на лице вашей кузины Марии Терезии. Фамильное сходство. Тот, кто когда-то видел вас троих – ни за что не ошибется, – некоторое время мы шли молча, а затем принц Евгений продолжил. – Этот мальчик Фридрих, я поселил вас вместе, уважая ваше желание не выделяться слишком сильно из окружения, потому что вижу, вам двоим просто необходимо что-то обсудить, но вы почему-то не решаетесь. Я же в свою очередь хочу, чтобы вы его здесь оставили, ваше императорское величество, забрав на обратном пути.

– Зачем? – невольно вырвалось у меня.

– Всю свою жизнь я посвятил войне. Но из всех, с кем я воевал, истинными врагами для меня всегда останутся только османы. И я знаю, что у Российской империи с этими лживыми, подлыми тварями всегда были и будут напряженные отношения. Именно поэтому я настаивал на нашем договоре, именно поэтому являлся его гарантом. Но я стар, и как только меня не станет, вам будет нельзя всецело полагаться на договор. Открыто его величество Карл, конечно, не нарушит его, но всегда найдется уйма подводных камней, которые сложно будет обойти, не поранившись. Он уже начал открыто заигрывать с Георгом, вопреки моим предостережениям.

– Вы слишком откровенны, ваше высочество, – я смотрел вперед, думая, что, между тем, ничего нового он мне не открыл.

– Я просто стар и мне все равно, что могут подумать мальчишки, уж простите за откровенность, ваше императорское величество, – мы снова замолчали. Я же смотрел на Евгения, и с досадой думал о том, что всем бы такую дряхлость, как у него, потому что мне иногда приходилось его даже догонять, так быстро он шел. – Изначально рассматривался вариант, при котором Марию Терезию отдают вам, убивая тем самым несколько жирнющих зайцев, но ваша бывшая невеста графиня Меллизимо объяснила, что это невозможно, что ваша церковь никогда и ни при каких обстоятельствах не даст согласия на этот брак, который считается в ее канонах близкородственным. Почти сразу за этим пришло сообщение о том, что вы выгнали очень много католиков из страны… все это в совокупности сыграло весьма значительную роль в дальнейшем развитии отношений Австрии и России.

– А кое это имеет отношение… – невольно вырвалось у меня.

– Почти никакого, кроме того, что, когда война с османами все-таки вас захлестнет с головой, а она захлестнет, будьте уверены, и уже очень скоро, потому что подобные флюиды давно летают в воздухе, вы не получите помощи Австрии, на которую будете надеяться, а я буду уже кормить червей, и ничем не смогу помочь.

– Раз уж у нас такой откровенный разговор, ваше высочество, то и я признаюсь, что пришел к тем же выводам несколько месяцев назад. Но это не приближает нас к тому, зачем вы хотите оставить здесь принца Фридриха?

– Знаете, что у меня там? – Евгений остановился и махнул рукой вперед. Я покачал головой. Откуда я, интересно, могу знать такие подробности? – У меня там зверинец. Больше всего люблю львов и орлов, знаете ли. Лев прекрасно себя чувствует и в клетке, главное, что нельзя ему намекать о том, что он сидит в клетке, но вот орлы… Орлы совсем другое дело. Они начинали болеть, когда их доставляли мне, быстро слабели, и в конце концов погибали. Я вынужден был их всех отпустить на волю, – снова пауза, от которых я уже начал уставать и понимающая усмешка одного из самых успешных генералов мировой истории, да и дипломата не из последних. – Принц Фридрих – не лев, нет, он как раз орел, а орлов нельзя держать взаперти. Я вижу в нем небывалый потенциал так же ясно, как увидел на вашем лице глаза вашей матери, ваше императорское величество. За то время, которое вы проведете во Франции, я сумею его подготовить к противостоянию османам, потому что может так оказаться, что он станет вашим джокером, которым вы очень сильно удивите турецкий диван, – Евгений развернулся в сторону дома. – Идемте, ваше императорское величество, а то нас скоро хватятся, а я не хочу объяснять вашим бандитам с большой дороги, что у меня не было ни одной мысли насчет того, чтобы принести вам хоть какой-нибудь вред, ваше императорское величество. И, ваше императорское величество, не я один смогу сравнить ваши глаза и глаза вашей кузины, Марии Терезии. Если вы хотите остаться не узнанным перед большим скоплением народа, вам лучше не сопровождать ее высочество, Елизавету на сегодняшнюю ассамблею.

Больше мы с ним не о чем не разговаривали, и вернувшись к дому, я, сказавшись больным, а голова у меня действительно побаливала, отказался от посещения Карла шестого. А на утро мы неслись во весь опор к границам Франции, больше нигде надолго не останавливаясь. Фридриха я прямо спросил, хочет ли он остаться у Евгения, чтобы поучиться искусству ведения войны, на что получил осторожное согласие.

Через неделю мы пересекли границу Франции, благо дороги окончательно высохли и ехать можно было очень быстро. Ну что же осталось совсем немного до конечной точки нашего путешествия, а именно Париж, Пале-Рояль.