Текст книги "Одиночество на земле (СИ)"

Автор книги: shaeliin

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)

Он перенаправил сломанные потоки и замкнул их в круг, заставив чистоту энергии проходить сквозь себя бесконечно часто.

– …и так, повторяясь и пачкаясь, она становится мраком. Сначала это требует времени. Нужен опыт, мы с тобой изрядно повозимся. Тут важно…

Заклинатель осекся, потому что ребенок молча, лицом в траву, упал. Его кошачьи уши поникли, а пальцы странно дрожали. Гитак растерянно поглядел на тьму, созданную из света, и выбросил ее прочь. Опустился на колени рядом с маленьким Альтвигом, в то время как взрослый недовольно поморщился. В детстве он не замечал беспечности заклинателя, и сейчас та легкость, с какой тот избавился от свободного заклинания, тем самым, возможно, породив нечисть, уязвила парня.

– Эй, малыш, – окликнул Гитак, подхватив ребенка на руки. – Ты слышишь меня?

Но мальчик не отвечал. Его лицо стало белым, как мел, а веки потемнели. Инквизитор видел, как мужчина просчитывает варианты и, придя к выводу, восклицает:

– Неужели ты – существо Безмирья?!

– Ага, – мрачно ответил парень. – Да еще какое! Подохшая и проспавшая восемьдесят пять лет драконья душа. Если бы вы знали, учитель, что со мной случилось, пока вас не было… Жаль, что вы – всего лишь воспоминание. Мы могли бы о многом поговорить.

Гитак продолжал тормошить ребенка. Он успокаивал самого себя, бормотал, что есть обратные заклинания, и мальчик, конечно, не умрет. И Альтвиг впервые подумал, что учитель – заклинатель, – мог подчинить его себе, сделать своим слугой и получить надежного защитника. Но не подчинил, не сделал и не получил, оставив ученика свободным.

– С вашей стороны, – сказал инквизитор, лишь бы разогнать тишину, – это было ужасно благородно. Любой из ваших коллег продал бы душу за такого приспешника, а вы меня отпустили.

Однако следующий фрагмент памяти заставил его забыть обо всем. Это была осень, Сезон Дождей. Вопреки названию в небе – ни облачка, солнце яркое и теплое. На деревьях пламенеет желтая, красная и оранжевая листва.

Гитак и маленький Альтвиг выбрались на дорогу, напросились в попутчики к угрюмому мужику. Тот, подгоняя уставшую кобылу, вез в город тюки шерсти и двух людей. Первый, страшно избитый, с перевязанной головой и хрупким, женственным телом, лежал на мокром от крови одеяле. Второй – наверное, его друг, – устроился на краю обрешетки. Его взгляд блуждал по рощам, огородам и далеким крышам домов – в двух выстрелах отсюда была деревня.

Ученик заклинателя покосился на раненого, и Гитак его одернул:

– Не надо. Парень – не жилец.

Но взрослому Альтвигу он запретить не мог. Будущее не существует для прошлого. Инквизитор, широко распахнув глаза, уставился на своего давнего попутчика. Такого же, как сейчас. Черных кошачьих ушей не видно – прячутся под повязками, но лицо вполне узнаваемо, несмотря на ссадины и синяки. Тот, прежний Рикартиат бредил, цеплялся за уголок одеяла, звал кого-то, плакал. И был совсем рядом с тем, кого в итоге ждал на одиннадцать лет дольше.

Маленький Альтвиг болтал ногами, беззаботно беседуя с Гитаком. Тот рассказывал ему о демонах, заостряя внимание на неоспоримом факте: их нельзя победить. А если и можно, то ценой по меньшей мере сотни жизней. Лишь немногие из демонологов способны справиться с теми, кого порой призывают. Обычно они строят расчет вроде: призову, натравлю на противника и смоюсь, пока жареным не запахло.

Инквизитор улыбнулся. Да. В детстве он очень любил легенды, и легенда о шэльрэ казалась самой чарующей. Что удивительного в их гневе, если Бог – самый первый, темный Бог, сотворивший людей и птиц, прогнал шэльрэ с единственного клочка живой земли, принадлежащего им по праву? На месте изгнанников парень тоже бы рассердился, тоже гонял бы ангелов и на дух не переносил людей. К тому же Нижние Земли представлялись ему красивым, по-своему интересным местом.

– Эй, Эстель, – возобновил попытки парень. – Тебя там еще не убили?

Нет ответа. Впрочем, Альтвиг не удивился. Он сел на траву и стал следить, как сменяют друг друга остальные воспоминания. Вот Гитак учит его сражаться, держа в руках короткий рыцарский меч, вот они вместе обедают, слушая захудалого барда в захудалой корчме, вот – посещают храм. Заклинатель говорит, что надеяться на помощь Богов – глупость, и надо самому решать проблемы. Мальчик кивает головой. По его мнению, доверять нарисованным фигуркам – не просто глупость, а идиотизм.

Инквизитору было любопытно, что происходит в реальном времени, и на свое прошлое он больше не смотрел. Пока, пройдя через сотню сцен, оно не показало гибель Гитака. Уже стоя на пороге смерти, заклинатель шептал:

– Помнишь, как ты жил в лесу, в старой развалюхе-избушке? По ночам стали приходить призраки, ты испугался и отправился в Оэлтаг. Помнишь? Это я присылал их. Я ощутил твой дар, хотел договориться миром, но сработала одна из твоих ловушек. Она, кстати, здорово обожгла мне ноги… так о чем это я? А, призраки. Это я их присылал. Рассчитывал, что они любого заставят сорваться с места. И… знаешь, мальчик, я рад, что мы с тобой в итоге сошлись. Ты многому научился. Можешь дать фору кому угодно, хоть инквизиции, хоть демонам. Я верю в тебя. Посидишь со мной… еще немного? Я усну, и сразу уходи.

Альтвиг отвернулся. И маленький, и взрослый. Ребенок плакал, парень стоял и застывшими глазами смотрел в угол.

– Ты обещал меня не бросать! Говорил, что я стану настоящим заклинателем… таким, как ты! И… черт бы тебя побрал, дед! Черт… бы… тебя… побрал!

– Прекрати, Эстель. Пожалуйста, прекрати.

Демон промолчал, но картина исчезла. Инквизитор оказался в пещере. Сырая, полутемная, она покрылась мхом и прятала в себе озеро. Альтвиг этого места не помнил. И, как оказалось, не удивительно, потому что она принадлежала не его памяти.

На берегу озера сидел юноша. Изумрудные волосы, васильковые глаза, безупречное тело. Он смотрел вниз, туда, где на дне, прекрасно видимая под слоем чистой воды, лежала женщина. Ее руки и ноги сковали цепи, не позволяя всплыть, а на шее блестел кулон. Присмотревшись, инквизитор понял – он изображает молодой месяц, на котором сидит человек. Мужчина. Полностью обнаженный. Довольно известный символ, герб семьи Элот. Значит, женщина – суккуб.

Она была похожа на Эстеля. Тот же ровный нос, та же линия губ, те же пушистые ресницы. Но лицо более круглое, а пряди, что его обрамляют – бирюзовые. Красное платье обтягивало грудь, но становилось свободным ниже, скрывая фигуру и открывая лишь ноги, обутые в синие башмачки. Альтвига укололо подозрение, будто суккуб беременна. Будто ее утопили, чтобы не допустить рождения ребенка.

Эстель пошевелился, лег, сомкнул веки. Расслабился и уснул. Инквизитор подавил вздох, махнул на инкуба рукой и отправился изучать местность. К его изумлению, выход отсутствовал. Но зато в пещере было много других озер, с не оскверненным трупами дном. В них носились цветные рыбки, ползали водяные черви и колебались водоросли. Кое-где на камнях, лениво квакая, сидели лягушки.

Побродив по пещере с час – а может, и с день, тут было сложно судить о времени, – Альтвиг вернулся к лекарю. Тот был уже не один – рядом устроился точно такой же юноша. Никаких различий между ними не было. Даже движения одинаковые.

– Привет, Эстеларго, – сонно сказал Эстель. – Есть новости?

– Нет. Я просто пришел к тебе.

Инкубы посмотрели друг на друга.

– Ты очень добр. Но я занят.

– Чем? Созерцанием трупа? – скептически уточнил младший.

– Созерцанием трупа матери, – наставительно поднял палец старший. – Это очень важно – помнить, как она выглядела.

– Тоже мне, занятие. Давай лучше в прятки поиграем.

– Давай. Кто вода?

Решая этот вопрос, они использовали считалочку. Эстеларго пожал плечами и отошел, закрывшись ладонями и уткнувшись в густой ковер мха:

– Один… два… три…

Эстель глубоко вдохнул и нырнул, не издав ни звука. Даже плеск воды отсутствовал – брызги поднялись в воздух и в абсолютной тишине опустились. Альтвиг понял, что лекарь укрылся в подоле платья матери. Скривился. Трепетное на первый взгляд отношение оказалось потребительским – на второй. Да, родила. Да, воспитала. Спасибо. А теперь я хочу поиграть, и мне все равно, что мертвые требуют почтения.

– Двадцать три… двадцать четыре… я иду искать, – предупредил Эстеларго. Он заглянул в озеро, бросил камень – тот рыбой скользнул ко дну, не задев покойницу. – Я знаю, что ты там, брат, – заявил инкуб. – Вылезай. И не трогай ее лодыжки! Фу! Зачем прикасаться к трупу?!

– Она мягкая, – сообщил Эстель, вынырнув.

– Потому что дохлая!

– Зато молчит и не ругается. Не то, что отец. По мне, так он радовался, когда она умерла. – Лекарь указал на мать. – А меня это беспокоит. Случись что, и он избавится от нас с той же легкостью.

– Ты не прав, – возразил Эстеларго. – Он любил ее. И нас любит.

– Делает вид, что любит. А ты веришь этой иллюзии.

– Это не иллюзия!

– Ну и дурак, – равнодушно бросил Эстель.

Пещера преломилась, рассыпалась. Осколки покатились прочь и собрались в замок – светлый, окруженный льняным полем и семью фонтанами. Над аркой входа болталось синее знамя с вышитым серебряными нитями символом – тем же самым, что изображал кулон мертвой женщины.

На бортике одного из фонтанов, склонив голову и беспечно улыбаясь, сидел инкуб. Он был в разы красивее Эстеля и Эстеларго. Само совершенство – лиловые волосы, белая кожа, простая одежда. Два револьвера в кожаных кобурах.

Из-за поворота выглянул лекарь, воровато приблизился:

– Э-э-э… господин Шэтуаль?

– Да? – отозвался инкуб.

– Я могу вас о чем-то попросить?

Демонический граф задумался.

– Попроси, но я пока не дам тебе обещаний.

Он наклонился, и Эстель очень тихо что-то пробормотал. Альтвиг напряг слух, и в этот момент перед ним возник лекарь настоящий. Потрепанный, с залитыми кровью скулами, он схватил инквизитора за горло и прорычал:

– Хватит копаться в моей душе!

– Ты же сам меня сюда впустил, – удивился тот. И во второй раз почувствовал, что летит.

Он рухнул на горячие камни и закашлялся. Воздух был раскаленным, словно сталь в горне кузнеца. Альтвига схватили чьи-то руки и куда-то поволокли. Земля дрожала, небо плавилось, ветер звенел. С трудом разлепив веки, парень увидел торговую площадь. От нее мало что осталось: вся поверхность во вмятинах, ближайшие дома горят, у переулков валяются трупы. Всего четыре, но для маленького форта это – большая потеря.

– Вставай, забери тебя черти! Вставай! – шипел Киямикира, притащив парня под чудом уцелевшую стену. – Что он с тобой сделал? Ты жив? Ты меня видишь?

– Вижу, – прохрипел Альтвиг. – Не ори. Мне тошно.

– Тошно! – нервно рассмеялся тот. – А нам тут, по-твоему, как? Если бы не Рик, меня бы уже в лепешку размазало!

– Рик? – переспросил инквизитор. И вскочил. – Мне надо сказать ему! Я видел его в прошлом! Мы встречались! Мы…

Он пошатнулся, ухватился за камни и осторожно сел.

– Рику не до разговоров, – прокричал Киямикира. – Гляди!

Он указал на дальний конец площади. Там, закрывшись тремя щитами, стоял Мреть. Ну как стоял. Худо-бедно держался на ногах, поддерживая себя остатками магии. В поединке он, похоже, не победил, но под ногами Эстеля горела диаграмма. Похожая на цветок, она источала силу, но была не способна убить инкуба.

Впрочем, менестрель на это и не рассчитывал.

Демоническое пламя разбило его защиту, и в тот же миг треснула земля. Поделилась на десяток кусков, поднялась волной и рухнула на Эстеля, вдавив его в диаграмму. Рисунок вспыхнул, ослепительно заалел. До ушей Альтвига донесся крик – то ли боли, то ли ярости. «Цветок» начал медленно гаснуть, поглощая инкуба в себя. Прошла минута, и не стало ни того, ни другого.

– Изгнал? – с замиранием сердца спросил парень.

Инфист, не проронив и слова, бросился к Рикартиату. Тот все еще стоял, подняв руки – вернее, то, что от них сохранилось. Обожженные кости, связанные горелой плотью, и пара ошметков кожи.

– Рик, – потрясенно выдохнул Киямикира.

Менестрель, передернувшись, упал на колени. Его вырвало кровью, зеленые глаза стали мутными и пустыми. Инфист глупо огляделся, подхватил парня на руки и побежал. Побежал так быстро, что Альтвиг потерял его из виду на первом же переулке.

Выход из воспоминаний оказался весьма тяжелым.

========== Глава 11. Рыжий ==========

– Эй, Арти! Иди сюда!

Высокий человек с яркими голубыми глазами протянул менестрелю руку. У него были каштановые волосы, на висках зажатые обручем. Серебряное, покрытое сапфирами украшение дополняло знакомый образ, как рыбы дополняют образ озер.

– Райстли? – удивился Мреть. – Откуда ты здесь? Ты ведь давно умер!

– Ну и что? Это повод навсегда оставить друзей? – Ландарский король улыбнулся. – Мертвые никуда не уходят. Если ты их любишь, они будут с тобой. Пока не придет твое время.

– То есть… – Рикартиат соображал туго и медленно, а чувствовал себя куклой. – Я мертв?

– Ты? – Райстли задумался и решил: – Вряд ли. Идешь?

– Иду.

Менестрель подошел к другу, пожал протянутую ладонь. Она была живой и теплой – совсем не такой, как в последний раз, когда ландарского короля заносили в склеп. Вспомнив об этом, парень – неожиданно для себя и для Райстли – засмеялся.

– В чем дело? – приподнял брови тот. – У меня выросли рога?

– Нет. Просто пришла в голову одна мысль. Ты хотел, чтобы тебя похоронили в деревянном гробу, закопали в землю и посадили на могиле цветы.

– Точно, припоминаю. А вы ослушались?

Рикартиат помотал головой:

– Я-то был не против, а вот Леашви… он со своей компанией заявил, что королю не положено так покоиться. И роскоши недостаточно, и людям неудобно: захотят посетить Райстли – будут вынуждены плестись не пойми куда. В общем, он меня выгнал, велел не возвращаться и сказал, будто ты не мог научить такого кретина ничему стоящему. Знаешь, как мне было обидно? Выходит, он, несмотря на все ухищрения, так и не смог в тебя поверить. И мои слова, что я никогда не видел никого более мудрого, не имели для него веса.

Райстли схватился за уши. Заостренные, но не длинные, они выдавали в нем полукровку. Наполовину человек, наполовину эльф.

– А-а-а-а! – простонал король. – Господи, за что? Я так мечтал, чтобы ко мне после смерти не являлись всякие гады, а он!.. У! Чертов Леашви! Может, вернуться призраком и погонять его по замку?

– Было бы весело, – признал Мреть. – Но нужды нет. Я украл твое тело, вывез за пределы Ландары и похоронил. В лесу, под белой березой. Цветов, правда, не посадил, но там они и сами вырастут. Ты гордишься мной?

– Горжусь, – кивнул Райстли. – Я знал, что на тебя можно положиться. Присядем?

Он указал на раскидистое дерево. Яблоню. Под ним лежала густая тень, и парни сели по разные стороны ствола. Король подобрал с земли плод, вытер о штаны и принялся есть. Менестрель напевал себе под нос, чередуя старые фрагменты песен с новыми.

– У тебя все хорошо? – спросил Райстли.

– Лучше не бывает, – подтвердил Мреть. – Альтвиг вернулся. Я очень долго ждал, и теперь мне… не верится. Иногда я просыпаюсь оттого, что мне снится, будто я по-прежнему один. А потом прислушиваюсь и понимаю – нет. Все в порядке. Альтвиг сопит во сне.

Ландарский король стал накручивать на палец и без того волнистую прядь. Взгляд у него был задумчивый и сонный.

– Я рад, что у тебя все наладилось, – сказал он.

– Я тоже, – улыбнулся Рикартиат. – А ты-то сам… ну… в порядке?

– Да. В юности я, конечно, боялся смерти, но потом оказалось – в ней нет ничего страшного. Очень милая, осторожная и впечатлительная особа. Падка на новости. Насколько я понял, она редко бывает во внешнем мире и не имеет возможности следить за происходящим. Госпожа Смерть высоко оценила мой рассказ о предательстве Совета, о чертовой инквизиции и… о тебе. Она много о тебе знает. И об Альтвиге тоже. Я хочу тебя предупредить, – Его Величество выбросил огрызок за холм. – Что Смерть ждет вас. Ждет в самое ближайшее время.

– Поэтому ты пришел?

– Да. Сварливо буркнуть, что ты должен себя беречь.

– Спасибо, – серьезно ответил менестрель. – Я тронут. Подозревал, что ты даже после смерти обо мне не забудешь – я ведь был ужасной занозой в твоей венценосной заднице! – но не ожидал, что будешь хранить.

Райстли пожал плечами:

– Это совсем не сложно. Только порой бывает чертовски грустно. Я бы отдал все, что у меня есть, лишь бы воскреснуть и снова… – он запнулся и провел пальцами по щеке. – В общем, ты меня понял.

– Да. Это прозвучит глупо и банально, но мне жаль, что так получилось. Ландара не видела лучшего короля, чем ты. А я не видел лучшего друга. Ты все правильно услышал, – добавил Мреть, поймав изумленный взгляд Райстли. – С Альтвигом меня связывает нечто совсем иное. Долг. Память. Годы ожидания. Колдовство Безмирья. А ты… никто, кроме тебя, не ценил во мне человека. Хрисгеаль ценил голос. Киямикира ценит шутливость. Илаурэн ценит песнопевца. Альтвиг… Альтвиг желает узнать о прошлом. Хотя его методы, конечно, оригинальны. Он так быстро втерся ко мне в доверие, что я и опомниться не успел.

– Не думаю, что он сделал это нарочно, – рассмеялся король. – Ты дорог этому мальчику. И он тебе тоже верит. Он оставил инквизицию, и это о многом говорит – тому, кто умеет видеть. Ладно, Арти, – мужчина поднялся, поправил серебряный венец и шагнул к Мрети. – Пора прощаться. Мое время подходит к концу. Не забывай, пожалуйста, об опасности, и не пренебрегай ею. Лучше сразу защититься, чем потом загреметь в Безмирье.

– В Бесконечную Песню, – возразил менестрель.

– Духа-хранителя туда не пустят, – отмахнулся Райстли. И вновь улыбнулся: – До встречи, Арти. Я буду рядом с тобой.

Рикартиат выдавил из себя сходную улыбку, ощутил, как по щекам течет соленая влага, и… проснулся.

В небольшой, но уютной комнате горел камин. Сквозь широкое окно пробивался свет – тусклый, вечерний. В углу стояло синее кресло, на дверях висел биденхандер. Пол прятался под ковром, поверх которого растянулись четыре кошки – Мряшка, Плошка, Вышка и Крошка. Последняя, белая, призывно мяукнула.

– Привет. – Парень приподнялся на локтях. Предплечья отозвались болью, но какой-то далекой, слабой. Самые худшие опасения Мрети не оправдались, и, похоже, уцелели не только руки, но и все пальцы. Он аккуратно ими пошевелил, отмечая, что повязки влажные и пахнут травами.

Рикартиат встал, потянулся и выглянул в коридор. Напротив была чья-то спальня, с паутиной во всех углах и храмовыми цветами. В ней глухо, с перебоями на иные ароматы – пыли, плесени, дохлых мышей под полом, – пахло Альтвигом. Инквизитор приходил недавно – час-полтора назад. На диване, покрытом простыней, валялась его сумка. Правый ремешок мерцал гранями серебряного креста. Менестрель уже замечал, что друг избегает цеплять его на пальто. Артефакт инквизиции, как-никак. Вокруг него спиралью вилась энергия: светлая, мягкая и красивая, словно кружево. Такой она становилась лишь в руках служителей Альвадора. Тех, кто был честен.

– Холодно, – невесть кому пожаловался Мреть и, пораскинув мозгами, пошел обратно. К камину. Забрался в кресло и уставился на огонь.

Альтвиг… Райстли… госпожа Смерть… было ли все это обычным сном? Или все же предупреждением? С какой радости духам Безмирья понадобились беглецы, живущие среди людей? Прошло целых восемьдесят пять лет. Почти столетие. Срок довольно внушительный, даже если учесть, что бестелесные сущности живут в разы дольше.

Рикартиат вздохнул, опустил голову и закрыл глаза. Под веками плыли красные круги. Мир немного кружился и звенел, будто у потолка носились феи и трясли золотыми колокольчиками. Парень зевнул, устроился поудобнее и собрался вздремнуть, когда из коридора донеслись шаги. Торопливые, но мягкие. Значит, Киямикира. Альтвиг ходит почти бесшумно, Илаурэн скребет по полу пяткой, госпожа Эльтари топает, а господин Кольтэ перемещается грузно и тяжело, даром что выглядит молодо. Лет на тридцать, не старше.

Инфист заглянул в спальню инквизитора, фыркнул: «и что он нашел в этой паутине?!» и распахнул дверь, ведущую к Мрети. На мгновение застыл, затем прокашлялся и выдал:

– Ну здравствуйте, господин наследник.

– Чего так официально? – моргнул Рикартиат. – Я, вроде, еще не соглашался править. Погоди, – его пронзила ужасная догадка, – мы же не… в Ландаре?

– Нет, конечно. – Киямикира присел. – Мы в Алаторе.

– Давно?

– Почти месяц. В Шатлене рыщет инквизиция. Отец Еннете понял, что некий еретик сражался с демоном, и роет носом землю. Он связался с Альтвигом, потребовал новостей. Парень ему наврал. Сказал, что ты за неделю до происшествия смылся, и за тобой пришлось гнаться через полкоролевства. Кажется, Ла Дерт ему не очень поверил. Во всяком случае, он велел Альтвигу вернуться и помочь с расследованием. Полчаса назад мы получили вестника. Посмотришь?

– Да.

На желтом, залитом воском обрывке пергамента красовалась надпись: «Все в порядке. Рикартиата не подозревают. Через неделю буду у вас».

– Не густо, – заметил парень.

– Но лучше, чем ничего. У него могли быть проблемы. Сам знаешь, темное колдовство оставляет метку на ауре. Нам пришлось потратить немало сил, чтобы убрать твою и оставить лекарскую. И мы до последнего боялись, что Еннете распознает обман. Тут два варианта: либо он слишком любит Альтвига… что маловероятно, хотя он растил его и воспитывал… либо неопытен.

– Глупо звучит, – отмахнулся менестрель. – Я бы скорее предположил, что он использует Альтвига в своих целях. Что он в курсе, кто я такой, и в курсе, что я владею даром.

Киямикира хмыкнул:

– Ты его прямо боготворишь.

– Я не хочу его недооценивать, – возразил Мреть. – Это может привести к большим бедам.

– Да уж, от инквизиции добра ждать не стоит, – усмехнулся инфист. И сменил тему: – Как ты себя чувствуешь?

– Нормально. Бодрее, чем рассчитывал. И ни один палец не отвалился.

– Рэн тебя все равно убьет, – честно сказал парень. – Ты бы видел в тот день ее лицо. Она спрашивает: «это что, Рик?!», а я ей в ответ – «нет, это чертова стихия земли». Вопрос, кстати, не исчерпан. Зачем ты бил Эстеля землей, если мог просто утопить?

– Затем, что он не топился, – сонно произнес менестрель. – У него была мощная защита. Я нашел способ ее разбить, я разнес завесу, я принял на себя все, что, по идее, должно было достаться форту. Никак в толк не возьму – чем вы недовольны?

– Ну, – наигранно задумался инфист, – ты нам как-то дороже форта. – И, обратив внимание на тон друга, попросил: – Отдыхай. Мы тебе еще настойки сварим. И вот еще что… не снимай повязки. Зрелище там малоприятное.

Рикартиат перебрался под одеяло.

– Ладно. Передай, пожалуйста, Рэн, будто я каюсь и молю о пощаде.

Альтвиг сидел в сугробе, проклиная на чем свет стоит нерадивых селян. И – заодно – свое сочувствие.

На закате он приехал в Гребницу – маленькую деревеньку. Всего-то десять дворов, пять огородных латок и одно поле. Староста сообщил, что большая часть урожая идет в торговлю – местный мужик везет ее в Тэ-Нор, ближайший город. И доход с этого имеют все.

Альтвиг поверил, потому что дома в Гребнице были новые, красивые. И за устранение нечисти парню обещали хорошо заплатить. Пятьдесят золотых монет за одно крыло! Таких денег он ни разу не видел и уж тем более не держал в руках. А вот с гарпиями дело имел – надо лишить тварь голоса, быстро скрутить и отсечь башку. Совсем не сложно. С теми же вурдалаками возни куда больше.

Снова использовать руны инквизитор не захотел и отправился назад своим ходом. Улум, охраняющий отца Еннете – дескать, в Цитадели Льна тот подвергся опасности и с тех пор вынужден таскать с собой стража, – уступил ему лошадь. Меланхоличное животное оказалось крепким, и в один дневной переход Альтвиг добрался до форта Элетт. Оттуда просматривалось Нижнелунье – огромное озеро, чья вода в хмурую погоду была абсолютно черной. Среди местных ходили слухи, будто там водятся русалки, и сам король Ахлаорн в полнолуние выходит на берег. Посетив корчму, Альтвиг изрядно пресытился байками мнимых храбрецов, якобы ходивших к Нижнелунью посреди ночи. Смелыми он бы их не назвал, а вот тупыми – вполне.

К вечеру инквизитор покинул Элетт, доехал до деревни под Тэ-Нором и остановился. Любезная женщина лет пятидесяти согласилась предоставить ему ночлег. Парень уже намеревался прилечь, когда явился староста и начал убеждать, мол, святой отец, избавьте людей от гарпии, и будете вознаграждены. На деньги Альтвигу было плевать, а вот оставить без внимания просьбу он не смог. Выпытав, как ведет себя нечисть и где ее подождать, он забрался на крышу сарая, где хранились дрова, и вот уже третий час лицезрел кромешную темноту.

На небе не было ни Дайры, ни Шимры, ни хотя бы звезд. Все затянули тучи, и вниз срывались пушистые, холодные, хрупкие снежинки. От нечего делать инквизитор ловил их языком, пока не подавился и не перепугал кашлем половину деревенских собак. Животные вели себя так, как обычно ведут при нечисти – выли, скулили и прятались по будкам. Парня это полностью устраивало.

Время шло, гарпия не показывалась. Альтвиг заскучал и принялся водить пальцем по снегу, выводя узор, похожий на диаграмму Мрети. Изгнание. Высший уровень. Где обычный стихийник набрался таких знаний, не знал даже господин Виктор. Он явился через две недели после того, как менестрель сжег свои руки магией, и принес некий эликсир. Вроде бы, горский, но подобные инквизитору прежде не попадались. Сложный состав с явной примесью колдовства, он, впрочем, легко исправил ситуацию, и обожженные кости на глазах начали обрастать плотью. Альтвиг не был уверен, что Мреть получит обратно все свои прежние способности, однако радовался, что хотя бы внешне тот не изменится.

Он страшно расстроился, получив ответного вестника. Киямикира писал, что Рикартиат наконец-то пришел в себя – после трех с половиной недель жара, неподвижности и – порой – бреда. Альтвиг торчал в Алаторе до последнего, и вот пожалуйста – стоило отлучиться, как мерзкое ожидание кончилось.

Парень пришел к выводу, что ждать ненавидит. Альвадор и многие другие Боги вечно превозносят терпение. Инквизитор считал его добродетелью и тоже превозносил, пока как следует не испытал на себе.

Воздух раскололи вой и шелест крыльев. Темная тень рухнула с небес, с треском врезалась в участок крыши, где до этого сидел Альтвиг – тот мгновением раньше вскочил, неловко попятился и рухнул вниз. В сугроб. Рядом, словно щенок, залепетал матерый кобель.

Поднявшись и заметив, что гарпия готова снова напасть, инквизитор сотворил щит. Белый, мерцающий и легкий, он разогнал мрак и предоставил противникам возможность друг друга разглядеть.

Альтвиг был высоким, бледным и встрепанным. На его лице пламенел шрам, а в ладонях билось пламя светлого волшебства.

Гарпия была крупной, покрытой серыми перьями. Женская голова и грудь перетекали в птичьи крыла и лапы, увенчанные когтями. Те поблескивали в свете щита, и парень четко видел острия. Создавалось впечатление, будто тварь нарочно точила свои конечности. Но на деле она всего лишь не переступила порог зрелости – для этого нужно убить не двух человек, а полсотни. Инквизитор усмехнулся, вспомнив, что истории известна только одна гарпия, столь долго прожившая.

Он швырнул в нечисть излюбленные копья света. Гарпия легко увернулась, сорвалась в бреющий полет и нырнула за крышу дома старосты. Альтвиг выругался, побежал следом, на ходу закрывая нос шарфом.

На белом нетронутом снегу влажно блестели синие пятна. Яркая слюна гарпий безвредна, если попадает на кожу или одежду, но смертоносна, если ее вдохнуть. Мрачно вообразив свой труп и прибитую рядом табличку «Неудачник», инквизитор заглянул за угол – и зажмурился. Вылетевшая тварь стала биться о щит, надеясь проломить его весом. И визжала при этом на всю деревню, наверняка перебудив даже самых стойких жителей.

Альтвиг разбил истинную форму щита, превратив его в град осколков. Они воткнулись в грудь гарпии, пробили ее насквозь. Залитые кровью грани вышли из ее спины, сорвали несколько перьев с конвульсивно задергавшихся крыл. Парень рассеял волшебство, и нечисть упала в снег, продолжая последнюю в своей жизни пляску.

Под конец она посмотрела на Альтвига осмысленно. В серых с поволокой глазах вспыхнула боль:

– Ты тоже скоро умрешь.

– Главное, что не здесь и не так, – равнодушно произнес тот. Слова гарпии он всерьез не принял. Твари вроде нее любят пугать людей, и неважно, какими способами. При ближайшем рассмотрении их угрозы совсем ничего не стоят.

Дождавшись, пока труп перестанет дергаться, инквизитор вытащил из-за пояса длинный изогнутый кинжал и принялся вырезать крылья. Поддавались они плохо, под лезвием скрипели хрящи и связки. Парень потратил целый час на то, чтобы извлечь их, не повредив. Затем, довольно жмурясь, отправился в дом, где его встретила хозяйка. Седоволосая и низкая, она содрогнулась:

– Господин Нэльтеклет! Вижу, вы справились?

– Да, – согласился Альтвиг. – А теперь, с вашего позволения, пойду спать. День выдался тяжелый.

Женщина всплеснула руками:

– А как же ужин?

– Ну… – Инквизитор разрывался между двумя желаниями: не обижать ее и поскорее рухнуть в постель. – Хорошо, я повременю.

– Тогда проходите в кухню, – просияла хозяйка. – В бадье на печи есть теплая вода. Вымойте хорошенько руки.

– Сейчас.

Парень завернул трофеи в толстую ткань, специально выданную старостой, и лишь после этого начал искать бадью. Та стояла не на печи, а на полу около нее. Альтвиг умылся, с благодарностью принял полотенце и устроился за столом.

– Меня зовут Дита, святой отец, – сообщила женщина, ставя перед ним тарелку с густой наваристой похлебкой.

– А меня – Альтвиг. Не обязательно «господин». Я не старше вас, и волшебство вовсе не делает меня особенным. Благодарю, – кивнул инквизитор, наблюдая за тем, как хозяйка нарезает хлеб. Это еще раз подтверждало, что селяне имеют связь с внешним миром и знают, что за традиции нынче ценятся при дворе.

Дита подхватила вторую миску и села напротив.

– Приятного аппетита, святой отец.

– И вам.

Первые десять минут они ели молча. Дита набросала в похлебку крошек. На лавке, свесив хвост, спала пятнистая, белая с черным и рыжим, кошка. Она открыла глаза, смерила людей тяжелым взглядом и уснула. Или притворилась, что спит.

– Знаете, – сказала хозяйка, закончив ужинать, – к нам однажды сам король приезжал. Мы сначала не поверили, думали – шутка. Он очень молод. Вы не…

– Нет, впервые слышу, – пожал плечами Альтвиг. – Я из Велиссии. Там о вашем короле ходят неприятные слухи.

– Все потому, что велиссцы заносчивые и вредные, – фыркнула Дита. И тут же испугалась: – Ой… извините! Вас я обидеть не хотела.

– Ничего страшного. Я не считаю своих земляков святыми. Рассказывайте дальше, пожалуйста. Для такой деревни, как ваша, прибытие Его Величества стало легендарным событием?