Текст книги "Поединок (СИ)"

Автор книги: Сфинкс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 25 страниц)

Этого папа не учел: он не учел, что маме будет достаточно секунды наедине с дядей Гарри, чтобы все понять. Папа этого не учел, потому что он этого просто не знал. Он не знал об этой странной связи...

Роза смотрела на маму и не знала, что ей сказать. Как она отреагирует на то, что родная дочь скрыла от нее, что отец был тут? Что они все так старательно пытались не дать ей узнать, что ее муж, четыре года назад оставивший семью, был здесь, но счел необходимым сбежать, как только она оказалась на пороге...

Розе было стыдно, и она знала, что мама вправе сердится на нее, обижаться...

Несколько минут в комнате стояла тишина, словно ни одна из них не решалась начать разговор. Девушка искала на лице матери хоть что-то, чтобы понять, что сейчас испытывала Гермиона, но никак не могла разгадать выражения ее лица.

Мама сделала два шага и вдруг обняла Розу, и девушка даже замерла от неожиданности.

– Бедная моя,– прошептала Гермиона, поглаживая пушистые волосы дочери.

– Мама... Я...

– Они не имели права впутывать тебя сюда, заставлять тебя решать,– женщина заглянула в глаза Розы.– Я боюсь даже представить, как тебе было тяжело...

– Мама,– Роза смотрела прямо на Гремиону, не находя слов.– Ты... Ты не злишься?

– На тебя? За что? За то, что старалась сделать как лучше для всех?– голос Гермионы был ласков.– У тебя не было другого выхода...

– Я не знала, что делать, мама...

– Ничего...

Гермиона отпустила дочь и немного отошла, оглядываясь, касаясь руками предметов в комнате.

– Дядя Гарри тебе рассказал?– осмелилась заговорить Роза.

Мама кивнула, замерев возле камина. Только тут Роза заметила, как дрожат ее руки.

– Я сама догадалась, что что-то случилось... Гарри никогда не умел хорошо лгать...

Роза бы поспорила, но не стала. Зачем произносить и так известные вещи? Дядя Гарри не умеет лгать только перед ее глазами, перед глазами спасшей его женщины...

– Я видела его,– вдруг произнесла Гремиона, в упор глядя на дочь.– Хотя тогда мне показалось, что это просто игра света... Иллюзия... Но достаточно было одного взгляда на Гарри, чтобы понять, что он был здесь... Рон был здесь.

Розе казалось, что мама разговаривает сама с собой: то ли убеждает, то ли успокаивает. Взгляд женщины скользил по комнате, словно пытаясь ухватить хотя бы мелочь, что указала бы ей на недавнее присутствие здесь дорогого ей человека.

– Мама....

– Как он?– Гермиона подняла на дочь спокойный взгляд, но девушке казалось, что он ненатуральный, какой-то нарочито спокойный.

– Думаю, хорошо,– Роза не знала, о чем она может сказать маме, а о чем нет, что причинит ей еще большую боль. Но ведь это мама! Мама, которая всегда и всем старалась говорить правду и требовала этого от других. Она сильная, она честная... Нельзя от нее ничего скрывать, даже если это касается женщины отца... Но ведь это мама, которая уже и так достаточно страдала из-за ухода папы... Она ведь уже пережила, уже смирилась... Зачем снова заставлять ее проходить через это?

Может, папа был прав: вряд ли правда может принести сейчас хоть что-то хорошее... Они все равно ничего не изменят...

– Он здоров? Гарри сказал, что ему нужен был целитель...

– Мелочи, мама,– Роза чуть поморщилалсь, осознав, что решила лгать. Мерлин, папа, что же мы делаем!– Все из-за полнолуния...

– Тео пошел к нему? Действительно ничего серьезного?

– Все в порядке,– теперь, добавила про себя девушка, подходя к Гермионе и беря ее за дрожащие руки, что с головой выдавали состояние мамы.– Прости, я знаю, что ты бы хотела... Я ведь... Я знаю, где он живет...

– Нет,– мама отстранилась, вырывая свои руки и отворачиваясь.– Он этого не хотел.

– Мама, он думает, что так будет лучше для тебя...

– И для него,– Гермиона обернулась, глаза ее странно блестели.– Он прав: зачем?

– Мама!

– Роза,– женщина чуть улыбнулась,– мы ничего уже не можем исправить, все слишком запутано... Или же слишком просто. Наша встреча принесет нам только новые страдания...

– А он этого не хотел,– кивнула девушка.– Но ведь он так хочет тебя видеть!

– Он меня видел. И я его...– мама опустила взгляд на свои сжатые руки.– Я очень рада, что он жив и с ним все хорошо... Что у него есть кто-то рядом...

– Мама, он любит тебя,– прошептала Роза, подходя к матери.– Он очень тебя любит.

– Ты думаешь, что я не люблю его? Я всегда буду любить твоего отца, Роза, всегда. Понимаешь? Я всегда буду любить Рона, Гарри всегда будет любить Джинни,– Гермиона поморщилась, словно ей до сих пор было тяжело произносить это имя вслух.– Но так сложилось... И уже ничего не изменить...

– А ты бы хотела?

– Да, иногда мне этого хочется больше всего на свете...

Они замолчали, не глядя друг на друга.

– Мама....

Гермиона посмотрела на дочь.

– Мама, правда, что он тебя ударил?– Роза очень не хотела задавать этот вопрос, но ей это было нужно. Нужно, чтобы понять, наконец, все, что произошло четыре года назад...

Женщина вздрогнула, нахмурилась, глаза ее стали немного сердитыми:

– Кто тебе это сказал?

– А это так важно?

– Важно, потому что это ложь.

Роза пытливо вглядывалась в лицо матери, но так и не смогла понять, пытается ли Гермиона уберечь ее от правды или же Сара на самом деле солгала...

– Значит, не это стало причиной того, что папа ушел?

– Нет,– твердо сказала Гермиона, качая головой.– Твой отец никогда бы не ударил меня... Ты же его знаешь...

Роза еще секунду сомневалась, а потом кивнула, смиряясь.

– Мама.... как дядя Гарри?

Гермиона улыбнулась, словно расслабляясь:

– Ты же его знаешь... Он чувствует себя виноватым....

– В чем?– усмехнулась девушка.

– Что пришлось от меня скрывать все, что не смог скрыть, что я теперь страдаю из-за этого... Гарри не может жить без хотя бы самого маленького чувства вины...– с легкой улыбкой произнесла мама.– Ладно, думаю, мне стоит пойти к нему...

– Мам....

– Да?

– Мы с Тео собираемся пожениться...– Роза показала ей свое кольцо. Гермиона широко улыбнулась и обняла дочь.

– Наконец-то... А то я уже думала, что Гарри и твоим дядям нужно будет поговорить с твоим кавалером по этому поводу...

– Мама!

Гермиона рассмеялась, потом поцеловала Розу в щеку:

– Все будет хорошо, не переживай. Ты не в ответе за поступки твоих родителей, запомни это...

Роза кивнула, глядя, как Гермиона идет к камину.

– Мама...

– Да?

– Неужели вы так никогда и не встретитесь?

Гермиона остановилась у камина и обернулась:

– Если твоему отцу нужно время, оно у него есть.

Мама исчезла в зеленом пламени, оставляя за собой покой и надежду. Так всегда было, когда мама была рядом. Гермиона Уизли не умела оставлять беспорядок, и Роза была очень благодарна матери за это.

Сказала ли она правду? Солгала ли Сара? И насколько это все теперь важно? Даже если мама солгала – какая теперь разница? Очевидно, что она простила отца... Что это изменит?

Девушка прошла в кабинет Тео и достала палочку: нужно было немного прибраться после этих странных дней беспокойства. Тут же пришли мысли о Лили, но вряд ли по этому поводу стоило переживать. Малфой всегда добивается своего, так что пусть у него болит голова о том, как вернуть себе утраченную любовь жены... Ему полезно иногда наталкиваться на препятствия, правда, лучше бы не на такие жестокие...

В окно постучалась сова, сжимавшая в клюве свиток. Роза тут же забрала письмо, сердце гулко застучалось в предчувствии очередной неприятной вести. Но, едва пробежав глазами несколько строчек, написанных рукой дяди Гарри, она облегченно улыбнулась и села в кресло, отдыхая в лучах солнца.

«Меня нашел Донг, эльф Малфоев. С Лили все хорошо, она со Скорпиусом. Они у Джеймса. Целуем».

Что ж... Малфою можно ставить памятник: не прошло и нескольких суток...

– Чему улыбаешься?

Она вздрогнула и чуть не уронила палочку.

– Тео!– она не знала, сердиться ей или радоваться, что он уже здесь –немного бледный, уставший после таких путешествий, но родной, близкий...– Как они?

– Сара поправляется,– он поставил свой чемоданчик, снял запыленную мантию и только после этого обнял Розу. Она привычно ощутила его запах – смешанных зелий, пергамента, пороха.– Как мама?

– Ничего, но дядя Гарри ей все рассказал...

– Не удивлен,– хмыкнул целитель, отправляясь мыть руки.– Ты не спала.

– Не хочется,– солгала девушка.

Он ничего не ответил – взмахнул палочкой и притянул к себе бутылочку с хорошо знакомым Розе зельем. Она ответила улыбкой на выразительный взгляд жениха.

– Хорошо-хорошо, я сейчас же отправляюсь отдыхать, только без снотворного, мистер целитель... Только ведь мне стоит объявиться в Академии...

– Завтра,– категорично прервал ее Тео, указывая глазами на бутылочку, что все еще держал в руке.

– Тиран,– фыркнула девушка и вышла из кабинета, слыша, как за ее спиной рассмеялся Тео.

Солнце садилось за холмом, что бросал тень на это сумрачное, окутанное невидимым туманом, место. Редкие деревья готовились скинуть листву, алея в лучах заката и бередя душу. Несколько одиноких птиц ныряли в собирающиеся на недавно чистом небе облака. Тишина была почти ощутимой, только легкий шелест цветов и листьев гулким эхом отдавались где-то глубоко внутри.

В этот час здесь никого не было – слишком тяжело было дышать сумрачным воздухом заката, пронизанным вечным покоем и скорбью.

Он остановился и посмотрел на небо – кажется, пойдет дождь. Отметил это тихо, спокойно, потому что не считал, что плачущее небо сегодня может все испортить. Наоборот – кровавый закат должен был закончиться дождем. Так правильно...

Он присел на колени и коснулся рукой травы, что покрывала святое для него место, потом, словно следуя ритуалу, поднял глаза на светлую плиту и прочел:

«Джинни Поттер 1981–2018».

И лишь потом, почти вслух, он читал то слово, что было золотом выбито на ее могиле:

«Прости».

– Здравствуй,– он сел и положил на траву две красные розы. Боли почти не было – она притупилась с годами. Здесь он просто любил и тосковал – так, как мог любить только ее и как мог тосковать только по ней. Он молчал, про себя рассказывая ей все то, что произошло в их жизни за этот год, за последние дни, бессловно делясь с ней своей жизнью.

– Знаешь, мне бывает очень трудно... наши дети такие непростые... Я иногда не знаю, как с ними разговаривать... Это так сложно – быть отцом, без тебя... Особенно сложно с Альбусом, нашим вундеркиндом... Иногда я со страхом смотрю на то, как быстро он развивается, какой он умный... Он столько всего знает, он совершенно необычный... И эти его сны... Я не знаю, как реагировать на них... Мне страшно, что этот его дедушка из снов играет с ним... как со мной когда-то... Но я не решаюсь это прекратить, потому что это, кажется, часть Ала, это делает его счастливым... И я не хочу его расстраивать... Он такой необычный, но ранимый...

– Ты бы знала, как поступить... Мне не хватает тебя, Джинни...

– Мне тоже,– на его плечо легла большая ладонь.

Гарри вздрогнул, хотя знал, что он придет. Рон опустился рядом на траву и рядом с розами положил букет полевых цветов.

Они молчали, глядя на золотые буквы.

«Прости».

– Это тебе,– Гарри вложил в ладонь друга что-то легкое и холодное.

В лучах почти севшего солнца Рон увидел блестевшее золото тонкой цепочки с медальноном – тем самым, где он когда-то хранил локон ее волос.

– Ты сказал ей,– почти обвиняюще пробормотал Рон.

Гарри кивнул, немного виновато опуская голову.

– Она здесь?– почти испугался Рон, готовый в любой момент подскочить и унестись прочь.

– Нет. Она знает, что ты не хочешь этой встречи.

Рон немного расслабился, глядя на медальон, потом неловким движением открыл его – внутри были фотографии Розы и Хьюго.

– Она сказала, что даст тебе столько времени, сколько тебе нужно...

– А если это время никогда не наступит?

– Она поймет,– Гарри поднял на друга усталые глаза.– Она всегда – слышишь? – она всегда будет ждать тебя...

Рон не ответил, в горле стоял ком, когда он закрыл медальон и увидел появившиеся на его оборотной стороне слова: «С любовью и прощением».

– Что же нам с этим делать?– он сжимал в руке послание Гермионы, чувствуя, как ком отступает, как светлеет перед глазами, как сердце замедляет бег, впервые за долгое время принося умиротворение, а не покой.

– Это вам решать,– глухо ответил Гарри, глядя на могильную плиту.– Это ваш поединок... Я свой давно проиграл...

Рон положил руку на плечо друга.

– Почему ты ходишь сюда один?

– А ты бы для разговора с Гермионой привел с собой группу поддержки?– усмехнулся Гарри.– Просто я уже готов разговаривать с ней, с той, что потерял... А ты на полпути...

Рон молчал. Он смотрел на небо, где собрались тучи, и сжимал в руке медальон – это посланное ему прощение, свидетельство того, что он всегда был и остается частью ее жизни, что там всегда будет место для него.

– Как Сара?– Гарри перебирал пальцами траву и смотрел куда-то вдаль усталыми глазами.

– Она сейчас почти всегда спит, приближающееся полнолуние отнимает у нее много сил,– Рон поднял лицо к небу, не видя, но ощущая почти закончившую свой рост луну.

– А ты как?– Гарри перевел взгляд на друга, замечая, что тот немного бледен.– Трудно?

– Привычно,– пожал плечами Рон. Он посмотрел на могильную плиту, возле которой они сидели, и ощутил застарелую тоску, от которой никогда не сможет избавиться. Наверное, как и Гарри.– Она часто мне снится...

– А мне нет... Мне вообще не снятся сны,– признался Поттер, прикрывая глаза.– Уже почти четыре года... Я даже привык...

Рон пожал плечами: наверное, друг заслужил этот ночной покой – после стольких лет, когда его мучили кошмары прошлого. Каждый из них заслуживал покоя. Он сильнее сжал цепочку, замечая, как золото согревается в руке.

Они молчали, думая о двух женщинах, что навсегда соединили их жизни и судьбы. На кладбище опустился мрак пасмурной ночи, первые капли ложились на плиты и траву.

– Он идет каждый год после заката,– Гарри поднял ладонь, ловя слезы неба.

– И зная это, ты никогда не берешь зонт,– усмехнулся Рон, треся головой – глупая звериная привычка, от которой сложно отделаться даже в полном сознании.

– Я люблю дождь...

Рон даже передернулся.

– Расскажи мне...

– О чем?– Рон смахнул с носа капли дождя.

– О своих снах,– Гарри, не отрываясь, смотрел на золотую надпись, казалось, что его губы беззвучно повторяют это «прости», будто бы выжженное в его сердце.

– Они разные... Иногда я вижу ее маленькой, еще до Хогвартса... Она бегает в саду и смеется... Иногда я вижу ее с тобой... Не люблю эти сны...

Гарри хмыкнул, но ничего не сказал.

– Но чаще всего она бывает взрослой, такой, как я ее помню в последние дни... И она улыбается, она спрашивает про отца, про братьев, про детей... Никогда про тебя, словно про тебя она и так все знает...

Гарри кивнул, совсем не удивленный этим. Хотя – это же всего лишь сны, разве нет?

– Хорошо, что она не спрашивает про меня,– вдруг заговорил Поттер, чуть улыбаясь.– А то ты бы прямо во сне превратился и помчался меня убивать...

– Не смешно,– Рон насупился, хотя прекрасно понял, о чем говорил Гарри.

– Прости...

– Гарри.

– Что?

– Я был неправ...

Гарри непонимающе смотрел на него, хмурясь.

– Ты никогда не был виноват в ее смерти.

Друг сглотнул, руки его дрогнули.

– Рон...

– Ты бы никогда не позволил ей умереть.

– Но я позволил...

– Она тебя простила, и я... тоже,– Рон снова положил тяжелую ладонь на плечо Гарри. Они оба были мокрыми, но дождь не мешал им сегодня.– Осталась малость... Ты должен простить себя...

– Только после тебя,– ответил после секундного молчания Поттер.– Потому что Гермиона тебя тоже давно простила...

Гарри указал на медальон, что Рон все еще сжимал в ладони. Они криво усмехнулись.

– Мне пора,– он поднялся, разминая затекшие ноги.– Не хочу оставлять Сару одну надолго...

Гарри кивнул, не пошевелившись. Видимо, он собирался провести здесь всю ночь. Один.

– Увидимся, брат.

Гарри поднял на него глаза и улыбнулся.

– Обязательно.

Рон исчез беззвучно, словно растворился в пелене дождя. Гарри стер с лица воду и снова посмотрел на могильную плиту. Ему казалось, что если бы на ней была фотография, то Джинни бы улыбалась.

Малфои: новая жизнь

– У меня для тебя две новости: одна – неожиданная, вторая – обнадеживающая...

Лили подняла глаза от книги, которую пыталась читать, пока ее брат и муж с умным видом слонялись по дому, то и дело попадаясь под ноги Ксении.

– Скор...

– Я не даю тебе выбора решать, какую новость ты хочешь услышать первой,– перебил ее Малфой, который, как ни странно, переоделся и сейчас стоял перед ней в темном костюме, благо, что без галстука. Сверху, куда удалился, наконец, Джеймс, послышался его смешок, но Лили проигнорировала брата.

– Итак?– она не ожидала ничего хорошего.

– Сегодня вечером мы ужинаем у моих родителей,– медленно, давая девушке понять смысл его слов, проговорил Скорпиус, нависая над ней. Усмешка играла на его губах – он явно именно так и представлял ее реакцию на подобную весть.

Книга соскользнула на пол, Лили не знала, что сказать. Пока она подбирала слова, Малфой продолжил, надеясь сразу же ее успокоить:

– Приехали родители Ксении, так что она и Поттер тоже приглашены. Как и твои родители...

Если Малфой и ждал облегченного выдоха от замершей Лили, то он ошибался. Девушка смотрела на него широко открытыми глазами, в которых читался почти ужас.

– Я...– она попыталась прочистить горло и начала заново:– Я уже знакома с твоими родителями?– она старалась найти в своей памяти хотя бы отголоски подобной встречи, но ничего не обнаружила – лишь отдаленные воспоминания о «дружбе» отца и Драко Малфоя...

Скорпиус задумался, садясь рядом с Лили и гладя ее по руке, надеясь успокоить:

– Ты с ними встречалась... Три с половиной раза...

– Почему с половиной?– осторожно уточнила девушка.

– Ну, первый раз можно почти не считать, потому что я внес твое бессознательное окровавленное тело в наш дом, и ты вряд ли хоть краем глаза видела моих родителей...

Лили закатила глаза, пытаясь скрыть волнение, что охватило ее при одной мысли, что ей придется находиться в одном помещении с людьми, о которых даже собственный сын говорит часто без всякого уважения.

– Второй раз ты видела их на Рождественском балу, и тогда мы милостливо не стали давить их на танцплощадке...

– Очень благородно,– фыркнула девушка, вспоминая падающую ель и хохочущего Скорпиуса.

– Также ты с ними встречалась на нашем с Поттером выпускном балу...– улыбка Малфоя не обещала ничего, что ей бы хотелось услышать.

– И?– все же спросила Лили.

– Ну, ты почти сразу исчезла, потому что мои родители решили поздравить меня с окончанием школы именно в тот момент, когда я... принимал поздравления от тебя...

Лили почувствовала, что краснеет: пусть она не помнит этого момента своего прошлого, но представить все могла, просто взглянув на веселящегося мужа.

– И, конечно, ты видела мою мать на свадьбе Ксении...

– А отца?

– Он был тогда так далеко от Англии, как только смог, я даже не помню, под каким предлогом он избежал прямого столкновения в одном помещении с твоим отцом...

– И теперь мой папа приглашен к вам в дом?– уточнила Лили.

– Это моя мать,– пожал плечами Малфой.– По всем правилам подобный ужин должен был состояться до нашей свадьбы... Но теперь уж ничего не поделаешь...

– А, может, это необязательно? Я могу заболеть?

Скорпиус едва слышно рассмеялся и покачал головой.

– Они не кусаются... Я им просто этого не позволю...

Он смотрел на Лили и понимал, что она ищет предлог, чтобы избежать вечера в компании его родителей.

– У тебя есть ровно тридцать пять минут на все,– заметил Скорпиус, выразительно взглянув на часы.

– Что?! Тридцать пять минут? Малфой, ты больной?– девушка вскочила с дивана и судорожно стала оглядываться по сторонам.– Да я же ничего не успею сделать! Я не могу пойти на ужин к твоим родителям вот в таком виде!

– А я тебе говорила...– донесся сверху голос Ксении, которая явно была в курсе дела.

– Каком виде?– поднял бровь Скорпиус, выразительно оглядывая жену и игнорируя кузину.– По-моему, ты прекрасна...

– Мне даже нечего надеть!– почти вспылила Лили, стоя посреди гостиной.

– Я обо всем позаботился, не волнуйся,– Скорпиус взмахнул палочкой, и в его руках появилась вешалка с кремового цвета платьем. Лили уставилась на одежду.

– Это...?

– Да, я нашел несколько твоих эскизов и заказал сшить... Думаю, с размером мы угадали...– довольный собой, проговорил Малфой, положив платье на диван.

– Ты заказал платье по моему эскизу?– почти шепотом повторила Лили, не веря своим глазам.

– Мы поговорим об этом позже, ладно? Не думаю, что ты хочешь опоздать...

– Я вообще не хочу туда идти!– заметила девушка, все еще глядя на платье.– Ты...

– Лил, осталось всего двадцать восемь минут,– напомнил Малфой, подавая ей платье.– Хочешь, чтобы я тебе помог одеться?– он указал на нервно трясущиеся руки жены.

– Ну нет,– на лестнице показалась уже готовая к ужину Ксения.– В последний раз, когда ты взялся ей помогать, Лили опоздала на осмотр к целителю, позволь тебе напомнить...

– А я позволю тебе напомнить, что это была не моя вина,– ухмыльнулся Скорпиус, делая вид, что не заметил, как покраснела Лили.– Мы никак не могли найти ее куда-то закатившуюся палочку...

– Ты разучился врать, Малфой!– крикнул из своей комнаты явно довольный собой Джеймс.

– Еще слово – и ты разучишься говорить, лохматый,– предупредил Скорпиус.

– Я помогу Лили одеться,– Ксения подхватила платье и потянула подругу за собой.– Все будет хорошо, Лил...

Девушка бросила умоляющий взгляд на мужа, но тот лишь широко ей улыбнулся. На лестнице они наткнулись на уже спускавшегося Джеймса, и Лили ткнула его пальцем в грудь, сердито сощурив глаза:

– Ты знал! Ты! Ты знал и ничего мне не сказал!

– Это все он,– хмыкнул Джеймс, кивнув на Скорпиуса,– он взял с меня Ненарушимый обет...

– Тогда уж сразу – наложил на тебя Империус,– подсказал Малфой, садясь в кресло, когда девушки скрылись на втором этаже.

– Я тебе говорил, что нужно дать ей пару дней, чтобы она морально подготовилась вступить в твое логово,– фыркнул Поттер, садясь напротив друга.

– В моем логове все умрут, как только увидят тебя,– не остался в долгу Малфой, указав на футболку с трехголовым псом, что Джеймс надел под пиджак.

– Скажи спасибо, что я иду к твоим предкам на ужин не в спортивной форме...

– А мне-то что?– пожал плечами Скорпиус.– Будет повод повеселиться... И, если бы я дал твоей сестре пару дней, то она бы точно нашла хороший повод не знакомиться с моими родными еще пару десятилетий...

– А что? Представляешь: вы входите и говорите – мама, папа, вот наши шестеро рыжих сыновей... Твой папенька тут же с разрывом сердца – в урну и на каминную полку, а ты становишься наследником всего состояния....

– Ну, нам на создание шести сыновей, по крайней мере, не понадобится семь месяцев попыток,– выразительно ухмыльнулся Малфой, поигрывая палочкой между пальцами.– Как, кстати, проходит борьба с судьбой?

– Да пошел ты!

– Сам начал.

– Вы невыносимы,– с улыбкой заметила Ксения, спускавшаяся вниз.

– Где Лили?– тут же спросил Малфой, вставая.

– Пытается снова научиться нормально дышать... Все-таки тебе следовало сказать ей заранее,– девушка подошла к Джеймсу и улыбнулась:– Если ты опять заикнешься моим родителям о том, что терпеть не можешь греческую кухню, я тебя четвертую...

– Если они не заставят меня опять это есть, буду нем, как вареная рыба...

– Или жареный еж,– не мог промолчать Скорпиус.– Все, я пошел брать штурмом мою жену, пока она не нашла способ попросту сбежать...

– От тебя сбежишь,– немного обиженно отозвалась Лили, медленно спускаясь по лестнице.

–Вау, Лил, платье шикарно,– заметил Джеймс, посмотрев на сестру. Потом пару секунд помолчал и расплылся в улыбке:– Заметь, что я это сказал раньше твоего муженька...

– Не прошло и полвека, как ты научился делать комплименты,– фыркнул Малфой, подавая Лили руку. Ладонь жены была холодной. Он обнял девушку и прошептал прямо на ухо:– Не волнуйся, ужин у моих родителей – лишь маленькая – и самая неприятная – часть из вечерней программы.

Она немного удивленно на него посмотрела.

– У меня для тебя есть несколько сюрпризов,– он мимолетно поцеловал ее и потянул к камину. Джеймс закатил глаза и ухмыльнулся.

Она шла по дому, прислушиваясь к стуку своих каблуков. Почему-то именно этот уверенный звук всегда давал ей твердое ощущение правильности жизни, ее планомерного течения...

Все именно так, как должно быть, и по-другому бы не вышло. Этому правилу ее научил отец, старый дипломат, который обламывал зубы и когти таким же бывалым дипломатам при зарубежных министерствах магии. Жалеть прошедшее и сделанное ее не учили, да она и не хотела учиться.

Она подошла к окну в одном из больших холлов второго этажа и отворила его. Она вздохнула свежий прогретый за день воздух полной грудью и отошла от окна, словно сознательно лишая себя этой слабости.

Она всегда была сильной, умевшей выбрать из необходимого и желаемого, умела смирить в себе лишнее в данный момент, найти нужное, забыть о себе, помня о близких, которые всегда нуждались в ней. И ей самой нравилось, что по истечении лет она перестала даже нуждаться в слабости, даже думать о ней. Ей нравилось слышать уверенное перестукивание каблуков, ощущать себя полной хозяйкой своей жизни, своей семьи, своего дома...

Хотя, если бы не отец, ей бы все так не удалось – уроки дипломатии очень помогли ей после замужества, потому что все эти годы искусство найти решение любой ситуации, правильно лавировать между конфликтующими сторонами стало незименным ее сопровождением изо дня в день. Сначала она стояла между мужем и свекром, затем ей пришлось занять ту же позицию между мужем и сыном, не давая семье погрязнуть в мелочных, никому ненужных конфликтах...

И ей это нравилось... Хотя иногда, в редкие моменты, когда одна из сторон отсутствовала, она позволяла себе расслабиться, вдруг попробовать себя в другой роли – и понимала, как ненатурально и пугающе это теперь выглядит. Ненатурально даже для нее самой, что уж говорить о муже и сыне, которые тут же напрягались и не знали, как реагировать...

Она отвернулась от окна и продолжила свой путь. Ей предстояло найти в недрах этого дома своего напуганного и злящегося мужа и снова встать между конфликтующими сторонами – между ним и Поттерами, которые теперь стали членами их семьи.

Она вошла в кабинет, где пылал камин, огонь играл на задернутых шторах. В полумраке горели свечи, возле которых склонился над какими-то бумагами Драко. Светлые волосы падали ему на лицо, и он каждый раз в разражении откидывал их.

– Ты слишком много работаешь,– заметила она, присаживаясь на подлокотник его кресла и кладя руку на его напряженное плечо.

– Кто-то же должен заниматься делами, а не глупостями,– буркнул Драко, поднимая глаза, в которых она легко читала раздражение, вызов и испуг. Она знала, на что направдены каждое из его чувств, а точнее – на кого. Раздражение из-за сына, который в очередной раз поступил не так, как хотел отец, испуг – из-за предстоящего обеда с Поттерами, вызов – самому себе.

– Все мы в молодости совершаем глупые поступки, Драко,– она постаралась не улыбнуться, перебирая его мягкие, немного длинные для мужа волосы.

Он промолчал, явно понимая, что какой бы спор он не начал, все равно проиграет. Она тоже ничего не добавила – какой смысл бередить старое? Она смотрела, как муж что-то записывает на пергаменте, изящно обмакнув перо в чернила. Рука его иногда подрагивала, выдавая его волнение. Он знал, ради чего она пришла...

Отец лишь однажды осудил ее – за ее выбор. Он применил все свое умение, чтобы переубедить дочь выходить замуж за сына опальных Малфоев. Он говорил несколько часов, не понимая, что любовь и дипломатия – вещи несовместимые, потому что дипломатия – это логика, а какая логика может быть в чувствах? Какая логика может быть тогда, когда ты с первого взгляда на человека вдруг понимаешь, что не сможешь без него, потому что он не сможет без тебя? Когда ты вдруг чувствуешь, что сердце сжимается от жалости и тоски, что тебе хочется избавить этого потерянного человека от затравленного взгляда изгоя, от чувства никчемности, что внушают ему родители и он сам... И на вопрос отца – «за что ты его любишь, этого породистого добермана с характером болонки»? – она ответила очень просто и искренне: «А разве любят за что-то?».

Она так и не убрала руку с его плеча, молча наблюдая за тем, как он работает, отдавая всю свою энергию мечте – вернуть Малфоям былое величие, силу и влияние. У него это получалось – пусть тяжело, пусть не так быстро, как бы он хотел, но получалось. За одно это он уже мог себя уважать.

Она его любила и старалась внушить ему это утраченное уважение, утраченное доверие к самому себе. Он даже не осознавал этого, часто не замечая ее влияния, но она этого и не хотела. Она просто была с ним рядом, любя, как любят лопоухого щенка, которого пытались утопить из-за того, что не вышел сильным и злым, как положено по породе... Она не позволяла его утопить, веря в него и заставляя других верить. И у нее это почти всегда получалось...

Почти, потому что был ее сын. Она не раз думала о том, что они зря позволили Скорпиусу так много времени проводить в компании деда. Конечно же, сын встал на сторону Люциуса, и ей пришлось оказаться между ними – между мужем и сыном. Это было несложно – при ее влиянии на Драко. Но иногда она просто ненавидела эту ситуацию в семье, она сердилась наедине с собой – что не смогла вовремя поставить их рядом, примирить друг с другом... Примирить сильного породистого щенка с его слабым отцом, в котором порода часто не ощущалась...

– Ты читала о Забини?– Драко отложил перо и указал на стопку газет.

– Да, бедная девочка,– она кивнула и поднялась, мельком взглянув на часы. Муж зло хмыкнул и опять промолчал: она знала его позицию по отношению к семье, что так себя опозорила. В такие моменты она надеялась, что Драко хотя бы немного ощущает гордость за сына, что никогда так не подведет их... Скорпиус умел решать свои проблемы, – да и их общие – не оставляя пятен на только отмытом имени. Даже его последний вызов в Министерство – на допрос по делу о смерти высокопоставленного чиновника – не принес им ничего, кроме облегчения, потому что почти сразу сын был признан невиновным и даже чуть ли не спасителем волшебного мира от очередного монстра в лице Маркуса Деверо.– Думаю, тебе стоит идти переодеваться.

Да, он давно ждал этого ее напоминания об ужине, но, как всегда, надеялся, что этого не произойдет. Бедный Драко...

– С чего я должен знакомиться с теми, кого и так уже достаточно знаю? Мне знакомства с Поттером и Грейнджер еще в школе хватило,– как обычно, приступил он к слабой атаке.