Текст книги "Истинно (СИ)"
Автор книги: Severlika
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)
От красивого, ухоженного, уверенного в себе Фрэнсиса отскакивало все: любые слова, сарказм, откровенные оскорбления. Он тушил их одной только легкой улыбкой, я не встречал таких людей до него. Он вставал чуть свет и шел к озеру умываться. Я несколько раз видел его раздетым по пояс плещущимся в ледяной воде. На завтрак он являлся сияющим, всегда в прекрасном расположении духа. Лицо его было гладко выбрито, на щеках – яркий румянец, глаза блестели. Говорил он складно, одевался модно – идеальный до зубного скрежета.
И постоянно увивался за Поттером.
За два месяца они стали приятелями. Фрэнсис сидел рядом с ним в Большом зале, напросился вместе с нами в патруль по Запретному лесу, сопровождал его повсюду, сиял улыбкой и маслился.
Меня от такой картины подташнивало. Неужели мальчишка не замечает, что его откровенно соблазняют.
Мне было нелегко себе признаться в этом, но я ревновал. Поттер в последнее время занимал мои мысли в достаточно большом масштабе, и присутствие рядом с ним Фрэнсиса меня раздражало.
Дело было в том, что я прекрасно понимал – мне с ним не сравниться. Шарм и блеск, с которым Конборн привык одеваться, его неизменная вежливость и мягкость движений, словно он исполнял партию в балете, были мне несвойственны. Как-то утром, стоя у зеркала в одном черном полотенце, я представил себя в чем-то кроме своей повседневной одежды. Скажем, в зеленой шелковой рубашке – другого материала, кроме шелка, для Конборна и не существовало – в галстуке-бабочке, которой он так любил щеголять, в атласной мантии, но не в черной, а, скажем, в бежевой… Потом просто потряс головой и с остервенением начал одеваться в свои обычные доспехи. Что за нелепые мысли?!
Поттер, несмотря на все старания Конборна, не оказывал ему никаких знаков внимания. Впрочем, я даже не знал, как он относится к однополым отношениям. У меня самого были и женщины, и мужчины, в юности я много экспериментировал, и пришел к выводу, что пол мне неважен. Мне важен сам человек, его поступки, его цели, сила характера, интеллект – вот что привлекает в первую очередь. И то, что я чувствовал к Поттеру, было во многом обусловлено моим восхищением его характером. Мальчишка сумел обхитрить Волан-де-Морта, не сломался в этой жестокой мясорубке, в которой сломались многие старше и опытнее него, а после войны – не потерялся и не спился где-нибудь на площади Гриммо.
Ко мне пришло яркое воспоминание, как после первой войны, когда Поттер пускал слюни где-то в пеленках, но уже накостылял Темному Лорду, я имел серьезные проблемы с алкоголем. Я почти каждый день трансгрессировал из Хогвартса в Косой переулок, заходил в первый попавшийся бар и напивался там до такой степени, что забывал собственное имя. Сколько раз я просыпался посреди ночи где-то в подворотне, в грязи, или с какой-нибудь проституткой – девочкой или мальчиком – неважно! – в дешевом отеле. А потом ранним утром переносился на автопилоте за территорию школы, и неровными пьяными шагами шел в замок, чтобы выпить отрезвляющее зелье и вести уроки до вечера.
И все повторялось снова. И снова. И снова, пока не вмешался Дамблдор. Он вызвал меня к себе и сказал только одну фразу:
– Как ты думаешь, Северус, что будет с тобой, если я уволю тебя из Хогвартса?
У меня ужасно болела голова. Отрезвляющее зелье перестало действовать час назад, и я ни о чем не мог думать, кроме обезболивающего.
– Да и наплевать! – выкрикнул я пьяным голосом, вскочил на ноги из кресла и горько рассмеялся, – кому какое дело? У меня никого нет, Дамблдор. Кто расстроится, если меня не станет? Никто! Никто, скажу я вам, да, так и есть! А если бы и был, то и при их жизни я никому не был нужен. Моя мать – слабохарактерная дура, которая не в состоянии была защитить своего единственного сына от собственного мужа. А мой отец… Он видел смысл своего существования в том, чтобы бить меня каждый вечер. Я вообще не помню его трезвым!
Дамблдор, такой, каким я его запомнил – уже немолодой, но полный сил, волшебник, с седеющей бородой – выслушал эту безобразную речь, а потом я увидел в его глазах то, что вывело меня из себя окончательно.
– Не смейте жалеть меня! – заорал я так, что зазвенели серебряные приборы на его столе, – слышите? Я не позволю! Не позволю!
– Отчего же, Северус? – тихо спросил он, склонив голову к плечу, – ты еще не знаешь, что такое сочувствие, почему ты уверен, что тебе не понравится?
Я пришел в замешательство, а Дамблдор встал из-за стола, подошел и прижал меня к себе. Оказавшись носом в его мантии, я сначала окаменел, а потом словно прорвало плотину. Слезы хлынули против моего желания, и я, судорожно вцепившись в его воротник побелевшими руками, не мог взять себя в руки добрых полчаса. Потерявшийся девятнадцатилетний парень, которому требовалась помощь – вот кем я был тогда.
– Сейчас ты спустишься к себе, Северус, приведешь себя в порядок, и пойдешь на завтрак. – сказал Дамблдор, выпустив меня из своих крепких отеческих рук, – а потом у тебя сдвоенный урок зелий у когтевранцев и слизеринцев. И ты больше не станешь уходить из замка, слышишь? Иначе я тебя уволю. Я говорю совершенно серьезно.
Воспоминание о Дамблдоре вызвало приступ тупой душевной боли. Можно было сколько угодно рассуждать о его плюсах и минусах, о том, с какой циничностью он играл чужими судьбами, но одного у него было не отнять – великодушия.
– Доброе утро, Северус!
«Мерлин, Парацельс и иже с ними! Только не он… – пронеслось у меня в голове».
– Мистер Конборн.
Я сухо поздоровался и продолжил свой путь. Он догнал меня и подхватил под руку.
– Вы уже готовы к празднику? Я сотворил себе отличную фиолетовую шляпу мушкетера с павлиньим пером, хотите взглянуть?
– Не очень.
– Бросьте дуться, – засмеялся Конборн, слегка дернув меня за локоть, – Минерва придумала какой-то сюрприз на вечер, и как я не уговаривал, она не призналась мне, в чем он состоит. Что ж, в свете последних событий, нам всем не помешает расслабиться и повеселиться, как считаете?
Он щебетал, словно соловей в майское утро. Мне вдруг в голову пришла удручающая мысль, что Поттеру, с его жизнелюбием и неуемным оптимизмом, нужен именно кто-то вот такой. Как Фрэнсис Конборн. Они бы поселились где-нибудь в ужасно романтичном месте, на морском побережье, например. С утра пили бы чай с мятой на летней веранде и болтали о разной ерунде, а по вечерам – купались в закатном солнце и собирали бы ракушки на берегу…
– … Вы слушаете меня, Северус? Что с вами, вы нездоровы? Вы бледны…
– Все в порядке, мистер Конборн, благодарю вас.
Внезапно он останавливается, но лишь на секунду, а потом продолжает тарахтеть:
– Гарри предложил и нам отметить праздник. Всем преподавателям. После того, как студенты отправятся спать. Как вы на это смотрите?
– Кто-то должен патрулировать коридоры ночью, – мрачно отозвался я, – я не против вашего веселья. Отдыхайте.
– И что, вас никоим образом не волнует, что Гарри останется со мной на весь вечер без вашего присутствия?
Стоп. Что он только что сказал?
Я повернулся в ошеломлении к Фрэнсису и наткнулся на его насмешливый, но вполне серьезный взгляд. Налет легкомыслия, вертлявость и манерность разом испарилась, и я окончательно убедился в том, что Конборн носит маску. Это очень удобно – притворяться недалеким дурачком, чтобы окружающие не воспринимали тебя всерьез, и выкладывали все свои тайны. И ты тоже попался на этот крючок, Северус Снейп. Поздравляю, ты – идиот.
– Простите?
Фрэнсис обошел меня и остановился прямо напротив, сложив руки на груди и прищурившись.
– Давайте на чистоту, Северус. Я уже не первую неделю замечаю ваши взгляды исподтишка в сторону мистера Поттера. Долгие, внимательные… – он сделал паузу и прибавил, улыбнувшись, – вожделеющие. Но, чтобы вы понимали, я не собираюсь его вам уступать.
Некоторое время я мог только стоять и моргать на него в оцепенении. Неужели мои чувства так заметны? Конборн будто прочитал мои мысли.
– Не беспокойтесь, – мягко проговорил он, – мы с вами, видимо, сходны в ориентации, а мистер Поттер, похоже, еще не определился. Он слишком неопытен, чтобы разобраться в сути ваших взглядов. – его губы растянулись в коварной и очень неприятной улыбке, – я кое-что знаю о вас, профессор, кое-что о вашем прошлом, и это вовсе не касается знака на вашей руке. Но я люблю честную игру. И вашу тайну не выдам.
– Вы повредились в рассудке, Конборн, – осведомился я язвительно, наконец, взяв себя в руки, – что вы себе позволяете? Вы возомнили, будто можете разобраться во мне, как в любопытном деле? Так вот, новость специально для вас: если вы посмеете копаться в моем прошлом для достижения личных целей, вы горько об этом пожалеете. Я был правой рукой Темного Лорда и, как можете заметить, он мертв, а я – до сих пор жив.
– Это угроза, Северус? – спокойно уточнил Фрэнсис, не меняясь в лице.
– Предупреждение, – мой голос тих и ядовит как гремучая змея, – и вот вам еще одно: не смейте втягивать в ваши грязные махинации Гарри Поттера. Мальчик достаточно натерпелся в жизни и без вас.
Мои слова его не впечатлили. Конборн лишь приподнял брови и обвел меня взглядом с головы до ног.
– Даже так? – молвил он задумчиво, – что ж, я вас услышал, Северус, мне остается надеяться, что и вы услышали меня.
И он, развернувшись, быстро скрылся из виду в темном коридоре.
***
В Большом зале все было украшено к Хэллоуину. Под потолком плавали исполинские тыквы со свечами внутри и кривыми рожицами, вырезанными ножом. Ученикам в честь праздника было разрешено надеть праздничные мантии и платья. Столы были накрыты черными скатертями с рисунком из паучьих нитей, в углах притаились летучие мыши.
Преподавательский стол тоже был украшен блюдами в виде жутких когтистых лап, кувшинами будто в потеках крови и Фрэнсисом, который восседал в своей фиолетовой шляпе и щекотал нос Хагриду павлиньим пером. Полувеликан добродушно похохатывал и восторгался праздничным видом следователя.
После утреннего разговора Конборн держался как обычно. Словно это не он сверкал на меня глазами и грозился невесть чем. Он застал меня врасплох тем, что догадался о моем увлечении Поттером, но не более. Если Фрэнсис готовится к войне, то делает он это зря. Я не собираюсь воевать за Золотого Мальчика, не стоит портить ему жизнь, что бы я там не чувствовал.
После пышного ужина и поздравительной речи, директор МакГонагалл поднялась со своего места.
– А теперь небольшой сюрприз для наших учеников. – Проговорила она усиленным голосом, и зал оживился. – Мы проведем небольшое состязание в вашем магическом мастерстве.
Она хлопнула в ладоши, и столы мягко разъехались в стороны, а посреди зала появился высокий помост, обитый синим бархатом.
– Только сегодня вы сможете сразиться друг с другом за вознаграждение. Но соревноваться вы будете не в магической дуэли и не с помощью боевых заклинаний, а с помощью магических иллюзий. Наколдуйте нам что-то прекрасное, а я и мистер Хагрид – оценим и выявим победителя.
Среди учеников поднялся такой восторженный шум, что я чуть не оглох.
Магические иллюзии – одно из самых простых заклинаний. Оно изучается на первом курсе. Это проецирование картины из своего воображения в изображение в воздухе. То есть дело тут не в магическом мастерстве, не в опыте, не в возрасте, а в богатстве воображения волшебника, и в конкурсе мог участвовать ученик любого курса.
– Призами, за которые вы сегодня сразитесь, станут ваши преподаватели, а именно – трехчасовой индивидуальный урок!
Девушки с шестого курса завизжали так, что я поморщился. Конечно, самым ценным лотом был Поттер, кто бы сомневался! Кто в своем уме захочет трехчасовой индивидуальный урок со мной?
Но, к моему удивлению, за меня разыгралась нешуточная борьба среди слизеринских старшекурсников. Салли Бишеп и Оливер Рэдби пятнадцать минут выдавали то фейерверки, то гигантские разноцветные цветы, то странного вида серебристый дождь из чего-то похожего на облако. Жюри было решено отдать первенство Оливеру. Я был польщен и сдержано улыбнулся.
Потом несколько девочек – второкурсниц сразились за Флитвика. Дальше произошла вялая и весьма торопливая борьба за внимание Трелони. Профессор Стебль сидела красная как цветок мака, пока её студенты чуть не разругались друг с другом у кого цветущая мандрагора вышла красочнее. И наконец, дело дошло до Поттера.
Как только директор назвала его фамилию, поднялось столько рук, что я подумал: мы не выйдем из зала до утра! НО внезапно раздался голос Конборна:
– Разрешите и мне побороться за внимание профессора Поттера.
Студенты сразу притихли. Никто не хотел выходить против взрослого волшебника. Все мялись и недовольно ворчали.
– Поскольку мы не можем найти вам противника, – извиняющимся тоном начала Минерва, но я вдруг поднялся со своего места и услышал свой голос будто со стороны:
– Я буду вашим противником, мистер Конборн.
Среди студентов пронесся изумленный шепоток, предвкушающий интересное действо. Минерва растерянно взглянула сначала на меня, потом на ухмыляющегося Фрэнсиса, и пожала плечами.
– Что ж, ладно. Приступайте. Кто будет первым?
Я сделал преувеличенно галантный жест, предоставляя возможность Фрэнсису выступать первым. Он отвесил мне клоунский поклон. В сторону Поттера я не смотрел. Боялся увидеть досаду на его лице. Я бы не ввязался в это идиотское действо, если бы не утренний разговор. Черт побери, да, я – собака на сене! Сам Поттера не ем, а другим и подавно не дам!
Конборн вышел на середину помоста. Его длинная роскошная светло-сиреневая мантия плыла за ним следом, поддерживаемая заклинанием левитации. Выглядел он впечатляюще.
Его палочка вспорхнула в руке, и по залу разлилось яркое радужное сияние. Тысячи, миллионы световых линий сливались и разъединялись, образовывая различные образы. Вот сказочная чудо-птица воспарила в небеса, и тут же её очертания плавно поменяли в необыкновенной красоты розу с нежными лепестками. Роза поднялась под самый потолок, расточая теплое сияние, заставляя задохнуться от восторга, а потом рассыпалась миллионом серебристых звезд, и пространство вокруг потемнело. И вот уже вокруг распростерлось полотно звездного неба. Иллюзия была объемной, занимало все пространство вокруг, мы все будто находились внутри неё, и звезды, планеты, кометы плавали совсем рядом. Это было прекрасно, слов нет.
Когда иллюзия рассеялась, зал сотрясли аплодисменты и восторженные крики. Конборн самодовольно ухмылялся и кланялся, а потом легко спрыгнул с помоста, предлагая подняться на него мне.
Стоило мне ступить на возвышенность, все сразу притихли. Я поднял свою палочку, и вокруг меня по залу распростерся летний цветущий луг. Маргаритки застенчиво выглядывали из нежной весенней травы, синее небо без единого облачка поднималось над бескрайним зеленым полем. А потом вдалеке появилась одинокая маленькая фигурка девочки в светлом летнем платье. Она приблизилась, весело кружась, отчего ветер наполнял её широкую юбку, и то и дело нагибалась для того чтобы сорвать цветок. На голове у неё был венок из полевых цветов, она улыбалась, и её длинные рыжие волосы полоскались за ней на ветру. Зазвучал далекий детский смех, как давнее затерявшееся эхо, и девочка взглянула на меня зелеными глазами, такими же, как у её будущего сына.
Такой я её запомнил навсегда – мою Лили…
Фигура девочки медленно выцвела и исчезла совсем, цветы из венка, подхваченные ветром, медленно опустились на землю. Иллюзия погасла.
Стояла абсолютная тишина. Студенты смотрели на меня, некоторые с улыбками, некоторые с явным непониманием, но все они выглядели притихшими и тронутыми. Я обернулся.
Глаза Поттера были широко открыты, на лице отражалась сложная смесь эмоций. От изумления до жалости. Он сидел, словно громом пораженный. Минерва МакГонагал и все профессора, которые помнили Лили, конечно, узнали её. Хагрид громко высмаркивался в платок размером со скатерть и вытирал покрасневшие глаза.
Я спустился с помоста. Фрэнсис Конборн явно не мог взять в толк чему все так растрогались, и уже подозревал, что проиграл. Через несколько минут Минерва подтвердила это.
========== Глава 5 ==========
Педсоветы у Минервы в кабинете всегда были скучными, долгими и, по большей мере, бесполезными. Обсуждались одни и те же вопросы. Кто лучший ученик, кто – худший, группа риска – те, кто не дотягивает до уровня тролля и остаются на второй год. Новые требования министерства магии к форме обучающихся, (будто дел у них больше нет, кроме как утверждать положение о том, что традиционный черный цвет мантий меняется теперь на темно-синий). Препирания Флитвика и Стебль о том, кто должен руководить школьным хором, и нужен ли он вообще.
Отчитавшись за последний месяц о растраченных школьных ингредиентах и о планируемой смете на новые, я опустился в свое любимое кресло, подальше от основного состава преподавателей. Взор мой обратился на Поттера, вполголоса переговаривающегося с Фрэнсисом.
Конборн лоснился, улыбался заискивающе и кивал. Поттер же увлеченно что-то ему рассказывал и явно не замечал ни кокетливых взмахов ресниц, ни легкого румянца на гладко выбритых щеках молодого следователя.
После того, как я выиграл сражение на Хэллоуине, я почти не видел Поттера. Накопилось слишком много работы. Вышли почти все зелья в больничном крыле, и я часы напролет проводил у себя в подземельях в компании котлов, черпаков и выпотрошенных флоббер-червей.
Только вчера, выбравшись в библиотеку за очередным рецептом зелья, я встретил там Поттера. Хотя, «встретил» – это совсем не то слово.
Время перевалило за полночь, поэтому я удивился, когда увидел тусклый свет от свечей в читальном зале. Обойдя высокий стеллаж, я остановился и негромко усмехнулся.
Поттер спал, уронив голову на свиток пергамента. Его волосы разметались по белым страницам книг, которые лежали по всему столу в беспорядке. Я неслышно приблизился. Гусиное перо выпало из руки, оставив синий росчерк на пальцах, и под его кончиком виднелись несколько капель засохших чернил. Одной щекой герой магической Британии упирался в свиток, отчего его пухлые бледно-розовые губы приоткрылись. Очки лежали рядом. Ресницы отбрасывали длинные тени на его щеки. Он выглядел таким юным, нежным и беззащитным. Уютным, домашним, добрым, любимым…
Тронувшая мои уста улыбка медленно исчезла. Я стоял и не мог оторвать от Поттера взор. Словно кто-то наложил на меня оцепенение. Отвести взгляд в сторону было выше моих сил. Прекрасно понимая, что мне нужно убраться из библиотеки как можно быстрее, я сделал еще один медленный шаг вперед и опустился перед спящим Поттером на корточки. Волна ослепляющей нежности поднялась в моей душе, сметая все доводы разума, наполняя меня жизненной силой и такой мощной любовью, что впору было потерять сознание. Я резко вдохнул теплый воздух, пахнущий книжной пылью, чернилами и пергаментными листами, и задержал дыхание, чтобы унять сердцебиение.
«Мерлин, что же это? Откуда это во мне? Неужели я еще способен на такие чувства!»
Рукой я дотронулся до края его мантии, невесомо погладил атласную ткань пальцами и потянулся вперед.
Меня вело подсознание и дикое, жгучее желание. Мне казалось, что если я не дотронусь до него сейчас, пока никто не видит, и он спит – даже не почувствует! – то я просто не сойду с этого места живым.
Черные ресницы слегка дрогнули, когда я приблизился. Я чувствовал у себя на губах его теплое дыхание и каким-то дальним участком головного мозга понимал, что если он сейчас проснется, и увидит перед собой профессора Снейпа в столь недвусмысленной близости, то… Все сомнения пропали резко и начисто, как только я преодолел эти полтора дюйма, разделяющие нас, и невообразимо нежно прикоснулся к его губам своими…
… Сердце колотилось так, будто намеревалось выскочить из груди. Внутри меня бушевал вихрь эмоций, от дикого восторга до неясного страха. Я ощутил себя снова шестнадцатилетним мальчишкой, который впервые испытал взрослое сладостное чувство влечения. Эти ощущения, спящие столько лет где-то глубоко в моей душе, словно прорвались во мне сейчас.
Больше всего мне хотелось разбудить Поттера мягким прикосновением к его волосам, увидеть его в глазах ответное чувство, целовать его до тех пор, пока не закончится дыхание – нежно, трепетно, бережно. Мне впервые за долгое время хотелось дарить себя всего и без остатка кому-то другому – ему!
«Открой глаза. Открой, и я не стану больше скрываться и прятаться. Я признаюсь тебе тот час же! Подними свои чудные ресницы и посмотри на меня, увидь меня здесь, склоненного перед собственной любовью. Открой весенние глаза, и ты узнаешь такого Северуса Снейпа, которого не знал никто до тебя! Ведь все, чего я хочу – это быть рядом с тобой…»
Боже мой! Невероятно, безрассудно! Ребячество. Глупости. Сиюминутные, безумные порывы! Как легко ты встал на колени, Северус! И тебе ведь не хочется с них подниматься. Ты готов вложить свое сердце в ладони Поттера, повинуясь этому странному, сокрушающему чувству.
«Черт возьми, это мое право! Я имею право хотеть кого-то любить, я имею право на эти чувства. Я достаточно послужил в этой жизни обоим сторонам и теперь хочу чувствовать, любить, дышать одним-единственным человеком. Я готов позволить себе это!»
Отстраняясь от раскрасневшегося во сне лица Поттера, я слегка улыбался, а потом поднялся на ноги и потряс его за плечо.
Поттер открыл глаза и поднял голову со стола. К его щеке прилип листок пергамента, потом отлип и оставил отпечаток чернил на коже. Уголок моего рта неумолимо полз вверх.
– Не лучшее место для сна, Поттер, – мягко проговорил я, и звук моего голоса окончательно прогнал наваждение, которое только что бушевало в моей душе.
Он потер глаза совершенно очаровательным детским жестом и зевнул, прикрыв рот ладонью.
– Профессор Снейп, который час? – спросил он хрипловатым со сна голосом.
– Половина первого ночи. В замке орудует убийца, вам не следует так беспечно засыпать в уединенном месте.
Поттер выпрямился, потянулся, раскинув руки в стороны, пригладил волосы и потряс головой.
– Вы правы. – Он обвел взглядом книги, в хаотичном порядке разбросанные по столу, и нахмурился.
– Вы что-то искали в библиотеке? – спросил я, – возможно, вам помочь?
Он покачал головой и вздохнул.
– Да я и сам не знаю, что ищу. Я перелопатил все справочники Ньюта Саламандера о магических животных, нежити и существах, но не нашел того, что напало на вас тогда в коридоре.
У меня потеплело на сердце. Он искал тварь, которая чуть не прикончила меня возле собственного кабинета, хотя это работа Конборна, а вовсе не его.
– Можно выписать книги из национальной магической библиотеки, или из особой секции министерства магии. Возможно, там есть какая-то информация.
Поттер рассеяно покивал.
– Да. Так я и сделаю. Спасибо.
– Так вам нужна помощь? – спросил я снова, и он посмотрел на меня с оттенком удивления, – в конце концов, я выиграл вас в свое распоряжение на три часа, помните? Почему бы нам не потратить их так?
Поттер некоторое время молчал, а потом на его лице появилась теплая улыбка. Он улыбнулся мне так искренне, что меня снова окатило жаром изнутри.
– Как вам будет угодно.
…
– Северус, вы слушаете? Голосуйте, вы – за или против?
Я резко вынырнул из воспоминаний, вздрогнул и выпрямился в кресле.
– Что? А, разумеется, я – за!
Понятия не имею, за что я только что проголосовал, но Флитвик вроде бы доволен.
– Отлично, теперь сводный хор Хогвартса переходит в ваше полное распоряжение и руководство, – проговорил Конборн, улыбаясь.
– Что?!
Все добродушно засмеялись, и я понял, что это шутка.
– Повнимательнее, Северус, – укоризненно говорит МакГонагалл.
Искоса я взглянул на Поттера. Он заметил мой взгляд и слегка мне улыбнулся.
– И у нас остается еще один вопрос, – утомленно продолжает Минерва, – профессор трансфигурации…
По кабинету пронесся тяжелый вздох. Отсутствие в расписании трансфигурации досаждало всем, потому что пустующие часы нужно было заменять, и получилось так, что у всех преподавателей нагрузка увеличилась в полтора раза.
– Так никто и не подал заявку, Минерва? – всплеснула руками Трелони.
За эти годы предсказательница сильно постарела, обзавелась еще одним десятком новых шалей и стала ещё более странной и неуравновешенной, чем раньше. Мы видели ее только на обедах в Большом зале. Завтракать и ужинать Трелони предпочитала у себя в башне.
– Ко мне поступило одно предложение, но, учитывая темное прошлое этого человека, министерство еще не одобрило его.
– И кто же это?
Я нахмурился. Человек с темным прошлым. Все Пожиратели Смерти были отловлены и заключены в Азкабан в течении двух лет после войны. Не осталось ни одного человека, связанного с Темным Лордом, который бы не подвергся судебному делу. Я сам прошел через несколько заседаний, и находились многие волшебники, в том числе и представители Визенгамота, желавшие если не засадить меня за решетку, то не допустить к преподаванию – точно. Если бы не горячее заступничество Поттера, неизвестно, где бы я сейчас был. Из тех, кто мог бы «похвастаться» своим темным прошлым, на свободе оставался только…
– Драко Малфой.
Поттер вскинул вихрастую голову и прищурился.
– Нет.
Все повернулись к нему.
– Вы ведь отказали ему, профессор?
– Все не так просто, Гарри, – мягко возразила МакГонагалл, – члены Визенгамота разделились на два лагеря относительно судьбы мистера Малфоя. Одни помнят, как поступал его отец, как он некогда запугивал и угрожал совету попечителей школы. Они припомнили его служение Волан-де-Морту, а так же и то, что на руке его сына стоит Черная Метка. А вторые возразили им на это, что сын за отца не отвечает, и что никаких конкретных злодейств Драко Малфой не совершал, а ошибиться может каждый. И… если уж на то пошло, в Хогвартсе уже есть один носитель Черной Метки. Даже убивший Альбуса Дамлдора, и это ничуть не мешает ему преподавать.
Все взгляды обратились ко мне, и я скривился.
– Прекрасно, – выплюнул я с отвращением.
Наверно, мне никогда не отмыть свое имя от этой смердящей лужи, в которую я окунул его в юности.
– Драко Малфой получил высшее образование во французском университете магии. Все обвинения с него сняты уже давно, не без вашего участия, Гарри, поэтому сейчас тому, что он может пополнить ряды преподавателей Хогвартса, противится лишь попечительский совет. – Продолжала МакГонагалл. – К тому же, история Малфоя серьезно всколыхнула магическую общественность в нашей стране. Люди начали поговаривать о том, что события войны пора бы уже забыть, принять к сведению и жить дальше. Они всерьез полагают, что существуют невинные жертвы, которых подставили и опорочили. Имя Малфоя стоит в этом списке первым.
Поттер покачал головой и резко выдохнул.
– В Малфое нет ничего, что нужно нашим ученикам, директор, – проговорил он твердо, – преподаватель – это не только сосуд, хранящий знания. Это еще и человек с жизненными принципами, определенными душевными способностями, которыми он готов делиться со своими учениками. В Малфое их нет.
– Откуда вы знаете, Поттер?
Я возразил прежде, чем успел сообразить, что это мой голос разнесся по кабинету резким эхом.
– Вы были знакомы с мистером Малфоем-младшим близко? Знаете все его жизненные обстоятельства, которым он подвергся? Или в вас говорит давняя неприязнь?
Поттер повернул ко мне голову и смотрел на меня в недоумении. А я внезапно почувствовал горечь на языке. Как часто мы думаем, что все знаем о человеке, а деле выходит-то совсем не так!
– При всем моем к вам уважении, – мой голос тверд и спокоен, – я встречал человека, который думал, что все знает обо мне…
Имя Джеймса Поттера повисло между нами невысказанное, и лицо его сына потемнело. Гарри поджал губы и ничего не ответил мне на это заявление.
– Дело ваше, профессор МакГонагалл, свое мнение я высказал.
Директор кивнула и села за свой стол.
– Во всяком случае, назначение мистера Малфоя шито белыми нитками, – примирительно проговорила она, – у нас в Хогвартсе и без него хватает проблем. На этой неделе нужно совершить вылазку в Запретный лес. В замке заколочены все тайные проходы, включая тот, который ведет в Кабанью голову из Выручай-комнаты, – она кивнула Поттеру, и я мгновенно понял, кто ей показал все эти выходы и входы, – школа осмотрена вся. Остается лишь Запретный лес. Если и есть здесь это таинственное существо, Северус, то оно в лесу.
– Я пойду, – мгновенно вызвался Поттер.
– Я тоже, – тут же откликнулся Конборн.
– Мы все пойдем, – взвилась неожиданно Трелони и вскочила на ноги, удивив всех, – вчера я глядела в шар предсказаний, и увидела что-то темное, многорукое и многоногое, могущественное существо, злое, наполненное яростью и ненавистью за вашей спиной, Северус! Вы в опасности. Мы все в опасности, в огромной опасности!
Она всплеснула руками и громко охнула. МакГонагалл закатила глаза и, вздохнув, покачала головой. Я слегка напрягся. Все знали, что Трелони – не мошенница, и что именно она изрекла пророчество, положившее начало второй войне волшебников. А сейчас она довольно точно описала чудовище, напавшее на меня. Я ведь не говорил, что оно многорукое, а ограничился лишь эпитетами «отвратительное» и «чрезвычайно сильное».
Поттер смотрел на меня мрачно, и было непонятно, о чем тот думает. После небольшой паузы, директор проговорила:
– Нам нужно разделиться на группы…
***
Если вы спросите, что в Хогвартсе меня по-настоящему пугает, я отвечу: Запретный лес. Еще студентом я побаивался входить под кроны этих древних деревьев. Мне казалось, что лес здесь был всегда, с момента основания школы. Он помнит все, хранит множество тайн и загадок.
Вот и сейчас, стоя на опушке возле одной из самых широких троп, ведущих в недра леса, я чувствовал волнение. Не страх, но мне становилось не по себе, когда я смотрел на нависающую надо мной махину голых стволов и веток.
В ноябре темнеет рано, поэтому наша патрульная группа выбралась сразу после обеда. Минерва отменила наши занятия, и я уже видел, как ко мне приближаются Поттер и вездесущий Конборн.
На герое был только серый свитер с закатанными рукавами и расстегнутым воротом, черные брюки, а на ногах – кроссовки. Конборн тоже был предусмотрительно без мантии, но в теплой куртке подбитой чьим-то пушистым мехом.
– А вы не простудитесь, Поттер? – осведомился я вместо приветствия.
Он поднял на меня изумрудный взгляд, и меня посетило яркое, словно росчерк кометы на вечернем небе, воспоминание: я тайком целую эти красные губы, ощущая тепло его дыхания на своем лице.
– Северус, – ахнул Фрэнсис, и я передернулся, – вы так внимательны!
