Текст книги "Истинно (СИ)"
Автор книги: Severlika
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)
========== Глава 1 ==========
Кровавая лужа растекалась, подбираясь прямо к моим ногам, и я брезгливо отдернул край мантии.
– Она умерла совсем недавно, – задумчивым голосом проговорил наш новый преподаватель Защиты от темных искусств, – кровь ещё свежая.
Я внимательно посмотрел в зеленые как весенняя трава глаза и прочитал там искреннее сожаление. Мысленно фыркнул. «Помилуйте, ты и знал-то ее без малого неделю. Учебный год только начался»
Мисс Лавиния Андерсен, едва закончив Шармбатон, поступила на службу в Хогвартс в прошлом году преподавателем трансфигурации и в первый же месяц поразила всех своим легкомыслием. Она умудрилась закрутить роман с семикурсником, и чуть не вылетела из школы по статье. Парень сам вступился за свою девушку. Он сказал, что, на минуточку, законодательство совершенно не запрещает ученикам отношения с преподавателями при достижении первыми возраста согласия. Мисс Андерсен, в свою очередь, тоже заявила, что на преподавательскую этику она плевать хотела, и молодая парочка, к ужасу родителей обоих, поженилась ровно через два дня.
Это на несколько дней ввело в ступор Минерву МакГонагалл, которая впервые столкнулась с таким случаем в своей без малого шестидесятилетней преподавательской практике. Ей пришлось разгребать кучу гневных писем от родителей учеников, которые были обеспокоены распущенностью педагогического состава Хогвартса и грозились забрать своих чад со школы домой. Однако, через несколько месяцев шумиха улеглась, остались лишь понимающие смешки студентов и скептические взгляды учителей.
После войны все словно с ума посходили. Браки заключались чуть ли не каждый день, министерство не успевало регистрировать всех детей, народившихся почти сразу после падения Волан-де-Морта. Видимо, отчаявшиеся волшебники решили пуститься во все тяжкие, пока их не убили Пожиратели или сам Темный Лорд.
Один только я, профессор зелий, тихо и мирно вернулся на свой пост в Хогвартсе. Хотя, не так уж мирно.
Я отошел ещё на один шаг от мерзкой, начинающей чернеть по краям кровавой лужи и отстраненно наблюдал, как герой магического мира, Гарри Поттер, Уже-Не-Мальчик, который выжил, изучает труп Лавинии Андерсен, чуть не касаясь его носом.
Ровно шесть лет назад Поттер уже просился на должность преподавателя Защиты, и МакГонагалл его почти приняла. Однако я громко и весьма нелестно выразил тогда свои соображения по этому поводу.
– Вы всерьез полагаете, директор, что мальчишка-недоучка, последний год слоняющийся по лесам и весям, может чему-то научить студентов Хогвартса? Мистер Поттер половину своего обучения был сосредоточен на том, как пережить очередной учебный год, а вовсе не на собственных академических успехах. Если вам интересно мое мнение, то чистое везение, которое позволило ему убить одного из самых великих магов современности, никак не может помочь мистеру Поттеру в составлении учебных планов, программ и конспектов уроков.
Прежде, чем недовольный ропот со стороны коллег перешел грань приличий, комнату взрезал резкий по-мальчишески звонкий голос Поттера:
– Так испытайте меня, профессор Снейп! Эти слова – лишь ваше субъективное мнение, совершенно беспочвенное, кстати.
Я приподнял брови, выражая изумление. Удивило не то, что Поттер возразил мне, как раз это было в порядке вещей. Во мнениях мы не сходились даже тогда, когда герой магического мира так рьяно и пламенно защищал меня в суде после Битвы за Хогвартс. Меня удивило, как именно Поттер возразил. Как дерзко он это сделал, и дерзость эта не была наполнена обычным ребячеством, в ней сквозила твердая решимость и уверенность в собственных силах, огромное желание доказать, чего он стоит, добиться цели во что бы то ни стало!
«Когда Поттер перестал быть ребенком? – с вялым изумлением подумал я, оглядывая гневный румянец на юном лице и сверкающие глаза, полные весны, – детство мальчика из чулана под лестницей кончилось так внезапно. Его забрала война, так же как и детство многих моих собственных студентов».
– Какого же именно вы желаете испытания? – вкрадчиво спросил я.
На следующее утро, когда солнце не успело еще встать из-за горизонта, Гарри Поттер и Северус Снейп в сопровождении секундантов вышли на поле для квиддича. Трибуны все еще стояли полуразрушенные. Поле потеряло две трети своей зеленой травы и темнело обгорелым боком.
– Гарри, ты уверен? – с сомнением в голосе спросила Минерва МакГонагалл. Она была крайне недовольна ситуацией, на что мне было абсолютно наплевать. Мальчишка сам вызвался.
Дуэль была обговорена заранее и была направлена лишь на выявление искусности Поттера. Смертельные заклинания, разумеется, были запрещены.
Гриффиндорец не ответил. Только улыбнулся тонко, светло и успокаивающе и скинул черную мантию на землю. А потом занял свою позицию.
Я мрачно выжидал. Я был спокоен и следил за тем, как Гарри становится напротив, как поправляет закатанные рукава рубашки, отмечая при этом, что Поттер не выказывает никаких признаков нервозности. Он вел себя так, будто пришел побеседовать со мной о красотах Британской природы на рассвете, не более.
А потом, когда две палочки со свистом рассекли воздух, буквально через несколько минут от начала дуэли я в первый раз оказался на земле.
«Что это такое, черт возьми! – пронеслось в моей голове пораженное, – как такое могло произойти?»
Я даже не заметил движения палочки Поттера, ни один мускул не дрогнул на его лице, когда он бросил свое невербальное заклятие. Разумеется я знал как отразить ступефай, но магия Поттера была такой силы, что его атака стала для меня неожиданностью. Молниеносный красный всполох швырнул меня на землю, как слепого котенка.
Я поднялся на ноги стремительным прыжком, и сосредоточенно уставился на противника. Сам же Гарри пребывал чуть ли не в безмятежном состоянии. Он чуть улыбался, но в его улыбке не было ни намека на торжество.
Я прищурился и сгруппировался.
«Эверте статум!» – я мысленно сформировал посыл и ударил Поттера наотмашь.
Мальчишка лишь крутанулся в воздухе, отклоняясь от заклинания, а следом я почувствовал, что не могу пошевелиться, однако, ненадолго, так как он почти тут же снял невербальный «Петрификус».
Я нахмурился. «Что это было? Поттер не пожелал демонстрировать моим коллегам мое поражение?».
– Я думаю, вы меня жалеете, профессор, – выкрикнул герой, и колючий ветер ненастного утра швырнул эти слова мне в лицо.
– Что ж, поглядим, Поттер…
Моя палочка разогрелась в руке настолько, что ладонь стала мокрой. Это начисто смело полуулыбку с лица нахала и заставило его попотеть.
Поттер, казалось, исполнял одним нам понятный танец. Он двигался гибко и изящно, переступал ногами легко, словно лесной эльф, убегающий от погони. Его отросшие волосы, напоминающие иссиня-черные перья ворона, взлетали вокруг лица, но рука, державшая палочку высоко над головой, была тверда.
Жалящее, Ступефай, Коньюктивитус, Петрификус, Локомотор Мортис, Остолбеней Дуо, Остолбеней Триа, Импердимента, Лигилименс…
Я применил последнее заклятие внезапно даже для самого себя. Я видел, как прекрасно Поттер справляется, и на меня нахлынуло мощное желание победить. Смять! Растоптать! Разметать его, несмотря на сосредоточенную, молодую, бурлящую силу, которая теперь была видна красным ореолом вокруг его фигуры.
Поттер устал, я чувствовал это, и я применил то оружие, против которого он всегда был бессилен.
Мой разум вошел в его мысли легко, как и раньше. Поттер откинул голову назад, словно его кто-то ударил снизу вверх, и сделал несколько неверных шагов назад. А потом я увидел его взгляд.
Зеленые, как первая весенняя трава, глаза смотрели торжествующе. «Хотел? Получай, сукин ты сын!» – пронеслось в моей голове так отчетливо, словно Поттер выкрикнул эти слова мне в ухо.
А потом меня захлестнули мои же воспоминания.
Маленькая Лили и цветок, оживающий в её ладошке… Осенние листья кружатся и выстилают побережье реки пестрым покрывалом, а нам по десять лет, и я так влюблен в неё… Хогвартс, лицо мальчишки Поттера и его звонкий голос: «Привет, я Джеймс!»… Её гибель, страшное потрясение, которое я переживаю вновь, а потом сплошной мрак и боль, потом сплошной ад, в котором я жил до первого падения Темного Лорда, сплошной ночной кошмар, в который превратилась моя жизнь.
Меня вытолкнуло из чужого разума так резко, что я на секунду потерял ориентацию в пространстве.
Поттер по-прежнему стоял в нескольких шагах от меня, только теперь его лицо больше не было похоже на лицо молодого парня, каким он и являлся. Я внезапно увидел нечто настолько пугающее меня, что сделал несколько бесконтрольных шагов назад.
Его глаза из светлых, зеленых стали вдруг кроваво-красными. И я совершенно точно знал, кому принадлежал такой взгляд.
Это произошло всего на секунду, такую малую и ничтожную, что я подумал: показалось! Но я точно видел… или произнес
– Думаю, стоит закончить ничьей, если вы, конечно, позволите, профессор.
Его голос смел внезапное наваждение. Он все такой же дерзкий, полный жизни и молодой звонкости. Передо мной совершенно точно был Гарри Поттер, а не Том Риддл.
– Ну что, Северус, вы теперь скажете? – негромко проговорила МакГонагалл. Она даже не пыталась убрать из голоса язвительность. – Годится Мистер Поттер на должность профессора Хогвартса?
– Не думал, что когда-нибудь скажу это, профессор МакГонагалл, но профессор Снейп в чем-то прав, – опередил меня мальчишка.
Он поднял с травы свою мантию, встряхнул её и, небрежно перекинув через локоть, легкой поступью направился ко мне. До меня не дошло сразу, зачем он ко мне идет, но потом, когда Поттер протянул смуглую, загорелую крепкую ладонь, я почувствовал секундное замешательство.
Он ждал спокойно, явно не испытывая дискомфорта от того, что стоял с вытянутой рукой, и, встречаясь с ним взглядом, я внезапно понял, что это за рукопожатие.
Не Гарри Поттер был передо мной, а его отец. Это то мгновение, которого я никогда бы не дождался в реальной жизни, но, видит Мерлин, в глубине души я бы желал примирения. Тот забитый, добрый и чистый ребенок, который вопреки всему, все ещё дышал во мне, никогда не хотел вражды с Джеймсом Поттером. Он бы предпочел не встречаться с ним вовсе.
– Ну же, профессор, неужели вы отвергнете меня еще раз? – с полуулыбкой произнес герой, намекая на тот случай, когда я с гордым видом прошел мимо него в суде, как только меня оправдали. Тогда он тоже протягивал мне руку и нес какую-то сбивчивую чушь про то, как он мне обязан жизнью и победой. – Вы же помните, что гриффиндорцы весьма уперты, правда?
Я различил в его голосе иронию, а потом выпрямился, расправил плечи и вложил в его широкую мозолистую руку свою узкую длиннопалую ладонь.
Интересно, значимо ли для него это рукопожатие так же, как для меня? И не ошибся ли я, усмотрев в нем зрелое решение покончить с прошлыми обидами, которые теперь, после войны, кажутся глупым ребячеством.
Удивительно, но я никогда бы не мог подумать, что мою многолетнюю ненависть, выпестованную и вынянченную с такой тщательностью, способно разрушить одно искреннее рукопожатие. Теперь я понимаю, почему за ним пошли люди, которых он спас в Министерстве. Поттер обладает какой-то особой магией, способной внушать уверенность и облегчать сердце. Странно…
– Профессор Снейп прав, директор, – его голос заставил вынырнуть меня из собственных мыслей, – в Защите я достаточно квалифицирован, но в других предметах… Думаю, все же мое решение поступить в штат преподавателей является поспешным. К тому же, – он окидывает меня быстрым взором, – мне нужно овладеть окклюменцией.
Он убрал руку, и моей ладони внезапно становится холодно. Я спрятал её в рукав мантии.
И вот он вернулся. Гарри Поттер, герой всея Британии, приехал в Хогвартс. Один только Мерлин знает, где его носило. До меня изредка доходили слухи, что он обучался у мастеров зельеварения в Италии, брал частные уроки у маститых американских магов, а потом и вовсе пропал на два года. Газеты разрывались от кричащих заголовков: «Где же Гарри Поттер?»
Я покривил бы душой, если бы сказал, что мне это безразлично. Привычка защищать этого мальчишку настолько въелась в мой мозг, что в глубине души все же таилось беспокойство. Однако, неделю назад, 31 августа на педсовете Минерва представила нам нового преподавателя Защиты от Темных Искусств. И как все обрадовались, увидев Поттера. Флитвик почему-то сиял больше всех, и долго обнимал бывшего ученика. Для этого Поттер даже сел на пол, чтобы быть с ним одного роста.
– Надеюсь, ни у кого нет возражений? – вопрос директора был адресован прямо мне, и я мгновенно ощутил взгляды всех присутствующих в мою сторону.
– Когда это моё мнение сильно кого-то волновало? – ровно отозвался я из своего угла.
Гарри Поттер возмужал.
Он стал на несколько дюймов выше, шире в плечах. Фигура его сделалась более крепкой, а лицо утратило юношескую нежность. Взгляд, которым он смотрел на меня, однако, не растерял своей весны.
Когда он услышал мой скептический голос, он впервые взглянул на меня, и мне показалась улыбка в самых уголках его губ. Я прищурился, всмотрелся в его лицо внимательнее, а потом отвернулся.
Вся моя жизнь основывалась на двух столпах: беспрерывная изворотливость чтобы выжить и ненависть к Поттерам. Внезапно оба эти столпа обрушились один за другим, и мне пришлось привыкать к мирной жизни.
Постепенно я перестал вскакивать по ночам от каждого шороха, перестал ловить себя на мысли, что меня вот-вот пронзит невыносимая боль призыва в левой руке.
Черная метка осталась на своем месте, но побледнела и напоминала розоватый уродливый шрам. Знак прошлого.
Я, наконец, позволил себе расслабиться, и жизнь моя стала размеренной, спокойной и безмятежной. Нарушали её только периодически что-то выкидывающие студенты слизерина, преимущественно первокурсники, так как все остальные знали, из какого теста слеплен их декан.
Иногда я размышлял, где я мог бы жить помимо школы, и моя фантазия заходила в тупик. Хогвартс был для меня тем местом, где я ощущал себя нужным и небесполезным. Он дарил мне стабильность, и постепенно я начал осознавать то странное чувство, все чаще посещавшее меня: мне начинала по-настоящему нравиться моя жизнь. И мне не хотелось ничего менять.
Но, как говорится, все хорошее рано или поздно заканчивается, и у меня под ногами валяется распростертый труп коллеги. Спокойная жизнь закончилась, однозначно.
Поттер подобрал учительскую мантию и поднялся на ноги. Лицо его выражало крайнюю степень сожаления.
– Лавиния умерла от удушения, и это было не заклинание. Посмотрите на эти белые отметины. Это дырочки для язычка. Её удавили мужским ремнем.
– Мерлин, кому же помешала бедная девочка! – всплеснула руками тучная Помона Стебль, встряхнув своими седыми кудрями.
– Сейчас гораздо более серьезно то, что в школе орудует убийца, – возразил я.
Лавиния Андерсен была безобидной пустышкой. В ее прошлом не было совершенно ничего, с чем можно было бы связать мотив преступления.
– Тогда это сделал магглорожденный? – тоненьким голоском спросил Флитвик.
Поттер покачал головой.
– Возможно нас пытаются запутать. Если её труп бросили просто так, а не трансфигурировали во что-нибудь и не выбросили в Запретном лесу, то убийце было нужно, чтобы мы её нашли.
– Любой преступник желает быть знаменитым, – негромко протянула Минерва МакГонагалл.
Директор Хогвартса постарела и сильно изменилась. Фигура её, доселе статная и непоколебимая, сделалась прозрачнее, словно её жизненные силы постепенно вытекали и испарялись. Голова совсем поседела, а лицо изрезали морщины.
– Профессор Снейп, – обратился ко мне Поттер, – проверьте её на скрытые заклятия ещё вы. Я ничего не нашел, но вдруг…
Я легким жестом устранил Поттера с дороги и медленно провел палочкой вдоль тела. Магия не вывела ничего, кроме того, что было уже сказано: её убили без применения волшебства. Я покачал головой.
– Ничего. Профессор… Поттер прав.
У меня до сих пор язык не поворачивался называть мальчишку профессорским званием. Впрочем, герой Британии еще не получил его. Повышение квалификации у него только в январе.
– Ладно, скоро рассвет. Я бы не хотела, чтобы студенты наткнулись на труп своего преподавателя между классами трансфигурации и заклинаний.
Мысленно я посочувствовал МакГонагалл. Теперь начнется бесконечная бумажная канитель. Письма в отдел мракоборцев, толпы следователей, а любые улики студенты затопчут уже с самого утра.
Во время моего непродолжительного директорства, в министерстве под предводительством Волан-де-Морта творился беспредел, поэтому меня миновали все эти жуткие стопки пергаментов, которые Минерва отправляла в Лондон почти каждый день.
Я оказался прав. Уже через четыре часа в Хогвартс прибыл следователь. Прямо посреди экстренного педсовета, собравшегося в кабинете директора, камин вспыхнул изумрудным пламенем, и в нем показался человек.
Следователь был чуть старше Поттера на вид, в деловом светлом костюме и легкой мантии. В руках у него был блокнот и самопишущее перо.
– Доброе утро! Простите, что без предупреждения, но министр направил к вам незамедлительно.
Высокий шатен переступил каминную решетку, и на его одежде не осталось ни следа от сажи. Я ещё никогда не видел, чтобы люди так изящно выходили из каминной сети.
Он поклонился Минерве, и тут его глаза безошибочно нашли Поттера.
В причинах, по которым мне сразу не понравился этот тип, я разобрался много позже…
========== Глава 2 ==========
ВНИМАНИЕ! В главе использована ненормативная лексика! Предупреждение прочитали? Не пугает? Тогда вперед! ))
Гарри Поттер оказался не готов к колоссальному объему учебной работы. Одно дело учиться в Хогвартсе и стонать от домашних заданий, и совсем другое – готовиться к четырем сдвоенным урокам каждый день.
На педсовете Минерва словно невзначай упомянула, что у нас по-прежнему некому курировать гриффиндор, и Мальчик-Который-Выжил, разумеется, сразу вызвался на роль декана.
– Я попробую, – уклончиво проговорил Поттер, в глазах которого уже зажегся неизменный азарт, – думаю, мне удастся поладить со студентами.
– Главное не поладьте с ними так, как это сделала Лавиния, пусть мир ей будет прахом, – саркастически ввернул я.
Конечно, Поттера боготворили. Первокурсники не отлипали от него с утра до вечера. Девочки висели на его руках гроздьями, кидались обниматься, следовали за ним по пятам. Разве что в уборную к нему не ломились. Мальчики держали дистанцию, но тоже постоянно вертелись рядом. Средние курсы вечно ошивались возле класса по Защите. Некоторые даже специально взрывали в коридорах навозные бомбы под самым носом у Филча, чтобы попасть на отработку к Поттеру. После того, как я попросил Аргуса отсылать их ко мне, таких умников резко поубавилось.
Меня, в отличие от Поттера, не любили и боялись. Некоторые родители даже писали гневные письма Минерве с вопросом, почему это я до сих пор остаюсь в штате преподавателей с Черной-то меткой на руке? На что Минерва дала вежливый, но весьма категоричный ответ: не нравится? Валите в другую школу. Мне такое заступничество с её стороны понравилось больше, чем бы я хотел себе признаться.
В последнее время, я стал подозрительно мягкосердечным…
Но вернемся к Поттеру.
Мальчишка старался, и это признавал даже я. Он ночами просиживал в библиотеке, готовясь к уроку, заказывал и отлавливал каких-то новых интересных тварей для тренировок учеников. Однажды, прогуливаясь поздно вечером вдоль побережья озера, я увидел его по пояс в воде, всего покрытого мурашками – еще бы! Начало октября! – и вытаскивающего из воды упирающегося, истошно вопящего гриндилоу.
– Я тебя не обижу! Да не вопи ты, весь замок перебудишь. Посидишь чуток в аквариуме, и я отпущу тебя!
Я быстро отступил в тень ближайших деревьев и подавил смешок. Поттер еще несколько минут пытался вытащить из воды осьминогое создание, потом гриндилоу извернулся, выскользнул из рук Поттера и плюхнулся в воду. Герой, нелепо взмахнув руками, плашмя грохнулся в озеро, и следом послышалось скрежещущее ехидное посмеивание – за охотой наблюдал не только я, но и русалки, повылезавшие из воды.
– Следовало бы оглушить его, Поттер, – я подал голос из темноты. – Хотя это бы лишило меня столь занимательного зрелища.
Намокшее национальное достояние, отплевываясь и снимая тину с ушей, вылезло на илистый берег.
– Скорее всего, так и нужно было бы поступить, но… – он замялся и шмыгнул носом, – мне… почему-то мне стало его жалко, и я подумал, может, договоримся…
Я вышел в лужу лунного света, возвышаясь над Поттером, сложив руки на груди, сунув кисти в широкие подбитые мехом рукава мантии. Я приподнял брови, выражая свое изумление лишь в самой малой его доле. «Он пожалел нежить, – подумал я, – Мерлин, как же ему удалось убить Темного Лорда?»
Гарри поднялся на ноги, вытащил палочку и произнес согревающее и высушивающее.
– Оооо, как хорошо. Знаете, я иногда просто благодарю небо, за то, что я – волшебник!
На это я неопределенно хмыкнул.
Поттер, облитый лунными лучами, в засохшем иле, с грязными ладонями и взлохмаченными волосами, выглядел совсем юным. Собственно, ему и было-то не так много лет, но вот выражение его глаз портили эту картину.
У человека, пусть и молодого, не может оставаться юного взгляда, если он прошел войну. В глазах у Поттера жила мудрость и грусть, которая уже не покинет его до самой смерти. Мне ли не знать…
– Профессор?
Я слегка вздрогнул. Мальчишка смотрел на меня снизу вверх пытливо, с вопросом.
– Прошу прощения?..
– Я говорю, вы идете в замок?
Я отказался, хотя, конечно, возвращался в школу. Но при мысли о том, что мне придется с ним разговаривать о какой-нибудь дежурной ерунде или неловко молчать, мне сделалось тревожно. Не хочу. Оставаться с ним долго наедине не хочу… Почему-то…
Он махнул мне, улыбнулся жизнерадостно, словно и не побывал в мутном озере и в прибрежной грязи. А я подумал, как так сталось, что у этого мальчишки после войны осталось столько жизнелюбия и света в душе? Мой Том Риддл высосал до самой последней капли, и я уже много лет не ощущал теплоты, словно внутри все заледенело. Да меня это даже устраивало. Когда ты – мрачный, нелюдимый и замкнутый тип, круг общения моментально суживается до самых близких людей. А в моем случае, исчезает совсем.
Последний человек, который знал обо мне все, – умер, я собственноручно убил его.
После того, как меня укусила Нагайна, и я в луже собственной крови очнулся на полу в Визжащей хижине, я даже испытал облегчение. Наконец-то я умру. И уже никому ничего не буду должен.
Далекие крики смолкли, тишина висела давящая и смертельная, и я закрыл глаза, приготовившись отдать концы.
Мне чудились теплые руки, которые, конечно, принадлежали моей матери. Я очень плохо помнил, как она обнимала меня и пела мне песни, когда я был маленьким мальчиком, но это воспоминание все же теплилось в моей душе. Я улыбнулся. Мне даже привиделось её лицо. Оно было не как в реальности, не таким, каким я его запомнил из детства. В нем не было усталости и потухших глаз, оно было светлое и доброе, лицо моей матери…
Потом я ощутил полет и подумал: слава Мерлину, я не проваливаюсь в ад, а воспаряю в рай. Видимо, тот, кто сотворил этот мир, решил, что ада с меня хватит, я и так прожил в нем свою земную жизнь.
А потом чей-то ласковый голос говорил мне.
Сначала я не разобрал слов, а потом они становились все отчетливее и отчетливее…
– Все хорошо. Вы поправитесь…
Поправлюсь? Разве в раю болеют?
Открыл глаза я в больнице Святого Мунго, ровно через пять дней после того, как Поттер – так мне потом рассказали – вытащил меня на руках из Визжащей хижины.
Как я возненавидел его в ту секунду, когда понял, что черта с два все хорошо! Всё ужасно, все отвратительно! Я все еще жив.
Мальчишка, как обычно, влез не в свое дело. Он зачем-то вспомнил про меня после битвы с Темным Лордом и пошел проверить. И почему ему память не отшибло в тот момент!
Пока я выздоравливал, ко мне наведывались все, кому не лень. Оказывается этот болван растрезвонил всему Хогвартсу о моей давней любви к Лили, и теперь все вдруг преисполнились ко мне праведным обожанием. Письма, которые я получал в больнице, мне хотелось сжечь на ритуальном костре на похоронах мальчишки. Но потом, когда связки восстановились, кровь снова забурлила в моих жилах, магия вновь стабилизировалась, и я даже слегка поправился, пока лежал на больничной койке, мой гнев остыл.
В суд меня все же вызвали. Но я сидел вдали от прикованных цепями к стульям Пожирателей, среди которых была и семья Малфоев.
Как сжалось мое сердце, когда я увидел Драко. Мне никого не было так жаль в своей жизни, исключая, может быть, Лили. Но за него вступился Поттер, как, впрочем, и за меня.
Слово Гарри Поттера тогда было сродни индульгенции. С меня и с Малфоя были тут же сняты все обвинения. Часом позже я стал свидетелем отвратительной сцены, в которой Драко Малфой орал на Поттера в коридоре тролльими ругательствами за то, что тот не вступился за его отца.
– Чего тебе стоило? – задыхаясь, кричал исхудавший и осунувшийся Драко, – Мы и так раздавлены! Моя семья никогда не поддерживала Темного Лорда в полной мере, как те же Лестрейнджи! Одно твое слово, Поттер, ОДНО СЛОВО СПАСЛО БЫ ЕГО ОТ ГИБЕЛИ!
Мальчишка стоял, выслушивая все это, не дрогнув, как скала.
– Скажи спасибо, что я попросил за твою мать, Малфой. Ей я обязан жизнью.
Драко вывела охрана. Он был не в себе.
Нарциссу посадили под домашний арест, и ей разрешалось выходить из дома лишь на час в сутки не дальше собственного парка. Драко оправдали полностью. Люциус же и по сей день сидит в Азкабане.
После войны Кингсли изгнал оттуда всех дементоров. Заключенные все же люди, а не скот, и тюрьма для них стала вполне сносной.
После этой драматичной сцены, Поттер подошел ко мне, чуть улыбаясь, высказал мне, насколько он обязан и протянул руку, которую я проигнорировал.
Сейчас, вспоминая все это, я подумал, что это был детский поступок. Можно было бы её и пожать.
***
– Мисс Дженингстон, прекратите ошиваться возле учительской, профессора Поттера здесь нет.
Семикурсница, зардевшись, словно маков цвет, пулей отскочила от двери и быстрым шагом скрылась за углом. Из противоположного коридора тут же показался Поттер с палочкой в руках. Перед ним плыла криво сложенная стопка учебников. Она возвышалась чуть ли не до потолка.
– Поттер, может, вы все-таки сделаете что-нибудь с вашими поклонницами? – мрачно проговорил я, наблюдая, как он безуспешно пытается поместить стопку в дверной косяк, – учительская – это чуть ли не единственное место, где не снуют надоедливые студенты, но, благодаря вам, теперь это не так. Старшекурсники чуть ли в замочную скважину не подглядывают! Да опустите вы её на дюйм ниже!
Я взмахнул палочкой раздраженно и резко. Половина стопки отделилась от другой половины и влетела в учительскую. Раздался звонкий шлепок – это учебники нашли свое место на столе.
– Благодарю вас, профессор! – отдуваясь, проговорил герой, помещая оставшиеся книги на столе, – насчет поклонниц, вы преувеличиваете. Старшекурсники просто очень старательны в моем предмете, и почти все ходят ко мне на дополнительные занятия. Вот они и приходят сюда, чтобы спросить совета.
У меня от такой наивности просто язык отнялся. Я прокашлялся и осведомился:
– А мисс Дженингстон и мисс Леоновец, наверное, самые старательные?
– О да! – на полном серьезе ответил Поттер, – эти девушки не слишком блещут способностями в практике, но очень прилежны в теории.
– А вас не смущает, что директор МакГонагалл уже несколько раз делала им выговор за то, что на урок Защиты от Темных Сил они ходят в нарядных мантиях, при полном макияже и с прическами, которым позавидовала бы Елизавета первая?!
Поттер вытаращил на меня свои зеленые глазищи так, будто я ему Америку открыл. Я снисходительно подождал, пока мысль окончательно сформируется в его голове. Когда на его щеках резко, словно лампочка, зажегся яркий румянец, я понял, что это произошло.
– Они же подходили ко мне, и спрашивали разрешения. Я подумал, что нет ничего страшного в том, что девушки хотят быть красивыми… Вы… правда полагаете, что…?
Я покачал головой.
– Господи, вы наивны, как младенец, Поттер.
Когда-то, на заре моей собственной учительской карьеры, студентки так же вздыхали и по мне. Была особенно упорная девушка, которая писала мне любовные письма в стихах. Её моя рука не поднялась сдать Филчу. Я попробовал с ней поговорить, но быстро понял, что это только разожгло её интерес. Поэтому без зазрения совести завалил её на экзамене.
После этого я получил громовещатель за завтраком:
Мы, онанисты, ребята плечисты!
Нас не заманишь и с*ськой мясистой!
Не совратишь нас п*здовою плевой,
Закончил правой, работай левой!
Лица моих коллег не поддавались классификации, а мне сделалось так смешно, что я чуть не умер от натуги, стараясь не заржать в голос.
Я так и не признался Дамблдору, от кого было это письмо. Мне не хотелось выдавать девчонку. Но она, конечно, от меня отстала. И ЖАБА по зельям сдала на «отлично» – я не стал ей мешать.
– Что же мне теперь делать? – Поттер выглядел так, будто его кто-то ахнул дубинкой по голове.
Я хотел было уже ответить, но тут в учительскую впорхнул – иначе не скажешь – Фрэнсис Конборн.
– Ну и денек! – жизнерадостно оповестил он нас, – три рейда в Лондоне! Это если не считать, что министр просил меня задержаться в Хогвартсе для раскрытия дела об убийстве. Только что трансгрессировал! Устал и голоден, доложу я вам!
– Чего бы вы еще желали, мистер Конборн? – саркастически отозвался я, – может, вы расскажете нам в красках, насколько вы хотели бы посетить уборную?
Этого типа вообще невозможно было ничем смутить. Его отвратительное жизнелюбие было столь же непоколебимым, сколь и раздражающим.
– Ай-яй, Северус! Ну что же вы так нелюбезны? – молодой следователь погрозил мне наманикюренным пальчиком, – возможно, вы тоже просто голодны? Моя матушка – мир её праху! – всегда говорила: у сытого мужчины и слова, и мысли подобрее…
И он отвратительно хохотнул, блеснув белоснежными зубами.
Я в который раз уже удивился про себя, и как это Кингсли пришло в голову прислать сюда этого идиота? Что, во всем мракоборческом отделе не нашлось следователя получше?
Фрэнсис Конборн слыл чуть ли не Шерлоком в волшебной Британии. Его имя гремело уже почти год. На моей памяти ни один мракоборец, кроме, может быть, Грюма, не обладал такой бешеной популярностью. Он отчетливо напоминал мне придурка-Локонса, который до сих пор коротал свой век в больничной палате. Если верить газетам, Конборн действительно распутывал сложные дела, в том числе и с заклятием Империус, от которого все следователи вешались. Но, в то же время, я бы не поручился за то, что он не был джокером в рукаве министерства. Ведь в послевоенное время как никогда требуется кто-то гениальный, чтобы засаживать Пожирателей за решетку.
