Текст книги "Верное решение от Харди Квинса (СИ)"

Автор книги: Санёк О.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

   Харди слушал-слушал, а потом взял – и отключил джиппер.

   И ушёл туда, где Джона восхищенно разглядывал каких-то кроликов в маленьких чистеньких корзинках. Те преспокойно жевали траву и из корзинок не разбегались.

   – Тут хорошо, – сказал Джона. – Тут все друг друга любят. Хочу как здесь.

   Харди тоже поразглядывал кроликов, а потом ушёл глубже в лес, чтобы поразмыслить в тишине. Глядя под ноги, разумеется. Он по-прежнему любил эти ноги и не хотел с ними расставаться. Даже временно.

   В лесу было тихо. То есть, конечно, поскрипывали местные странные птички и трещали цикады-переростки, но зато не трещали люди. И Харди выбрел на какую-то аккуратно вытоптанную полянку и уселся на скамеечку, вырезанную со вкусом и заботой о тех, кто на неё сядет. Она, правда, рассчитана была на более... лосеобразное тело, но и так было на удивление удобно и приятно.

   И задумался.

   ***

   Микаэлю доложили, Харди там, откуда он подавал сигнал бедствия, не оказалось, а вокруг сплошь – племена каннибалов.

   Готовьтесь морально, граф.

   ***

   Задумался накрепко: его всё в этом странном племени смущало. И звукоизоляционный барьер его изумлял меньше всего остального. Скорее, вот что – он будто бы попал в добрый детский мультфильм, где все такие открытые и непосредственные, и живут будто бы раю, в котором не знают ни стыда, ни болезней, ни серьёзных проблем. Посреди райского сада, окруженного плотоядными цветами размера достаточного, чтобы проглотить взрослого гуманоида. И совершенно непонятно, чем обусловлена искусственная изоляция одного пола от других. И хорошо бы было, конечно, навестить деревню, в которой живут мужчины и женщины этого народа.

   И...

   – Учёный... – задумчиво сказали.

   – Учёный, – подтвердил Харди. – Я вовсе не желаю причинять племени какие-либо неудобства.

   Этот лось был выше прочих и рога его ветвились особенно густо.

   По всей видимости, глава племени или...

   – Глава, – согласилось. Вот же глупость – в языке Харди нет средств обозначения третьего пола. – Глава, вождь, администратор, главный шаман – как ни назови. Меня зовут Гли. Тебе нравятся мои люди?

   – Они... приятны, – дипломатично ответил Харди.

   – Они счастливы.

   – По всей видимости. И они очень много говорят.

   Раздался фыркающий звук, который Харди решил считать смехом.

   – Счастье говорит, несчастье – молчит. Всё должно быть сказано, чтобы существовать. Слова определяют форму предмета, чувства и события. Слова – как сосуд для воды. Вода сама по себе бесформенна, и только кувшин делает ее пригодной для использования. Так?

   Харди кивнул. Джиппер всё записал, разумеется.

   – У меня в племени уровень счастья – приблизительно восемьдесят семь процентов. И я думаю, это не предел.

   Харди нахмурился.

   – Смысл существования человека – достижение счастья?

   – Да. Через любовь. Понимаешь, у нас, у третьих, в мозгу есть специальный участок, которым мы любим. А у мужчин и женщин нет. Им сложнее. Они не очень понимают, как это – любить. И потому не могут быть счастливы целиком и всегда, только частями и редко.

   – Поэтому вы живёте отдельно.

   – Мы живём отдельно и растим всех детей нашего народа в любви. Рождаются они тоже большей частью у нас, женщины рожают редко, а мы – часто.

   Харди не удивился: ему по роду деятельности приходилось сталкиваться со всякими дивами дивными. Но он очень внимательно поглядел на своего собеседника.

   – Вы рожаете почти всех детей для племени, воспитываете их и любите. А потом отдаёте в племя, так?

   – Да.

   – И всегда всё проговариваете вслух.

   – Мы всё друг о друге знаем, всегда. И поэтому принимаем друг друга такими, какие есть. И любим друг друга. Поэтому мы счастливы. Счастье – жить одной жизнью.

   – В справочнике написано, что вы каннибалы.

   – Справочники пишут те, кто совершенно ни в чём не разбирается, только и может – писать справочники.

   Харди ещё подумал:

   – То есть вы нас с моим другом не съедите?

   Снова засмеялись.

   – Твой друг мне интересен. Сейчас позову сюда. Мы пока не знакомы.

   Харди продолжал разглядывать Гли. При ближайшем рассмотрении от собственно лося там было мало. Большие миндалевидные глаза были скорее человеческими, если бы не отсутствие белка и странно сияющее золото радужки. Удлиненное лицо издали напоминало лосиную морду, но в целом было вполне гуманоидным, пусть и с длинным широким носом и мягкими большими губами. И, конечно, этот фиолетовый пушок...

   Нет, теперь это лицо казалось Харди вполне привлекательным.

   – Что будет с нами? Я очень благодарен за вашу помощь, но хотелось бы...

   – Отправитесь своей дорогой в любой момент, когда решите, что достаточно поправились. А за помощь благодарить нужды нет – мы всегда помогаем тем, кто оказался в беде.

   ***

   Человек, которому по долгу службы положено было разбираться со всякой херней на этой сраной планетке, подумал, как его чертовски задолбали эти сраные туристы. Лезут и лезут. Мёдом им тут намазано?

   Все знают, что на планетке живут люди совершенно дикие и по праздникам друг друга едят. Может, даже и не только по праздникам.

   И хорошо бы присвоить планете статус закрытой, и пусть эти твари хоть под ноль друг друга выжрут. Если они там промеж себя питаются, то это их личное дело. Но когда затронуты интересы граждан Содружества, тут человека срочно выпинывают из кресла и велят этих безголовых граждан спасать. А в кресле так хорошо сидится.

   Сраные граждане. Сраные дикари.

   Человек сидит в салоне спасательного джета и раздраженно разглядывает грязный пол.

   С ним рядом сидят ещё десять таких же раздраженных людей. Джет низко гудит. Высота небольшая, всё как на ладони...

   Ну, найдут они кости. Толку-то?

   ***

   Джона вывалился на поляну взъерошенный и с этим чистеньким кроликом в руках, и раскрыл рот, чтобы сказать что-нибудь радостное.

   А лось Гли подняло руку и воскликнуло:

   – Телепат!

   И Джона, продолжая улыбаться, осел на траву.

   – Телепат... – растерянно подтвердил Харди. – А вы... Вы с ним что...

   – А я тоже, – ответило Гли. – Телепат. Я, понимаешь, думала, что всего лишь подчищу[b] вам с ним воспоминания. Чтобы вы тоже рассказывали, как спаслись от злющих каннибалов. У нас тут свой мирок, нам здесь хорошо, мы счастливы. Я отвечаю за своих людей, а моим людям нужно, чтобы никто им не мешал жить. Чтобы никто к нам не лез. В особенности с этими вашими...

   Джиппер что-то прокряхтел.

   – Но – телепат, дьяволы побери! Неслабый телепат, и ты с ним связан! И эта ваша нить не даст ничего исправить! У него мозги ребёнка, ему здесь нравится... Он может остаться. Он скоро всё забудет. Может даже, станет советником через цикл или два... А ты? Ты хочешь остаться? Ты же ведь не особенно счастлив. А у нас – будешь.

   – Что с Джоной?

   – Спит.

   Харди поднялся со скамеечки. Гли – тоже. Эти лоси – они ж высоченные. Размером с дом. Или, может...

   Всё небо заслоняют.

   – Я никому ничего не скажу. У вас здорово, да. И я очень благодарен. Не буду ничего и никому про вас рассказывать, честное слово!

   – Ты хороший человек. Очень обидно. Телепаты к нам ни разу не приходили. Но ведь нельзя тебя отпустить – есть и другие телепаты. Ты же совсем беззащитный, вся твоя память у меня на ладони. И тебя ищут. Вернее, тело. Твои сородичи не верят, что ты всё ещё жив. Так что, остаёшься? Нет. Конечно, нет. Ты ведь сбежишь. Никогда никого не случалось убить. Ни разу. Три цикла живу, а так никого и...

   Харди продолжал пятиться. У него под рукой не было шокера, а джиппер только и мог – похрипывать и сыпать словами. Нужно было завести нового «стража.»

   Нужно было...

   – Может, и не нужно? Честное слово, я умею хранить секреты. Просто, знаете, мне как-то не особенно хочется... Мне всего тридцать. Обидно ведь.

   – Это не больно.

   Длинные-длинные руки, почти что лапы – с длинными острыми когтями, протянулись. Это существо размером с дом способно ведь убить одним движением. И эти рога.

   Но медлили.

   У Харди в руке джиппер, и он его прицельно швырнул, попал в лосиный лоб, но Гли даже не вздрогнуло.

   А потом грохот.

   Ну, или Харди так показалось. И он спросил себя: это так умирают? Это – смерть?!

   Но ему прокричали:

   – Эй, придурок! Беги! Приятель твой жив! Мы его взяли! Давай сюда!

   Харди побежал, и слышал глухие хлопки выстрелов, и кричал:

   – Не стреляйте! Не стреляйте! Не нужно никого убивать!

   Его схватили за руки и втащили в нутро спасательного джета. Там оказалось тесно и воняло застарелым потом.

   – Чудик. Они ж тебя убить хотели.

   – Это потому что я несносный. Я, знаете, всех раздражаю.

   Джет завис, готовясь к маневру. Стоя у распахнутого люка, Харди нашёл глазами Гли и громко подумал: «Я ничего никому не скажу. Я напишу, что вы тут разбираете людей по частям и заживо поедаете. Но вот что: вы ведь не можете прятаться вечно. Однажды мир постучит в ваши двери. А когда мир стучит и ему не открывают, он имеет свойство эту дверь ломать.»

   Гли смотрело и шевелило губами.

   «Я тоже училось в университете, мистер Квинс. Я знаю. Но я не обладаю роскошью планировать на века вперёд. Я всего лишь забочусь о том, чтобы моим людям хватило счастья на их жизнь.»

   Харди моргнул.

   «Ну, удачи. Серьёзно. Удачи вам.»

   И люк захлопнулся.

   Перемычка

   На вторые сутки по корабельному времени этот в высшей степени оригинальный, но состоятельный пассажир с мягкой улыбкой спросил у Гленды:

   – А нельзя ли сделать остановку на Эребусе? Там меня ждут два моих друга. Они тоже хотели бы воспользоваться вашими транспортными услугами.

   И раньше, чем Гленда успела сказать решительное «нет», пассажир добавил:

   – Разумеется, это будет означать, что я заплачу дополнительно тридцать тысяч магранскими. Мне кажется, это справедливая цена.

   И тогда Гленда сказала решительное «да».

   Ещё тридцать тысяч означали гарантированный недельный отдых команды после этого маршрута и – всем – солидные премиальные. А свою команду Гленда любила и хотела бы платить своим ребятам больше (они заслужили), но каждый раз платила меньше и меньше: круг сужался.

   Если раньше Содружество смотрело сквозь пальцы на существование множества не включенных в информационную систему и не оснащенных искинами корабликов, то теперь, под предлогом небезопасности этих транспортных средств, проводились натуральные облавы в полулегальных космопортах – совершенно внезапно объявлялись принудительные технические осмотры и корабли пачками отправлялись на утилизацию. Платилась, конечно, некоторая компенсация...

   И больших усилий стоило заблаговременно менять маршрут и не попадаться.

   А Эребус вошёл в Содружество одним из последних. Гленда ещё помнила «Резню свободной воли», ей тогда было двадцать, и новостные линейки она смотрела с ужасом. Она узнала, что в той резне погибли люди, множество людей – а больше ничего знать и понимать не хотела, хотя и читала лекции по истории Содружества последние тридцать лет. А Эребус и сейчас имеет статус «вольной планеты» и платит только самые необходимые налоговые взносы, и у его представителя в Сенате Содружества только совещательный голос.

   В общем, Гленда не удивилась, почему это друзья условно мёртвого виконта Соммерсета ждут его на условно цивилизованной планете.

   Гленда вообще старалась ничему не удивляться, а только радоваться тем крохам, что может урвать для своего корабля и своей команды.

   Этот человек платит пятьдесят тысяч магранскими, и пятьдесят тысяч позволят её кораблю пройти очередной техосмотр с блеском. А значит – ещё год или даже два свободного полета.

   Глава 6. У кольца нет конца

   Под ровное гудение двигателей Харди успел задремать, а проснулся от аккуратного, вежливого похлопывания по плечу.

   – Мистер Квинс, – звали его. – Мы на месте.

   Харди огляделся по сторонам: Джона хлопал глазами с самым растерянным видом, и Харди сказал ему:

   – Эй. Мы живы и целы. Всё хорошо.

   Джона кивнул в ответ.

   Харди зевнул.

   Тот человек, что его разбудил, переминался с ноги на ногу, а потом пробормотал:

   – Мистер... виконт. Вам сообщение от графа Англси.

   Харди досадливо поморщился.

   – Не нужно титулов. Мы на дикой окраине Вселенной, какие, к дьяволу, титулы?

   – Ваш брат хочет, чтобы вы вернулись домой. Предлагает вам взять отпуск и немного отдохнуть. В случае вашего согласия я уполномочен сопроводить вас до Бутанги.

   Тогда Харди пригляделся к человеку повнимательней, и обнаружил, что да, на местных он не слишком похож. Местные представители полиции набраны из выпускников бесплатных полицейских школ Содружества, обычно рекрутированы с задворков Вселенной, и потому, опять же, обычно – метисы и квартероны разных рас, и выглядят, как правило... оригинально.

   Этот же был чистокровный терранец с явно подправленным геномом и хорошим, дорогим шунтом в левой височной доле – тот выглядел скорее украшением, чем протезом.

   – Я должен подумать, – ответил Харди. Сейчас он хотел вымыться, поесть и написать Мику пространное письмо, в котором подробно выразить своё отношение к подобного рода опеке.

   Человек кивнул – с почтением, которого Харди не понимал.

   Ну, подумаешь, виконт. Он чуть не потерял ногу, и тому зубастому цветочку было начхать на то, что нога ему досталась голубых кровей.

   ***

   Джона не очень понимал, как у них с Харди в Рое положено и принято, но в конце концов решил, что Харди ему – старший в пирамиде, хоть пирамида и очень мала. Следовательно, Харди говорит, а Джона слушает.

   Но если Харди не говорит?

   Джона считал, что он вполне себе имеет право сам посмотреть то, чего ему забыли сказать, потому что старшие тоже ошибаются.

   А ему, как ни крути, нужно защищать своего старшего, потому что он у Джоны один и, к тому же, довольно бестолковый. А бестолковость опасна для благополучия Роя (и Харди, и Джоны).

   ***

   Но писать длинное письмо после душа (водяного, а не ультразвукового – та роскошь, которая доступна только в Бутанге за чудовищные деньги или на таких вот окраинах – почти бесплатно) расхотелось.

   Харди посидел на убогой койке местной задрипаной гостиницы и, подцепив джиппер к местной Сети, написал короткое: «Возвращаюсь.»

   Микаэль, конечно, зря разводит суету, но Харди ему многажды обязан (особенно после того случая с секретарем Сената, герцогом Бедфордом и скунсом[c]), к тому же слегка утомился почти умирать на каждой планете, где только окажется. Он культуролог, а не джентльмен удачи, в конце-то концов.

   Он немного поваляется на хорошей кровати, попьёт коктейлей на золотых пляжах, самую малость подпортит нервы соседям по титулу и чуть-чуть позлит брата. Так, чтобы тот махнул рукой и сказал: давай, убирайся в свои джунгли. Харди улыбнулся: покажет Джоне самый большой аквариум во Вселенной и генетически реконструированных динозавров с Терры.

   Разберёт свои записи, в конце концов.

   Ладно.

   – Ладно, – сказал человеку.

   Тот вытянулся во фрунт, прицокнул каблуком и отчеканил:

   – Капитан Лефорт к вашим услугам, сэр. Как только отдадите соответствующее распоряжение, отправимся на орбитальную станцию, челнок ждёт. На станции пришвартовано судно подобающего уровня, которое доставит вас на Бутангу в течение недели.

   Но глянул этак неуверенно: вероятно, не понимал, какой уровень будет для Харди подобающим. Учитывая общую задрипанность местной гостиницы.

   ***

   Джона почистил зубы, размышляя над тем, почему это убивать Харди этот странный лось (лося Джона подсмотрел в голове у Харди) считал актом любви.

   Любовь, в конце концов решил Джона, такая странная и сложная штука, что лучше о ней лишний раз не задумываться. Например, в Рое все любили друг друга, но не знали этого, а только чувствовали. В Рое Джоне было тепло и приятно, и он не думал, что где-то кто-то может существовать иначе. И тем более не думал, что обязательно произносить вслух – «Я тебя люблю.» Зачем?

   Лоси всё время говорили и говорили.

   Джона решил, что это от общей неполноценности. Если не умеешь делать тепло, то хотя бы произноси всякие слова почаще, чтобы остальные думали, будто умеешь.

   Но когда Джона пришёл к этому выводу и наконец умылся, в его дверь постучали, и это был не Харди, а человек с корабля, один из тех, кто их спас.

   Лично к Джоне в дверь ещё никто ни разу в жизни не стучался (у него не было обычно личных дверей), так что ему сделалось любопытно.

   Человек был тревожен. Человек Джону побаивался, и Джона ему улыбнулся (у него пока не очень выходит, Харди говорит, что Джона похож на древнюю рыбу латимерию, когда улыбается; но уж как умеет; кому не нравится, тот всегда может отвернуться).

   – Сэр, – сообщил человек, – мистер Квинс уведомил меня о ваших особых потребностях в связи с пси-статусом, поэтому для вас приготовлена каюта тишины на корабле. Но чтобы настроить её должным образом, требуется узнать ваш пси-уровень.

   И замолчал.

   Джона понял, что от него ждут какого-то ответа, но какого? Он просто пожал плечами и вежливо ответил, как научился у Харди:

   – Вам не следует об этом беспокоиться.

   И закрыл дверь.

   ***

   В общем, в межпланетных путешествиях нет ничего увлекательного. Харди читал классическую древнюю литературу и смотрел старую классику плоского кино и с сожалением должен констатировать: древние имели привычку всё романтизировать и обладали очень богатым воображением.

   Например, они полагали, что в космосе возможны веселые задорные перестрелки и игра в догонялки.

   Харди решил, что да, это было бы весело. Уж поинтересней этого самого межпланетного перелёта на корабле «подобающего уровня,» что организовал Микаэль.

   Корабль этот от носа до хвоста был всего метров тридцать, что означало каюты размером с носовой платок, и всё бы ничего, если бы корабль не гудел. Очевидно, он был слишком мал для того, чтобы проработать нормальную стандартную изоляцию машинного отделения, а на изоляцию по индивидуальному проекту никто раскошеливаться не стал.

   Нет, Харди не жаловался: у него была чистая, удобная кровать и возможность закрыть за собой дверь – благо, которое современный цивилизованный мир ценит очень мало, считая само собой разумеющимся. Это они ошибаются. Мир менее цивилизованный по-прежнему до концепции приватности дорос не повсеместно.

   Но вот события в жизни Харди за минувшие сутки: пожал руку капитану, позавтракал, перекинулся с капитаном парой слов относительно диких окраин, полежал на койке с джиппером, пообедал, перекинулся парой слов с капитаном (относительно диких окраин), повалялся на койке с джиппером, поужинал, перекинулся парой слов с капитаном (о том же самом), пожелал доброй ночи, спал.

   И всё это на фоне непрекращающегося гудения, и могли бы помочь беруши, но гудение это было нутряным, пронизывало корабль целиком, и кровать мелко, почти незаметно, но постоянно вибрировала.

   Джона же жаловался на то, что ему гул мешает слушать и слышать, и что от него плохо и тошно – это он с непривычки, конечно, и Харди думал, что тошнота должна через пару дней пройти... Его собственный первый перелёт тоже не отличался особой приятностью.[d]

   Харди никак не мог ни на чём сосредоточиться. Тут к тому же были[e] ни одного мало-мальски годного стола, а стол ведь обычно дисциплинировал и помогал привести мысли в порядок. Но не было стола, а было беспокойство. Что-то Харди упускал, но что – понять не мог.

   Гул этот... Что за драные корабли, даже на самых отъявленных контрабандистских развалюхах гудело меньше и как-то приятней.

   Так что Харди читал любовный роман народа тусу в адаптированном переводе. У тусу три пола (как, кстати, и у великого множества гуманоидов во Вселенной), и это создавало дополнительные трудности в понимании того, кто кого любит и что для достижения взаимности делает. Очень скоро Харди перестал пытаться понять, а просто с растущим изумлением следил за трудностями, вырастающими перед героем, всего-то навсего желавшим спокойно потрахаться.

   Ну и ну.

   ***

   Джона решил, что не любит корабли. Особенно такие маленькие.

   Они похожи на металлические коробки для лекарств, а те обычно означают чью-нибудь боль. К тому же стены корабля Джона нашёл очень тонкими и потому боялся, что если корабль наткнется на что-нибудь, то тут же развалится.

   И ещё: гудело.

   Джона из-за этого гудения ничего толком не слышал (мог бы, но нужно было тогда сильно стараться, а голова болела и болела). И потому даже не знал, кто стоит за дверью, когда в неё позвонили.

   Джона ужасно не нравилось, что он отрезан от Роя, но в свою постель его Харди не пустил и на полу своей каюты спать тоже не позволил.

   Джона вынужден был спать в этом гудении один, но не смог, поэтому теперь ужасно не выспался и хотел, чтоб не тошнило.

   Он надеялся, что за дверью Харди.

   ***

   Вторые корабельные сутки ничем совершенно не отличались, разве что капитан пообещал дивное развлечение: корабль должен был зайти в порт какой-то очередной сраной планетки для пополнения запасов пищи подобающего Харди уровня. Что-то там говорилось про живых лобстеров и свежие устрицы, но Харди не вслушивался. Устрицы ему были совершенно без надобности, но, вероятно, команда так не считала, потому что новость была встречена с непонятными Харди энтузиазмом и переглядываниями (возможно, позже подумал, в этом космопорту бордель, а команде пообещали пару часиков увольнительной). Но, в общем, никто никуда не торопился.

   Ещё бы перестало гудеть и вибрировать.

   Что ж, если спуск на планету будет означать пару часов без этого гула...

   Возможно, бордель совершенно ни причем, а просто команда тоже жаждет тишины.

   Харди спал, когда в дверь постучали.

   ***

   Джона открыл дверь (опять – свою, но возможность иметь свою дверь здорово переоценена; подумаешь; вместе спать и жить всё равно лучше, чем одному).

   За дверью стоял давешний человек, который к Джоне уже приходил. Джона забыл его имя, но из-за гула не то чтобы не мог прочитать, а просто не хотел прилагать усилий.

   – Здравствуйте, – вежливо сказал.

   А человек попереминался с ноги на ногу и спросил:

   – Я могу войти?

   Джона подумал, что закрыть перед человеком дверь во второй раз не вполне вежливо, поэтому кивнул.

   Человек вошёл и сказал:

   – У меня к вам деловой разговор. Полагаю, что смогу вас заинтересовать.

   Джона промолчал. Человек этот его вовсе не интересовал, потому что совершенно ничем особенным не отличался. Наоборот, мозги его вызывали тоску и уныние, настолько были плоские и однообразные.

   – Сколько вам платит ваш хозяин?

   Джона нахмурился.

   – Мой патрон заинтересован в ваших услугах и предлагает удвоить ставку. Любая сумма... Мой патрон весьма платежеспособен.

   Джона нахмурился ещё сильней. Теперь он определенно не понимал, о чём речь.

   – Утроить, – быстро добавил человек. – Мой патрон очень в вас заинтересован.

   Джона настолько удивился, что решил поднапрячься и заглянуть в эти унылые мозги, чтобы...

   Но человек тогда пожал плечами и, видимо, что-то почувствовал.

   – Простите, – сказал. – Я понимаю, не всё можно купить. Мой патрон... не очень понимает саму концепцию верности.

   И сделал быстрое движение. Джоне кольнуло шею.

   ***

   Харди открыл дверь, ожидая необходимости пожать руку капитану, но вместо этого обнаружил, что жать руку ему не предлагают.

   А тыкают в грудь дулом фазера шестисотой модели (сердце останавливает мгновенно).

   – Без глупостей, – сказал капитан. – Не дёргайтесь, виконт.

   – Да какой я, к чёрту, виконт! – расстроенно выругался Харди и уточнил. – Так вам деньги нужны?

   – Нам нужно, чтобы вы не дергались и проследовали за мной.

   О, дёргаться Харди вовсе не намеревался.

   Он кивнул и для достижения полного взаимопонимания поднял руки. Очень жаль, подумал, что не озаботился приобрести нового «стража».

   В спину ему уткнулся ещё один фазер, и уткнул его, что неприятно, человек Мика – капитан Лефорт, кажется.

   Харди нахмурился.

   А его подпихивали в спину и вели к погрузочной зоне, где, как он помнил, располагались посадочные шаттлы.

   На погрузочной площадке их ждали с транспортировочной платформой, на которой, стянутый, как ритуальное животное перед принесением в жертву, спал Джона. Платформу толкали к одному из шаттлов, стандартному, рассчитанному на экипаж из пяти человек. Харди же пихали во второй шаттл, и Харди хотел бы упираться, но – фазер шестисотой модели останавливает сердце гуманоида вдвое тяжелее его самого за две секунды. У Харди, следовательно, будет одна секунда.

   И тут тот, кто пихал его в спину, тихо прошептал: «Когда я вас толкну, бегите к своему телохранителю. Я вас прикрою.»

   И это довольно опрометчивое предложение. Ну, понимаете, все эти фазеры.

   ***

   Тут следует сделать лирическое отступление: за Харди уже отдавали жизнь. Самой первой, была, разумеется, его мать.

   Харди точно не знает, как там всё случилось, но одна из его многочисленных нянек как-то обмолвилась, что выбор стоял между жизнью матери и его собственной и, так как Харди не спросили, мать предпочла быть мёртвой, чтобы Харди жил. Нельзя сказать, чтобы Харди так уж понимал выбор этой незнакомой, но очень дорогой ему женщины, однако со временем, по крайней мере, научился принимать и – не копаться в этой истории.

   ...Потом ещё был телохранитель, который открыл дверцу автомобиля перед Харди, поэтому погиб во взрыве.

   Ну и, разумеется, Харди десять лет таскается по всяким задворкам. Наверняка есть люди, которые погибли, случайно где-то и почему-то оказавшись вместо Харди. Может, на их головы валились кирпичи, которые должны были свалиться на него. Но об этих людях Харди старается не думать вообще, потому что ничего, совершенно ничего не может сделать.

   В общем, Харди категорически против того, чтобы кто-то ради него чем-то рисковал.

   Но тут выбирать не приходилось..

   Толкнули в спину, довольно крепко, Харди, как было велено, побежал. Заскочил в шаттл, протолкнул платформу глубже, выпихнул из шаттла одного из мерзавцев и...

   Лефорт заскочил следом. Быстро нажал какие-то кнопки на панели управления, и шаттл вылетел в распахнутый люк корабля.

   Харди ничего не оставалось, кроме как пристегнуть ремни и ждать объяснений.

   Лефорт заканчил нажимать кнопки и обернулся:

   – Держитесь крепче, будет трясти. Посадочка будет так себе. Приземляться будем посреди пустыни.

   Харди хотел спросить всё разом, но спросил только:

   – Какого чёрта?

   Лефорт поджал губы:

   – Бунт на корабле. Команду перекупили. Меня пробовали тоже, и я даже взял деньги. Умирать, знаете, тоже не хочется. Но я обещал вашему брату, что приложу все усилия, чтобы вас защитить. Крепко подумайте насчёт того, кому перешли дорогу.

   О, тут и думать смысла нет.

   – Каков план?

   – Сбить шаттл они пытаться не будут, это точно. И они не знают координат посадки. Так что они отправятся следом, но фора у нас есть. Нам нужно добраться до частного космопорта, с владельцем которого у меня есть договоренность. Там мы сумеем выбраться с планеты. А после... Как повезёт. Вашему брату я сообщение уже отправил.

   – Хорошо.

   Хотя ничего хорошего, конечно, в истории не было.

   Джона спал, а на его запястье Харди обнаружил инфузионную пластинку. По всей видимости, парня собирались держать без сознания до самого... чего, кстати?

   – Нас брали живыми. Значит, хотели от нас что-то получить. Так?

   – Вам видней. Имя заказчика нам не сообщили. Но да, брать велели исключительно живыми. Именно поэтому по шаттлу стрелять не станут. Телепат, безусловно, ценное приобретение, но вы заказчика интересовали больше.

   Харди раздумывал над тем, насколько безопасно будет просто снять капсулу. Решил, что хуже уже не будет всё равно – и отодрал пластинку от кожи. Почти сразу Джона зашевелился и сонно вздохнул.

   Джунгли Харди не очень-то жаловал, но пустыни не любил ещё больше.

   – На шаттле должны быть аптечка и сухие пайки, запас воды. Так? И долго ли нам идти?

   Впрочем, этот Лефорт оказался вполне толковым и уже сам всё нашёл.

   – От двенадцати до шестнадцати часов. Ближе высаживаться опасно – там довольно густо расположены вышки наземной связи, могут засечь.

   Шестнадцать – это ещё, конечно, ничего, но всё же...

   И тут в голову пришло: что, если Лефорт всего лишь вознамерился перехватить и исполнить контракт индивидуально? И сорвать банк? И приведёт Харди прямо в руки к своему таинственному заказчику?

   Ну, по крайней мере, случится это не раньше, чем через шестнадцать часов? А уж за это время можно будет и попытаться во всем разобраться. Или хотя бы обзавестись фазером. Джиппер потерял – вот что неприятно.

   ***

   У Микаэля раскалывается голова, хотя не должна раскалываться. Когда он подбирал модель шунта, он, разумеется, выбрал ту, что обладала всем необходимым – и даже сверх того. Такая модель означала, что головная боль Мика впредь беспокоить не будет.

   Но голова раскалывалась.

   Тогда беззвучно вошёл Стэн и поставил на стол чашку кофе.

   Лойс демонстративно спряталась, потому что – не одобряет кофе. Она, разумеется, высчитала коэффициент повышения риска сердечных заболеваний в связи с чрезмерным потреблением кофе. У них с Лойс разные представления о чрезмерности. Он ей как-то объяснял, что «чрезмерно» – это когда «льётся из ушей.» Но у Лойс нет чувства юмора (или она его тщательно скрывает). К тому же она – его преданная фанатка ещё со времен вне тела.

   Так что кофе – всегда и без исключения инициатива Стэна.

   И в который раз Микаэлю хочется спросить, каково это – делить тело с кем-то другим. И в который раз он не спрашивает: у него раскалывается голова, а кофе пахнет превосходно, и он горячий, и можно жить дальше.

   Даже когда мир радостно, вприпрыжку несётся в пропасть. Разумеется, во Вселенной царит демократия, настоящая демократия, поэтому в пропасть мир несётся вполне легитимно, с одобрения квалифицированного большинства. Только никому не понравится, когда на Эребусе вспыхнет новый мятеж и пострадают люди, и...

   Микаэль пьёт кофе.

   Может, и не вспыхнет, может, и не пострадают. Может, один Микаэль здесь сидит дурак дураком и ждёт конца мира.

   Но циркулируют неприятные слухи. Говорят, что некто раздобыл такую штуку, про которую наверняка думает: «Вау, она сделает меня властелином Вселенной!» Но Микаэль считает, что скорее это «штука, которая нас всех убьёт.»

   Вот что он думает, и он уже предпринимает попытки получить всю необходимую информацию, но... Время. Времени никогда не бывает достаточно, его всегда слишком мало. Он не понимает, как люди прошлого умудрялись всё успеть за крошечные отмеренные им пятьдесят (а даже и семьдесят) лет.