Текст книги "Дочери Талау (СИ)"

Автор книги: Санди ака Владлена

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

«Получится или нет?» – расправив машинально измятый в нервно перебирающих, пока хозяйка погрузилась в задумчивость, пальцах документ, женщина в который раз цепко вчиталась в текст. Каковы ее шансы? Хеленор наверняка нашла бы слова для убеждения – ей даже саму подругу время от времени удавалось убеждать…

Стеклянные двери открывались совершенно бесшумно, но грач, дремавший на плече Кадмы, почувствовал вторжение и обеспокоенно встрепенулся, заставив сидевшую на бортике декоративного фонтана из искусственного мрамора хозяйку повернуть голову навстречу двум светловолосым девушкам, неторопливо вошедшим в оранжерею.

– Рада видеть вас, Флоренсина… Корнелия. Я ведь могу называть тебя по имени?

– Кадма?

Они виделись всего раз в жизни – около трех лет назад. Девочка… теперь, конечно, девушка, не особенно изменилась – она и тогда уже выглядела немного старше сверстников, разве что вытянулась, примерно сравнявшись ростом с Кадмой. Женщина смела надеяться, что на ней самой эти годы не особенно сказались. Когда уже за гранью старости – разве какие-то три года что-то меняют? Да и внешность ее всегда напоминала хвойное дерево – жесткое, колкое, но не спешащее с увяданием.

А вот ее Кондракарская преемница была красивой. Весьма и весьма. Из-за длинных белокурых волос Корнелия могла бы напоминать Хелен, если бы позволяла себе выглядеть чуть более мягкой и романтичной.

– Матушка, она, наконец, согласилась поговорить!.. – воодушевленно воскликнула Лора. Как будто то, что вторая девушка находилась здесь в данный момент, не говорило само за себя о готовности хотя бы выслушать. Внушает… некоторый оптимизм. Хотя Лора и несколько торопится с тем, чтобы его вслух высказывать – выражение кукольного личика Корнелии было более чем сухим и скептическим.

– Я могла бы догадаться, что за этой сектой стоит кто-то вроде вас. Гарантия, что хоть какие-то волшебные трюки… настоящие, – вместо приветствия, буркнула блондинка, справившись с коротким изумлением.

– Присаживайтесь, девочки, – Кадма слегка подвинулась, решив, что это сойдет за приглашающий жест, хотя свободного места на псевдо-мраморном широком бортике было достаточно с обеих сторон. – Флоренсина, как много ты рассказала Корнелии?

– Что мы вовсе не секта! – с легкой обидой покосившись на соседку, пробормотала Лора. – Что находим везде девушек с даром Талау… и другими талантами, рассказываем им обо всем, учим, помогаем, если нужно… как обычно.

– Корнелия, Флоренсина – младшая дочь Хеленор. Она учится на последнем курсе этого университета и работает в деканате… мы получили твою заявку на стипендию. Не считая небольшого недобора баллов по биологии у тебя почти блестящие результаты.

Блондинка едва заметно поморщилась при слове «почти».

– В какой-нибудь финансовый или управленческий колледж ты бы поступила без особого труда.

– Только я вовсе не уверена, что хочу этим заниматься. И вообще, какая связь между стипендией сек… вашей организацией?

Кадма в задумчивости щелкнула кончиком языка. Кажется, ей лучше говорить прямо и по существу.

– Связь в том, что стипендию ты получишь, если дашь согласие впоследствии занять мое место. Какое-то время проработать в «Восходящей звезде» на старших курсах и после окончания обучения хотя бы несколько лет. И, главное, конечно, среди Дочерей Талау. В секте, как ты выразилась.

Девушка молчала.

– Как я уже сказала, Лора – дочь Хеленор. Одна из ее наследников и преемница в деятельности «Восходящей звезды». Таланта – ни обычного, ни волшебного – к медицине она не унаследовала, но ее дар – эмпатия. Умение чувствовать других людей, скажем так. А у меня нет ни детей, ни каких-либо еще наследников… я бы без особых сожалений пустила свое завещание на разнообразные благотворительные фонды, но «Восходящей Звездой» и «Дочерьми» кто-то должен руководить… Флоренсине недостает твердости и решительности, ей не справиться без помощи и поддержки, а я, скажем так, мало кому доверяю. Практически никому.

– Вы второй раз в жизни меня видите, – сухо напомнила блондинка.

– Да, конечно, интуиция и предчувствия никогда не были моей сильной стороной, – пожилая женщина неопределенно кивнула. – но на этот раз я попытаюсь довериться предчувствиям. Кроме того, ты действительно сильнейшая волшебница нашей сферы в данный момент – даже без учета усиления Сердца. Сильнее кого-либо из Дочерей, сильнее меня самой, пожалуй. Я, быть может, успею сама научить тебя кое-чему.

– И я по-прежнему работаю на Кондракар. Не собираюсь думать, правильно ли это и эксплуатируют ли нас Старейшины, – судя по тону, подобные мысли Корнелию посещали и не раз. – знаю только, что мы действительно нужны, и что никто, кроме нас, заниматься этим не будет. Не то, чтобы я осуждала…

– Можешь осуждать, меня это не заденет! Кондракар поставил тебя и твоих подруг перед фактом. И вы не получили ничего, кроме горы лишних проблем. Я предлагаю тебе самой принять решение… и, думаю, мое завещание – достойная плата за участие в деятельности социальной организации. Раз уж тебя саму, – женщина подняла слегка измятый лист. – заинтересовала социальная сфера, почему бы не порадоваться возможности такой практики?

– И поучаствовать в программе типа людей Икс со всеми этими… одаренными? – судя по гримаске и ехидному тону, пропущенным словом было «альтернативно». – И вообще, я пока что просто перебираю возможности! Я совершенно не хочу еще и в нормальной жизни оказаться связана какой-либо деятельностью без права выбирать. И наследство чужое мне ни к чему!

– У тебя есть право выбирать. И есть время, – уж находящейся на смертном одре Кадма себя явно не чувствовала! – Если передумаешь, всегда можешь бросить и учебу и организацию. Никто не удержит силой человека, у которого просто не лежит душа… Перебираешь возможности – так просто учти, что эта возможность у тебя тоже есть.

Проигнорировав первой вскочившую и попытавшуюся помочь Лору, женщина встала, опершись на узловатую трость, и, чуть обернувшись, посмотрела на сидящую Корнелию сверху вниз.

– Удержать силой, когда не лежит душа, – пробормотала девушка, явно думая вслух.

– Некоторые люди держат себя сами. Находят разные оправдания, обвиняют других… но, как правило, у всех таких людей бывают собственные, порой непонятные даже им самим, но все же мотивы удерживать… лишнюю тяжесть. Неприятные вещи тоже порой кажутся совершенно необходимыми. В жизни… и счастье, и несчастье мы выбираем себе сами. Надо только признаться себе в этом.

– Да, – еще сильнее понизив голос, согласилась Корнелия.

На какое-то время в оранжерее воцарилось молчание, только едва уловимый шелест многочисленной листвы немного нарушал тишину.

– Я учту, – Корнелия тоже встала. На каблуках девушка оказалась чуть выше Кадмы ростом. – но я принимаю только те решения, в которых уверена стопроцентно. Я обязательно Вам отвечу… И спасибо.

========== Корнелия ==========

Калеб сидел за ее столом, скользя взглядом по развешанным на стенах фотографиям и спортивным наградам, по коллекции игрушечных котят, украшающей комнату и пышно разросшимся цветам на подоконнике. Прямо перед ним на столе, свесив вниз пушистый хвост, дрых черный кот Наполеон, меховым шариком закрыв от посторонних взоров любимое фото Корнелии, стоящее в рамочке на письменном столе: они с Питером незадолго до его переезда. Девушка хорошо помнила тот день – как раз тогда он и решил посоветоваться с ней. Питер вообще не особенно-то хотел уезжать, быть может, ее мнение и стало решающим.

Все абсолютно уверены, что Корнелия должна сама принимать решения, даже неприятные, и Питер в том числе – а сам-то! Впрочем, единственный случай, когда она предоставила право решать кому-то еще, теперь стал не самыми приятными воспоминаниями.

– Ты ведь тогда остался бы, если бы я попросила об этом, – устало плюхнувшись прямо на ворох одежды в кресле, тихо сказала Корнелия. – остался бы, чтобы мы оба вскоре серьезно об этом пожалели.

– Я видел сон… мне не оказалось места в этом мире, – задумчиво разглаживая пальцами лист «лианы», разросшейся до такой степени, что вся стена казалась окутанной причудливым зеленым ковром, проговорил Калеб. – потом я часто думал об этом. Галгейта, Альборн и Мирадель – многие чужаки сумели, если не найти свое место, то, во всяком случае, научится жить в этом мире, а меня не оставляла уверенность, что именно я не смогу. Не в том смысле, что вообще не смог бы… скорее, что мне здесь не место.

Она думала… думала практически о том же самом. Калебу на Земле будет даже труднее, чем Оруби когда-то, еще более неподходящее у него представление о жизни и собственной роли в этой жизни. И ведь помощи не примет. Даже от Корнелии… ОСОБЕННО от Корнелии – это было бы последним гвоздем в крышку гроба его самоуважения.

– Так ты решил вернуться ко мне? Или просто понял, что в Мередиане тебе нет места, по крайней мере, такого, которое ты счел бы достойным себя, тоже?

«Я пришел к тебе»

«Ты слишком долго шел»

Но Калеб молчал.

– Прости, – уставившись в потолок, пробормотала девушка. – я не должна была сваливать ответственность и принятие решения на одного тебя, а потом с мазохистским наслаждением разыгрывать жертву. Тебе должно было быть гораздо тяжелее… я ведь собиралась сказать практически то же самое, но не успела решиться, а услышать… услышать такое было совсем не тем же, что думать самой. Уязвленное самолюбие. И ты был абсолютно прав. Мы оба любили несуществующие идеалы. Стоило узнать друг друга немного ближе – и эти идеалы просто развеялись. Если бы ты сказал мне все это хоть немного иначе… но откуда у тебя было взяться опыту в том, как оставаться друзьями, верно? Но ведь и я была всего лишь маленькой девочкой, которая исключительно по наивности считала себя взрослой и умной. Глупое оправдание, верно?

– Я не верю, что ты изменилась.

– Людям свойственно меняться. Я повзрослела, Калеб. И больше не играю в куклы. Трудно решиться выбросить или отнести в гараж игрушки, каждая из которых была когда-то живым одушевленным существом, – Корнелия широким жестом обвела полки с котятами. – трудно с ними расстаться, но уже очень давно я вижу в них уже только игрушки – и ничего больше. Немножко грустно, но детство имеет обыкновение заканчиваться.

Она повзрослела. Вот только Калеб ни капельки не изменился за эти годы…

– Значит, я тоже игрушка? Просто сентиментальное воспоминание из детства, которое жалко выбросить – и только? Зато можно преподнести в подарок подруге, которая чуть дольше продолжала чувствовать себя ребенком – только вот принцессы, как выяснилось, предпочитают, чтобы им дарили более красивых кукол!

– Перестань. Я никому тебя не дарила, ты принял решение сам!

– Я не думал, что ты воспримешь мои слова, как должное, ты даже не попыталась…

– А ты хотел, чтобы я тебя умоляла не бросать меня, что ли? Я знаю, что ты остался бы, если бы я попросила остаться. Если бы я – приказала. И ты потом считал бы, что лишился всего ради меня, или, хуже того, что я ЗАСТАВИЛА тебя всего лишиться?! Всю свою осмысленную жизнь ты пытался стать свободным, а я лишила бы тебя этой свободы? Чтобы ты снова начинал какую-нибудь глупую партизанскую войну, на этот раз – уже со мной. Как бы я ни хотела тогда, чтобы ты остался, я ни за что не стала бы вынуждать тебя!

– А вынудишь ли ты меня ТЕПЕРЬ уйти? – зеленые глаза гневно сверкнули. – Если теперь хочешь именно этого.

– Нет, разумеется. Я не собираюсь распоряжаться твоей жизнью – тем более, теперь. К тому же я уезжаю из Хиттерфильда – все, о чем я могу тебя попросить, не пытайся меня преследовать.

Калеб хотел что-то весьма эмоционально ответить, но девушка подняла руку, призывая дослушать до конца.

– Если ты по-прежнему веришь, что любишь меня, пожалуйста, позволь мне жить дальше и быть счастливой. Разве я прошу слишком многого?

========== Шон Олсен ==========

За прошедшие сутки костерить себя словами, которые можно было бы назвать «последними», не выплескивайся за ними еще и еще более «последние», так прочно вошло в привычку, что сам идиотизм ситуации – ранним воскресным утром притащиться на городскую окраину и совершенно по-детски прятаться в запущенном саду, окружающем расположившуюся на утесе виллу – был почти воспринят со своей стороны, как должное. Никаких поступков, кроме идиотских, юноша от себя уже и не ожидал. Кроме того, заснуть этой ночью у него все равно не получилось, а пытаться мысленно отрепетировать необходимый разговор… или хотя бы представить себе слова, которые могли бы все исправить – можно было и не в душном от жары и целого зоопарка питомцев доме деда и тетушки Матильды, а здесь, под тихий шелест волн и горьковатый аромат летних роз, причудливо мешающийся со свежестью приморского ветра. Сочетание противоречивого… еще одно воплощенное воспоминание об этой Мэг.

Шон вполне допускал, что эта особа не вполне вменяема… Или даже – вполне невменяема… Да что там, он был совершенно уверен, что она – безнадежно чокнутая. Предсказать что-либо в отношении Мэг было невозможно… но это дарило и смутную надежду, что она передумает, как только изменится настроение, а оно у сумасшедших определенно не отличается постоянством – единственную его надежду, потому что логики в словах и поступках женщины-химеры Шон не понимал, сколько бы ни ломал голову. Даже знаменитой женской логики, которую, вопреки распространенному среди представителей сильного пола мнению, не столь уж сложно на самом деле понимать – юноше случалось в жизни иметь дело с достаточным количеством девушек, чтобы к девятнадцати годам вывести своего рода систему… только девушки эти были несколько моложе и, что ни говори, глупее. Нельзя спорить, это сочетание качеств частенько придавало им особое очарование… но безнадежно мешало применить свое «знание женщин» к новой знакомой. Чокнутая или нет, а впечатления дурочки она не производила!

Погрузившись в свои размышления, парень даже не сразу заметил появившуюся на крыльце виллы фигуру – он даже не мог сказать, вышла она из дома или, наоборот, только поднялась по ступенькам, по каким-то неведомым причинам явившись домой только под утро. Ни скрипа двери, ни шагов Шон не слышал, словно бы женщина, подобно призраку, материализовалась прямо на крыльце и теперь стояла лицом к двери, так, что он видел за грозовым облаком темных волос только изгиб плеча и часть руки. В сером утреннем свете светлая кожа, казалось, приобрела какой-то не совсем естественный перламутровый оттенок и словно бы даже слегка сияла изнутри.

– Мисс Маргарет! – сам не заметив, в какое мгновение взлетев по ступеням, юноша коснулся ее плеча. Женщина испуганно дернулась, но, вместо того, чтобы обернуться, с хриплым неразборчивым бормотанием чего-то, судя по интонации, напоминающего «идиот!» развернулась в противоположную сторону, закрыв лицо рукой. – Простите, я не хотел Вас напугать…

– Смотри, сам не испугайся! – хмуро посоветовала брюнетка уде обычным своим голосом и, мгновение помедлив, убрала ладонь от лица. – Какого дьявола ты здесь делаешь в такое время?

Разговаривать со спиной, закрытой беспорядочными черными кудряшками чуть ли не до колен, было как-то неловко, поколебавшись, Шон все-таки мягко потянул за плечо, вынуждая Мэг обернуться. Почудившегося ему с расстояния жемчужного сияния на проверку не оказалось и в помине, кожа женщины была бледной и слегка восковой, подтверждая предположение о бессонной ночи. Хотя сам парень, должно быть, выглядел не лучше. Черты лица, даже сейчас довольно яркого, вкупе с волосами цвета воронова крыла, придавали внешности Мэг что-то латиноамериканское, не смотря на светлую кожу и холодную синеву глаз. До того, как заглянешь ей прямо в лицо, подсознательно ждешь, что эти глаза будут черными, как угли…

– Ну и? – голос тоже вел себя непредсказуемо, то становясь глубоким с легкой хрипотцой, то до почти пронзительности звонким. Это звучало чарующе, когда Мэг пела, однако могло и неприятно пробирать до костей, вздумай она этим своим голосом выразить недовольство.

– Простите, я действительно неудачно выбрал время… я думал, может быть, Вы передумаете?

– С какой бы стати? Ты, конечно, не лишен определенного таланта, но… как ты сам и заметил, таких талантливых мальчишек более чем достаточно.

– Я не мальчишка! – огрызнулся Шон, сильнее сжав ее плечо. Наверное, это должно было причинить ей боль, однако Мэг не стала отстраняться и высвобождать руку. Напротив, с каким-то странным не то довольством, не то злорадством прищурилась и искривила губы.

– Маленький мальчик! – уже почти с улыбкой отрезала она. Сообразив, что над ним уже попросту издеваются, Шон затрясся от бешенства. – В юности все вы полны планов и амбиций. Считаете, что вас непременно ждет яркая и необыкновенная судьба, а потом сами же предаете свои таланты, мечты и амбиции. Твой дедушка так поступил – он сейчас уже мог бы действительно стать легендой в мире музыки, а вместо этого возится с попугаями и хомячками в безызвестности – твой кузен готов уже пойти по его стопам… рано или поздно ты тоже. Твои нынешние мечты и взгляды – детство и когда-нибудь пройдут.

Кузен… Мэтт и правда изрядно сглупил. Почти год он был гитаристом в довольно известной молодежной группе, успел приобрести некоторую популярность… и бросил все ради учебы в ветеринарной академии, действительно решив пойти по стопам их общего деда. Что касается дедушки – Шон понятия не имел, о чем говорила Маргарет. Представить похожего на интеллигентный гриб старичка что рок-звездой, что, тем более, легендой в мире музыки не получалось без смеха, а смеяться над этой идеей прямо перед Мэг юноша не решился. Как и спрашивать, с чего она вообще это взяла.

– Может быть, я отличаюсь от них?

– Тем, что дольше остался ребенком, быть может!

– Перестань так говорить! – встряхнув женщину за плечи уже обеими руками, рявкнул прямо в лицо ей Шон. – То, что ты немного старше…

– Угу… Немного!

– … не такое достижение, чтобы постоянно тыкать этим в нос! И ты судишь по другим людям, ничего обо мне не зная! Это неправильно!

– Решать мне.

– И несправедливо!

Неожиданно ее смеющийся взгляд сменился, сменился… Шон даже не мог слова этому подобрать – словно что-то резануло из самой глубины глаз, как бритвой. Боль, горечь, отчаянье – нет, все эти слова не годились… а нужных не нашлось.

– Справедливость – миф, деточка, – севшим голосом, уже без насмешки произнесла она. Перемена заставила Шона слегка растеряться и даже пропустить мимо внимания «деточку». Ненадолго. Уж лучше бы она намеренно дразнила его, чем искренне считала неразумным младенцем, дьявол побери!

Лениво стряхнув его руки, Маргарет отвернулась, чтобы открыть дверь.

– Подожди… ну пожалуйста! – уже сам себе напоминая ребенка, тихо попросил юноша.

Но женщина с прежней усмешкой оглянулась через плечо, переступая порог, и – так ничего и не ответив – захлопнула дверь у него перед носом.

«Чертова стерва!» – Шон очень хотел выкрикнуть это вслух, но… разговаривать с дверью показалось еще более глупым, нежели со спиной. Даже в том, чтобы просто шарахнуть кулаком, выплескивая чувства, было что-то невообразимо жалкое, беспомощное… иначе его, конечно, не испугала бы и перспектива пообщаться с полицией за манеру буянить с утра пораньше на крыльце чужого дома. Черт, черт, черт!

Зачем он придает столько значения тому, что о нем и его таланте думает какая-то вредная молодящаяся карга? Зачем что-то ей доказывать? Жаль, конечно, упустить место в группе – а эта зараза действительно прекрасная, если не гениальная, певица, просто обреченная на будущую известность… но с какой стати ему так стремиться греться в лучиках чужой славы? Он добьется своего успеха и сам! И… и…

Выбросить всю эту историю из головы, и дело с концом! Быстрым шагом спускаясь с утеса – автобусы в такую рань еще ходили слишком редко, чтобы торчать на остановке в ожидании, а пеший переход помогал выплеснуть раздражение – Шон достал мобильник, задумчиво взвесил в ладони и сунул обратно в карман шорт. Воскресное утро – не такое время, когда тебя безусловно рада будет слышать даже относящаяся с очевидной симпатией девушка. Ближе к вечеру… ближе к вечеру можно будет пригласить Ирму в кафе, а потом, может быть, сходить вместе на танцы. Обаятельная пышечка с огромными, как у русалки, глазами и шикарными каштановыми кудряшками привлекла его внимание еще пару лет назад, когда Шон с матерью приезжал навестить деда, тетушку и кузена на летние каникулы, а с тех пор она заметно повзрослела и похорошела. Достаточно, чтобы попытаться закрутить с ней всерьез – к тому же, несмотря на напускную саркастичность, парень чувствовал, что тоже ей понравился. А еще Ирма тоже мечтала стать певицей, хотя в ее случае Шон готов был разделить мнение Мэг о талантливых детях, которых не так уж и мало. Ирма здорово пела и даже немного сочиняла музыку сама, но ее творчество не настолько поражало воображение, чтобы он оценил в ней в первую очередь голос и талант, а не приятное личико, аппетитную фигурку и легкий слегка безбашенный характер… Но, наверно, это было и к лучшему. Просто талант – это несомненный плюс к прочим качествам в жизни, а гениальность – это, скорее, сродни сумасшествию. И дела с гениями иметь совершенно невозможно…

Уж перед семнадцатилетней школьницей он точно не рискует выставить себя неразумным юнцом!

========== Питер Кук ==========

Оглядевшись в комнате, первым порывом было патетически всплеснуть руками и вдохновенно продекламировать что-нибудь вроде «О, поле, поле, кто тебя усеял мертвыми костями?!»… Хотя костей, вроде бы, и не было… если только где-нибудь под руинами, конечно, не сохранились остатки копченой курицы, которую кто-то из новых соседей приволок с собой уже в разгар небольшой, затеянной ради общего знакомства пирушки. Вчера Питеру казалась удачной идея воспользоваться тем, что первый день его пребывания в новом жилище выпадает на выходной и отметить новоселье, заодно заложив основу дружеских отношений с этими самыми соседями… Но, кажется, сначала все же следовало, как минимум, распаковать вещи – все равно сумка была безжалостно выпотрошена: о вчерашних поисках чего-то в нехитром багаже юноша хорошо помнил , но из головы напрочь вылетело, что именно он искал и существовало ли это вообще как в сумке, так и в природе… Небрежно отброшенные в процессе поисков вещи теперь украшали новое жилище живописнейшей экспозицией, причудливым образом перемежаясь с остатками вчерашнего пиршества… Да уж, знай мамуля, с чего Питер начнет свою новую и прекрасную самостоятельную жизнь – вообще не выпустила бы из дома! А встречать двадцать третий день рождения на родительском попечении – это уже чересчур!

По-хорошему, за уборку надо было приниматься сразу, проснувшись, тихим недобрым словом помянув вчерашний сабатуй и натянув вытащенные из под кровати джинсы, найденную почему-то на кухне под столом рубашку и кроссовки, вообще не хотелось вспоминать, где обнаруженные (по отдельности, разумеется)…

Но руки просто опускались от одного только зрелища, поэтому Питер решил прогуляться где-нибудь, подальше от этого кошмара, чтобы успеть за время этой прогулки морально смириться с неизбежным. Нельзя сказать, чтобы он совсем уж ничего не умел делать по дому: напротив. Матушка Тереза придерживалась весьма строгих методов воспитания и всегда требовала от всех домашних безупречного порядка. Как ни парадоксально, Питера это точно не приучило к большей аккуратности – даже напротив, привыкнув выполнять домашние обязанности под строгими замечаниями и напоминаниями, или из опасения этих замечаний, теперь, когда мамуля оказалась аж в другом городе, мотивировать себя к трудовым подвигам не помогали никакие волевые усилия. В итоге единственным, с чем Питеру удалось морально смириться, было понимание, что шататься по городу в течении всего дня все равно нельзя, но энтузиазма что вообще возвращаться в новое жилье, что ликвидировать царящий там рукотворный кошмар, это не добавляло.

Неторопливо поднявшись по лестнице, Питер растерянно замер, обнаружив возле своей двери стоящую, слегка прислонившись к перилам, светловолосую девушку в длинном летнем сарафане.

– Корнелия?

– Прости, я без звонка… но твой мобильник не отвечает, а я подумала, что, раз уж все равно приехала в Фадден-Хилз, ну, насчет университета, я уже говорила… то стоит заглянуть к тебе.

Мобильник… мобильник Питер вчера отключил, памятуя о привычки мамы звонить в самый малоподходящий момент – уловив отголоски вчерашней пирушки, Тереза непременно устроила бы сыну допрос с пристрастием, а вчера он, разумеется, был совсем не в настроении для дачи показаний. А включить телефон сегодня, не говоря уже о том, чтобы взять с собой, разумеется, забыл.

– Это ты извини, – пробормотал парень, сконфуженно размышляя, как, не показавшись невежливым, можно не приглашать девушку в квартиру. Потому что от зрелища, поджидающего внутри, ее мнение о его нескромной персоне уж точно упадет настолько низко, что устремиться, пожалуй, к ядру планеты! – Знаешь, у меня там немного не убрано, я еще вещи распаковывать не закончил… может, посидим где-нибудь в летнем кафе, или сходим в парк.

Корнелия ненадолго задумалась, покусывая губу, и отрицательно качнула головой.

– Нам надо… то есть нет – мне нужно поговорить. Желательно, чтобы никто случайно не услышал, так что лучше в доме.

Всякого рода серьезные разговоры Питер не слишком любил. Именно с серьезного разговора не столь уж давно началось его вытуривание в самостоятельное плаванье, причем возражения сына о том, что ему совсем даже неплохо живется вместе с родителями, в материалы дела так и не были внесены… теперь вот уже пожинает последствия в виде того, что самому-то в новый дом входить стыдно, не говоря уже о том, чтобы девушку приглашать. Черт же попутал отключить этот несчастный телефон: уж знание о грядущем визите Корнелии могло бы и простимулировать на наведение порядка… да что уж теперь?

– Э-э… ну да, конечно.

Что же, за разгильдяйство приходится платить. Или, что сейчас, наверное, более актуально, расплачиваться. Подавив обреченный вздох, Питер открыл дверь и галантно пропустил девушку вперед (видеть выражение ее лица в момент, когда Корнелия войдет в мемориал вчерашнего бесчинства, не хотелось совершенно).

– Только не пугайся, хорошо… я сейчас быстро… э, Корнелия?

Перешагнув порог, блондинка сделала несколько шагов, видимо, на автомате, и соляным столбом замерла в эпицентре разгрома. Питер остановился в дверях, терпеливо ожидая заслуженного разноса и только что не прижав воображаемые уши. Мама, во всяком случае, характеризовала эту его гримасу именно так… смуглая кожа мулатов не умела краснеть с достаточной выразительностью, поэтому гримасу шкодливого раскаянье еще в детстве пришлось отработать в совершенстве.

– Знаешь, кажется, твое представление о «слегка» немного расходится с моим! – наконец призналась чуть деревянным голосом девушка. – Впрочем, это, конечно, не важно…

Корнелия обернулась, растерянно потирая высокий лоб кончиками пальцев.

– Питер, возможно тебе это покажется странным. Скажи, ты веришь в магию? То есть, не все в этом мире еще можно объяснить с помощью науки… а некоторые люди иногда обладают особенными умениями, не всегда, конечно, выходящими за рамки, но и не вполне объяснимыми.

– Мне кажется, абсолютно все люди этим обладают.

– Я не совсем об этом. Понимаешь, – опустив руки, Корнелия нервно сцепила их в «замок». – дело в том, что я волшебница, Питер.

На миг повисла пауза – до юноши не сразу дошло, что от него ожидают какой-нибудь реакции.

– Ну, разумеется! Когда я увидел тебя впервые, то с первого взгляда подумал, что ты самая настоящая маленькая фея.

Слегка нахмурившись, девушка пристально уставилась ему в лицо, выискивая предполагаемую насмешку.

– И что же, по-твоему, общего между мной и этими шумными бестолковыми крылатыми особами? – наконец скептически спросила она. – Ладно, не в этом дело. Я не стала бы тебе ничего рассказывать, я вообще считаю, что мы не должны втягивать близких людей во все это, но… это, наверное, смешно прозвучит. Один человек, понятия не имеющий о человеческих чувствах и на этом основании считающий, что может непредвзято о них судить, заставил меня задуматься о том, что я, наверное, никогда себе не смогу простить, если не буду с тобой до конца честной. А рассказать все так, чтобы ты мог понять меня правильно, можно только рассказав все с самого начала – слишком все… перепуталось.

Она снова сделала паузу, чтобы собраться со словами, и Питер на всякий случай кивнул, сделав ну очень понимающее лицо.

– По-моему, ты мне не веришь…

– Ну что ты!

– Перестань паясничать! Любой здравомыслящий человек сейчас на твоем месте решил бы, что я просто сошла с ума – несколько лет назад я бы сама сочла подобные разговоры вопиющим абсурдом!

– Значит, я не здравомыслящий человек, – с сожалением на лице Питер развел руками.

– Или ты просто не воспринимаешь мои слова всерьез?

Юноша прижал ладонь к груди и хотел было клятвенно заверить в своей искренней готовности поверить в магию, волшебство, и вообще во что угодно – не таким уж это было и «паясничеством». В конце концов, Корнелия точно была не из тех людей, что рассказывают небылицы в надежде эпатировать окружающих, он знал ее достаточно давно, чтобы быть в этом уверенным. Но рта раскрыть не успел. С усталым выражением на скульптурно-правильном личике, девушка подняла руку и щелкнула пальцами. По комнате словно пронесся невидимый ураган, подхвативший разбросанные вещи, книги, тарелки с объедками вчерашнего пиршества и прочий хлам. Затем открылись разом все окна вытолкнув наружу поднявшееся облако пыли, а коробки из-под пиццы, бумажные тарелки, пакеты от чипсов и банки с остатками разнообразной колы и фанты, плотно спрессовавшись, запрыгнули в мусорную корзину. Немногочисленная посуда многоразового пользования улизнула в маленькую переоборудованную под кухню каморку, больше напоминавшую просторный шкаф, чем отдельную комнату, в следующий миг оттуда донесся шум воды из самопроизвольно отрывшегося крана, а вещи, поплясав в воздухе, легли аккуратными стопками на кровать.

Сходству происходящего с ураганом мешало только то, что даже самый легкий ветерок ни волоска не пошевелил у все так же стоящей в центре комнаты девушки. Сам Питер движения воздуха не почувствовал, даже когда некоторые из вещей проносились совсем рядом, почти не обращая на него внимания.

Меньше минуты спустя в комнате царил просто противоестественный порядок. Да еще чахлая герань на подоконнике, «забытая» еще прошлыми жильцами, на глазах разрослась до размеров среднего кустика и покрылась мелкими белыми звездочками цветов.