Текст книги "Занятия литературой (СИ)"
Автор книги: Salamander Mugiwara
Жанры:
Слеш
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)
Раздался грохот. Кроули невольно моргнул, всего лишь на мгновение, но Азирафаэль исчез, а сам мужчина тяжело дышал, глядя в потолок, и обескураженно хлопал ресницами, тяжёлыми после сна. В паху сильно тянуло, натягивая ткань трусов и даже пледа, и его тут же бросило в жар. Кроули глухо простонал, закрывая горящее лицо ладонями.
Что за хрень.
Ему понадобилось несколько мучительных вздохов, чтобы прийти в себя и успокоить совершенно неуместное возбуждение (словно он снова стал подростком, честное слово!). Змий знал, что он уже не может спокойно смотреть на милого кудрявого репетитора, и ломал голову над тем, как ему нужно себя вести. Не запрёшь же его у них сразу, пока он ночует у них, в самом деле. Хотя Адам был бы только рад. Кроули, давя в себе желание по-старчески закряхтеть, приподнялся на диване, чувствуя, как плед сползает с плеч, и задумчиво потёр действительно давно небритый подбородок.
“Может, начать со свидания?” – неловко предложил ему внутренний голос. Кроули часто представлял это, поэтому в груди что-то оживлённо ёкнуло, но тут же покрылось тонкой корочкой льда. Не слишком ли он торопится следовать своим идиотским мыслям? Не факт, что это вообще отличная идея. Если даже они будут… Вместе, внимание сына может полностью перейти к более мягкому и понимающему мужчине, чем его отец. Кроули задумчиво пожевал губу, стараясь убедить себя в том, что это всё у него накопилось за одиннадцать лет. Он ведь даже романов на одну ночь не заводил. Вот и собственное тело начало его подводить.
Удовлетворённо кивнув самому себе, Кроули поднялся с дивана. Пора было включаться в обычный мир, полный более важных дел. Мужчина с наслаждением потянулся, разминая затёкшие мышцы, и вскинул взгляд на часы.
– ТВОЮ МАТЬ!
На кухне Азирафаэль вздрогнул, едва не выронив лопатку из рук. Он неожиданно для себя подпрыгнул, переводя взгляд в коридор, и его перехватил Адам. Мальчик, стараясь ровно держать большое блюдо с блинчиками, невозмутимо пожал плечом:
– Это он ещё тихий. Ну, поживёшь с ним, привыкнешь к такому. Он один раз проспал встречу с мужиком, который потом перепугался до смерти и всё-таки продал ему Бентли. То ещё было зрелище.
И, довольный своей мудростью, стянул с тарелки кусочек блина.
Огненно-чёрным вихрем, на ходу одёргивая футболку, Кроули примчался на кухню. Про очки он совершенно забыл, поэтому его змеино-янтарные глаза прожгли обоих поваров. Разъярённый мужчина явно ждал объяснений, и Адам хотел было ответить, но Азирафаэль, повинуясь какому-то инстинкту, выступил вперёд, защищая его собой:
– Д-доброе утро, Кроули, – выдавил преподаватель, стараясь улыбаться не слишком испуганно. – Мы предупредили мадам Трейси, не переживай об этом! Ты вчера был таким уставшим, я подумал, тебе не помешает отдохнуть хотя бы денёк.
Его голос невольно дрогнул, но Кроули промолчал. Только перевёл суровый взгляд на Адама, выглянувшего из-за спины отважного преподавателя. Он согласно кивнул и так же молча указал на нижние веки, намекая, что от сильной усталости у отца под глазами налились синяки.
Мужчина едва сдержал низкий рык, разворачиваясь и стремительно удаляясь в ванную. В нём диким зверем клокотало раздражение, и в тот момент он злился на весь мир. Всем было известно, как Кроули ненавидит, когда что-то выходит из-под его контроля. Ещё и эта глупая “забота”! Он не просил об этом! А Адам, разумеется, тут же принял сторону своего обожаемого репетитора. Конечно, как же иначе.
Пока он ожесточённо тёр охлаждённое водой лицо тонким полотенцем, сердце мужчины не находило себе места. Если бы оно имело такую возможность, непременно отвесило бы хозяину самый крепкий подзатыльник по ярко-рыжей глупой голове. Но Кроули был настолько сердит, что даже не прислушивался к своим ощущениям и всячески душил в себе нежность и благодарность, теряя внутренний контроль. Ночь ушла, и яркий дневной свет снова заставил его досадливо шипеть на всё окружающее, не позволяя никому подойти ближе, чем на метр.
Кое-как успокоившись, Кроули вернулся на кухню. Азирафаэль тут же испуганно вскинул на него взгляд, и от этих светлых глаз и милой виноватой улыбки мужчине снова захотелось взвыть раненным зверем. Адам с удовольствием потянулся за очередным блинчиком, не замечая прожигающий взгляд отца.
– Боже, как же вкусно, – радостно промычал Адам. – Я готов писать хоть по десять сочинений в день, лишь бы Азирафаэль нам готовил!
Руки Кроули до побеления костяшек стиснули горячую кружку кофе, и репетитор закусил губу, впервые за долгое время чувствуя себя ужасно некомфортно здесь, на залитой утренним солнцем кухне Янгов, хотя всё было буквально так, как в его дерзких мечтах, в которых он позволял себе утонуть до самой полуночи. Нервы были в таком напряжении, что ему отчаянно хотелось сбежать. Ещё один полный злости и желчи золотистый взгляд он не выдержал бы, с позором разревевшись, а объяснять эти эмоции ему совершенно не улыбалось. Азирафаэлю было невероятно приятно засыпать в спальне Кроули и в его одежде; смущённо жмурясь, он действительно мог представить, что они уже вместе, а хозяин дома скоро придёт, и они уснут в объятиях друг друга. Засыпал он абсолютно довольный, с лёгкой улыбкой на губах, и ему снилось, что он, такой полный и неуклюжий, парит где-то высоко в светлом небе, касаясь облаков белоснежными крыльями.
Он не мог поверить, что из-за того, что они с Адамом решили его не будить, Кроули будет так зол. При виде синяков под его глазами у Азирафаэля совершенно болезненно сжималось сердце, и ему хотелось сделать всё, чтобы он хорошо отдохнул. Похоже, это было лишним, и хозяин дома в этом не нуждался; может, он не понял его искреннего желания.
Или не хотел понять.
– Ой, – вдруг вспомнил Адам. – Я же хотел кое-что показать! Подожди, я сейчас принесу.
Мальчик буквально выскочил из-за стола, вихрем уносясь в комнату, и на кухне остались двое. Напряжение между ними можно было резать ножом.
Азирафаэль лихорадочно соображал, что может отвлечь Кроули от их самонадеянного решения оставить его отсыпаться; нужно было что-то, что хотя бы немного поднимет ему настроение. Смотреть на угрюмо напряжённые челюсти и сжатые зубы для репетитора было невыносимо. Из-за этого в следующую минуту он принял в корне неверное решение, ведомый насквозь искренним и невинным желанием помочь возлюбленному.
Бог не играет со Вселенной; люди делают всё сами.
– Знаешь, дорогой, – очень робко начал Азирафаэль, всеми силами стараясь, чтобы его голос не задрожал от страха. – У Адама очень большой прогресс, и недавно он признался мне, что очень хочет собаку. Но добавил, что ты будешь против, может, ты всё же пойдёшь к нему на…
Кружка кофе с грохотом опустилась на стол, заставив обоих мужчин вздрогнуть. Преподаватель тут же отдёрнул от стола мелко дрожащие руки, застыл, чувствуя, как обливается холодным потом. Сердце обмирало где-то в горле.
В горле же Кроули клокотал адский пламень.
– Это м о й сын, Азирафаэль, – ядовито прошипел он. Горькая обида отравляла его, делала невыносимым жар внутри, и он уже не мог остановиться. Побелевшее мягкое лицо расплывалось перед глазами. – Я уже понял, что я отвратительный отец, я же такой грубый и невозможный, настоящий демон, да? “Бедный мальчик, каково ему с таким папашей!”
С каждым словом испуганные глаза Азирафаэля расширялись ещё больше. Его пухлые губы беззвучно шевелились, словно в молитве, но он не произнёс ни слова.
– А тут заявляешься ты, и он доверяет тебе больше, чем мне, хотя я делаю для этого всё возможное! А ты, – он, не выдержав, вскочил; мир со звоном рассыпался. – Вот так запросто перетягиваешь на себя центр моей жизни, грёбаный ты ангелок!
Под конец своей губительной речи Кроули сорвался на шипение. Он не мог оторвать горящего взгляда от совершенно раздавленного Азирафаэля, а тот, в свою очередь, опустил голову так, что едва не задевал подбородком грудь. Любимая клетчатая бабочка на шее начала невыносимо стягивать кожу. Они тяжело дышали, и каждый переживал небольшой конец света внутри себя.
Может, ему стоило что-то произнести. Или быстро сообразить, что стоит делать в такой ситуации. Но Азирафаэль мог просто молчать, ощущая, как что-то перекрывает доступ кислорода, а в груди начинает болезненно тянуть. Он сгорел в этом яростном пожаре обиды, и больше всего на свете хотел исчезнуть, испариться, разложиться на атомы, лишь бы не находиться в месте, которое он почти начал считать своим настоящим домом. Всё, в чём Азирафаэль был уверен сейчас – это то, что ему срочно надо убираться отсюда.
Поэтому он вскочил, со скованной поспешностью направляясь в прихожую, на автомате, совершенно не отдавая отчёта своим действиям, надел ботинки и подхватил портфель с книгами.
– Спасибо… За приют, – выдавил мужчина. В висках застучала кровь, а в глазах неумолимо защипало; чувствуя, что он заплачет прямо сейчас, в упор глядя в мрачные янтарно-карие глаза, от злости ставшие ещё ярче, он прикусил нижнюю губу. Кроули выглядел таким чужим сейчас, что Азирафаэль, чувствуя, как слезинки повисли на ресницах, стремительно выскочил за дверь.
Сердце с яростной силой стучало в груди, заставляя репетитора задыхаться. Забежав в лифт, он невольно схватился за рубашку как раз на уровне саднящего органа, гоняющего горячую кровь, и тихо заплакал, не в силах справиться с собой.
Незаметно появившийся Адам тихо шмыгнул носом, тенью проскальзывая на кухню. Солнце продолжало светить, но в квартире Янгов словно снова стало темно. С тяжёлым сердцем мальчик заставил себя не высматривать репетитора в окно.
С кухни зашумела вода. Кроули ещё стоял в прихожей, как истукан, тупо пялясь в закрытую дверь. В воздухе остался запах сладости и выпечки, и он пытался выровнять своё собственное дыхание. В голове не укладывалось ничего из того, что только что произошло. Безумный шторм чувств, совершенно противоположных друг другу, охватил его в один момент, и только сейчас мужчина понял, что позволил неправильным прорваться наружу из клетки саднящих рёбер. Будь он проклят, но глаза Азирафаэля покраснели и увлажнились, а на ужасно милом лице не осталось ни следа ангельской улыбки. Плечи Адама огорчённо поникли, когда он ушёл, не сказав ни слова. В квартире повисла тишина; раньше она успокаивала Кроули, но сейчас была невыносимо неприятна.
И всё из-за него.
Он с грохотом впечатал кулак в стену, мгновенно разрывая тонкую кожу на острых костяшках.
========== Мягкая пряжа ==========
Комментарий к Мягкая пряжа
Я всё ещё офонареваю ;_;
вы самые лучшие!! Дай вам Бог здоровья счастья канонов побольше
Все книги, тетради, учебные записи валились из рук. Занятия едва не оказались сорваны: Азирафаэль, зачитывая студентам свои любимые отрывки из лирики конца девятнадцатого века, на несколько минут замер, позорно всхлипывая перед всей аудиторией.
По счастью, обошлось. Сочувствующие студенты, которые души не чаяли в Зефирке, дочитали лирику за него, а один юноша вообще сбегал в буфет за шоколадной булочкой. Азирафаэль потом едва не заплакал ещё раз, уже от благодарности.
На самом деле, он был тем ещё рохлей.
С той ссоры прошло ровно два дня. Преподаватель не знал, что делать дальше, не знал, в каком они оба находятся положении, не знал, что делать с занятиями Адама… Его убивала эта неопределённость. Азирафаэль был полностью разбит, не помогали даже литры горячего какао с зефирками. Он не взял номер телефона у Адама, а с социальными сетями не дружил; недаром студенты беззлобно подшучивали, что он всё ещё остался где-то в девятнадцатом веке. Он мог бы позвонить мадам Трейси, но крайне любопытная оккультистка стала бы задавать слишком много вопросов. Азирафаэль пока не был готов.
Перед внутренним взором всё ещё стоял разъярённый взгляд золотистых змеиных глаз. В голове мужчины не укладывалось, что Кроули мог рассердиться по такой глупой причине. Первый день он съёживался на своей постели комочком, глотая слёзы и обвиняя себя во всех смертных грехах, но сейчас на место убийственному состоянию пришла непонятная уверенность. Произрастала она из банальнейшей обиды.
– Я хотел как лучше, – решительно заявлял он себе под нос, поднимаясь наконец с постели и меняя одежду на более свежую. – Это он вспылил на пустом месте.
Азирафаэль мог убеждать себя сколько угодно, но как же ему стало резко всего этого не хватать! Весёлого и неугомонного Адама, с которым они так доверительно общались, литературных дискуссий, тихих вечеров за чаем на кухне, даже несдержанности и резкости хозяина дома. Душевный подъём настиг репетитора, когда тот отправился в магазинчик за шоколадным тортом, и все силы сошли на нет, когда он прикончил второй кусок; в горле встал комок из грусти и обиды, и аппетит пропал напрочь.
Он понимал, что Кроули сорвался на него ни за что, но всё равно Азирафаэль отдал бы многое, чтобы вернуться в тот день и промолчать. Но некоторые вещи предначертаны, и избежать их невозможно; порой он верил, что где-то точно записаны все человеческие судьбы, и изменить их никому не под силу. Когда он подумал, что больше не увидит Янгов, отчаяние безжалостно стёрло светлую улыбку с его мягкого лица, и в глазах появился печальный блеск. Преподаватель не был уверен, стоит ли ему самому отправляться по знакомому адресу, но ждать первых шагов было ещё глупее и безнадёжнее. Азирафаэль вспоминал, с какой жгучей злостью смотрел на него тогда Кроули, словно желая испепелить взглядом, и понимал, что ждать нечего. Наверняка репетитор противен ему.
Тем же вечером, когда скользкие и неприятные мысли Азирафаэля уже превратились в стальную уверенность, его телефон вдруг зазвонил. Преподавателю звонили только по работе или мадам Трейси, поэтому он не стал торопиться, пока искал его в бельевой корзине. На экране высветилось имя Кроули, и Азирафаэль невольно выронил его обратно, словно это была ядовитая змея.
Совесть подсказывала ему, что он звонит исключительно по поводу занятий, ничего больше, и репетитору стоило бы принять вызов, а не строить из себя обиженную барышню. В конце концов, это всё ради Адама и его очень яркого будущего, а свои чувства стоит задвинуть в дальний ящик. Несложно догадаться, что несмотря на все разговоры с самим собой, трубку Азирафаэль не снял. Он был уверен, что Кроули не станет перезванивать, поэтому отключил звук и со спокойной душой вернулся к роману и остывающему какао.
О телефоне он вспомнил минут через тридцать. За это время гордый мистер Янг звонил ему семнадцать раз.
Это было глупо, но после этого солнечная улыбка сама собой появилась на лице Азирафаэля. Надежда южным бризом согрела его измучившееся сердце.
Следующим утром последовало сообщение “Надо поговорить”. Звучало это очень сурово, так, что преподаватель почувствовал себя английским шпионом на службе королевы. Он хотел было ответить, хоть что-нибудь, но ему было слишком интересно узнать, что Кроули предпримет дальше.
К обеду он позвонил, и Азирафаэль, убедившись, что никого из студентов или преподавателей нет поблизости, принял звонок.
– Перестань от меня прятаться, – тут же прозвучало в трубке. Репетитор был так рад услышать родной встревоженный голос, что в душе мужчины всё запело. И всё-таки он заставил себя собраться. Ему нужно быть непреклонным.
– Не понимаю, о чём вы, мистер Янг.
– Брось, ангел, – раздражённо прошипел Кроули. Азирафаэль против воли судорожно вздохнул в ответ на столь неожиданное и тёплое обращение. – Надо поговорить. О том, что… Было.
Голос его неуверенно замялся, и репетитор мог словно вживую увидеть, как этот большой тридцатишестилетний ребёнок чешет огненно-рыжий затылок.
– Ты уверен, что нам стоит? – покачал головой Азирафаэль. Он и сам не понял, откуда у него столько смелости, но продолжил: – Мне показалось, ты ясно обозначил свою позицию.
– Тебе показалось, – шикнул Кроули. – Клянусь Бо… Са… Кем, чёрт возьми, угодно, но мне очень надо тебя увидеть.
Сердце Азирафаэля исполнило звонкую трель соловья. Он уже сейчас готов был простить возлюбленному все обиды. Было просто невероятным то, что он признал такой факт, как свою зависимость от преподавателя. Осознавать это было потрясающе сладко, и каждая клеточка взволнованного тела кричала, чтобы он согласился. Но вместо этого губы Азирафаэля вдруг раскрылись, и с них слетело совсем другое:
– Тогда постарайся ещё.
И он нажал на красную трубку.
Кроули уставился на смартфон так, словно одно из его растений вдруг заговорило и обложило его ругательствами с ног до рыжей головы. Он услышал наконец приятный голос репетитора, по которому так сильно соскучился; от этого всё в его животе волнительно перевернулось. Но мужчина не мог поверить, что даже после таких слов и унижений с его стороны Азирафаэль просто… Отшил его. Злость клокотала в груди, обнажая острые ядовитые клыки.
Это было просто непостижимо.
– Ну и пожалуйста, – прошипел Кроули. Он даже подскочил, чувствуя, как кровь закипает в жилах, как адский шторм, поразивший океан. От досады в голове всё помутилось. – Больно надо ещё гоняться за ним!
На пике отрицательных эмоций он круто развернулся и с силой швырнул телефон в диванные подушки, от которых он отпрыгнул, но дьявольским чудом не упал на пол.
– Пап, – позвал его удивлённо-насмешливый голос. – Мы не миллионеры, ты чего телефоном кидаешься?
Кроули с трудом перевёл дух, оборачиваясь. В гостиную медленно вошёл Адам, держащий руки за спиной. На лице мальчика сияла снисходительная улыбка, и Змий вдруг почувствовал себя виноватым. Не он один мучается (пришлось признать) из-за ухода Азирафаэля. Но Адам, прекрасно слышавший их ссору, даже не злился на него.
Удушающий стыд захватил Кроули, и он, стараясь игнорировать щемящую тоску по солнечному преподавателю, почувствовал себя полным идиотом.
Он был так расстроен, что не нашёлся с ответом, только беспомощно развёл руками. По счастью, ему не нужно было отвечать. Адам, даже не пытаясь скрыть насмешливых искорок в карих глазах, подошёл к растерянному отцу ближе.
– У меня для тебя кое-что есть.
Мыслями Кроули был далеко отсюда. Внутри он изо всех боролся на перепутье. Одна его часть велела забыть об упрямом репетиторе, другая приказывала сейчас же ехать по знакомому адресу и караулить мужчину у дома, как прожжённый бандит. Почти инстинктивно Кроули поднял голову и замер.
Адам протягивал ему ярко-красный длинный кусок ткани. Присмотревшись, можно было понять, что один его конец напоминал змеиную голову. Мужчина невольно взял предмет на руки, чувствуя мягкость, и уставился на него.
– Связал тебе шарф. Меня Азирафаэль научил, – немного смущённо пояснил Адам, видя его замешательство. Он помялся ещё немного, перекатываясь с пятки на носок, а потом упруго качнулся и крепко-крепко обнял отца, обхватывая его руками за талию. Кроули резко выдохнул, почти бессознательно обнимая сына в ответ, и наклонился, зарываясь носом в его каштановые кудри. В голове пусто звенело; от досады и злости не осталось ни следа. Мужчину полностью затопила тягучая карамельная нежность, и он с силой сжал сына в объятиях, полностью утратив дар речи.
– Не знаю, что ты там напридумывал, но ты – самый классный папа, – доверительно пробурчал Адам куда-то в его грудь. Сердце Змия сжалось. – И я тебя люблю.
– Я тебя тоже, – выдавил Кроули, чувствуя, как горит его лицо. Ощущения наполняли его с такой силой, что глаза предательски защипало, и он понял, что может попросту зарыдать. Чувство вины почти сокрушало его; мир вокруг вертелся с новой скоростью, и Змий растерялся окончательно, не в силах даже предположить, что ему делать и говорить. Всё это время внутри сгущался тёмный туман, но сейчас всё прояснилось, пронзилось лучами, как невесомой паутиной, и у него с сердца словно рухнул огромный камень. Он измождённо прикрыл глаза, принимая наконец всё, что с ним случилось.
Когда они отстранились и Кроули увидел радостную улыбку сына, его затопила невероятная лёгкость, какая бывала обычно, когда он мчался по Лондону под сто двадцать. Но даже сейчас, глядя в глаза любящего сына, мужчина чувствовал, что не может быть по-настоящему счастлив.
– И его, – мученически простонал он вдруг. – Я… Я люблю Азирафаэля.
Это не было просто. Ни в коем разе. Кроули убедился на себе. Но дышать вдруг стало гораздо легче. Тёмные стены квартиры осветились вдруг небесным сиянием, и хозяин дома почти уловил знакомый тёплый запах репетитора. От невероятного облегчения даже ноги подвели его, и Кроули обессиленно плюхнулся на диван, прижимая к себе ярко-красный шарф.
Адам звонко расхохотался.
– Я тоже. Так иди и достань его!
К тому времени, как он вернулся домой, Азирафаэль обвинил себя в глупости примерно восемь раз. В сердцах он даже позволил себе крепкое ругательство, не обращая внимания на застывшего в шоке знакомого преподавателя, и вихрем покинул стены академии.
Надо было согласиться, думал он, страдальчески вздыхая. Репетитор буквально чувствовал, как сильно ошибся. Кроули вполне мог обидеться окончательно; вдруг он уже не будет ни звонить, ни писать? И ещё это греющее душу “ангел”. Услышит ли он это ещё когда-нибудь?
Горестно простонав, Азирафаэль упал в глубокое кресло, закрывая лицо руками. От бессилия и собственной глупости хотелось бросить всё и окончательно сдаться. В какой-то момент он даже подумал позвонить ему первым. Конечно, репетитор даже не подозревал, что произойдёт в ближайшие пятнадцать минут.
Это должны были быть полчаса, если бы кое-кому было не наплевать с высокой яблони на пресловутый скоростной режим.
Азирафаэль, в расстроенных чувствах даже позабыв переодеться, направился на кухню с твёрдым желанием успокоить себя хотя бы большим количеством сахара. Заваривая какао, мужчина печально вздохнул, что в доме не оказалось вина или чего-то покрепче; отчаяние заставило мышцы налиться неприятной усталостью, и сейчас он не мог заставить себя выйти из дома даже за алкоголем. На улице начинался дождь.
Едва-едва он устроился в кресле, собираясь снова предаться тяжёлым размышлениям, как его телефон звучно завибрировал. Азирафаэль нервно сглотнул, с усилием давя в груди мгновенно вспыхнувшую надежду. Не сделав ни одного глотка шоколада, он потянулся-таки к телефону и снял блокировку.
“Подойди к окну”
========== Каменисто ==========
Комментарий к Каменисто
Большая благодарность чудесной Катюше за помощь с идеей! Ты солнце!!
Просто умираю с вашей отзывчивости. Большое всем спасибо! Очень рада, что вам все нравится, правда-правда, просто сижу краснею от ваших отзывов ;_;
Долго не задумываясь, Адам включил громкую связь и ободряюще подмигнул отцу. Кроули растерянно комкал подаренный шарф на коленях, и вязаная вещь непостижимым образом его успокаивала.
– Это тупость, – прошипел он, пытаясь скрыть своё смущение. Адам молча покачал головой.
– Главное – без всяких патриархальных замашек, – серьёзно произнёс телефон голосом подруги Адама, Пеппер. – Без всяких цветов и конфет. Я считаю, что нужно прямо подойти и просто сказать, что ты – полный придурок, и извиниться. Это хотя бы будет честно и без покупки прощения.
– Спасибо, Пеппер, – радостно улыбнулся Адам, сбрасывая вызов. Он обернулся к отцу, который всё ещё неподвижно сидел на диване, угрюмо пялясь в одну точку.
Адам, конечно, хотел как лучше. Он хотел видеть отца счастливым и понимал, что без Азирафаэля такое вряд ли уже случится. В голове ребёнка всё было гораздо проще. Он смотрел на мир прямо, чистым и непосредственным взглядом лучистых карих глаз, поэтому не мог учитывать налёт прожитых лет и страданий, от которых никак не мог отделаться его отец.
Кроули стало гораздо легче дышать, когда он понял, что действительно полюбил репетитора по литературе с солнцем в груди. Казалось бы, всё было очевидно – срочно собираться и ехать к человеку, без которого даже два дня стали мучительными. Но для мужчины всё было не так просто. В груди по-прежнему ныло, и тягучая тоска буквально придавливала его к дивану в гостиной. Он мог бы сказать обо всём этом Адаму. Сказать, что после ухода его матери ему бесконечно тяжело кому-то доверять; сказать, что он всегда будет ревновать своего сына, потому что он чёртов отец; сказать, что ему очень страшно налажать с этим всем снова и упустить то самое сокровенное, что распустилось в его груди хрупким цветком буквально пару минут назад. Но сын бы его не понял. Он выжидающе смотрел на него, не проронив ни слова, словно помогая собраться и давая время на то, чтобы окончательно решиться.
Ему очень хотелось остаться здесь, подождать, пока чувства перестанут быть такими сильными, пока эта ситуация смягчится сама собой, пропадут острые углы. Но стоило Кроули подумать, как Азирафаэль с поникшим видом сидит в одиночестве в своей тихой квартире и растерянно перебирает страницы очередной книги, и его чудесные небесные глаза не сияют белоснежным светом, как сердце мужчины заныло с новой силой. Тоска буквально съедала его, и он, порывисто вскочив, выбежал из гостиной прямо с шарфом. Решимость подкреплялась сильнейшим желанием увидеть Азирафаэля, и в ушах у него взволнованно стучала кровь; каждая клеточка напряжённого тела Кроули была готова к важнейшей перемене в его жизни. Конечно, он не мог заметить, как Адам с счастливой улыбкой посмотрел ему вслед.
Недоумевая, Азирафаэль поднялся с кресла. Он был так встревожен, что книга и какао мгновенно остались забыты; все его мысли были поглощены неожиданным сообщением Кроули. Дождь с глухим стуком усиливался.
Вся его сущность стремилась к подоконнику, отодвинуть штору, выглянуть в покрытое каплями окно, увидеть, наконец, что задумал этот невозможный мужчина. Сердце стучало всё быстрее. Ему так хотелось увидеть, услышать, почувствовать – до дрожи в пальцах и сбитого дыхания. Никогда в своей жизни Азирафаэль не испытывал чего-то настолько сильного. Но обида была настолько сильной, что его рука замерла на полпути к окну, и он невольно её отдёрнул.
Стоит ли ему что-то предпринимать? Если он простит его слишком быстро, окажется доступным простофилей. Если не простит, рискует потерять. У Азирафаэля совсем не было опыта, и все его романтические познания ограничивались романами. На ум так невовремя пришёл “Гордость и предубеждение”, и преподаватель тоскливо вздохнул, прикусив нижнюю губу.
Как ему следует поступить?
В тот момент мужчина очень жалел, что у него совсем нет друзей. Он мог бы быстро позвонить одному из них. Вдруг Азирафаэль вспомнил о мадам Трейси и потянулся за телефоном, но тот завибрировал снова, и мужчина вздрогнул, неверяще пялясь на телефон.
“Азирафаэль, я не шучу”
Репетитору захотелось простонать в голос. Ему слишком тяжело было сделать выбор, и он, зажмурившись, решил поступить так, как делал всю жизнь. Последовать трепетно бьющемуся сердцу, которое умудрилось полюбить так сильно.
Осторожно отодвинув штору, Азирафаэль выглянул в окно.
Честно говоря, он ожидал увидеть всё, что угодно, и мысленно велел себе приготовиться. И всё же от увиденной картины рот преподавателя приоткрылся сам собой, и он бессознательно прикрыл его мягкой рукой.
У тротуара стояла чёрная раритетная Бентли, и тяжёлые дождевые капли причудливо танцевали на её блестящей поверхности под тёмно-васильковыми тучами. Её хозяин был там же. С потемневшими от влаги рыжими волосами, в чёрной кожаной куртке, с невозмутимым лицом Кроули держал в руках большой кусок фанеры. Дождь стучал по дереву, но на нём всё равно можно было разглядеть буквы “Прости меня”. Некоторые люди, пробегавшие мимо, оборачивались на него, но взгляд Змия, взволнованный и почти обречённый под чёрными очками, намертво был прикован к дому напротив.
Азирафаэль буквально ощутил, как его сердце пропустило удар. Смотреть на Кроули, такого одинокого посреди улицы под тёмным дождём, было просто невыносимо; его даже как-то это разозлило. Правда, секундное раздражение тут же померкло на фоне необъяснимой радости, которую доставило ему желание Кроули попросить прощения. Преподаватель был просто не в силах поверить, что всё это происходит на самом деле, и все мысли путались, как распустившиеся нитки. Опомнившись, Азирафаэль встряхнул головой, так, что кудряшки радостно подпрыгнули, и, не совсем понимая, что делает, торопливо покинул квартиру, схватив зонтик с тумбочки в прихожей.
Ошарашенному Кроули долго ждать не пришлось. По кожаной куртке горными ручьями стекала вода, и она неприятно липла к коже, но он этого даже не замечал. Очки заливало водой, и он сердито утирал их рукавом. Мужчина успел мысленно перекреститься (правда, потом сплюнул) и напряжённо подумать, что сделал не так, как из подъезда выскочил взволнованный Азирафаэль. Они оба какое-то время молча смотрели друг на друга, и только потом до бесстыдства счастливый репетитор додумался подойти ближе, молча раскрывая зонтик над ними обоими. Кроули нервно сглотнул, давя в себе желание крепко прижать мужчину к себе; он не улыбался, но лицо преподавателя так осветилось чем-то неземным, что нетрудно было понять его настроение. Змию самому захотелось разулыбаться, но он был так напряжён и так ждал прощения и хоть какой-то определённости, что лицевые мышцы словно свело от тревоги. Азирафаэля, напротив, можно было читать, как одну из его обожаемых книг.
Светлый зонт с каким-то непонятным узором – не до рассматривания было, в самом-то деле – надёжно укрывал их обоих от непогоды. Они смотрели в глаза друг друга, чувствуя, что весь остальной мир плавно стирается, как дождь смывает детские рисунки мелом с асфальта. Словно этот небольшой зонтик каким-то образом отделял их от всего остального, оставляя только чувства – одни на двоих.
– Прости меня, – снова произнёс Кроули. Чем дольше он смотрел на репетитора, тем сильнее крепла его уверенность в том, что он всё делает правильно. И от этого становилось спокойнее. Намного спокойнее. Он даже перестал сам себе напоминать жёсткую каменную плиту. Хотя по-прежнему чувствовал себя самым огромным идиотом на свете, и это ощущение усиливала дощечка в мокрой руке.
Азирафаэль приблизился ещё больше. Змий мог буквально уловить смутный сладкий запах, и ему пришлось крепко стиснуть зубы, чтобы не ляпнуть что-то очень глупое и не переживать эти мучения снова. По зонтику глухо стучал дождь.
– Хорошо, – очень тихо ответил Азирафаэль, и на его мягком лице снова появилась светлая ангельская улыбка. Волна облегчения затопила Кроули до самых кончиков ушей, и он расслабился окончательно. Сейчас даже шум дороги и ливня не раздражал его так сильно; он вообще не мог ни на что иное обращать внимание, когда репетитор смотрел на него т а к. Кроули чувствовал себя так, словно кто-то нашёл его в душной, тёмной пещере, полной удушающего огня и дыма, и охладил его уставшее лицо прохладным живительным ветром с запахом чистой свободы. Словно кто-то благословил его. От этого сердце начинало петь, как в глупых диснеевских мультиках, которые так любит Адам.