Текст книги "Занятия литературой (СИ)"

Автор книги: Salamander Mugiwara

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

Действительно испугавшись своих мыслей, Кроули предпочёл больше к этому не возвращаться. По крайней мере, временно. Он вообще копаться в себе не особо любил, не считая это особо нужным. С людьми он никогда так близко не взаимодействовал (кроме сына, разумеется), и такая мешанина сильных чувств и странных мыслей ему категорически не нравилась. Словно под влиянием татуировки и прозвища, мужчина, столкнувшись с подобными сложными отношениями с зефирным репетитором, действовал по-змеиному. Ему хотелось или грозно зашипеть и впиться клыками, нападая раньше, чтобы обезопасить себя, или уползти куда подальше, сердито шурша брюхом по земле и прячась под камнем. Первый вариант бы не прокатил. Кроули смотрел на пушистые белые кудри, пухлые щёчки и ангельскую отзывчивую улыбку и с внутренним стоном понимал, что просто не может сказать что-то резкое и грубое. Максимум съязвить. Поэтому Кроули огромным усилием заставил себя не анализировать всё происходящее внутри. Что ж, это было ошибочным решением; людям свойственно совершать ошибки.

Гораздо проще было коситься незаметно на репетитора, с аппетитом жующего пончик. Кроули по дороге домой купил целую коробку. Он потом долго уверял самого себя, что купил их ради Адама.

Самоубеждение работало на ура.

– У Адама есть прогресс? – деловито поинтересовался Кроули. Репетитор не мог этого видеть, но его золотисто-карие глаза заинтересованно сверкнули под чёрными очками. Не то чтобы отцу хотелось снова услышать восторженный голос Азирафаэля, радостно щебечущего об успехах его сына. Скорее, он просто хотел доставить ему неудобство, отвлекая от книги.

Пользуясь тем, что всё внимание Кроули было поглощено гостем, даже растения тайком посмеялись над своим наивным хозяином.

Во многом Азирафаэль был довольно предсказуем. Хотя, может, это Янги уже слишком хорошо успели узнать его; отец семейства ни за что не признается, что он специально запомнил многие его привычки. Например, смешно вскидывать брови перед тем, как разразиться торжественной речью. Преподаватель в точности повторил это движение, снимая очки, и улыбнулся от уха до уха:

– Проза удаётся ему просто превосходно! Может, стихи пока немного сыроваты, но у него просто не было нужного направления. Со временем он сам поймёт, чем он хочет заниматься.

Кроули застыл на пару незаметных мгновений. Ему надо было переварить этот сияющий взгляд небесно-светлых глаз, внимание которых было уделено полностью ему, и по-быстрому вспомнить, что такое проза. В его голову вдруг сквозняком просочилась несмелая мысль о том, что можно было бы краем глаза взглянуть на словарь с литературными терминами, но перепугавшийся мужчина мгновенно отмёл её в самый дальний закоулок.

– Не хвали его слишком сильно, – выдавил Кроули, пытаясь скрыть позорно розовеющие скулы. – Зазнается ещё. С ним надо построже.

Он мог ожидать всего, что угодно. Отвернувшись к ноутбуку снова, он уже приготовился увидеть боковым зрением согласный кивок или услышать тихое хихиканье. Но в ответ воцарилось молчание, и Кроули заинтересованно поднял взгляд, чуть наморщив лоб.

Азирафаэль смотрел на него в упор, без тени ложной скромности. Он даже чуть нахмурился, недовольно взирая на него исподлобья, и это выглядело так потрясающе, что Кроули прикусил кончик языка. Его собирались упрекнуть. Мужчина так давно не испытывал это, что сейчас весь замер, напрягся в ожидании, как змея перед ударом. Кажется, даже на пару секунд затаил дыхание. Честность преподавателя вызвала почти волну необъяснимого удовольствия.

В этот момент к Адаму пришёл один из его друзей. Тот предупреждал его, что он занимается с репетитором, но Брайан, как всегда, совершенно позабыл об этом. Поэтому мальчик ни разу не удивился, услышав звонок в дверь, оторвался от данной ему Зефиркой работы на время и невозмутимо поплёлся открывать. Проходя по коридору, он невольно бросил взгляд в гостиную. Взрослые были так увлечены друг другом, что не услышали пронзительного звонка; именно в этот вечер Адам впервые серьёзно задумался об этих двоих. Как бы это не было обидно для Янга-старшего, его сын был немного сообразительнее.

Азирафаэль уже открыл было рот для укоризненного замечания, но в коридоре раздались мальчишеские голоса, и он инстинктивно обернулся в сторону звука. Кроули, невольно уставившись на его розовые пухлые губы, быстро откашлялся в кулак.

– Блин, я совсем забыл, – виновато вздохнул Брайан. Адам со смехом похлопал его по плечу:

– Да ладно, ничего страшного. Он совсем не строгий.

Азирафаэль снова перевёл взгляд на Кроули, прищурившись с очаровательной укоризной, и, пока тот не успел и слова вымолвить, выпалил:

– А я считаю, что ты порой слишком уж суров, Кроули. За кем нужно присматривать, так это за тобой.

И преспокойно отвернулся, не подозревая, что вызвал в застывшем мужчине целую бурю эмоций. Он пока ещё не знал об этом, но сегодня вечером Кроули будет ворочаться в постели, почти задыхаясь от миража духоты в комнате, и мучительно понимать, что точно так же он чувствовал себя в далёкие восемнадцать, когда говорил с девушкой, которой потом сделал предложение.

Брайан и Адам поравнялись с гостиной. Друг мальчика был очень добрым, спокойным и отзывчивым парнишкой, и единственный его недостаток был в том, что Брайан был чертовски прямолинейным. Как и сейчас, пока никто ещё не успел проронить ни слова, он широко и понимающе улыбнулся при виде Азирафаэля, сидящего за столом с Кроули:

– Здравствуйте! Это типа твоя новая мама? Адам, ты не говорил, что…

Остаток его фразы потонул в лихорадочном кашле Кроули. Круглое обескураженное лицо Азирафаэля налилось маковым цветом, и он поспешно взмахнул руками, но Адам пришёл к нему на помощь. Мальчик про себя покатился со смеху, глядя на растерявшихся отца и репетитора, но внешне остался очень спокойным. Может, это он перенял благодаря наследственности.

– Да нет, ты что. Это Азирафаэль, мой репетитор по литературе. Азирафаэль, это Брайан.

Мальчик тоже залился румянцем и кивнул, не сводя ошарашенных глаз со смутившихся мужчин.

– Ой, простите, я…

– Всё в порядке, – тут же заверил его преподаватель. Мужчина уже пришёл в себя, успокаивающе улыбнувшись мальчику. – Очень приятно, Брайан.

– Салют, – махнул рукой Кроули. Эта глупость от недалёкого (как он считал) друга Адама вызвала вдруг в нём целое море смущения и ещё чего-то смутно приятного. Правда, об этом он железно приказал себе не думать, не подозревая, что процесс уже давно запущен, несмотря на то, желал того Кроули (нет) или нет (да). Огромные шестерни крутились неумолимо, и даже он, при всей своей твёрдости и решительности, не мог ему противостоять. Это было необратимо, как… Армагеддон.

Мальчишки удалились к себе в комнату; Азирафаэль любезно согласился дать Адаму лишних полчаса, чтобы закончить сочинение. Опомнившись, что отец всё-таки тут он, Кроули хотел было возразить, но репетитор внезапно смерил его этим таинственным взглядом, который имел над мужчиной такую пугающую силу. Кроули умолк, пока преподаватель, явно довольный собой, преспокойно вернулся к роману, снова надевая очки. Кроули бесстыже уставился на него, и в нём боролись два зверя: почти болезненное восхищение и ревностное раздражение, упрямо не желавшее сдавать позиции с самого первого дня их знакомства.

Чуть позже, на следующий же день, Кроули совершил роковую ошибку.

Он стал разбираться в своих чувствах.

Весь этот процесс давался ему довольно тяжело; приходилось переступать через многие вещи, в особенности, через свои потаённые страхи, гордость и принципы. Змий этим никогда в жизни не занимался, но ситуация бессовестно выходила из-под контроля. Под раздачу попали несчастные растения, над которыми Кроули с раздосадованно искривлёнными губами работал, вооружившись ножницами. Выглядело это более, чем устрашающе. Казалось, он отрезает не пожухшие листочки, а минимум человеческие конечности.

Что же могло вызвать подобную злость? Конечно, ответ был прост: Азирафаэль. В его присутствии Кроули не мог даже толком злиться, в полную силу, так, как он привык, с шипением и уничижительным взглядом, с которым от испепеления спасали только чёрные очки. Адам снова с удовольствием слушался репетитора, но стоило только отцу злобно оскалиться, вскинуть взгляд, наткнуться на безоблачную улыбку… Примерно на этом пункте ярость Кроули сдувалась, как лопнувший воздушный шарик. Азирафаэль окончательно добивал его своим очарованием, недоумевающе хлопая пушистыми ресницами, и обиженный Змий отворачивался, надеясь, что горящие уши не напоминают по цвету сигнал светофора.

Ничего не менялось. Становилось только хуже. Кроули получал искреннее удовольствие почти от всего, что было связано с репетитором. Разум с раздражённым сарказмом подмечал, что Адам слишком привязывается к чужому человеку, даже больше, чем к родному отцу, но сердце решительно затыкало его ядовитый рот. И Кроули всё чаще забывал, что он, вообще-то, плоховат, как родитель. Раньше он не мог думать ни о ком другом, кроме Адама, а сейчас вся голова была забита Азирафаэлем. Он запоминал, от каких конфет преподаватель был в восторге, какую музыку он предпочитает, как он относится к тому или иному явлению; они часто начинали беседу непринуждённо, делая вид, что это просто вежливость, но уже через несколько минут забывали о книге и ноутбуке и с горящими глазами спорили, получая истинное удовольствие от дискуссии. Иногда Кроули даже затихал, любуясь Азирафаэлем, который отстаивал свою точку зрения с таким жаром, что его глаза сверкали непривычной решимостью. Он мог бы, возможно, назвать это крепкой, стихийно появившейся дружбой, если бы не крохотное “но”.

До дрожи в пальцах и приятных мурашек в животе Кроули хотелось поцеловать его.

Змий понял это ещё тогда, когда не совладал с собой, наблюдая, как тот облизывает пальцы от глазури. Признаваться самому себе в этом не хотелось, но однажды, когда они втроём пили чай на кухне поздно вечером, Азирафаэль вдруг взглянул прямо в его глаза, словно видел их даже через очки, и улыбнулся так, что Кроули словно прирос к месту. Если бы рядом не сидел Адам, скорее всего, он не выдержал бы и потянулся бы к нему прямо через стол. С того самого момента он ясно осознал, что хочет поцеловать эти мягкие губы, и, честно сказать, понятия не имел, что ему делать с этой информацией. Тогда он впервые мысленно назвал Азирафаэля ангелом и молился, чтобы это случайно не вырвалось вслух.

От воспоминаний его отвлёк свистящий звук. Вернувшись в реальность, Кроули понял, что увлёкся и израсходовал всю воду в пульверизаторе. Растения неуверенно пошевелили мокрыми листьями; мужчина, раздражённо цыкнув, отбросил пластиковый инструмент и тихо сматерился.

Ему ведь даже хотелось пригласить Азирафаэля на свидание. Самое дебильное и банальное, вроде похода в кино или прогулки в парке, чтобы можно было повыделываться и накинуть на мягкие плечи свою куртку, когда станет слишком холодно. Кроули почти в деталях представил себе всё это, особенно благодарную улыбку преподавателя, и издал неопределённый звук.

Он чувствовал себя в опасности.

Неприятные, колющие, словно жалящие укусы, мурашки ползли по спине, когда он вспоминал, что произошло с ним одиннадцать лет назад. Он был тогда в буквально подвешенном состоянии, висел над чёрной бездонной пропастью; отчаяние поглощало его с головой, и даже заботы о месячном ребёнке, в которые он погрузился с головой, не могли отвлечь его. Боль после ухода жены росла, пожирала его изнутри, и от неё трещали рёбра. Кроули словно ходил с зияющей дырой под сердцем… Или даже на его месте. По крайней мере, всю дальнейшую жизнь он был на сто процентов уверен, что не попадётся больше в подобную западню, потому что не переживёт подобного. Общеизвестно было, что душа Кроули Янга, или та часть, ответственная за любовь, отсохла и рассыпалась в пепел.

Азирафаэлю даже не пришлось напрягаться, чтобы это опровергнуть.

Он совершенно бессовестно просочился под все каменные слои и надёжные стены, которые выстроил Кроули, словно эфирный крылатый дух. Рядом с ним он чувствовал, что ему снова хочется улыбаться и радоваться обычным жизненным мелочам. На данный момент мужчина презрительно скривился в отвращении к собственным мыслям подобного рода, поднимаясь с пола и оставляя растения в покое, но факт оставался фактом. Рядом с Азирафаэлем ему даже хотелось снять чёрные очки.

Во что он только вляпался? За что ему всё это, Сатана?

Словно в ответ на его мысли, за окном раздался мощный раскат грома. Настолько сильный, что Кроули невольно дёрнулся, машинально оборачиваясь к незашторенному окну. На графитово-сером небе над Лондоном сверкнула молния, расползаясь по свинцово-баклажановым тучам тонкими водяными ручейками. Из комнаты Адама раздался тонкий вскрик, и Змий фыркнул от смеха; сейчас он даже не мог сказать, принадлежит ли голос его сыну.

Ливень хлынул, как из ведра. Кроули со злорадным удовлетворённым оскалом наблюдал, как разбегаются люди, которых стихия застала врасплох. На часах значилось только восемь, но небо потемнело так, словно воцарилась уже глубокая ночь.

Чуть ближе раздались голоса; Кроули с интересом вышел в коридор.

– Не стоит, Адам, – упрямо отнекивался Азирафаэль, пытаясь хотя бы взглядом зацепиться за мальчика, который юлой крутился вокруг него. Адам жалобно вскинул брови домиком:

– Там такая буря! Просто ужас!

– Надеюсь, твой отец не откажется подвезти меня, – стеснительно пробормотал преподаватель, и Змию пришлось с шипением выдохнуть воздух сквозь стиснутые зубы. Он его скоро доведёт, это точно. Нельзя быть таким милым. Ему надо бы в срочном порядке вспомнить, что он не должен давать выход своим эмоциям и тёплым чувствам, которые росли где-то в его груди, как свежие зелёные ростки весной, но Кроули встретился взглядом с Азирафаэлем, и всё, что сорвалось с его губ, было:

– Разумеется, подвезу.

Адам громко прервал их, буквально впихиваясь между мужчинами и глядя на отца снизу вверх:

– Да какой подвезти! На улице кошмар, что творится. На ночь Азирафаэль должен остаться у нас, пап!

И посмотрел на него очень-очень хитро, так, что Кроули против воли своей неверяще округлил глаза. В карих глазах ребёнка загорелось что-то дьявольское, и он, подмигнув ошарашенному отцу, снова повернулся к преподавателю, улыбаясь уже совершенно невинно.

– Ты нас не стеснишь, не бойся! А под таким ливнем и заболеть недолго. Ты сам говорил, что иммунитет у тебя слабый.

Истинно верным решением было бы не поддаваться гипнотическому влиянию Адама и отвезти Азирафаэля домой. Змий чувствовал всем нутром, что должен поступить разумно, чтобы не было такого соблазна увидеть спящего репетитора, или увидеть его в своей одежде, которую он мог бы одолжить ему в качестве пижамы. Он должен был послушать разумные доводы внутреннего голоса, вспомнить о своём раздражении и старой боли, начать отдаляться, пока не поздно, пока сердце не сдалось окончательно в мучительный ангельский плен.

– Оставайся у нас, – вырвалось у него, и на хозяина дома тут же обратились взгляды обоих. – Адам прав. Лучше тебе поехать завтра.

Будь Адам немного глупее и проще, он вскинул бы руки в воздух с победным кличем. Может, исполнил бы даже танец победы. Но вместо этого он тихонечко хмыкнул себе под нос, чтобы через мгновение тут же состроить чистейшую мордашку, на которую иногда вёлся даже неумолимо строгий Кроули. Хитрость была у Янгов в крови, от Азирафаэля Адам был без ума, а заметить хищные долгие взгляды отца было несложно. Ещё быстрее мальчик сложил дважды два и решил действовать.

“Может, у меня и вправду есть магические силы,” – подумал он.

– И всё же это довольно невоспитанно с моей стороны, – замешкался репетитор. Естественно, ему хотелось остаться, и дело было не только в ужасающе сильной грозе, шум дождя которой было слышно из любого уголка квартиры. Здесь мужчина действительно чувствовал себя дома.

– Отрицательные ответы отклоняются, – заявил Кроули, удаляясь на кухню. Волнение и лёгкое радостное возбуждение не омрачала даже погода за окном и то, что завтра ему в самую рань нужно было тащиться к неугомонной мадам Трейси за новым граммофоном. Разогревая нехитрый ужин, мужчина даже мурлыкал мотив “Bohemian Rhapsody” себе под нос. Нужно будет потом сводить Адама в парк аттракционов, когда погода улучшится. Сейчас, краем глаза посматривая на смущённого, но в целом очень довольного репетитора, Кроули был благодарен сыну за эту выходку.

За окном дождь безжалостно барабанил по стёклам вперемешку с тяжёлым градом, а на кухне в их квартире было светло, несмотря на тёмные тона, в которых хозяин дома отделал всю квартиру. Неповторимым уютом горела люстра, и они ужинали втроём, обсуждая какие-то несусветные глупости. Кроули хотел было сначала выглядеть более солидно в сияющих глазах преподавателя, но вскоре расслабился так, что забыл об этом, и всерьёз стал спорить с сыном на тему того, как тяжело обниматься крокодилам.

– Лапки-то, – Адам пальцами показал расстояние, – крохотные. А на задних лапах они стоять не умеют. Может, им одиноко?

– Они слишком заняты тем, что жрут идиотов, которые подходят близко к воде, – неумолимо возражал Кроули. Он не хотел выглядеть глупо, но Азирафаэль, наблюдавший за их перепалкой, звонко смеялся, и внутри Змия всё замирало от этого звука. – И с чего ты взял, что они не балансируют на хвостах, например?

Все трое застыли, в задумчивости оторвавшись от своих тарелок. В голове каждого возникла картина того, как пресмыкающиеся, танцуя на кончиках длинных хвостов, извиваются в воздухе, помахивая маленькими лапками.

– Не, не думаю, – протянул наконец Адам. Неожиданно к разговору подключился Азирафаэль:

– Если они так делают, почему этого никто не замечал?

Кроули поскрёб угрюмо выдвинутый подбородок.

– Их или съели, или крокодилы просто никому этого не показывают. И у них брюхо открытое остаётся. И вообще, – вдруг снова вспылил он, – какой смысл в объятиях?

Адам с искреннем возмущением выпучил глаза.

– Как это какой, пап? Обнимашки греют и показывают привязанность!

Отец уже намеревался насмешливо возразить, но Азирафаэль вдруг мягко положил ладонь на его руку, и Кроули мгновенно забыл всё, что хотел сказать.

– Я согласен с Адамом, – просто сказал он, подмигивая мальчику, и Адам, довольный победой, вернулся к ужину. Бледная ладонь пропала, и Змий тщетно пытался выровнять дыхание, уткнувшись носом в свою тарелку. Отлично, просто отлично.

Теперь он не мог не представить, как правильно смотрелся бы пухлый улыбчивый Азирафаэль в его загорелых жилистых руках.

Вся эта история, конечно, уводила его слишком далеко. Сначала он просто радовался тому, что репетитор оказался не таким ужасным, что Адам рад и благодарен за возможность реализоваться. Азирафаэль, с его чудесной улыбкой и вежливой, но настойчивой манерой беседовать, был очень интересным мужчиной. Но мир, привычный Кроули, крупно вздрагивал каждый раз, каждый новый день, когда преподаватель посещал их прежде слишком тёмную и довольно тихую квартиру. Сейчас он смотрел на ангела, который словно совершенно незаметным образом подцепил пальцами его чёрные очки и снял их. Кроули почти любовался им, со смутным отчаянием осознавая, как сильно ему хочется, чтобы Азирафаэль остался здесь не только на ночь, а намного, намного дольше. Это пугало его; Кроули никогда не чувствовал так много. Ему казалось, что он может просто взорваться, не выдержать нагрузки, от которой кружилась голова и путались мысли. Если бы им не владели ревность, злость, горечь ошибок прошлого, он тотчас вскочил бы и прямо при Адаме попросил бы репетитора остаться с ними навсегда.

Кроули всегда контролировал всё, хоть и создавал впечатление человека, у которого всё валится из рук. Он ощущал слишком много, и его сердце жарко и жадно билось, впитывая новое, но он ещё не до конца осознавал, что чувствует что-то, что сломало его жизнь одиннадцать лет назад. Кроули слишком боялся повторения истории, до того, что пока не осознавал, что в этот раз любовь изменит всю его жизнь. И, конечно, сейчас он даже догадываться не мог о том, что через пару лет будет по утрам просыпаться в уютном тепле, утыкаясь носом в белые кудряшки.

О нет; сейчас Кроули наивно полагал, что сможет с этим справиться. Он же взрослый человек, думал он, расстилая диван в гостиной. Ему уже не испытать на себе глупых сказочек о любви, которые оставляют людей страдать, думал он, вытаскивая из шкафа свои футболку и штаны.

– Тебе должно подойти, – неловко почесал он в огненно-рыжем затылке, протягивая вещи Азирафаэлю. Репетитор с очаровательной улыбкой зарделся, принимая одежду:

– Да, надеюсь. Конечно, у меня не такая модельная фигура, но всё же… Всё-таки, это ужасно неловко, но большое спасибо, что приютили меня.

Разум Кроули поплыл где-то на румяных мягких щёчках преподавателя и отключился на комплименте. К тому времени, как он опомнился, Азирафаэль уже удалился в ванную.

– Пап? – раздался голос Адама. – С тобой всё нормально?

– Угу, – выдавил Кроули. Он нервно сглотнул, и в его рту сильно пересохло. Всеми силами он заставлял себя не представлять то, что происходит сейчас в ванной, где Азирафаэль аккуратно и медленно стаскивает с себя свой кремовый старомодный костюм, наглухо закрытый на все пуговицы, и обнажается всё больше, открывая светлую кожу…

Мужчина мысленно взвыл. В сердцах окрестив себя извращенцем, он не совсем вовремя вспомнил то, что они вместе обсуждали сегодня за ужином. Объятия. Кроули очень хотел бы ощутить гладкие полные ладони на своей спине, даже более невинно, чем ожидал от себя самого. Сердцебиение участилось.

Дверь ванной открылась, и из неё вышел румяный, как сочная клубника, Азирафаэль. Он прижимал к груди свой аккуратно сложенный костюм и всё же надел чёрную футболку с логотипом “Kiss” и светло-серые растянутые штаны. В одежде застывшего хозяина дома преподаватель смотрелся так же очаровательно; Кроули нечаянно заметил, что свободная ему футболка немного длинновата репетитору и забавно обтягивает его выступающий животик, и ощутил себя так, словно схлопотал острую стрелу в сердце.

– Эй, Ази, а тебе идёт, – хихикнул Адам, пока Кроули по-прежнему пытался ворочать сухим языком и вымолвить хоть что-нибудь.

– Спасибо, – смущённо ответил Азирафаэль. – Думаю, мне пришлось впору.

– Обращайся, – совершенно по-идиотски выпалил Кроули. Они оба повернулись к нему, и мужчина, чувствуя себя полным идиотом, обхватил себя за плечи, чтобы хоть куда-то деть руки. – Могу завтра отвезти тебя домой перед занятиями.

– Ох, – ангельски улыбнулся Азирафаэль, и Кроули, не удержавшись, прикусил изнутри щёку. – У меня нет завтра занятий в академии.

– Ещё лучше, – вздохнул он. – Ну, ты можешь поспать в моей комнате. Я в гостиной переночую.

Репетитор возбуждённо всплеснул руками.

– Нет, ни в коем случае! Я не могу позволить себе…

– Я настаиваю, – с нажимом произнёс Кроули, едва не процедив это сквозь зубы.

– Нет-нет, я и так уже…

Адам, наблюдая за всем этим безумием, невозмутимо предложил:

– Может, ляжете вместе?

– НЕТ! – выпалили в один голос взрослые. Мальчик пожал плечами, старательно пряча в глазах яркие смешинки, а его отцу отчаянно захотелось побиться головой об стену и сделать всё возможное, лишь бы не представлять этого.

Воображение Кроули часто играло против него же самого. Именно поэтому он ворочался на диване в липкой тишине гостиной, слушая, как на улице бушует гроза, и остервенело кутался в плед, вытягивая длинные худые конечности. Представить Азирафаэля спящим было одно; знать, что сейчас он спит в твоей одежде и на твоей кровати, было совершенно другое. Глухо замычав от досады, мужчина выдернул из-под себя подушку и накрыл ей горящее лицо.

В голову ему закралась хитрая мыслишка, относительно других своих сестёр вполне себе невинная. Притвориться, что ему что-то понадобилось в спальне, пробраться в комнату и всё-таки хоть краем глаза посмотреть, как спит репетитор. Чем больше он об этом думал, тем больше крепла его решимость; сон как рукой сняло. Он быстро, по-змеиному облизывал губы, тяжело дыша, и тупо пялился в потолок.

Потом вскочил, отбросив смятый плед, опустил босые ступни на холодный пол.

Соблазн был велик. Кроули всегда легко поддавался всякого рода соблазнам.

– Какой ты дебил, – прошептал он сам себе, уже выходя в коридор. Прислушался, стараясь выровнять дыхание – тишина. Адам тоже, кажется, спал. Кроули, чувствуя себя преступником, на цыпочках прокрался в комнату, толкнул дверь. Сердце на мгновение замерло, чтобы потом забиться с новой силой, как у загнанного зайца.

В отличие от самого Кроули, Азирафаэль, кажется, предпочитал спать со светом. Он оставил ночник на тумбочке включенным и как раз спал лицом к нему, так, что Змий смог спокойно рассмотреть его. Он, стараясь не дышать и чувствуя, как постепенно приближается к окончательной границе, за которой его ждало что-то совершенно новое, подошёл ближе.

Если бы в этот момент Кроули не был так увлечён тем, чтобы ругать себя за глупость и несдержанность, он бы ощутил лёгкое дуновение ветра перемен. Разрозненные эмоции в его душе образовали стройный вихрь, который всё расставлял по своим местам нежной и невесомой ангельской рукой. Правда, на данный момент он ни о чём этом не задумывался. Только смущённо кусал губы и взволнованно сверкал в полутьме янтарными глазами.

Азирафаэль безмятежно спал. Наверное, так спали младенцы и маленькие дети, не обременённые никакими заботами и проблемами быта. Его светлые ресницы чуть трепетали, грудь вздымалась от ровного дыхания; розовые пухлые губы призывно приоткрылись, и будь Кроули проклят, они манили его к себе. Каким же искушением было забраться сейчас под одеяло, вдохнуть сладкий запах десерта с шеи сопящего преподавателя, припасть на пару долгих секунд к его губам своими и, обняв пухлое разморенное сном тело, забыться крепким сном без кошмаров, проснуться утром вместе и действительно ощутить, что ты по-настоящему отдохнул. Кроули прикусил нижнюю губу, не в силах оторвать взгляда от спящего, и сходил с ума. Сердце билось в клетке рёбер испуганной птицей. Внутри всё звенело и вздрагивало, и он с содроганием понял, что друзьями им уже точно не быть. Стоило ужасно богатому воображению мужчины услужливо нарисовать ему такую картинку – и ему до пьянящего головокружения захотелось этого. Он ещё не совсем понимал, почему, и гордыня мешала ему произнести нужное слово даже про себя. Его словно разрывало от противоречивости своих желаний, а Азирафаэль, знавший всё о себе, спал, и ни один мускул в его лице не исказили ни страдание, ни тяжёлая мысль.

Кроули больше не мог находиться здесь. Мышцы пробивало сладким зудом, и за секунду до того, как он действительно позволил себе лечь рядом и претворить всё, чего он желал, он взял себя в руки и тихо вышел из комнаты, не оборачиваясь.

Словно в тумане, он прошёл обратно в гостиную – тёмную и казавшуюся совершенно пустой теперь, без уютного репетитора. Закрыв дверь, Кроули прислонился к ней взмокшей от переживаний спиной и, прикрыв рот дрожащей рукой, медленно сполз на холодный пол. Его губы словно всё ещё хранили фантомное ощущение ангельского поцелуя, и он в измождении прикрыл глаза.

Похоже, теперь у него не оставалось другого выбора. Что ж, жизнь буквально вынудила Кроули Янга это признать, хоть он и честно держал оборону. Все средства оказались бесполезными, и теперь единственное, что знал Кроули —

кажется, от любви он всё-таки не спасся.

========== Вниз ==========

Комментарий к Вниз

Я до сих пор в приятном шоке сижу от того, сколько здесь читателей. Спасибо всем вам огромное, вы делаете меня очень счастливой!!

Проснулся Кроули от странного, но приятного ощущения. Нежная ладонь осторожно, почти невесомо гладила его по небритой щеке, и он, заворочавшись, сонно разлепил веки.

За задёрнутой шторой было светло; сквозь тонкую щель в ткани солнце маленьким лучиком освещало гостиную. На краю дивана, на котором спал Кроули, сидел Азирафаэль, по-прежнему в его одежде, и от неожиданности мужчина крупно вздрогнул, выпучив глаза, даже как-то подскочил, неловко дёрнув на себя плед. Сердце бешено забилось, но в ответ на его реакцию преподаватель только солнечно улыбнулся.

– Что ты… – шипяще вырвалось у Кроули, но мужчина быстро придвинулся ближе и, внимательно заглядывая в его испуганные золотистые глаза, приложил палец к его губам. Растерянный хозяин дома тяжёло задышал, искренне не понимая, что происходит; поведение неожиданного гостя его пугало. Грудная клетка тяжело вздымалась, но от прикосновения и близости по спине побежали приятные мурашки.

– Незачем так пугаться, – шепнул Азирафаэль, и в его глазах загорелись игривые искорки. Кроули постыдно затаил дыхание. Вчера он полночи промучился, не зная, как себя нужно вести и что ему делать в этих отношениях дальше, как намекнуть на свою симпатию, а репетитор просто пришёл и?… Он отчаянно ничего не понимал, поэтому, замерев, бездумно ожидал, что будет дальше.

– Что ты делаешь, – вяло шевельнул губами Кроули. Палец от его рта убрали, но напряжения этого не убавило. Наоборот, мускулы скрутило до предела, а сердцебиение всё более учащалось.

Азирафаэль по-прежнему был в его одежде. После сна он выглядел ещё более расслабленным и мягким, белые кудряшки очаровательно растрепались; футболка сползла с пухлого плеча, туго обхватив руку, и Кроули буквально впился взглядом в белую кожу, чувствуя, как внутри поднимается буря.

– Ну, я просто подумал… Я же вижу, как ты на меня смотришь. Разве нет? – он смущённо опустил взгляд, и его щёки налились румянцем. Кроули захотелось заскулить, и он резко выдохнул, чтобы не позволить себе ни единого звука. – Адам ушёл к другу, так что мы могли бы…

Аккуратная рука проскользнула под плед, в который судорожно вцепился пальцами ошалевший Кроули, и незаметно ловко пробралась к его бёдрам. Мужчина никогда не думал, что у него может так быстро встать; член окреп окончательно, чуть пульсируя от нахлынувшего возбуждения, и Кроули прерывисто задышал сквозь зубы, невольно подаваясь вперёд. Этот новый, удивительно дерзкий репетитор, из действий которого так внезапно пропало смущение, подталкивал на определённого рода глупости. В рыжей голове несчастного мужчины неловко пронеслось что-то вроде “Я хотел начать со свидания”, но от ласкового сжатия пальцев все мысли развеяло, как лёгкий дым ветром. Сейчас Кроули, опьянённый желанием, не осознавал того, что владело им на самом деле не пустое и бездумное возбуждение, а зародившаяся где-то глубоко в груди любовь, преображающая его мир. Он подался вперёд, решая поговорить обо всём позже; кровь стучала в ушах, и Змий не в силах был оторвать жадный взгляд от приоткрытых пухлых губ напротив. Между ними не осталось совсем ничего, кроме желания – одного на двоих.