Текст книги "Каникулы в Сорренто (СИ)"

Автор книги: RosyaRosi

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

Гарри улыбается и идёт заваривать новую порцию любимого английского чая.

Бухнув в кружку положенную дольку лимона, он расталкивает бёдрами пустые коробки из-под новой мебели (надо не забыть разобрать на неделе) и, насвистывая мотив «Травиаты», с чувством победителя возвращается за свой стол.

Так, что тут у нас дальше…

Традиционно, несколько писем от поклонниц. Нет, не тех, что были у Гарри Поттера – тот давно растерял свою бравую армию верных девушек, да и нет больше такого – исчез, сгинул, разве что Каллисто в курсе его настоящего прошлого. Здесь его знают под фамилией матери, ничего оригинальней Гарри в голову не пришло. «Минус двадцать баллов с Гриффиндора за отсутствие воображения, Поттер!» – сказал бы Северус, случайно встретив на улице Гарри Эванса. «Ваша правда, профессор. Простите, что окончательно разочаровал вас».

Он фыркает абсурдности собственной фантазии. Всё изменилось теперь: Северус давно не профессор, а Гарри не его ученик. Он даже не Поттер больше.

Да и в конце концов, какова вероятность, что Северус Снейп случайно встретит на улице своего бывшего любовника? Учитывая, что Гарри уже пару лет как носу не кажет из Сорренто – практически нулевая.

Что же касается поклонниц… у синьора Эванса они появились не так давно. Пожалуй, с тех самых пор, как дела пошли в гору, и его маленький ресторанчик стал популярным местом среди молодёжи и гостей постарше – из тех, что мнят себя остатками уходящей интеллигенции. Часть славы заведения предсказуемо досталась его хозяину, и вскоре новость о молодом привлекательном бизнесмене с грустными глазами и таинственным прошлым заполнила маленький городок. Гарри Эванс стал завидным женихом – звание, хорошо знакомое мистеру Поттеру. А стремительно растущая известность Каллисто Ферры только увеличила количество посетителей, прибавив к ним деятелей науки и представителей нетрадиционной сексуальной ориентации.

При мысли о друге Гарри не может сдержать неожиданный смешок – внезапный и необъяснимый, как и весь этот человек. Каллисто относится к той редкой породе людей, которые с одинаковой лёгкостью способны вызвать улыбку и гнев – в зависимости от того, что требует ситуация – а потом использовать это в своих интересах. Выходец из самых низших слоёв развратного, полуразложившегося общества, он был грязью под ногтями всех тех, кто теперь раболепно жмёт ему руки. Безупречно впитав в себя светские манеры, до блеска отточив свой ум и талант, он стал частью высшего света, который ненавидит и презирает таких, как он. Разве можно не закрыть глаза на некоторые… слабости при виде ангельской, обворожительной улыбки?

Гарри не раз видел, какой жестокой и беспощадной может быть эта улыбка. О, её хозяин умеет постоять за себя! Острый язык и ум вкупе с типично слизеринской хитростью позволяли Каллисто выходить сухим из воды, оставляя позади соперников, а страсть к науке и умение заводить знакомства открыли дорогу в будущее. Гарри знает, что он не всегда был таким: ещё несколько лет назад этот перепуганный мальчик бежал от своего прошлого, которое оказалось слишком едким, чтобы оставить его в покое, и в итоге пропитало насквозь, проникнув под кожу. У него не было никого, и, наверное, именно поэтому он так дорожил Гарри. С ним и другими близкими – с теми, кто появился позже – Каллисто был тёплым и уютным, как мягкий вязаный шарф. Он, как никто другой, умел поднимать настроение и превращать любой день в праздник; он готов был решать твои проблемы и мстить твоим обидчикам.

Но несмотря на то, через что ему пришлось пройти, Каллисто так и остался большим ребёнком. Он шёл по жизни легко, играя в неё, как в шахматы или покер, но отчаянно нуждался в любви. Гарри был старше и против воли чувствовал ответственность за него, хорошо зная, к чему может привести подобная беспечность. В конце концов, ему тоже везло не всегда.

Откинув волосы со лба и широко зевнув, он поудобней устраивается на мягком стуле. Стул кажется гигантским, и Гарри утопает в нём, как в перине.

Хочется спать, но письма издевательски белеют на столе, бумага мнётся и шелестит под пальцами.

Потенциальные невесты в этот раз расщедрились: целых пятнадцать писем за неделю! Страшно представить, сколько висит в его электронной почте… Гарри грешит тем, что иногда отвечает на них – от скуки, разумеется – но ведь должны же в этом городе когда-нибудь закончиться незамужние женщины!

Жаль, что Каллисто не скрывает своей ориентации, думает Гарри, чувствуя нотку зависти к свободолюбивому другу. Если бы у дамочек был хоть один шанс, они бы быстро переключились на красивого итальянца – такой харизмы у Гарри не было отродясь.

– Лучше бы ты открылся, mio caro, – рассмеялся тот как-то в ответ на его очередные жалобы: – Получал бы сообщения от парней, проводил бы ночи с удовольствием – всё лучше, чем глупые женские признания.

У мужчин всё намного проще – это истинная правда. Хочется секса – иди и возьми, любишь кого-то – скажи прямо. Это только в его жизни всё вечно шло наперекосяк. Видимо, есть люди, у которых никогда и ничего не бывает просто.

Стопка писем неожиданно подходит к концу. Гарри откладывает в сторону последний конверт от Байс (надо будет ответить ей позже) и окидывает комнату долгим потерянным взглядом.

Не стоило ждать, в который раз думает Гарри. Ты сам виноват, что они не пишут. Сколько раз обещал навестить их? Аппарировать в Лондон – дело пары секунд. Ты не видел их восемь лет, так что нечего строить из себя жертву, преданную друзьями.

Но ведь они, они тоже обещали приехать. Устроить себе отпуск в Италии, познакомить Гарри с маленькой Розой. Но до сих пор – ничего, только редкие письма.

В последний раз весточка от Рона и Гермионы приходила пару месяцев назад. Они подробно рассказывали о своей жизни и, видно, искали темы для разговора; точнее, искала Гермиона, Рон вообще не особенно дружит с пером. Но с каждым годом точек соприкосновения становится всё меньше, письма – формальнее и короче. И ни одна из сторон не торопится спасать стремительно гибнущую дружбу.

Внезапно ужасно хочется стащить у Каллисто сигаретку. Но Гарри не позволяет себе этой слабости: он сметает со стола ненужные бумаги и достаёт свой ноутбук, чтобы до поздней ночи пытаться извлечь из себя правильные слова. Слова для своей будущей книги.

***

– Съедите что-нибудь, синьор Эванс?

Вздрогнув, Гарри поднимает на девушку рассеянный взгляд:

– Ты напугала меня, Байс. И как у тебя получается подкрадываться так незаметно?

– Извините. – Она делает шутливый реверанс, отчего тёмные кудряшки пружинисто взлетают в воздух. – Вы всегда так погружены в себя, когда работаете, а я вечно об этом забываю.

Усмехнувшись, Гарри делает приглашающий жест рукой:

– Прошу, синьорина. Посидите со мной немного.

– А как же работа? – спрашивает она с напускной серьёзностью. – Вы же потом и уволите меня за халатность.

– У меня не так много официанток, чтобы ими разбрасываться. Тем более, таких хорошеньких.

Байс смеётся – звонко, как все молодые девушки. В шумном зале, под тихий аккомпанемент фортепиано её смех звучит, словно перезвон колокольчиков на ветру.

– Ещё немного, шеф, и я подумаю, что вы со мной флиртуете.

– По-твоему, это невозможно?

Чинно разгладив складки форменного платья, она окидывает Гарри долгим оценивающим взглядом и тут же фыркает, моментально разрушая иллюзию взрослости.

– Скажете тоже! Как будто я вас не знаю. Если и женитесь, то точно не на мне.

Окликнув одного из новеньких официантов, Гарри велит принести бутылку шампанского и пару бокалов. Он заговорщицки подмигивает Байс и наливает ей чуть меньше половины, мгновенно опустошая свой. Золотистая жидкость пузырится и пенится, щекоча гортань, тёплой волной опускается в желудок.

Тёмные, янтарные глаза Байс вспыхивают весельем. Она понимающе кивает и незаметно прикладывает палец к губам, будто теперь они сообщники, и она обязуется во что бы то ни стало хранить молчание.

– Не на тебе? Тогда на ком же? – Гарри вдруг становится любопытно.

Прежде чем ответить, Байс задумчиво вертит бокал в руке, и, зачем-то понюхав шампанское, делает пару маленьких глотков.

– Не знаю, как объяснить, – поморщившись, говорит она. – Вам другая нужна… взрослая. Серьёзная. Чтобы много знала про жизнь и пережила многое. Чтобы вам ни в чём не уступала, вела за собой… Вот в такую вы влюбитесь без памяти и всю жизнь любить будете.

Распахнув глаза, Гарри делает слишком большой глоток – и давится. Он хочет спросить, откуда Байс набралась всех этих глупостей, но почему-то спрашивает другое:

– А она? Она будет меня любить?

– Какой вы смешной, синьор Эванс. – Она и вправду смеётся. – Вас же все любят.

Глядя на неё, Гарри тоже хочется улыбаться. Иногда он думает о том, как бы отреагировала эта девушка, узнав, почему её шеф никогда не женится. Наверное, просто приняла бы как должное – она вообще принимала мир таким, как он есть.

– Так что, синьор Эванс, закажете устриц? Ваших любимых, под кисло-сладким соусом.

Он рассеянно кивает, и девушка тут же проворно вскакивает со своего места, торопясь сообщить на кухню. Возвращается она с таким гордым видом, будто только что приняла заказ, как минимум, у министра.

– Сегодня утром… я был разбужен, о белла чао, белла чао, белла чао, – мурлычет Байс себе под нос. – Сегодня утром я был разбужен… и увидал в окно врага…***

– Байс, ты случайно не видела Каллисто?

Гарри обводит взглядом зал, пытаясь отыскать среди гостей белоснежную рубашку своего управляющего, но сегодня в ресторане «Il posto caldo» банкет, и найти кого-то в толпе людей практически невозможно.

– Синьора Ферру? Был где-то. – Пожимает плечами девушка: – Кажется, на кухне. Поискать его?

– Нет-нет, я сам. Покарауль пока шампанское.

Кухня приветствует Гарри белизной и жаром, которым, кажется, насквозь пропитался воздух. Он клубится, устремляясь прочь от множества кастрюль и сковородок всех форм и размеров, оседает каплями пара на стенах и потолке. Заметив Гарри, работники радостно улыбаются, а один из поваров даже машет ему половником. Другой подходит узнать, не нужно ли чего, мельком предлагает попробовать только что приготовленный соус. Гарри знает: это сердце ресторана, и здесь его любят.

Не обнаружив Каллисто среди гремящих кастрюль, многие из которых по размеру ничуть не уступают котлам на уроках зельеварения, он заглядывает в кладовую и на склад, обходит стороной кабинет шеф-повара и, наконец, как-то незаметно оказывается у дверей чёрного входа. Уже делает шаг, чтобы выйти и глотнуть свежего воздуха, но слышит знакомый голос – и замирает, силясь определить его источник.

– Я так и не понял, к чему вы мне всё это говорите, Валуа.

– Что же тут непонятного? Не будь Гильдия заинтересована в вас, мы бы с вами сейчас здесь не стояли.

Тяжёлая деревянная дверь чуть приоткрыта, и сквозь щель в крошечный коридор проникают тонкая струйка сигаретного дыма и негромкие голоса. Один из них явно принадлежит Каллисто, а вот второй Гарри слышит впервые. Поддавшись порыву, он подкрадывается ближе и вглядывается в маленький клочок неба за дверью, до предела напрягая слух. Аромат чужой тайны, к которой он вот-вот прикоснётся, пьянит, и полузабытые ощущения сладкой дрожью растекаются по венам. На секунду Гарри словно вновь возвращается в мрачные коридоры Хогвартса, готовый рисковать жизнью и спасать мир. Северус называл это чувство «шилом в заднице». Они – гордо именовали его «жаждой приключений».

– Иными словами, вам нужна моя помощь.

– Помощь – это громко сказано, Каллисто, – говорит незнакомец с нарочитой фамильярностью. – Скорее, сотрудничество, в котором вы заинтересованы ничуть не меньше.

В проёме на мгновение показывается красная рубашка говорившего, но Гарри удаётся разглядеть только широкую, обтянутую атласом спину и затылок с редкими пегими залысинами.

– Вот как? Хотелось бы знать, откуда такая уверенность.

– Ну как же, как же… Вы молоды, амбициозны, не лишены определённых… талантов. – Он делает заметный акцент на последнем слове. – При хорошем раскладе вас ждёт блестящее будущее. Патенты, заказы, собственная лаборатория… Известность, в конце концов. В наших силах этому поспособствовать.

– Вы сказали, при хорошем раскладе. – В голосе Каллисто Гарри чудится осторожная усмешка. – А как насчёт плохого?

– Вы быстро схватываете, – одобрительно тянет человек, которого назвали Валуа. – При плохом раскладе перспективы не столь радужные… Я так думаю, – после паузы добавляет он. – А что скажете вы?

На минуту за дверью повисает тревожное, напряжённое молчание, только горький дым равномерно заполняет прохладный вечерний воздух. В полутьме неосвещённой улицы ярко тлеет огонёк сигареты, и Гарри различает длинные ухоженные пальцы, сжимающие её чуть сильнее, чем нужно.

– Вы понимаете, что ваше предложение выглядит как шантаж? – Пальцы исчезают из поля зрения, и новая струйка дыма проникает сквозь узкую щель, щекочет ноздри.

– Нисколько. Всего лишь взаимовыгодная сделка. Вы ничем не рискуете, напротив, получите возможность развить свои навыки, усилить влияние. Может быть – кто знает? – впоследствии даже стать членом Гильдии. Впрочем, если откажетесь…

Он не договаривает, но молчит так красноречиво, что не остаётся сомнений в том, что именно ожидает его собеседника, если вдруг случится подобная неприятность. Невозмутимо стряхнув пепел на землю, Каллисто смеётся – коротко и отрывисто:

– Я понимаю. Не понимаю только одного: почему вы пришли с этим ко мне?

– А отчего бы и не к вам? У нас есть то, что интересует вас, а в ваших силах достать то, что нужно нам. Всё предельно просто.

– То есть, я должен раздобыть для вас его разработки, – говорит он задумчиво. – И любую информацию, касающуюся его исследований за последние несколько лет… С чего вы вообще взяли, что эти таинственные исследования существуют? Может быть, он давно ушёл из науки.

– Не говорите глупостей. – В голосе незнакомца слышится недовольство. – Этот человек – гениальный зельевар, и он никуда не ушёл, только перестал афишировать свою работу. Откуда нам это известно – не вашего ума дела. Ваша задача – войти в круг его доверенных лиц и выяснить всё возможное и невозможное. Даже если окажется, что он ничего не скрывает, вы от этого только выиграете.

Он явно теряет терпение, думает Гарри, беспокойно оглядываясь и вновь приникая к приоткрытой двери. Если его застанут в такой позе, будет довольно трудно выдумать правдоподобное объяснение.

– Насколько я знаю, он очень закрытый человек. И вряд ли поделится тайнами с первым встречным.

– Разумеется, не поделится, – сдержанно отвечает Валуа, будто объясняет нечто элементарное. – Потому-то вы и нужны нам, Каллисто. Уверен, вам будет нетрудно сблизиться с этим человеком. Возможно, даже стать его учеником… Или не только учеником. Всё, на что хватит вашей фантазии. Для нас главное – информация.

– Не только учеником? – задумчиво переспрашивает Каллисто. – Так вы думаете, он?..

– Я не думаю. Я знаю.

– О.

И снова молчание, нарушаемое лишь слабым постукиванием капель по пальмовым листьям. Дождь пошёл, запоздало отмечает Гарри, осторожно отступая в темноту коридора. А эти двое сейчас договорятся. Уже почти договорились.

– Почему он так интересует вас? – спрашивает Каллисто, не скрывая любопытства в голосе. – Разве он может представлять какую-то опасность для Гильдии? Какую-то… ценность?

– Он сам, разумеется, нет. Но его разработки – и то, и другое.

Неудачно вдохнув табак и закашлявшись, незнакомец смачно сплёвывает в сторону. Гарри видит, как падает на крыльцо сигарета, как нога в чёрном лакированном ботинке тщательно топчет окурок.

– Кхм… Если всё действительно так, как вы говорите…

– Полно! – Фальшиво удивляется Валуа. – Зачем мне обманывать вас? Вот, – шуршание пиджака, – моя визитка. Позвоните или отправьте сову, когда надумаете. Но учтите: у нас мало времени. – Он по-отечески кладёт руку на плечо, скрытое белоснежной рубашкой. – А сейчас возвращайтесь в ресторан, пока не промокли.

Он сказал «когда», понимает Гарри. Он не сказал «если». Мысли носятся в голове стайкой корнуэльских пикси, но скрипнувшая дверь мгновенно возвращает его в реальность, заставляя вздрогнуть.

– Гарри? – Друг удивлённо заглядывает ему в лицо. – Что ты здесь делаешь?

– Искал тебя… – Он колеблется не больше секунды: – С кем ты разговаривал?

Каллисто продолжает беспокойно всматриваться в Гарри, словно прикидывая, что именно тот успел услышать.

– Да, да, я слышал ваш разговор, – нетерпеливо. – Кто этот тип, Каллисто? Что ему от тебя нужно?

Тяжело вздохнув, Ферра бросает на него укоризненный взгляд и чуть заметно качает головой. Однако ответ звучит неожиданно мягко:

– Не лезь в это, Гарри. Я сам во всём разберусь.

– Послушай. – Поттер настойчиво сжимает его плечи, – я не знаю, о ком вы говорили, но тебе определённо нужна помощь. Этот толстяк шантажировал тебя! Как ты можешь идти на поводу? Он наверняка опасен, и я…

– Гарри, это моё дело, – твёрдо повторяет Каллисто, решительно отстраняя его руки. – Повторяю, я сам во всём разберусь.

– Но…

– Не нужно меня опекать! – с неожиданной злостью бросает он. И быстрым шагом уходит прочь, оглушительно хлопнув дверью.

* – мой дорогой (ит).

** – мой друг (ит).

*** – Отрывок из итальянской народной песни.

========== Глава 6. Две встречи ==========

Второй раз Северус увидел его на четвёртый день своего пребывания в Сорренто, и этот маленький промежуток времени дал возможность прийти в себя, собрать воедино волю и мысли.

Когда этим утром он открыл глаза, то испытал странное, не поддающееся логике ощущение: это случится сегодня. А, может быть, всё это он придумал уже потом, после, когда встреча всё-таки произошла.

С самого утра стоит прекрасная погода – даже Северус вынужден признать это. С океана дует солёный бриз, дрожит в воздухе каплями влаги, а палящее солнце укрыто гроздьями облаков – ослепительно белых на фоне синего неба. Небо спокойно, и всё вокруг словно застыло, зависло в одной точке: и воздух, и прохлада, и сам город, будто подчинившийся своей первобытной, древней как мир магии.

Северус идёт по аллеям и переулкам, гадая, чувствуют ли остальные люди нечто подобное. Летняя рубашка с коротким рукавом, которую он всё же приобрёл после долгих раздумий, совсем не пропускает жара, и, несмотря на открытые руки, он чувствует себя в своей тарелке. Застарелая Тёмная метка – выцветшая, поблёкшая – почти неразличима на коже, и вблизи напоминает татуировку, которую неудачно пытались стереть. Но Северус всё равно неосознанно прижимает руки к телу.

Ты спятил, говорит он себе, наблюдая за весёлыми жителями и беззаботными туристами. Они выглядят даже счастливей обычного, радуясь тому, что спала жара и можно гулять по улицам даже в полдень, не защищаясь кепками и солнечными очками. И Северус пожимает плечами, и идёт вперед, почти не глядя по сторонам, и сливается с толпой, которая отчего-то больше не пугает. Он видит красивую молодую женщину с коляской в руках, мальчика, кормящего толстого уличного кота и ловит себя на желании улыбнуться – нелепом, недопустимом желании. Нервно дёрнув уголками губ и поморщившись, словно проглотил так любимый Поттером лимон, он сворачивает на улицу Сан-Франческо и направляется в сторону парка, откуда доносится быстрая, стремительная мелодия.

Она нарастает с каждой секундой, и вскоре Северусу удаётся разглядеть её источник – потрёпанные чёрные колонки, бесцеремонно расставленные в траве, прямо среди магнолий. Один из динамиков промят внутрь, но звук всё равно такой, что закладывает уши, а рядом… рядом – толпа людей. Сомкнув круг плотным кольцом, наседая друг на друга, они что-то кричат и двигаются в такт музыке, похожие на сектантов, проводящих тёмный обряд или мессу. Северус подходит ближе и пытается разглядеть, что именно привлекло их внимание, но из-за многочисленных спин и голов невозможно заглянуть внутрь.

Чувствуя весёлый азарт и какое-то юношеское, упрямое любопытство, он ныряет в гущу людских тел, расчищая себе дорогу локтями, слышит чью-то ругань, свисты, хлопки потных рук, едва не задыхается в этой мясорубке, и в конце концов оказывается во втором ряду, позади низенькой пухлой женщины. Поднимает глаза – ошеломлённый, оглушённый музыкой – и смотрит, смотрит неотрывно.

В центре круга танцуют двое – юноша и девушка, черноволосая, гибкая, совсем молодая. Пышная юбка развевается алым веером, босые ноги так и летают по мягкой стоптанной земле, служащей этим двоим чем-то вроде импровизированной сцены. Взмахнув кудряшками и залихватски притопнув, она с разбегу прыгает в руки своего партнёра – бесстрашно и почти агрессивно. Поймав и раскрутив её вокруг себя, тот ловко ставит девушку на землю, и она отвечает ему замысловатым движением ног и звонким ударом в бубен. Шаг, прогиб спины – музыка пускается в стремительный бег, партнёры меняются местами.

Они не видят ничего вокруг и, кажется, совсем не обращают внимания на восторженных зрителей. И Северус пользуется этим: разглядывает юношу – безнаказанно, сладко, запретно. Ласкает взглядом каждую чёрточку, подмечает каждое движение, каждую каплю пота, стекающую по разгорячённому лицу. Он по-прежнему некрасиво краснеет – щёки и шея будто покрываются неровными ожогами, чуть смягчёнными загаром, но это самое прекрасное зрелище, которое Северус когда-либо видел.

Уперев руки в бока, юноша кружит вокруг партнёрши, сопровождая каждый поворот неуловимым движением ног, оставляющих на почве чуть заметные следы. Он тоже не обут, из всей одежды только шорты и клетчатая рубашка – рукава закатаны по локти, широкий подол так и летает в воздухе. На спине и груди темнеют влажные пятна, волосы растрёпаны до безобразия, но он будто назло стремится окончательно превратить их в воронье гнездо. Несколько мокрых прядей прилипли ко лбу, тело движется непрерывно, спеша за музыкой, ускоряя темп.

Девушка танцует на месте, бьёт в свой бубен снова и снова.

Это длится и длится. Двое в центре круга, казалось, превратились в стремительный вихрь, почти утратив человеческий облик. Юноша с одинаковой лёгкостью гнётся и поднимает свою партнёршу на руки. Северус вдруг чувствует дикую, иррациональную ярость к этой вёрткой девочке в красной юбке, позволяющей ему лапать и таскать себя, словно это самая естественная вещь на свете. Каким-то образом она успевает смеяться и выглядит абсолютно счастливой, поглощённой своим танцем и бубном.

Гарри, Гарри, Гарри – стучит в висках, попадая в ритм.

Весь облик этого юноши, каждое его движение, каждый шаг источают жар и энергию, молодость и ловкость. Похож, невероятно похож, но ошибиться нельзя, невозможно. Музыка взрывается оглушающей волной звука, танцор кружится так быстро, что, кажется, вот-вот взлетит…

И когда он поднимает глаза и встречает обжигающий чёрный взгляд, Северус перестаёт сомневаться.

Гарри вздрагивает, прожжённый этим взглядом, и цветущая зелень сменяется чернотой, растущей вслед за зрачками. Северус видит на дне этих зрачков свое искажённое отражение.

Он сбегает: справившись с лицом, отворачивается от Поттера и решительно идёт прочь, не обращая внимания на людей, преграждающих ему путь. Секунда, две, три… Может быть, он не узнал, не понял? Если он уйдет отсюда достаточно быстро, всё останется как было, Поттер закончит свой танец, возьмёт эту девушку под руку и поведёт ужинать в свой ресторан. Не вспомнит, не отыщет, и тогда не придётся больше лгать и изображать равнодушие.

Четыре, пять, шесть… Оказавшись на свободе, Северус ускоряет шаг, держит спину прямо, чувствуя, как торопится пульс, а сердце частит как у старика. Музыка за спиной гремит всё так же, зрители танцуют и улюлюкают, на все лады подпевая весёлой песне. Никто не бежит за ним. Никто не окликает.

Словно вор, покидающий место преступления, он пытается двигаться быстро, но осторожно, не привлекая к себе внимания. Уходит той же дорогой, глядя прямо перед собой, и никак не может избавиться от чувства, что его вот-вот нагонят, и тогда всё будет испорчено окончательно. Музыка стихает, Сан-Франческо остаётся позади, Северус пересекает тротуар и, петляя, ныряет в узкую незнакомую улочку, где дома стоят так тесно, что невозможно отделить один от другого. Не оглядываясь, сворачивает в первую попавшуюся арку, прячется под лёгким заклинанием невидимости и замирает, слившись со стеной.

Пару минут всё тихо, но вот он слышит, как кто-то приближается, задыхаясь от быстрого бега и чертыхаясь сквозь зубы. Интересно, где Поттер успел раздобыть кроссовки?

Гарри останавливается напротив его арки и прислоняется к стене, всё ещё тяжело дыша. Красный, мокрый, в расстёгнутой рубашке, он так красив, что на него больно смотреть. Без привычных очков, без шрама, без выпирающих косточек и рёбер, но всё же прежний. Прежний.

– Чтоб тебя! – рычит он, что есть силы треснув кулаком по стене. Как знакомо.

– Чтоб тебя, Северус Снейп! – орёт Гарри громче. Стайка птиц испуганно взлетает в воздух, спасаясь от его гнева.

Устало скользнув взглядом по арке, Поттер тяжело вздыхает и понуро плетётся обратно. У него такое лицо, будто ему снова пятнадцать, и он только что получил тролль по зельеварению.

Интересно, думает Северус, какое лицо сейчас у меня?

***

– Уваж-жаемые коллеги…

Заместитель председателя Гильдии Зельеваров Томас Шпак весьма неприятный тип. У него гнусавый голос, как будто кто-то зажал ему нос прищепкой, он стоит, уткнувшись в свои бумажки, и сильно тянет букву «ж». Господин заместитель очень высок, худощав и чем-то напоминает то ли сушёный корень мандрагоры, то ли кривой вопросительный знак. Поэтому всю вступительную речь Северус развлекается тем, что пытается невербально потянуть его за большие торчащие уши. Они уже приобрели ярко-розовый оттенок, и Шпак беспокойно ворочается, периодически почёсывая их свободной от бумажки рукой.

Время от времени Северус вылавливает из бесконечного словесного потока отдельные фразы вроде: «Сегодняшние дебаты посвящены полож-жению современной науки Зельеварения в Магмире…», или: «Нам следует обсудить наши последние достиж-жения и тенденции дальнейшего развития…». Направления, которых нужно придерживаться, умелое сочетание теории и практики, усиление влияния в прессе, международное сотрудничество и прочее, прочее… да-да, мистер Шпак, вы очень интересно рассказываете.

По правую руку от Шпака сидят председатель Гильдии Примариус Гилберт и его секретарь-француз Жан де Валуа. Оба в старинных бархатных мантиях, расшитых причудливой серебристой вязью. Тяжёлое, ярко-синее одеяние Гилберта сверкает, переливаясь на солнце, и если приглядеться, можно заметить, как по широкому подолу, повторяя морской пейзаж, накатывают и пенятся высокие волны.

Остальные присутствующие устроились за длинным продолговатым столом, на который вот-вот должны подать вино и сытный обед. Глядя на них, Северус невольно вспоминает собрания Упивающихся, и голод тут же сменяется липкой тошнотой, болезненно сдавившей горло.

Он отворачивается от покрасневшей физиономии Шпака и случайно встречает взгляд внимательных голубых глаз. Каллисто Ферра выглядит непривычно усталым, но улыбается легко и непринуждённо, как тогда, в ресторане. Северус хмуро смотрит в ответ.

– А сейчас я передаю слово Мастеру Зелий из Испании и почётному члену нашей Гильдии, сеньору Диего Алваресу. Его доклад посвящён…

…Все эти нелепые, бессмысленные речи – назойливый комариный писк, монотонное жужжание. Эти люди из разных городов и стран, умные и глупые, талантливые и бездарные, все, все – до отвращения похожи друг на друга. Их слова, их мысли не стоят его стремительно утекающего времени, его уходящих лет, ему незачем сидеть среди них, его место не здесь. Не здесь, но и не рядом с человеком, одно появление которого согревает всех вокруг, точно маленькое солнце.

Очередной докладчик рассуждает о необходимости усовершенствования Перцового зелья, Каллисто Ферра откровенно зевает и лениво салютует ему бокалом с минералкой. Голова гудит, тяжёлое тело словно залили свинцом, и спину всё труднее удерживать прямо. Этой ночью он так и не сомкнул глаз, ворочаясь на влажных простынях, а из окна хищно скалилось море, и серебристые звёзды, казалось, вот-вот спустятся с неба. А когда он встал, чтобы открыть створки и впустить в комнату ночь, одна из них действительно спустилась, разрезав тьму яркой, огненной кометой, и упала куда-то за горизонт.

Он грезил наяву, проваливался в вязкую полудрёму, где свершившееся мешалось с несбыточным, и снова видел Поттера, и себя в тёмной арке, но заклятие невидимости больше не скрывало его тело. Гарри подходил ближе, молчал и разглядывал его так нежно, словно не было этих восьми лет разлуки, словно ничто никогда не вставало между ними. А может, и вправду не было, потому что Поттер казался очень юным и ужасно счастливым, будто так и не познал ни зла, ни одиночества.

– Северус, – говорил Гарри звонко, и это слово не имело ничего общего с разъярённым: «Чтоб тебя, Северус Снейп». Потом он приподнимался на цыпочки, чтобы коснуться его губ, ласкал ладонями щёки и лоб, гладил влажную шею – бережно, как в самый первый раз.

Северус открывал глаза, видел, как над городом занимается рассвет, и зарывался лицом в подушку, до боли сжимая челюсти. Сердце разрывало грудную клетку, тело ломило и жгло, как в печке, но он всё-таки встал, стянул с себя липкую от пота пижаму и подошёл к большому зеркалу у стены. Стоял и смотрел на себя: на своё костлявое тело, худые некрасивые ноги, увитые жилами руки, тёмную поросль в паху и на груди. Он старел: ещё несколько лет, и в волосах появятся седые пряди, а кожа начнёт обвисать – она уже потеряла былую упругость. Он встретился взглядом со своим отражением и не отвёл глаз, глядя, как тонкие обветренные губы его двойника кривятся от отвращения.

Впервые за долгое время собственное тело показалось ему клеткой, неправильной, неподходящей оболочкой. Из него хотелось вылезти, как из старой поношенной мантии.

Но больше всего ему хотелось уехать и никогда, никогда больше не видеть Гарри Поттера.

– Мистер Снейп!

Северус равнодушно разглядывает сидящих перед ним людей, и сходство с жужжащими мухами становится колоссальным. Ему хочется рассмеяться им в лицо.

– Мистер Снейп. – Председатель Гильдии спокоен, как скала, но в глазах поблёскивает холодная сталь: – В чём дело? Вы не слушаете доклад, не откликаетесь на своё имя… Может быть, вы заболели? Или, – добавляет с точно отмеренной улыбкой, – или же, вам просто скучно с нами. Может быть, вам есть что сказать? Мы с удовольствием послушаем. Уверен, это будет весьма… поучительно.