Текст книги "Каникулы в Сорренто (СИ)"

Автор книги: RosyaRosi

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

Каллисто мрачно усмехается:

– Иногда я думаю, что поэзия – лучшее лекарство, изобретённое человечеством.

– У тебя всё обязательно будет хорошо. Понял? Всё. Обязательно. Будет.

– Хватит, – морщится он. – Иди уже, Гарри. Больно смотреть на твои терзания. Думаю, сейчас они гораздо нужнее в другом месте.

И мягко подталкивает его к выходу.

– Ты прав. – Гарри потерянно оглядывается. – Чёрт, мои вещи…

– Потом заберёшь. Иди же, поговори с ним!

– Спасибо тебе за всё. – Он протягивает ему руку, встретив знакомое тепло ладони. – Ещё увидимся.

И, позабыв аппарировать, хлопает парадной дверью.

***

Гарри никогда не бегал так быстро. Во всяком случае, он не может припомнить ничего подобного.

Сердце гулко билось о рёбра, но в голове было пусто. Только лицо Альбуса Дамблдора некстати маячило перед мысленным взором, словно сопровождая Гарри на пути к Северусу. Старый маг говорил о силе любви и посмеивался в бороду, а глаза его за стёклами очков-половинок хитро поблёскивали.

Только оказавшись внутри знакомого отеля, Гарри замедляет шаг. На минуту прислоняется к стене, чтобы прийти в себя и восстановить дыхание. На смену вечеру давно пришла ночь: должно быть, Северус уже лёг. Как бы то ни было, появление растрёпанного и краснощёкого героя вряд ли впечатлит или обрадует его.

Прежде чем постучать, Гарри пытается собраться с мыслями. Он по-прежнему не знает, что сказать; ему всегда было проще импровизировать, чем заранее продумывать план, и это всего лишь крошечная часть в целой бездне различий между Гарри Поттером и Северусом Снейпом. Если этот упрямец уже принял решение, то переубедить его будет очень непросто.

Но Гарри верит, что справится.

Глубоко вздохнув, он стучится и ждёт, но не получает ответа. Потом стучится ещё раз, ещё и ещё, пытается открыть дверь, но она заперта. Испугавшись за Северуса, он отыскивает подходящее место для аппарации и вскоре перемещается в знакомую комнату, оказавшись прямо возле кровати, на которой не так давно намазывал Северусу спину.

Кровать застелена, вещи убраны. Номер пуст.

В первые мгновения Гарри не чувствует ничего, кроме опустошения. В самом деле, этого следовало ожидать, но он не ожидал. Прав Северус, прав Каллисто – он просто дурак, первосортный идиот, раз думал, что после того, что случилось на крыше, его бывший любовник хоть на минуту задержится в Сорренто.

Потом приходит усталость: он опускается на кровать и неподвижно сидит так какое-то время. Нужно бежать, искать Северуса, аппарировать в Катерхем, но сил нет даже на то, чтобы встать и покинуть эту комнату.

Надо уходить.

Гарри уже у двери, когда его взгляд случайно цепляется за странный флакон на журнальном столике. Неужели Северус забыл что-то, когда собирал вещи? На него это непохоже; даже в состоянии аффекта он никогда бы не оставил ничего важного. Значит, либо этот флакон ему уже не нужен, либо…

Либо его, Гарри, здесь ждали.

Как в трансе он подходит ближе. Бутылёк полон и отсвечивает ярко-алым; внутри дремлет красное, как кровь, зелье. Рядом с флаконом Гарри замечает записку, подписанную косым почерком Северуса, и сердце пропускает удар. К записке приколота серебристо-зелёная брошь в виде свёрнутой в кольца змеи… неужели…

Крепко сжав в ладони свой памятный подарок Северусу (острая булавка впивается в нежную кожу), Гарри дрожащей рукой берёт записку. Мнёт в пальцах бумагу, собираясь с духом, разворачивает – и начинает читать.

* – Так вот, как это могло бы быть с тобой… Гарри, единственный мой (ит.)

** – Герои цитируют стихотворение И.Бродского “Августовские любовники”.

P.S. Автор не говорит по-итальянски, могла напутать с формой глагола. Принимаю тапки, вдруг здесь есть знающие :)

========== Глава 17. Ночной гость ==========

Северус всё сделал правильно. Если бы задержался в Сорренто хотя бы на сутки, раствор с иглами шипоглаза, настаивающийся в котелке, пришлось бы выливать в помойку. Теперь же драгоценные ингредиенты были спасены, как и его жизнь – по крайней мере, какая-то её часть. Северус старательно верил в то, что этой части хватит, чтобы жить так, как раньше.

Аппарировав сюда, он почувствовал некоторое облегчение, которое вскоре сменилось тревогой. Знакомые до оскомины стены родного дома должны были успокаивать, но отчего-то раздражали. Казалось, он успел отвыкнуть от них, хотя и видел совсем недавно. Ходил по комнатам и не узнавал их. Странные, нелепые ощущения, которые взбесили Северуса ещё больше.

Он закрылся в лаборатории. Бросился в работу: сварил несколько простых заказов, разослал письма поставщикам и клиентам. Всё это заняло от силы пару часов, прежде чем запал прошёл, и Северус почувствовал какую-то огромную, вселенскую усталость. Она навалилась резко и сразу, выбив почву из-под ног: Северус опустился в кресло и уронил голову на руки.

Он просидел так, пока не почувствовал холод – и пошёл заварить себе чаю.

…Порыв ветра из открытого окна взметает листки настенного календаря. Взмахом палочки Северус с шуршанием перелистывает страницы, срывая их прочь, как дни, прожитые вдали от дома.

Тридцать первое августа. Как символично.

Лето ушло, и вместе с ним закончились его каникулы – первые и, вероятней всего, последние. Пора возвращаться в привычный ритм, надёжный в своём спокойствии.

Дождливый британский климат после тёплой Италии обжигает холодом. Северус кутается в плед, чтобы не застудить больную спину, устраивается в гостиной у погасшего камина и пишет список дел на ближайшие дни. Нужно поспешить, наверстать упущенное, и плевать, что его никто не торопит и, кажется, никто не терял. Нельзя позволить себе распускаться; его отточенная годами система и без того трещит по швам.

Северус старательно гонит от себя мысли о том, что оставил в Сорренто.

Когда он в порыве гнева аппарировал в гостиницу, первым его желанием было оказаться как можно дальше от Поттера. Однако пока он собирал вещи и расплачивался за номер, здравый рассудок всё-таки вернулся к нему и напомнил о решении, принятом после происшествия на корабле и так опрометчиво позабытом на крыше. Он знал, как должен поступить – не ради Поттера, нет, но ради себя самого.

Он и теперь понимал, что всё сделал правильно, но в глубине души трусливо жалел об этом. Куда безопасней было бы уехать, не оставив весточки, оборвать нити между ним и Гарри раз и навсегда.

Быть может, сейчас ему было бы куда легче.

Всего несколько часов прошло с момента побега из Сорренто, а сомнения уже зародились в его голове и беспокойно ворочаются где-то внутри. Стоило ли рассчитывать на благоразумие Поттера? Голос разума кричал, что не стоило, но Северусу отчаянно хотелось верить в него, верить в своего Гарри. Ему всегда хотелось в него верить.

Северус подарил Поттеру то, что родилось благодаря его пагубному влиянию. Идея пришла Северусу восемь лет назад, посреди ночи, когда он, снедаемый бессонницей, хлебал горький кофе в лаборатории. В то время он уже был одержим перспективой подчинить науке человеческий разум и с радостью ухватился за неё, с головой уйдя в исследования. Забросил все прочие проекты, продал аптеку и лабораторию, отвлекаясь лишь на то, чтобы заработать себе на жизнь. На тоску по ушедшему любовнику сил, к счастью, не оставалось.

Потом, терпя неудачу за неудачей, он неоднократно был готов прекратить свои исследования, но что-то останавливало его. Может, гордость, может, вера в собственный талант. А может, упрямство, которое он невольно перенял у Поттера. Встреча с ним вдохнула жизнь в его титанический проект, и вот теперь он – наконец-то! – увенчался успехом.

Северус солгал тогда, на корабле. Уникальное зелье, плод многолетнего труда, было готово: он успел закончить его в ночь накануне похищения, забрав образец с собой в Сорренто. Он решил подарить его Гарри, в последний раз сделав для него что-то хорошее.

И вот теперь это зелье было у Поттера. Зелье, созданное для таких, как он – для тех, кто так и не понял, что делать со своей жизнью. Для тех, кто стоит на перепутье и не знает, куда двинуться. Зелье, способное помочь найти единственно верный путь, вектор, цель. Помочь принять решение.

Странно… когда оно существовало только в его сознании, Северус мечтал о славе и успехе. Представлял, как всколыхнётся общественность, как в «Пророке» напишут о «новом витке в науке зельеварения». Он надеялся, что его эксперимент откроет дорогу другим, что десятки и сотни молодых умов, вдохновлённые его успехом, пройдут по тернистому пути вслед за ним, создавая новые и новые зелья. А теперь, когда эликсир был готов, ему оказалось достаточно просто оставить его Гарри – и испытать невероятное, необъяснимое облегчение.

Если Поттер последует инструкциям, оставленным в записке, ему больше не придется метаться и мучиться от неопределённости. Эликсир подскажет ему, куда идти, поможет осознать, что ему нужно на самом деле.

И пусть шанс на то, что после этого Гарри Поттер окажется на пороге дома Северуса Снейпа, ничтожен, – он всё-таки есть.

«Не думать, не думать об этом».

Быть может, его проблема в том, что он так и не научился воспринимать нового, повзрослевшего Поттера, упорно продолжая видеть в нём того мальчишку, которого когда-то полюбил?.. Гарри всегда был непредсказуем, и сейчас Северус в очередной раз не знает, чего ждать.

Он всегда умел ждать, но, кажется, разучился.

Настенные часы бьют три-ноль-ноль. Вздрогнув, Северус выплывает из транса и бросает взгляд на пергамент, который всё ещё сжимает в руках. Вместо списка дел перо машинально вывело какие-то каракули, отдаленно напоминающие знакомый взъерошенный профиль.

Нужно ложиться спать.

Северус с досадой встаёт и подходит к окну, глядя в темноту и даже не пытаясь рассмотреть хоть что-нибудь сквозь мутное стекло. На мгновение ему мерещатся размытые очертания силуэта, мелькнувшего у калитки, но и те вскоре исчезают. Северус закрывает глаза и зачем-то начинает считать. Раз, два, три…

Он обещает себе пойти спать на цифре «десять».

На цифре «двенадцать» оживает дверной звонок.

Северус стоит и молча смотрит на Поттера, не в силах прогнать его или впустить в дом. Одинокий фонарь у крыльца бросает зловещую тень на знакомое лицо, не позволяя разгадать его выражение.

Гарри неловко мнётся на пороге, сжимая что-то в кармане брюк.

– Привет, – в конце концов говорит он. – Ты забыл кое-что. Кое-что, принадлежащее тебе.

И протягивает Северусу оставленную им брошь. Слава Мерлину, не зелье.

Северус качает головой:

– Это твоё.

– Змея – слизеринский символ. А я всё ещё гриффиндорец.

Что ж, Поттер всегда был чертовски логичен.

– Что тебе нужно?

– Чтобы ты впустил меня.

– Зачем?

– Ну, для начала я хочу вернуть свой подарок, – улыбается Гарри. – Если он тебе не нужен – просто выброси. Я не возьму.

– Хочешь сказать, ты проделал путь в тысячу миль ради того, чтобы передать мне брошь?

– Не только. Чтобы поговорить с тобой.

– Поттер, – вздыхает Северус: – Ты знаешь, сколько времени?

– Так впусти меня в дом, и поговорим утром.

– С чего ты решил, что я позволю тебе остаться?

Гарри укоризненно смотрит на него:

– Северус, имей совесть. За последние сорок минут я пережил две аппарации, одна из которых – международная. Если ты не впустишь меня, мне придётся ночевать на твоём крыльце.

Северус окидывает его внимательным взглядом, подмечая нездоровую синеву под глазами и тяжёлое сбившееся дыхание. Решившись, отступает вглубь, пропуская Поттера в дом.

– До утра меня не беспокоить. – Он широким шагом пересекает комнаты, не заботясь о том, поспевает ли за ним Гарри. – На кухне можешь сделать себе чай и перекусить. Спать будешь в гостиной. – Кивает на раскладной диван: – Вот здесь.

Поднимаясь на второй этаж, Северус целенаправленно не смотрит на него, боясь увидеть что-нибудь, что поколеблет его решимость. Трус – противно зудит в висках. Второе бегство за ночь; на этот раз в собственную спальню.

***

Если бы Гарри хоть немного подумал, он наверняка нашёл бы тысячи причин не делать этого. Сотни тысяч чертовски веских причин, которые бы встали стеной между первым и вторым этажом, между ним и Северусом. Он не стал бы рисковать столь неохотно оказанным ему гостеприимством и сосредоточился на том, чтобы найти аргументы, способные убедить этого совершенно невыносимого человека дать ему ещё один шанс.

О, если бы Гарри подумал, он бы проспал эту ночь на старом, но уютном диване, открыл глаза чуть свет и поспешил приготовить Северусу чёрный кофе без сахара. Утро встретило бы его хмурым взглядом из-под завесы растрёпанных чёрных волос, и Гарри, наверное, смог бы представить, что это всего лишь одно из множества утр в их совместной счастливой жизни. Впрочем, скорее всего, Северус спустился бы к завтраку застёгнутый на все пуговицы, как спускаются к гостям – случайным знакомым, великодушно оставленным переночевать. И Гарри не смог бы найти в нём ни единого изъяна, как бы ни старался.

Если бы он подумал, всё сложилось бы по-другому. Но Гарри не думал. Никогда толком не умел этого делать.

Дождавшись, пока весь дом и вся улица за окном погрузятся в глубокий сон, он встаёт и идёт наверх, изо всех сил стараясь не скрипеть половицами. Дважды едва не врезается в мебель, в последний миг чудом избежав столкновения; дважды ошибается дверью, слепо щурится в почти полной темноте, и, оставив позади чулан с кабинетом, толкает дверь спальни.

Дверь предательски скрипит, и Гарри замирает, зажмурившись. Сердце бухает так, что, кажется, его стук должен был разбудить Северуса ещё в коридоре, когда Гарри шёл сюда в одних трусах, покрывшись мурашками от холода и волнения. Но Северус только беспокойно ворочается в постели, чему-то вздыхая во сне.

Гарри подходит ближе, тихонько садится на край кровати. Долго и пристально рассматривает спящего, сам себе напоминая вора, ступившего посреди ночи на запретную территорию. Даже сейчас Северус выглядит измотанным: хмурое лицо его пересекают морщины, словно засохшие каналы рек, собираются в складки у рта и глаз, бороздят напряжённый лоб. Гарри пробует пересчитать их, но сбивается со счёту. Он гадает, сколько их всего, и сколько оставил он сам.

Ему хочется протянуть руку и разгладить это лицо, как разглаживают помятый свиток пергамента, но вместо этого он наклоняется и целует его – легко, невесомо, едва ощущая тепло кожи под своими губами. Касается лба, висков, глубокой складки у рта, почти не дыша, обмирая от нежности. Он крепко закрывает глаза, боясь напороться на холод и ненависть, и целует, целует приоткрытые во сне губы. Под рёбрами и веками больно, колко и горячо, так горячо, а в голове одна мысль: «Ещё, ещё секунда, ещё минута, пара минут. Не отталкивай, прошу, не отталкивай меня, позволь побыть с тобой. Ещё немного побыть с тобой».

Когда Северус лениво, сквозь сон отвечает ему, Гарри понимает, что плачет, но никому уже нет дела до этого.

Должно быть, он сошёл с ума или всё-таки уснул там, на диване, потому что Северус не спит, а смотрит на него, глаза его мерцают в полумраке, излучая мягкий тёплый свет. Гарри скорее чувствует, чем видит, угадывает это сияние, а потом ощущает руки Северуса на своём теле и обнимает его в ответ. Прижимается, словно бросая вызов разделявшему их расстоянию, не оставляя между ними ни дюйма. Странно: Гарри много раз проигрывал в голове эту сцену, но в реальности всё иначе, он прижимает Северуса к кровати и чувствует себя беспомощным перед его внутренней силой, мощью. Он теряется, с трудом осознавая, сколь велика власть Северуса над ним: кажется, прикажи он Гарри запустить в себя Авадой, тот согласится не раздумывая.

Северус впивается в его губы, и гибкий язык скользит между зубов, гладит дёсна, легко касается нёба. Гарри стонет ему в рот и бездумно шарит по телу – обманчиво покорному – с восторгом ощущая его силу и жёсткость, прослеживая каждую линию и изгиб через тонкий хлопок ночной рубашки. Осмелев, тянет её вверх в попытке дотронуться до гладкой кожи, но Северус неожиданно вцепляется в его руки железной хваткой.

– Гарри… – Он смотрит внимательно и серьёзно: – Гарри, уходи. Не нужно потакать моим слабостям.

Гарри вздыхает и мягко гладит его лицо – взволнованное и непривычно покорное, открытое, каким оно бывает только во сне.

– Позволь мне, Северус, – шепчет он ему в губы. – Позволь мне любить тебя. Здесь и сейчас.

В чёрных глазах появляется выражение невыносимой муки, а из горла вырывается тихий стон:

– Я сплю, Гарри?

– Спишь. – Гарри по очереди целует его веки. – Конечно, спишь. Разве стал бы ты иначе называть меня по имени?..

Северус улыбается: уголки губ на мгновение взлетают вверх. Потом прикрывает глаза, словно сдаваясь, признавая поражение – и переворачивается на постели, решительно подминая Гарри под себя.

Тяжёлое тело и родной, до боли желанный запах окончательно сводят Гарри с ума. Он неистово трётся о Северуса, закрыв глаза, целуя, кусая куда попало, пытаясь хоть немного унять возбуждение, но член напрягается ещё сильнее, причиняя боль. Ему нужно больше, гораздо больше. Ему нужно быть с ним, войти в него, отдаться ему. Ему нужно ощущать над собой голое тело, и он сдирает мешающее бельё и ночнушку Северуса, запутавшись в подоле; чувственно проводит по худым ногам – вверх, настойчиво сжимает ягодицы. Зарывается носом в шею, вдыхая запах тёплой кожи, вылизывает кадык, прикасается губами к пульсирующей вене на горле. Хорошо, как же хорошо.

Внезапно Северус вырывается из его объятий, отстранившись. Дыхание выходит из него тяжело, с присвистом, будто он только что пробежал длинную дистанцию. Гарри со стоном тянется к нему, но тот мягко отталкивает его руки и прижимает их к постели, качая головой. Его взгляд медленно скользит по телу Гарри, лаская кожу, и Гарри почти чувствует невесомые прикосновения. Те места на теле, которые Северус ощупывает взглядом, вспыхивают жаром – словно расплавленный воск касается голой кожи. В глазах Северуса пожар, и Гарри думает, что вот-вот ослепнет, но не может отвернуться.

– Красивый, – выдыхает Северус, всё ещё не позволяя дотронуться до себя. – Совершенный.

И вновь склоняется над ним, чтобы взять в рот истекающий смазкой член.

Он сосёт сильно, почти грубо – так, как нравится Гарри. Комната вокруг вращается в неистовом водовороте, горячий рот плавно скользит по напряжённой плоти, язык ласкает головку, мягко поглаживает уздечку. Гарри стискивает зубы, чтобы не кричать, но вопль всё равно прорывается – изнутри, из самого его существа. Кончая, он вцепляется в волосы Северуса, не то отталкивая, не то притягивая ближе, выплёскиваясь в него весь, целиком, и чувствует себя счастливым, как никогда. Но даже когда оргазм настигает его, когда Северус жадно сглатывает всё до последней капли, Гарри всё ещё ощущает его неоспоримую власть над собой и собственную пугающую беспомощность, и это чувство пьянит не хуже шотландского виски.

Едва отдышавшись, он вновь набрасывается на Северуса с поцелуями, собирает с его губ собственное семя, ощущая, как пульсирует под ним твёрдый член. Гарри тянется к нему рукой и сжимает, потирая головку большим пальцем, а после слизывает с ладони смазку, с восторгом вспоминая знакомый вкус – вкус Северуса.

– Пожалуйста, – просит он, поражаясь тому, как жалобно звучит его голос. – Пожалуйста, позволь мне…

Северус хрипло выдыхает, не отрывая от него горящего взгляда. Тянется в тумбочку за смазкой и слегка разводит ноги в стороны. Бери, бери, всё твоё. От открывшегося вида у Гарри снова встаёт, но сейчас ему нужно не это. Он мягко смеётся и размазывает прохладный гель по члену Северуса.

Он ещё успевает насладиться донельзя удивлённым выражением на его лице, прежде чем боль и нестерпимый жар накрывают его с головой. Откинувшись назад, Гарри медленно опускается вниз, на напряжённый до предела член. Он твёрдый и обжигающе горячий, точно такой, каким Гарри его помнит. Позабытое ощущение эйфории возвращается, и он с восторгом раскрывается навстречу Северусу, принимая его до конца.

И лишь тогда Гарри решается открыть глаза и посмотреть на него. Во взгляде Северуса столько любви и нежности, что это похоже на удар под дых. Гарри кричит и движется, движется на нём, неистово наращивая темп, а Северус мягко поддерживает его под ягодицы и хрипло стонет сквозь стиснутые зубы. Устав терпеть, он рывком опрокидывает Гарри на постель и входит на всю длину, почти оглушая силой толчков. Это пытка, мучительная пытка для обоих – снова быть вместе и ощущать это единство каждой клеточкой тела, растворяться в нём, как растворяется капля в море, а ночь – в ослепительном свете нового дня.

Гарри взрывается первым, и второй оргазм оглушает его, лишая последних сил. Он падает с колен, дрожа всем телом, а Северус осторожно ложится сверху и изливается следом, после нескольких мучительно сладких движений. Гарри прикрывает глаза и не шевелится, чтобы сосредоточиться на ощущениях, что мёдом разливаются внутри и снаружи. Он не думает ни о чём, кроме того, что это мгновение будет длиться вечно, и утро никогда не наступит.

Он и засыпает с этой мыслью, а рассвет медленно подкрадывается к окнам, впуская в полутёмную спальню солнечный свет.

========== Глава 18. Принятие ==========

Первое, что чувствует Северус, выплывая из сна – непривычную расслабленность во всём теле. Оно лёгкое, почти невесомое, словно он вдруг помолодел лет на двадцать; а веки, напротив, тяжёлые, неподъёмные. Ощущения из далёкого прошлого – сладкие, давно забытые. Северус разрешает себе ещё немного покупаться в них, лениво шевелится, переворачиваясь на другой бок – и натыкается на что-то тёплое.

Тёплое и, несомненно, живое.

– Поттер…

Северус отшатывается от него, отползает на другой конец кровати, и без того недостаточно широкой для двоих, почти падает, чертыхаясь, разбивает локоть о деревянную спинку. Ужас заполняет всё его существо, когда он понимает, что обнажён, и дёргает одеяло на себя, чтобы увидеть такое же обнажённое тело рядом. Впрочем, нет, конечно же, совершенно другое – округлая линия плеч и резкий изгиб тазобедренной косточки; ровный живот и тёмная дорожка, уходящая вниз – туда, куда Северус не может заставить себя взглянуть.

Гарри Поттер сонно щурится, беспомощно моргая и наверняка ни черта не видя без своих очков. Потом как-то вмиг просыпается, подобравшись весь, пытается ощупью найти несуществующее одеяло, хмурится и, наконец, храбро поднимает взгляд на Северуса:

– Северус, я…

Он встаёт и молча выходит из комнаты.

Только на лестнице, пронзаемый сквозняком, он понимает, что по-прежнему не одет. В ванной висит старенький халат без пояса, и Северус заворачивается в него, как в кокон.

Он включает душ на максимальный напор (в этом доме вода всё равно ни черта не льётся), но так и не может заставить себя залезть в ванну. Тело хранит запах Поттера, вкус Поттера, и этот яд отравляет всё его существо, проникая под кожу. Он медленно сползает по стене на пол, не ощущая холода влажной плитки.

Поттер начинает долбиться в дверь через двадцать минут.

– Северус, всё в порядке?

Странный вопрос. Мысли в голове заторможенные, вялые, и до порядка им далеко, как Поттеру – до министра Магии.

– Северус, открой. Пожалуйста.

– Пошёл вон.

За дверью повисает недолгое молчание.

– Нет, – предсказуемо говорит Поттер. – Я не уйду, пока мы не поговорим.

– Прокляну.

– И будешь прав. Северус, открой.

Похоже, они зашли в тупик. Каждый будет стоять до последнего, но, в конце концов, это его дом, и какого чёрта он должен провести утро в собственной ванной?

Северус встаёт, щёлкает замком, и, игнорируя воинственного Поттера, идёт заваривать себе чай.

«Три чайных ложки, добавить лист мяты и веточку смородины, размешать…»

– Северус, послушай…

«Залить на две трети, растворить немного молока и побольше сахара… Нет, пусть будет мёд».

– Северус, не будь ребёнком. – Поттер устало прислоняется к стене. – В конце концов, это просто глупо.

Вскипятив чайник коротким заклинанием, Северус наконец разворачивается к нему:

– Почему ты всё ещё здесь?

– Что? – растерянно моргает тот.

– Ты ведь уже получил всё, что хотел. Или будут ещё пожелания? Что мне сделать: вылизать тебе задницу? Признаться в любви?

Глядя, как искажается лицо Гарри, Северус чувствует сладкую смесь ярости и наслаждения. Но Поттер быстро берёт себя в руки.

– Я знаю, что ты делаешь, – шепчет он, делая шаг вперёд. – Защищаешься. Ты ненавидишь тех, кто когда-либо видел твою слабость, и готов сделать всё, чтобы они пожалели об этом.

Северус плотнее запахивает халат на груди:

– Чушь.

– Но это правда, – мягко говорит Гарри. – Тебе проще оттолкнуть, чем подпустить человека к себе или хотя бы попробовать понять его мотивы. Скорпион, готовый ужалить любого, кто подойдёт слишком близко – ты сам отравлен своим ядом. И скорее сдохнешь, чем будешь искренним, не так ли, Северус Снейп?

– Так значит, тебе мало моего тела, Поттер? Недостаточно того, что ты уже получил, взяв без спроса? Признаюсь, я недооценивал твои слизеринские качества. Блестящий ход.

– Я сделал это, потому что хочу быть с тобой, Северус, и тебе не испугать меня своим жалом. Можешь отравить меня или пронзить им насквозь – я с радостью приму всё, что ты готов дать мне.

– Как трогательно, – цедит Северус сквозь зубы. – Так ли уж ты готов на всё, Поттер? Испытать то, что чувствовал я, когда ты оставил меня – или даже больше?..

Поттер на миг опускает голову, а когда вновь смотрит на Северуса, глаза его жгут, словно лучи лазера.

– Я готов. Хочешь отомстить мне – мсти, хочешь причинить боль – причиняй. Но, ради Мерлина, прекрати калечить сам себя. Я только теперь понял тебя, Северус, наконец-то понял. Герой и храбрец, который больше всего на свете боится быть слабым… Но ведь это не слабость! Чувствовать, жить, любить, доверять кому-то – разве это не удел сильного?

– Доверять! – выплёвывает Северус ему в лицо. Он рассмеялся бы, если бы мог. – Но неужели ты не понимаешь, что я не могу тебе доверять, Поттер? Не мог тогда, восемь лет назад, а сейчас – тем более.

– Я знаю, – с горечью говорит Гарри. – И не снимаю с себя вины. Но, может быть, если бы восемь лет назад ты дал мне хотя бы шанс стать тебе по-настоящему близким, всего этого не случилось бы.

– Что ты несёшь? Мы были близки, мы жили в одном доме и спали в одной постели.

– Но всё это время ты ждал, когда я уйду, и не уставал напоминать мне об этом, – парирует Поттер. – Мне показалось, ты даже успокоился, когда это случилось. Будто только и ждал подтверждения своей теории.

– Это не моя теория. Это жизнь.

– Это не жизнь, а твоя проклятая убеждённость в собственной непривлекательности. Ты просто не веришь, что тебя можно любить – просто так, без всякой выгоды.

– Достаточно.

– По-твоему, одна неудача – это диагноз?

– Хватит! – Северус с треском опускает кулак на стол. Тишина между ними звенит, натягиваясь струной – кажется, её можно потрогать руками.

– Вот и я говорю – хватит, – устало произносит Поттер, запустив руку в вечно растрёпанную копну волос. – Пусть ты и не можешь мне доверять, но ты можешь хотя бы попытаться. Мы можем попытаться. Столько времени потеряно, Северус. Столько времени… Я не хочу потерять ещё больше.

Северус садится за стол, машинально отмечая, что успел налить чай им обоим. Он чувствует себя странно: пустым и в то же время наполненным до краёв. Поттер без сил опускается напротив, тянется к чашке, мокрое пятно расползается по столу. Выругавшись, он поспешно отодвигает её прочь и смотрит в сторону, закусив губу.

Северус вдруг вспоминает кое-что, отчего его ладони становятся липкими. Он поспешно прячет их под стол.

– Я не слышу ни слова про зелье. – Он внимательно следит за реакцией Гарри: – Значит ли это, что ты использовал его по назначению?

На лице Поттера отражается напряжённая работа мысли.

– Зелье? Ах, да… да, использовал.

– И ты… здесь?

– Как видишь.

– Поттер. – Северус пока не уверен, как ему реагировать на эту новость, но он должен, просто обязан сказать ему: – Послушай, это не приговор.

– О чём ты?

– О выборе. Если ты думаешь, что путь, подсказанный зельем, единственно верный, то это не так.

Брови Гарри удивлённо ползут на лоб.

– Что я слышу! Неужели Северус Снейп сомневается в собственном изобретении?

– Оно заглядывает в подсознание, да, и с лёгкостью отделяет сиюминутные желания от истинных. Но даже это не даёт стопроцентных гарантий. Нашим мечтам свойственно меняться, и не всегда они – благо.

– Зачем ты говоришь мне всё это? – На лице Гарри – странная блуждающая улыбка.

– Не будь идиотом, Поттер! – Северус вскакивает, едва не опрокинув стол, и нависает над ним тёмной грозовой тучей. – Ты привык разыгрывать из себя героя, но я не собираюсь принимать в этом участие. Ты ничем не обязан ни мне, ни этому зелью. И даже если оно убедило тебя аппарировать сюда…

– Северус. – Гарри кладёт руки ему на плечи, продолжая глупо улыбаться. – Успокойся. Никто меня не убеждал. Я не пил твоё зелье.

Северус давно уже не чувствовал себя таким идиотом:

– Что?

– Я не пил его, – весело повторяет Гарри. – Вместо этого я отдал его Каллисто.

– Ах вот как?..

– Ага, – кивает Поттер. – Ему оно гораздо нужнее, чем мне. А я – я, знаешь, уже всё про себя понял. И из Сорренто уехал насовсем, а не просто в гости. Надеюсь, ты не сердишься? Северус… Северус?

А потом он охает, больно приложившись спиной о пол, и что-то кричит, и смеётся, пытаясь сбросить с себя тяжёлое, пылающее яростью тело. Но Северус настойчив, и вскоре крики превращаются в стоны, а смех – в тяжёлое хриплое дыхание.

В конце концов, любому терпению должен быть предел.

Хорошо, что полы в кухне не слишком жёсткие.

***

– И что теперь?

Гарри лениво водит пальцем по груди Северуса. Они всё ещё лежат на полу, опустошённые, и спина начинает предательски ныть, а кожа от холода давно покрылась мурашками. Но Северус отчего-то не обращает на это внимания.

– Теперь?.. Полагаю, мы встанем, вернём себе человеческий облик, позавтракаем и… хм… а вот дальше начинаются трудности.

– Но ты ведь никогда не боялся трудностей, верно?

– Как и ты. Настырный мальчишка.

– Упрямый профессор.

– Туше.

– Я буду помогать тебе в лаборатории… можно?

– Упаси Мерлин.

– И напишу книгу.

– Надо было тебе всё же выпить чёртово зелье.

– Северус…

– М-м?

– Я понимаю, что прошу о многом… Но давай попробуем забыть то, что было раньше.

– Это будет нелегко, Поттер. У нас довольно… сложная история взаимоотношений.

– Ну, ты можешь начать с малого.

Он смотрит нагло и улыбается во весь рот. Северус насмешливо вскидывает бровь:

– Например?

– Например, звать меня по имени. Попробуй. Это совсем несложно.

– Гарри… приготовь-ка нам завтрак. И осколки убери. Это были мои любимые чашки.