Текст книги "Сдвиг (СИ)"
Автор книги: Romaria
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)
«Пару минут всего…»
***
Все тело болело и очень хотелось пить. Билл полежал, прислушиваясь к тихому монотонному писку, пытаясь сообразить, что это такое. Осторожно приоткрыл глаза. Белые стены. Странное оборудование. Больница. Значит жив.
– Билл, – раздался судорожный всхлип где-то совсем рядом. Парень сфокусировал взгляд и увидел маму.
– Привет, – попытался подать он признаки жизни, но получился тихий хрип, только напугавший женщину еще больше.
– Я врача позову… я сейчас, – забормотала Симона, и подскочила со стула, на котором сидела в ожидании его пробуждения.
– Нет, – на этот раз слово получилось вполне узнаваемым. – Пить…
Его сухих потрескавшихся губ тут же коснулась какая-то влажная ткань. Билл жадно поймал скатившуюся капельку языком, молча умоляя позволить ему нормально попить.
– Пока этого хватит, тебе пить еще нельзя, – покачала головой мать в ответ на его невысказанную просьбу.
– Том? – прошептал парень, с тревогой вглядываясь в глаза Симоны.
– С ним все в порядке, – успокаивающе улыбнулась мама. – Я его домой отправила. Он вымотался совсем. Больше суток не спал. Я побоялась, что он тоже от усталости заболеет, и выгнала его, но, думаю, через пару часов он вернется.
Билл закрыл глаза, расслабляясь. Все в порядке. Просто устал. С ним все в порядке. Слабость накатывала волнами и он снова провалился в темноту, чувствуя мамины пальцы, осторожно сжимающие его ладонь.
Когда Билл очнулся в следующий раз, в палате он находился один. Было все так же больно, но мысли стали более четкими и туман в голове почти рассеялся. Он еще толком не успел удивиться, куда все подевались, как дверь приоткрылась и, держа в руках стаканчик кофе, вошла Симона. Увидев, что сын очнулся, кинулась к нему, приткнув стакан на тумбочку и немного расплескав его содержимое.
– Как ты? Очень больно? Воды дать? – тут же посыпались вопросы. Билл кивнул, сделав слабую попытку улыбнуться. Глоток был совсем маленьким, всего одна ложечка, но жить, благодаря ему, стало намного легче. – Том только что звонил, – оповестила его мама, сев рядом и взяв за руку. Казалось, что отпускать его она попросту боится. – Сказал, максимум через полчаса приедет. Очень обрадовался, что ты пришел в себя. Он так за тебя волновался…
Дверь снова открылась, и Билл затаил дыхание, надеясь увидеть Тома, но в палату уверенно вошел Дэвид. За ним менее уверенно следовал Фрэнк, выглядевший подавленным и виноватым. Симона тут же напряглась всем телом, встала, преграждая им путь и словно закрывая сына собой.
– Зачем вы пришли? – спросила она, ледяным голосом.
– Хотели узнать, как чувствует себя Билл, – неуверенно проговорил Фрэнк. Билл даже немного развеселился, видя такую нерешительность на лице всегда жизнерадостного и очень активного профессора. – Увидеть, что с ним все в порядке.
– Увидели? – иронично приподняла бровь миссис Каулитц. – Теперь можете уходить. Я вас не задерживаю.
– Послушайте… – возмущенно начал Дэвид.
– Нет, это вы послушайте меня! – прошипела разъяренная женщина, воинственно делая шаг вперед. – Это вы во всем виноваты! Устроили здесь «Психолог под прикрытием»! Забавная игра получилась? Достаточно повеселились?!
– Симона… – попытался успокоить ее профессор Эдвадс.
– Что?! Знаете, Фрэнк, от вас я такого точно не ожидала. Я понимаю, посторонние, но вы-то! Вы ведь профессионал. Как вам только этот бред в голову пришел?! Тайно подсунуть моего сына к этому мальчику, чтобы Билл все его проблемы выведал. Мало того что это вопиющее нарушение этики, так он еще и погибнуть мог.
Билл молча лежал, не имея ни сил, ни желания вмешиваться в их перепалку. Чуть отвернулся, переведя взгляд, и почувствовал как сердце, дернувшись, замерло где-то в горле. Глаза испуганно расширились, воздуха стало катастрофически не хватать. В дверях, привалившись плечом к косяку, стоял Том. Взгляд был холодный, насмешливый и совершенно чужой. Поняв, что его, наконец, заметили, гитарист ухмыльнулся и, не произнеся ни слова, скрылся из вида. Билл дернулся, собираясь вскочить, догнать и все объяснить, но прошившая тело боль не позволила этого сделать. Соединенный с ним аппарат лихорадочно запищал, реагируя на внутренне состояние…
– Что? – перепугалась Симона. – Билл, что случилось?
– Том, – прохрипел он. – Том все слышал. Он не простит.
– Уходите, – тут же приказала женщина посетителям. Те замялись, не зная, как поступить. – Уходите немедленно! Вы уже достаточно сделали! Оставьте нас в покое! – сорвалась на крик она. Как только в палате не осталось посторонних, Симона села рядом с сыном и принялась гладить его по голове, приговаривая. – Он простит, слышишь? Он очень сильно тебя любит и обязательно простит. Только надо дать ему время, он успокоится, придет в себя и простит. Ты же у меня замечательный, тебя невозможно не простить, – женщина наклонилась, осторожно обнимая, стараясь не причинить лишней боли и целуя его в лоб.
– Я думал, ты на меня злишься, – прошептал Билл, обнимая маму в ответ и пряча лицо на ее груди.
– Злюсь. Но ты мой ребенок, и я тебя люблю. Даже когда ты ведешь себя как самая настоящая бестолочь, – Билл издал какой-то странный звук, похожий на фырканье и всхлип одновременно и еще сильнее сжал Симону в объятиях.
19.
Билла разбудил вкусный запах домашнего печенья. Мама опять что-то пекла, стараясь его порадовать. Парню казалось, что с тех пор как его выписали из больницы, мама только и делает, что печет и суетится вокруг него, не оставляя ни на секунду. Она даже отпуск взяла, чего не делала уже давно. Биллу была приятна ее забота, но очень хотелось побыть одному и подумать.
В больнице он провалялся две недели, и все это время приходилось мириться с чьим-то присутствием. Постоянно мелькающий перед глазами медперсонал. Мама, круглосуточно дежурящая у его кровати. Прибегавшая несколько раз Франсин, благодаря болтовне которой получалось хоть ненадолго отвлечься от печальных мыслей. Каждый день приходил Фрэнк, который чувствовал себя очень виноватым, из-за всего произошедшего. Симона сначала шипела и кривилась при виде профессора, но потом смирилась, видя, как благотворно влияют на сына эти визиты.
Билл действительно был очень рад видеть своего учителя, потому что так он получал информацию о Томе. Никто не знал почему, но именно с Фрэнком гитарист согласился обсудить свои проблемы. В подробности этих разговоров профессор, естественно не вдавался, но Биллу было достаточно просто знать, что с Томом все в порядке, он здоров и начинает потихоньку приходить в себя. А еще профессор Эдвардс предложил Биллу работу на кафедре, и тот согласился, радуясь, что не придется возвращаться в ненавистный супермаркет.
После того как его выписали, Билл вернулся домой, договорившись с Фрэнком, что приступит к работе после окончательного выздоровления. Дома было намного тише и спокойнее. Билл сидел в своей комнате, выбираясь из постели только в случаях крайней необходимости, и тосковал. Прошло уже целых три недели, а Тома он так и не видел. Точнее он видел его несколько дней назад, во время предварительного слушания, но поговорить гитарист так и не пожелал, упрямо делая вид, что в упор его не замечает.
Для Билла несколько часов заседания прошли как в тумане. Он машинально отвечал на вопросы, стараясь не отвлекаться. Вслушивался в слова импозантного, уверенного в себе мужчины, адвоката Рэйчел, который требовал не доводить дело до суда, по причине невменяемости его клиентки. Сама девушка выглядела поникшей и совершенно безучастной к происходящему. Уже сейчас было понятно, что Рэйчел, по результатам освидетельствования, скорее всего, признают недееспособной и приговорят к принудительному лечению. Именно этого добивался ее адвокат, и в том, что у него получится получить желаемый приговор, сомневаться не приходилось. Биллу, в принципе, было все равно, что с ней будет, лишь бы держалась подальше от него и Тома. Он даже немного жалел девушку, совершенно не испытывая к ней ненависти.
В кабинете судьи Том сидел недалеко от него и холодно смотрел прямо перед собой, так ни разу и не повернувшись. Билл с жадностью вглядывался в его лицо, находя малейшие изменения во внешности. Том выглядел энергичным и отдохнувшим, правда, похудел немного, из-за чего черты лица заострились, и парень стал казаться старше. Билл разглядывал переплетенные по-новому косички и непривычно узкую одежду, мечтая вскочить, наплевав на окружающих, подойти и прижаться всем телом.
Билл твердо решил, что даст ему месяц, посчитав, что этого срока вполне достаточно для того, чтобы прийти в себя и обдумать сложившуюся ситуацию, а потом поедет и заставит себя выслушать, во что бы то ни стало. Сдаваться так просто он не собирался. Да он виноват, но, черт возьми, он ведь действительно смог помочь, распутав весь этот клубок. Ни разу не предал, рассказав что-то посторонним. И вообще Том сам виноват в том, что заставил в себя влюбиться, он, Билл, ничего подобного делать не планировал!
Услышав тихий стук в дверь, Билл приоткрыл один глаз и посмотрел на маму, с удивлением отметив отсутствие подноса с едой в ее руках. Он вроде как страдал, и к общению был не расположен, но, несмотря на это, есть почему-то хотелось.
– Завтракать будешь? – спросила Симона, останавливаясь рядом с кроватью. За сына она волновалась, но его выкрутасы ей порядком уже поднадоели.
– Буду, но ты не принесла, – буркнул Билл, зарываясь лицом в подушку.
– Ты вполне уже способен передвигаться самостоятельно, так что спускайся на кухню, все готово.
– Я вообще-то болен! – возмущенно отозвался он. – И ты, как хорошая мать, обязана обо мне заботиться!
– Как хорошая мать, я обязана не дать тебе погрязнуть в самокопании и мнимой депрессии, – насмешливо фыркнула Симона. – Так что, если хочешь получить свой завтрак, вставай, иди в душ, и чтобы в халате я тебя не видела! – и она с совершенно спокойным выражением лица вышла из комнаты.
Билл несколько минут полежал, поражаясь людской жестокости, а потом встал и пошел мыться. Запахи, доносящиеся снизу, были невероятно соблазнительными, и голод с каждой минутой становился все сильнее. Мама встретила его веселым блеском в глазах и Билл, чувствуя себя маленьким капризным ребенком, с гордым видом прошествовал к своему месту. Халат он, повинуясь приказу, надевать не стал, но зато вырядился в самые старые джинсы и футболку из всех, что у него имелись, и сейчас, глядя на это представление, Симона очень веселилась. Сын наконец-то приходит в себя.
– Ты к Тому когда поедешь? – спросила она, пододвигая своему непутевому ребенку тарелку с запеканкой.
– В конце недели… если решусь, – вздохнул Билл, принимаясь за еду.
– А куда ты денешься, – усмехнулась мать. – Пора вам с этой мелодрамой завязывать, а то и себя мучаете, и мне все нервы истрепали. А мне, между прочим, и так потрясений до конца жизни хватило. Сейчас почему поехать не хочешь?
– Он сегодня улетает на пару дней, мне Фрэнк рассказывал, потом вернется, а в конце следующей недели у них гастроли начинаются, надолго. Вот до этого времени и надо все уладить, – Билл положил в рот еще один вкусный кусочек, тщательно прожевал и неуверенно спросил: – Мам, а если я ему, правда, уже не нужен? Ну, может, прошли у него все чувства, или простить не сможет…
– Ерунду не говори, – решительно прервала его Симона. – Билл, я сидела рядом с ним, когда мы тебя у операционной ждали. Поверь мне, такие чувства за три недели не проходят. Так что прекращай изображать тоскующее привидение и приводи себя в порядок. Похож непонятно на что. Тощий, бледный, Том же тебя испугается, когда увидит, – Билл надулся и обиженно отодвинул от себя пустую тарелку. – И вообще, тебе еще оправдательную речь придумать надо.
– Я уже придумал, – проворчал Билл, вызвав улыбку. – И даже прорепетировал.
– Вот и умница, – похвалила мать. – Я сейчас на работу ухожу, ненадолго, просто график уточнить, и в магазин по дороге заехать нужно будет, а когда вернусь, чтобы этого трагичного выражения на твоем лице не было. Понял?
– Мгм, – согласился Билл, допивая чай.
Билл помыл посуду, дождался, пока мама соберется, закрыл за ней дверь, постоял пару минут и, тяжело вздохнув, поплелся в гостиную, собираясь поваляться на диване и посмотреть какой-нибудь фильм. Идти к себе не хотелось. За это время вид собственной комнаты надоел до невозможности.
***
Том обреченно застонал, услышав надрывный вопль будильника, и только сильнее зажмурился, не желая реагировать на его призыв. Проснулся он уже довольно давно, но вставать все равно было неохота. Ему вообще в последнее время не хотелось шевелиться. Было непреодолимое желание закрыть все двери и окна и спрятаться подальше от посторонних взглядов и звуков. Но приходилось ходить на репетиции, участвовать в интервью и всякими другими способами изображать жизненную активность.
Скосив глаза на будильник, Том решительно ударил рукой по кровати, откинул одеяло и пошел в душ. Времени на то, чтобы валяться в постели сегодня не было. Через несколько дней у них должна была выйти новая песня, на которую планировалось снять клип. Именно для этого они сегодня должны были лететь в другой город. Том не очень понимал, почему нельзя отснять все дома, так как съемки предстояли только в павильоне, но раз Дэвид сказал – значит нужно.
Поэтому душ, кофе и в аэропорт. Работа, в конце концов, – это не так уж и плохо, помогает отвлечься от ненужных мыслей, а таковых в его голове в данный момент была целая куча. Том включил воду и прикрыл глаза, подставляя лицо под горячие струи, и вспоминая, как он ходил к Рэйчел. Дэвид отговаривал его, но Том настоял. Ему хотелось поговорить с девушкой, разобраться во всем раз и навсегда.
Он очень сильно удивился, узнав, что они были знакомы раньше. Во время разговора, пока Рэйчел уверяла его в своей любви, Том так ее и не вспомнил. Эта встреча оставила очень тяжелый осадок, который долго не проходил. Только через несколько дней совершенно неожиданно в голове замелькали какие-то смутные образы, наталкивающие на воспоминания. Незнакомая женщина, которую мама представила как новую соседку… Злость, из-за того, что его настоятельно просят подружиться с дочерью этих самых новых соседей… Девочка оказалась тихой, ненавязчивой и сильно не раздражала, поэтому Том быстро привык к ее постоянному присутствию… Больше на встречи с Рэйчел он не соглашался, как она ни упрашивала. Ему просто нечего было ей сказать.
Том выключил воду, вытерся и подошел к зеркалу, пристально вглядываясь в него. Отражение было каким-то чужим. Наверное, виной всему были косички, непривычно заплетенные ровными рядами. Когда он в последний раз был на коррекции, то потребовал чего-нибудь новенького и парикмахер сотворил это. В принципе, обновленная прическа Тому нравилась, просто он к ней еще не привык.
Он ко многому сейчас привыкал заново. Новая прическа. Новый стиль в одежде. Поддавшись сиюминутному порыву, Том, сам не зная зачем, почти целиком обновил свой гардероб, накупив чего-то непривычно узкого и обтягивающего. А потом долго матерился, обнаружив, что вещи очень похожи на те, которые подбирал для него помощник для участия в благотворительном вечере.
Новые воспоминания о прошлом и общение с тетей. Том улыбнулся, наливая кофе и думая, что надо бы ей позвонить перед отъездом. Они вообще теперь довольно часто созванивались. Тетя приезжала, для того чтобы дать показания, и осталась у него на ночь. Они разговаривали почти до утра. Тому казалось, что той ночью они сказали друг другу больше, чем за все годы совместного проживания. Лучшими друзьями они пока не стали, но хрупкий мостик на пути к взаимопониманию был положен. Том чувствовал, что они становятся семьей. И терять это, очень приятное чувство, он больше не собирался.
Так же новым в его жизни стал чертов психолог, которого Дэвид ему все-таки навязал. Том скрепя сердце согласился. Никого чужого впускать сейчас в свою жизнь он был не в состоянии, поэтому остановил свой выбор на Фрэнке, решив, раз уж это так необходимо, то пусть будет человек, который и так уже осведомлен о его проблемах.
А еще так он чувствовал себя ближе к Биллу. Том видел его во время заседания, хотя изо всех сил делал вид, что не смотрит, напоминая себе, что злится. Но при взгляде на бледное уставшее лицо, очень сильно захотелось забить на все обиды, подойти и прижать к себе. Но Том этого так и не сделал. Стойко продержался до конца заседания, вежливо со всеми попрощался, пришел домой и напился в хлам. Он пил два дня, до тех пор, пока не приехал Дэвид и не устроил ему разнос.
Том ополоснул кружку, схватил лежащие на столике ключи и вышел из квартиры. Пора было ехать в аэропорт, на неприятности нарываться пока не стоило, за опоздание, до сих пор злой Дэвид, точно оторвет ему башку. Приехал он на удивление быстро, застав на месте только продюсера, оживленно разговаривающего по телефону, и дремлющего в кресле Густава. Приветственно махнув Йосту рукой, Том показал на бар, решив выпить еще кофе, пока есть время.
Он сидел, потягивал горячий напиток и оглядывался по сторонам, ни о чем не думая. Улыбнулся, заметив двух мальчишек, бегающих друг за другом, держа над головами маленькие игрушечные самолетики. Видимо, у них было что-то вроде гонок. Мальчишки были милыми, забавными и очень увлеченными своей игрой.
Допив кофе и расплатившись, Том пошел к своим. Пора. Уже подтянулись Макс с Георгом и скоро объявят их вылет. Сев в пустое кресло рядом с Густавом, Том невидящим взглядом уставился на замысловатый рисунок мраморного пола. Было какое-то странное чувство. Будто он что-то упускает. Что-то очень важное. Что-то такое, что непременно нужно вспомнить, иначе будет плохо.
Том задумался, заново прокручивая сегодняшнее утро, вспоминая, все ли он выключил и закрыл. Кофеварка отключалась автоматически. Дверь он точно замкнул. Машина в безопасности, на стоянке аэропорта. Бумажник в баре не остался.
Вдруг, как в замедленной съемке, Том увидел мальчишек и маленькие самолеты у них в руках… и ничего. Только улыбка и чувство легкости при виде милой, забавной сценки.
– Я не могу сейчас ехать… – пробормотал Том, до конца не понимая, что говорит это вслух.
– Что? – встрепенулся Йост.
– Мне нельзя сейчас уезжать. Я остаюсь, – громче и увереннее проговорил Том.
– Какого черта? О чем ты вообще говоришь?
– Я остаюсь, – повторил он твердо, поднимаясь на ноги. – Приеду завтра. А лучше послезавтра. Вы и без меня там справитесь.
– Ты соображаешь, что ты несешь вообще, мать твою?! – заорал Дэвид, тоже вскакивая со своего места. – Посадку через десять минут объявят. У нас работы край непочатый! Завтра съемки с самого утра начнутся, а неустойку за задержку, по нашей вине, между прочим, мне выплачивать придется! А он какую-то хе*ню мне втирает, как малолетка. Ты меня достал! Если сейчас уйдешь, я тебя уволю к чертям…
– Я не могу никуда ехать без своего помощника! – рявкнул Том и, схватив сумку, сорвался с места.
Он оглянулся на секунду, услышав громкий окрик Дэвида. Хохотнул, увидев, как к продюсеру подскочил сияющий Макс и, сверкая неотразимой улыбкой, начал что-то говорить, энергично размахивая руками и преграждая дорогу. Не обращая больше ни на кого внимания, Том побежал к выходу из здания аэропорта, радуясь, что решил ехать на своей машине и потратиться на платную стоянку. Зато сейчас нет необходимости брать такси.
Пробки. Чертовы пробки на дорогах, задержали его часа на два. Он не видел Билла целую вечность и, казалось, что еще несколько минут отсрочки он физически выдержать не в состоянии. Том ругал себя последними словами за то, что целых три недели, как последний кретин, корчил из себя оскорбленную невинность, упиваясь мнимой обидой, которая нахрен никому не сдалась, только мучая этим их обоих.
Как же дико он соскучился. По нарочито серьезному взгляду, готовому в любой момент сорваться на улыбку. По запаху. По полным желания и смущения прерывистым вздохам. Том столько всего хотел ему сказать. Он даже план составил, пока торчал в автомобильной ловушке. Первым делом наорать за то, что обманул. Во-вторых, потребовать полный отчет о проведенном без него времени. А потом затащить в постель и не выпускать, по меньшей мере, месяц. И плевать на все. На работу, Дэвида, гастроли. Даже на Симону плевать, хотя она – Том был совершенно точно в этом уверен – должна его понять и поддержать.
Том нервно выстукивал на руле какой-то странный мотив. Матерился, без конца поглядывая на часы. Включал радио. Снова его выключал, раздражаясь от звуков жизнерадостного мужского голоса. А потом, когда удалось вырваться, с занудством престарелой миссионерки контролировал стрелку спидометра, стараясь не превышать скорость. Стычки с полицией ему сейчас были совершенно ни к чему.
Машину он бросил где-то на обочине, не позаботившись поставить как следует. Взлетел на крыльцо и громко настойчиво постучал, переминаясь с ноги на ногу от нетерпения. В горле образовался болезненный ком из-за рвущихся наружу слов. Дверь не открывали. Том постучал громче, под конец ударив кулаком со всей силы.
Послышались шаги. Тихое недовольное бухтение. Дверь медленно открылась, и Том наконец увидел его. Бледный, взъерошенный, как подравшийся воробей, совершенно не накрашенный, одетый в растянутую полинявшую футболку и старые джинсы. Худой до невозможности. Самый красивый на свете.
Том стоял и смотрел, не в силах выдавить из себя ни звука. Он точно знал, что стоит только начать говорить, и его уже невозможно будет заткнуть до тех пор, пока не выскажет все, что намеревался, но первое, самое главное слово категорически не хотело срываться с губ.
Билл тоже молчал. Застыл, уставившись на него огромными глазищами, словно не веря, дышал тяжело и молчал. Потом его глаза заблестели, а нос стремительно начал краснеть. Билл часто заморгал и отвернулся в сторону, как-то странно засопев. Том сделал два больших шага, на ходу захлопывая дверь, сгреб его в охапку и сильно прижал к себе, наплевав на то, что, наверное, делает больно неосторожными движениями. Билл расслабился в его руках и облегченно выдохнул, как будто, наконец, получил передышку после тяжелой работы.
Том зарылся лицом в его волосы, чувствуя, как тонкие пальцы впиваются в спину, сминая футболку, и счастливо улыбнулся. Главным сейчас было ощущение того, как нервно в его руках подрагивает тощее тело, а сказать все, что хотел, он еще успеет.
