сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)
— Я понимаю это, я стараюсь помочь, быть рядом. Я ведь с первого курса нарушаю правила, помогая Гарри, и он это знает.
— Это очень хорошо, Гермиона, но ему нужны ещё друзья, соратники. Волшебники, которые пойдут за ним. Семья, которую ему захочется защищать. Возможно, отдать жизнь во имя высшего блага. А пока рядом вы в качестве возлюбленной, на это шансов нет.
Меня трясло. Я понимала. Догадывалась. Но то, что этот волшебник может решать, какой должна быть жизнь Гарри, приводило меня в бешенство.
— Вы не можете решать за Гарри, — я вскочила с кресла.
— Я и не буду решать, это сделаете вы, — Дамблдор продолжал смотреть на меня, словно говорил элементарные вещи ребенку, которым для него по сути я и была. А мне хотелось вцепиться ногтями в стол, потому что понимала: бороться с волшебником такого уровня невозможно. Он говорил разумные вещи, но от этого не менее жестокие.
— Я не откажусь от Гарри. Вы не можете нас заставить расстаться. Он любит меня, — я словно убеждала его и себя. Я лепетала перед ним. Но мне было неважно, главное дать понять, что я буду стоять до конца. Потому что свой выбор в жизни я сделала давно. Этот выбор — Гарри Поттер.
— Я не прошу отказываться от него, я прошу быть с ним в другом качестве. Защищать его. И защитить своих родителей, потому что, как только станет известно, что вы возлюбленная Гарри, ваших родителей найдут, чтобы найти вас, — он встал и прошёл к тому самому омуту памяти, о котором так часто упоминал Гарри.
— Вы… уверены? То есть… разве нет защиты для маглов?
— Только на время, об этом позже. Сначала, Гермиона, позвольте показать вам воспоминания Рабастана Лейстренджа, что некоторое время сидел в Азкабане, но сбежал, — Дамблдор взял один из многочисленных пузырьков с голубовато-серебристой жидкостью и вылил в омут памяти. — Прошу вас.
Я окунулась в чашу вместе с директором, который держал меня за локоть, как будто ждал, что я начну сопротивляться. Я перевела взгляд на происходящее… и закричала.
Это был обычный дом, что стоят в окраинах Лондона сотнями. Светлая гостиная, так похожая на нашу. А в центре — двое пожирателей смерти, из-за масок было не видно их лиц. Зато хорошо было видно их члены, которые проникали в стоявшую между ними женщину. Они грубо насиловали её, нанося удары руками по разным частям тела и громко смеялись как животные. Один член занимал её рот, заглушая крики боли. Другой быстро вбивался в её промежность, из которой текла кровь. Её тело было покрыто мелкими порезами, а глаза полны слёз. Она попыталась их закрыть.
— Открой глаза, дрянь. Смотри на своего мужа, магловская шлюха, — сказал третий пожиратель, который стоял рядом с мужем женщины, который висел на стене, привязанный заклинанием, и с широко открытыми глазами наблюдал за происходящим. Удары заклинаний сыпались по разным частям тела, в основном в живот и пах.
— Вы не достойны плодиться, твари! Мы будем вас давить, как тараканов! — кричал пожиратель.
Спустя мгновение, когда насильники закончили, и безвольное тело упало на пол, они отошли от неё, поправляя одежду.
— Пожалуйста, — прохрипела женщина, чьи волосы были измазаны кровью и спермой.
— Что? Я не расслышал, — пожиратель подошел к ней. Схватив её за волосы он задрал её голову и посмотрел в глаза. — Вы тля, недостойны жалости, — он перерезал ей горло заклинанием, выпущенным из палочки.
Мужчина, прикованный к стене, затрясся, он смог преодолеть чары и с нечеловеческим воем напал на того, кто стоял ближе всех.
— Твари! Убью! — проревел он, срывая маску Рабастана Лейстренджа и вбивая кулак ему в челюсть. Магла недолго преследовала удача. Он тут же отлетел к стене и был сражён зеленым лучом прямо в грудь.
— Вот же гад, рубашку кровью закапал, — сказал Рабастан и небрежным движением очистил свою одежду.
Мы покинули омут памяти, приземляясь обратно в кабинете Дамблдора. Меня скрутило, но рвоты не было. Я задыхалась, слезы душили меня. Я не могла поверить, что люди, нет, волшебники, способны на подобное.
— Зачем? — проревела я. Дамблдор что-то хотел мне доказать, и его методы меня ужаснули.
Я лежала на полу у омута, а директор, молчавший всё это время, наконец нарушил тишину. Он поднял меня и усадил в кресло у стола.
— Я не хотел вас напугать, — печально сказал он.
— Не… хотели? — злость поднималась во мне. Я посмотрела на директора и закричала. — Не хотели?! Тогда будьте добры и расскажите, какую цель преследовали!
Дамблдор смотрел на меня без тени жалости, — вы должны были увидеть, то, насколько могут быть жестоки наши враги. Они не знают жалости.
— Так же, как и вы, — меня просто бесили методы этого мудреца доказывать свою точку зрения.
— Напротив, я очень беспокоюсь за жизнь своих учеников и их родителей.
— Вы говорили… их можно защитить. Мои родители, — я отгоняла от себя картинки, увиденные в омуте.
— Есть заклинание, оно стирает память. Если помните, неправильное его использование могло привести к непоправимым последствиям. Помните профессора Локконса?
— Я должна… заставить своих родителей забыть меня?
— Да, и внушить мысль уехать, как можно дальше, например, в Австралию. Тогда у них есть очень хороший шанс прожить долгую и спокойную жизнь.
— Без меня. Что… что взамен? — я уже знала, ради победы и жизни родных, нужно было пожертвовать близкими людьми, Гарри.
— О, сущая малость, проделать те же действия с Гарри.
— Что? — мысли мои неслись как скоростной поезд. Стереть Гарри память? Он же всё забудет. Всё, что между ними было. Я не могу. Он вернет друзей, Рона. Женится на Джинни, станет частью семьи Уизли. Будет ей просто другом. Она всегда будет рядом. Эти отношения с самого начала были ошибкой. Я спасу родителей. — Сколько у меня дней?
— Думаю, недели вам хватит, чтобы освоить необходимые навыки. Вы будете приходить по вечерам в кабинет профессора Снейпа, — улыбался Дамблдор, зная с самого начала, что я приму его условия.
У меня сразу же возникло множество вопросов. Почему профессор Снейп? Словно слыша мои вопросы, он поясняет.
— Он самый сильный легилимент из ныне существующих в Британии. С ним вы быстро освоите необходимую теорию и попрактикуетесь.
На словах я полностью смирилась с той судьбой, что выбрала. Но в душе меня терзали сомнения, которые долго рвали когтями моё сердце на куски.
***
— Гермиона, — сказал Гарри, и я оказалась в родных руках, как только вошла в портрет большой дамы. — Я так волновался.
— Профессор Снейп по приказу Дамблдора будет учить меня, — слезы высохли, пока я шла в гостиную Гриффиндора, раздумывая, что рассказать Гарри, когда он спросит. Это объяснение не было ложью, но и правды я сказать не могла.
— Гермиона, это же прекрасно, теперь нам ничего не страшно, — Гарри был так полон энтузиазма, что я невольно улыбнулась. Мой взгляд наткнулся на взбешённого Рона, он единственный оставался в гостиной.
— Что, натрахались на каникулах? — голос был полон яда. Через несколько дней Рон вновь станет собой, и тогда можно снова будет убеждать себя, что поступила правильно. Спасла дружбу. Разрушила свою жизнь.
— Рон, не лезь в чужие разговоры, — Гарри даже не обернулся.
— Больно вы мне нужны, — сказал он и ушёл.
Слова бывших друзей вернули меня в реальный мир. У меня всего несколько дней, я не собиралась терять ни секунды.
— Пойдем со мной, — сказала я возлюбленному.
***
Я привела Гарри в ванную старост, в которой он когда-то открыл тайну яйца для задания в турнире трех волшебников. Я резко встала перед ним на колени. Память никогда не восстановится, он никогда не вспомнит, как часто я расстегивала ему ширинку и брала его твердый член в руки. Я начала медленные движения головой, смотря в его глаза. Он сначала ничего не понял, потом покорно принял мой напор и стал наслаждаться. Он держал меня за голову и насаживал на свой влажный от моей слюны конец до упора. Темп увеличивался. Мне было больно, но я терпела. Потому что боль от проникновения члена заглушала боль душевную. И когда я это поняла, меня понесло. Я начала сходить с ума. Мощная струя ударила мне прямо в горло. Я глотала сперму, как глотала слезы час назад, понимая — это конец.
— Гермиона, это было просто… ты как?
— Хорошо, Гарри, мне очень хорошо.
Я гладила свои губы. Шагала назад к бассейну и раздевалась. Когда последняя деталь одежды была откинута, я повернулась к Гарри спиной и прыгнула в воду. Она в бассейне всегда была чистая и подогретая. Он еще некоторое время стоял в ступоре, но, очнувшись, прыгнул за мной и начал догонять.
Плавать я хорошо не умела, он настиг меня быстро. Посадил на бортик и раздвинул ноги. И посмотрел на открывшуюся часть моего тела.
— Как же сладко. Я скоро буду там. Ты хочешь этого?
— Очень хочу, Гарри. Я всегда буду тебя хотеть.
— Всегда, — повторил он.
***
1997 год
Ноги подкашивались. Опустившись на кровать, я вспоминал, как Гермиона сладко стонала, когда я вбивался в нее. То, что произошло, никак не укладывалось в голове. Я не думал, что ей захочется сделать это таким образом. Я хотел. Конечно, хотел. Но о таком сексе я не упоминал, чтобы не получить по лицу от любимой. Ей было больно, я сразу это понял. Но я продолжал проникать в нее, следуя ее желаниям. Эта сторона Гермионы тоже мне нравилась. Я лег в постель, но сцена в ванной старост не выходила у меня из головы. Плоть снова стала твердой. Я несколько раз провел по ней рукой, мечтая чтобы Гермиона оказалась здесь.
— Гарри, — она вошла, закрывая полог, и, взмахнув палочкой, наложила заглушающие заклинания.
— Мерлин, Гермиона. Я думал, ты спишь.
— Я хотела пожелать спокойной ночи. Ой, о чём ты думаешь? — она стояла в одной длинной ночной рубашке, сквозь которую четко просматривались очертания груди, и смотрела на одеяло, оттопыренное моим членом.
— О тебе, конечно, залезай, — сказал я, откидывая одеяло, но она сразу стянула плавки. Я даже не сообразил, что происходит, а она уже села на мой член до конца, что вызвало общий стон.
— Герм, что ты делаешь… Даа, — я снял с неё сорочку и потянулся к груди.
Она молчала, сжимая зубы, и двигалась мощными рывками, волосы разметались по плечам, а грудь подпрыгивала в такт движениям. Её руки гладили моё тело везде, до куда могли дотянуться. Скачка продолжалась, тела покрылись потом, и я понимал, что уже скоро кульминация, я переместил руку к ней в промежность и надавил на клитор. Стон, который она издала, дал мне команду. Я начал двигать бедрами снизу, заставляя пружину внутри скручиваться быстрее, пока не произошел взрыв, который заполнил её лоно моим семенем. Гермиона устало привалилась к моей груди, поцеловав в губы.
— Спать хочу.
— Так ложись здесь, — мы так и засыпали, соединенные и счастливые, только я вдруг почувствовал влагу на её щеке.
— Герм, ты плачешь? — она не ответила, легонько посапывая.
С этого момента Гермиона спала со мной каждую ночь.
***
Мы сходили с ума, выискивая момент, чтобы совокупиться, как животные у первой попавшейся стены, сбегая от чужих взглядов. Заброшенный кабинет, подземелья, Тайная комната — это было похоже на марафон. Она просила сделать ей больно, но каждый раз стонала, получая новый заряд удовольствия. Только по вечерам она уходила на занятия со Снейпом, но возвращалась ещё более дикая. Она не рассказывала подробностей, и сразу отвлекала внимание, принимаясь терзать моё тело.
Гермионе всегда было мало. Мне становилось страшно, потому что мы перестали разговаривать. Я знал, что теряю её, но не понимал, как можно исправить ситуацию. Каждый раз был словно последний.
Слезы всё чаще можно было заметить в её глазах. На вопросы она не отвечала, только улыбалась и плотоядно опускала взгляд к моей ширинке. Я сдавался, стараясь быть с ней хотя бы таким образом. Мы не прогуливали занятий, но остальное время было занято поиском мест, чтобы сорвать с друг друга одежду и соединиться.
Спустя неделю её трудно было узнать, в глазах было сумасшествие, которое делало мне больно.
— Гарри, сильнее. Целуй меня. Сожми меня крепче.
— Гермиона, я уже слышу хруст твоих костей, куда крепче? — я обнимал её, переводя дыхание после скачки, которую мы устроили в выручай-комнате.
— Гарри, пожалуйста, еще, — слезы снова потекли из её глаз. Руки потянулись к моему члену. Я оттолкнул их.
— Гермиона, твою мать. Убери руки. Что происходит? Мы трахаемся, как кролики. Ты наплевала на учёбу. Не ходишь в библиотеку, только выискивая момент, как бы залезть в мои трусы! — я дошёл до предела, вся эта неделя была одним сплошным эротическим кошмаром. Я хотел проснуться и увидеть свою нежную девочку, заводящую одной только улыбкой и пером в руках. Но это не было сном. Была Гермиона, которая, рыдая, спускалась к моим ногам и обнимала. Я снова поднял её и встряхнул.
— Вернись ко мне! Я здесь! Я люблю тебя! Я буду любить тебя всегда! — орал я.
— Не будешь! — прорыдала она, глотая слезы, — больше не будешь…
Я не понимал ровным счетом ничего, и Гермиона не хотела меня просвещать. Её рыдания становились сильнее, голое тело сотрясала истерика. Я никогда её такой не видел. Я весь покрылся липким страхом. Удар по лицу — пощечина. Только так я мог привести её в чувство.
— Очнись! Объясни! Это проклятие? Нам нужно в Мунго? — кричал я. Она раскачивается из стороны в сторону, и красные глаза выглядывают из-под покрывала пышных волос. Сравнение было ужасным, но в своем сумасшествии, она напоминала мне сейчас Беллатрису Лейстрендж. Я разозлился ещё больше. — Всё. Хватит. Пошли к Дамблдору, он всегда знает, что делать. Или это Снейп? Из-за занятий ты такая? Что он тебе сделал? — я начал уже умолять, когда реакции на гнев не последовало. — Гермиона, я не могу потерять и тебя. У меня больше никого нет. Пожалуйста, пойдем.
Гермиона очнулась, словно услышала сигнал к действию. Посмотрела на меня и улыбнулась.
— Всё хорошо, всё будет хорошо, — она поднялась, и потянулась ко мне.
— Говори со мной, не отталкивай меня, — я принял объятье и крепко прижал к себе её хрупкое тело.
— Без слов, пожалуйста, просто поцелуй меня. Я люблю тебя, Гарри Поттер.
— Я тебя люблю.
Я склонился к её таким солёным и дрожащим от слез губам, надеясь, мечтая о прежней Гермионе. В её руке мелькнула палочка, и я услышал лишь слово:
— «Obliviate»
========== Глава 3. Когда нужна помощь ==========
Мегаполис жил своей обычной, крайне насыщенной и полной контрастов жизнью. По дорогам тут и там сновали автомобили, время от времени собираясь в пробках или сталкиваясь в авариях. По улицам и тротуарам сновали толпы самых разных людей: белых, жёлтых, чёрных, больших и маленьких, старых и молодых. Они либо спешили по своим делам, игнорируя окружающий мир, либо просто гуляли, наслаждаясь последними, на удивление тёплыми, осенними деньками.
Приглушённый хлопок, внезапно раздавшийся в одной из подворотен, органично вплёлся в многоголосие большого города, и поэтому почти никто не обратил на него практически никакого внимания. Как и на двух ничем не примечательных людей, вскоре появившихся из неприметного переулка между двумя домами. Эти люди были сосредоточены и спокойны, но на их лицах отчётливо читались следы пережитой боли, страданий и скорби. Их жизнь явно нельзя было назвать хоть сколько-нибудь простой.
Двое — мужчина и женщина — шли вниз по Оксфорд-стрит. Женщина с длинными заплетёнными в косу каштановыми волосами в свои тридцать семь лет была всё ещё стройна и красива. Черноволосый мужчина с выразительными зелёными глазами был суров и мрачен, но это выражение не делало его вид отталкивающим.
Гарри Поттер и Гермиона Грейнджер — а это были именно они — дошли до небоскреба из синего стекла и бетона, коих в Лондоне было не счесть, и вошли внутрь.
Пока Гарри осматривал дорогое убранство фойе офисного здания, Гермиона прошла на ресепшн за одноразовыми пропусками.
— Гарри, — позвала она, вернувшись, — пойдём, нам на двадцать шестой.
Медленно поднимаясь в лифте, он притронулся к её руке, и, не встретив отторжения, потянул её на себя. Гарри и Гермиона стояли очень близко, словно расстояние могло их убить, и смотрели в глаза друг другу, пытаясь разобраться в своих отношениях. Он любил её и уже почти простил, вот только забыть о её поступке у него никак не получалось.
— Ты уверена, что нам это нужно? — поинтересовался он. — Это как-то… по-магловски, что ли. Семейный психолог.
— Не психолог, а доктор психологических наук. Не будь снобом, Гарри. К тому же, нам это на самом деле нужно. Мы не сможем быть счастливы вместе, пока не разложим все события по своим местам в книжном шкафу нашего сознания.
Гарри усмехнулся такой сложной и весьма характерной ей аллегории, но глаз от Гермионы так и не оторвал. Он вновь стал серьёзным и прошептал:
— Мне это не нужно, я… всё равно тебя люблю.
