сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)
Гермиона была прижата спиной к Люциусу Малфою, взгляд которого выражал безусловную решимость, словно в его жизни больше не осталось смысла. Гарри мог его понять, но потерять он боялся не ребёнка, а любимую женщину.
Гарри нажал на курок, но кинжал Малфоя-старшего успел сделать надрез на шее Гермионы, из которого сразу полилась кровь.
В этот же момент подоспели отряды, которые были вызваны по медальону несколько минут назад. Но никто этого даже не заметил.
Гарри взвыл, как раненый зверь, и упал рядом с Гермионой. Он прижал к её ране ладонь, сдерживая поток крови.
— Гермиона! Не смей умирать, — прорычал он и попытался аппарировать. Барьер его не пропустил. Он начал звать домовиков, но и они не слышали его зов.
Гарри понимал, что ещё немного, и он начнёт крушить всё кругом. Он не мог потерять Гермиону, просто не имел права!
— Гермиона, как затянуть рану? Кто-нибудь знает?! — прокричал он, повернувшись, но его люди лишь качали головой. — Мерлин тебя задери. Гермиона!
Она не могла говорить. Она пыталась произвести хоть слово, но изо рта вырывались лишь хриплые неопознанные звуки. Её взгляд всё еще был осмысленным, но потихоньку искра жизни угасала в глазах. Она тяжело подняла руку и коснулась своего виска. Он после секундного раздумия направил палочку и дрожащим голосом прошептал:
— Легилименс.
Он никогда раньше не произносил этого заклинания, но сейчас у него не было и шанса на выбор. Страх поглотил его, казалось, что он превратился в бестелесное существо, наблюдающее за всем со стороны.
Для Гарри перестало существовать всё. И дети, которые требовали помощи, и отряды, ожидающие приказов и даже убитые, которых надо отнести отсюда.
Всё его внимание сейчас занимала только Гермиона. Вся её вина потеряла для него смысл. Мысль, что он больше не увидит этих карих глаз, в которых он видел и заботу, и ярость, и усталость, и страсть, и любовь, была невыносимой. Он не собирался жить без этой женщины. Ни в этом мире, ни в каком другом.
— Прошу тебя, Гермиона, — умолял он про себя, надеясь, что она слышит его, — ты же сама меня не простишь, если мы оставим детей одних, а без тебя я здесь жить не буду, слышишь меня? — закричал он в своём сознании.
***
Через минуту он уже шептал заживляющее заклинание, и страх, сковавший сердце, потихоньку отступал.
В комнату вбежал Снейп и хотел оттолкнуть Гарри, но наткнувшись на безумный взгляд, сделал шаг назад.
— Вы справились, — одёрнул он тёмный сюртук, словно в волнении, — я приятно удивлён, но сейчас вы нужны здесь, а я переправлю мисс Грейнджер в Мунго.
Гарри ещё секунду пялился на Снейпа, потом позвал Стивенсона и сказал, чтобы тот глаз с Гермионы не спускал.
Снейп поднял Гермиону на руки и через секунду скрылся.
Гарри смотрел, как уносят остальных пострадавших, и даже не заметил взгляд старшего сына, который внимательно наблюдал за отцом. Гарри думал только о том, что увидел в сознании Гермионы помимо нужной информации. Почему-то там всплыло воспоминание Лейстренджа, которое им показывали в школе Аврората, когда маглу зарезали, полоснув кинжалом по горлу. Гермиона могла увидеть это только в том случае, если кто-то специально показывал это ей в надежде запугать. И кажется Гарри знал, кто мог такое сделать.
К нему неожиданно на руки запрыгнула Роза Уизли, очевидно, потому что его лицо было самым знакомым из присутствующих, а отца, который так и остался за стеклом, она даже не увидела. Гарри не растерялся и трансфигурировал свой платок в плед. Он укутал девочку и с этой ношей покинул здание, оставляя Отдел Правопорядка разбираться с последствиями своего недосмотра.
***
Над кабинетом Дамблдора время не властно. Никто из директоров, занимавших его после, даже не посмел что-то переделать здесь.
Гарри оглядывался, вспоминая многие часы, проведённые здесь, и собственную истерику после битвы в Министерстве в 1995 году. Его вдруг заинтересовало, не было ли здесь наложено специальных чар влияния, которые помогали оставаться кабинету в прежнем состоянии.
Он попал сюда, как глава Аврората, и ни у кого не было даже мысли его не пропустить. Возможно, Дамблдор ждал его.
— Гарри, мой мальчик. Я уже и не надеялся увидеть тебя не на колдографии.
— Вы не были великим волшебником, — сразу начал Гарри, не собираясь даже разговаривать с портретом. Он пришёл сюда лишь с одной целью. — Вы были манипулятором, преследовавшим свои цели. Что вам мешало сразу рассказать о крестражах? Что мешало вам лучше меня подготовить или хотя бы объяснить, что меня ожидает? Вы же просто переставляли нас, как пешки на своей шахматной доске. С самого первого курса, а может и раньше. Я всё чаще задумываюсь, а не было ли правление Волдеморта тоже вашим продуманным планом.
— Гарри, ты не можешь так думать!!!
— К сожалению, могу. Слишком много неувязок со всем произошедшим в том же восемьдесят первом году. Я знаю, как должна была поступить настоящая мать. Она должна была забрать меня и скрыться, как только узнала об опасности. Но она сидела и ждала. Ждала своей смерти, чтобы возродился избранный. Так ведь, Альбус!? Вы методично избавлялись от всего, что связывало меня с жизнью. Готовили жертву!
— Гарри! Послушай! Ты не понимаешь...
— Даже не собираюсь, — Гарри поднял руку, останавливая поток слов. — Вы всего лишь образ того человека, которого я однажды возненавидел, но и вас можно уничтожить.
Сквозь целый рой жужжащих голосов со всех сторон Гарри направил палочку вверх и произнёс два латинских слова. Первое заклинание надело чёрную ленту на глаза всем персонажам портретов, а второе пустило искру в портрет Дамблдора.
Гарри с удовольствием наблюдал, как образ великого манипулятора покрывался пламенем и исчезал в нём. Как только это произошло, кабинет начал преображаться, превращаясь в огромное круглое помещение, в котором неизменны остались лишь портреты и омут памяти.
***
Гермиона медленно приходила в себя, но всё ещё плавала в облаках бессознательного состояния, вызванного обезболивающими зельями. Она медленно открывала глаза и пыталась вспомнить, кто она и что это за место. Повернув голову вправо, Гермиона некоторое время с улыбкой наблюдала за бушующим морем в окне, почему-то прекрасно осознавая, что это иллюзия. Но откуда...
— Я помню, что ты полюбила именно такое море, — послышался мужской голос, — неуправляемое и безумное.
Гермиона резко повернула голову на голос и уткнулась взглядом в Гарри Поттера, который стоял очень близко к больничной койке.
Наконец, воспоминания заполнили разум. У неё были сотни вопросов и сотни слов, но она не захотела ничего говорить, только стремительно поднялась с кровати, но через секунду была вжата в койку мужским телом.
Она гневно взглянула в зелёные глаза.
— Не считаешь, — прошептала она хрипло, сама удивляясь своему голосу, — что это не вовремя.
— Тебе пока лучше не вставать, а это первое, что пришло мне в голову...
— Ну конечно. Пусти. Я хочу проведать детей.
— Знаю, — Гарри кивнул и немного потёрся о Гермиону выступающей частью тела. — Они в порядке и спят. Правда. Даже Роза толком ничего не помнит.
— Я хочу их увидеть.
— Увидишь. Дай мне... — Гарри заволновался, и Гермиона почувствовала его участившееся сердцебиение. Таким она не видела его очень давно. — Дай мне несколько минут. Нам надо поговорить.
— Сейчас? — спросила она, немного расслабляясь и устраиваясь поудобнее.
Про детей Гарри не стал бы врать, да и послушать его стоило. Нормально они не разговаривали очень давно.
— Именно, — он перекатился на бок и улёгся так, чтобы Гермиона оказалась на его плече. — Наверное, не смогу так долго смотреть в твои глаза. Только не перебивай.
Гермиона кончиками пальцев коснулась своего шрама на шее, вспоминая, какая глупость привела к такому исходу, и потянулась к заросшему щетиной лицу Гарри. Она лаской выразила благодарность за спасённую жизнь. И если Гарри хотел выговориться — надо послушать.
Он взъерошил свои волосы, ещё крепче прижал к себе Гермиону и заговорил:
— Я никогда не умел говорить складно. Обычно это делаешь ты. Сейчас мне хочется, чтобы ты знала... Я люблю тебя... Не перебивай! Я же просил, — он вернулся к спокойному тону, а его рука начала поглаживать волосы Гермионы. — Мне кажется, желание быть с тобой и в тебе... превратилось для меня в дыхание. Я не могу без тебя. И я знал, что и с тобой происходит примерно то же, и, наверное, давил на твоё чувство вины. Вчера. Да, всё произошло вчера... я чуть не потерял тебя. И если быть честным, я бы лёг там рядом с тобой, если бы ты умерла. Потому что без воздуха жить невозможно. Ты мой воздух. Порой его не замечаешь и не ценишь, но и жить без него не можешь. Я хочу быть с тобой и готов пойти ради этого на любые... как их там...
— Компромиссы, — подсказала Гермиона.
— Да, точно. Что скажешь?
— Думаю, если ты немного ослабишь хватку, кислород в мой мозг пойдёт быстрее, и я тебе смогу ответить, — её голос был сдавленным.
— Да, конечно. Прости, — он немного разжал руки, и Гермиона вывернулась и легла на него сверху, прекрасно ощущая желание Гарри.
— Я не могу сказать, что люблю тебя. Вчера я готова была пожертвовать и тобой ради спасения детей.
Гарри только кивнул и сжал от напряжения челюсти, ожидая дальнейшего ответа.
— Но ты давно стал болезнью, с которой я научилась жить и наверное... не хочу излечиваться, — прошептала она последние слова и потянулась к его губам, счастливая, что Гарри наконец принял решение, но вдруг вспомнила, что не может быть всё так гладко. Может быть, со временем... — Но чтобы быть счастливыми и не вспоминать плохое, думаю, нам следует с кем-то поговорить.
— С кем угодно, — он мягко коснулся губ Гермионы и вдруг спросил. — Подожди, а с кем?
Гермиона улыбнулась и рукой потянулась к члену Гарри, который через секунду сжала, вызывая судорожный вдох и стон: «Герм»...
— Мы всё обязательно обсудим, но... — она провела язычком по его нижней губе и прошептала. — Но только после того, как я увижу всех детей!
Гермиона вскочила с кровати и тут же вышла из палаты, оставляя Гарри одного.
Он даже улыбнулся тому, с какой ловкостью Гермиона его обманула, но долго радоваться ему не дали.
Внезапно в коридоре раздался звук разбившегося стекла и визг «Гарри Поттер!»
В палату заглянул колдомедик в сиреневой мантии и извиняюще улыбнулся.
Гарри вскочил с постели.
— Ну, в чём дело?
— Мистер Поттер... Там... ваша супруга. Уже полчаса к вам прорывается, хотя мы, конечно, помним настоятельную просьбу вас не беспокоить.
Вдруг сотрудник госпиталя упал прямо лицом вниз, а в палату ворвалась Джинни с взъерошенными волосами и горящими от гнева глазами. Её палочка была направлена прямо на Гарри.
— Ты убил его! — закричала она. — Ты, скотина, убил Драко!! Ты хоть знаешь, кем он был?!!
Гарри не собирался устраивать семейные разборки при свидетелях, которые уже заглядывали в палату смотреть шоу. Да и нарываться на смертельное заклятие, брошенное случайно разгневанной супругой, которую, впрочем, он собирался сделать бывшей в самом ближайшем будущем, не очень хотелось. Он только порадовался, что Гермиона уже вышла.
Гарри незаметно взмахнул палочкой, и по палате пронеслась серебристая выдра, озаряя всё ярко-серебристым светом. Пока все наблюдали за патронусом, Гарри практически прыгнул на Джинни и аппарировал, оставляя мерцающие всполохи света. Последним, что он заметил, был взгляд Джеймса, полный вопросов и обиды.
========== Глава 10. ==========
Этот дом никогда не был ни уютным, ни тёплым, ни наполненным любовью. Зато семейным был испокон веков. Дом Блэков. Чистота крови являлась одним из главных приоритетов этой семьи. Любой, кто не принимал данное правило, выжигался с семейного древа и из жизни без права на восстановление. Таким человеком стал и Сириус Блэк. Но кто же знал, что именно он останется единственным наследником, да ещё и подарит дом любителю мерзких грязнокровок и победителю великого Тёмного Лорда — Гарри Поттеру.
Этот дом сводил с ума. Это было в его стенах, картинах, в земле на которой он построен. Гарри не понял, почему Джинни так настаивала на жизни здесь, но сам он находиться в этом доме хотел как можно меньше. И был несказанно рад, что и дети, как будто прочувствовав атмосферу, сбегали отсюда при первой же возможности. В какой-то момент Гарри просто понял, почему Сириус покинул дом в семнадцать лет и не хотел быть здесь заключён спустя два десятилетия. Да так, что практически пошёл на самоубийство.
«Межродственные браки, заключённые между чистокровными семьями, приводили к определенному виду сумасшествия и вымиранию ни одно поколение волшебников» — так писала в одном из исследований Гермиона, приводя в пример такие семьи, как Мраксы, Дамблдоры и, конечно, Блэки.
Такие работы она давала читать Гарри ещё в то время, пока он не узнал, что его обманывали; и любимая подруга, на которой он был помешан, и нелюбимая жена, затянувшая его в брак, по сути, обманом. Ведь благородный Гарри Поттер не мог не взять в жёны девушку, которую обесчестил. Так ему тогда казалось. Но Гарри совершил ошибку не в том, что поверил Джинни, а в том, что не рассказал об этом Гермионе в походе за крестражами. Он выливал на неё свои чувства, смешивая влюбленность к Джинни и недавно появившуюся похоть к Гермионе. Он проецировал свои чувства к одной на другую. Старался не думать о первой, фантазируя о второй. Тогда ему было стыдно от мысли, что Гермиона может узнать о его больных фантазиях и снах.
Теперь, после стольких лет неудачного брака, стольких лет ненависти к Гермионе, стоя здесь, в этом доме сумасшедших Блэков и наблюдая за разрушающей его Джинни, он понял одно. Что его жизнь могла бы совершить крутой поворот, скажи он тогда Гермионе всю правду.
Джинни уже несколько минут в красках расписывала Гарри о своих так называемых свершениях. И о зелье, и о договоре с Гермионой, вот только обещания любить и быть верной Джинни сдержать не смогла. Повлиял ли на её разум дом или когда-то дневник самого Тёмного Лорда. Правда одна. Любила она только себя.
— Ты зря распинаешься, признаваясь мне во всём. Я уже в курсе. Прекрати истерику.
Джинни замерла с вазой в руках и ошалело посмотрела на совершенно спокойного Гарри, который растянул губы в небрежной ухмылке.
— Ты врёшь! — рассмеялась она секунду спустя и всё же кинула вазу на пол так, что осколки разлетелись в разные стороны, а звук в который раз заглушил крики портрета матери Сириуса.
— Отдай мою палочку! Пока следующая ваза не полетела в тебя!
— Не смеши мать Сириуса. У меня две палочки, у тебя ни одной, — покачал головой Гарри.
Он отобрал у неё палочку ещё в той борьбе, которую они затеяли на полу после двойной аппарации из больничной палаты. Она металась в его руках, как фурия. А он только и мог, что беречь своё достоинство и глаза от её цепких ногтей. Но мужская сила победила, и несколько мгновений спустя, Джинни стояла напротив — злая, в порванной одежде и без палочки.
— Ты убил Малфоя! Ты убил моего Драко! — повторяла она снова и снова эти слова, то шепча, то взвизгивая.
— И сделал бы это ещё раз. Ты хоть понимаешь, что он мог натворить? Ты хоть знаешь, что он творил, — он смотрел, как непонимающе смотрит на него жена и решил зайти с другой стороны, чтобы она осознала, что всё-таки натворила подобной связью. — Скажи мне лучше… Кто из детей от него? Лили, верно? — зашипел Гарри ей в лицо.
Неверность Джинни его никак не трогала, но его подбешивало, что она оказалась настолько неаккуратной, что в итоге ему пришлось дать своё имя ублюдку Малфоя.
— Давно ты понял? — прошептала она округлившимися от страха глазами.
— Я узнал о ваших шашнях гораздо позже рождения Джеймса и Ала. К тому же они похожи на меня. А Лили… Есть в ней эта всегда меня раздражающая аристократичность.
— Можно подумать, в детях есть хоть что-то, что тебя не раздражает, — фыркнула Джинни. Её слова вывели Гарри из себя.
— А не надо было меня обманом делать отцом, — закричал он, неспособный сдержать гнев, рвущийся наружу.
Да, он не любил детей. Да, они были не от той женщины. Но когда он это понял? Почему лишь после того, как узнал всю правду про Обливейт? Просто в какой-то момент он люто позавидовал Рону, жену которого хотел и детей которого ассоциировал лишь с Гермионой. От Рона они не взяли ничего.
— Ты сам захотел ребёнка! — закричала в ответ Джинни.
— Только после того, как узнал о зелье смелости, перерастающей в похоть. Твой отец сказал, что стал спокойнее после рождения первого ребёнка. Вот только, кто же знал, что ребёнка я должен иметь от Гермионы.
— Отец тебе сказал? — не поверила Джинни.
— Не специально. Просто был словоохотлив после пары бутылок огневиски.
— Ты напоил…
— Не переводи тему, Джинни! Зачем ты вообще мне что-то подливала?
