сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)
========== Глава 1. Когда накрывает волной страсти ==========
1996 год
Я не понимаю, как такое могло произойти. Ещё день назад я думал о погибшем Сириусе и вдруг начинаю замечать совершенно ненормальные для меня вещи. Внезапно всё стало неважно: ни Сириус, который умер, ни Дамблдор, на которого я был всё ещё зол, ни Джинни, молящая о внимании, ни Волдеморт, набирающий силу — Гермиона Грейнджер стала центром моей вселенной: она была со мною рядом в каждую трудную минуту, она никогда не предавала меня, она стала той, кем я хотел обладать.
Я постоянно за ней наблюдал и замечал всё: как она поправляет волосы, пока читает книгу, как вскидывает тонкую руку, готовая ответить на любой вопрос, как кусает кончик пера своими белыми зубами, которые скрывались за влажными, манящими губами.
Эти чувства поглотили меня, и выхода назад уже не было. Оставалось только перечеркнуть пять лет прекрасной дружбы и сделать её своей.
Она не понимала, она отрицала саму теорию подобных отношений до тех пор пока я не доказал, что друзья могут любить. Я полюбил, и требовал любви в ответ.
Сначала каждый сорванный поцелуй словно отдалял её от меня, но я не намерен был сдаваться. Она лепетала что-то про дружбу, Рона и Джинни. Но для меня это были отговорки, хоть она и была права. Рон, который так долго ревновал её, но не сделал навстречу ни шагу, был вне себя от обиды и ревности, когда понял, что я люблю Гермиону. В скором времени дружба, которая и так висела на волоске, оборвалась. Я продолжал преследовать Гермиону, а Рон со временем начал встречаться с Лавандой Браун. И я благодарил ад и небо за этот подарок, потому что Гермиона наконец пришла ко мне сама. Она хоть и не признавалась, но винила меня в том, что дружба была разрушена. Правда, это не мешало ей таять в моих объятиях.
Я очень доволен тем, что Гермиона была любознательной девушкой. Мы часто искали места, в которых можно будет беспрепятственно изучать друг друга. Одним из таких мест стала, на наш страх и риск, моя кровать в факультетской спальне, скрытая пологом.
***
Под отвлекающими и заглушающими чарами я впивался в её губы, заставляя постанывать мне в рот. Я не прекращая ласкал её тело руками: то поглаживал спину, то сжимал ягодицы, прикрытые тонкой тканью пижамы. И если она изучала моё тело вдоль и поперек, то свое открывала крайне неохотно — стеснялась. Глупая. Для меня она прекраснее любой девушки на земле. До сих пор не понимаю, как мне могла понравиться китаянка.
Дрожь прошлась по всему телу, когда она внезапно села на меня верхом, словно амазонка с этой своей копной каштановых кудрей, которую так приятно оттягивать руками — это всегда вызывает у неё пошлую улыбку и смачный стон. Она начала вылизывать мою шею, опускаясь всё ниже и ниже, целуя моё тело сквозь одежду: грудь, живот, бедра… Она провела маленькой ручкой сквозь ткань, и в штанах стало невыносимо тесно. Член, который уже не раз был в её прохладных пальчиках, рвался наружу.
Гермиона воровато оглянулась, словно кто-то мог наблюдать за нами, чем вызвала мой смешок, который, впрочем, я резко проглотил, когда она спустила мои пижамные штаны, доставая уже налившийся кровью член. Я сделал резкий вдох, а она, слегка улыбнувшись, облизнула головку. Мерлин всемогущий, это невозможно терпеть. Всё тело превратилось в единую натянутую струну. Именно такие фантазии преследовали меня с самого лета.
Я опустил руку ей в волосы, при этом стараясь не отвлекать. Её язык выписывал круги по ярко-розовой головке, и уже через мгновение прошёлся по всей длине члена. Моя рука в волосах сжалась сама собой, и мне хотелось кричать от восторга. Внезапно она обхватила сладкими губками член и попыталась вобрать его глубже. Так влажно, так горячо — но… это было не то. Я хотел оказаться внутри.
— Я хочу в тебя, — глаза в глаза, а рукой я пробирался внутрь пижамных штанов.
— Гарри, не в школе же, — удержала она мою руку, чтобы я не пробрался дальше. Всегда так делает.
— В чем разница… Чего ты боишься? — сделал рывок, и вот, пальцы уже влажные.
— Гарри. Будь серьёзнее, или ты рассчитываешь сделать меня беременной в семнадцать лет? — вырвалась из-под меня и ушла, предварительно проверив, все ли спят.
***
Похоже я действительно ничего не соображал, раз упустил такую важную вещь, как предохранение. Хотя мысль об общих детях меня не смущала, только вот придется постоянно отвлекать Гермиону от её книг и исследований.
***
— Гермиона, пойдем прогуляемся. Ты сидишь здесь уже несколько часов, — шептал я, склонившись над ней и одной рукой упираясь в книгу, которую она читала.
— Гарри, давай завтра. Я, кажется, нашла информацию о твоём принце-полукровке, — вырвала она книгу. Совсем на ней помешалась. Она и нужна-то мне только на зельеварении, ну и так, читаю иногда на досуге.
— Он не мой, и я не понимаю, почему тебя это так заботит? Всё ещё недовольна моими успехами? — я прекрасно помню, как она была раздражена, когда я стал лучшим в классе зелий.
— Не говори так, — обиделась. Глупая. — Я просто волнуюсь. Тебе ли не знать, чем могут грозить неизвестные книжки. Вспомни второй курс. — О, я прекрасно помню, как дневник Волдеморта чуть не убил меня. Ещё и спасение Джинни, которая с каникул так и не оставляет меня в покое. Не оставляла, пока я не застал её с Малфоем, который трахал её в классе трансфигурации. Первой мыслью тогда было, что ниже опуститься уже некуда, а второй — что он был бы не прочь проделать такое с Гермионой. — Я ничего не забыл, но тебе всё равно нужно отдохнуть.
— Я не устала.
— Гермиона, если ты прямо сейчас не пойдешь со мной… Я тебя заставлю, — как порой раздражает её упрямство. Что ей стоит хотя бы один раз не пререкаться. Хотя, надо признать, когда дело касается наших приключений, она целиком и полностью полагается на меня.
— Интересно, как? — ухмыльнулась она. Серьёзно, хочешь чтобы я доказал?
Я ничего не ответил и просто вышел из библиотеки под пристальными взглядами мадам Пинс и Гермионы. Я быстро добежал до Гриффиндорской башни и вернулся обратно — под мантией-невидимкой пробрался под стол, хорошо, что телосложение позволяло. Она всегда краснела, когда я трогал её сквозь трусики, и уже совсем была смущена, когда их снимал. Сегодня я воспользовался заклинанием, которое отрабатывал несколько дней. Взмах палочки — и белых трусиков не стало. И вот я прекрасно вижу, как между ног сверкает пушок тёмных волос. Даже полумрак библиотеки не смог скрыть от меня это чудо.
Лишь один рывок — и мои губы касаются таинственного местечка, в которое меня раньше не пускали.
Она испуганно взглянула под стол, резко дернулась и зашипела: «Гарри, ты с ума сошёл?» Но я не собирался останавливаться. Там прекрасно пахло: чем-то свежим, пряным, и я впитывал этот вкус и ласкал сладкие половые губы, иногда проникая сквозь них языком. Как бы я хотел проникнуть туда членом. От этого желания я в последнее время начал сходить с ума. Некоторое время она дёргалась и елозила по стулу, пока не замерла. Она сжала мою голову своими тонкими бёдрами, и я, несмотря на давление, ускорил движения языка. Она схватила мои волосы и крепко сжала их пальцами, но я всё равно продолжал выписывать узоры по, очевидно, той самой точке. Я усилил давление, пока влаги не стало больше. Внезапно Гермиона вся затряслась, и я услышал звук удара об стол.
— Мисс Грейнджер, тише, пожалуйста. Вы в библиотеке, — строго заговорила мадам Пинс.
Гермиона, испугавшись голоса библиотекаря, резко вскочила. Из-за этого я ударился головой.
— Ай!
— Мисс Грейнджер, сколько можно? Выйдите! — раздался громкий крик.
Я видел, как она вскочила, и через мгновение выбежала из библиотеки. Посмеиваясь, я аккуратно выбрался из-под стола и припустил за ней.
Хотели доказательств — получите.
***
Меня на самом деле смущали такие дикие желания, которые я испытывал к Гермионе, я понимал, что это ненормально. Я даже сходил к мадам Помфри, но она ничего не нашла, даже простуды. Я постарался расслабиться, но меня влекло к ней всё сильнее, мне было необходимо обладать этим телом. Меня перестали устраивать ласки рук и языков, я хотел по-настоящему лечь с ней в постель. Хотел слышать стоны, крики. Хотел вбиваться в это хрупкое тело.
***
Гермиона сдалась во время рождественских каникул. Надо сказать, лучшие каникулы в моей жизни. Никакие прошлогодние подарки от Уизли, которые в этом году так и не пришли, не сравнятся с тем, как мы проводили время: прогулки по рождественскому Лондону, катание на коньках, игры в снежки и тихие, семейные вечера с её родителями. Я впервые осознал, какой хочу видеть свою жизнь и прекрасно знал, что хочу прожить её с Гермионой. Возможно, именно это признание заставило её понять, что дружба закончилась, и мы полюбили друг друга.
В новогоднюю ночь, когда её родители ушли праздновать с друзьями, Гермиона подарила мне самый лучший подарок — себя.
***
Я вошел в комнату, которая была усыпана висящими в воздухе свечами. На фоне окна стояла Гермиона — совершенно голая. Высокая прическа была аккуратно закреплена маггловской заколкой, сверкающей настоящими камнями янтаря, так напоминающими её глаза при свете яркого солнца.
Я впервые смотрел на высокую грудь с дерзко торчащими сосками, нет… Джинни недавно демонстрировала мне свою, но ничто не могло сравниться с тем телом, которое ты так жаждешь.
У Гермионы была тонкая талия, которая плавно перетекала в бедра. Между ногами призывно мелькал… совершенно голый лобок? Да ладно? Как такое вообще может быть? Даже у развратной Джинни там волосы.
Я продолжал смотреть туда не отрываясь. Там так же гладко, как и везде? Потому что кожа у Гермионы была словно шелк. Мысль, что теперь там будет видно всё, доводила меня до безумия.
Гермиона подняла руку вверх и одним легким движением распустила волосы. Они словно покрывало окутало её плечи, а кончики коснулись напряжённых сосков. Медленно, всё очень медленно. Я издал звук, похожий на рычание, и подошел к ней.
— Мерлин, Герм. Ты невероятная, — словно могло быть иначе. — Я люблю тебя, — три слова, но они не отображали и доли тех чувств, которые я испытывал к ней. Жажда и безумие подходят больше.
— Я тоже тебя люблю, Гарри Поттер, — голос звучал испуганно и нежно, и даже это возбуждало до крайности.
Я посмотрел на высокую девичью грудь, и руки сами потянулись вверх, но остановились в дюйме от нежной кожи.
— Можно? — страх обволакивал меня. А вдруг это сон? Вдруг это всё ненастоящее? Сейчас я проснусь, и она снова станет просто подругой или исчезнет насовсем. И я не знал, что из этого было хуже.
— Сегодня можно всё, — выдохнул. И сердце снова забилось, когда она сама положила мои руки себе на грудь. Ощущение сосков, словно твердых камушков, было непередаваемым. Подождите. Она сказала: «всё»?
С утробным рычанием я сжал её в объятиях и поцеловал. Не раздеваясь, я вместе с ней упал на кровать. Было что-то совершенно дикое в том, что я ласкал её голое тело, будучи совершенно одетым. Это было как… завоевание, покорение. Она вздрагивала от каждого моего прикосновения, но при этом не издавала ни звука.
— Громче, Гермиона. Сегодня я не хочу, чтобы ты сдерживалась, — мне всегда хотелось услышать, как она кричит моё имя. Ещё одна больная фантазия, которым не было конца и края.
Я потянул за сосок, пока она не замычала от удовольствия, после чего сомкнул на нём зубы, что вызвало громкий вскрик. Да. Именно так: кричи, стони, верещи, чтобы я знал, что не сплю — чтобы я знал, что ты настоящая.
Её пальцы зарывались в мои волосы и тянули их. Она так делала, когда ощущения были невыносимыми — например во время долгих и глубоких, словно соитие, поцелуев. Я зарылся пальцами в идеально гладкие волосы. Неплохо, но мне больше по душе кудри.
Она теряла контроль над своим телом, лихорадочно вертясь из стороны в сторону и шепча: «Да» и «Гарри» слишком часто. Я сжал пальцы в её волосах, и легкая тянущая боль привела её в чувство.
Одним стремительным движением я оказался под ней, а мои руки быстро обхватили вместо волос тонкую талию.
Гермиона сидела верхом и тёрлась своей влажной промежностью о мою ширинку. Что же ты делаешь? Ещё немного, и я не выдержу.
Мне неожиданно вспомнился Малфой, вколачивающий Джинни в стол. Да, именно так я хочу сейчас делать.
— В тебя, сейчас, — я умолял уже не в первый раз.
Одной рукой я поглаживал её поясницу, другой массировал высокую грудь.
Гермиона медленно спустилась к моим ногам и расстегнула пуговицы на брюках. Ад и небо. Почему так медленно? Я сам в нетерпении достал член, который буквально вырвался на свободу, полностью готовый.
Гермиона посмотрела на него и подняла взгляд. Желание плескалось в её глазах вместе с отражённым светом от сотни свечей. Вот такой я желал видеть её постоянно. Словно заражённый неизвестной болезнью, я хотел, чтобы и она болела вместе со мной. Я хотел, чтобы мы вместе умирали от любви друг к другу.
— Гермиона, пожалуйста, — только хриплый шёпот срывается с губ.
Она облизала свои губы, наклонилась, и член сразу же вошёл в рот. Слов не хватит описать эти ощущения. По всему телу словно пробежала горячая волна, и сердце забилось как бешеное.
Её размеренные и длинные движения ртом сводили с ума: она то полностью вбирала член, то полностью вытаскивала так, что раздавалось пошлое причмокивание.
Я сжимал челюсти, чтобы не закричать от удовольствия, руками сжал простынь и старался не подмахивать бёдрами, чтобы не причинить ей боль. Так хотелось просто трахать её рот.
Да, что же это такое… откуда такие грязные мысли. Ещё полгода назад я бы даже не помыслил о таком. Таком…
Вот и всё… Даже такие медленные движения заставили струну порваться. Меня затрясло. Я несколько раз хлопнул по кровати ладонью. Она подняла голову и обтерла губы пальцами, размазывая по ним сперму. Мою сперму. Ад и небо. Она была у неё во рту.
Сейчас она выглядела словно воплощение самых влажных желаний — великолепно. Только она ведь разрешила всё, значит сегодня мы можем пойти до конца. А если она забеременеет. Ну что же — я всегда хотел иметь семью.
— Гарри? — прохрипела она. — Голос был невероятно сексуальным.
— Ты же не думаешь, что легко отделалась? — я улыбнулся, сделал движение всем корпусом и подмял Гермиону под себя. Через секунду вся моя одежда испарилась.
— Как? — такого она ещё не делала, тем более без палочки.
— Я начала изучать магию тела, может, пригодится, — улыбнулась она скромно и мягко коснулась моих губ.
Я провел рукой по лицу моей умницы, стирая остатки влаги на губах. Только она способна на такую сложную магию — без палочки.
Я опустил голову и слегка помассировал соски языком, после чего лизнул плоский живот и наконец раздвинул стройные бедра. Гермиона тяжело задышала. Несколько секунд я смотрел на нежные губки между её ног, мягко их коснулся и слегка раздвинул пальцами. Она была уже влажной, готовой — для меня. Гермиона задержала дыхание и покраснела.
Смущается, что я смотрю прямо туда.
— Гарри… перестань, — взвизгнула она, когда я пощекотал ту самую точку, чтобы точно знать, где она находится.
— Такая розовая и влажная, только для меня, — надеюсь мой оскал не слишком звериный, потому что мне действительно хочется её съесть.
Пока Гермиона металась по постели, зажимая себе рот рукой, я выписывал языком узоры в её промежности, постоянно касаясь главной точки удовольствия. Я усилил давление, буквально вылизывая всю влагу, и через некоторое время она вскрикнула и забилась в судорогах экстаза с криками: «Гарри, да, Гарри!».
Я поднял голову и облизнулся. Этот вкус мне определенно нравился, но еще больше мне понравится то, что сейчас произойдет.
Я резко лег на неё сверху, вглядываясь в глаза цвета растопленного шоколада. Одной рукой я держал себя на весу, другой направлял свой член, касаясь нежных створок, за которыми меня ждал рай. Так долго. Ад и небо, мне даже страшно. Вдруг сердце не выдержит?
— Гарри…
— Сейчас… Сейчас, — я резко вздохнул и начал членом медленно раздвигать нежные половые губы, не отрывая от Гермионы взгляда. На секунду я остановился, и когда Гермиона кивнула, сделал рывок бедрами и замер.
Мы простонали в унисон. Гермиона дёрнулась. А меня парализовало. Я не мог двигаться, не мог дышать, меня словно ударило током. То, о чем я так давно мечтал, оказалось лучше моих самых грязных фантазий — лучше полёта на метле, лучше пойманного снитча, лучше всего, что мы делали с Гермионой раньше. Просто невыносимо прекрасно.
Еще несколько мгновений мы лежали и не шевелились. По её щекам текли слезы, а губы были закушены до самой крови.
— Гарри. Больно. Двигайся, — произнесла она тихо.
— Герм, давай я… — если она сейчас скажет, чтобы я встал, я смогу… наверное. Но как же приятно наконец оказаться в ней, там, где и было моё место.
