Текст книги "Последний из Учих (СИ)"

Автор книги: Rayne The Queen

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

====== Глава 4. Последний день в «коробке» ======

Принеся находившуюся почти без сознания Таюю в камеру, Кисаме неаккуратно швырнул девушку на койку. А потом злобно уставился на неё, наблюдая как Звуковичка постепенно приходит в себя и начинает понимать, где находится.

– Может, развлечёмся – отрежем ей руки и ноги? А? – маниакально не отводя глаз от Хокумон, и, в нетерпении вертя в голубой руке Самихаду, задал вопрос Хошигаке напарнику, уже было, потянувшись в сторону чуть приподнявшейся с кровати девушки.

– Оставь её в покое, – безразлично ответил Итачи и направился к выходу из «коробки».

Его слова достигли ушей Кисаме, но почему-то не были восприняты серьёз, возможно уж слишком сильно Хошигаки задели сравнения Таюей его с рыбой, а может, напарник Учихи старшего просто слишком сильно любил отрубать конечности своим жертвам, но факт был фактом, Кисаме так и остался неподвижно стоять на месте, и уже почти было схватил очнувшуюся Звуковичку за руку, если бы его вновь остановили.

– Я сказал – оставь её в покое, – отчётливо, второй раз почти по слогам выговорил эту фразу Итачи, ухватив Кисаме за запястье, тем самым не позволив даже коснуться Хокумон, – задание превыше всего. Пейн приказал нам охранять ее, а не отрубать конечности. Развлекаться будешь в аквариуме, – сам не ожидав от себя подобной тупой грубости добавил Учиха старший, только потом, сообразив, что ляпнул явно что-то не то – фразу, которую совершенно не собирался говорить, так как прекрасно знал, что его напарник жутко ненавидел, когда его сравнивали с рыбой.

Мгновенно позабыв о своём маниакальном желании по-отрубать руки и ноги Таюе, Кисаме в ярости выдернул своё запястье из пальцев Итачи, с такой силой, что тот едва устоял на ногах, а затем Хошигаки пулей вылетел из камеры, чуть не выломав ржавую решётку Самехадой. Проследив чёрными спокойно-безразличными глазами за напарником, Учиха старший тоже вышел из «коробки», оставив Таюю наедине. Не ожидав от надменного брата Саске подобного, даже не смотря на всю боль до сих пор испытываемую после допроса, Хокумон моментально вскочила с кровати, и, побежав к захлопнувшейся за Учихой старшим решётке, крикнула ему вдогонку:

– Эй, Шаринганистый!!!

Услышав грубое обращение к себе, Акацук остановился и обернувшись к девушке взглядом задал вопрос «Что?».

– Спасибо… – неуверенно произнесла Таюя, снизив тон почти до шепота и чуть опустив глаза, вспомнив как всего пару часов назад оскорбила его перед остальными, испытывая вину.

– Не за что, – безразлично бросил Учиха старший, и, развернувшись к ней спиной пошёл дальше. А потом, сделав всего пару шагов вперёд, остановился и добавил, – Меня зовут Итачи, – после чего окончательно продолжил свой путь.

– Хм… Итачи, – провожая его глазами, повторила девушка, – я запомню, – не всерьёз добавила она, скрывшись в полумраке тюремной камеры.

Следующий допрос для Звуковички прошел, так же как и предыдущий, единственное, что смогли узнать от неё Акацуки, это только то, что девушку звали Таюя Хокумон, и её приблизительный возраст. Почему-то решив, что этого было достаточно для второго раза, Лидер вновь сохранил Звуковичке жизнь. Кисаме и Итачи помирились, как бы противно не было Учихе, но ему пришлось извиняться перед напарником впервые за всю жизнь, и всё стало по-прежнему, однако охранять Таюю вместе с Учихой старшим Хошигаки отказался наотрез, мотивировав свой отрицательный ответ, крайним желанием даже без Самихады выдрать девушке все конечности. После чего, с позволения Лидера, за Хокумон остался смотреть один Итачи, которому это собственно никак не мешало, а как раз-таки наоборот показалось даже более практичным, ведь теперь не нужно было следить за тем, что бы напарник причинил пленнице лишний вред. И после этого случая Хошигаки больше не появлялся в «коробке». Сам же брат Саске, навещал Звуковичку трижды в день, принося ей отвратный завтрак, обед и ужин, для заключённых, даже не заметив, что в глазах Хокумон, стал выглядеть кухаркой. Время шло. Поначалу Итачи просто молча стоял у камеры наблюдая, как карасноволосая девушка поедает принесённую им дрянь. Потом начал задавать интересующие его вопросы, о биографии пленницы чисто для того, что бы убить время, пока девушка ест. Чуть позже уже и сам отвечал на её вопросы, возможно, Итачи и Таюя говорили друг другу не совсем правду, но старались быть, чем можно приближённей к ней. Спустя ещё пару месяцев, Учиха старший и Звуковичка уже могли беседовать на общие темы. А к концу второго года проведённого Хокумон за решёткой тюрьмы логова, и вовсе чуть ли не стали болтать, как лучшие друзья. Носитель Шарингана рассказывал ей о своих миссиях, включая и провал с Девятихвостым, абсолютно точно зная, что ещё после нескольких допросов девушку всё равно убьёт Лидер. Хокумон же в свою очередь рассказала, о неудачном нападении на Коноху, и побег Саске, о котором они разговаривали чаще всего. Пару раз за эти 24 месяца Итачи даже поймал у камеры Таюи Дейдару и Зетцу их не чистыми намерениями убить пленницу, каждый своим способом, и, получив от серьёзно относящегося к своему заданию Учихи старшего приличный нагоняй, оба больше не смели появляться в «коробке». Теперь, единственным гостем в тюрьме логова Акацки, да и вообще единственным живым человеком кроме самой Хокумон, так как она одна находилась там, был Итачи. Не смотря на полную противоположность характеров, с которым, девушка всё больше и больше сближались если можно было так сказать в «дружеских» отношениях. Пока однажды не случилось то, что должно было произойти.

Был вечер, яркие лучи кроваво красного солнца уже почти закатившегося за горизонт, где-то вдалеке от логова Акацки, в тюрьме которого по-прежнему сидя в холодной сырой камере и «наслаждаясь» глухим капаньем воды с потолка, а так же противным пищаньем крыс, иногда подкармливаемых разделенным с ними пополам обедом девушки, Хокумон ждала прихода Итачи. Подходило время ужина, и Учиха уже должен был появиться в «коробке» с тарелкой чего-то вроде чёрствого сухого хлеба и стаканом воды, или прочей гадостью которой кормили свою пленницу Акацки, но его всё не было. Итачи отсутствовал в логове с самого обеда, после которого они с Кисаме направились на очередную миссию, по и по словам самого Учихи старшего уже давно должны были вернуться обратно, но ни «голубой рыбы», ни его напарника не было. Даже пользующиеся каждым отсутствием Итачи разнообразные Дейдары, Зетцу и Хиданы в этот вечер не появлялись на горизонте. От чего Таюя уже порядком начинала нервничать. Отдав крысе последний кусок оставшегося ещё с обеда чёрствого хлеба, Хокумон поднялась с койки и быстро подойдя к ржавой решётке взглянув на длинный коридор сквозь обнятые обеими руками прутья тяжело вздохнула. Он всё не шёл. Простояв вот так ещё буквально пару минут, Звуковичка резко оттолкнулось от грязных железяк, и вновь скрылась в полумраке камеры, с нехорошими мыслями и всевозможными ругательствами. Девушка уже хотела было вернуться обратно на койку, и продолжить «милое» общение с крысами, но отойдя от решётки всего на не большое расстояние, услышала чьи-то шаги в самом конце коридора. Мгновенно вернувшись обратно к решётке и уже ожидая кого-то из «милой» троицы или даже четвёрки: Хидан, Кисаме, Дейдара, Зетцу, – Таюя попыталась рассмотреть во тьме кого-то стремительно приближавшегося к ней. На радость Хокумон, это оказался Учиха старший, которого она не сразу рассмотрела, из-за яркого пламени свечи в одной из рук. Дело в том, что постоянно находясь в темноте Звуковичке редко приходилось видеть дневной свет, да и любой свет вообще, поэтому, даже такой маленький огонёк слепил её карие многострадальные глаза, отчего не узнав своего тюремщика и кухарку одновременно, девушка чуть не прибила Итачи. Как всегда спокойно и почти бесшумно войдя в камеру звуковички, с тем, что Таюя уже давно называла ужином в одной руке и свечой в другой, Учиха старший мгновенно получив кулаком в челюсть с криком Хокумон:

– Ах ты, ублюдок долбанный!!! – так и уронил на пол как еду так и свечу моментально погасшую, лишь коснувшись сырых чёрных камней.

Учиха мгновенно среагировал на удар – в глазах Итачи тут же загорелся Шаринган, и уже через секунду девушка оказалась силой прижатой к стене, в упор смотря в два кроваво красных глаза брата Саске:

– Хотела сбежать, стерва? – гневно задал вопрос Итачи не понимая, чем вызвал такое отношение к себе, но догадываясь, что частично был прав.

– Итачи? – тут же ответила вопросом на вопрос перепуганная Таюя, мгновенно узнав знакомый Шаринган. А потом запнулась понимая, как горько ошиблась думая, что лупит кого-то вроде Дейдары или Кисаме, – я… я думала, что это кто-то другой из Акацки, свеча ослепила меня, – начала оправдываться девушка подобно Хинате, – ёбанные глаза от этой хуёвой темноты совсем ничего не видят!!!

– Хм… а я ведь тоже почти слепой, – поверив Хокумон, слегка при отпустил её Учиха старший, а затем, быстро сообразив, что сказать дальше, закончил фразу, убрав из глаз Шаринган, и слабо улыбнувшись, глядя на разбросанный и почти съеденный крысами, на полу хлеб, – теперь ты останешься без ужина.

– Похуй, я всё равно ненавижу чёрствый хлеб, – спокойно ответила девушка, наконец-то отойдя от стены к которой всего пару минут назад была почти припечатана, и недовольно потирая ушибленную спину, добавила глядя на Итачи, – ты опоздал.

– Миссия оказалась сложнее, чем я думал, – стараясь как всегда изображать спокойствие, но всё же почему-то нервно закрывая за собой дверь камеры, одновременно потирая ушибленный подбородок, в надежде если не накормить Звуковичку, то хотя бы в очередной раз поговорить с ней. Более того, что у Учихи старшего сегодня было что-то важное, что он обязательно должен был ей рассказать, – я принесу тебе что-нибудь другое на ужин, – беспокойно сказал он случайно наступив на осколки разбившейся тарелки, только что заперев «коробку» на замок изнутри, и тут же начав отпирать камеру обратно, что бы отправиться за едой для Хокумон.

В таком состоянии Таюя ещё никогда не видела Итачи, его явно что-то очень волновало, и это был совсем не разбросанный на полу камеры ужин, доставшийся крысам. От чего девушка даже усмехнулась. Быстро встав с койки, на которую уселась когда Учиха старший запирал замок изнутри, она подошла к нему и по-дружески пожив руку на плечо спокойно повторила, так и не дав Акацуку открыть камеру вновь:

– Не нужно. Я не хочу есть.

Перестав ковыряться ключом в замке, Итачи тут же сложил его в карман и тихим, спокойным голосом возразил:

– Но это моё задание кормить тебя.

– А ты всегда относишься к своим заданиям так серьёзно, Итачи-кун? – пытаясь шутя раздразнить его, что бы отвлечь от глупой не присущей Учихе раньше нервозности, задала вопрос Звуковичка, – просто идеальный шиноби, у тебя, наверное, даже девушки никогда не было, весь в заданиях.

– Вообще-то, я – Итачи-сан, – мгновенно отвлечась от того, что заставляло его так нервничать, поправил её напарник Кисаме, – и у меня были девушки.

– Хех, маленький, серьёзный, Итачи-кун, да ты девственник, – засмеялась Таюя, продолжая дразнить Учиху старшего с удивлением догадавшись, что сказала правду, – Итачи-кун, Итачи-кун, Итачи-кун, – ещё несколько раз повторила Хокумон обращение больше подходящее младшему её по возрасту Саске, нежели его старшему брату.

– Не смей меня так называть, – не на шутку разозлился мастер гндзюцу, вновь с силой прижав не ожидавшую такого поступка красноволосую Звуковичку обратно к стене, и сам прекрасно зная, что в чём-то она была права.

– Итачи-кун, – дерзко повторила девушка, уже второй раз за вечер, в упор уставившись в два так близко находящихся от неё кроваво красных Шарингана.

– Я тебе сейчас покажу Итачи-куна, – зло продолжал кричать на неё Учиха старший, крепко придерживая рукой за плечо, что бы наглая Хокумон не могла вырваться, и уже было замахнулся второй рукой с крепко сжатыми пальцами в кулак для удара, но почему-то остановился. Ощущая, что на самом деле не хочет этого делать напарник Кисаме, медлил, не решаясь причинить боль человеку, который за последних два долгих года почти стал ему другом.

– Ну, покажи же мне Итачи-куна, – насмешливо и одновременно пошло пошутила красноволосая девушка, мгновенно разорвав раздумья Итачи, даже не намекая на что-то большее, кроме невинной шутки.

Выйдя из своих собственных мыслей, о том, причинять боль Таюе или нет, Учиха старший медленно опустил кулак вниз, и, не отреагировав на её подкол смехом, просто молча уставился Хокумон в глаза. Встретившись взглядом с безмолвным Итачи, Звуковичка тоже перестала смеяться, и, сделав серьёзное выражение лица, замолчала, смотря на Шаринган. Нет, Учиха старший не применял Цукиёми, после того первого допроса он больше не делал этого никогда, ссылаясь на то, что и так почти ослеп. Просто сейчас Таюя и Итачи стояли так близко, что могли даже почувствовать дыхание друг друга. Смех и шутки Хокумон оборвались на последней фразе, потому, что пробыв в таком положении всего пару секунд после слов – «Ну, покажи же мне Итачи-куна», – Учиха старший придвинулся к ней ещё ближе, и страстно поцеловал в губы. Никак не ожидав подобного, Таюя в начале дёрнулась назад от удивления, совсем позабыв, что за спиной у неё в данный момент была холодная каменная стена «коробки», а потом после неудачной попытки оторваться от таких тёплых и приятных губ Итачи, наконец-то ощутив, всю силу наслаждения от его прикосновений, стала отвечать на поцелуй, сообразив, что уже давно этого хотела, так же как и он сам. Обняв Хокумон и продолжая с ней целоваться, Акацук стал аккуратно шарить по её изящному телу руками, девушка обнимала его в ответ. Не отрываясь друг от друга, Итачи и Таюя, касаясь холодной и мокрой стены, добрались до койки, и вместе плюхнулись на грязный разодранный матрас, совершенно не замечая, какой слой пыли подняли этим самым падением. Оказавшись сверху, Учиха старший медленно полез руками девушке под платье, легко, но уверенно касаясь нежного бедра Звуковички. Хокумон тем временем стала расстегивать на нём ужасно мешавший им чёрный с красными облачками Акацукский широкий плащ. Скинув этот «похоронный балахон» с Итачи на пол, девушка вдруг ощутила, как вторая его рука нежно касается её груди играя сквозь ткань платья с торчащим соском, а первая – медленно стягивает с неё шортики. Проведя ладонями по спине Учихи старшего, и страстно запустив пальцы обеих рук в волосы у него на голове, Таюя подарила своему партнёру ещё несколько долгих и страстных поцелуев, сначала простых, а потом запустив свой язык Учихе старшему в рот. Он ответил ей взаимностью, уже полностью сняв с девушки шортики и швырнув их куда-то на пол, вслед за его плащом. Немного поиграв с языком Звуковички, Итачи оторвался от её нежных, тёплых красных губ и, ведя своими по бледной коже партнёрши, переместился на шею Таюи, целуя теперь её, одновременно оставляя тёмные синяки засосов, а той рукой, что всего пару минут назад касался груди девушки, начав расстегивать её платье. Далее на пол вслед за плащом и шортиками с громким звоном полетел соскользнув по чёрным как ночь волосам на голове, перечёркнутый Конохский протектор, ловко развязанный Звуковичкой. Оставив ещё пару меток их страсти – засосов, на шее Таюи, Итачи быстро снял с неё платье, оставив девушку только в нижнем белье. Спустившись по неровностям позвоночника Учихи старшего руками, Хокумон тоже стала стягивать с него майку, швырнув её куда-то в сторону, и, проведя рукой по голым мускулистым животу и груди мастера гендзюцу, Звуковичка тоже поставила у него на плече и шее несколько засосов, чуть прикусив последний из них, наслаждаясь закапавшей оттуда Учиховской кровью, от чего Итачи невольно поморщился, но не остановил её. Продолжая целовать Таюю, носитель Шарингана одной рукой лаская её грудь, второй резко содрал с головы партнёрши что-то наподобие шапки, которую девушка постоянно носила. Огненно-красные волосы Хокумон тут же разметались по грязному матрасу кроваво-красными, как Шаринган Итачи, длинными прядями спадая с своеобразной «кровати» в разные стороны. Запустив руку, которой сорвал головной убор в огненные локоны на голове девушки, второй рукой Учиха старший стал ловко расстегивать лифчик Звуковички, при этом не переставая её целовать. Нежные пальцы Таюи тем временем аккуратно поползли по груди и животу мастера гендзюцу вниз, к поясу, легко касаясь молнии одновременно освобождая Итачи от штанов. Всё больше и больше, дополняя образовавшуюся на полу стопку одежды новыми вещами, они дарили друг другу страстные поцелуи и нежные прикосновения, до тех пор пока на них обоих не осталось лишь нижнее бельё, то есть трусы. Только сейчас оторвавшись от таких приятно-тёплых губ Хокумон, Учиха старший, языком оставляя мокрую дорожку у девушки на шее, спустился чуть ниже, и сталь наслаждаться её грудью слегка покусывая торчащие соски.

– АААААххххххх… – с наслаждением выдохнула Таюя и выгнулась на «кровати», почувствовав, как одновременно с этим рука Итачи ловко забралась ей в трусики и коснулась её там.

Заметив реакцию Звуковички, мастер гнедзюцу продолжил бегать пальцами по её тёплому телу между ног. С каждым следующим прикосновением Учихи старшего, ощущая как её собственное возбуждение растёт, и, понимая, что всё больше и больше хочет его. Хокумон, стащила с Итачи нижнее бельё, наслаждаясь теперь уже совсем обнажённым видом Учихи. Закончив ласкать и кусать грудь Таюи Акацук, медленно убрал руку из трусов девушки, и, подарив ей очередной страстный поцелуй в губы, тоже снял с неё то, что осталось, и легко раздвинул ноги партнёрши в стороны, уже собираясь войти в неё.

– Стой, – мгновенно остановила Итачи Звуковичка ещё до того, как он успел что-либо предпринять ухватив за большой тёплый твёрдый орган ниже пояса, – я девственница, и мне будет больно, так что поаккуратней, – тихо прошептала девушка недоумевающему партнёру на ухо, предварительно поцеловав его последовательно в губы, в щёку и в мочку уха. Ничего не произнеся, Учиха старший лишь молча кивнул головой в знак согласия, совершенно не желая причинять Таюе вообще какую-либо боль, но это было неизбежно. Убедившись, что Итачи сделает всё так, как она этого хочет в первый раз, Хокумон крепко сжав между пальцами его достоинство, так что бы Учиха старший отчётливо чувствовал её прикосновение, но при этом тоже не испытывал боли, провела рукой вверх вниз, от чего теперь уже Итачи издал что-то наподобие стона от наслаждения, а затем притянула его орган ближе к своей промежности и отпустила, предоставляя Учихе старшему свободу действий. Выждав ещё пару секунд, пока партнёрша будет окончательно готова к тому, что она сейчас должна была пережить, Итачи резко вошёл в неё, и не потому что специально задумал нарушить обещание, а потому, что так девушке было легче пережить боль, нежели бы он делал это постепенно и медленно, будто подвергая партнёршу пытке. Громко вскрикнув от нового невыносимого ощущения чего-то инородного внутри себя, которое отдавалось в Звуковичке волной разрывающей и жгущей боли так, что её голос эхом отдался по всему пустому крылу тюрьмы Акацки. А затем ещё раз извившись под Итачи, ощущая как на грязный матрас брызнула её кровь, Таюя зажмурилась старясь пережить невыносимое чувство. Видя страдания партнёрши, которые явно доставляли ей больше боли, чем их недавние пытки на допросе Учиха старший неподвижно замер нависнув над девушкой, стараясь не сделать ещё хуже чем есть, и смотря Хокумон прямо в лицо. По корчась от неимоверной боли ещё пару минут, Звуковичка наконец-то открыла глаза, на которых даже проступили прозрачные капельки слёз, а ведь она никогда раньше не плакала, Таюя вновь страстно поцеловала Итачи, одновременно пошевелив бёдрами, давая понять, что они могут продолжить. Ответив на поцелуй таким же, Учиха старший медленно и неуверенно начал двигаться, всё ещё боясь, причинить огненно-волосой Хокумон боль, сам удивляясь, что на свете было то, чего он вообще мог бояться, и напрочь позабыв, о том, что Таюя как истинная куноичии одна из пресловутой Пятёрки Звука вовсе не боялась её, одновременно лаская одной рукой её грудь, а второй бережно обняв за спину, ведь именно сейчас, она больше всего была похожа на обычную женщину. Продолжив страстно целоваться, играя языками друг друга, оставляя засосы и укусы на бледной коже обоих, наслаждаясь кровью, капающей из мелких ранок от зубов, они делали это всё быстрее. Вскоре боль Звуковички совсем поутихла, уступив место совсем другому такому невыносимо приятному ощущению внутри, и теперь уже девушка больше не кривилась, зажмуривая глаза с каждым новым движением своего партнёра, а томно стонала, совершенно не обращая внимания на то, что звук её голоса и вздохов громким эхом разносился по всей камере, да и тюрьме вообще.

– Аххххх, Итааачи… – в очередной раз выдохнув от неимоверного удовольствия, Хокумон снова выгнулась под Учихой старшим, от того, как глубоко он в неё вошёл, и оба они перевернулись, сменив позу на противоположную.

Оказавшись сверху Таюя, стала сама ритмично двигаться на нём, не переставая шарить руками по голому телу своего партнёра, легко касаясь каждого оставленного ей засоса или укуса, языком слизывая с них кровь, в то время как Учиха старший продолжал ласкать её торчащие красные соски, вновь слегка покусывая их и водя по нежному телу Хокумон языком. Это продолжалось ещё в течение десяти минут, затем уже в который раз страстно поцеловавшись в губы, Итачи и Таюя вновь перевернулись в первоначальную позу, чувствуя, как с каждым новым движением растет наслаждение, и что конец уже близок. Почувствовав, что вновь лежит на спине упираясь голыми лопатками в драный матрас, Звуковичка ещё пару раз резко дёрнула бёдрами на встречу партнёру, так же как и Учиха старший к ней, затем вместе почти одновременно ощутив самый пик блаженства, она громко застонав, а он, зажмурившись и чуть подавшись вперед пережили самый сладостный момент в их жизни за всё это двухлетнее общение. Тяжело выдохнув, девушка откинулась головой назад, туда, где по логике должна была быть подушка, и который на данный момент не было, ощутив как внутри неё разливается что-то тёплое. А Учиха старший выждав ещё пару секунд, притянув её лицо к себе страстно поцеловал собрав последние силы, а потом, выйдя из партнёрши устало улёгся рядом, одну руку подложив себе под голову, а другой обняв огненноволосую девушку.

– Я была не права, – повернувшись лицом к Итачи, и легонько чмокнув его в губы, устало созналась Таюя, хотя и жутко ненавидела признавать свою неправоту, даже когда это было действительно так, – у тебя не Итачи-кун, а Итачи-сан, нет, даже Итачи-Сама, – вновь пошло пошутив весело улыбнулась она, что вызвало подобную реакцию и у него.

– Знаешь, – тоже находясь в приятном расположении духа, ответил Учиха старший, хотя, никому и никогда не собирался этого рассказывать, – а ты угадала, я действительно девственник, – добавил он, тоже чмокнув Хокумон, только в лоб, а не в губы.

– Теперь уже нет, – спокойно обняв Итачи, произнесла она, прижавшись к его груди красноволосой головой, по которой Акацук тут же провёл рукой, на пару секунд замолчав, а потом задав так давно интересовавший его вопрос ещё с того самого первого гендзюцу:

– Ты правда так сильно боишься Орочимару? – вспомнив гендзюцу поинтересовался он.

Мгновенно оторвавшись от теплого и приятного на ощупь тела Учихи старшего, девушка ответила, имея ввиду эксперименты:

– Я боюсь не Орочимару, а того, что он может со мной сделать.

– Хм… – удивлённо протянул Итачи, – неужели этот старый извращенец может сделать что-то похуже пыток Акацки, хуже техник Лидера, и даже моего Цукиёми?

– Есть вещи гораздо страшнее, чем просто боль, что бы причинить человеку страдания, нужно знать его слабости. Орочимару будто видит страхи каждого из нас, чувствует чего на самом деле мы боимся, и делает со своими пленниками вещи в сто раз гораздо страшнее твоего Цукиёми, – отстранившись от Учихи старшего, Хокумон уселась на койке спиной к нему и, сжавшись в комок так будто ей было холодно, опустила глаза в тёмный сырой каменный пол.

Тоже усевшись, Итачи крепко обнял её со спины, и, прижав к себе, что бы как бы согреть. Прошептал на ухо:

– Я никому тебя не отдам, и если эта змееподобная дрянь посмеет коснуться хоть волоска на твоей голове я лично разорву его на миллионы маленьких кусочков, а потом привезу их в Коноху, что бы то, что осталось, подверглось «надругательствам» АНБУ, – его голос в первые в жизни звучал с ненавистью и любовью одновременно, и весь был переполнен эмоциями, что удивляло даже общавшуюся с Учихой старшим уже в течение двух лет Таюю.

Просидев вот так в обнимку ещё пару минут пользуясь полумраком «коробки», Итачи отпустил девушку и, встав с койки, начал одеваться, Хокумон последовала его примеру.

– Я должен сказать тебе кое-что очень важное, потому и задержался сегодня, – натягивая обратно на себя широкий чёрный плащ с красными облачками вновь разорвал только -только создавшуюся в помещении гробовую тишину, – завтра на рассвете Лидер хочет в очередной раз тебя допросить.

– Ну и что? – непонимающим взглядом окинула Учиху старшего Звуковичка, обратно завязывая на голове свою «шапочку».

– Этот допрос будет последним, – застегнув самую верхнюю липучку на плаще, пояснил Итачи, – если ты так ни в чём не сознаешься, тебя убьют, а если даже и сознаешься, всё равно убьют. Пейн считает, что держать тебя здесь больше не имеет смысла, более того, это слишком хлопотно.

– Хм… но зачем ты мне всё это говоришь? – задала вопрос девушка, зная, что даже переспав с Итачи в их отношениях – Заключённый – Надзиратель, так ничего могло и не измениться. Орочимару-Сама так частенько делал со своими пленницами, так чего можно было ждать от Акацки?

– Потому, что я не хочу, что бы эти ублюдки тебя убили, – вновь пояснил Учиха старший, подойдя к девушке ближе и проведя рукой по её огненным кроваво красным волосам, и наверное в первые за всю свою жизнь ругаясь матом.

– Зачем ты мне помогаешь? Тебя ведь тоже тогда убьют? – слегка отстранившись от его руки, поинтересовалась в очередной раз Хокумон.

– Потому… – он запнулся на середине фразы, как бы вслушиваясь в тишину полумрака камеры, – потому что я… – Итачи тянул, не хотя говорить эти три страшные слова, которые бы навсегда разбили его маску надменности и безразличия, но это была правда, и сделав тяжёлый вздох, Учиха старший произнёс, ломая все свои стереотипы, – я люблю тебя. Люблю с того самого первого дня в лесу, когда мы нашли тебя раненной, ты умирала, и обозвала Кисаме рыбой, люблю и любил, даже, когда ты сказала, что Дейдара моя девушка, люблю, любил, и буду любить теперь, когда наконец-то ты стала моей.

От такого признания, у Звуковички даже подкосились ноги, что-что, а любви от злого жестокого и надменного Учихи ждать не приходилось, Таюя даже с трудом верила, что они вообще смогли за эти два года стать чем-то вроде друзей, но такое, такое уж никак не могло уложиться у неё в голове. Сегодня, прямо тут, при ней Итачи Учиха открыто признался ей в любви, да ещё произнеся такую длинную речь, какую ни разу в жизни, наверное, не говорил, от всего этого ей стало даже как-то не по себе. Ловко подхватив Хокумон, тем самым не дав ей упасть на грязный пол, Акацук тоже был удивлён её реакцией на его слова. Вновь оказавшись в объятьях Итачи, девушка даже не веря, что это на самом деле был он, легко подёргала Учиху старшего за щёку – лицо было единственное, что не скрывал наряд организации, кроме кистей рук, и пальцев ног, что бы убедиться, что это действительно он. А потом, находясь в полусне, как будто попала в очередное гендзюцу навеянное Цукиёми произнесла в ответ:

– Я тоже тебя люблю, Итачи-сан, – специально добавив к его имени приставку, что бы показать разницу в отношении до и после всего того, что произошло сегодня вечером.

– Тогда пойдём, отсюда, у нас… – Учиха старший хотел было ещё кое-что сказать Таюе, как его мгновенно перебили.

– Итачи-сан, – по коридору бешено нёсся Кисаме, взволнованно ища напарника, видимо, причина у него была очень, веская, иначе бы Хошигаки ни за что бы не пошёл сюда за ним.

Быстро сообразив, что обниматься на глазах у Кисаме было не самым лучшим вариантом для конспирации, поэтому тут же отскочив друг от друга в разные стороны, Итачи и Таюя стали упорно изображать ненависть друг к другу.

– Поговорим потом, – коротко кинул Учиха старший любимой, а затем, обращаясь к напарнику, недовольно спросил. – Что?

– Лидер-Сама хочет видеть вас, – остановившись, прямо перед закрытой камерой и тяжело отдышавшись после бега, заговорил Хошигаки, – собрание, собрание в зале сбора прямо сейчас… – прерывисто продолжил Кисаме, пока Итачи открывал и закрывал за собой тюремную камеру.

– Идём, – лишь кивнув головой в знак согласия, так же коротко, как и в прошлый раз ответил Учиха старший, а затем нехотя поплёлся за рыбоподобным напарником.

Провожая любимого взглядом, Таюя подошла к ржавой решетке, и, обхватив руками прутья, стала смотреть Акацкам вслед. На ходу обернувшись, Итачи взглянул ей в глаза, его зрачки горели Шаринганом, Мангекью Шаринганом.

– Цукиёми, – тихо прошептал Учиха старший, и Хокумон, с такой силой застонала на всю тюрьму, от того, что увидела за одну секунду, а почувствовала, будто за 72 часа, от чего Хошигаки даже обернулся.

– Что это было? – задал вопрос ошеломлённый Кисаме.

– Ничего, – ответил Итачи подтолкнув напарника к выходу, и, отворачивая его синюю акулоподобную голову от камеры, только что дважды за сегодняшний вечер получивший неимоверное удовольствие Звуковички. Пожав плечами Хошигаки отвернулся, и они оба покинули тюрьму.

====== Глава 5. Побег ======

Пробыв на собрании примерно 3 часа, Итачи уже почти заставил Таюю заснуть в ожидании его. Акацки не обсуждали ничего из того, на что Учихе следовало бы обратить особое внимание, так, речь шла как всегда об Узумаки и Девятихвостом. Потом, к концу собрания, сменилась неожиданной гибелью Орочимару, от чего надобность в Хокумон, да и в последнем допросе её на рассвете и вовсе отпали. Поэтому было решено просто убить Звуковичку утром, с первыми лучами солнца. Договорив что-то о Звуке и Орочимару, голограмма Лидера как всегда растворилась в воздухе, не настоящая Конан, и те, кто сейчас были на задании – тоже. В зале сбора осталось лишь парочку Акацуков, включая Итачи и Кисаме, первому из которых всё же удалось уговорить Пейна, предоставить именно ему возможность расправиться с Таюей, а второму, глава Акацки поручил разведать обстановку в Ото, что могло означать лишь одно – Хошигаки не будет в логове все следующие сутки. И обе эти новости радовали Учиху в достаточной мере, вот только ни единого намёка, на свои эмоции он как обычно не подал. Брат Саске всегда умел скрывать истинного себя, под маской холодного и надменного Шаринганистого психа, в чём ему не было равных, ни среди их клана, ни среди Акацки.