Текст книги "Хент"

Автор книги: Раффи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

XXI

По уходе старика Хачо и его сыновей Вардан и Дудукджян остались одни.

– Действительно, почва не готова… – заметил Вардан, глядя на бледное и грустное лицо константинопольца.

– Кто же виноват в этом? – спросил Дудукджян с горечью, и в сердце его точно что-то оборвалось от сильного волнения. – Старик очень умен. Он гораздо умнее нас, глупых книжников. Он верно заметил, что подготовка народа была обязанностью константинопольцев. Но что же мы сделали? Ничего… Мы вовсе не заботились об этом, не интересовались современной Арменией и ее трагедией, а восхищались только ее исторической славой. Мы не знали настоящей Армении и не думали об этом. Мы знали ее только по описаниям древних историков и воображали, что на этой земле титанов живут еще Тиграны, Арамы, Ваагны, Варданы и великие Нерсесы[23]23
  Армянские цари и исторические герои.


[Закрыть]. Воображение рисовало нам многолюдные города, где процветают ремесла и торговля, где армянин пользуется всеми благами природы, добывал их своими руками. Мы думали, что в Армении есть богатые деревни, устроенные рукой земледельца армянина, и его хлебные поля наполняют амбары своими продуктами. Мы были уверены, что большинство населения страды составляют армяне, которые живут спокойно и счастливо на своей родной земле. Но мы не знали, что целые армянские провинции опустели от армян – они либо погибли в нужде, либо насильно обращены в магометанство. Мы не думали, что вместо живого армянина найдем живые трупы или обширные кладбища. Нам неизвестно было то, что религия – эта основа национальной жизни, по нашему мнению, – разрушена, и остались только жалкие развалины великолепных церквей и монастырей. Мы не знали, что наш язык, святое наследие предков, исчез с уст армянина, который теперь говорит по-курдски и по-турецки. Нам было также неизвестно, что большая часть храбрых, диких курдов, которые ныне божья кара и напасть для армян, лет пятьдесят – сто назад были нашими братьями по крови, говорили на нашем языке и молились в наших церквах. Одним словом, мы ничего не знали и о нынешней Армении имели самое смутное понятие. Нам неизвестно было и то, что жалкие обломки нашей нации в силу печальных условий жизни под тяжелым гнетом рабства так измельчали, изуродовались, что, потеряв свои хорошие качества, приобрели низкий, малодушный, трусливый и мстительный характер…

Вардан слушал с любопытством. Дудукджян продолжал:

– Между тем в наших руках были все силы; мы могли совершить большие дела. У нас был патриарх – глава народа, который думал только о спасении души. У нас происходили совещания представителей национального собрания[24]24
  Армянское национальное собрание, утвержденное турецким правительством в мае 1860 года, состояло из духовных и светских представителей народа; усмотрению собрания подлежали вопросы церковные и народные. (Прим. пер.).


[Закрыть], которое занято было пустяками и интригами. Наша учащаяся молодежь оглашала песнями берега Босфора в годовщину национального собрания, вовсе не думая о том, что в это время на их родине проливалась кровь. Мы имели прессу, которая не обращала внимания на судьбу своих соотечественников, а всегда была занята интересами других народов. У нас были школы, которые не дали Армении ни одного дельного учителя. У нас был театр, который не показал нам ни одной картины из жизни несчастных армян, а потчевал общество отбросами произведений французской стряпни. Наши национальные вожди лицемерили перед требованиями Высокой Порты[25]25
  Высокая Порта – турецкое правительство.


[Закрыть] и думали только о своей славе. У нас была финансовая сила, но золото украшало дворцы амира, а на благосостояние народа не расходовалось ни гроша. Одним словом, мы держали в наших руках руль прогресса нации как бы для того, чтобы вести нацию к гибели.

Только теперь мне стало ясно, что наши намерения – одно только донкихотство, – продолжал Дудукджян. – Можно ли было ожидать иное? Целые десятилетия в бездействии сидеть в Константинополе, не исследовать жизни Армении, не знакомиться с нуждами и требованиями народа, не готовить его для лучшего будущего и вдруг явиться к нему и предложить оружие для самозащиты – это едва ли могло привести к чему-нибудь! Все же я не падаю духом; вера моя еще не пошатнулась. Быть может, я и мои товарищи погибнем в тяжелой борьбе, но эта гибель откроет путь нашим последователям, они пройдут вперед по нашим трупам…

Вардан, взволнованный до глубины души, бросился к Дудукджяну, обнял его и, расцеловав, сказал:

– Такое дело требует жертв… Честь и слава тому, кто будет в нем первым!

Было уже за полночь. Постели друзей были постланы, но они долго не могли уснуть. Дудукджян продолжал осуждать константинопольскую молодежь за беспочвенные мечты, критиковал духовенство.

– Если б десятая доля затрат на церкви и монастыри была отдана на устройство школ, то Армения была бы спасена…

Вдруг кто-то тихо постучался в дверь. Вардан открыл дверь. В комнату вошли Айрапет и Апо – два брата, не похожие на остальных сыновей Хачо.

– Мы явились в такое позднее время, чтобы нас не заметили, – сказал Айрапет усаживаясь. – Не помешали вам?

– Нисколько, – ответил Вардан, – мы не могли уснуть и разговаривали. У вас, никак, все спят?

– Все, – ответил Ало. – Только отец что-то кашляет и ворочается в постели, а когда он кашляет, значит, думает о чем-то.

И Вардан и его товарищ догадались, что братья пришли в такой поздний час недаром, и ждали, чтобы те высказались.

– Мы не могли говорить с вами при отце и братьях, – начал Айрапет серьезным тоном. – Мы хотим вам сказать, что сочувствуем вам и готовы служить во всем, в чем вы найдете нас пригодными.

Холодное лило Дудукджяна просияло радостью. Так радуется миссионер, когда ему удается приобрести новых верующих, и он видит в них первых овец будущего стада обращенных.

– Не надо думать, – продолжал Айрапет, – что у здешних армян нет сердца и души и никаких стремлений к свободе. Но есть у них одна плохая черта. Каждый армянин в отдельности осторожен, рассудителен, нерешителен и не имеет своей воли. Он всегда ждет примера и пойдет за тем, кто его покажет. Пример, и особенно пример удачного дела, оказывает на него громадное влияние. Но он не интересуется жизнью людей чуждых ему стран и не следует их примеру, а непременно ждет его от армян. Значит, мы будем первыми, и я уверен, что за нами последуют многие. Я знаю хорошо наш народ; он так сильно исстрадался, что при первой возможности готов растерзать турка и курда. Сердце его переполнено тайной ненавистью к ним.

Вардан и Дудукджян с радостью слушали Айрапета. Это был голос народа.

– Счастлив народ, который умеет ненавидеть! – воскликнул Дудукджян восторженно. – Тот, кто не умеет ненавидеть, не может и любить.

– Отец мой говорит, что почва не готова, – продолжал Айрапет. – Он человек не глупый и очень добрый, но его умные советы и осторожность доходят до крайности. Своим терпением он довел нас до отупения, и мы закоснели в неподвижности… По-моему, в нашем положении смелость, самоуверенность и дерзость, пусть даже сумасбродство, сделают больше, чем холодные и глубокие размышления.

– Да, «пока умный думает, хент переходит реку», – ответил Вардан смеясь.

– Это верно, – подтвердил Дудукджян. – Очень часто умных подводит их собственный ум, и они тогда только понимают свою ошибку, когда видят, что сумасброд и безумец опередили их. Было время, когда наши рассудительные константинопольцы считали более удобным и выгодным для армян находиться под управлением невежественных турок, чем под властью какого-нибудь цивилизованного правительства. Они думали, что цивилизованное государство своим высшим культурным развитием может поглотить и уничтожить армян, между тем как армяне при своем уме могли бы пользоваться глупостью турок, соперничать с ними в борьбе за существование и выйти победителем. Этот вывод теоретически верен, но лучшие философские теории очень часто оказываются неверными в применении к жизни. История имеет свои неправильности.

– Если великая цивилизованная нация уничтожает мелкие народности, – продолжал Дудукджян, – то же самое может сделать относительно своих подданных и нецивилизованная. Разница только в способах борьбы: одна убивает варварскими средствами, другая – культурными. Скажу яснее. Никто из нас до сих пор не понимал тайной политики турецкого правительства в отношении армян. Каждый из нас с недальновидностью ребенка повторял: «Будущность наша в Турции». Мы смотрели на совершающиеся несправедливость, беззакония и варварства как на явления случайные, вовсе не подозревая, какая дьявольская махинация скрывалась за ними. Мы видели только, как эксплуатировали, убивали нас, заставляли силой принять магометанство и как соседними варварскими племенами совершались другие злодеяния. Мы не знали, что все эти безобразия совершались по тайному наущению, не знали, что все это делалось с высшего разрешения. Мы обвиняли правительство только в слабости и беззаботности, в неумении сдерживать страсти своих диких подданных. Но мы не понимали, что сами чиновники правительства возбуждали варваров против армян, чтобы уничтожить христианский элемент в стране. «С какой целью?» – спросите вы меня.

– Турция хорошо поняла, что если в один прекрасный день она лишится своих европейских и азиатских владений, то причиной этому будут местные христиане. Она поняла, что раз в ее владении будут находиться христиане, то это всегда даст повод другим государствам вмешиваться в ее дела и снова поднимать «восточный вопрос». Вследствие этого, дабы не лишиться своих владений и оградить себя от вмешательства других христианских держав, Турция принуждена уничтожать христиан, из-за которых она потеряла уже некоторые провинции в Европе, и вот-вот отымут у нее и остальные. Что же касается азиатских владений, то там уцелела только лишь Малая Азия, в которой единственная христианская нация, угрожающая спокойствию Турции – армяне. Следовательно, чтобы успокоить европейские державы, нужно показать им, что в Армении нет армян. Для исполнения этого плана Турция избрала удобнейших палачей – курдов и черкесов.

– Если собрать все факты, совершившиеся в течение последних двадцати-пятидесяти лет, то можно убедиться в справедливости всего, что я сказал. Мы увидим, что гнет, преследования, грабежи армян, словом, все варварства – не случайные явления. Мы убедимся, что за ними крылась заранее обдуманная политика, цель которой – систематическое ослабление армянского народа, ведущее к окончательному его уничтожению. Я укажу только на некоторые факты. Чтобы лишить армян возможности самозащиты, Турция связала им руки – отняла у них оружие и вручила его врагам армян. Однако, увидев, что эта мера не способна обессилить армян, как народ трудолюбивый, предприимчивый, способный соперничать со своими врагами и сохранить свое существование материальной силой – богатствам, правительство прибегло к другим мерам, чтобы обессилить, убить его экономически. И вот увеличили налоги; изъяли из употребления бумажные деньги (без предварительного объявления об этом), словом, пустили в ход всякие финансовые хитрости с тем, чтобы деньги, оставшиеся в руках народа, потеряли цену, и он не мог платить налогов. Этим хотели заставить его продать казне за долги самый необходимый в хозяйстве инвентарь и лишить его таким образом средств к обработке земли. Однако и это не привело к желаемой цели: неугомонные армяне, увидев, что на родине нет заработка, отправлялись в чужие края и, приобретя там деньги, возвращались домой. Что же оставалось делать правительству? Турция решила сразу иссушить все источники жизни армян, издав хитроумные земельные законы, в силу которых армянин лишался права землевладения. Принадлежавшие армянам земли перешли в руки курдских беков, черкесов, муфтиев, кадиев и другого невежественного духовенства. Они сделались хозяевами, а армяне, трудолюбивые и деятельные армяне, обратились в рабов, обрабатывающих земли этих варваров. Все земельные споры между армянами и турками в Армении или остаются без всякого внимания со стороны правительства или же разрешаются непременно в пользу магометан. Тому тысячи примеров. Достаточно расследования одного из этих процессов для доказательства того, что правительство не желает оставлять земли в руках армян. Они хотят, чтобы армяне, лишившись наследства прадедов, покинули свою родину, усилив таким путем переселение армян. Освободив Армению от армян, Турция заселит ее курдами и черкесами.

– Теперь вы видите, что все эти злодеяния связаны друг с другом, и под ними скрывался адский замысел? Я считаю лишним указывать на такие факты, как искусственно созданный голод в провинциях, населенных армянами, – это было изобретением местной администрации для убийства армян, спасшихся от оружия курдов и черкесов. На подобное изуверство, на такое чудовищное убийство способен только безжалостный, бессовестный турок. Ослабить экономически народ, лишить его последних средств к существованию, довести до крайней нищеты – вот то оружие, которое избрал он теперь для уничтожения армянского народа. Турок знает по опыту, что всякое другое оружие бессильно для убийства народа, сила которого заключается в трудолюбии, энергии и в материальной обеспеченности. У зейтунцев[26]26
  Зейтун – провинция в Турецкой Армении.


[Закрыть] нет плодородных земель. Главные источники их существования – железные рудники; они сами обрабатывают руду, делают оружие или продают сырье в ближайшие провинции, покупая на эти деньги все, что им нужно. Правительство сделало несколько попыток отнять у зейтунцев эти рудники, и только отчаянное сопротивление храбрых горцев спасло их единственный источник существования. Большой пожар в Ване подтверждает очевидность подобных политических махинаций. В этом городе армяне приобрели солидную материальную силу; вдруг в одну ночь все их богатства предали огню. Армяне протестовали, просили правительство расследовать это дело, чтобы открыть имена преступников, но просьба их осталась без внимания – не могло же правительство назначить следствие над самим собой.

Мы всегда удивлялись, почему власти лицемерят перед предводителями курдов и черкесов, перед шейхами и другим духовенством, которые иной раз причиняют немало забот и правительству, не платя налогов, совершая большие набеги на те или другие провинции. Неужели, думали мы, правительство не может усмирить этих разбойников? Теперь мы уже понимаем, что Турции необходимо иметь таких союзников. Цель – ясна…

Казалось, Дудукджян старался в эту ночь сразу излить всю горечь, накопившуюся в его душе. Страдания народа, трагическая судьба его и печальная будущность, представ перед ним в мрачных красках, наполнили душу его справедливым негодованием.

– Жизнь заставляет человека обращаться с подобными себе так, как другие обращаются с ним – платить за зло злом. Иного средства нет. Среди всех тварей человек наиболее жесток в обращении с себе подобными… Зверь, по крайней мере, одним ударом убивает свою жертву. Но человек действует постепенно. Он мучит, давит, терзает нравственно и физически и, постепенно высосав из своей жертвы жизненные соки, убивает. Это – ужасное убийство. Так способен убивать только человек. И подобное убийство совершается над целыми народами. Оно грозит и нам. Разве не эту же цель преследуют турки, курды и черкесы? Разве не вследствие этой причины опустела от армян большая часть Армении?

Вардан слушал Дудукджяна с большим вниманием. Наконец Вардан произнес с горькой усмешкой:

– Удивительный народ – армяне! Убить его – если не сказать невозможно, то очень трудно. Он похож на сказочного многоголового змея, у которого вместо отрубленной головы вырастает новая, более сильная. В течение веков армянин до такой степени выкован молотом всемирной кузницы, что получил крепость стали. Не легко сломить его, он очень гибок… Армянин перенес и вытерпел варварства великих монголов, по сравнению с которыми современное поколение турецких монголов просто ничто. Через землю армян прошли Манкул-хан, Тамерлан, Чингис-хан, Гулавуни и подобные им изверги и тираны. Они пронеслись как поток, как буря, но сами они исчезли, а армяне остались. Нынешняя Турция монголов, стараясь убивать таких подданных, как армяне, которые наполняют ее казну, не сознавая того, убивает самое себя. Теперешнее истощение финансов Турции объясняется этим убийством. Прежняя Турция лучше понимала значение армян, поддерживавших силу и прочность правительства. Она не только заботилась о спокойствии трудолюбивого земледельца, но даже отдавала всецело в руки капиталистов-армян управление финансовыми делами государства; не раз наши сарафы[27]27
  Сарафы – банкиры (турецк.).


[Закрыть] в самые критические минуты спасали государство.

Уже рассветало, но наши собеседники еще не разошлись. Они начали говорить об организации восстания и приготовлениях к нему. Когда совещание кончилось, Дудукджян достал из кармана три визитных карточки и, отдав их своим товарищам, сказал:

– Я вам вполне доверяю: вы теперь можете знать, кто я такой и как мое настоящее имя.

На карточках мелкими французскими буквами было написано: «г. Л. Салман».

Отец Левона Салмана Торос-челепи[28]28
  «Челепи» – так называют армянских и греческих купцов (Прим. автора).


[Закрыть] был армяно-католик, перешедший в магометанство. Долго рассказывать, что заставило его принять ислам; скажем только, что Тороса обвинили в преступлении за связь с молодой турчанкой, и он под страхом смерти принужден был принять ислам и жениться на прекрасной Фатьме (так звали девушку). После рождения Левона Фатьма умерла, и ребенок остался на попечении отца, которого страшно мучила мысль, что сын его должен воспитываться в ненавистной ему религии. Торос-челепи покинул свою родину Ангару и поселился в Константинополе, где его никто не знал. Здесь он устроил своего сына в братстве фреристов, а сам исчез, неизвестно куда. Маленький Левон вырос в католическом монастыре и двенадцати лет был отправлен в Италию. Первоначальными воспитателями его были иезуиты. Он несколько лет пробыл в Венеции, в монастыре св. Лазаря, потом перешел в монастырь мхитаристов в Вене, но нигде не получил основательного образования. Наконец любовь к женщине вырвала его из удушливой атмосферы монастыря и бросила в жизненный хаос Парижа. Там он сначала вел жизнь пустую, полную удовольствий; переходя от одной партии к другой, участвуя в различных обществах, он, собственно говоря, не был ничем занят. Когда же опустел кошелек его любовницы, нужда заставила его работать, и он писал для газет статьи о востоке, чем и жил. Но как только возник «восточный вопрос», он оставил свою любовницу, Париж и поспешил в Константинополь.

XXII

За месяц до появления Салмана в провинции Багреванд Хаджи Мисак, известный перевозчик грузов из Эрзерума, навьючил своих мулов и отправился к Эрзеруму.

Звали его Хаджи[29]29
  Хаджи – паломник.


[Закрыть] потому, что он два раза ходил в Иерусалим по данному обету, и если б богу было угодно, то намеревался пойти и в третий раз – такова уж сила заветного числа. Вообще он был добрый христианин, и набожность его доходила до фанатизма.

Во всех городах, находившихся в этом районе, во всех деревнях и постоялых дворах знали Хаджи Мисака: более двадцати лет он путешествовал с мулами по Малой Азии и Армении.

Хаджи Мисак был человек плотного сложения, маленького роста, с быстрыми движениями. Трудно было определить черты его лица, так как их закрывали густые волосы, из которых торчал большой нос. В огромных блестящих его глазах можно было прочесть ясное выражение душевной доброты.

Куда ни приходил караван Хаджи Мисака, всюду приносил он радость. Кто только не давал ему поручений! Купец ожидал получения заказанного товара, женщины – писем от своих странствующих мужей, крупные и мелкие чиновники, служившие в глуши, – съестных припасов, одежды. Нередко какой-нибудь странник, измученный долгой ходьбой, ожидал прихода Хаджи Мисака, надеясь, что тот из человеколюбия возьмет его с собою и доставит на родину.

Любезность Хаджи Мисака и готовность его помочь всякому сделали его всеобщим любимцем. «Хаджи Мисак, захвати, пожалуйста, на обратном пути несколько фунтов табаку». – «Хаджи Мисак, кофе у меня вышло, привези кофе». – «Купи для нас масла», – к нему обращались с такими и подобными просьбами, и он исполнял все, не взяв вперед денег и нередко даже приплачивая из своего кармана.

Благодаря такой популярности правительственные чиновники обращались с Хаджи Мисаком не особенно строго. Караван его проходил через таможни довольно свободно, и никто из служащих не стеснял его.

На востоке перевозчик грузов, в особенности же известный, пользуется большим доверием. Ему поручают тюки с самыми дорогими товарами, золото, серебро, и без всяких расписок или документов, так как все, полученное им, доставляется в целости к месту назначения.

Во всех городах знали время прихода Хадаш Мисака. Движение его каравана совершалось так аккуратно, что если не случалось особого препятствия, то он не опаздывал ни на один час назначенного времени. Но на этот раз караван Хаджи Мисака двигался довольно медленно, потому что, несмотря на незначительную величину тюков, они были тяжелые. Большая часть груза состояла из четырехугольных длинных ящиков, скрепленных железными обручами; на ящиках стояли английские надписи: «Персия», «Тегеран». Караван шел большей частью ночью. Хаджи Мисак объяснял это тем, что он не хочет изнурять мулов дневной жарой.

Сопровождал караван еще один человек, по имени Мелик-Мансур; этот купец, как он сам говорил, был родом из Персии.

В течение последних двадцати-тридцати лет персидское правительство в вооружении своей армии провело много преобразований по образцу европейских. Это обстоятельство открыло новое поле деятельности для армянских купцов; они начали доставлять необходимое правительству оружие.

Мелик-Мансур был из этих купцов, и нагруженные на мулов груз принадлежал ему. В таможнях на эти ящики не обращали особенного внимания, потому что товар, идущий транзитом в Персию, пропускался свободно. Такая перевозка товаров из Трапезунда через Эрзерум и Баязет практиковалась издавна.

Мелик-Мансуру можно было дать лет тридцать шесть. Обаятельная внешность, веселый характер и остроумие придавали особую живость его бесконечным беседам с Хаджи Мисаком. Тот с любопытством слушал рассказы о приключениях Мелик-Мансура в далеких странах, как например рассказ этого армянского Агасфера о том, как в одной схватке с туземцами в Индии отрубили ему три пальца на руке, а также многие другие. Такие разговоры рассеивают скуку долгого и медленного караванного пути.

Мелик-Максур говорил на многих восточных и европейских языках и, общаясь со всякого рода людьми, хорошо изучил человеческую натуру и знал, с кем как обращаться. Однако он никогда ни с кем не откровенничал. Хаджи Мисак относился с особенным уважением к этой таинственной личности не только по обязанности быть с ним почтительным, как с грузовладельцем, а потому, что в нем было нечто, внушавшее уважение.

При каждой остановке в караван-сараях и гостиницах содержатели их всегда оставались довольны Мелик-Мансуром – он был очень щедр и везде сыпал золотом.

– Вы их портите, – замечал ему Хаджи Мисак, – в следующий раз нам трудно будет выпросить и стакан воды у этих разбойников.

– Не беда, – отвечал он смеясь, – блеск золота ослепляет людей…

Караван благополучно прошел через Эрзерум и спустя неделю дошел до провинции Баязет. Здесь груз Мелик-Мансура начал постепенно меняться: по ночам ящики, которыми были нагружены мулы, исчезали, и взамен их появлялись новые тюки с другим товаром. Такие перемены происходили в то время, когда караван останавливался в армянских деревнях.

Иногда к Мелик-Мансуру являлись какие-то неизвестные люди и, поговорив с ним на каком-то непонятном языке, снова исчезали.

Наконец караван перешел персидскую границу – но пока он до нее дошел, из ящиков с надписями «Персия, Тегеран» не осталось ни одного и сам Мелик-Мансур – мнимый купец – тоже исчез…