Текст книги "Когда птицы молчат (СИ)"
Автор книги: Птичка Певчая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 35 страниц)
Кухня совсем небольшая, но меня подкупила хорошая духовка и очень компактное расположение всех предметов мебели. Здесь поместились и маленький столик с тремя стульями, и кухонный гарнитур, и холодильник, и даже стиральная машинка.
Среднестатистическая ванная с душевой кабинкой, электрической сушилкой и вместительным шкафчиком для личных принадлежностей и полотенец оказалась чистой и ухоженной. Не люблю голубую плитку, но сейчас я не в том положении, чтобы отказываться от квартиры только из-за того, что мне не понравилась цветовая гамма.
В прихожей шкаф-купе. В небольшой комнате размером около семнадцати квадратных метров стоит стенка, диван-книжка и кресло. Белая пластиковая дверь ведет на застекленный балкон. Там, слева и справа, очень аккуратные деревянные полки, выкрашенные в белый цвет, и маленькая табуретка, чтобы было удобно развешивать белье.
Я выясняю цену. Быстро подсчитываю в уме.
Хорошо.
По условиям договора вы платите сразу за первый и последний месяц вашего проживания.
Договорились. Мне подходит.
Когда вы хотите подписать договор?
Прямо сейчас. Я хочу въехать сюда завтра вечером.
Отлично.
До работы мне добираться примерно сорок минут. Узнаю номер детского сада и тут же перезваниваю своей знакомой. Сообщаю, куда я хочу определить дочку. А если не получиться – то где-то в этом же районе.
Она обещает решить проблему в понедельник.
Понедельник… Куда пристроить Женю?
Интернет подсказывает номера нескольких частных нянечек, готовых побыть с ребенком. Почасовая оплата, кстати сказать, немалая. Есть женщины с опытом воспитателя, медицинским стажем и даже психологи. Все дорогу домой я читаю отзывы об агентствах и их персонале, злясь на вой мобильный за медленный интернет.
В конце концов, я решаюсь позвонить. Женщине, которую я хочу нанять, сорок шесть лет, она бывший педагог – учитель начальных классов. По телефону у нее довольно приятный и спокойный голос. Она заверяет меня, что сумеет позаботиться о пятилетней девочке, накормит ее тем, что я приготовлю, выйдет на прогулку, уложит на дневной сон.
Я говорю, что мы только после переезда, и у нас нет игрушек, но она отвечает, что это не проблема. Но телевизор они смотреть не станут – если моя дочь привыкла к этому, то ей придется изменить свою позицию хотя бы на день. Я разделяю ее взгляд на использование детьми современных технологий.
Спрашиваю, сколько она возьмет за девять часов, и тихо охаю. Я соглашаюсь, а когда выхожу, иду в ломбард и закладываю свое обручальное кольцо. Я не хотела этого делать. Но сейчас иного выхода нет. Я выкуплю его, когда смогу. Если захочу потом это сделать.
Кольцо легко спадает с пальца. Девушка отдает мне несколько сотен. Кладу деньги в кошелек и прогоняю все мысли, которые заползают в голову, как назойливые насекомые. Позже. Смахиваю ресницами нежданную влагу и несусь домой, покупая по пути гречневую крупу.
Когда Влад привозит Женю, я заканчиваю паковать все наши вещи в две сумки и чемодан на колесиках с телескопической ручкой.
Я взяла только летние вещи, пару легких кофточек и постельное белье. Запихивая в сумку два последних махровых полотенца, я боялась, что поломаю молнию.
Влад ошарашенно смотрит на неподъемные чувалы, потом переводит взгляд на меня.
Ты что, не шутила?
О чем?
О том, что в понедельник планируешь выйти на работу.
Нет. Как видишь, мы уже собрались.
Ты хочешь ехать сейчас?
Да.
Сумасшедшая! Куда вы поедите?
Я сняла квартиру. Улица Моряков, дом 32. Номер квартиры сейчас не вспомню, но обязательно тебе сообщу.
На чем ты собралась ехать?
На автобусе.
С Женей?
Да.
Он разговаривает со мной, как с умалишенной. Мне всегда требовалось много времени, чтобы принять важное решение. Я долго колебалась, взвешивала все за и против, я всегда боялась. И часто этот страх мешал переменам. Но сейчас я хочу рискнуть. Пусть будет тяжело, я знаю это, но я все же попробую.
Я вызову тебе такси и оплачу.
Спасибо.
Не собираюсь отказываться. Я не просила, он предложил сам. Так я смогу перевести больше вещей. Пока он звонит в службу такси, я собираю на кухне кастрюли, сковородки, даже мультиварку и миксер запихиваю в новую сумку. Из шкафа достаю пылесос.
А еще не помешает бытовая химия. Не придется тратить лишние деньги.
Все собрано, Женя в возбуждении скачет по квартире, я предлагаю Владу войти, но он отказывается. Мы разговариваем в коридоре.
Значит, у тебя тоже повышение?
Почему тоже?
У меня новая должность.
Это другое. Я совершенно поменяла вид деятельности. Как твои успехи в новой роли?
Довольно неплохо.
Я искренне рада.
Я … не ожидал повышения.
Уверена, что ты его заслужил.
Я тоже так думаю.
Я надеюсь, что и у меня все получится.
А как твои родители относятся к новой работе и твоему отъезду?
Можешь сам у них спросить. Мама после развода со мной не разговаривает.
Он замолкает. Мне тоже нечего сказать. Сожаление невозможно передать словами, они будут звучать сухо и неискренне после всего, что произошло. И я боюсь, что он мне не поверит.
Влад лезет в задний карман джинсов и достает портмоне. Отсчитывает несколько купюр и протягивает их мне. Я смотрю на деньги и чувствую себя ужасно мерзко. Во второй раз за этот уикенд я обзываю себя дрянью. Но прикусив щеку изнутри, беру то, что он предлагает, и выдавливаю из себя благодарность. Не время думать об унижении. Я мысленно представляю маленький столик и стульчик для Жени, конструктор и набор для лепки. А, может быть, даже маленькую кроватку. О том, какой состоятельной женщиной я сейчас являюсь, у него нет сомнений. Его благородство жжет меня каленым железом. Я словно исчадие ада, на которого брызжут святой водой, а она шипит и пенится на коже.
Такси у подъезда. Он помогает мне с вещами, уточняет сумму у таксиста, дает ему сверху, чтобы тот помог занести все вещи в квартиру.
Женя обнимает его за шею. Ее ножки в летних белых сандалиях свободно висят на уровне его бедер, а голубое платьице задирается, когда он притягивает ее еще ближе, еще крепче прижимает к себе.
Слезы жгут глаза. Но мне больше некуда отступать.
Подхожу к нему, чтобы забрать дочку. Смотрю на знакомые, простые, добрые черты.
Прости меня, – говорю еле слышно, но по тому, как сжимаются его челюсти, понимаю – он все расслышал. – Не держи зла. Я сама себя уже за все наказала.
Беру Женю, весело машущую ему рукой, и сажусь в такси. Он долго смотрит нам вслед.
Я легла спать в три часа ночи. Первым делом, когда мы приехали в новую квартиру, я накормила Женю. Накануне я успела испечь пирожки с ливером. По пути мы остановились возле супермаркета, и я поставила рекорд скорости, сделав все необходимые покупки за пять минут. Холодильник был абсолютно пуст, а завтра Жене нужно было что-то целый день есть.
Мы были на месте в восемь вечера. Запив пирожки кефиром, Женя принялась с интересом обследовать новое жилище.
Маленькая.
Ну что же, нам с тобой в самый раз.
Но у меня нет своей комнаты.
Когда-нибудь она у тебя опять появится.
А где я буду спать?
На этом диване, вместе со мной, – я как раз тщательно прохожусь по нему пылесосом.
А у меня не будет своей кровати?
Ты хочешь спать отдельно?
Не знаю. Мы теперь бедные?
Нет. Если хочешь, я куплю тебе кроватку хоть завтра.
Я пока с тобой посплю, – она делает вид, что вынуждена идти на уступки, но я замечаю хитрую улыбку.
Ей нравится новая квартира. Все дети любят смену обстановки, потому что им кажется, что они похожи на сказочных героев, открывших новый остров или целую страну.
Женя не хнычет и не просится назад, а когда я заглядываю, чтобы проверить, чем она занята, вижу, что она прячет шкатулку со своими сокровищами куда-то вглубь бельевых ящиков. А поэтому я с легкой душой продолжаю скрести ванную комнату, обильно смачивая губку дезинфицирующим средством.
Что ж, голубой кафель вовсе не так плох, как мне показалось сначала.
В десять Женя уже спит, а я дочищаю кухню, пока в мультиварке готовится суп, а в духовке – овощная запеканка с мясом.
К двенадцати на полочках возле зеркала стоят наши зубные щетки и пасты, флакон моих духов и кремы. Шкафчик в углу забит полотенцами, средствами личной гигиены и всякой мелочью типа заколок, лейкопластыря, бинтов.
В час ночи гаснут фонари. Блюда на завтра остывают на подоконнике. Утром мы перекусим омлетом и томатами, в холодильнике лежит упаковка сладкого ванильного творога, виноград, персики, сливы, колбаса. С готовыми блюдами этого хватит.
Мне еще необходимо закончить уборку в прихожей и кладовке, а также просмотреть, какой транспорт мне завтра подойдет. Но силы внезапно покидают меня. Легкое головокружение напоминает, что я в последний раз ела часов двенадцать назад. Наливаю стакан ледяной минеральной воды и медленно пью, стоя у окна. Тоска врывается в сердце, сжимает его своими когтистыми пальцами, давит все сильнее и сильнее. Тоска не знает, что я на расстоянии десятков километров от того, кого люблю, и ей нужно бы утихнуть. Она смеется над моей попыткой убежать. Она шепчет, что расстояние измеряется не километрами, а одиночеством. Потому что если ты знаешь, что на другом конце света тебя кто-то любит и ждет, расстояние – ничто.
Я в миллионах световых лет от тебя.
Глава 26
Я еду на работу в автобусе, буквально забитом под завязку. Я поспала всего четыре часа, поэтому утром пыталась замазать мешки под глазами, насколько это позволяла косметика в такой душный день.
Скорее всего, сегодня пойдет дождь. Воздух, врывающийся в салон сквозь открытые окошки и люк наверху, очень влажный. Он не освежает, а заставляет глотать его, как соленую воду. Нет абсолютно никакой возможности утолить жажду, но остановится и не пить нереально.
На этот раз я собрала волосы в тугой пучок, оставив лишь подобие длинной челки, которую убрала на правую сторону лица. Строгое платье синего цвета с тонким красным пояском намекало на то, что я серьезно отношусь к своей должности, а витиеватое украшение на шее – обычная, но довольно качественно сработанная бижутерия – свидетельствовало о том, что я не ханжа и не брюзга.
Ехать пришлось стоя, поэтому мой наряд не помялся. В здание, где располагался офис, я вошла за пятнадцать минут до начала рабочего дня. В лифте быстро протерла лицо салфеткой и с гордой осанкой вошла в приемную.
Секретарь только что пришла, но тут же доложила, что Анна Ивановна уже на месте и ждет меня.
Мне показали мой личный кабинет.
Небольшое помещение, но очень светлое, расположенное через коридор напротив кабинета директора. С одной стороны шкаф, с другой – подвесные полки, небольшой стол, кожаное кресло, компьютер и телефон.
Безликий офис, который я тут же захотела подстроить под себя, украсить цветами и фотографиями людей, которым мы уже помогли.
Но для этого еще рановато.
Я распоряжусь, чтобы начальники отделов, которые вы курируете, зашли с вами познакомиться и ввести в курс дела. Лида – мой секретарь – принесет вам распечатку с именами сотрудников, их должностными обязанностями и номерами внутренних телефонов.
Спасибо. Анна Ивановна, я хотела спросить, есть ли обеденный перерыв?
Конечно. С часу до двух.
Я хотела бы сегодня отлучиться. Мне нужно устроить дочку в детский сад. А после работы я не успею.
Конечно. Во время перерыва можете делать, что угодно.
Встреча с начальниками отделом получилась весьма интересная. Они постучались в мою дверь где-то через полчаса.
Я отложила список сотрудников, который принесла Лида, и пригласила их войти.
Три женщины сели напротив меня. Я с любопытством разглядываю их.
Илона Мельник – девушка лет двадцати восьми, немного полноватая, с милым лицом и добрыми каре-зелеными глазами. Светлая челка ровно лежит на гладком лбу, руки сжимают блокнот. Она управляет работой волонтеров, и, как мне кажется, идеально подходит для этого. У нее очень мягкий голос с теплыми, дружественными интонациями.
Лена Совина вместе с тремя своими подчиненными принимает и обрабатывает заявки на оказание помощи, распределяет их между медицинским отделом, который выносит заключение по каждому делу, и если нужно, отправляет к юристам. Она напоминает мне среднестатистического бухгалтера – полная от сидячей работы, лет сорока, хотя я могу и ошибаться, со следами от очков на переносице. Темные короткие волосы взбиты в высокую укладку, но стрижка кажется мне слегка неудачной, потому что на висках снято слишком много. Ее холеные пальцы украшают кольца и маникюр.
Пожалуй, самая интересная в этой троице Регина Миллер. Высокая, статная женщина приблизительно моего возраста, с лицом в форме сердечка и точеными скулами. Ее абсолютно прямые, струящиеся темные волосы сияют од дорогого ухода, челка доходит ровно до середины лба. Наряд явно от кого-то, кто презентует новинки на подиумах Милана или Парижа. А дорогой аромат ее духов крепко въелся во все предметы мебели моего кабинета. Очки в тонкой темно-вишневой оправе и такого же оттенка помада оживляют ее и так привлекательное лицо, карие глаза глядят на меня с солидной порцией превосходства и нескрываемого презрения. Весь ее облик бросает вызов моему скромному синему платью. Она считает меня недостойной занимать эту должность? Или она сама метила на нее? Иначе как объяснить те волны враждебности, которые она испускает, не сказав мне еще ни единого слова.
Меня вводят в курс дел, рассказывают, каким клиникам и центрам мы помогаем, как происходит отбор заявок от частных лиц, кто наши основные спонсоры и какую сумму ежемесячно выделяет непосредственно основатель фонда Михаил Петрович Лавров.
Я делаю пометки, попутно задаю вопросы и стараюсь расположить к себе своих подчиненных, перед которыми не ощущаю ни превосходства, ни скованности. Скорее, у нас установятся дружеские отношения, хотя насчет Регины я не уверена.
Она ни разу не улыбнулась мне, не сказала ничего, что помогло бы мне лучше вникнуть в работу ее отдела. А когда выходила из кабинета, то зло глянула на мой небольшой стол. Он что ли предмет ее зависти? Вряд ли, это не красное дерево, а обычное ДСП.
Во время своего перерыва я на такси мчусь в детский сад, который находится в нескольких метрах от нашего нового жилья. С директором уже переговорили до моего приезда, так что мне осталось лишь отдать ей документы, написать заявление и мчаться назад на работу.
Общее впечатление от моего первого рабочего дня было положительным. Я прошлась по офисам, лично познакомилась со всеми сотрудниками, которых, к слову, было не больше сорока.
Завтра я впервые должна буду ехать на открытие отделения для онкобольных, обустроенного большей частью за счет средств нашего фонда. Мне предложили составить благодарственную речь для Лаврова.
С ней я справилась довольно быстро. Перечислив всех спонсоров, которых нам удалось привлечь к сотрудничеству, не забыв о заслугах основателя фонда, а также упомянув современное оборудование для диагностики и лечения рака, я закончила писать на оптимистической ноте, выразив надежду, что этот центр поставит на ноги всех его будущих пациентов.
Анна Ивановна просмотрела мое заявление для прессы, одобрительно покачала головой и сказала, что завтра мы отправимся на торжество вместе. А пока для первого рабочего дня хватит, и она меня отпускает.
Когда я подхожу к дому, усталость и пережитое волнение сказываются слабой дрожью в конечностях.
Няня, с которой я утром пообщалась только десять минут, гуляет с Женей на детской площадке возле подъезда. Дочка, завидев меня, бежит с широкой улыбкой на лице.
Мамочка, а ты знаешь, я познакомилась с Марком и Юлей. Они ходят вот в этот садик. Они дали мне свои игрушки, а я сказала, что дам им поиграть своими, как только заберу их из нашего старого дома.
Обязательно, солнышко. Кстати, завтра ты идешь в этот садик. Может быть, вы будете в одной группе.
Да?
Посмотрим.
Рассчитываюсь с няней по почасовому тарифу. Женя рассказывает, что она строгая, но довольно общительная женщина, они не смотрели телевизор, но много гуляли, рисовали мелками на асфальте, играли в слова – тут дочка немного расстроенно заявила, что очень мало слов заканчивается на букву «у», а она так хотела назвать улитку – и три раза ели.
Мой желудок громко урчит и напоминает, что тоже был бы не прочь обстоятельно поесть. Я ведь толком даже позавтракать не успела. Мы вместе идем в квартиру, я разогреваю себе суп, Женя общипывает гроздь винограда.
Папа звонил.
И что он спрашивал?
Как выглядит наша квартира.
Надеюсь, ты сказала, что она очень чистая.
Нет, сказала, что маленькая.
И чистая.
Скажу в следующий раз.
А что еще он спрашивал?
Номер квартиры.
Ты сказала?
Спросила у няни, и она сказала, что номер нашей квартиры тридцать шесть. На четыре больше, чем номер дома.
Сейчас доедим и снова пойдем за покупками.
А что мы будем покупать?
Хочу приготовить паровые котлетки и спагетти, а еще купим тебе что-то из игрушек.
Ура! А купишь мне Барби, у которой есть карета?
Нет.
А Губку Боба?
Только если его можно использовать в качестве подушки.
А планшет?
Женя, у меня его нет!
Я буду давать тебе немного попользоваться.
Ну, спасибо большое. Я думала, что ситуация будет как раз наоборот.
В магазине я покупаю продукты, несколько упаковок разнообразных губок и тряпочек для протирания поверхностей, мыльницу, и мы идем с Женей в самый опасный отдел.
Полки завалены всевозможными игрушками. Огромные медведи и тигры пугают меня своими размерами и иногда жуткими пластмассовыми глазами, дочка засматривается на электрические автомобили и кукол в ее рост, которые могут говорить на английском, а при их цене, просто обязаны еще уметь стирать, убирать и готовить какую-то простую еду.
Я покупаю ей конструктор и куклу с небольшим, но довольно ярким гардеробом.
Женя счастлива, я молча вздыхаю по деньгам, которые дал Влад. Сегодня на работе я уже успела заказать ей маленький столик и стульчик для того, чтобы у нее был свой уголок для рисования и игр, а позже – и для занятий.
Остаток суммы я прячу в кошелек в отделение на молнии. На черный день.
Несмотря на угрызения совести, не думаю, что совершила глупые покупки.
Женя должна сама себя занимать и развиваться. Как это возможно, если ребенку не с чем играть?
Ее игрушки мы оставили в прежней жизни. Я не знаю, когда получиться их забрать. Я планировала вернуться за ними и частью вещей на этих выходных, но не уверена, получиться ли. Здесь нужно так много сделать.
Вчера ночью я обнаружила, что подтекает стык пластиковых труб за стиральной машинкой, в холодильнике перегорела лампочка, а у Жени нет ни одной подходящей пары туфелек и, если пойдет дождь или резко похолодает, ей все-равно придется обувать свои босоножки.
Итого на выходных я должна была вызвать сантехника, электрика и успеть в обувной, а точнее – в несколько, потому как обувь я выбираю всегда придирчиво и долго.
Вечером мы засыпаем, обнявшись. И прежде, чем провалиться в сон, я все же успеваю подумать о том, с какой непередаваемой четкостью, прямо до мельчайших оттенков, бирюзовые глаза напоминают глубокие воды Средиземного моря.
Новый корпус для онкобольных построили прямо на территории областной поликлиники. Одноэтажное здание стоит отдельно, выкрашенное в молочный цвет. Вокруг разбиты газоны с зеленой, нетронутой июльским солнцем травой. Дорожки уложены плиткой, кусты можжевельника и невысокие туи высажены по периметру здания.
Несмотря на то, что корпус выглядит очень аккуратно и не напоминает внешним видом больницу, мне все же становится не по себе. Это неясное чувство подобно тому, которое заполняет все естество при входе в манипуляционный кабинет с его чистым белым кафелем. Нигде не будет ни намека на кровь, на боль, но именно об этих вещах думаешь в таком месте.
Среди толпы собравшихся нет ни одного человека, который бы напоминал больного раком. Только чиновники, спонсоры, журналисты. Корпус пока еще пустует. Я пробираюсь внутрь, пока ленточку не перерезали. Просторный коридор, по одну сторону расположены палаты, очень светлые, с персиковыми обоями и белыми пластиковыми жалюзи на окнах, с другой стороны находятся операционные, процедурные кабинеты, осмотровые и кабинеты врачей.
Огромный томограф и компьютерные мониторы за стеклянной перегородкой нагоняют на меня страх – кто-то выйдя отсюда будет ошарашен, напуган, убит горем. Кто-то поймет, что очень скоро умрет.
Немного страшный, не правда ли?
Я оборачиваюсь. Внимательные карие глаза теплеют, когда быстро осматривают мое лицо.
Здравствуйте, Михаил Петрович.
Здравствуйте, Ира. Читал вашу речь – понравилась. Не люблю долго трепать языком. Все четко и без лишнего пафоса.
Спасибо.
Нравится корпус?
Да. Все очень хорошо сделано. На совесть. И судя по всему, дорого. Хотя к финансовым документам я и не имею отношения.
Если вам понадобятся цифры – вам стоит только сказать об этом в бухгалтерии. Ваша должность позволяет вам иметь доступ ко всем документам.
Я учту это.
Мы медленно идем мимо открытых палат и стойки регистратуры.
Как вам работа?
Я всего второй день работаю, но полна энтузиазма.
Это хорошо. С коллективом познакомились?
Почти всех запомнила.
Есть какие-то вопросы относительно ваших обязанностей?
Пока нет, но я только вхожу в курс дел.
Он взял меня под локоть и повел к выходу.
Пора поприветствовать гостей, но я хочу продолжить с вами беседу. Пообедаем после мероприятия?
Конечно, Михаил Петрович.
Оказалось, что уже завтра сюда переведут первых пациентов, и этот объект я буду курировать. Как и Дом престарелых в моем родном городе.
Прямо с церемонии открытия мы вместе уехали обедать, что поставило меня в неудобное положение перед Анной Ивановной. Я видела, как Лавров что-то говорит ей, она кивает и удивленно смотрит на меня, пытаясь скрыть те догадки, которые проносятся в ее голове. Я не хочу, чтобы кто-то думал, что я иду к вершине карьерной лестнице через постель босса. Но и испытывать стыд я тоже не намерена. Смело встречаю ее взгляд. Мне нечего смущаться, наверняка она тоже не раз обедала с начальником. У меня только один способ опровергнуть не сказанные вслух домыслы – гордо держать голову, не скрывать, что я общаюсь с Лавровым, и наказывать презрением того, что посмеет сказать мне что-то грязное и мерзкое.
Поэтому я сажусь в машину к Лаврову с таким выражением лица, будто иду в его кабинет.
Как вы устроились?
Спасибо, все хорошо. Сняла квартиру, дочку определила в садик.
Вы переехали вместе с мужем?
Я ищу в его глазах иронию, жгучий интерес к скандальным историям, но не замечаю ничего, кроме обычного любопытства.
Нет. Я развелась.
Сожалею, – он искренне удивлен и немного смущен бестактным вопросом. Он ничего не знает.
Спасибо.
И вам не трудно успевать и здесь, на работе, и с ребенком?
Я боюсь, что он расценит мое положение матери-одиночки, как нечто мешающее полноценной отдаче в своем деле.
Нет, нисколько. Она же не грудной ребенок. Утром я отвожу ее в садик, а вечером забираю. Мой рабочий день заканчивается в шесть, – я тут же осекаюсь, понимая, что иногда мне придется задерживаться. – Но если возникнет необходимость в дополнительной занятости – это не проблема. Я нашла чудесную няню, которая сможет о ней позаботиться.
Не волнуйтесь. Ваша работа не требует таких жертв. Если и будет необходимость задержаться, то довольно редко.
Ясно.
Он на какое-то время замолкает, наслаждаясь солянкой. Я окунаю ложку в тыквенный крем-суп. Это самое недорогое первое блюдо. Я все еще пытаюсь экономить, при других обстоятельствах никогда бы не позволила себе сейчас питаться в ресторане. Мысленно радуюсь тому, что мы попали на время бизнес-ланча, и цены снижены.
Когда поднимаю глаза, опять вижу скрытую в глубине карих глаз грусть. Лавров опускает взгляд, оставляя меня в смятении. Если бы я не видела это выражение раньше, я подумала бы, что он жалеет меня. Но мне это уже знакомо. Что он думает, глядя на меня?
Как вам понравились работники фонда?
Я еще не до конца со всеми познакомилась. Вернее, не настолько хорошо, чтобы делать какие-то выводы. Но основываясь на личных впечатлениях, мне очень нравится Илона. Она курирует волонтеров. Мне кажется, что эта работа – именно для нее.
Да. Вы еще не один раз увидите ее с больными. Она словно угадывает все их страхи и заменяет их надеждой.
Это прекрасное качество.
Да… Мне когда-то не хватало этого.
Я молча смотрю на него, ожидая, когда он продолжит свой рассказ. Судя по горькой складке у рта, по боли, промелькнувшей в глазах, это личное.
Я назвал свой фонд «Надежда» не из-за того чувства, которое мы хотим дать всем, кто обращается к нам. Я назвал его в память о своей жене. Надя умерла от рака.
Я вам сочувствую.
Да… Это было давно, но мне кажется, что она ушла только вчера. Такая милая, замечательная она была. Я до последнего не верил, что этот диагноз – не ошибка. И даже когда она начала увядать, высыхать, как роза, поставленная в вазу, я делал вид, что это всего лишь временное явление, что вскоре она поправится и станет, как и раньше, каждое утро провожать меня на работу. Я не давал ей того, что отдают любимому человеку, когда знают, что он скоро уйдет.
Вы не могли смириться …
Не мог. Я любил ее и говорил, что все будет в порядке, а когда она мягко попыталась сказать, что не сможет больше готовить мне завтраки, и попросила нанять себе домоправительницу, я накричал на нее, – он замолчал, а я ощущала себя не в своей тарелке из-за его откровенности. – Она сказала, что хочет, чтобы я тоже смирился и провел с ней последние дни, пока она еще не перестала быть похожей на саму себя, чтобы вел себя так, как во времена наших свиданий еще до свадьбы. Она хотела, чтобы я думал, что у нас все еще впереди. Но я не мог. Искал новые способы, программы по тестированию инновационных вакцин. Но ей ничего не помогло. И я жалею сейчас об упущенном времени. Мне нужно было провести его с ней, а не метаться в поисках выхода.
Не нужно себя истязать. Вы человек, который привык бороться. И ее болезнь вы тоже хотели побороть. Отпускать любимых без борьбы – это трусость, – что-то щелкает во мне, и я захлебываюсь словами. Будто говоря их, я имею в виду не только его ситуацию.
Вы так напоминаете мне ее, особенно с такой прической, – говорит он, и его глаза улыбаются и скорбят одновременно. – И дочка на нее была похожа.
Простите, – я бормочу что-то совершенно дурацкое.
Мне приятно смотреть на вас, – он берет мою руку, и я не смею ее отнять, потому что в этом жесте нет ничего интимного, – потому что я вижу в вас то же очарование, доброту, мягкость. И вы улыбаетесь так же, как и она.
Он уже совладал со своими чувствами. Я вижу, как решительно он отодвигает свою тарелку и поднимает руку, чтобы подозвать официанта.
Я не потратила на обед ни копейки. Он не позволил мне достать кошелек.
А когда я выходила из его машины возле офиса, он еще раз взял меня за руку и попросил обязательно обращаться к нему, если у меня вдруг возникнут трудности.
На работе меня уже ждали. Как только я зашла к себе, телефон зазвонил.
Лида, секретарь директора, услышала, как я вернулась. И хотя со своего места она не могла видеть этого, наши кабинеты находились напротив, и никто, кроме меня и охраны, не имел ключа.
Вас искала Регина Миллер.
Что ж, я уже на месте.
Меня неприятно поразил тот факт, что секретарь намекает мне, будто я должна звонить своим подчиненным, словно провинившаяся школьница, пропустившая урок. Неприятная догадка стала обретать подтверждение. В офисе знали, что я уехала с Лавровым, и некоторые сделали выводы в меру своей собственной распущенности.
Регина вошла ко мне через пять минут. Ее рот презрительно морщился. Что ж, тогда придется сразу расставить все по местам.
Я не знала, каким она была специалистом, но как человек она мне уже не нравилась. Терпеть не могу людей, которые думают, что могут судить других, абсолютно их не зная. Кажется, что такие люди действуют от отчаяния и злобы, будто сами в чем-то виноваты.
Мне нужно обсудить с вами план на следующий месяц.
Я слушаю, присаживайтесь.
Я не смогла включить сюда одного очень перспективного спонсора.
Почему?
Потому что не смогла вовремя обсудить с вами его требования.
Не нужно было искать завуалированное обвинение в ее словах. Меня открыто тыкали носом в лужу, как нашкодившего котенка. Я посмотрела на эту молодую женщину в летнем, молочного цвета костюме с коротким рукавом. Все ее поза говорила о превосходстве.
Пока меня не было, вам могла бы помочь Анна Ивановна, если что-то не входит в вашу компетенцию.
Я не хотела беспокоить ее по такому поводу. Тем более, что она не должна иметь отношение к этому.
С каких пор директор не имеет отношения к тому, чем руководит?
Регина дернула носом вверх. Я не хотела обсуждать должностные обязанности своей начальницы. Разговор пошел не в то русло.
Итак, о чем идет речь?
Наш иностранный инвестор, похоже, сорвался с крючка.
Это израильский предприниматель, основатель косметологической фирмы? – я вчера до часу ночи читала списки наших спонсоров. Иностранцев, с которыми мы вели переговоры о партнерстве, было немного.
Да.
Почему?
Он хотел иметь право принимать решения.
Какого рода?
Например, касающиеся закупки оборудования, утверждения подрядчиков…
Не вижу в этом ничего плохого.
… принятия на работу на руководящие должности и, соответственно, увольнения с них.
Это уже наши внутренние дела, если программа идет непосредственно через наш фонд.
Вот именно. Но он настаивал. И требовал принятия решения немедленно. А вас не было на месте, когда мне нужно было срочно связаться для консультации, – едко заметила Регина.
К чему такая спешка?
Он улетает на три месяца в Штаты. Дело нужно было решить до этого.
Он уже недоступен?
Мне он сказал, что больше не сможет уделить время. И пока приостанавливает проект.
Дайте мне его координаты. И на будущее запомните – все мои данные есть у секретаря. Если меня нет на месте – значит вам следует позвонить мне на мобильный. Чтобы нам не пришлось терять ценных инвесторов из-за вашей принципиальности или скромности.
Последние слова я сказала довольно жестко. Я не собиралась метить территорию. Мне по душе дружеские отношения с коллективом. Но если бы я сейчас дала слабину – мой авторитет был бы навечно утрачен.
Она вышла из кабинета с непроницаемым лицом, а я принялась думать, как же вернуть спонсора.
Из принесенного ею позже досье стало ясно, что речь идет о русском иммигранте еврейского происхождения. Он хотел принять активное участие в переоборудовании детского онкологического центра. Но был не единственным спонсором. Помимо Лаврова, я увидела имена еще нескольких меценатов, довольно знаменитых и публичных персон. В целом доля их участия составляла около семидесяти процентов. Но каждый из них собирался вложить меньше, чем Михаэль Вайцман. Он один намеревался дать около двухсот тысяч долларов, что равнялось тридцати процентам от общей суммы вложений или одному аппарату МРТ.
