Текст книги "Когда птицы молчат (СИ)"
Автор книги: Птичка Певчая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 35 страниц)
Привет, – она очень воспитанная девочка, не тушуется даже перед незнакомыми людьми.
Здравствуй, Женя.
Как Максим?
Хорошо.
Я начинаю удивленно поглядывать на этих двоих. До этого я никогда не брал дочку на работу. Думал, что она станет мне мешать. Поэтому она с Инной не могла встречаться раньше.
А кто такой Максим?
Мой сын, – Инна улыбается, кладет, наконец, трубку, и внимательно смотрит на меня. Ее улыбка вдруг медленно гаснет. Она переводит растерянный взгляд на Женю, словно ее посетило некое озарение.
Он вместе с Женей ходит в садик?
Нет.
Инна замолкает, и мне почему-то кажется, что из нее сейчас и слова не вытянешь. Только глаза круглые, какие-то испуганные.
Поставь мне печать. Договор отправлю сам, все-равно еще с заказчиком переговорить нужно.
Она только кивает в ответ, достает печать, быстро шлепает на нужных страницах и хватается за зазвонивший телефон, как за спасательный круг.
Ничего не понимаю. Возвращаемся ко мне в кабинет. Женя идет рядом и, как ни в чем не бывало, держит меня за руку с таким отстраненным видом, будто она экстрасенс и знает все и обо всех.
– Женя, ты знаешь Инну?
Да.
Откуда?
Она однажды сидела со мной, когда маме нужно было работать, а я еще не могла пойти в садик.
Да?
Да. Она еще привела с собой Максима, чтобы мне не было скучно. Мы ходили в кафе, долго прыгали на батуте в игровой комнате. Было здорово.
Но откуда она там взялась?
Сергей ей позвонил.
Сергей?
Ну да. Он приходил к нам по вечерам. Они долго сидели с мамой, когда я уже спала.
Я остановился. Долго сидел с Ирой? Какого?..
Это было похоже на сокрушительный удар. Все тело словно расщепилось на атомы, разлетелось, вновь собралось в единое целое где-то на другом конце галактики.
Ира спала с Вронским. Вот к кому она ушла. Вот с кем изменяла мне.
Дышать становилось тяжело, я оттянул галстук.
А он все это время ходил рядом, смотрел на меня, как на придурка, и втайне посмеивался. В глазах помутилось.
Я забыл о документах, о том, зачем я вообще сюда приехал. Схватив со стола кожаную сумку, я мчусь к выходу.
Папа, ты куда?
О Господи, Женя.
Закрываю глаза. Я чуть не забыл о дочери.
Мы едем домой.
Ты уже закончил?
Да.
А погулять? Ты обещал, что мы сможем немного погулять.
Позже.
Она не спорит, хотя я не знаю, что бы я сделал, если бы она начала хныкать. Во мне плещется злость, нет, ярость.
Я веду машину, как сумасшедший. Женя пристегнута на заднем сидении. Заставляю себя не жать на педаль газа и немного сбросить скорость.
Как она могла? Неужели не понимает, что выставила меня идиотом? Спала с моим боссом, как последняя потаскуха. Ради денег? Или хотела меня унизить? Жила с ним? Любила его?
Когда мы выходим из машины у подъезда, я машинально оглядываюсь вокруг.
На детской площадке полно ребятни. Мамаши о чем-то мирно беседуют, пока их отпрыски штурмуют горки, качели, перекладины.
Там Алина. Пап, можно я пойду к ней?
Алина – девочка из нашего подъезда. Взглядом отыскиваю ее маму – полную хохотушку, которую я всегда считал недалекой, но доброй женщиной.
Таня, здравствуйте. Не присмотрите пока за Женей?
Хорошо, – она мило улыбается дочери.
Я буквально на пятнадцать минут, потом мы с ней уедем. Не хочу заводить домой.
Конечно, Влад. Без проблем.
Я поднимаюсь в квартиру, сжимая кулаки до тех пор, пока не чувствую, что кровь в них застывает.
Открываю дверь своим ключом. Ира пылесосит. Поворачивает спокойное лицо ко мне и громко спрашивает, где Женя.
Как ты могла?
Что?
Как ты могла? С ним! И ничего мне не сказала.
Что? Ничего не слышу, – она выключает пылесос.
Я подхожу к ней и бью по лицу изо всей силы. Она отлетает к стене и медленно соскальзывает вниз. Держится за щеку, глазища огромные, но я не вижу в них страха, непонимания, гнева. Она знает, почему я ее ударил.
Сука! За что? Ты что, не могла тр*хаться с кем-то другим? Тебе нужно было унизить меня, раздвинув ноги перед моим боссом? Тебе мало было сделать мне больно своей изменой, ты решила еще и карьеру мне уничтожить, потаскуха?
Она медленно начинает растягивать дрожащие губы. Потом заливается нервным смехом, сквозь него пытаясь говорить.
Карьеру? Т-так вот, что тебя ударило б-больнее всего? Карьера…
Ты знала о последствиях. Ну почему именно он?! Других охотников не было?
Любила я его! Вот почему! И когда тр*халась с ним, не о твоей карьере думала!
Я знаю, о чем ты думала.
Ни хрена ты не знаешь.
Она поднимается и убирает руку от лица. Скула на глазах распухает, краснеет.
Никогда не бил жену, да и вообще ни одну женщину. Но сейчас, глядя на нее, не сожалею о своем поступке. Во мне бурлят самые низкие, самые отвратительные чувства. И это она их вызвала, вытянула на поверхность, как вонючий ил со дна чистого озера.
Ну почему она не плачет? Не молит о прощении, униженно ползая на коленях? Почему она снова берется за пылесос, держа одной рукой лед в полотенце у скулы?
Вылетаю из квартиры. Холодными пальцами прикрываю глаза. Все кончено. Да, все кончено. И моя семейная жизнь, и моя карьера. Ее предательство действительно делает невозможными наши дальнейшие отношения.
Еще немного стою, прислонившись к холодной облупленной стене. Мысли вертятся, но ни одну я не могу поймать.
На смену злости приходит опустошенность и усталость.
В понедельник подам заявление об уходе. Моя гордость растоптана. Она уничтожена. Все, что у меня было, разлетелось пеплом.
Едва шевеля ногами, выхожу из подъезда. Сейчас мы с Женей поедем в «Фунтуру». И я буду надеяться, что она не заметит моего состояния.
Глава 25
Я не знаю, откуда у меня взялись силы. Как я отработала две недели с разбитой, опухшей скулой, как выдержала косые взгляды и перешептывания за спиной?
Наверное, осознание того, что произошло, вытеснило мои переживания по поводу сплетен. Я не думала о гордости, о своей репутации, а том, что говорят обо мне мои коллеги.
Каждую минуту каждого дня я думала лишь о трех людях: о Жене, о Владе и о Сергее.
С дочкой легче всего. С исчезновением из ее жизни другого мужчины она стала более легкой, открытой. Немало этому способствовал тот факт, что мы жили так, как прежде, во всяком случае, на той же самой жилплощади. Она пока не знала, что это очень скоро изменится, но я чувствовала нутром – она внутренне готова к таким переменам и, даже несмотря на ее щедрое предложение вернуться к Сергею, она счастлива, что я этого не сделала. Она невзлюбила его, она бы заставляла себя терпеть его присутствие. А если мы останемся с ней вдвоем, она не будет страдать.
С Владом все было гораздо сложнее. После того, как он привез Женю домой в тот злополучный день, он быстро собрал свои вещи и опять уехал к матери. Я пыталась сказать ему, что вовсе не планировала влюбляться в его босса, что до конца жизни вина будет жечь меня, что корю себя за слабую волю, невозможность противиться своим желаниям, но он только стряхнул мою руку со своего плеча и бросил такой взгляд, что я поняла – я никогда не заслужу прощения, потому что его рана слишком глубока.
О Вронском я боялась что-то узнавать. Да и не у кого мне было спросить. Я могла бы позвонить ему на работу, но каждый раз, когда моя рука зависала над трубкой телефона, я останавливалась. К чему все это? Поговорить с ним я никогда больше не отважусь, узнавать о его делах не имело смысла – только бередить себе душу, выставлять себя на посмешище. Я должна была забыть его. Но каждый удар моего сердца не отзывался эхом в теле, он летел в пустоту, не слыша в ответ сильный, гулкий звук другого сердца. Это была песнь на двоих, и невзирая на все принятые мною решения, я не могла заставить свой внутренний радар перестать искать его в безликой уличной толпе, в тишине сереющих вечерних аллей, в окнах проезжающих машин. У меня не осталось ни одного совместного снимка, который бы тешил мои глаза, но моя память лелеяла отчетливые образы, как дорогое сокровище. С каждым днем краски на них становились все ярче, линии – четче, воображение дорисовывало то, что не могло удержать время. Я засыпала часами, стараясь прогнать безысходную тоску, навязчивые мысли о телефонном звонке, о звуке его голоса, пусть даже он скажет одно единственное «Алло». И каждый раз, глядя в темноту сквозь прозрачные шторы, я желала ему спокойной ночи.
До сих пор не знаю, откуда у меня взялось терпение, когда выслушивала истерику мамы и ее демонстративный хлопок дверью спальни, куда она убежала после того, как потерпели крах ее попытки меня образумить. Я стояла под дверью сорок минут, пытаясь уговорить ее выйти, умоляя не нервничать, сгорая от желания ощутить себя в ее всепрощающих объятиях. Но она не вышла. Папа поцеловал меня в лоб, когда я уходила.
Обиду, боль, страх, неуверенность, стыд – все эти эмоции я затолкала вглубь себя, в какое-то труднодоступное место, чтобы они не смогли сбить с ног, чтобы я сделала то, что задумала. Потом они еще захлестнут меня, переполняя до краев, но не сейчас.
Большую часть времени я нахожусь дома. Каждый день просматриваю объявления о работе, но ни одно меня не привлекает. Я больше не хочу тратить время впустую, хотя у меня почти нет никаких сбережений.
Я не волнуюсь на этот счет, хотя стоило бы. Я решила продать все свои драгоценности, а этого хватит, чтобы протянуть как-то пару месяцев.
Мы развелись с Владом шестнадцатого августа, ярким солнечным днем, когда город гудел и нервничал, а прохожим не было абсолютно никакого дела до двух раздавленных людей. Выйдя их здания суда, я не почувствовал ни облегчения, ни радости. Только тяжесть на совести и давление в груди. В руках трепетал лист А-4, на котором написано, что мы больше не муж и жена.
Лицо Влада было замкнутым. Я хотела сказать ему, как мне жаль, но не решилась. Слова ничего не значат, а боль сможет вылечить только время. Во всяком случае, я на это надеялась.
Он ушел, не оглядываясь. Я же долго смотрела ему вслед, всем сердцем желая, чтобы он был счастлив. Стояла, пока его фигура не скрылась за поворотом, подгоняемая настойчивыми порывами горячего ветра. Потом положила свидетельство в сумку и медленно пошла в другую сторону.
Теперь мы свободны, но кажется, будто земля ушла из под ног с последними осколками нашего брака. И нет ничего более зыбкого и ужасающего, чем время, наступающее сейчас, время неизвестности, неопределенности и полного крушения надежд.
Меня начинает все чаще посещать мысль, что мне следует уехать из города. Слишком много воспоминаний, слишком часто я вздрагиваю, когда вижу темноволосого мужчину, который разворотом плеч или каким-то движением напоминает мне Сергея. Когда эту случилось в последний раз, возле какого-то бутика в центре, и моя грудь едва не взорвалась, я решила взять свою волю в железный кулак и попытаться не вспоминать о нем сейчас, не думать, что он собирается вести под венец другую женщину, не гадать, какими словами он вспоминает меня и вспоминает ли вообще.
Моя мама почти отказалась от меня, хотя папа говорит, что она переживает и часто плачет. Когда я сообщила, что уволилась и ищу другую работу, он пытался неловко предложить мне деньги, но я не взяла. Вспомнила, как мама тыкала мне в лицо мою финансовую несостоятельность, и решила доказать обратное.
Попросила передать новости ей и еще сказать, что я и Женя очень скучаем. Папа издал странный звук и положил трубку. А через десять минут перезвонил и попросил о встрече, на которую пришел сам. Мы сидели в парке на лавочке, большую часть времени он молчал, но крепко держал меня за руку, пока Женя каталась на качелях. Мне почему-то показалось, что он таким образом просил у меня прощения за то, что не смог примирить нас с мамой, за то, что в том, как она отреагировала на мой поступок, есть и его вина.
Я первая позвонила Владу. Он отвечал односложно, но я была рада, что он взял трубку. Попросила его сходить с Женей на кулинарный праздник в ближайшие выходные. Прочитала объявление в одном кафе, что у них в воскресное утро проводятся развлекательные игры для детей. Они могут лепить из теста разные фигурки, могут попытаться сделать пиццу вместе с поваром или разукрасить торт. Он согласился.
Мы с Женей стали ближе. Я объясняю это многими факторами. Во-первых, после развода ушло напряжение, давившее на всех нас. Вечерами мы с ней вместе сидели на кухне, она помогала готовить ужин, рассказывала, как прошел ее день в садике. Детское сердце может легче переносить горе, если ничего не напоминает о причинах, вызвавших его.
Но иногда мы обе чувствовали перемены, и это было тяжело. Не слышно было привычных звуков работающего телевизора, который любил включать Влад, пока сидел за компьютером. Не клацала клавиатура. Не раздавался жуткий рингтон его мобильного. А место коротких реплик, которыми он обменивался с дочерью, заняли долгие телефонные разговоры.
Я старалась, как могла, чтобы она не чувствовала себя брошенной или одинокой. Постоянно говорила с ней на разные темы, пытаясь понять, насколько тяжело она переживает наш развод.
Возможно, именно потому, что боялась неопределенности, вызванной переменами, дочка стала тянуться ко мне, инстинктивно ища защиты, утешения.
Мы подолгу сидели вечерами на диване. Я обнимала ее и читала вслух сказки Ханса Кристиана Андерсена. Она частенько засыпала под них. Я переносила ее в постель, прижимая к себе тяжелое теплое тельце, укрывала одеялом и потом сидела на коленях у детской кровати, держась за ее теплую, маленькую ручку, легко целуя пальчики. Она спала спокойно и крепко.
Этим утром я отвела ее в садик и решила пройтись, прежде чем снова засяду за объявления о работе.
Августовские дни стали прохладнее и свежее. Чувствовалось дыхание осени, небо прибавило синевы, а листья каштанов уже пожухли и ссохлись от июльской жары.
Я устраиваюсь на лавочке у небольшого фонтана. Брызги достают и до меня, но я не против. Подставляю им шею и лицо, наслаждаясь прохладой на жарком солнце. Прямые лучи все еще обжигают, особенно эти огненные поцелуи ощущаются на фоне контраста от холодного прикосновения капель. По ощущениям это похоже на то, как садится туман. Капли мелкие, практически невесомые.
Моя майка на тоненьких бретельках и джинсовая юбка даже не темнеют от влаги, испаряющейся почти мгновенно.
Рядом в тени каштанов и кленов играют в шахматы старички. Они иногда посмеиваются и подначивают друг друга. Мне почему-то ужасно хочется подойти к ним, завязать разговор, услышать мнение человека, который прожил жизнь и теперь смело смотрел назад, не боясь анализировать свои ошибки. Пусть даже это мнение будет о шахматах и неправильных ходах.
Возможно, мне просто не хватает родителей, их поддержки и совета. Но мама игнорирует меня, а папа – он мужчина. Мы никогда не были настолько близки, кроме того разговора о его прошлой жизни, чтобы находить утешение друг в друге.
Кто-то сделал хитрый маневр забрал коня. Старички загалдели, поздравляя с удачных ходом абсолютно седого сухощавого мужчину неопределенных лет. Мне сложно угадывать возраст людей, которым за шестьдесят.
И тут же компания начала вместе обсуждать, как спасти положение тому, кто проигрывал.
Я достала мобильный и зашла в телефонную книгу. Палец завис над маминым номером. Я не знаю, что ей сказать. Как начать разговор? Мы уже выяснили, что я никчемная дочь, что безответственная мать, ну а про мои качества, как жены, я вообще промолчу.
Я блокирую мобильный и опять смотрю на участников шахматной партии.
Мне всегда нравилось общаться с людьми, но моя предыдущая работа нечасто позволяла мне выступать от собственного лица. В основном, я представляла интересы своей начальницы и не могла принимать судьбоносных решений. А мне хотелось помогать людям, я и сейчас думаю, что единственный след, который человек может оставить после себя – это след в душе другого человека.
Мне вспомнилось предложение Лаврова. Тяжело вздыхаю. Прошло уже больше двух месяцев. Он сказал, что за такой срок должность будет занята. А вдруг, еще не все потеряно? Или появилась какая-то другая вакансия? Может, не столь хорошо оплачиваемая, но все-равно достойная?
Пальцы опять порхают над дисплеем телефона. Пока идет гудок, я начинаю немного волноваться.
Михаил Петрович?
Да.
Здравствуйте. Это Ира Горенко.
А, Ирина. Рад вас слышать. Как ваши дела?
Дела мои такие, что сейчас я в поиске новой работы. Я понимаю, что это несколько самонадеянно с моей стороны, но все же спрошу – вам все еще нужен работник?
Дело в том, что мы взяли девочку …
Простите, я просто решила попытать удачу …
И не прогадали. Потому что эту девочку я полторы недели назад уволил. Глава моего фонда сказала, что от нее не было абсолютно никакой пользы.
Я все еще могу рассчитывать на ту же зарплату и то же место?
Можете, – он усмехается в трубку.
Как … когда мне подъехать и куда?
Вам нужно будет встретиться не только со мной, но и с главой фонда.
Конечно.
Но вам придется приехать к нам. В вашем городе я не буду в ближайшее время.
Да, конечно. Говорите адрес и время.
Меня еще не взяли на работу, но мне почему-то кажется, что место будет моим. Собеседование назначили на завтра. Единственная проблема – я могу не успеть забрать Женю.
Я подумываю звонить Владу. Если он не сможет – что ж, буду привыкать к тому, что мне часто придется искать выход из подобных ситуаций, не рассчитывая на своих близких.
Влад, здравствуй. Ты не смог бы завтра забрать Женю из садика?
Не знаю. У меня полный аврал.
Я очень тебя прошу. Я могу не успеть. А вечером я заеду и заберу ее.
Ира, я действительно не знаю, получится ли. У меня новая должность, новые обязанности…
Поздравляю. Мне показалось, ты говорил что-то о крахе карьеры, – я не смогла не съязвить. Он молчал. Потом вздохнул.
Хорошо. Если что, я с ней вернусь на работу.
Спасибо. Только не забудь по пути взять ей что-то поесть.
Что?
Ну, возьми ей сладкий творожок, сок и булочку.
Хорошо.
Новый скачок в карьере? А как же их отношения с Вронским? Они пришли к соглашению? К перемирию? Или повышение Влада – это своеобразное извинение? И он его принял?!
Нет, не буду думать, просто не хочу. Иначе сойду с сума.
Я встаю с лавочки и быстрым шагом направляюсь домой. Мысли улетучиваются сами собой, я замечаю только тихое шуршание плоских подошв своих сандалий по асфальту, людей, спешащих на работу, работников магазинов и кафе, открывающих двери для первых посетителей.
По пути прохожу через маленький рынок, покупаю десяток домашних яиц и творог. Сделаю сырники для Жени, когда она вернется из садика. В моем кошельке денег осталось совсем немного. Учитывая завтрашнюю поездку, затраты непредвиденно увеличиваются.
Беру килограмм помидоров, лук, морковь, баклажаны, кабачки. Сейчас овощи покупать дешево, поэтому они – основная часть моего меню. Сегодня, например, я сделаю рататуй. Женино питание должно оставаться полноценным, пусть я буду жить на одной манке и морковке. Хотя с детства меня тошнит от манки. Я беру великолепного карпа для дочки – запеку на ужин в духовке.
Мне нужно еще раз пересмотреть свое резюме. Оно должно быть идеальным, хотя похвастать мне нечем. К этому занятию я приступаю с особым энтузиазмом. Надежда поразительно преображает людей. Я тружусь над текстом, взвешивая каждое слово, пока головокружение не заставляет меня оторваться от компьютера и взять морковку.
Во время перерыва я выбираю в шкафу одежду для завтрашнего собеседования. Серая прямая юбка и белая блузка с коротким рукавом подойдут идеально. А еще эта юбка почти не мнется, так что когда я доберусь до офиса, буду довольно свежо выглядеть.
Если меня примут – мы переедем. А на это нужны деньги. Опять затраты.
Сажусь на диван и обхватываю голову руками. Влад не говорил об алиментах, я тоже. И хотя мы заключили договор, в котором фиксировался и этот момент, я не рассчитывала на эти деньги. Не думаю, что он хочет наказать меня, лишив материальной поддержки своего ребенка. Но и звонить ему с вопросом, когда будут алименты, я не стану. Это унизительно.
Достаю из трельяжа маленькую шкатулочку со своими драгоценностями. Их немного. Две пары золотых серег, тонкий браслет-цепочка на руку, кулон с изображением сердечка, цепочка на шею и крестик. На сколько все это потянет? Двадцать граммов? Меньше? Я смотрю в интернете, сколько я смогу выручить за свои сокровища. Достаточно, чтобы мы протянули. Хотя я не знаю, где нам придется жить. С арендаторов жилья обычно требуют плату за два месяца вперед.
Голова начала трещать. Я хватаю себя за волосы и тяну что есть силы. Где взять такую сумму?
Буду решать проблемы по мере их поступления!
Утро следующего дня показалось мне более ярким, живым. Я еду в междугороднем автобусе, в моей папке – резюме, немногочисленные дипломы о хорошей работе, аттестат об окончании вуза. Больше мне похвастаться нечем, но я надеюсь, что и этого будет достаточно, ведь меня пригласили на эту работу, исходя из качеств, которые я проявила во время личного общения.
Сижу ровно, боюсь помять блузку. Да и жара стоит такая, что тонкие струйки пота уже бегут по спине.
Я собрала волосы на затылке, закрепив шпильками, чтобы прическа смотрелась официальной, а пряди не обрамляли лицо и не касались шеи. Иначе мокрые сосульки могли испортить первое впечатление.
Когда уже включат кондиционер? Утро перестает быть таким прекрасным, когда, отвечая на этот вопрос, заданный кем-то из пассажиров, водитель сказал, что кондиционер сломан, и он настоятельно советует открыть окна, чтобы окончательно не свариться, как жаркое в скороварке.
На автовокзале, мельком глянув на свое отражение в витрине Макдональдса, я сдерживаю разочарованный вздох. Во время поездки под напором сквозняка из открытого автобусного окошка локоны выбились из прически и теперь щекотали щеки и лезли в глаза. Что ж, небрежность нынче в моде. Зато юбка не подкачала.
В автобусе, битком набитом студентами и бабульками с сумками, я доезжаю без пересадок до офиса благотворительного фонда. Выйдя почти без потерь, смотрю на бизнес-центр, ослепляющий бликами солнца, отражающегося от полностью зеркальной стены. Третий этаж занимает офис благотворительного фонда «Надежда». Туда мне и нужно.
В огромном холле быстро поправляю прическу, нажимаю на кнопку лифта и радуюсь благословенной прохладе, лившейся из кондиционеров.
Мои невысокие каблучки глухо стучат о светлый ламинат, когда я захожу в приемную.
Секретарь – девушка с довольно крупной костью и выразительными чертами лица – вежливо здоровается и спрашивает о цели моего визита.
Я на собеседование.
Вам назначено?
Да. Я говорила с Михаилом Петровичем.
Минуточку. Присядьте пока.
Она сообщает о моем приходе, я в это время осматриваюсь по сторонам. Приемная маленькая, стол секретаря, напротив три стула. На шкафчике с различными папками и документами стоит горшок со спатифилумом.
На золотистой табличке на двери кабинета, куда я собираюсь сейчас войти, написано: «Анна Ивановна Бужинская. Директор благотворительного фонда «Надежда».» Мне почему-то кажется, что это должна быть женщина в возрасте, лет пятьдесят или больше. Сухощавая, деловая, одним словом, бизнес-леди. Но когда меня приглашают войти, я понимаю, насколько ошиблась.
Женщине, сидящей за столом, около сорока. Она не худенькая, вряд ли весит меньше семидесяти пяти килограммов. Но небольшая полнота ей очень идет. Она – идеал женщины советских времен, красиво уложенные светлые волосы природной волной обрамляют лицо, на щеках просматриваются ямочки, когда она приветливо улыбается. Точно! Она похожа на одну из латвийских актрис, которых часто брали на роли европейцев. Интеллигентное лицо, умный, спокойный взгляд синих глаз.
Здравствуйте.
Здравствуйте.
Я Ирина Горенко.
Проходите, прошу вас. Михаил Петрович говорил о вас.
Я принесла свое резюме.
Что ж, с удовольствием просмотрю его, но Михаил Петрович настоятельно рекомендовал вас, как хорошего специалиста и небезразличного человека.
Она просматривает мое резюме, задает уточняющие вопросы, но я вижу, что решение уже принято. Мы разговариваем еще немного, в основном, о тех обязанностях, которые мне придется исполнять в должности ее заместителя.
Общение с прессой, составление пресс-релизов мне не в новинку. А вот непосредственное курирование некоторых объектов, ведение переговоров со спонсорами и координация работы трех отделов – волонтеров, приема и обработки заявок и фандрайзинга, уже новшества для меня. На деятельности последнего отдела особый упор. Они работают со спонсорами, организуют акции по сбору средств. Не в моей компетенции юридический, медицинский и финансовый отделы.
Я впитываю информация, как губка. Работа достаточно масштабная, с творческим подходом. У меня никогда не было опыта руководителя, но я уверена, что справлюсь в этим. Я быстро нахожу общий язык с людьми и достаточно неконфликтный человек.
Когда мне озвучивают мою зарплату, я мысленно скрещиваю пальцы, чтобы дело закончилось подписанием трудового контракта.
У меня есть неделя, чтобы понаблюдать за работой отделов, ознакомится с основными направлениями деятельности фонда. Это, по сути, стажировка, которая будет оплачена. По истечении недели, если все будет хорошо, я стану заместителем директора благотворительного фонда «Надежда». Приступать со следующего понедельника.
За Женей я еду в отличном настроении. Впереди замаячил просвет, все будет хорошо. Отзваниваюсь Владу, что успеваю забрать ее сама. И в дороге размышляю над тем, как устроиться на новом месте за мизерно короткое время.
Первым делом меня интересует жилье. Смотрю в интернете на цены и понимаю, что близко к своей работе я не смогу снять даже однокомнатную квартиру. Это почти центр, цены – космические. К тому же, нужно попытаться устроить дочку в новый садик. Но в отношении этого я не так сильно переживаю – у меня остались знакомые в управлении образования. Они помогут все уладить. Тут же решаю этот вопрос по телефону. Мне обещают, что к следующей неделе Женю возьмут в местный садик.
Впереди разговор с Владом. Как он отнесется к нашему переезду? К нам добираться около полутора часов. Не так уж долго, но для такого занятого человека, как он, может стать существенной проблемой. Я готова сама возить Женю к нему, только бы он не устраивал скандалов по этому поводу.
Когда вечером Женя лопает ягодный пирог, я решаюсь на разговор о грядущих переменах.
Женя, я сегодня нашла работу.
Хорошо.
Но эта работа в другом городе.
Но это же далеко! Ты будешь постоянно опаздывать.
Чтобы не опаздывать, я решила, что нам проще будет переехать туда.
А где мы будем жить?
Мы снимем квартиру.
А как я буду ходить в садик?
Ты пойдешь в другой садик.
Но я там никого не знаю.
У тебя появится шанс завести новых друзей.
Я как раз сегодня поссорилась с Ульяной.
Это, конечно, не повод уезжать, но нам будет интересно увидеть новое место, правда? Там есть цирк, и дельфинарий, и много больших магазинов с огромными детскими комплексами.
И ты будешь меня туда водить?
Конечно.
Хорошо. Я скажу всем в группе, что я уезжаю от них.
Обязательно скажи.
Я созвонилась с несколькими риелторами. В выходные Влад собрался забрать дочку. Сказал, что в субботу повезет ее на море, пока еще тепло, а в воскресенье заберет в то кафе, о котором я ему говорила. Это было удобно. В субботу я назначила несколько встреч и собиралась осмотреть как можно больше квартир.
После того, как я успешно прошла собеседование, первым делом продала все золотые украшения. Я была бедной, но полной надежд.
О новой работе решила сообщить Владу лично, когда буду отдавать ему Женю.
Он не воспользовался своим ключом. Звонок в дверь подбросил меня на диване. Женя радостно завопила и бросилась к двери. Я ее остановила, отругала, сказала, что ей еще нельзя открывать двери, даже если она знает, что это должен быть папа.
Влад зашел в коридор, но разуваться не стал. Я поняла, что задерживаться надолго он не намерен.
Женя, возьми свой рюкзак, а я пока поговорю с папой.
Зачем ей рюкзак?
Там ее домашняя одежда, пижама, трусики и маечка. И еще я положила ей тапочки.
Хорошо.
Влад. Я должна сказать тебе, что у меня наклевывается новая работа.
Я рад за тебя.
Она в другом городе. В областном центре больше зарплаты, я не буду отказываться от этого предложения.
Ты хочешь увезти Женю?
Конечно, я ее здесь не оставлю.
И как часто, по-твоему, я буду видеть ее? – я стараюсь не замечать язвительные нотки в его голосе.
Так часто, как только захочешь. Если не сможешь приезжать сам, я буду привозить ее тебе на выходные.
Что за работа?
В благотворительном фонде.
А где вы собираетесь жить?
Сегодня еду смотреть квартиры. В понедельник мне нужно приступать к своим обязанностям.
Времени совсем мало. Ты не успеешь! На улице будете ночевать?
Не драматизируй. Я всегда могу снять жилье посуточно, но надеюсь, до этого не дойдет.
Он смотрит себе под ноги, словно колеблется. Я вижу, как желваки ходят на скулах. Но потом все же решается:
Тебе нужны деньги?
Нет. – Я сдерживаю порыв прикоснуться к его руке, выразить свою признательность и благодарность. Он хороший парень и всегда таким был. Мне грустно, что у нас все так вышло, мне горько, что я причинила ему боль.
Я хочу, чтобы ты взяла несколько тысяч.
Не стоит, Влад.
Это для Жени. Я хочу, чтобы у нее все было.
Неужели ты думаешь, что я позволила бы ей голодать? Или не переступила через свою гордость, когда возникла бы такая ситуация?
Я просто хочу, чтобы ты взяла деньги.
Хорошо.
Сообщи мне, где вы устроитесь.
Обязательно.
Папа, я готова!
Женя хватает его за руку и они выходят.
Деньги были нужны, но я надеялась, что вырученной за золото суммы мне хватит до зарплаты. Однако отказывать Владу не собиралась. Лучше пусть лежат на всякий случай.
Через два часа я уже осматриваю первую квартиру. Она в спальном районе, добираться до моего офиса около полутора часов. Почти как в родной город. Метро нет, только автобусы и троллейбусы.
Сама квартира плохенькая, неухоженная. Хлипкие оконные деревянные рамы решают все – я отказываюсь, понимая, что зимой будет нещадно дуть во все щели.
Следующая остановка в квартире четырнадцатиэтажного дома. Никогда не любила эти продуваемые ветром жуткие переходы. Ну да ладно. Сама квартира вроде бы ничего, на кухне и в комнате пластиковые окна, стояки и трубы в нормальном состоянии, но меня разочаровала ванная комната. Ей требовался срочный ремонт, который хозяева не намеревались делать. Трещины расползались по старому кафелю неопределенного болотного цвета. И еще – здесь не было стиральной машинки.
Третья квартира была довольно далеко от остановки общественного транспорта, но окна выходили в мило обустроенный дворик, с детской площадкой, беседкой и лавочками. И что еще больше мне понравилось – садик находился в двадцати метрах.
