Текст книги "Орден неудачников (СИ)"

Автор книги: Pingwina

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

Сун Юньхао утёр со щеки чужую кровь – возможно, беличью.

– Вы… так быстро? – прошептал Тянь Жэнь. – Я думал, вы станете с ним говорить.

– Ненавижу пустую болтовню. Особенно из уст демонов.

– Он всё-таки был человеком.

– Был. Этот, – Сун Юньхао указал клинком дао на неподвижного Цзинь Чуна, – тоже ублюдок. Но он жив и пока что живет свой срок по праву. Мёртвые, которые вернулись на землю своевольно, не имеют права оставаться на ней. А Ван Цзюнь – это кто?

– Лекарь времён династии Чжао. Он тоже делал… запретные вещи. Память о нём стёрлась, но наши помнят, конечно.

Под «нашими» он разумел, очевидно, лекарей и хозяев аптек, а не свой русалочий народ.

– Да мне всё равно, что там с ним стало, – сказал Сун Юньхао. – Главное, он тоже сдох. Как вы поняли, что демон скоро выйдет?

– Ему стало голодно. Он был ещё слаб – ему нужно постоянно питаться болью, а Чун-эра ему мало.

– Что вы съели?

– Болеутоляющее. Чтобы уж совсем не рисковать, хотя меня, конечно, ему тоже мало. Зря потратил только…

Тянь Жэнь склонился над телом, нажал на ещё какие-то точки.

– Вам не тошно с ним возиться?

Тянь Жэнь вздохнул:

– У него жена на восьмом месяце.

Сун Юньхао вспомнил тревожную девочку с огромным животом и со смутным ужасом, с каким всегда думал о женских делах, представил вдруг новорождённых, громко вопящих близнецов.

– А теперь тем более хочется его прибить, – признался он. – Ладно. Цзинь Чун же не умрёт сейчас без вас?

– Вообще не умрёт. Не знаю, восстановятся ли ноги…

– А, это уже не наше дело. Идите-ка сюда. – Сун Юньхао стащил Тянь Жэня с кровати, стукнул рукоятью Гунпин по створке окна. – Вы сможете спрыгнуть со второго этажа, не разбившись?

– Конечно, – сказал Тянь Жэнь как-то неуверенно.

– Тогда убирайтесь отсюда быстро.

– Я же не успел отдать заказ.

– Вы идиот? Дугу Хун ещё вчера только чудом вас не забрал себе.

– Он не верит, что я на что-то способен.

– И вы что, теперь хотите впечатлить его своими талантами? Проклятье! Он вас запрёт в клетку. То есть, не знаю, в бочку с водой.

– Не впечатлить. Я просто всегда выполняю заказы.

– А мой пока не выполнили. Прыгайте уже!

Тянь Жэнь приподнял створку ещё повыше, переступил с ноги на ногу, и Сун Юньхао догадался наконец, что он не прыгать боялся, и буркнул:

– Хотите уехать с нами?

– Если вы согласны.

– А зачем бы я ещё предлагал? Давайте прежде уберёмся из города, а потом уж решим, что делать. Вот что. Наймите паланкин. Слуга вам вызовет – у ресторана наверняка найдутся.

Сун Юньхао сунул руку за кошельком, но Тянь Жэнь заверил быстро:

– У меня есть деньги. Ваш залог.

– Вот видите, я вам даже заплатил, а Дугу Хун нет. Скажите носильщикам, что вам нужен госпожи дом Ян. – Тянь Жэнь преданно закивал. – Ло-шимэй с Вэйдэ обещали ждать рядом. Как найдёте их, уезжайте. Я вас потом найду. Ло-шимэй знает место. Ясно? Не ждите.

– Да, – выдохнул Тянь Жэнь беззвучно и вывалился в окно.

Сун Юньхао даже вздрогнул и быстро глянул вниз, но Тянь Жэнь уже стоял внизу, вполне невредимый, даже робко махнул рукой. Сун Юньхао замахал ему в ответ, чтобы убирался скорее.

С улицы потянуло свежим воздухом, и затхлая вонь в комнате чуть рассеялась. Сун Юньхао понял, что отчаянно хочет пить, даже потянулся за остатками вина в кувшине, но в последний миг побрезговал, решил, что спросит у слуг в ресторане. Предстояло сделать то, что он ненавидел, пожалуй, больше любых охот, – объясниться с живыми. Пока что он даже про труп Цзинь Пина в усадьбе не рассказал родичам, а с пересохшим горлом много не расскажешь. По крайней мере, хотя бы управляющий казался человеком толковым.

Сун Юньхао вышел из комнаты, поискал глазами слугу, чтобы велеть пока посидеть с раненым, но вместо того наткнулся на Дугу Хуна – тот стоял в дальнем конце коридора. Ещё дальше маячил его тощий, как скелет, адепт.

– Ты убил демона? – спросил Дугу Хун негромко.

Если кто-то из этих двоих и был ранен, под тяжёлыми плащами различить это было невозможно. Ци Дугу Хуна была в волнении, хотя и теперь он хорошо контролировал её – если б Сун Юньхао не знал о его проблемах, решил бы, что это просто следствие охотничьего гнева.

– Убил, – сказал Сун Юньхао сухо и прошёл, коротко поклонившись, к лестнице. Подумал мимоходом, что держится слишком нагло, – а впрочем, миновали те времена, когда он, подобно тощему адепту, стоял, молча склонившись, за плечом господина. У падения на самое дно тоже есть странные преимущества. Например, невиданная свобода.

Дугу Хун одобрительно кивнул. Он-то вёл себя с неожиданным вежеством для человека такого высокого ранга и такой дурной репутации.

– Ты из бродячих?

– Да.

Дугу Хун узнал, конечно, болиньскую дао, которая никак не могла оказаться в руках случайного бродячего заклинателя. И про гибель молодого господина Бая Дугу Хун знал, пусть и не видел никогда его телохранителя. Но он не сказал больше ничего, лишь оглядел Сун Юньхао с ног до головы и мимолётно дёрнул бровью. Так с удивлением смотрят на человека, которого в прошлый раз видели десять лет назад ребёнком, – он это или не он?

И, сбегая по лестнице, Сун Юньхао догадался наконец: дело было не в возрасте, конечно, но телохранитель молодого господина Бая по всем расчётам должен был быть уже мёртв или, на худой конец, превратиться в полубезумного калеку; он тоже состоял из боли, как Цзинь Ган, а лишившись её, стал совершенно неузнаваем, неуязвим для любых чужих предсказаний.

И эта краткая свобода, на которую он не имел права, так потрясла его, что на последней ступени он замер на миг, обеими руками прижав к груди Гунпин, и глянул недоумённо, как в первый раз, на собственные широкие ладони и угловатые запястья, торчавшие из вечно закатанных рукавов.

***

Внезапно проклюнулось солнце, осеннее, бледненькое, но всё-таки солнце, и Тянь Жэнь укрылся и от его лучей, и от чужих глаз в тени между повозкой и соседним забором.

Хотелось подойти к лошади, прижаться щекой к ласковой морде, но для этого тоже нужно было выбраться из укрытия. Для того, чтобы войти в дом госпожи Ян, – тем более.

Может, она даже впустила бы его, и он напоследок хотя бы поклонился поминальной табличке Ян-сюна. Тянь Жэнь утешал себя тем, что времени всё равно нет, барышня Ло скоро выйдет, и они уедут, но знал, что это пустая отговорка – он даже не попытался.

Из-за повозки вдруг высунулась голова девчушки – умненькие ясные глазки, тощие косички кольцами вокруг ушей.

– Госпожа велела вам передать, – сказала она хрипловатым серьёзным голосом и выбралась из-за повозки целиком, с изящно украшенным футляром в руках.

Тянь Жэнь не успел даже раскрыть рот, как девочка прибавила:

– Госпожа сказала, вам нельзя отказываться.

Низко поклонившись, он подставил ладони:

– Поблагодари за меня госпожу.

Она кивнула, всё так же серьёзно, и присела в поклоне.

– Дитя, – сказал он тихо, пытаясь как-нибудь прижать футляр локтем. Наверно, Ян-сюн не обидится за такое обращение с его картиной. – Давно ты так кашляешь?

– С прошлой зимы.

Тянь Жэнь быстро потёр ладони одна о другую.

– Вы замёрзли? – спросила девочка.

– Нет.

Холодные руки – проклятье для лекаря, в юности он иногда невольно пугал детей, пока не догадался почему.

Он сел на корточки, наконец надёжно прижав картину, и сказал тихо, протянув девочке ладонь:

– Дай-ка я проверю твой пульс.

Отчего-то Тянь Жэнь думал, что она испугается, но она послушалась без всякого страха, спросила только:

– Это след тёмной ци?

– Почему ты так решила? Просто недолеченная простуда. Но ничего. Она не дошла до лёгких. Я выпишу рецепт… – теперь только Тянь Жэнь вспомнил, что сидит на улице под повозкой, и запасы бумаги, которую лао Вэй привозил в прошлом месяце, остались в месте, куда он больше не вернётся, вместе с его книгами и травами.

Он поднял опавший лист магнолии, стал писать – просто так, одной духовной силой, получалось золотое на тёмно-рыжем, не очень разборчиво, но красиво. Девочка скосила глаза, улыбнулась и зачем-то сказала:

– Я не боюсь горького.

– Умница. Оно не горькое. Там шелковица.

– Вы пишете по-нашему?

– Конечно. Зачем рецепт, который никто не прочтёт?

– Отец говорил, рецепты лекарей всё равно никто прочесть не может. А по-вашему вы можете писать?

– Как это?

– По-лисячьи, – сказала она робко.

– Но я же не лис. Я из морского народа.

Девочка удивлённо округлила глаза и вдруг указала подбородком на картину:

– Тогда вам понравится.

Пятеро на двойную девятку

– Закуски? – переспросила хозяйка недоверчиво. – Это как?

– Я уже объяснила вашему сыну, – терпеливо сказала Ло Мэнсюэ. – Я прошу у вас разрешения занять ненадолго кухню.

– Да, он мне сказал, но я решила, что он опять всё перепутал: этот балбес и двух слов связать не может. Я-то, невежественная, думала, заклинатели солнечным светом питаются.

– Если только будет очень нужно.

Из-за своих наивных суеверий хозяйка наверняка уже сочла её шарлатанкой. Впрочем, какая теперь разница – обряд изгнания был завершён.

Очищать пространство от тёмной ци было всё равно что оттирать кухонную утварь от копоти – занятие долгое и кропотливое, но именно его монотонность и неспешность успокаивали. К счастью, обиды здесь накопилось не так много, чтобы жильцы дома начали страдать тяжкими недугами. Они жаловались лишь на кошмары да навязчивую головную боль. Через пару лет остатки тёмной ци сами развеялись бы даже без вмешательства заклинателя.

Но, видно, и избавления от боли хватило: хозяйка удивленно потёрла лоб, будто удивляясь, что на него больше не давит незримый обруч, и вдруг с воодушевлением закивала:

– Как будет угодно госпоже!

– Так случилось, что праздник застал нас в пути, – никто больше не просил у неё оправданий, но Ло Мэнсюэ всё равно было неловко. – Я и муку купила, и всё остальное, только готовить негде.

– Конечно, конечно! А вот разъясните этой старой тупице, бессмертная госпожа: откуда вся эта нечисть берётся?

Этим утром младший сын хозяйки, улыбчивый широкоплечий парень лет восемнадцати, который привёл Ло Мэнсюэ на кухню, первый сказал, что в доме завелось что-то неладное. «В доме кто-нибудь умирал недавно?» – спросила Ло Мэнсюэ. «Старшая невестка, – сказал парень простодушно. – Матушка прежде говорила, она притворяется, чтобы поменьше работать, но она правда хворая была совсем. А вы думаете, её нечисть убила?»

– С гор забредает, – солгала Ло Мэнсюэ уверенно, пересыпая в миску орехи.

На праздник двойной девятки дома всегда готовили баранину, но сейчас, конечно, ни баранины, ни настоящего девятислойного пирога не вышло бы. Зато были орехи и финики для начинки.

Слишком поздно Ло Мэнсюэ поняла, что опять увлеклась. И ведь покупала, кажется, на пятерых… А теперь даже неизвестно, останется ли их и пятеро.

– И тесто у госпожи изумительное, – нахваливала хозяйка. – Не то что у этой лентяйки Сяои!

Ло Мэнсюэ слегка приглушила остроту слуха, чтобы громкий голос хозяйки превратился в отдалённый гул, и с головой ушла в работу. Ей было стыдно: за то, что она отобрала кухню у несчастной Сяои, даже дважды отобрала, изгнав отсюда последние воспоминания о её обидах и завладев её посудой; и за то, что в первый раз за три года, не считая помощи в ресторане дядюшки Се, снова готовила для живых, но совсем для других, почти незнакомых; и за то, что, несмотря на угрызения совести, от возни с тестом ей стало радостно и спокойно, как три года назад.

Она не услышала бы, как Тянь Жэнь вошёл, если бы не обернулась нечаянно. У него в руках была охапка диких хризантем: белые растрёпанные лепесточки, золотые сердцевинки.

– Вот смотрите! – всплеснула руками хозяйка. – Вот как вашим родителям, бессмертный господин, повезло с невесткой!

Ло Мэнсюэ просыпала на пол несколько орехов. Тянь Жэнь крепче притиснул к груди хризантемы.

– Вам бы лучше прилечь, – заботливо напомнил он хозяйке, – всё-таки вы уже немолоды, а вредоносная ци только недавно развеялась, – и под взглядом его искренне встревоженных глаз хозяйка как-то съёжилась и даже, кажется, поверила, что ей снова нездоровится.

Но перед уходом она ещё успела ввернуть:

– Горы-то у нас дикие, а бессмертный господин, по всему видно, человек учёный, даже меча не носит, лучше бы вам не ходить по горам в одиночку.

– Так неловко вышло, – сказал Тянь Жэнь тихо, когда хозяйка, потирая висок, выбралась за дверь.

– Ничего страшного. Мне даже немного интересно, что она такое навоображала себе, раз почему-то считает нас супругами. Отчего тогда только я ношу меч?

Для чистки Лумин был не нужен – его даже из ножен сегодня доставать не пришлось. Сейчас он лежал между тарелочками с сахаром и с изюмом, радостный и умиротворённый. Ло Мэнсюэ была уверена, что клала его в другое место.

Последние несколько дней она разное врала про своих спутников, но про то, что кто-то из них был ей мужем, – никогда: даже и в голову не пришло ни разу. Когда-то она, кажется, нравилась Ди-шисюну, но наставник не одобрял такие вещи – уж точно не до завершения тренировок. «Если ты и не захочешь окончательно преобразовать свою ци в янскую, – говорил он, – то уж, по крайней мере, не вздумай обзавестись мужем и выводком детей к двадцати годам, как простолюдинка, успеешь ещё».

– Вообще мне часто любопытно, – сказала Ло Мэнсюэ, вытирая руки, – что простые люди думают про нас. Наверно, считают всех заклинателей настолько чудными, что для нас естественно не блюсти традиций и приличий.

– Я сказал ей, что я лекарь. Об остальном она, слава небесам, никогда не догадается.

– Вы нарочно искали хризантемы к празднику?

– Нет, это случайно вышло. Наставница их любила, вот и нарвал по старой памяти. А вообще я так… бродил по горам. Простите.

– Мастер Тянь, не нужно всё время просить у меня прощения. Только предупредите меня, когда решите совсем уйти.

– Молодой господин Чжан очень обидится, если я уйду сегодня.

– А у меня еда зря пропадёт. Я опять наготовила лишнего. Часть оставлю хозяевам, но тут всё равно слишком много.

– Цветы вам не пригодятся уже? – грустно спросил Тянь Жэнь. – Я бы их засушил от воспалений горла, да пока негде.

– Если вы меня не проклянёте за ещё одни пирожные, то пригодятся. А Биси хотела побросать лепестки в вино, но я не знаю, куда запропастилась Биси. Все куда-то подевались…

Ло Мэнсюэ, как со стороны, услышала свой голос – жалобный и сварливый одновременно. Юньи-шиди говорил про такой: «Шицзе опять своих цыпляток растеряла».

– Вечно я так, – сказала она Тянь Жэню, – точно наседка. Больше не буду кудахтать. Видите, уже совсем перестала. Можете пропадать в лесу, если вам правда захочется.

Тянь Жэнь раскладывал цветы на большом блюде. У него была лёгкая рука и безупречный вкус – жалко будет потом портить узор и обдирать лепестки.

– Знаете, Биси уже вернулась. Видите, – прибавил он ей в тон, – я перестал просить прощения, – и неуверенно засмеялся, будто хотел чихнуть и передумал.

Отчего он должен был извиняться от лица Биси, Ло Мэнсюэ не поняла. Спросила совсем про другое:

– А ваша наставница – она жива?

– Ушла в затвор на долгие годы. Говорили, что она уже вознеслась, но я не знаю точно.

– Она тоже из морского народа?

– Нет, она была человек. Вам помочь?

– На кухне душно, – сказала Ло Мэнсюэ встревоженно. – Вы ещё, чего доброго, тут совсем угорите. Вам же нужна вода? Вы позавчера правили повозкой в дождь.

– Значит, не верите, что я тогда просто хотел помочь? – спросил Тянь Жэнь с улыбкой.

– Верю. И позавчера, и теперь.

Он улыбнулся шире.

Кроме Тянь Жэня, подменить её было некому. Через десять ли пути, правда, она поняла, что он тоже никогда в жизни не брался за поводья – собственно, и теперь не взялся, просто лошадь у него как-то шла сама, и сама спокойно добрела до просёлочной чайной.

– Но это правда, что вы плохо переносите жару?

Тянь Жэнь кивнул.

В первый день в повозке он уснул, прижавшись виском к окну, а руки, как мог, высунул наружу, под сбитую в сторону занавеску, в мокрый туман. Чжан Вэйдэ сказал: «Только так засыпает». «Тогда и не трогай его, если тебе не холодно», – ответила Ло Мэнсюэ. Она совершенно не удивилась: среди её братьев были те, кто засыпал только за полночь, или только на боку, или даже только при свече, а для Тянь Жэня было естественно нуждаться в воде. А удивляться, на самом деле, ей следовало лишь собственному спокойствию.

Во дворе захихикал девичий голосок.

– Биси, – позвала Ло Мэнсюэ радостно, но, пока она подбежала к дверям, хихиканье сменилось жаркими стонами.

В растерянности она глянула во двор – у стены сарая, спихнув на землю своей вознёй соломенный плащ и две бамбуковые жерди, Биси со вторым сыном хозяйки самозабвенно целовались. Или нет – скорее Биси его целовала. Широкая ладонь юноши у неё на затылке странно обмякла, а глаза были закрыты слишком плотно, не только от удовольствия или стеснения.

Биси жмурилась в восторге.

С привычками Биси примириться было несколько труднее.

Окрики вполголоса на неё не подействовали – Ло Мэнсюэ, возмутившись, щёлкнула пальцами и уронила на парочку старую шляпу, которая, видно, прилагалась к плащу. Биси отскочила, облизнула губы и, горестно вздохнув, втянула язык. Пока она шла до кухни, облачко лисьих чар вокруг неё развеялось.

– Что ты творишь? – сказала Ло Мэнсюэ громким шёпотом.

Биси закатила глаза.

– Мне, знаешь ли, надо обратно отращивать хвост! Сестрица, ты думаешь, у меня хвост отрастёт от чтения сутр?

– Я не прошу тебя читать сутры! Просто ты можешь это делать как-нибудь…

– Братец Сун со своим обожаемым тесаком ушёл тренироваться в горы, – заверила Биси. – Я не вовсе уж дура.

–…как-нибудь по любви? – закончила Ло Мэнсюэ еле слышно, на выдохе, и совсем уж нелепо.

– Я всегда по любви!

– Ты-то, может, и да, но он, кажется, даже не понимает, что делает.

Тянь Жэнь, подойдя к юноше, надавил на какую-то точку на шее – тот открыл глаза, – сказал что-то вполголоса и ласково подтолкнул к дому.

– Ну да, – скривилась Биси, – что-то он быстро сомлел. Дохляк какой-то, а на вид не скажешь. Только пахать умеет.

– С ним всё хорошо, – сказал возвратившийся Тянь Жэнь. – Он ничего не помнит.

–Ну! Я не вовсе уж дура, – повторила Биси, пиная камешек – больше, кажется, со скуки, чем от злобы. – Но лучше б я уж молодого Дугу вчера поцеловала.

Этого ещё только не хватало.

– Ты его видела вчера? – спросила Ло Мэнсюэ, возблагодарив небеса за то, что Сун-сюн с тесаком и правда был в горах.

– Не бойся, они совсем в другую сторону поехали. Я ему отдала снадобье. Прямо в лоб кинула! Ладно, – Биси потянулась, подоткнула юбку и, уже не особенно обескураженная неудачей – а может, насытившаяся янской ци вдоволь, – зашагала к воротам. – Я за вином!

– Надеюсь, ты не станешь его воровать, – сказала Ло Мэнсюэ себе под нос. – Мастер Тянь, что случилось?

– Я просто рассказал молодому господину Чжану. Она нечаянно услышала.

– Подслушала.

– Я вовсе не хотел, чтобы Биси бегала туда одна, только я не знал, как ей объяснить, – она сказала, что я сам никуда не дойду. Но я… – он запнулся, провёл рукой по лицу, – я правда хотел отдать «Кровь Алого Сокола». Не хочу оставлять в Хугуане никаких долгов. Совсем никаких.

Биси, может, и согласилась бы оказать услугу Тянь Жэню, но людям из Инхушэня точно добра не желала – скорей всего, она просто выкинула пузырёк в ближайшую канаву, если вовсе не отравила содержимое, а им наврала ради веселья. Но говорить об этом Тянь Жэню Ло Мэнсюэ не стала.

И он был прав насчёт долгов.

– Да, – сказала она, отцепляя от виска влажную прядку, – это всё закончилось. Просто забудьте хотя бы на сегодня.

У калитки мелькнула чёрная тень.

Тянь Жэнь позвал неуверенно:

– Скворец?

– Откуда он тут? Я его перед отъездом отдала А-Сюаню, как вы просили. Это какая-нибудь лесная зверушка… Ой!

Нет, не зверушка. Может, хозяйка не так уж преувеличила, когда намекала, что горы опасны.

Ло Мэнсюэ ударила духовной силой, пока легонько – тварюшка отскочила, перевернулась в воздухе и с удивительной скоростью метнулась в горы, уже не притворяясь, что ходит по земле. Тельце-палочка, лапы-щепки. Если это и был зверёк, то игрушечный, как крестьянские дети мастерят из веточек.

– Дерево туны приходило, – Тянь Жэнь провёл рукой по земле и выпрямился с кусочком коры в руках. – Вот понюхайте.

Бурая щепочка немного пахла перцем.

– Обронил кусочек самого себя, – сказала Ло Мэнсюэ. – Не жалко ему?

Она вспомнила тут же про злосчастного Цзинь Гана, который развалился на куски, – это было всё, что ей рассказал Сун Юньхао, не любивший подробности, – и растерялась, но Тянь Жэнь не казался огорчённым.

– Нестрашно, дух заберёт, если захочет. И вообще он привык: он и листья теряет каждую осень.

Он бросил кусочек коры за ограду и предложил неожиданно:

– А хотите потом на него поглядеть? Только издали. Но он всё равно ужасно интересный, потому что в своём совершенствовании сейчас на полпути.

***

Лес на вершине заканчивался неожиданно: за деревьями сразу распахивалось небо, прозрачное, серебристое, выметенное западным ветром от края до края, хотя окончательных пределов у него, конечно, не было.

У горы граница была – изумительно точно прочерченная, будто в древности её прорубил божественный меч. Обрыв резко уходил вниз, к реке. По другую сторону реки тоже тянулись невысокие горы, рыже-бурые от листвы, а в удивительном сиянии сегодняшнего дня – почти алые.

От простора и свежести кружилась голова.

Чжан Вэйдэ сидел на поваленном стволе, который Сун Юньхао прикатил из леса, и заворожённо глядел, как клинок рассекает серебристый воздух, – со стороны казалось, что небо.

– Трудная жизнь в этих краях, – Сун Юньхао замер, но Чжан Вэйдэ даже не сразу заметил – так неуловимы были движения. – Трудный день.

– Слишком много янской силы?

– И это тоже, – пробормотал Сун Юньхао. Он вытащил из-под ремня широкий платок и стал не торопясь вытирать шею.

– Это же хорошо.

– Хорошо, но непросто. – Сун Юньхао повёл голым плечом, хмурясь, будто был недоволен тренировкой, привычно закинул на него Гунпин тупой стороной вниз и встал у самого края. – Ты тоже вон как пьяный. Не вздумай ещё и вино пить.

– Древние завещали пить на двойную девятку.

– А ещё прятаться в горах от духов, как будто здесь нет духов. В древности много ерунды напридумывали. Щенкам хватит пирожных.

Чжан Вэйдэ не стал сознаваться, но сладости его, в общем-то, и без запретов интересовали сильнее.

– То есть я возьму ещё ореховых? – спросил он быстро, покосившись на Ло Мэнсюэ, – она сидела на другом конце ствола, в самом сухом и удобном месте.

– Хорошо бы вы вообще до ночи доели всю корзинку, – улыбнулась Ло Мэнсюэ.

Она сама ела осторожно и медленно, лодочкой подставив ладонь, чтобы не ронять крошки.

– Вино я уже распределила, – сообщила Биси, – не портите мои подсчёты. Мне кувшин, братцу Суну кувшин, а последний вам один на троих, раз сестрица говорит, что много пить не станет. Вино свежее, мутное ещё, но вроде неплохое.

Она привольно развалилась прямо на пожухлой траве, полукругом раскидав подол, и радостно барабанила пальцами по коленке. Её кувшин был уже наполовину пуст.

– Ишь, распределила она. – Сун Юньхао вытащил наконец из-под пояса рукава халата, накинул его снова – Биси неодобрительно цокнула языком, – и тоже сел, скрестив ноги, возле покрывала с тарелками.

Гунпин вместо ножен опять очутилась у него на плече. Сун Юньхао был спокоен и драться не собирался – не с Биси же? – просто им с дао обоим так было удобно. Так таскают на себе домашних кошек и птиц.

– Твои сласти лучше, чем во дворце небожителей, – сказал Чжан Вэйдэ. – Правда, никогда такого нежного теста не ел.

– Я очень рада, что тебе нравится, – ответила Ло Мэнсюэ с растерянной улыбкой.

Это было не слишком похоже на интересный разговор. И вообще на человеческий разговор.

Когда вчера вечером Чжан Вэйдэ осторожно заикнулся про праздник, ему никто не возразил, и он начал, всё больше воодушевляясь и упрямо не обращая внимания на тишину в ответ, говорить про горы и вино. Другого случая, может, и не представилось бы.

Все были сонные, как лягушки по осени, мало разговаривали и ничего не хотели решать. Чжан Вэйдэ боялся, что очень скоро они стряхнут оцепенение и просто разбредутся в разные стороны, поэтому нужно было растормошить их самому – в нужном направлении.

Но он несколько лет не разговаривал с четырьмя собеседниками одновременно. Возможно, никогда в жизни не разговаривал.

Биси, одна из всех, страшно обрадовалась, услышав про праздник, и теперь начала бы болтать, стоит лишь к ней обратиться. Но Ло Мэнсюэ повторяла только: «Ешьте побольше»; Тянь Жэнь перебирал, не глядя, ворох осенних цветов у себя на коленях; а Сун Юньхао то и дело замирал, точно прислушиваясь к самому себе. У него было странно помолодевшее, изумлённое лицо.

– А местные почему-то не ходят в горы праздновать, – проговорил Чжан Вэйдэ, надеясь, что воодушевление, которое он пытался изобразить, не похоже на жалобный писк. – Неужто думают, тут водится нечисть?

Биси весело оскалилась:

– Тут теперь завелась я.

– Здесь нет нечисти, – быстро проговорила Ло Мэнсюэ.

– А что там было в доме у крестьян? – Сун Юньхао тоже взял наконец печенье.

– Немножко тёмной ци. Я всё почистила.

– И ты правда не стала брать с них денег? Мукой, что ли, взяла?

– Мука моя... А откуда у нас покрывало?

– Я в повозке нечаянно откопал, – сказал Чжан Вэйдэ.

Ло Мэнсюэ вдруг расстроилась и сказала себе под нос:

– Знаете, вообще-то я украла повозку.

– Судья тебя первый обманул, – сказал Сун Юньхао резко. – Не говоря уж о его преступлении.

Печенье с треском разломилось у него в руках.

– Я тоже раньше никогда не праздновал в горах, – заговорил Чжан Вэйдэ быстро. – Даже если это всё суеверия, я понял наконец, чем так восхищались все поэты. Здесь так привольно, так светло.

Сун Юньхао скосил на него глаза.

– Вы же с наставником жили на горе Даньсюнь.

– Ну да, просто жили, а не восходили на гору в праздник – это же совсем другое дело. Да и горы там были другие. Одни камни, камни торчат со всех сторон, и неба почти нет.

Чжан Вэйдэ на миг зажмурился и вспомнил, как сметал снег с древних плит. Да, камни и снег, больше ничего.

– Мы с молодым господином на двойную девятку ходили на охоту, – Сун Юньхао потянулся за кувшином – видимо, правильным кувшином, потому что Биси не возмутилась. – Не на нечисть, просто на обычную охоту.

– Бедные кролички! – протянула Биси не очень искренне. – И вообще, пить куда веселее.

– Или глядеть вместе с другом на осенние небеса, – проговорил Чжан Вэйдэ, не успев задуматься.

Сун Юньхао медленно повторил: – С другом, – и снова сделал большой глоток.

Чжан Вэйдэ чуть не стукнул себя по лбу. Он совсем не хотел намекать, что прежде молодой господин Бай не был для Сун Юньхао самым близким другом. Хотя может ли считаться другом человек, которого всю жизнь зовёшь господином?

– Я хотел сказать, – проговорил он, смущённо откашлявшись, – после всего, что случилось в Хугуане, мы можем считаться друзьями в жизни и смерти, как говорят в цзянху.

– Мы знакомы недолго… – Ло Мэнсюэ вдруг испуганно поднесла руку к уху, будто испугалась, что потеряла серёжку.

– Это всё чепуха. Мы всегда можем ещё раз познакомиться. Раз уж мы все собрались здесь. Меня зовут Чжан Вэйдэ, мне почти семнадцать, я сирота, ученик наставника Чжан Шэня с горы Даньсюнь, и у меня никогда не было меча, потому что у наставника его тоже не было, но я работаю с талисманами.

Он выпалил это на одном дыхании – не потому, что боялся запутаться во вранье, он давно уже сам почти уверовал в собственную ложь, но из страха, что никто не откликнется; хотел ещё что-нибудь прибавить, но поперхнулся безжалостным горным воздухом.

– Какой дурак спрашивает у женщины её возраст, – фыркнула Биси.

Тянь Жэнь пробормотал с улыбкой:

– Она совсем юная. Младше меня.

Его пальцы беспрестанно шевелились, и Чжан Вэйдэ только теперь понял, что он переплетал стебельки цветов между собой.

– Я тебе хвост отгрызу, – пообещала Биси с набитым ртом.

– Я не знаю точно, сколько лет мне самому. Когда я был совсем мал, на этих землях всё время бушевали войны, а потом их объединил император-основатель Чэнь.

– Двести? – сказала Ло Мэнсюэ робко.

– Пусть будет двести три. Или двести четыре. Вам, наверно, удобнее знать точно… Я выучил, конечно, «Канон иглоукалывания», но лучше разбираюсь в травах. Я сказал вам, что я из народа Южного моря, но я не помню своей родни и даже никогда не встречал подобных себе. Если я и родился в море, этого я тоже не помню.

– Да что родня! – Биси разом перестала и жевать, и кривляться. Теперь её гнев был непритворным, и в первый раз за всё время, что он её знал, она по-настоящему испугала Чжан Вэйдэ, хотя у неё не отросли клыки и когти, даже глаза не светились, а просто глядели бешено, да ещё что-то клекотало в горле. – Я от них отреклась. Они сказали, моя мать нечистая. Сказали, что не примут её назад. Они сами – грязь. Я плюю на их холмы и норы. На их могилы.

– Мои родители умерли в Цичжоу в год великого мора, – сказал Сун Юньхао. – Потом господин Бай взял меня телохранителем к сыну, но я не уберёг его. Весной мне будет двадцать девять, но я не уверен, что доживу до весны. Впрочем, я и раньше никогда не загадывал на будущий год.

– Я выжила, хотя никогда не была лучше всех, – проговорила Ло Мэнсюэ тихо. – Другие были талантливее меня. Просто… лучше. Ши-эру было три.

Раньше она никогда не говорила, как звали призрачного малыша в тигровых туфельках.

– Мне не нравится эта игра, – сказала Биси сквозь зубы.

– Не бойтесь, я уже наплакалась, – заверила Ло Мэнсюэ, глубоко вздохнув. – Хотите кашу?

– Каша без курицы вообще бессмысленна.

– Она с хурмой.

– С хурмой ладно, – смилостивилась Биси.

– Не нужно горевать, – Чжан Вэйдэ потянулся за кувшином, плеснул вина в чарку и вдруг, по какому-то наитию, вскочил и вылил вино полукругом на пожелтелую траву.

– Этой чашей, – сказал он медленно, – мы провожаем мёртвых. Но нам самим нужно как-то дожить до весны. Раз небеса нас свели вместе, мы можем вместе пойти в Иньчжоу. И потом, ловушки. – Он налил ещё вина, уже себе, и проглотил, не чувствуя вкуса. – Брат Сун, что ты закатываешь глаза? Про Иньчжоу это была твоя идея, и про ловушки тоже. Ты сам сказал, что в одиночку выходить на крупную нечисть, вооружившись только клинком, тебе тяжело.

– Я могу подумать про ловушки, – сказала Ло Мэнсюэ, оживившись, ровно тем же застенчивым, но полным надежды тоном, каким говорила про свои блюда. – Построения у меня обычно получаются, а если меня кто-нибудь поддержит – Вэйдэ? – будет ещё легче. Это довольно разумно.

– Разумно не расставаться перед зимой, – проговорил Чжан Вэйдэ с нажимом. – Когда придёт весна, что-нибудь решим.

– Когда придёт, – повторил Сун Юньхао и тоже вылил полную чарку на траву.