Текст книги "Орден неудачников (СИ)"

Автор книги: Pingwina

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

– Разве они у тебя не кончились?

– Есть ещё пара штук. – Вслед за подвеской Чжан Вэйдэ вытащил измятый талисман. – Эти посильнее – шкуру я такими отогнал. «Шестикратный дин».

– А кровь ты туда зачем подмешал, паршивец?

– Киновари нету.

– Я сейчас вернусь. Оставь себе.

– У меня ещё два есть. – Чжан Вэйдэ так и не поднял глаз.

Сун Юньхао коротко стиснул его худое плечо, вышел и стремительно затворил двери.

В главном зале, как и говорил мальчишка, всё было опрокинуто вверх дном. Подсвечники перевёрнуты, но следов пожара видно не было. Значит, нападали точно при свете дня, раз ни одна из занавесей не загорелась. В зале ужасающе разило гнильём.

Под перевёрнутой ширмой лежала женщина со вспоротым животом – судя по пышному убору, госпожа Лю. Нефритовые чётки, которые она сжимала в руке, порвались, бусины рассыпались по полу. Сун Юньхао не верил, что чётки защитят от нечисти – разве что наделённого могучей духовной силой подвижника, но госпожа Лю, по крайней мере, не встала после смерти.

Её разорванный рот был набит гнилыми плодами. Внутренности, кажется, тоже – Сун Юньхао не стал рассматривать, сорвал одну из занавесей и набросил на тело.

Входные двери усадьбы были выбиты, статуи духов-привратников расколоты; правому отбили голову. Лисица легко вошла бы, если б захотела, – видно, боялась соваться в дом.

Сун Юньхао шагнул за порог и тут же вспрыгнул на крышу. Зверя не было: едва ли он пострадал от талисмана, но, похоже, спрятался. Дождь прекратился. Луна висела низко, жёлтая, раздутая – того и гляди лопнет, как перезрелый плод. Сун Юньхао снова попытался позвать Гунпин и почувствовал слабый отклик, будто дао была обёрнута в семь слоёв ткани со скрывающими от глаз узорами. Лучше, чем ничего, но всё равно он не видел Гунпин и даже не мог определить направление.

Деревьев как будто снова стало меньше, но что-то странное творилось с землёй: она то вспучивалась, то проваливалась ямами. Не то корни, не то кости ворочались в глубинах.

Сун Юньхао ощутил сладко-кислый вкус на губах. Не только яблок – ещё каких-то ягод, которых здесь не росло: вишни, шелковицы. Вкус его детства в Цичжоу, сладковатый запах его детства. Шелковица рано поспела в год большого мора, а собирать было некому.

– Спишь, братец? – шепнула лисица за спиной.

Он стремительно обернулся, проклиная свою нерасторопность: эта, может, не нападёт, а кто-то другой уже давно вспрыгнул бы ему на плечи, стал рвать зубами плоть.

Лисица остро пахла мокрым зверем – это было лучше сладости. На первый взгляд молоденькая девушка, она поддерживала человеческую наружность не слишком старательно – даже обычный смертный сразу заметил бы голодные сверкающие глаза и когти на босых ногах. Она куталась в рваный плащ; юбка жуцюня была заляпана грязью – кажется, ей повезло ещё меньше, чем Чжан Вэйдэ.

– Ну? – лисица оскалила мелкие острые зубки.

Сун Юньхао разжал кулак и показал ей подвеску. Лисица быстро облизнулась.

Он спросил строго:

– Где?

Она ткнула левой рукой вниз, в направлении одного из деревьев. Сун Юньхао глянул туда, но ничего не увидел. Лисица со злостью ткнула снова. На худом запястье яростно закачались дешёвенькие детские браслетики.

– Это иллюзия, болван. Думаешь, так просто рассмотреть? Верни яшму!

– Верну, как увижу клинок.

– Ничего ты не увидишь, слепой человечишка, если я не помогу. Отдавай!

Подвеска была полна иньской энергии, но служила скорее для помощи хозяйки, а не для причинения зла смертным. Сама же лисица была молодая – двухсотлетняя, а то и помладше, не особо сильная, а теперь и изрядно измученная. Вряд ли она горела желанием драться с Сун Юньхао в грязной луже.

Он швырнул ей безделушку. Лисица быстро утянула подвеску под плащ, буркнула: «Так-то лучше» и слетела вниз. Сун Юньхао спрыгнул за ней.

Она, видно, успела приладить подвеску к поясу, потому что из-под плаща лилось розоватое свечение. Лисица поймала свет в ладонь и швырнула небрежно, как детский мячик, но угодила точно в корни нужной яблони. Свечение поползло вверх по стволу и вниз, под землю, и из бездны Сун Юньхао почувствовал немой вопль клинка.

– Откликнись, – сказала лисица. – А то её скоро совсем засосёт.

Собрав все силы, Сун Юньхао выкинул вперёд руку со сложенными в знаке призыва пальцами и позвал Гунпин снова. Увидел слабый металлический блеск в глубине.

– Лучше копай, – посоветовала лисица ехидно. Она стояла на одной ноге, зябко, по-девчоночьи поджав другую. Любопытство не позволяло ей вернуться на крышу. Или страх.

Сун Юньхао окончательно убедился, что она не станет нападать, и позволил себе забыть о ней. Он не торопился, как бы ни хотелось, тянул медленно, плавно, точно огромную рыбину из омута. Отчего-то он был уверен, что второго шанса не будет и лучше промедлить теперь, чем потерять Гунпин навсегда.

Она была с ним рядом семнадцать лет. Куда дольше, чем хоть одно живое существо из плоти и крови. Гунпин была безжалостна и послушна.

Мечи Сун Юньхао уважал, но так и не полюбил. Тяжёлый, заточенный с одной стороны клинок дао рассекал тьму надёжнее.

Гунпин так просто не похоронишь у корней. Она медленно взрезала кованым телом мясистые пласты. Земля всасывала без разбора всё податливое, мягкое, недолгое, плоть человеческую, звериную, плодовую, но металл сам мог распороть эту жадную глотку.

Сун Юньхао чуть не закричал, когда почувствовал привычную тяжесть, но только хрипло выдохнул и стиснул ладонью рукоять. Другой рукой провёл над клинком, очищая от грязи и ошмётков тёмной ци. Сила лисицы соскользнула с Гунпин сама, не желая столкновения, рассыпалась красно-розовыми огоньками и потухла.

– Спасибо, – сказал Сун Юньхао.

Лисица перепрыгнула с одной ноги на другую.

– Теперь ты можешь убить Падалицу?

– Что это?

– То, что отравило здесь землю. Она приходит в сад и прикидывается каким-нибудь деревом или кустом хризантем. А под землёй ползёт зараза.

– Я думал, ты хочешь избавиться от зеркала.

– Хочу, но тут нужен инструмент посильнее, чем твой тесак. А без Гнилушки нам будет проще убежать. Она пользуется зеркалом, чтобы подчинять других.

В доме пронзительно закричали.

В один прыжок вновь оказавшись в главном зале, Сун Юньхао разрубил ещё одного мертвеца и вытащил из-под нижней половины его тела Чжан Вэйдэ.

– Ты куда полез? – заорал Сун Юньхао.

Чжан Вэйдэ медленно опустил крепко прижатые к лицу ладони.

– Тебя не было слишком долго, – сказал он жалобно. – А оно всё воет.

Новый мертвец оказался мужчиной в дорогих одеждах. Неужто господин Лю? Сун Юньхао почему-то думал, что его не отыскать вот так запросто.

Но что-то в главном зале теперь было не так. Он перевёл взгляд на мятую ткань на полу – трупа под нею не было.

– Где тело госпожи Лю?

– А должно быть ещё одно? – удивился Чжан Вэйдэ. —Тут был только хозяин.

Лисица перепрыгнула через порог, с опаской оглянулась и пнула отколотую голову дверного божка.

– Веди себя прилично, а то обратно вышвырну, – сказал Сун Юньхао. – А ты забирай, мне больше не пригодится. И возвращайся в кабинет.

Он вернул Чжан Вэйдэ талисман и пошёл во внутренние комнаты. Здесь запах сделался почти нестерпимым. Избавиться от него было невозможно, даже заблокировав себе часть органов чувств, как будто вонь просачивалась прямо в голову.

Пол в спальне был залит кровью. Она вытекала из шеи служанки, которой оторвали голову, и тоже пахла сладко. Труп лежал ничком, неподвижно. Голова бессмысленно перекатывалась по полу взад-вперёд и глухо выла.

– Небеса, – выдохнул Чжан Вэйдэ, всё же увязавшийся за ним.

– Убирайся, – прошипел Сун Юньхао, но мальчишка застыл, потрясённый, только прошептал:

– Зеркало.

Зеркало из древней бронзы было здесь, в спальне. Его не прятали. Оно стояло на низком столике, на которых женщины держат свои шпильки, румяна и прочую ерунду – и обыкновенные зеркала. Это, правда, было очень маленькое, почти как ручное, слишком тусклое и тёмное для зажиточного купеческого дома. Оно не отражало, но поглощало отблеск свечей.

И госпожа Лю тоже была здесь. Она сидела боком у зеркала, будто собиралась поправить причёску, но вошедшие гости отвлекли. Плоды исчезли, и рот был закрыт, насколько с такой раной вообще можно было его полностью закрыть, но из уголка вытекала струйка той же странной сладкой крови – или сока, – что из тела служанки. Под ногами госпожи Лю лежала чёрная шкура.

– Вы очень добры, господин заклинатель. – Рваный рот зашевелился в пугающей пародии на любезную улыбку, но в улыбку никак не складывался. – Позаботились о теле этой недостойной.

– И позабочусь, чтобы ты покинула это тело.

– Как закончу развлекаться. Пока слишком мало духов откликнулось на призыв. Очень уж глухие здесь края.

Зеркало поднялось в воздух по движению её руки и медленно закружилось, будто Падалица им хвасталась. Хвастаться, впрочем, было нечем: оборот украшал самый обыкновенный для зеркал старинный узор, с квадратом, вписанным в круг, и травяным орнаментом. Даже надпись была самая обычная, что-то там про добродетель.

Однако оно работало.

За спиной мелькнула тень – Сун Юньхао сжал рукоять крепче, а Чжан Вэйдэ схватился за талисман, но тут же прошептал:

– А, это лиса.

Лисица, полностью ставшая зверем, проскользнула между ними, не обращая на них никакого внимания. Сун Юньхао изумило, что была она странного цвета: рыжая только с боков и в области ушей, а морда, ноги и остальное тело чёрное, будто она возилась в золе.

Зверь дёрнулся и на миг превратился в девчонку в рваной юбке, снова в лису, снова в человека. Лисица скулила, девчонка плакала беззвучно. На третьем превращении она сумела удержать человеческую форму, но упала на пол и сжалась в комочек. Яшмовая подвеска, как видно, её не спасла.

– Не противься мне, – сказала Падалица почти ласково. – Тогда боль прекратится.

Её лицо начало распадаться на глазах: щёки сползали вниз, нос проваливался. Нечисть любила такие фокусы – на смертных они действовали хорошо.

Сун Юньхао досаждал только запах. Даже не запах – память.

(Ему пять лет, он рвёт ягоды с куста, их слишком много, они сыплются в пыль, ласковый голос зовёт его, но он не оборачивается: нельзя говорить с тем, кто пахнет, как ягоды, не то заболеешь и сгниёшь.)

Проклятье! Он тряхнул головой и прыгнул вперёд, думая только о том, как бы отсечь её от зеркала. Зеркало только притягивало духов и призраков, но само по себе не убивало; оно не больше чем магнит в нечестивых руках. Тварь в одиночку была сильна, но не настолько, чтобы с нею не справиться.

Чёрная тень взвилась в воздух, укрывая свою новую госпожу. Сун Юньхао вогнал клинок прямо в раскрытую пасть леопарда. Оба рухнули на пол, но вместо тяжести звериного тела Сун Юньхао ощутил лишь касание густого мокрого меха. Он спихнул с себя шкуру, вскочил на ноги.

Падалица – уже почти безликая, не считая сверкающих глаз – стояла позади Чжан Вэйдэ, обняв его рукой за шею, почти ласково.

Сун Юньхао знал, что так будет. Всё время знал. Повторится то же самое, и он не успеет снова. Нет смысла даже пытаться – лучше уж перерезать себе горло первым, чтобы не видеть его смерть.

– Не двигайся, – сказал он Чжан Вэйдэ.

Тот не услышал или от ужаса не смог удержаться – пробудил талисман в руке, и талисман тут же вспыхнул настоящим пламенем. Чжан Вэйдэ вскрикнул и отбросил горящую бумагу.

– Верно, господин заклинатель, – сказала Падалица. – Я же говорю, не нужно бороться. Мне нравилось играть с этим мышонком, но даже мне его стало жаль.

Она сделала шаг в сторону от дверей, увлекая за собой Чжан Вэйдэ. Сун Юньхао тоже сделал шаг. Потом другой. Так они кружились, пока не поменялись местами вновь: Падалица вернулась к столу и, слегка шевельнув рукавом, опустила зеркало на прежнее место.

– Вам не убежать, – проговорила она мягко. – Вы все обречены. Ты, – она кивнула лисице, которая сумела сесть, стиснув голову обеими руками, – родилась рабыней и навсегда ею останешься. Этот мышонок – кладбищенское дитя. Он неспроста пришёл ко мне. И ты тоже, А-Хао. Ты и так уже гниёшь изнутри. Зачем длить муку? В моих садах нет боли.

Отчего-то от ласкового имени, которым его никто не звал уже двадцать с лишним лет, к Сун Юньхао вернулась ярость. Ярость была лучше отчаяния. Он вернулся в боевую стойку.

Оторванная голова подкатилась к лисице. Та громко взвизгнула, отпихнула её ногой и, путаясь в юбке, подползла к Сун Юньхао.

Падалица сказала:

– Не упрямься, а то я вырву ему глаза. С какого лучше начать? Левого или правого?

– На полу, на полу, – зашептала лисица лихорадочно. – Конь.

Пепел от сгоревшего талисмана Чжан Вэйдэ, плотно приклеившийся к липкому соку на полу, складывался в чуть кривые, но безошибочно узнаваемые черты знака ма – «конь».

Сделав вид, что меняет стойку, Сун Юньхао с силой наступил на него.

Чжан Вэйдэ увидел и зажмурился. Статуэтка коняшки выскользнула из его рукава совершенно беззвучно, без огня и сверкания, только тихо звякнула, ударившись о пол.

Падалица тревожно дёрнулась, но слишком поздно поняла, куда нужно смотреть. В следующий миг дом сотрясся так, точно в него попала молния. Стол опрокинулся, и зеркало полетело на пол. Падалица рванулась за ним, и тут Чжан Вэйдэ вывернулся из-под её руки и рухнул куда-то в сторону.

Сун Юньхао вогнал Гунпин в живот Падалицы с такой силой, что прибил её к стене.

Лисица выдала вдруг на одном дыхании длиннющую череду ругательств, которые он в последний раз слышал от портовых грузчиков.

Падалица плюнула Сун Юньхао в лицо вонючей слизью, но он успел заслониться рукавом. Всю силу, что мог, он влил в руку и через неё – в клинок дао.

– Берегись! – крикнула лисица. – Там конь этот грёбаный!

Сун Юньхао чуть скосил глаза: с пола на коротких тупых ногах поднималось, росло что-то огромное, тускло блестевшее бронзой. Выгнулась знакомая крутая шея, чуть заострились уши, наметилась грива.

Конь был знакомый – он не пугал, почти обрадовал.

Падалица раззявила рот снова, но плеваться уже не могла. Остатки тела госпожи Лю, мгновенно разложившись, стекли на пол, остался едва прикрытый плотью скелет. Кости обвивали обрывки корней.

Потом и они рассыпались.

Сун Юньхао стал брезгливо вытирать Гунпин о полог кровати.

– Берегись, – повторил теперь уже Чжан Вэйдэ, потянув его за рукав. Лисица, похоже, уже успела улизнуть.

– Ты цел?

– Да. – Прихрамывая, он потащил Сун Юньхао к дверям. – Он не злой, но слишком большой. Я боюсь, он нас случайно затопчет.

Конь чуть повернулся и снёс крупом один из прикроватных столбиков. Под копытами захрустели кости.

– Господин приказывает, – сказал Чжан Вэйдэ высоким звенящим голосом. – Уничтожь тёмное зеркало.

Он стремительно вывел в воздухе несколько знаков, и на этот раз Сун Юньхао не узнал ни одного.

У коня не было настоящих глаз, но вдруг показалось, что он покосился в их сторону.

– Отчего он тебя слушается?

– Я последний, кто кормил его кровью, – прошептал Чжан Вэйдэ и тут же повторил почти криком: – Уничтожь!

Конь медленно поднял тяжёлое копыто, подождал миг и опустил его на лежавшее на полу перевёрнутое зеркало. Почудилось, будто ничего не происходит, – но зеркало вдруг задрожало и начало медленно терять форму, точно его погрузили в раскалённый горн. А вслед за зеркалом начало расплавляться копыто коня.

– Что он делает? – пробормотал Сун Юньхао. – Он сам так в конце концов исчезнет.

– Наверно.

– Наверно? Ты не знаешь, что творится?

– Я вспомнил, что их можно призвать для защиты, если накормить кровью. А у меня как раз свежая кровь на повязке.

Он пошатнулся, будто нога заболела сильнее оттого, что он про неё вспомнил. Сун Юньхао подхватил его под локоть, и так они стояли оба, заворожённо глядя, как могучее тело коня постепенно теряет форму. Перед самой гибелью он посмотрел на них ещё раз.

Чжан Вэйдэ тихо шмыгнул носом.

– Было б лучше, если бы могли ещё и уехать верхом.

– Больно многого хочешь.

Сун Юньхао подошёл к луже расплавленного металла, которая на глазах уменьшалась, – бронзы теперь осталось ровно столько, сколько могло остаться от зеркала и маленькой, с ладонь фигурки. Жара не было.

Чуть поколебавшись, он взял в руку бесформенный комок – холодный, тёмный.

– Конь не изгнал тьму, – сказал он задумчиво.

– Он не может, – вздохнул Чжан Вэйдэ. – Он сам примерно того же свойства. А теперь они слились воедино.

– Но конь хотя бы не вредил.

– Зеркало тоже, если его не трогать. Не знаю, чем она его пробудила. Кровью. Или страданием.

***

– Я слышала разные байки, – сказала лисица задумчиво.

Она сидела на огромной яблоневой ветке, пока Сун Юньхао закапывал могилы.

Утро было серое и туманное, но вчерашняя муть развеялась. На рассвете Сун Юньхао сжёг шкуру и несколько корней и сухих сучков, которые остались от демоницы, потом нашёл среди хозяйственных пристроек лопату и отправился в сад. Земля была чуть влажной от дождей, но совершенно обыкновенной, в ней копошились толстые, тоже совершенно обыкновенные червяки, и глядеть на них было радостно.

Сун Юньхао побросал в неглубокие ямы трупы и шпильки госпожи Лю вместо тела. От древнего скелета с медвежьими когтями не осталось и следа. Это было странно; пожалуй, плохо, но сил огорчаться у него тоже не осталось. Кусок тёмной бронзы он замотал в скатерть и привязал к спине: просто бросить его или даже закопать в землю без обрядов было слишком опасно.

Лисица тоже объявилась на рассвете, прямо как приличная барышня, а не нечисть, долго возилась на кухне и ругалась, что вся еда загажена гнилью.

– Куда как весело помирать от голода в доме, битком набитом едой! – объявила она скорбно и зачем-то уселась над головой у Сун Юньхао.

Чжан Вэйдэ, который от него в принципе не отлипал, сидел на расшитой подушке, вытянув больную ногу. При дневном свете лицо у него было совершенно серое, но глаза жизнерадостно блестели.

– Байки про Падалицу? – переспросил он с интересом.

– Угу. Слышала, как она появилась, – сказала лисица. – Муж с ней развёлся оттого, что она была бесплодна, и отослал к родителям. Но в ночь его свадьбы с новой женой первая жена повесилась в саду. А перед смертью прокляла их тоже бесплодием, чтобы ни плоды не рождались, ни дети. Но одного проклятия ей, видно, было мало – она и после смерти не унялась, стала заражать землю.

– Где это было? – спросил Сун Юньхао.

– Не знаю.

– Грустно, – Чжан Вэйдэ уткнулся подбородком в скрещённые руки.

– Дура она, – отмахнулась лисица. – Я бы мужа загрызла и не стала б вешаться. Тьфу, делать нечего! Давайте говорить о красивом. Например, как красивы мускулы брата Суна, когда он размахивает лопатой!

Сун Юньхао рубанул лопатой по ветке, на которой она сидела.

Лисица спрыгнула вниз.

– Вот ведь ублюдок, – сказала она – впрочем, беззлобно.

Она стояла перед ним и яростно причёсывалась пальцами вместо гребня. Сун Юньхао заметил, что её человеческие ногти обкусаны почти до мяса, как у тревожного ребёнка.

На ногах появились туфли – видно, сняла с убитой служанки.

Он полез за пазуху, отсчитал пять лянов.

– Это зачем? – спросила лисица подозрительно.

– Купишь курицу. Или помаду. Почём мне знать, что тебе нужно? – Он обернулся к Чжан Вэйдэ. – Прости. Я помню, что обещал тебе всё, но ей тоже причитается. Я потом верну тебе долг.

Чжан Вэйдэ беспечно улыбнулся:

– Глупости. Просто раздели деньги на троих.

Сун Юньхао, подумав, кивнул и сказал лисице:

– Если завтра получу вторую половину, дам тебе ещё пять. Приходи на постоялый двор «Фэнфань».

Лисица сунула монеты куда-то в глубокий вырез платья, не отводя от Сун Юньхао подозрительного взгляда, поддёрнула сползшую с плеча кофту и стремительно испарилась, так ничего и не сказав.

Чжан Вэйдэ вдруг страшно покраснел, когда брал свою долю, и стал запинаться, благодаря.

– Ты бы лучше возвращался, – сказал Сун Юньхао. – Не хватит ли с тебя уже приключений?

– Мне некуда, – отозвался Чжан Вэйдэ еле слышно.

– Отчего же не вернуться к наставнику на эту вашу гору?

– Там только могилы.

Сун Юньхао неловко буркнул: – А, – и не догадался, что ещё прибавить.

«Кладбищенское дитя», – сказала Падалица. Наверно, не просто сиротство она имела в виду. Сун Юньхао слышал, что бывают дети, рождённые в гробу от мёртвой матери, но не верил до конца, что это правда. Или дело в другом?

– Прости, что совсем не помогаю, – сказал Чжан Вэйдэ. – Я умею очень хорошо подметать, честно, а копать не очень.

Сун Юньхао усмехнулся.

– Я этому рад.

– Рад?

– Рад, если ты и впрямь не держал в руках лопату. Значит, гробницы тебя не учили грабить.

– Нет же! Я просто немножко знаком с Линем-Мумией.

– Ещё ты говорил, что здешний.

– Ну… не совсем. Но я знаю город, – заверил Чжан Вэйдэ, стремительно предугадав следующий вопрос. – Тебе показать постоялый двор?

– Я там уже был. Покажи мне лучше баню.

***

На следующую ночь боль отомстила ему вдвойне.

Сун Юньхао ничего не помнил о том, что случилось после наступления темноты, ничего, кроме обжигающего жара. Боль была так сильна, что ему даже не привиделся в бреду молодой господин.

Утром Сун Юньхао разлепил глаза и обнаружил, что ему в рот вставили бережно скатанное валиком полотенце.

Чжан Вэйдэ спал сидя у его кровати, запрокинув голову. Окно было распахнуто настежь. На столе на аккуратно расстеленном носовом платке лежало пятнадцать новеньких монет, а рядом – тёмная бронза в свёртке из скатерти. Слава небесам, что они с Чжан Вэйдэ не слишком походили на богачей: никому даже в голову не пришло их грабить, хотя это было проще простого.

Сун Юньхао гневно выплюнул ткань на пол и пошёл закрывать окно: Чжан Вэйдэ и так уже весь дрожал.

От стука тот проснулся, закашлялся и стал отчаянно тереть красные глаза.

– Это что? – спросил Сун Юньхао, ткнув рукой в полотенце.

Чжан Вэйдэ испуганно дёрнулся.

– Ты так скрежетал зубами, я боялся, что ты их себе все переломаешь, как Чжан Сюнь во время осады. Ты не можешь просто кричать?

– Чтобы нас вышвырнули с постоялого двора?

– Когда кричишь, хотя бы не так больно.

Сун Юньхао только вздохнул и вытер потный лоб.

– Наставник часто бил тебя?

– Наставник? Нет, никогда!

– Ты дрожишь каждый раз, как я подниму руку.

– Это я так, – отозвался Чжан Вэйдэ туманно. – Просто. Я правда не думаю, что ты меня ударишь. На рассвете возвращался младший господин Лю, заносил деньги.

Накануне Сун Юньхао передал купцу, что в усадьбе относительно спокойно и можно забрать тела.

– Он не удивился, что я к нему не вышел?

Чжан Вэйдэ пожал плечами и улыбнулся.

– Я сказал, ты восстанавливаешь силы после охоты. Это даже не совсем ложь.

– И он отдал деньги тебе?

– Я сказал, что я твой младший брат.

– Очень похоже.

– А что? Ты меня всего лет на десять старше. И может, у нас матери разные.

Под ногу подвернулся таз со вторым полотенцем. Чжан Вэйдэ не сбежал – хотя в его случае лучше было бы сказать, не уковылял – с деньгами или хотя бы без денег, даже не просто улёгся спать, и это на третью-то бессонную ночь. Сидел у кровати и утирал ему лицо. А Сун Юньхао даже не помнил этого.

– Тебя отравили? – спросил Чжан Вэйдэ осторожно.

– Ну, считай, что да.

– Но ведь днём ты хорошо чувствовал. Ты копал. И почти целый ли тащил меня на спине. Ты же не можешь быть отра…

– Днём яд не действует.

– Только в темноте? А как ты тогда ходишь на охоты?

– Обычно днём. Но иногда не успеваю.

Чжан Вэйдэ приоткрыл было рот, подумал, закрыл снова, но потом всё-таки не выдержал:

– Ты умираешь?

– Нет. В этом вся и беда. Ладно, довольно болтать. Ты пока ложись. Я схожу за едой, потом сменю тебе повязку, и сможешь спать спокойно. Хоть весь день спи, если хочешь. Что тебе взять – баранину?

– Мне вчера сказали, тут замечательные десерты…

– Какие десерты, болван! Лапшу тебе с чем брать?

Чжан Вэйдэ опустил глаза, мечтательно улыбнулся и прошептал:

– С пирожными.

Примечания:

Лисица поёт "На горе растут кусты" из "Шицзин" (Песни царства Чжэн).

Чи считается по танским меркам, около 30 см.

Имя дао, Гунпин, означает "справедливость".

Хань Сюань – чиновник времён Вэнь-ди (Цао Пи), герой трагикомического анекдота о том, как император избавил его от порки.

"Шестикратный дин" – талисман, на котором шесть раз прописан знак "дин", символизирующий юг и огонь, испепеляющий призраков.

Чжан Сюнь – танский полководец, который во время осады города мятежником Ань Лушанем, по легенде, в гневе так скрежетал зубами, что все их переломал.