Текст книги "Кошки-мышки (СИ)"

Автор книги: Ola.la

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

Мартинес резко заходит в полумрак склада и молча опускает на стол перед съежившейся под его взглядом Дейзи пустую сумку. Она понимает все без слов, пытается что-то сказать, глотает оправдания, и торопливо идет к ящикам с едой. Наполняет сумку быстро, то и дело оглядываясь на молчащего Цезаря, засовывая даже что-то лишнее. Что-то из того, что обычно бережет для себя. Намеренно кладет на самый верх, чтобы сразу было видно. Нерешительно приближается, опускает глаза и едва слышно лепечет что-то несуразное.

О том, что она сама не знает, что на нее нашло. О том, что Айлин ее оскорбила, и она не выдержала. О том, что она ничего плохого не хотела. О том, что она сейчас, в ее положении, тоже не может сдерживать эмоций. О том, что она бы вечером сама все занесла Айлин.

Мартинес морщится от одного звука ее голоса, резко вырывает набитую доверху сумку и выходит, не обращая внимания на слезы и ладони, прижатые к животу. Ему плевать на нее и ее… положение. Ему и на Айлин плевать. Которая недоверчиво улыбается и многословно благодарит. Засветившиеся от понимания, что голодать уж точно не придется, глаза делают эту дурнушку на миг почти красивой. Цезарь торопит ее, слегка подталкивая и вспоминая, где она живет – сумка тяжелая, придется помогать и с этим. Раз уж взялся. В конец концов Айлин – женщина его приятеля. Беременная, слабая и беспомощная. А таким ведь нужно помогать. А вдруг там где-нибудь зачтется?

В противовес тем многим убитым им – помощь беременной девушке. Почему бы и нет? Ведь убивал он по приказу. А ей помогает от всей души.

– Спасибо! – повторяет она снова и снова, притормаживая у двери в квартиру и задумчиво сжимая ключ в пальцах. – Цезарь, зайдешь на чай? Нам нужно поговорить. Мне нужно тебе кое-что рассказать. Очень важное. О ней.

Айлин произносит последние слова таким загадочным тоном, что Мартинесу кажется, будто она хочет сказать что-то о Минни. Но о ней ведь никто не знает. Не знает ведь? Он кивает и проходит в квартиру, не представляя, чего ожидать. О ком пойдет речь? О той, которая не сводит с него полных слез голубых глаз? Или о той, которая всегда прячет свой – такой серый – взгляд?

========== Глава 20 ==========

Квартира необычная – чем-то неуловимо похожая на комнаты Дейзи, но совсем другая. Такая же аккуратная, чистая, женственно-светлая, с кучей непонятной, но, вероятно, милой дамскому сердцу ерунды. Кажется, все почти точно так же. Но тут почему-то уютно. Что-то такое едва заметное, то, чего Мартинес не может понять. Здесь не пахнет удушающе-сладко, как у Дейзи, здесь не сыро и не холодно, как у Минни. Тут – как-то обычно. Словно дома. Еще в том, совсем далеком доме родителей. Ненужные воспоминания.

– Тебе чай или кофе? Я кофе не пью, но у меня есть, могу приготовить, – суетится Айлин и испуганно охает, усаженная твердой рукой на диван.

– Забей на чай и кофе, у себя попью, отдыхай, красавица. И рассказывай, давай, чего там такого интересного хотела? – напряженно улыбается Цезарь, прекрасно видя, что она уже почти передумала делиться информацией.

Возможно, совсем неважной и совершенно глупой. Но вдруг?

– Я не знаю, нужно ли… Понимаешь, это ведь неправильно говорить сейчас тебе о ней, да? Но и то, что она делает – тоже неправильно! Очень неправильно. Это обман, это…

– Красавица, успокойся, хорошо? И по порядку: кто меня обманывает? Ну, тебе нужно сказать только имя. Или кивнуть. Ты о Дейзи?

Айлин затравленно кивает и комкает в пальцах подол платья, вздрагивая и вжимая голову в плечи, слыша сдавленные ругательства Мартинеса. Он вздыхает, пытаясь взять себя в руки и понимая, что запугав эту и без того слишком нервную девицу, ничего не узнает.

– Хорошо. В чем она меня обманывает? Может быть, она не беременна? – с надеждой и опасением все же выдыхает он эти слова, рассчитывая, что Айлин в любом случае знает о положении своей бывшей подруги, а значит с ней об этом – можно.

Очередной кивок позволяет телу расслабиться. Улыбка сама собой появляется на губах откинувшегося на спинку дивана Цезаря, которому даже кричать от облегчения хочется. Как мало нужно для счастья – всего лишь очень сильно чего-то испугаться, того, что может испортить всю жизнь, а потом вдруг понять, что бояться больше нечего. Ведь нечего?

– А теперь давай ты подашь свой прекрасный голос и расскажешь подробно: зачем, почему и что вообще за ерунда. Главное-то я уже знаю. Ну, давай, красавица, не бойся.

– Ладно, – Айлин утирает слезы со щек и, не поднимая глаз, начинает рассказывать. – Мы ведь из-за тебя, ну, в смысле, всего этого и поссорились. Она попросила тест, сказала, что для розыгрыша. Но потом поняла, что я могу проболтаться случайно, думая, что ты уже в курсе шутки, и рассказала мне, что она всерьез сообщит тебе о своей беременности. А потом – когда ты решишь, что необходимости, ну, предохраняться больше нет… В общем, ты понял. Я ей сказала, что так нельзя, что ты должен знать, это ведь не шутки! Так и поругались в итоге. Она говорила, что готова на все. Что так сильно любит тебя. Цезарь, она ведь и правда, наверное, любит. А ты сам виноват – ты ей изменяешь. И она знает, именно потому решила пойти на крайние меры. Глупые, да, но она надеется так вернуть тебя…

Это все похоже на какой-то театр абсурда. Женская логика всегда казалось Мартинесу чем-то чересчур сложным или, наоборот, настолько примитивным, что понять и поверить, что кто-то, в самом деле, может так мыслить, было невозможным. Но весь вид Айлин говорит о том, что она не врет. И даже искренне сочувствует своей бывшей подруге. У которой в голове совсем мозгов не имеется.

Думать о том, что если бы не эта сидящая рядом и снова промокающая глаза салфеткой барышня, он бы ни о чем не догадался и однажды бы все же лег в постель с Дейзи, давая ей возможность исполнить свой план, не хочется.

– Спасибо, – бормочет Мартинес, поднимаясь и еще не зная, куда сейчас пойдет, чем займется – ведь выбор теперь был, и немалый.

– Подожди! Цезарь! Не… не делай ей только ничего! Она просто сходит с ума от ревности и любви, постарайся ее понять, – резко встает вслед за ним Айлин и хватается за живот. – Я видела… Знаю, к кому ты ходишь. Правда, она такая… Я даже не поверила сразу. Как ты мог променять?.. Но я не говорила Дейзи. Не стала.

– И на том спасибо. Или ты еще чего хочешь? – хмыкает он, приподнимая бровь и почти уже ожидая намека на шантаж.

Но она только мотает головой и продолжает укоризненно смотреть на него, провожая до выхода. Так, словно он, в самом деле, в чем-то виноват. Так, словно кто-то имеет право укорять его за то, как он живет. Так, словно он не заслужил права жить, как он сам хочет.

Эти люди вокруг – они никто. Ничто. И должны быть благодарны за защиту, еду и спокойный сон. А думать, упрекать и иметь свое мнение о тех, кто им все это обеспечивает – уже не их забота.

Мартинес выходит на главную улицу и замирает, не зная, куда отправиться. Пойти к Дейзи и, заглянув в ее лживые насквозь глаза, послать ее наконец далеко и надолго? Желательно, навсегда и куда-то за стены города. Развернуться и явиться к Минни, проведя этот вечер и ночь в ее обществе, наслаждаясь тишиной, покоем и безразличной покорностью? Зайти сначала к Дейзи на склад, захватив что-нибудь интересное для того, чтобы потом вместе с Минни отпраздновать собственное освобождение? Он даже расскажет ей обо всем, смеясь, ведь она так хорошо умеет слушать, понимающе заглядывая в глаза и кивая в нужный момент. А может быть, стоит плюнуть на всех и пойти домой? Забыв обеих. И ту, и другую.

– Эй, чувак, ты чего завис, пугая наших славных, бестолковых, ни на кой черт не нужных горожан? – Диксон хлопает Мартинеса по плечу, заставляя чертыхнуться сквозь зубы и зло сплюнуть. – Слыхал новость? На выходных у шефа днюха, так что с нас сладкий стол, блин! То есть, бой и явление на какую-то гребаную светскую вечеринку после. Роуэн заявила, что хочет устроить своему божеству настоящий праздник из тех, что проводились раньше. Мильти уже пять раз грохнулся в обморок от горя, что мы столько ресурсов на такое непотребство угрохаем. Ну чего ты кривишься, шуруй, готовься! А то ведь снова за пять минут уложу тебя на обе лопатки! Ну… зато у тебя, вон, курица твоя всех на вечеринке затмит – тоже типа как достижение. Ладно, Брауни, вижу, ты уже проникся пониманием того, что продуешь по полной, не буду мешать горевать.

Мэрл видит кого-то вдалеке и торопится в ту сторону, оставляя после себя только недоумение и раздражение. Какие еще праздники и дни рождения? Совсем этой Роуэн делать нечего – порой даже смешно от того, как она пытается стелиться под Блейка, понимая всю шаткость своего положения.

Поколебавшись еще минуту, Мартинес разворачивается в сторону своего дома, совсем не удивляясь при виде застывшей у двери в квартиру Дейзи. Она даже растекшуюся по лицу косметику не стерла, чтобы показать всю глубину своего раскаяния и страдания. А голубые глаза смотрят настороженно, пытливо и зло – этого не скрыть.

– Цезарь, милый, – лепечет она, делая шаг навстречу и запинаясь. – Почему… почему ты так улыбаешься? Почему ты смеешься? Что она… что она тебе сказала? Цезарь, что бы она ни сказала, это все неправда! Она специально, она хочет нас разлучить…

– Иди вешать лапшу на уши еще кому, а? – добродушно советует он, окидывая Дейзи снисходительным взглядом – жалость смешивается с брезгливостью. – Давай, красавица, прощаться не будем, останемся друзьями, и все такое. Или как там говорят? Что «нет»? Ну, нет так нет, мне не принципиально. Сама понимаешь – твоя дружба…

– То есть, да? Ты бросаешь меня? Ты предпочел поверить ей? Даже не выслушаешь? – уточняет она неожиданно звонким голосом, глядя почему-то с вызовом и кусая губы, увидев безразличный и вполне уверенный кивок. – Хорошо… Я уйду. Только, Цезарь, из твоей жизни я не исчезну, как бы ты этого не хотел.

– Уверена, красавица? – цедит он, усмехаясь и снова видя пред собой картинки ее возможного будущего.

Дейзи падает с большой высоты, Дейзи перед ходячим, Дейзи просто нет, и не будет никогда. И никто даже не вспомнит через неделю.

– Кто она? Я же знаю, кто-то есть. Я не слепая. Я все вижу. Только никак не могу… Ну же, почему ты молчишь, почему ты не хвастаешься своей новой девушкой? Она же, наверное, красивая, да? Или жутко умная? Какая тебе нужна? Что тебе не хватало со мной? Скажи ее имя… Мне ведь нужно знать, кому я тебя отдаю. Мне ведь интересно.

– Иди уже, Дейзи, – устало подталкивает он ее к выходу, наблюдая как она, покачнувшись на каблуках, хватается за стену, чтобы не упасть.

– Нет, я не уйду, пока не услышу! Почему ты не хочешь говорить? Или ты… может быть, ты там с Роуэн за спиной у Филипа? Потому и скрываешь ото всех? Что, я угадала, да? – торжествующе смеется Дейзи, но видя равнодушный кивок в ответ, сжимает кулаки, понимая, что все не так просто. – Я все равно узнаю. Думаешь, это так сложно? Я ведь даже почти не старалась раньше. Слишком больно было. Пыталась обманывать себя, пыталась верить, что мне только кажется. Но теперь я узнаю.

– Твое дело, – пожимает Мартинес плечами, поворачивая ключ в замке и делая шаг в квартиру, собираясь оставить давно надоевшую ему девушку, наконец, там – за закрытой дверью.

– Я узнаю, – повторяет она медленно и почти что с наслаждением добавляет. – И убью ее.

Громко хлопнувшая дверь обрывает тихий смех, а Мартинес направляется к стоящей на столе бутылке и пьет алкоголь прямо из горла, усмехаясь такой глупой угрозе. Ерунда. Мелькнувший на мгновение кадр – красная кровь на белой коже и невидящий взгляд застывших серых глаз – снова исчезает, растворяясь в обжигающей горло жидкости.

========== Глава 21 ==========

Свобода – это то, что радует ежедневно. Даже не ожидалось, что будет так: словно камень с души, словно груз – прочь из мыслей, словно целая Дейзи – с плеч долой. Почему без нее так свободно, так легко и просто дышится? Почему та, другая, совсем не ощущается, как нечто тяжелое и давящее? Пока – не ощущается.

Улучшившееся настроение Мартинеса замечают даже приятели, быстро понимая, что сочувствия неуместны, вовремя ориентируясь и даже поздравляя. Целая попойка – во имя разлуки. Благо, выпивка и закуска в виде консервов у них, защитников города, имеется на такой случай всегда. Для того чтобы расслабиться, отдохнуть, посидеть тесной мужской компанией, не подбирая слов, не думая о смерти, о ходячих, о назойливых женщинах, о беспомощных детях, о службе Губернатору, о собственной вине и постоянной ответственности.

Диксон то и дело вспоминает о наркотиках, вздыхая, и пьяно смеется, снова сравнивая укорившего его Мартинеса в схожести со своим младшим братом. Тот тоже не одобрял подобный способ расслабиться. Какие разные эти братья. И снова хочется познакомиться – хотя бы взглянуть на того, о ком Мэрл вспоминает, вдруг замолчав и уставившись в одну точку невидящим взглядом. Тревожится, заботится, переживает до сих пор. Верит в его жизнь по сей день.

У Цезаря два брата. Было. Он не знает наверняка, но уверен – они давно мертвы. Или бродят где-то в виде ходячих. Жалко конечно. Особенно, если вспомнить детство. Хотелось бы видеть рядом живыми, этого не отнимешь. Но не больше. Нет этой почти что животной тоски, как у Мэрла Диксона. Нет надежды.

Нет ничего – только сегодняшний день и обжигающий глотку алкоголь. За которым следует сигарета. Уже такая привычная – с ментолом. Заставляющая прикрыть глаза и вспомнить о ней – той, которая где-то там уютно скрутилась клубочком под темным пледом и читает свою очередную книгу, шевеля тонкими искусанными губами, вчитываясь в иностранные для нее слова и чему-то даже иногда тихо улыбаясь.

Они расходятся почти на рассвете, чтобы через пару часов выглядеть более хмурыми и помятыми, чем обычно, но все же защитниками этого города. Верными псами своего Губернатора.

Ключи от склада, само собой, имеются не только у Дейзи. Не только у той, которая уже спустя пару дней идет, широко улыбаясь, под руку с Мэрлом, громко обсуждая предстоящую вечеринку и поджимая губы при виде Мартинеса. Повышая голос, бросая на него отчаянные и такие смешные взгляды и, видимо, надеясь на какую-то реакцию. На ревность вместо брезгливости. Наверное.

Он отворачивается от уходящей парочки – семенящая на высоких каблуках, жалобно и почти что навзрыд сюсюкающая Дейзи и Диксон, которому от этой «курицы» нужно только одно. Вертит в руках ключи от склада, усмехается собственным мыслям и пытается вспомнить, где там что. Выпивка и сигареты находятся быстро. А вот выбрать что-то среди сваленного в кучу шмотья и прочей женской ерунды, так бережно хранимой Дейзи для себя, Роуэн и прочих полезных ей особ – сложно.

Мартинес сдавленно ругается под нос, не сдерживает смешка при виде чего-то розового с бантами, представляя это великолепие безвкусицы на Минни, и сует в пакет темно-бордовое платье, надеясь, что угадал с размером. Сметает туда же что-то из косметики и выходит, тщательно заперев дверь. Виски, вино, шоколад и курево он аккуратно записал на карточке, оставив ту на столе – остальное в отчете не нуждается.

Открывшая дверь Минни неуверенно улыбается при виде нагруженного двумя пакетами Цезаря. Она вообще в эти дни улыбается чаще – слухи по городу расходятся быстро. Очень быстро.

Она изумленно смотрит на принесенные вещи, скользит бледными пальцами по косметике, которую разложила на диване, и поднимает вопросительный взгляд на открывающего бутылки Мартинеса. Хмурится – можно увидеть, как по безразличному обычно лицу пробегает тень. Можно даже попытаться угадать, о чем она думает. О том, что ему захотелось каких-то игр? О том, что он хочет сделать из нее новую Дейзи? О том, что…

– У Блейка праздник на выходных, слыхала? – усмехается он и сам, уже привычно, находит еду, выставляя на стол и приступая к ужину, не дожидаясь хозяйку. – Нужно соответствовать, красавица.

Минни торопливо мотает головой, прижимая к груди платье. Впервые так искренне изумляется, распахивая широко глаза и приоткрывая губы. Он не понимает, почему она не хочет идти, но предполагал такую реакцию. Женщины – сложные существа. Их нужно убеждать и уговаривать всегда – даже, когда они сами чего-то хотят всей душой.

– Ладно, время есть, ты еще подумаешь. А пока – давай вот это вот все для меня, ммм? – улыбается Мартинес, откидываясь на спинку дивана и с интересом глядя на начавшую кусать губы замершую на месте девушку-мышку.

Всего пара минут размышлений, и она кивает. Присаживается рядом, выпивает залпом бокал вина и сует в рот слишком большой кусок шоколадки. Укоризненно смотрит на не сдержавшего смех Цезаря и гордо шагает в ванную со всеми подарками в охапке. Ему приходится ждать долго, развлекая себя скучной книгой, виски, сигаретами с ментолом и редкими раздраженными окриками.

Совершенно бессмысленными. Такими, словно он может услышать ответ от Минни. Словно она сейчас сообщит, что почти готова. Как когда-то давно говорила жена перед каждым совместным выходом куда-нибудь. Говорила честно и искренне о каких-то там пяти минутах и застывала у зеркала на целый час. Заставляя его ругаться, а потом забывать все слова при виде торжественно выплывающей в комнату женщины.

Эту иначе сейчас и не назовешь. Не несуразная девочка, не смешная мышка, не скромная библиотекарша, не испуганная девушка – красивая женщина. В темно-бордовом облегающем платье, с причудливо уложенными волосами, с лицом, которое выглядит совсем иначе. Оставаясь знакомым и превратившись почти что в чужое.

Серые глаза смотрят из-под густо-накрашенных ресниц пытливо, и, кажется, даже торжествующе. Непривычно яркие губы кривятся в легкой улыбке. Минни на секунду теряет самообладание и проводит руками по телу, оправляя платье. Медленно приближается к зеркалу и смотрит задумчиво – вглядывается, словно хочет там что-то увидеть.

– Да ты и впрямь красавица, черт побери, – хмыкает Мартинес недоверчиво.

Прекрасно понимая, что все это – только слой краски, платье и приведенные в порядок волосы. Понимая, но не веря. Забывая, что еще час назад она была той – маленькой, бледной и простенькой девушкой. Наверное, у женщин умение быть – или казаться – красивыми заложено с рождения.

Он обнимает ее со спины, но Минни не обращает внимания. Продолжает смотреть, касаясь кончиками пальцев мутной поверхности зеркала, проводя по своему отражению, словно в попытке стереть. Она смотрит, улыбаясь и, кажется, ненавидя. Его? Себя? Это платье?

Как бы там ни было, это лишнее. Это не то, что ему нужно – застывшая у зеркала, погруженная в свои мысли женщина. Мартинес склоняется, касаясь губами ее обнаженной, гладкой, прохладной шеи и довольно усмехается, чувствуя, как вздрагивает тонкое тело в его руках. Он скользит по ней ладонями, оглаживая, прижимая к себе и с силой сжимая, неторопливо смахивая с плеч бретельки платья, комкая в пальцах подол и медленно поднимая его выше, обнажая ноги и не сводя жадного взгляда с затуманившихся глаз в отражении зеркала.

Минни ловит его взгляд и поднимает руку, поднося ко рту. Прижимает пальцы к своим губам и резко ведет вниз и в сторону, смазывая ярко-красную помаду и снова – улыбаясь. Как будто она знает, как это выглядит. Что после этого больше нет сил терпеть. Только дергать одежду вниз, забывая о молнии, только впиваться в ее рот поцелуем, почти насилуя уже одним им, только швырять ее – легкую, невесомую, покорную – на кровать, не слушающимися пальцами справляясь с ремнем на собственных штанах и наваливаясь сверху. Только иметь ее, обладать ею, владеть. Хоть чем-то в этом сумасшедшем мире – с таким удовольствием.

***

Выходные приходят неожиданно быстро – даже подготовиться к бою времени не оказалось из-за большой стаи ходячих, потрепавшей нервы всем осведомленным. Тем, кому приходилось тихо отстреливать подбирающихся слишком близко тварей, не смыкать глаз ни днем, ни ночью, чтобы не пропустить большую толпу, способную повредить укрепления, и делать вид перед горожанами, что все как всегда – тихо, спокойной и под контролем.

Арена освещена, а холодный воздух заставляет поежиться, вспоминая о том, что еще немного – и можно отправиться в теплый дом, где небольшой компании приближенных будет предоставлена вкусная еда, отличная выпивка и даже музыка. Всё – чтобы забыть на одну ночь о том, что происходит за стенами города.

Диксон смеется при виде Дейзи, нарядившейся гораздо ярче Роуэн, и в очередной раз интересуется, кого приведет Мартинес. Который, позвав с собой Минни, уже на следующее утро понял, что не придет с ней. С этой, пусть даже умеющей выглядеть, но все равно отчаянно нелепой, неуклюжей, немой. Знакомой всем испуганной Мышкой. Которая так смешно будет смотреться рядом с ним – Цезарем Мартинесом.

И что за глупость пришла ему в голову? Она не для этого всего. Она – для того, чтобы ждать его дома, наливать невкусный кофе и позволять согревать ее по ночам. Она – для того, чтобы молчать, читать книжки, курить сигареты и просто быть. Где-то там в своей темной, сырой, холодной квартире. Только для него. Она и живет-то, наверное, только для него. Чтобы у него было место, куда можно прийти – уйти ото всех.

Победить сегодня Диксона оказывается не так уж и сложно. Мартинес стоит, приводя дыхание в порядок, и почти что изумленно улыбается, наступая ногой на грудь поверженного приятеля, чтобы уже через минуту подать ему руку, помогая подняться. Всего через полчаса они будут пить вместе, подначивая друг друга и смеясь над женщинами, завистливо осматривающими лучше одетых соперниц.

Дейзи картинно утешает Мэрла, не забывая коситься в сторону Цезаря, благосклонно кивающего одной из новеньких девушек, которая сегодня пойдет с ним. Молодая, симпатичная, веселая, деловитая – никакая. Та, с которой появиться на празднике Губернатора – заставить позавидовать каждого второго.

Мир меняется. Не меняются только ценности. У кого-то сложные, а у кого-то простые – иметь положение, теплую постель, сытную еду и женщину. Ту, которой другие мужчины будут смотреть вслед, желая и себе такую. А та, которая смотрит издалека, улыбаясь одними только уголками губ – нужна для другого.

Мартинес обнимает свою спутницу за талию и направляется в сторону дома Губернатора, выбрасывая из головы странную улыбку привычно бледных, искусанных темно-розовых губ.

========== Глава 22 ==========

Он пьяно вваливается в открытую Минни дверь и бессвязно рассказывает что-то о празднике. Позволяет стянуть с себя куртку и подтолкнуть к дивану. Громко смеется и делится впечатлениями: давно он так не расслаблялся. Давно не пил так много, давно не мог после прийти к кому-то и просто честно поделиться всем, что думает. С другими ведь не поделишься. Другие сболтнут. Обязательно проболтаются. Не поймут ведь. А эта сероглазая – она всегда понимает. Молчит же? И кивает. Понимает. У нее нет выбора – только понимать и принимать.

Минни отстраняется, не позволяя себя обнять, и едва заметно морщится – наверное, запах алкоголя слишком сильный. Плевать. И на нее плевать – обойдется, все равно сил нет ни на что. Только на то, чтобы закончить сбивающийся рассказ о почти не пившем и наблюдающем за всеми тираном-Губернатором, который, наверное, после всего этого пошел забавляться со своей ходячей дочуркой. О жестоких шутках Мэрла, поливающего грязью дам, присутствующих на празднике, и обошедшего своим вниманием только Роуэн. О глупой Дейзи и прочих девицах, которые, вынужденные держать лицо, только хихикали, хлопали глазами и пытались перевести тему или сбежать в дальний угол при приближении Диксона.

За окном уже рассвет, и Мартинес прикрывает веки, почти не чувствуя, как Минни помогает ему лечь – не раздеваясь и почему-то тут, на диване. Еще минута, и она уходит на кровать. Просто берет и ложится отдельно. И даже засыпает там одна. Мысли о том, что это как-то неправильно, сменяются глубоким сном, похмельем в полдень, отвратительным кофе, который кажется божественным нектаром, и блаженной тишиной. Да этой девчонке можно памятник поставить за то, что она молчит. Пусть это и не совсем ее заслуга. Минни косится на него и, словно делая одолжение, приближается, касаясь ледяными пальцами его висков. Осторожно проводит, делает массаж – и боль уходит.

Хорошая девочка. Удобная…

***

Зима сменяется весной, а в городе становится все спокойней. Стены держатся, молодняк обучается, припасов хватает, каждая вылазка заканчивается удачей. А иногда и новой кровью. Но главное ведь, что не их кровью. Они не потеряли ни одного человека – это ли не успех? А в остальном… Выжившим больше – выжившим меньше. В нынешнем мире это не столь важно. В том мире, который находится за стенами Вудбери.

Жители городка расслабляются, превозносят своего предводителя каждые выходные, восторженно взирают снизу вверх на своих защитников и добытчиков – это приятно. Все их заискивающие улыбки, восхищенные взгляды и благодарные слова дрожащими голосами. Блейк не позволяет горожанам забыть, кому они обязаны: благополучием, сытостью, теплом, крышей над головой, здоровьем и даже жизнью. Они обязаны всем. В том числе и ему, Мартинесу.

Тому, который почти убедил себя, что нашел свое место. Именно тут – в этом новом мире с новыми правилами. Теперь не он – обслуживающий персонал, теперь – они все его обслуживают. И подчиненные, и горожане, занимающиеся своей работой, и та покорная девушка, которая ждет его каждый вечер в своей квартире. Которая даже не заикается о том, чтобы хотя бы раз прийти к нему, которая молчит, когда он не появляется несколько дней подряд, которая не говорит ни слова, даже если он неправ. Ах да, она же не умеет. Готовить научить – и идеальная женщина будет.

Только вот смотрит иногда странно.

Пятница напоминает о том, что пора запастись продуктами, и Мартинес прогулочной походкой приближается к складу, заранее кривясь при мысли о том, что придется видеть Дейзи. Которая снова будет тихо вздыхать, картинно смахивать со щеки несуществующую слезу, шептать навзрыд, упрекать и смотреть глазами побитой собаки. Так, как делает это каждый раз – гордости ни на грамм. Вся гордость ушла ровно тогда, когда Дейзи надоела Мэрлу. А чего она ожидала?

Остается надеяться, что там есть еще кто-то – тогда Дейзи промолчит и ограничится только косыми взглядами в его сторону. И пусть вины за собой Мартинес не чувствует – все равно неприятно. Почему-то.

Он приоткрывает дверь плохо освещенного склада и натыкается на вопросительный взгляд Дейзи. Она тут же узнает его и вдруг улыбается. Немного криво и насмешливо. Осматривает изучающе с ног до головы, нарочито медленно встает, оправляя нарядное платье, обтягивающее фигуру и позволяющее полюбоваться чересчур откровенным декольте. Облизывается и хлопает ресницами, накручивая локон белокурых волос на палец. Заставляет нервно сглотнуть против воли. Зачем все это представление?

– Привет, Цезарь, – щебечет она, улыбаясь все шире. – Тебе как обычно?

– Без изменений, – кивает он, не представляя, по какому поводу такая заботливость.

– Давай сумку, – протягивает она руку, касаясь его пальцев, и неторопливо шагает между рядами, наклоняясь и продолжая странную игру, которая достигает своей цели – Мартинес не может отвести от нее взгляда. – Вы в прошлый раз привезли много шоколада. Я могу положить пару плиток. Знаешь, твоя… эта, как ее… Марта? Монна? Ах, Минни, да… Совсем болезненно выглядит. Ей нужно лучше питаться. Так что шоколад – персонально для нее с наилучшими пожеланиями!

– Спасибо, красавица, – хмурится он, не понимая, откуда эта девица обо всем узнала – на людях он свои отношения не показывал, и не зная, чего можно теперь ожидать.

– Что ты такой зажатый, ммм? Почему смущаешься? – приближается Дейзи с полной сумкой продуктов, ставит ее на стол и медленно проводит пальцем по щеке не успевшего сразу отпрянуть Мартинеса. – Мы ведь свои люди, милый. И я… знаешь, я больше не обижаюсь. Увидев, кого ты выбрал, я поняла, что не во мне дело. Хотя я тебе, конечно, сочувствую. Надеюсь, она тебя вполне устраивает, и ты все же не переключишься на несовершеннолетних девочек. Но тсс! Я ни о чем не догадалась и ничего никому не скажу! По дружбе, да? Ты ведь сам хотел остаться друзьями? Если вдруг вкусы поменяются и твое, несомненно, болезненное влечение…

– Заткнись, – прерывает он ее, хватая сумку и не собираясь слушать дальше эти глупости, направленные на то, чтобы унизить его самого и его выбор.

– Если вдруг снова потянет на нормальных… нормальных, дорогой, если ты еще помнишь, что это такое, женщин, то обращайся! Я обещаю подумать! – кричит она ему вслед и громко смеется.

Кажется, смех переходит в рыдания. Но он уже уходит. Ему ведь все равно.

***

В первые дни после новости о том, что Дейзи в курсе его отношений, которые Мартинес не то чтобы скрывает, но афишировать тоже не спешит, он ждет какого-то подвоха. Пытается объяснить Минни, почему та не должна ходить по вечерам одна – на всякий случай. Ожидает насмешек Мэрла и удивленно приподнятой брови Блейка. Но город живет своей жизнью и всем плевать, с кем проводит ночи Цезарь Мартинес. Ну, может быть, не всем. Может быть, парочка молодых и свободных женщин была бы не против занять место в его постели – их взгляды на это намекают. Но не более. И это радует. О подобных отношениях кричать вслух не хочется.

Он не обращает внимания на то, что Минни вдруг начинает чаще улыбаться и свежеет на глазах. Уверен, что это его заслуга. А может быть, весна так действует?

Тихий насмешливый шепот Дейзи заставляет поморщиться и ухмыльнуться недоверчиво. Какая ерунда. Зачем она говорит все это? Неужели думает, что он поверит? Неужели рассчитывает своими словами изменить что-то? Ведь все так просто проверить.

Всего несколько минут, всего несколько шагов, скрип двери и знакомый запах книг. В библиотеке слишком мало посетителей – всего парочка стариков. Весной никому не хочется сидеть в мрачноватом помещении и читать скучные книги. Никому, кроме вертлявого паренька. Одного из тех, которые появились у них зимой. Как там его? Гарджулио?

Тот крутится рядом с улыбающейся Минни и что-то ей рассказывает – восторженно, многословно. И нет никаких сомнений, на что он надеется. И видно, что ему плевать на разницу в возрасте, на немоту и чрезмерную худобу девушки. Ну да, перебирать не время. Мартинес стоит у входа и смотрит, с трудом сдерживая желание подойти, взять парня за ворот его куртки и убрать от своей собственности. Парой слов, а лучше всего – ударов, объяснить раз и навсегда, чья она. И чьей останется.

А Минни делает вид, что не замечает его, слушая парня и беззвучно смеясь. Она выглядит совсем другой – простой, свободной, расслабленной. Такой, какой почти никогда не бывает в обществе Мартинеса. Почему? Этот малец ей больше нравится? Он ее больше привлекает? Или она просто дразнится? И у этой – свои игры?