Текст книги "Кошки-мышки (СИ)"

Автор книги: Ola.la

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

Мартинес замирает, прислонившись спиной к двери, и наблюдает за девушкой, порхающей по складу и находящей, наконец, в одной из коробок какую-то косынку. Она помогает ее красиво повязать на шее, добивается от Цезаря комплимента посетительнице и выбранному наряду и, широко улыбаясь, провожает счастливую женщину. Аккуратным округлым почерком записывает ее имя и наименование вещей в тетрадь, смешно шевеля губами. Бросается на шею мужчине и выдает ему две пачки сигарет.

– Знаешь, мне в такие моменты кажется, что ничего этого не случилось. Что я просто переехала в какой-то маленький городок жить. И не могу пока уехать, – заглядывает девушка в глаза Мартинесу. – Я тебе не рассказывала? Я ведь работала до всего этого консультантом в магазине одежды. Мне это, правда, нравилось. Выбирать, подбирать, наряжать! Делать людей красивыми! Сложно только просить со всех имя, а не деньги в обмен на новое платье. Кстати, я себе прихватила парочку… Увидишь!

Он целует смущенно хихикающую Дейзи и не сомневается, что парой платьев она не ограничилась – взяла все самое лучшее. Интересно, к ней приходят все? Все запускают в одежду руки, смотрят вдруг загорающимися от восторга глазами на какую-то тряпку, медленно прикладывают ее к груди, меряют в специально созданной тут примерочной, походят к зеркалу и кружатся на месте, радуясь обновке? И со всеми ли Дейзи так мила и приветлива, как с этой немолодой и малосимпатичной женщиной, которая только что вышла? Вряд ли.

Мартинес выходит из теплого помещения и застегивает куртку – холодно. Он окидывает взглядом идущих куда-то людей – спокойных, разговаривающих, живущих своей жизнью. Вдруг вспоминает себя несколько лет назад. Тренажерный зал и вереница лиц. Ему, в отличие от Дейзи, было все равно, какие они, лишь бы при деньгах. Третий сын в семье – любимчик матери и разочарование отца. Никаких амбиций, ни малейшего желания получать образование. Жена официантка, а сам – тренер.

Он не сразу понял, как можно развернуться. Работая с залом, получал минимум, улавливал взгляды молодой жены в сторону дорогих украшений и модной одежды, слышал ее вздохи и понимал, что нужно что-то менять. Персональные занятия решали проблему нехватки денег. А небольшой бонус в виде нескольких минут в темной раздевалке или влажной душевой с постоянными клиентками – только издержки профессии. За что тоже платились деньги. Вот только Линда почему-то не ценила. И однажды ушла. Неужели ей мало было?

Когда на улице раздаются крики, он сидит у Губернатора с Диксоном, обсуждая новый маршрут, который стоило бы проверить на днях. Странная паника, так давно не слышанная в этом тихом городке, заставляет мужчин недоуменно переглянуться. В первые секунды они даже не верят, что что-то могло случиться. Действительно серьезное и стоящее внимания. Слишком расслабились и привыкли к спокойной жизни. Не рано ли?

Выскакивая на улицу, Цезарь сжимает в руках биту, которую всегда достает раньше огнестрельного оружия. Сегодняшние сумерки знаменуются воплями, плачем и бестолковой беготней. Мартинес не понимает, что побуждает людей бегать по улице: бесцельно, глупо и беспорядочно. Не лучше ли спрятаться где-то? Хотя бы дома. Просто посидеть тихо и подождать, пока с проблемой справятся те, кто и должен этим заниматься. Зачем мешать? И что вообще случилось?

Ответ на последний вопрос находится слишком быстро: один из дальних участков самодельной стены не устоял, и несколько ходячих прорвались в город. Поднявшийся крик привлекает все больше и больше тварей, с которыми не успевают справляться уснувшие на посту охранники. Или что они там делали, просмотрев такое количество ходячих у стены?! Цезарь вспоминает, что сегодня на посту были новички. Чертыхается, разбивая голову одному из уродов и нетерпеливо поглядывая в сторону пытающегося угомонить толпу Губернатора.

– Что случилось? Цезарь! – появляется откуда-то перепуганная, растрепанная Дейзи, хватаясь за мужчину и дрожа от страха.

– Иди к себе и запрись. Не пускай никого. Кроме меня, ясно? – говорит он, схватив девушку за плечи и глядя в ее совершенно пустые от паники глаза. – Кто бы что ни говорил и какой бы помощи не просил. Я потом приду, и все будет хорошо. Поняла? Живо!

Мартинес отталкивает Дейзи от себя, почему-то замечая пятно на ее пальто – ошметки мозгов и крови ходячего, которыми перепачкана его бита. Он видит, что девушка бежит, не оглядываясь, в сторону нужного дома и скрывается за дверью. Тут же забывает о ней, посвящая ближайшие часы зачистке города и восстановлению стены. Приходится добить несколько укушенных жителей города. А зачем тянуть? Четыре жертвы – мало это или много? Мартинес старается не думать о том, кем были эти люди, но напряженно вслушивается, не слыша знакомого имени. Жива?

Несколько человек планомерно обходят каждый уголок города, убеждаясь, что никого не пропустили. Утром у доктора Стивенс будет аншлаг – по указанию Блейка каждый житель пройдет осмотр, на случай, если вдруг кто-то решил скрыть факт укуса. Цезарь последний раз заглядывает на каждый пост, видя напряженные фигуры, судорожно сжавшие оружие руки и решимость в глазах – можно спать спокойно.

Он зачем-то притормаживает у библиотеки и пробует дверь. Заперта. Мартинес громко стучит и уже отворачивается, когда слышит звук отпираемого замка. Огромные – на пол-лица – серые глаза вглядываются в его лицо, а из бледных пальцев на пол падает маленький нож. Мужчина подхватывает пошатнувшуюся девушку и гладит ее по голове, шепча что-то успокаивающее. Сколько часов она просидела в темном помещении, не решаясь выйти на улицу, неспособная позвать на помощь или спросить, что происходит? По крайней мере, мозгов хватило пересидеть опасность тут, а не рваться, как остальные, в панике на улицу.

– Жива? Цела? Все хорошо уже, красавица, безопасно, – отставляет Мартинес от себя покорное тело и окидывает ее взглядом – действительно, цела. – Идем, я тебя провожу. Поздно уже. Ты знаешь про комендантский час? Помнишь? С наступлением темноты ты должна быть дома. Каждый день, ясно? Теперь ты понимаешь, насколько это важно?

Он зачем-то говорит с ней, как с ребенком, ведя по темной улице и обнимая за плечо. Она поглядывает искоса вверх и серьезно кивает после каждого предложения. Замирает у входа в один из домов и опускает взгляд. Топчется на месте, поднимает руки, хватается за воротник куртки мужчины и внимательно смотрит в его глаза. Мартинес растерянно улыбается, но не отстраняется. Ждет поцелуя. Минни вдруг усмехается, едва заметно касается губами его щеки и исчезает за дверью.

Не видя больше перед собой внимательного серого взгляда, он резко отворачивается и идет к себе, забывая о том, что где-то там, стоя у окна, его терпеливо ждет Дейзи.

========== Глава 11 ==========

Мартинеса будит громкий настойчивый стук в дверь. Дейзи врывается в квартиру и быстро оглядывается. Кого она ищет? Он злится и не слушает ее оправданий о тревоге и страхе. Она не спала всю ночь, ждала и сходила с ума. Но это не дает ей права вести себя так. Цезарь торопливо готовит кофе, завтракает вместе с притихшей девушкой и выходит на улицу. В новый дождь.

Он только кивает в ответ на прощание Дейзи и, не вынимая рук из карманов, принимает поцелуй-извинение. Не оглядываясь, идет в сторону медпункта, зная, что девушка стоит и смотрит ему вслед. Словно делать ей больше нечего. Доктор Стивенс выглядит слишком уставшей для столь раннего времени. Она поправляет прическу и проводит пальцем по списку горожан, отчитываясь перед мужчинами. Проверку прошли уже все, кроме одной жительницы.

– Минни? – напрягается Мартинес.

– Нет, девочка самая первая пришла, с ней все в порядке. Как и с остальными. Не было только Эмили. И… у нее грудной ребенок, – отвечает женщина, опуская глаза.

Цезарь переглядывается с Диксоном и Шупертом и снова выходит под дождь. На улице ни души – пройдя осмотр, люди предпочитают оставаться в домах. Вчера бы так. Мужчины торопливо идут к нужному дому и поднимаются по ступеням. Теперь уже Мартинес громко тарабанит в дверь. Мэрл предлагает выбить замок, когда им, наконец, отпирают. Перепуганная молодая женщина смотрит жалобно и зачем-то закрывается руками.

Эта Эмили, наверное, была красивой. Когда-то тогда. Раньше. До сегодняшнего дня. А сейчас каштановые волосы липнут к посеревшему лицу, губы распухли и дрожат, под глазами – синяки. Цезарь делает шаг вперед, и женщина отступает. Он хватает ее за плечо, и слышит смешок Мэрла о том, что они могут и сами осмотреть эту цыпочку, не ведя ее лишний раз к врачу. Порадовать напоследок. Детский плач напоминает о том, что женщина защищает не себя.

Мартинес держит упирающуюся Эмили, а Шуперт решительно шагает к детской кроватке, доставая младенца, через щеку которого проходит царапина. Обработанная и не заживающая. У ребенка горячка, а дрожит мать. Она смотрит диким взглядом на троих мужчин, обступивших ее, и рывком выхватывает дочку из рук Шуперта. Прижимает к себе и отступает. Натыкаясь на все еще улыбающегося Мэрла. Вздрагивает и умоляюще смотрит в лицо Мартинесу. Словно он может что-то сделать. Будто он способен излечить ее ребенка!

– Идем, красавица. Вам к врачу нужно. Ну? – подталкивает Цезарь ее к выходу.

– Док поможет, не бойся, – хмыкает Диксон и пожимает плечами, ловя взгляд Шуперта.

А женщина готова верить Мэрлу. Она шумно выдыхает и торопливо спускается по ступенькам. Не замечая дождя, сворачивает в нужную сторону и искоса поглядывает на свой конвой. Боится, что они ведут ее не к врачу? Так бы и было, если бы не слова Губернатора о том, что каждый укушенный должен доставляться в больницу. А потом нужно будет оповестить его. И Милтона. Словно этот странный исследователь что-то сможет понять, увидев процесс превращения своими глазами.

Доктор Стивенс при виде ребенка сдавленно охает и качает головой. Мартинесу приходится напомнить ей, чтобы не забыла осмотреть и Эмили. Так, на всякий случай. Диксон уходит сообщить Блейку, а Шуперт остается следить за порядком: вдруг отчаявшаяся мать решит что-то сделать. Молодая, сильная женщина – на что она может быть способна, осознав, что ее ребенку никто уже не поможет?

Мартинес проводит весь день за работой: проверять все приходится лично. От надежности каждого участка стены до способности каждого из дежурных стоять на посту. Темные тучи не расходятся весь день, и городок кажется вымершим. Шмыгающая носом Дейзи, замотав голову шарфом, приносит Цезарю теплый обед и стоит рядом, пока он ест. Смотрит сочувствующе и подает термос с кофе. Пытается сказать что-то о холоде и необходимости отдохнуть, но быстро понимает значение раздраженного взгляда. Она медленно разворачивается и уходит в туман, пошатываясь на тонких каблуках.

Спустя пару часов приходит Шуперт, коротко сообщая, что ребенок превратился, а мать была доставлена домой. Мартинес закуривает, отгоняя от себя мысли о том, что делает с младенцем сейчас Милтон. Пытается понять природу этой неведомой болезни? Может быть, даже радуется тому, что ему в руки попался такой удобный образец. Слишком маленький, чтобы быть опасным при элементарных мерах предосторожности. Сейчас не время давать матери хоронить свое дитя. А у Цезаря много других дел, чтобы думать о подобном.

– Шеф! Я зашел… ну, на всякий случай, проверить, как там она. В общем, сам смотри. Убрать нужно или?.. – встречает вечером Мартинеса Тим, кивая на знакомый дом.

Зачем парень решил проверить Эмили, уже неважно. Дверь не заперта, в квартире темно. В комнате – детские игрушки, одежда, яркие книжки. В центре – упавшая табуретка и висящее под потолком тело. Каштановые пряди свисают сосульками, а руки, еще утром прижимавшие к себе ребенка, тянутся в направлении вошедших мужчин. Цезарь смотрит на повесившуюся женщину и достает оружие. Один точный выстрел и ее можно снимать. Он кивает Тиму и выходит. Парень справится, не впервой уже подобным заниматься.

На улице тишина, но в темноте вдруг мелькает что-то светлое, и Мартинес, недоверчиво прищурившись, шагает в ту сторону. Хватает девушку за ворот ее огромной куртки и оттаскивает за угол, прижимая к стене дома. Она смотрит немного удивленно и слишком спокойно.

– Какого черта, красавица? Ты вчера слышала меня? О комендантском часе? Ты меня поняла вчера? – разделяя каждое слово паузой, спрашивает Цезарь и только еще больше злится, видя послушные кивки. – Так почему ты сейчас не дома? Что ты тут делаешь?

Минни пожимает глазами и слегка улыбается, изображая дурочку. Но он почему-то не верит, встряхивая ее сильней и не обращая внимания на прикушенную от боли губу – девушка ударилась головой о стену.

– Ну? Куда ходишь? К кому? Оставайся на ночь, если дома не сидится, никто не запрещает! Или тебе в прошлый раз понравилось, а? Может быть, я тогда зря помешал? Нужно было пройти мимо? Может быть, ты разгуливаешь тут ночами, ища приключений?

Цезарь уже не пытается подавить в себе ярость. Почему-то злится, представляя, что девушка так поздно возвращается от мужчины. Не обращает внимания на лужу, в которой они оба стоят. Его ботинки выдержат. А ее мокасины? Минни только смотрит на него молча, ничего не отвечая. Мартинес вовремя вспоминает, что она не может, и бьет кулаком о стену. Видит подрагивающий уголок губ и не сдерживает ругательств – она смеется над ним.

Он всего лишь хочет показать ей, до чего может довести подобное нарушение порядка. Преподать урок нахальной девице, возомнившей, что она особенная. Что ей позволено все. Мартинес прижимает ее крепче к стене, вдыхая запах сигарет с ментолом и сырости. Руки быстро оказываются за вырезом платья, сжимая маленькую грудь. Губы касаются шеи: холодной, нежной, гладкой. Он успевает подумать о том, что ничем не отличается от насильника, когда ощущает ледяные пальцы на животе.

Девушка ловко справляются с ремнем на его штанах, и закидывает голову вверх. Просто смотрит этим своим сводящим с ума серьезным взглядом. Мартинес приподнимает ее выше под бедра и впервые так радуется привычке местных женщин носить платья. И своей привычке набивать карманы всем необходимым.

Ему почему-то казалось, что он будет у нее первым. Почему-то хотелось быть первым. Не угадал. Она едва заметно улыбается и не отводит от него внимательного взгляда даже сейчас, вбиваемая в стену резкими толчками. Ее не хочется жалеть. Только вызвать эмоции. Любые, кроме этого осточертевшего уже любопытства.

Мартинес склоняется к ее губам, но она отворачивается. Касается поцелуем щеки, прикусывает мочку уха и часто, хрипло дышит. Цепляется ледяными пальцами за его плечи, пробравшись уже под футболку. Такая горячая внутри и такая холодная снаружи. Еще несколько движений и он утыкается лбом в сырую шершавую стену какого-то дома.

Девушка соскальзывает вниз – обратно в лужу – и опирается о стену. Дрожит и прячет глаза, торопливо поправляя одежду. Цезарь приводит себя в порядок и неловко дергает полы ее куртки, сводя их вместе. Вдруг думает о том, что она может заболеть. А Минни роется в кармане, достает две сигареты и закуривает одну трясущимися пальцами, суя ему в ладонь вторую вместе с зажигалкой.

Она курит быстро, глубоко затягиваясь и глядя куда-то в сторону. Жалеет? Мартинес крутит в пальцах сигарету и впервые в жизни не находит подходящих слов. Раздраженно закуривает и подталкивает Минни обратно к главной улице.

– Тебе домой пора, – он поглядывает искоса на покорно идущую рядом девушку и борется с желанием выдернуть сигарету из ее пальцев. – В следующий раз церемониться не стану. Будешь Губернатору объяснять, зачем ночами по улицам шляешься. Поняла меня? Хотя какого черта я спрашиваю, ты и в прошлый раз кивала.

Слушает Минни его или нет – неясно. Она бросает окурок в урну и, смотря прямо перед собой, шагает к дому, ускоряя шаг. Резко дергает ручку двери и скрывается, даже не обернувшись. Он замирает на месте и поднимает голову вверх, ожидая света в одном из окон. Но темноту ночи не нарушает ничего. Интересно, эти тонкие бледно-розовые губы тоже ментоловые – на вкус?

========== Глава 12 ==========

Два дня проходят в таком напряжении, что Мартинес не задумывается ни о чем, кроме постели и глотка чего-то горячительного. А когда перед ним еще и тарелка с теплой едой появляется – это верх счастья. Но любые дела и проблемы имеют склонность решаться – город снова может похвастаться надежными стенами и усиленной охраной. Губернатор лично принимает работу, обходя все, разговаривая с каждым и с серьезным видом кивая. А потом вдруг сообщает, что все, кто завтра не на дежурстве, должны будут явиться на похороны. Для которых в не застроенном участке города уже сооружается небольшое кладбище.

Мартинес слышит, как Диксон, не стесняясь присутствия лидера, пытается договориться с кем-то об обмене дежурствами. Но реднек не находит желающих, которые под взглядом Блейка не смеют соглашаться. Идти на похороны и стоять там, слушая о том, что это именно они совершили ошибку, пропустив тогда ходячих в город, не хочется никому. Даже несмотря на понимание, что если бы не они, от города давно бы уже вообще ничего не осталось.

Цезарь возвращается вечером домой, но на полпути сворачивает к дому Дейзи. Почему-то не хочется идти в свою холодную пустую квартиру. Хочется света, тепла, еды и даже бессмысленной болтовни – такой уже привычной и расслабляющей. Девушка радостно улыбается, повисая на шее у мужчины, целуя его и всем видом показывая счастье быть с ним. Приятно приходить туда, где тебя так ждут. Она суетится и виновато говорит, что не подумала приготовить ничего особенного. Накрывает на стол, наливает выпить и сует пепельницу. Разве что тапочки в зубах не приносит.

– Похороны? Завтра? Этой… как ее, которая с ребенком и которых укусили, да? И остальных? Ой, а что же мне никто ничего не сказал?! Весь день заходили: то то им, то се, а про это ни слова. Я же даже не знаю, есть ли у меня что-то приличное черного цвета, – увлекается возмущением Дейзи и под недоуменным взглядом мужчины торопливо прикрывает рот.

– Я думаю, можно и не в черном, – говорит он, понимая, что сам уж точно не будет искать среди своей немногочисленной одежды темные вещи, как, скорее всего, и большинство горожан – что есть, то и наденут.

– Ну да, – соглашается девушка послушно, растерянно улыбается и уточняет. – Это прямо утром? Мы же вместе пойдем? Ну, как пара?

Цезарь кивает, закуривая, и устало прикрывает веки. Она говорит о похоронах, словно о вечеринке какой-то. Или куда там ходят официальными парами? Получается, для жителей города это тоже будет чем-то вроде развлечения? Возможностью скрасить хоть какими-то событиями свои серые будни? А через день – новый бой. Губернатор решил таким образом отвлечь народ от переживаний. Мартинес погружается в размышления о том, как он в этот раз, несомненно, победит нахального Диксона, и недовольно открывает глаза, чувствуя руки девушки на своих плечах.

Дейзи подталкивает мужчину в сторону спальни, помогает раздеться и заботливо накрывает одеялом, бормоча, что сейчас умоется и вернется. Мартинес дремлет, не в силах уснуть из-за раздающегося в соседней комнате шороха. Тихо встает, приближается к двери и смотрит, как девушка сидит в куче одежды, перебирая и откладывая что-то в сторонку. Широко зевает и, понимая, что такую не исправить – да и нужно ли – возвращается в постель, накрывая голову подушкой.

Утром Дейзи просыпается на удивление рано. Старательно готовит завтрак, варит уже не такой отвратительный, как раньше, кофе и торопливо собирается, не забывая нанести на лицо слой косметики. Ее черное платье траурным не выглядит. А вкупе с пальто нараспашку, кокетливым ярким шарфом и распущенными волосами – наряд получается почти праздничным. Но Мартинесу все равно. В конце концов, смотрится девушка на все сто. Что еще ему нужно? Наверное, чтобы молчала.

– Цыпа, по какому поводу все это? – выводит рукой круги в воздухе Мэрл, восхищенно присвистывая при виде девушки. – А я еще идти не хотел! Да ради такого зрелища можно и десяток погребений выдержать!

Увидев, как расступаются перед прибывшим Филипом горожане, Диксон умолкает и принимает подобающий случаю уныло-серьезный вид. Только косится периодически в сторону не скрывающей радости от произведенного эффекта Дейзи. Всего несколько комплиментов – и она готова вытерпеть рядом даже этого «хамоватого реднека». Как легко ее купить.

Губернатор заводит длинную проникновенную речь о погибших, особенно выделяя Эмили с ребенком, конечно, не уточняя подробностей того, как умерла женщина, и где именно провел младенец эти дни. Мартинес стоит с непроницаемым лицом, обводя взглядом внимательно слушающих горожан. Все действительно явились кто в чем. Стоят, смотрят на лидера города, кивают, некоторые даже платки к глазам подносят. И все равно это кажется фарсом. Никто не плачет искренне. Никто не горюет по умершим, оказавшимися одинокими стариками. Каждый сейчас радуется в душе, что погиб не он и не его близкие.

– Что эта дурочка так на нас смотрит? – тихо хмыкает Дейзи, кивая в сторону и сжимая руку Цезаря.

Он рассеянно оглядывается и видит знакомый серый взгляд. Вот кто кажется вполне уместным на этом празднике смерти. Тонкая, бледная девушка в огромной черной куртке, с синяками под глазами, искусанными губами и безучастным выражением лица. Она не расстраивается из-за похорон, но выглядит искренней многих, которые отчаянно пытаются делать вид: скорбный или одухотворенный. Кажется, Минни даже не слушает речь Блейка. Просто стоит и смотрит на Мартинеса. Может быть, вспоминает их последнюю встречу? По ней не скажешь.

Минни скользит безразличным взглядом по нему, по Дейзи, по Мэрлу и сосредотачивается на погребении. А Цезарь то и дело косится в ее сторону. Злится, что ей все равно? Что она не пыталась найти его после той ночи? Но ведь он тоже даже не задумывался об этом. Не встретил бы сейчас – не вспомнил бы даже. Во всяком случае, хочется верить.

Речь Губернатора, наконец, заканчивается на какой-то, несомненно, подобающей случаю ноте, и Цезарь возвращается в этот мир. Где печальные люди смотрят на опускающиеся в землю тела, где Диксон громким шепотом напоминает Кроули о карточной игре, запланированной на вечер, а вцепившаяся в ладонь Мартинеса Дейзи задумчиво хмурится, пытаясь сообразить, что может связывать ее мужчину и ту странную немую библиотекаршу.

Почему-то хочется прийти домой и напиться. Почему-то хочется снова прижать к стенке болезненно-худое тело, вбиваясь в него изо всей силы, видеть сводящий с ума внимательный взгляд и слышать только ее дыхание. Почему-то хочется курить вместе после.

По пути домой Дейзи вдруг тянет Цезаря в сторону библиотеки, которую как раз открывает Минни. Щебечет что-то о том, что все имеющиеся в доме книги она прочла, и хочет чего-нибудь новенького. Заходит в дверь походкой королевы, не выпуская ладони мужчины из своих цепких пальцев. Насмешливо оглядывается, а в глазах – растерянный огонек. Мартинес думает о том, что Дейзи нечасто доводилось бывать в таких местах.

Едва успевшая снять куртку Минни на удивление приветливо улыбается им и смотрит вопросительно, переводя взгляд с одного лица на другое. Цезарю неловко за стоящую рядом куклу, которая все еще демонстративно оглядывается, а потом с ног до головы медленно осматривает стоящую перед ними девушку. Дейзи закатывает глаза и вздыхает, словно только вспомнив, что заговорить с ними сотрудница библиотеки не может.

– Мне бы что-то… ну, интересное, – тянет она капризным тоном и выжидающе смотрит на Минни, которая ждет больше конкретики. – Ну, выбери там сама что-то!

Мартинес напрягается, вспоминая свое первое посещение библиотеки и представляя, что в этот раз может принести девушка для Дейзи. Какую насмешку придумает? Если это будет какое-нибудь пособие для желающих выйти замуж, то вполне возможно, что дело обойдется. Но, наверное, могут быть варианты и похуже. Улыбающаяся Минни очень быстро приносит книжку, которую Дейзи, не глядя, сует в сумку, благодарно кивая и снова осматривая девушку.

– Спасибо, милочка. Если что, заходи, приоденем тебя слегка, а то что-то совсем… без слез не взглянешь, ты уж извини. Правда, дорогой? – поднимает на Цезаря невинный взгляд блондинка, картинно хлопая ресницами.

– Нам не пора? – уходит от ответа он, бросая взгляд на Минни, которая, не прекращая улыбаться, теперь с заметным снисхождением, с интересом ждет его ответа. – Спасибо, красавица!

– Ты ей очень польстил, – бубнит Дейзи, выходя на улицу. – И вообще, ну почему ты так всех называешь?

Цезарь не слушает ее, вспоминая бледное лицо той, другой, которое сегодня напомнило какие-то старинные портреты. Хочется сделать что-то, чтобы стереть этот ее вечный интерес в глазах и вызвать какие-то другие эмоции. Почему эта немая девушка так влияет на него? Почему заставляет теряться и терять слова?

Они с Дейзи проводят весь его выходной день дома. Словно семья. Такая себе совсем стандартная и заурядная: обед и ужин, приготовленные руками заботливой женщины, порция недовольства от нее же, разговоры ни о чем, к которым Мартинес даже не прислушивается, погруженный в свои мысли, душ, банально-привычные движения под одеялом и довольно сопящая Дейзи рядом. Он почему-то не может уснуть. Покоя не дает сумочка, так и брошенная в прихожей. А верней – ее содержимое. Та самая книга. Которая, не увиденная, все еще кажется каким-то знаком, символом, посланием. Для него.

Мартинес тихо встает с кровати и выходит в прихожую. Подсвечивает себе фонариком от зажигалки и удивленно смотрит на самый обычный роман про какую-то Анжелику. Зачем-то перелистывает страницы, словно ждет подвоха, и возвращает книгу обратно. Понимая, что пойдет к Минни снова, чтобы еще раз посмотреть в ее глаза, сжать в руках слишком белую кожу и понять, наконец, что же в этой странной девушке – не так.

========== Глава 13 ==========

Настроение перед новым боем – странное. Мартинес вызывается дежурить, чтобы поскорей скоротать оставшееся до вечера время. И чтобы не проходить в очередной раз мимо библиотеки, снова и снова не решаясь зайти. Как глупо, что он не знает, в какой именно квартире того дома живет Минни. Идти и интересоваться об этом у Роуэн не хочется. Как и снова заходить в библиотеку, что-то говоря девушке под многочисленными взглядами бездельничающих там горожан. Тем более тогда, когда говорить-то и не нужно. Не хочется. Впрочем, разговор тел – это тоже разговор. Особенно, если один из собеседников нем.

– Мы на тебя ставим, – делится зачем-то Хэйли, косясь на задумчивого начальника и, вероятно, думая, что он нервничает перед боем.

– И что? Я что, благодарить должен? – смеется он, с раздражением замечая самодовольную походку Диксона, приближающегося к воротам и пытающегося приобнять Дейзи, несущую обед своему мужчине.

– Да нет, я так, просто, – пожимает плечами девушка и тоже не выказывает радости от появления гостей. – Ох, вот ведь принесла их нелегкая. Я надеюсь, твоя курица… ой… Дейзи на меня бросаться не станет.

Цезарю почему-то становится неприятно. Впервые за все это время его злит то, как пренебрежительно относятся к его женщине окружающие. Как ни во что не ставят, смеются за спиной и считают полной дурой. Мартинес не может решить для себя пока, что именно ему не по душе: то, что к ней так относятся, или то, что она – такая вот – находится рядом с ним.

Поднявшись наверх с помощью Мэрла, не упустившего возможности ущипнуть девушку, Дейзи тянется к Цезарю с поцелуем и, стукнувшись лбом о козырек кепки, который против обыкновения повернут вперед, обиженно дует губы. Но при виде смешков Диксона и Хэйли быстро вспоминает о том, что вокруг чужие люди, кривясь.

– Вот, тут обед. Я склад закрыла, сегодня все равно там делать нечего, пойду, приготовлю что-нибудь на вечер. Праздничное, – выделяет последнее слово девушка, повышая голос и бросая снисходительный взгляд на посмеивающегося Мэрла.

– Напомни-ка дорогуша, где ты живешь? Чтобы я заглянул к тебе отпраздновать свою победу, раз ты так щедра? – хохочет он громко и, увидев вдалеке тонкую фигурку, машет целой рукой, крича и не обращая внимания на то, что пугает горожан и заставляет нескольких ходячих подобраться вплотную к стене. – Эй, королева книжного царства! Поставь снова на Брауни, в прошлый раз мне это очень помогло!

Но Минни даже не оглядывается, через минуту скрываясь за дверью библиотеки. Дейзи подозрительно косится на мужчин, все же чмокает Мартинеса в щеку и спускается вниз, преследуемая бездельничающим и не желающим упускать такой шанс поразвлечься Диксоном. Цезарь смотрит им вслед и не сдерживает насмешки при виде того, как отчаянно пытается попасть в голову хотя бы одного из ходячих Хэйли. Снова приходится делать все самому.

– Ты стрелять когда научишься? – ворчит он себе под нос, уже почти успокоившись.

– Поставлю на Диксона, – едва слышно бормочет девушка, с вызовом косясь на начальника и отворачиваясь.

Не задавшийся с утра день заканчивался так же отвратительно. Мартинеса раздражает всё: веселящиеся напарники, азартно делающие ставки, довольный Диксон, который, кажется, совсем не сомневается в исходе боя, слишком активная Дейзи, кричащая за десятерых, вальяжный Губернатор, толкающий очередную речь, и перепуганные горожане, наслышанные о присутствии ходячих на арене. Идея Блейка оказывается своевременной и удачной, как никогда. После нападения жителям Вудбери нужно увидеть противника именно в таком виде: на привязи, без зубов, подвластных тем, кто защищает эти стены.

Цезарь привычно ищет взглядом тот самый угол и находит ее. Минни сидит на удивление спокойно среди возбужденной толпы. Так, словно она в театр пришла. На какую-то очень скучную – до зевоты – постановку. Неужели ей вообще не интересно это все? Все равно, кто победит? Плевать, чем окончится бой? Может быть, она – единственная – пришла потому, что не прийти нельзя? Цезарь даже не задумывается, что она, возможно, не одна такая. Сейчас он других не видит.

Он сбрасывает куртку и смеется, слыша женский визг. Диксон вызывает чуть меньший ажиотаж, и Мартинес насмешливо подмигивает нисколько не огорчившемуся сопернику. Разминается, то и дело поглядывая в сторону едва заметно улыбающейся Минни. Кажется, что она смеется над ним. Что видит, как важно ему сейчас заставить поверить всех вокруг в свою победу. А заодно и самого себя. Ничего, он посмотрит в ее глаза потом – когда опустит ногу на грудь поверженного Мэрла и обведет всех торжествующим взглядом.

Воля к победе настолько сильна, что Цезарь срывается с места, едва услышав свисток. Торопится, забывая о том, что зрелище стоит растянуть. Сначала – до выпуска ходячих на арену, потом – до их приближения. Жителям города нужно пощекотать нервы, о чем насмешливо напоминает Мартинесу противник, ловко уходя из-под удара и получая истинное удовольствие от самого боя. Цезарь все слышит и притормаживает. Вспоминает, что спешка и эмоции никогда не приводят ни к чему хорошему. А он ведь должен победить сегодня. Никакого риска. Исключительно победа и только она.