Текст книги "Первые боги (СИ)"

Автор книги: Ол

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

– Но ведь есть христиане и мусульмане, которые не нарушают заповеди своих богов.

– А я и не говорю про всех, а только о тех, по чьей милости творится беззаконие, о тех, кто обрекает ближних на погибель. Нет греха страшнее, чем называть собственные помыслы – волей бога! Когда человек перестает любить своего истинного господина и верить ему, то, не задумываясь, переступает через установленный им закон. Как же он может надеяться на помощь свыше? Египетские цари не смогли противостоять силе арабов только потому, что возомнили себя богами. Теперь пришел черед мусульман подвергнуться этому искушению. Ведь в ими же почитаемых священных книгах сказано, что перед амиром аль-Хидром следует умерить свою гордыню. А разве мы несем смерть смиренным? Разве преследуем тех, кто в страхе бежит с поля боя? Разве боремся с мусульманской верой и с ее приверженцами? Так что арабы гибнут только потому, что вздумали утверждать, будто следуют высшей воле, тогда как в действительности они давно глухи к словам бога. Это все от того, что они лишены той терпимости, что ныне царит в великом Нибуре.

На этих словах Сейт-Акх удалился, а Мал предался размышлениям:

– Все, кто хотел остановить аль-Хидра, мертвы, но они погибли по своей воле. Так что напрасно Елена обвиняла Сейт-Акха в коварстве и жестокости. Те, кто называет службой высшим силам претворение в жизнь своих желаний, поистине несчастны, потому как потеряли связь с богом. Если я хочу найти обитель Христа, то желает ли этого сам Христос? Или же я – аль-Хидр и действую по воле чужих богов? Но как мне узнать божественную волю? Сейт-Акх говорит, что бог открывается тем, кто любит его и не нарушает установленный им закон. Саисские мастера утверждают, что семидневного поста, проведенного в созерцании изображения бога, достаточно, чтобы человек получил дар общения с высшими силами. В другие дни человек неспособен услышать голос бога, потому что слишком погружен в суету жизни и слишком озабочен самим собой. И в то же время Ибн Лука писал о том, что голос бога легко перепутать с голосом Эблиса. Приходилось ли Сейт-Акху читать труды этого богослова? Жрец предвидит грядущее и принимает верные решения. Его враги повержены, а те, что остались в живых, бежали. А это значит, что боги и в самом деле на его стороне.

Мал заглянул в каюту к Елене. Гречанка спала. Лия сообщила, что та всё еще больна. Жар временами спадает, и тогда Елена ненадолго забывается во сне. Мал окинул взглядом лицо спящей девушки, и, не сказав ни слова, вышел. Он так и не вернулся на берег, оставив Сехмена предводительствовать паломниками. До того, как встать на ночную стоянку, приверженцы веры в солнечных богов прошли еще несколько арабских поселений и нигде не встретили сопротивления.

На следующий день корабль шел при попутном ветре и обогнал тех, кто двигался по суше. Еще на рассвете Сейт-Акх наказал пешим паломникам не торопиться. Он пообещал их дождаться в Иуну. По его словам выходило, что в скором времени именно там боги пошлют людям весть. Малу же весь день хотелось то спать, то есть, и ни в том, ни в другом он себе не отказывал. Вечером он ужинал в обществе амазонок и Гора. Когда к ним присоединилась Лия, юноша принялся вдохновенно рассказывать о том, что мечтает отправиться в плавание на поиски чудесной страны Офир. Амазонки слушали его с интересом.

– Еще совсем недавно Гор сторонился женщин, а теперь рассказывает им о своем самом сокровенном желании, – отметил про себя Мал.

Накануне прибытия в Иуну он продолжал спать и есть. В краткие промежутки бодрствования Мал вспоминал игру в Амир-аль-Мадине, являвшиеся ему образы и самих амиров:

– Неужели мне придется убить их так же, как и других арабов? Ведь они знали пророчество об аль-Хидре, что я рано или поздно обнажу меч против их собратьев, но это не помешало им проявить гостеприимство.

Сейчас Мал воплощал собой образ, явившийся ему в городе девяти амиров под числом «тридцать один»: отступник в зеленом плаще, источающий холодность и рациональность, ведущий за собой языческих жрецов. Тогда, в Амир-аль-Мадине, Мал еще не знал, что ему предстоит утратить часть своей души и сознательно вступить в договор с ненавистным для него змеем, полагая, что видения всего лишь плод его воображения, а сейчас он мучительно пытался истолковать, в чем же может заключаться его отступничество. Принц и не думал отрекаться от Христа, ни одного христианина не пало от его руки. Он сражался под стягами чужих богов, но не знал ни слова из языческих молитв. Мал стремился в обитель Христа, и ему не в чем было себя упрекнуть.

Вечером Мал отправился к Елене в надежде на продолжение разговора, начатого еще до отплытия корабля. В каюте рядом с гречанкой при свете ночника спала Лия. Мал прислушался – ему вдруг показалось, что Елена не дышит. Он склонился над ней. Грудь девушки едва заметно поднималась и опускалась. Убедившись в том, что Елена жива, Мал направился к выходу…

Принц сидит за столом вместе с восемью амирами. Они по очереди вытаскивают глиняные монеты и всматриваются в образы, возникающие в их сознании. Малу достается число «двадцать один», принадлежащее как Эблису, так и солнечным богам: любовь, одержимость, безумец. Он видит человека в зеленом плаще, вершащего магический ритуал. Тот собирается впустить в себя змеиную силу и сделать свой род могущественным и неуязвимым. Рядом с ним появляются две женщины: у одной в руках – чаша со змеиным ядом, у другой – чаша со змеиной кровью. Принц внимательно всматривается в глаза человека в зеленом плаще и видит, что тот слеп. Из его глотки вырывается вопль безумца, он выхватывает меч и оказывается на том самом месте, где только что находился Мал. Слепец, не зная жалости, начинает резню. Заливаясь от хохота, он принимается убивать всех, кто сидит за столом, и стоны раненых только добавляют ему ярости. Те, кто еще в силах бежать, бегут, но Мал знает, что им не уйти. Меч не вернется в ножны, пока все не будут мертвы.

Мал почувствовал прикосновение женских пальцев: только что увиденное оказалось сном. Наяву над ним стояла Лия со строгим выражением лица. Мал исполнился благодарности к амазонке:

– Вы спасли меня…

– Тихо! – требовательно прошептала она.

– Сожалею, что потревожил вас, – также шепотом проговорил Мал.

– Гор, это ты? – произнесла гречанка и посмотрела на Мала невидящим взглядом.

– Спите, госпожа, – Лия заботливо расправила шерстяную накидку, укрывающую Елену, – это господин Мал случайно разбудил вас.

– Они знают мое настоящее имя, – отметил про себя принц.

Елена потянулась к его руке, обхватила ее, прижала к груди и закрыла глаза. У нее спал жар, болезнь уходила из тела, которое теперь нуждалось только во сне. Лия заняла свое прежнее место на постели рядом с Еленой. Мал задул ночник и вернулся на палубу корабля, слегка покачивающегося в прибрежных водах реки. В ожидании появления жрецов, возглавляемых Сейт-Акхом, принц вспомнил слепого убийцу из сна – от человека в зеленом плаще, явившегося в видении во время игры в Амир-аль-Мадине, он отличался яростью, тогда как сам Мал, наоборот, как только заключил договор со змеиной силой стал подобен тому самому непроницаемому для чувств жрецу-отступнику.

Матросы сошли с корабля на берег и развели костры. Аузахет остался на корабле и что-то терпеливо объяснял Гору. Амазонки готовились ко сну, расстилая прямо на палубе шерстяные плащи и оживленно переговариваясь между собой. Как только Мал оказался поблизости, они разом притихли. Лара с вызовом посмотрела Малу прямо в глаза:

– Ваше высочество, – сказала она, – рассудите нас.

Нилла и Силла, странно улыбаясь, без всякого стеснения оглядывали Мала с головы до ног. Принц опустился на шерстяной плащ, давая понять амазонке, что готов ее внимательно выслушать.

– Знаете ли вы историю Александра Великого – македонского царя, завоевавшего полмира.

– Да.

– Однажды царица амазонок Талетрис привела к нему три сотни соплеменниц, и те сошлись с ним, чтобы заполучить от Александра потомство, такое же воинственное, как и он сам.

– Этот случай до сих пор мне был неизвестен, – Мал догадался, к чему клонит амазонка, но не подал и вида.

– В силе и отваге вы нисколько не уступаете царю Александру, и потому каждая из нас готова понести от вас ребенка, чтобы стать матерью отважного воина или воительницы. Скажите же, кто из нас вам по нраву, с кем бы вы легли в одну постель?

– Не думайте, что мы ищем любовных утех, – резко добавила Нилла, глаза которой то и дело вспыхивали жарким зеленым пламенем.

– Мы не только сами не стремимся получить наслаждение, но, и не желаем доставлять его мужчине, как это принято у обычных женщин, – уточнила Силла, и Малу сразу бросилось в глаза, что ее тело сегодня обнажено более, чем обычно.

– Нам необходима эта ночь, и знайте: если у амазонок рождается девочка, она остается с матерью, если мальчик, то мы возвращаем его отцу, – заключила Лара.

– Увидев, что амазонки замерли в ожидании, Мал не стал медлить с ответом:

– Ни с одной из вас я никогда не разделю ложе.

Амазонки растеряно переглянулись.

– Почему? – удивленно воскликнула Лара, – неужели среди нас нет той, кто была бы вам по нраву?

Мал с горечью подумал о том, как легко амазонки уподобились животным, не ведающим света любви и истины – настолько желание продолжения рода затмило их разум.

– Каждая из вас достойна любви. Причина во мне. Я дал обет верности своей возлюбленной и не собираюсь нарушать его.

Не сказав ни слова в ответ, амазонки дождались, когда Мал покинет их, и легли спать.

На следующий день корабли, идущие под флагами солнечных богов, достигли берега Амир-аль-Мадины. Амазонки помогли Малу надеть доспехи и зашнуровать удерживающие их ремни. Городские ворота были открыты настежь. Арабы вели себя так, как будто ничего не знали о пришествии аль-Хидра.

– Возможно, это всего лишь уловка, – подумал Мал. – Неужели враг хитрит, рассчитывая на то, что мы потеряем бдительность?

На городских башнях по-прежнему развевались зеленые флаги – арабы не собирались сдавать город без боя, и в то же время они беспорядочно толпились на пристани, не проявляя никаких признаков воинственности. Сейт-Акх распорядился без опаски высаживаться на берег. Арабы приняли трап, и Мал первым спустился по нему на землю. Навстречу ему вышел стройный юноша с коротко остриженными волосами и поклонился Малу:

– Амир аль-Хидр, мой господин амир аль-Захид просил передать, что извещен о твоем прибытии. Он приедет в ближайшее время, чтобы лично встретить тебя и говорить с тобой.

– Я подожду, – отвечал Мал.

Во время предыдущего посещения Амир-аль-Мадины Мал не застал аль-Захида. На одну ночь он занял его место среди других амиров во время игры с числами. Сейчас он даже не догадывался, что скажет ему старший из девяти амиров, но нисколько не беспокоился по этому поводу. Он молча стоял на пристани в окружении Лары, Ниллы и Силлы, изредка встречаясь с ничего не выражающим взглядами арабов из числа береговой стражи.

Сейт-Акх приказал разбить лагерь, но не успели египтяне расставить шатры, как из городских ворот выехали три всадника, разодетые в шелка и парчу. В их кушаках поблескивали золотые и серебряные нити, а в чалмах светились драгоценные камни. В одном из всадников Мал узнал амира аль-Хакима, двух других он видел впервые: старик был вооружен саблей, а стройный бородач высокого роста держал в руках зеленое знамя пророка. В первом Мал угадал слугу, а по осанке, неторопливым движениям и спокойному взгляду второго опознал человека происхождения не менее знатного, чем у аль-Хакима. Его узкий лоб, словно морской утес, выступал из-под чалмы, а прямой заостренный нос, подобно мечу, рассекал сухой египетский воздух. Именно он спешился и подошел к Малу, внимательно глядя глубоко посаженными темно-карими глазами:

– Я, амир аль-Захид – первый из амиров, правитель этого города, приветствую тебя, благородный аль-Хидр.

– Приветствую тебя, благородный амир аль-Захид – сказал Мал. – Полагаю, что нет нужды объяснять, зачем я здесь. Желаешь ли ты обсудить условия грядущей битвы?

– Я хочу сам сразиться с тобой, и пусть исход нашего поединка решит судьбу твоих людей и моего города. Если победа достанется мне, ты распустишь войско и станешь моим рабом. Если побеждаешь ты, то в Амир-аль-Мадину беспрепятственно вернется вера в древних богов. Мои братья покинут город, а я буду служить тебе до скончания жизни.

– Как же ты хочешь сразиться со мной?

– Мы встанем друг напротив друга на расстоянии вытянутой руки – победит тот, кто выстоит дольше.

– У меня нет причин отказывать тебе, амир аль-Захид.

– Я призываю в свидетели аль-Хакима, позови же и ты кого-нибудь из своего стана.

Мал немедленно дал знак Сейт-Акху, чтобы тот подошел ближе. В присутствии жреца и аль-Хакима, аль-Захид повторил условия поединка. Тотчас выбрали время и место: на закате дня, на холме, что находится от городских стен на расстоянии двух выстрелов катапульты.

– Если твой бог превзойдет моих богов, – неожиданно обратился Сейт-Акх к аль-Захиду, – если тот, кого вы называете аль-Хидром падет, я нареку тебя своим повелителем, аль-Захид, я приму ислам и буду ежедневно совершать молитвы за то, чтобы ты в славе и ясности дожил отмеренные тебе дни.

Не сказав ни слова в ответ, аль-Захид развернулся, вскочил на коня и помчался обратно в город в сопровождении аль-Хакима и седовласого слуги.

Весть о предстоящем поединке мгновенно облетела лагерь египтян. Они пришли в сильное возбуждение и обступили Мала, чтобы поклониться ему и пожелать удачи. Принц был доволен уже тем, что в этот раз ему не придется никого убивать. С помощью амазонок он избавился от доспехов, надел легкое льняное платье и в ожидании поединка встал под знамена змеиных богов.

На вершину холма он взошел под пение муэдзинов, призывающих к вечерней молитве в сопровождении Сейт-Акха и еще двух жрецов бога Амуна. Там его ждал спокойный и собранный аль-Захид. Его губы едва заметно шевелились. Рядом с собой аль-Захид водрузил знамя пророка. Мал отдал Сейт-Акху меч Рамзеса и занял место напротив амира. У его ног, напротив исламского знамени, жрецы установили небольшую пирамиду, вытесанную из прозрачного камня, отливающего красноватым оттенком. Ее боковые поверхности были тщательно, до зеркального блеска отполированы.

Арабы и египтяне образовали вокруг холма единое кольцо. Они напряженно, не издавая ни звука, наблюдали за действиями Мала и аль-Захида. И тот и другой в полной тишине шептали слова молитвы. Мал воззвал к имени Иисуса Христа, чем вызвал у аль-Захида на какое-то мгновение едва заметное удивление. Сознание принца тут же помутнело, ноги налились тяжестью, а тело стала бить сильная дрожь. К нему вернулось состояние, которое он однажды уже испытывал во время молитвы в храме Святой Гертруды. В груди возникла острая сжигающая изнутри боль, но Мал продолжал молиться.

Как только солнце закатилось за горизонт, на плечи сошедшихся в поединке слуги накинули шерстяные плащи и зажгли по обе стороны факелы, хотя нужды в них не было – на небе ярко сияли месяц и звезды. Их свет был настолько силен, что темнота едва скрывала дальний берег Нила. Мала трясло, из горла то и дело вырывалось шипение. Аль-Захид невозмутимо продолжал молиться. В груди Мала разгорелся жар такой силы, что он стал терять самообладание. Его прошиб пот, по щекам покатились слезы, а по ногам полилась моча. Мал молился и терпел. В ушах появился гул, и Мал перестал слышать все, что происходило на холме и вокруг него. И чем истовее он обращался к Христу, тем сильнее становилась боль. Как ни пытался Мал усмирить свое тело, у него ничего не получалось – жар только усиливался. Все, что ему оставалось: из последних сил держать глаза открытыми, чтобы не провалиться в темноту и не утратить последнюю возможность контролировать свое тело.

И даже когда Мал утратил способность воспринимать облик противника и его сознание погрузилось в необозримую непрозрачную пустоту, он продолжал твердить себе:

– Я должен выстоять во имя Христа!», уже не чувствуя боли и будучи не в состоянии разглядеть что-либо в тьме, окутавшей его сознание.

– Мое имя – Мал! Я стою на земле! Глаза, различайте свет! Уши, слушайте, что вам говорят! – говорил он и верил, что все еще стоит на двух ногах с застывшей на лице маской решимости, до тех пор, пока зрение не вернулось к нему, и он увидел себя самого со стороны и убедился в том, что и в самом деле каким-то чудом продолжает стоять на холме перед аль-Захидом, шепчущим свою молитву.

Малу стало легко и спокойно, так же как в тот момент, когда он висел на башне смерти, и принц понял, что его дух вышел за пределы телесной оболочки. Что же тогда заставляет его тело стоять на ногах? Но кто еще мог занять место, которое до сих пор занимал он, кроме змея? Он пришел, чтобы помочь, хотя в этот раз его никто не звал – Мал не позволил себе ни одной мысли, призывающей змея. И все же тот явился, чтобы исполнить свой долг, предписанный ему договором. Ведь змей обязан делать Мала неуязвимым в любом из поединков, даже если тот не предусматривает пролитие крови.

Тело, принадлежащее Малу, неподвижно стояло на холме, а сам Мал всю ночь провисел сверху, внимательно наблюдая за противником. Утром к ним подошли слуги, но лишь затем, чтобы снять шерстяные плащи. Арабы и египтяне, окружившие холм, смешались между собой. В этот момент они не испытывали ненависти друг к другу. Свидетели поединка тщательно соблюдали тишину и не позволяли себе ни пить, ни есть вблизи холма. Днем, под жаркими солнечными лучами, кожа на лице аль-Захида стала трескаться, в то время как Мал ничего не чувствовал и равнодушно наблюдал страдания амира. Тот едва стоял на ногах, но его осанка оставалась такой же горделивой, как и до начала поединка.

К середине второй ночи слуги поднесли к аль-Захиду факел поближе, он вытянул руку и опалил себе ладонь, видимо, желая почерпнуть в боли новые силы. Мал также не смел думать ни о чем другом, как о том, чтобы стоять на месте, хотя у него уже не осталась никаких сомнений в том, что змей занял его тело, чтобы самому сразиться с амиром.

Он одержал верх к концу третьей ночи. На рассвете аль-Захид переступил через предел своих сил и рухнул на землю. Некоторое время арабы продолжали стоять вокруг холма, как будто ничего не произошло. Они не могли поверить своим глазам: аль-Захид неподвижно лежал на земле. Глядя на его бледное лицо, на котором резко выделялись потемневшие губы, Мал понял, что амир в этой схватке избрал путь, который счел для себя единственно возможным. Взбежавший первым на холм старик присел перед телом аль-Захида и положил голову амира к себе на колени. Над ними склонился аль-Хаким. Выпрямившись, он горестно изрек, ни на кого не глядя:

– Аль-Захид мертв.

Старик обнял бездыханное тело амира, прижал к себе и зарыдал в голос. К нему подбежали арабы – отняли труп аль-Захида, завернули его в кусок шелковой материи и унесли. Старик упал на землю, где только что лежал правитель Амир-аль-Мадины и стал истово кричать, бить себя по лицу и рвать волосы из бороды. Когда же он обессилел и замолк, аль-Хаким приказал слугам отвести обезумевшего от горя старика во дворец. Сам амир, наконец, подошел к Малу и внимательно посмотрел ему в глаза. Аль-Хакима встретил сосредоточенный взгляд, не оставляющий сомнений в том, что он принадлежит живому человеку. Жрецы Амуна во главе с Сейт-Акхом, стоя за спиной Мала, молча наблюдали за происходящим. Аль-Хаким выдавил из себя, повернувшись в их сторону:

– Сегодня же правоверные покинут город.

Жрецы даже не шелохнулись. Когда аль-Хаким удалился, Сейт-Акх приблизился к телу Мала. Глядя в его немигающие глаза, он дал знак, и от толпы отделились двое с сосудами в руках. Как только они приблизились, Сейт-Акх взял у одного из них сосуд, покрытый бледно-голубой глазурью, и принялся поливать Мала водой, что-то приговаривая, но что именно – Мал не мог расслышать. Стоило жидкости проникнуть сквозь одежду и намочить кожу, призрак Мала неудержимо потянуло в телесную оболочку. Через мгновение он ощутил боль во всем теле и услышал все тот же гул в ушах, который подступил к нему в самом начале поединка. Тяжело дыша, он мог лишь различить размытые очертания обступивших его людей. Но чем больше чудодейственной влаги впитывала его кожа, тем быстрее к нему возвращались слух и зрение. Вскоре боль прекратилась, а воздух показался необыкновенно свежим. Когда же Сейт-Акх омыл Мала водой из сосуда покрытого красной глазурью, на удивление он почувствовал прилив сил. Принц, все еще поддерживаемый с двух сторон жрецами, окончательно пришел в себя.

– Змеиный князь победил! – громогласно провозгласил Сейт-Акх. – Возблагодарим великих богов!

Египтяне тут же пали на колени и склонили головы, а жрец обратился в сторону восходящего солнца:

– Слава тебе, первозданный Хепри! Ты тот, кто возник из самого себя, извергнув семя в Иуну. Ты вознесся ввысь и озарил светом все вокруг. Слава тебе Ра – владыка богов! Ты тот, кто воссуществовал подобно Хепри. Много живых существ сошло с твоих уст. Слава тебе мудрый Атум! Ты тот, кто воссиял на предвечном холме Бен-Бен и создал первую божественную пару.

– Слава! – раздались возгласы вокруг Мала.

– Слава тебе, сияющий Хепри в твоем имени Атум! – поклонился жрец. – Ты восходишь на горизонте, и земля преисполняется красот! О, Хепри, о, жизнедатель!

– Слава! – снова отозвалась толпа.

– Слава сияющему Ра в твоем имени, Хепри! – жрец поклонился второй раз. – Ты сверкаешь высоко над землей, и день следует по стопам твоим! О, Ра, о, создатель!

– Слава! – воскликнули люди, собравшиеся у подножия холма.

– Слава сияющему Атуму в твоем имени Ра, – жрец поклонился третий раз. – Ты исчезаешь за горизонтом, и земля безмолвствует в разлуке с тобой! О, Атум, о прародитель!

– Слава! – с каждым разом голоса, воздающие хвалу солнечным богам, звучали все громче и громче.

Со стороны восходящего солнца к вершине холма неожиданно для Мал подлетела белая цапля и опустилась на красную пирамиду. Сейт-Акх немедленно склонился перед ней и восславил ее тем же тоном, каким он до сих пор восхвалял Хепри, Атума и Ра.

– Слава тебе, непостижимый Бену – вестник сияющих богов, что подают нам знак принять их волю.

– Слава! – вторили ему египтяне.

Мал не мог поверить, что эта птица, случайно залетевшая неизвестно откуда, и есть вестник богов. На первый взгляд, она ничем не отличалась от обыкновенной цапли, и только ее глаза приковывали внимание. Они и в самом деле не могли принадлежать существу, способному лишь утолять голод, плодиться и каждый день спасать свою едва теплящуюся жизнь в мире, где смерть подстерегает на каждом шагу. Цапля взглядом приказывала Малу преклониться перед ней вслед за жрецами и ведомой ими толпой.

– Я поклоняюсь Христу, – мысленно возразил Мал, глядя птице прямо в глаза.

Но он не смог подчинить свои ноги воле и разуму. Те подогнулись словно бы сами собой, и Мал опустился на колени. Он сразу же попытался встать, но у него ничего не получилось.

– Смирись, брат мой, – услышал внутри себя Мал голос змея.

Это он склонился перед Бену, а не Мал.

– Никогда!

Мал отвел взгляд от птицы, сосредоточил внутренний взор на лике Христа и стал шепотом произносить молитву. В ответ изнутри вспыхнуло жаркое пламя. Внутренний огонь мгновенно охватил все тело с головы до ног.

– Великий Бену, – обратился Сейт-Акх к птице, – ты был в начале времен и летал над водами Нуна. В конце времен ты сгорал в пламени извергнутым богиней Тефнут. Великий Бену, ты вечен, и смерть для тебя не более, чем новое рождение!

Мал задыхался, испытывая нестерпимую огненную боль. Ему стало казаться, что он умирает. Оглядев покорно склонившихся перед Бену людей, Мал понял, что пылать внутренним огнем выпало ему одному.

– Господи, прости мне грехи мои, – он приготовился к смерти.

Внезапно раздался пронзительный птичий крик такой силы, что у Мала заложило уши. Он поднял глаза на белую цаплю и понял, что ей сейчас так же больно, как и ему. Красная пирамида, на которой стояла птица, превратилась в раскаленный уголь, будто только что вынутый из самого пекла. Мгновение, и белая цапля вспыхнула алым пламенем. Еще мгновение, и ее пепел осел на землю. Сожженный дотла прах тут же собрался в белоснежное крылатое тело с длинным клювом и хохолком на голове. Птица взмахнула крыльями и взмыла в небесную высь. Это было последнее, что сумел запечатлеть Мал в сознании, неумолимо погружающимся в темноту.

Он очнулся под балдахином из белого атласа в шелковом халате, надетом поверх сорочки из тонкой белой ткани. Мал догадался, что находится во дворце, но не мог поверить в то, что арабы смирились и на самом деле предоставили приверженцам веры в первых богов все права распоряжаться городом. Ему было легче допустить, что арабы всего лишь покорились силе и временно отступили. Мал огляделся: роскошь убранства спальни не оставляла сомнений – он во дворце.

Его пробуждения дожидались Гор и Лия. Мал вспомнил, что много дней назад он так же проснулся в захваченном замке в городе Крак и первыми, кого он увидел, стали Филипп и Ари. Он обратил внимание на то, что Лия казалась старше Гора, хотя они были ровесниками. В это утро ее взгляд выражал глубокую скорбь. Было странно, что Гор нисколько не разделял чувства Лии и был по-своему обыкновению весел.

– Мой Господин, Сейт-Акх сказал нам, что вы вот-вот проснетесь, и капитан Аузахет отпустил меня вас проведать, – сказал Гор.

Он добавил, что Мал проспал больше суток. За это время арабы покинули город, исполнив слово, данное амиром аль-Захидом.

– Что с Еленой? – спросил Мал у Лии.

– Она умерла, – ответила амазонка.

Мал поначалу не поверил словам Лии.

– Как это могло случиться?! Ведь она выздоравливала! – пронеслось в его голове. – Какая странная смерть!

Мал ни чего не мог понять. Ему оставалось только сожалеть, что он так и не смог продолжить разговор с Еленой. Он вспомнил, как увидел ее в первый раз и принял за Маргариту. Теперь она мертва.

– Как это случилось?

– Как только вы взошли на холм, у госпожи поднялся сильный жар. И все же она продолжала горячо молиться за вас своему богу.

– Это было бессмысленно, – ни один греческий бог не в силах мне помочь!

– Но она молилась богу христианскому…

– Разве Елена была христианской веры? – удивился Мал.

Лия кивнула ему в ответ и продолжила:

– На следующий день у нее заболели глаза, а ночью вернулся жар. Я поила ее настоем из мяты и лимона и отваром тимьяна с медом, и к утру она смогла ненадолго забыться во сне. Днем ее снова охватил жар, и с тех пор Елена не сомкнула глаз. Ей уже ничего не могло помочь. Она умерла вчера вместе с восходом солнца, – ее тело сгорело в лихорадке.

Малу с самого начала было безразлично, какому богу возносит молитвы Елена. Он не мог проникать в мысли людей, он лишь наблюдал за движением их чувств, при этом, нисколько не сопереживая им. Он мог разглядеть лишь то, что лежало на поверхности океана человеческой души, но ее глубины были ему не доступны, и если люди совершали поступки, вызванные не эмоциями, а не постижимой для Мала сутью, то он был просто не в силах понять, что ими движет. Почему Елена заболела? И почему она все-таки умерла? Выходит, что Сейт-Акх был прав, и Мал действительно подвергал ее смертельной опасности. Но ведь жрец даже не подозревал, что гречанка больна. Скорее всего, он еще на корабле знал, что Елена умрет и пытался предупредить об этом.

– Она сгорела? – переспросил Мал.

Лия промолчала, а Гор только пожал плечами.

– Ведь Елена умерла, когда прилетела белая цапля? – спросил принц.

Лия кивнула в ответ.

– Ее сжег изнутри невидимый огонь, – убежденно проговорил Мал.

– Я не знаю, что чувствовала Елена, – сказала Лия. – Она говорила, что ее терзает жар, который всякий раз возникал в груди и затем охватывал все тело.

Мал вспомнил взгляд Бенну. Птица повелевала ему поклониться змеиным богам. Когда же его колени опустились, и Мал взмолился Христу, тогда-то в его груди и вспыхнул нестерпимый огонь. Но и до этого, всякий раз, когда Мал обращался с молитвой к богу, он чувствовал сильное жжение в груди. Так змей отвергал Христа. Но почему? Неужели змеиные боги не могут договориться с Христом о мире? К чему эта вражда? Неужели именно она стала причиной смерти Елены? Ведь она молилась Христу среди тех, кто чтил змеиных богов! И если Мала мог спасти змей, то Елена осталась беззащитной.

– Что если Сейт-Акх предупреждал его о смертельной опасности, которая грозит Елене, исходя из того, что она – христианка. Да, гречанка терпеть не могла жрецов Амуна. Но, может быть, не только их, но и змеиных богов. Но почему?

Его размышления прервал вошедший в спальню Сехмен:

– Ваше высочество, прибыл гонец султана аль-Азиза.

Лия вышла. Мал совершил утреннее омовение и с помощью Гора облачился в льняные одежды. Сехмен сопроводил принца в большой и светлый зал. Там его уже дожидался первый жрец Амуна. Чуть поодаль от него стоял писец. Как только Мал занял трон правителя города, Сейт-Акх произнес повелительным тоном:

– Сехмен, позови гонца!

Египтянин привел невзрачного араба, изо всех сил старавшегося не привлекать к себе внимания. Почти не показываясь из-за спины Сехмена, он бесшумно подошел к трону, поклонился, мягким аккуратным движением протянул свиток и произнес бесцветным голосом:

– Амиру аль-Хидру от великого султана Египта аль-Азиза.

Мал сорвал печать, развернул пергамент и прочел:

«Амир аль-Хидр, мы знаем о тех злодеяниях, что ты собираешься совершить против нас, и готовы противостоять тебе. Мы не сдадим ни один из арабских городов. Они укреплены и готовы выдержать твою осаду. Мы не боимся ни тебя, ни твоих людей. Против нас ты не более, чем капля росы против потока воды, низвергающегося с вершины самой высокой горы. Твоя чаша весов полупуста, и тебе нечего на нее положить, чтобы уравновесить мощь нашего войска. Разве не мы повергли в прах прославленный Мемфис, тот, что ныне именуется Дамиеттой! Разве не мы разрушили до основания город Хнасу, тот, что греки прозвали Гераклиополем! Разве не мы беспощадно разорили прекрасный Абидос! Десятки городов, где прежде правили многобожники, ныне находятся под нашим владычеством. И всякому, кто следует за тобой, полагается пронзить грудь стрелой, чтобы высвободить душу, плененную ненавистным шайтаном. Так что подумай, прежде, чем совращать с пути истинного тех, кто ни в чем не повинен. Иначе сам Создатель потребует от тебя ответа за пролитие их крови. И если ты пожелаешь вложить меч в ножны, то воистину сможешь оставить себе город Айю, что стоит на халдейской земле, но только с тем условием, что остальные города навсегда останутся в подданстве нашем».