Текст книги "Первые боги (СИ)"

Автор книги: Ол

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

Корабль Мала приближается к Мемфису. Навстречу ему движется многоярусный боевой корабль-зиккурат без парусов. Мал удивляется тому, насколько хаотично двигаются его весла, а затем понимает, что это не корабль, а химера со множеством щупалец и гигантскими желтыми клыками. Сейт-Акх меняется в лице и во весь голос требует немедленно спустить паруса. Аузахет повторяет его приказ. Матросы со всех ног бросаются исполнять его. Только «Осирис» продолжает идти вперед и увеличивает скорость. Он идет так, как идут на таран, и врезается в морду чудовища. В ответ на «Осирис» бросаются жуткие обликом полулюди-полузвери. Подобных существ Мал видел в обители Акера. Рыцари Осириса вступают с ними в битву. Кровь течет рекой, отрубленные части человеческих и звериных тел падают в воду.

– Всем опуститься на колени! Это не наша битва! – приказал Сейт-Акх, затем обернулся к Малу и заботливо добавил, – проснитесь ваше высочество!

Мал проснулся, разбуженный вахтенным матросом. Бердан с Геральдом ждали его на «Зевсе». Сон о битве «Осириса» и корабля-химеры был для него знаком усилившегося противостояния между звериным и рассудочным началом. Мал понимал, что у него нет иного выхода, как примирить их.

– Прощай, Мал, – Бердан обнял принца, – Не знаю, свидимся ли снова, но ты всегда будешь желанным гостем в Нибуре.

– Прощайте, ваше высочество! – Геральд последовал примеру Бердана, – Ты доблестный воин, и я счастлив, что мне довелось сразиться с тобой бок о бок. Теперь мне будет о чем рассказывать мечтающим о славе юнцам.

– Прощайте! – кивнул в ответ Мал.

На палубе его ждал строй нибурцев в воинских доспехах. По команде Бердана они приветствовали Мала поднятием меча. Напоследок адмирал объявил во всеуслышание:

– Нибур никогда тебя не забудет, принц Мал!

ГЛАВА X. БАСТЕТ – ЦАРИЦА ЛИКУЮЩИХ

Мал и Лия, стоя на палубе, всматривались в отвесные скалистые берега. Ночь медленно отступала, и горные вершины приобретали все более четкие очертания. Мутно-зеленый Нил плавно поворачивал то в одну сторону, то в другую. Внимание Лии привлекли цветы, каким-то чудом пробившиеся сквозь трещины в каменных плитах.

– Откуда они берут влагу? – спросила Лия и посмотрела на Мала.

Мал не знал, что ответить и молчал. В который раз он удивлялся тому, насколько Лия была непохожа на своих сверстниц. И, как обычно, его поражала сдержанность Лии, ее серьезность и невозмутимость. В ее внимании к цветам не было ни капли сочувствия, а только любопытство, желание узнать: благодаря чему им удается выжить в этих суровых местах.

– От твоих ужасных ран не осталось и следа, – Лия провела рукой по подбородку Мала, – прошло всего четыре дня, а ты словно бы поменял кожу на лице.

– Так и есть, Лия. Ты ведь знаешь, чья это заслуга.

– А если тебе отрубят руку? Она вырастет у тебя заново?

– Не знаю, – на лице Мала возникло подобие улыбки, – ты хочешь проверить?

– Нет.

– Возможно, ты права в своих догадках. Однажды стрела попала мне в ухо и оторвала от него целый кусок. А сейчас, как видишь, ухо стало таким же, как и в те времена, когда меня еще никто не пытался убить.

Впереди всех кораблей, идущих в Мемфис, шел «Бастет». На него перебрался капитан Критий, взяв с собой добрую половину своей команды. Следом шел «Сетх». На нем пребывал в одиночестве верховный жрец. Прежде, чем ступить на землю великого Мемфиса, Сейт-Акх нуждался в тишине и покое, и потому корабль покинули все, кроме самых необходимых людей. За «Сетхом» шел «Осирис». За «Осирисом» – опустевший после битвы под Аль-Карнаком «Гор». Теперь его заселили капитан Гил и его тринадцать сотоварищей, спасшихся после крушения «Миндии». Их ежедневные молитвы убедили Мала в том, что они и в самом деле христиане. Замыкала строй кораблей «Артемида».

В Аль-Карнаке на борт «Гора» ступили два генуэзца. До прихода нибурцев они были пленниками султана. А как только аль-Азиз даровал всем свободу, те, вместо того, чтобы идти в Нибур, решили добраться в Мемфис. У отца Фелициана на одной руке недоставало кисти, а второй он постоянно почесывался. Бегающие глаза выдавали в нем труса. Во всем остальном Фелициан проявлял себя как человек высокомерный. Он вздумал вразумить язычников Мемфиса и наставить их на путь истинный.

Фелициан заметил, что молитва заставляет Мала корчиться в судорогах и, зная о том, что тело принца покрывает змеиная кожа, пришел к выводу, что в него вселился бес. На третий день пребывания на корабле монах заявил Малу:

– Я могу изгнать из тебя беса.

– Сомневаюсь, что у тебя это получится.

– Для Христа нет ничего невозможного, сын мой.

– Ты возомнил себя Христом, святой отец?

– Я всего лишь исполняю его волю.

– И все же я сомневаюсь…

Монах не дал Малу договорить, он резко подскочил к нему, осенил крестным знамением, прикоснулся к его лбу обрубком левой руки, вытащил деревянный крест из-за пазухи и громогласно провозгласил:

– Во имя отца и сына и святого духа изыди бес из раба божьего…

В этот момент, уже успевший почувствовать сильное жжение в груди, Мал конвульсивно отбросил от себя монаха на несколько шагов:

– Больше никогда это не делай! – ледяным тоном произнес Мал, – тебе не совладать с ним.

Монах проворно подскочил на ноги и с опаской поглядел на Мала:

– Я ошибся. Этого беса следовало загнать в свинью или какое-нибудь другое грязное животное. Как только мы окажемся в Мемфисе, я обязательно найду для него телесную обитель, и, клянусь причастием, нечестивый дух оставит тебя.

Второго генуэзца звали Паоло. Шестнадцатилетний бастард в арабском плену был занят тем, что мастерил из дерева музыкальные инструменты, а в Мемфис последовал исключительно по зову Фелициана, расчитывая вместе с ним вернуться на родину. На нибурском корабле Паоло принялся вырезать на кусках дерева человеческие фигуры. Из-под его резца появились трое неизвестных в медвежьей, волчьей и леопардовой шкурах. Паоло подробно рассказал Малу историю каждого из них. Все они были спасены лесными зверями. Один, замерзая, забрался в медвежью берлогу, прижался к спящей медведице, согрелся и заснул так, как сын засыпает рядом с матерью. Другой истекал кровью и был в двух шагах от смерти, когда к нему подошел волк и стал зализывать его рану. Третьего спас от голода леопард, разделив с ним свою добычу. И этот третий заставил Мала вспомнить о том леопарде, что не однажды спасал его самого, а потом исчез в тот самый день, когда принц лишился звериной части своей души:

– Смогу ли я вернуть ее себе когда-нибудь? – в очередной раз спросил себя Мал.

Вечерами Паоло играл на лютне, одной из тех, что были сделаны им в неволе, и его музыка навевала желание наслаждаться красотой, гармонией и покоем. В один из вечеров капитан Гил и его сотоварищи запели свою песню. У нее не было ярко выраженной мелодии. Каждый из матросов вел свою партию, кто-то в верхнем, кто-то в нижнем регистре, но их голоса чудесным образом сливались воедино и пробуждали у слушателей стремление вырваться на необъятный простор. Мал под действием многоголосого пения на мгновение словно бы освободился из плена и по-новому увидел окружающий мир. Он ощутил могущественную силу, которую до сих пор затмевал змей, а Гил и его соплеменники предстали перед ним могучими благородными и одновременно свирепыми зверями.

Спустя несколько дней Мал спросил капитана Гила за ужином:

– Скажи, если ты поклоняешься Христу, то почему твой корабль назывался именем бога Миндии?

– Миндия это вовсе не бог, – голос строгого Гила смягчился, – это герой Иберии – страны, откуда я родом.

Гор, который все эти дни внимательно следил за капитаном Гилом, перестал жевать и прислушался.

– Я никогда не слышал о нем, – признался Мал.

– На моей родине его называют пожирателем змей, – Гил посмотрел на Мала так, словно бы бросал вызов, но не ему самому, а змею внутри него.

– Пожирателем змей? – с удивлением переспросила Лия.

– Однажды Миндия попал в плен, – Гил охотно воспользовался любопытством Лии, чтобы рассказать иберийскую легенду, – там он увидел, как тюремщики едят змей. Когда они уснули, голодный Миндия дотянулся до объедков, украл кусок змеиного мяса и съел его. Его сила заметно возросла, а ум обострился. Миндия легко сбежал от своих врагов, вернулся в родную деревню и научил соплеменников есть змеиное мясо, благодаря чему те стали сильными и мудрыми.

Гил замолк и удалился, оставив Мала и Лию размышлять над сказанным. Лия все выспрашивала: где находится Иберия, и зачем Гил идет вместе со всеми в Мемфис. Но Мал не знал, что ей ответить. Про Иберию он слышал только то, что это горная страна и находится она где-то на севере, но где именно он не знал. Он смутно догадывался, что Гил связан с Матарой и Гатарой. Капитан угрожал змею, но самому Малу он не желает зла – в этом принц даже не сомневался. Лия своими вопросами навела его на мысль: но ведь и «Джирджис» был назван в честь святого, однажды сошедшегося в поединке со змеем:

– Эти два корабля погибли не случайно, – их исход в этом походе был предрешен.

Мал вслед за Гором стал пристально наблюдать за Гилом. Он заметил, что капитан никогда не улыбался и не позволял себе злобных гримас. Его люди распространяли вокруг себя состояние уверенности и покоя. Они ни во что не вмешивались и не вызывали желания завести разговор. Они были лишены нибурской тонкости, изящества, остроты ума. Их простота граничила с грубой силой, но им удавалось сохранять свою мощь и в одиночку, тогда как рассудочный нибурец вне окружения своих соплеменников утрачивал многое из того, чем обладал.

Спустя пару дней за ужином Гор собрался с духом и обратился к капитану Гилу:

– Я боюсь и уважаю тебя и твоих людей. Когда я вижу тебя, в моей душе просыпается боль, причина которой мне неизвестна. Я будто вспоминаю давнюю утраченную часть себя, вернуть которую не в силах. Я хочу, чтобы ты рассказал мне о своем народе.

– Мы горцы и больше всего на свете любим свободу, – печально произнес Гил и затянул тоскливую песню.

Он пел о гибели отважного воина, который умел смотреть смерти в глаза, но не мог отличать правду ото лжи. Ослепленный любовью он доверился женщине и стал жертвой предательства. Враги устроили ему смертельную западню, которую воину миновать не удалось. По щекам Гила беспрерывно лились слезы, а когда он окончил петь и набрал полную грудь воздуха, Малу показалось, что сила капитана Гила еще более укрепилась.

Капитан Гор тоже плакал, не скрывая слез, изливая ему самому неведомую боль, что копилась в его души долгие годы.

– Есть ли у тебя брат? – спросил Мал Гила.

– Есть, но мы не можем сейчас быть вместе, – отвечал ибериец.

– Он попал в неволю? – предположила Лия.

– Да, юная дева.

– Но почему ты не можешь вызволить его из плена? – спросил Гор, утирая слезы.

– Мне это не под силу, – сказал Гил, и обернулся к Малу, – но я всегда надеялся на чудо и ждал дара с небес.

– Расскажи, что с ним произошло, – попросил Мал.

Гила не пришлось уговаривать:

– Пятьдесят лет назад мой старший брат Данута взошел на престол Иберии. В то время ему было всего девятнадцать лет. Не процарствовав и года, Данута повел иберийскую армию в крестовый поход. В окрестностях Нибура женщина, в которую он был страстно влюблен, изменила ему с другим. Брат обезумел от горя и в гневе погнался за ней. Та дева могла свести с ума кого угодно, – она была так же прекрасна, как и ты. – Гил выразительно посмотрел на Лию и продолжил, – под покровом ночи Данута в приступе ревности обратился в саблезубого медведя. Так на него подействовало родовое проклятие. Его заслужил наш отец, когда низложил с царского трона своего брата. Тогда я был еще младенцем. Повзрослев, я отправился в нибурские горы на поиски Дануты. От местных жителей я узнал, что здесь не раз слышали медвежьи рыки, но никому так и не удалось обнаружить следы зверя. Однажды здесь нашли мертвое тело девицы, сбежавшей из дома. Оно было изрезано мощными звериными когтями. Затем медведь будто бы задрал еще двух амазонок, решивших поохотиться в этих местах, но его самого так никто и не видел. И только одна женщина призналась мне, что очень давно страшный саблезубый медведь погнался за ней, но исчез на полпути, словно бы растворившись в воздухе.

Мал и Лия переглянулись.

– В Нибуре считают, что это дух иберийского царя-медведя, который от несчастной любви бросился в ущелье. Он никак не может успокоиться, слоняется по горам и мстит всем юным девам. Я много раз ходил на медвежью гору и оставался там на ночлег. К тому времени с нее уже перестало доноситься рычание, а сама история стала забываться, но название горы «Медвежья» уже прижилось в умах нибурцев. Я не терял надежды и решил разыскать чародея, чье проклятие подействовало на моего брата. Я вернулся в Иберию, где мои старшие братья оспаривали между собой право на трон. Там чародей сам разыскал меня. Ко мне явился его посланник и сообщил, что с моего брата можно снять заклятие, он вернет себе человеческий облик, и в мой род возвратится благоденствие. Я снова приехал в Нибур. Там меня уже ждал чародей. Он отвел меня в горы на ту самую поляну, где Данута превратился в медведя. Чародей пообещал на время вернуть моего бедного брата в прежнем облике, чтобы я убедился, что он говорит правду. Он взял с меня слово, что я не приближусь к месту его возвращения, что бы не случилось. Слуги чародея подстрелили козу, освежевали ее и стали поджаривать тушу на костре. Чародей пообещал, что как только луна закроет солнце, и девушка, не познавшая мужчины, отведает мясо этой козы, Данута явится на гору. Так оно и случилось. Вы знаете, что произошло дальше. Я видел, как мой брат испугал Лию, и как сила заклятия не дала ему остаться самим собой.

– Выходит, он принял меня за предавшую его возлюбленную. Неужели он успел позабыть ее облик? – удивилась Лия.

– Разум человека-медведя принимает за свою возлюбленную любую женщину, которая попадется ему на глаза, – отвечал Гил. – Иногда человеческая воля просыпается в нем, Данута становится самим собой, его жаждущая мести душа возвращается в мир людей, но когда на пути оказывается женщина, его разум мутнеет, он вновь обращается в зверя и безжалостно убивает попавшуюся в его лапы жертву, если только он успевает сделать это до того, как заклятие отправит его в заколдованный мир.

– Почему чародей сразу не снимет заклятие? – возмутился Гор. – Ты должен заставить его это сделать!

– К несчастью для меня чародей потерял власть над своим заклятием, но он указал мне, что человек, который будет сопровождать деву на Медвежью гору, поможет мне снять чары с моего брата. В твоих силах, Мал, помочь мне и моему роду. – Но как? – спросил Мал.

– Тебе не нужно знать этого, – отвечал Гил. – Делай, что должно, все произойдет по воле Господа нашего.

– Как зовут этого чародея?

– Я сказал тебе все, что мог сказать.

Почему путь каждого из них таким неожиданным образом пересекся с тайной иберийского царя-медведя, – вот о чем думали Мал и Лия в этот вечер, – и как случилось так, что сейчас они плывут вместе с братом несчастного Дануты?

Мал спросил Лию, рассказывала ли она кому-нибудь историю, которая произошла с ними в нибурских горах? Лия отвечала ему, что нет – никому.

– Что за чародей? Матара и Гатара должны знать его имя! Ведь именно Матара в тот самый вечер отправила их прогуляться на песчаной горе, где «бывает так красиво в тот день, когда луна закрывает солнце».

Каждый из них следует своей миссии: Лия ищет средство для излечения женщин Артемидоса от бесплодия, Гор стремится попасть в страну Офир, Гил желает вызволить своего заколдованного брата, Матара и Гатара гонятся за святыней Мемфиса – Личиной, через которую передается из рода в род божественное знание. Так случилось, что все эти нити оказались переплетены между собой по неведомой никому божественной воле, и потому они здесь – на одном корабле. У Господа свой замысел. Он тот, кто никогда не ошибается. И если мы не достигаем своей цели, тогда как сделали всё, что могли, нам не в чем упрекнуть Бога. Подобно капитану Гилу нам следует всегда уповать на то совершенство, с каким он управляет человеческими судьбами.

Незадолго до прибытия в Мемфис Сейт-Акх перебрался на борт «Гора» и нашел там Мала и Лию.

– Вы должны подготовиться к прибытию в Инебу-Хедж – городу с белыми стенами. Там слишком легко потерять себя. Особенно тем, кто поклоняется Христу.

– Мы можем потеряться? – переспросил Паоло.

– Вы можете потерять себя, – повторил жрец. – Образы Мемфиса многочисленны и скоротечны, и можно сойти с ума от их нескончаемого потока.

– Жители Мемфиса носят маски и меняют их каждый день, – пояснил Мал.

– Я слышал о безумствах Мемфиса. Вразумить его жителей можно лишь живым словом Божьим, – самоуверенно произнес отец Фелициан и отошел в сторону, подальше от жреца-язычника.

Сейт-Акх сделал вид, что не слышал слов монаха:

– Если кто-то из вас и бывал раньше в Мемфисе, то знайте, что вы заходили только на его окраины, – жрец многозначительно посмотрел на Гила. – Запомните, Мемфис – неуловим. Для того, чтобы город принял вас, вам следует либо самим стать неуловимыми, либо постичь смысл окружающей вас неуловимости, иначе вы лишитесь рассудка.

Мал не понял смысл слов, сказанных жрецом. Принц помнил о том, что в лабиринте Мемфиса принято поклоняться многочисленным богам египетской земли. Чтобы никого не забыть люди каждый день носят маски с ликами богов, а также с ликами их священных животных и ежедневно сменяют одну маску на другую. Так они превращают Мемфис в город вечного праздника. Жители даже в дни самых суровых испытаний остаются веселы и беззаботны, подобно первым богам, которые создавали этот мир, смеясь. Вместе с маской житель Мемфиса менял дом, семью и род занятий, поэтому каждый день здесь был не похож на предыдущий.

– Объясни, Сейт-Акх: должны ли мы уважать местные традиции? – спросил Мал.

– Разумеется, – отвечал жрец.

– Тогда о чем ты пытаешься нам сказать?

– В Мемфисе ваш ум будет захвачен чередой бесчисленных образов. Не отвергайте их, но и не принимайте близко к сердцу. Постарайтесь разглядеть те силы, которые стоят за ними, и тогда вы сможете понять, что за сила движет вами.

Жрец не стал задерживаться на корабле, а Мал и Лия еще долго говорили о Мемфисе. Мал вспомнил все, что ему когда-то рассказывали об этом городе Хуфтор, Фарид Ол и Матара, но никак не мог понять, зачем людям жить там, где им приходиться ежедневно менять маски и роли?

– Это ведь так утомительно! Какой в этом смысл?

За день до прибытия в Мемфис Гор затосковал:

– Сехмен, мне нужно отдохнуть, позаботься о корабле.

Гор скрылся в каюте, которую он делил вместе с Паоло. Мал догадывался о причинах мрачного настроения Гора, спустился к нему в каюту и первым заговорил с ним:

– Я знаю, что тебя тяготит договор, который ты заключил со мной.

– Мой господин, – отвечал Гор, – я служу тебе два года. За это время я получил все, о чем мог только мечтать.

– Сейчас я меньше всего нуждаюсь в твоих услугах, – сказал Мал.

Гор посмотрел на Мала с ужасом, будто бы тот собирался выгнать его с позором как неверного слугу.

– Но я не могу отменить наш договор и отпустить тебя на все четыре стороны. Это было бы несправедливо.

– Я не хочу покидать тебя, мой господин! – взмолился Гор.

– Зачем ты обманываешь себя? Ты стал капитаном и жаждешь поднять паруса и уйти в открытое море.

Гор опустил голову:

– Я не могу так поступить.

– Настал твой час, Гор. Тебе надлежит без устали осваивать морское дело.

– Ты прав, господин. Мне стыдно, но мысль о том, что мне рано или поздно придется расстаться с тобою, волнует меня настолько сильно, что я теряю желание что-либо делать.

– Лишь бы ты не терял голову, – перебил его Мал. – Все мысли и желания, которые приносят смятение в твою душу, гони прочь, а те, что подобно свежему ветру надувают паруса твоего корабля, храни как драгоценные жемчужины. Доверься воле Всевышнего. Не по моей воле ты получил этот корабль, я лишь позволил тебе занять должность, уготованную небесами. Тебе предстоит еще много раз отправляться в плавание, и ты еще найдешь себе не менее достойного наставника, чем Аузахет.

Лицо Гора прояснилось:

– Значит, вы позволите мне остаться капитаном?

– Плох тот господин, который не умеет разумно распорядиться способностями своего слуги.

– Простите меня за малодушие и позвольте приступить к своим обязанностям.

Мал кивнул и они вместе покинули каюту.

На следующий день Мал увидел с палубы корабля горы, а за ними острые верхушки пирамид и не смог оторвать от них взгляда. Он узнал их – именно они были изображены на потолке пещеры отшельницы Ари. Сейчас Мал не сомневался, что найдет путь в обитель Христа без особого труда.

К нему подошел Сехмен:

– Говорят, что после появления на свет человеку нужна хижина, а после смерти – пирамида.

Слова египтянина заставили Мала пробудиться ото сна наяву. Ему очень хотелось расспросить Сехмена о древних пирамидах, но он не мог позволить себе раскрыть тайну святыни человеку непосвященному. К тому же едва ли Сехмен знал путь, ведущий в обитель Христа, а это было единственное, о чем Мал сейчас хотел знать.

Корабли причалили к берегу. Мемфис окружали невысокие белокаменные стены. Корабль «Осирис» направился на противоположную сторону реки. Мал обернулся вслед за ним и увидел на другом берегу множество обелисков и полуразрушенных склепов. Это был город мертвых – Сехмен рассказывал о нем. В отличие от Мемфиса этот город был лишен стен, и всем своим видом напоминал заброшенную каменоломню. Посреди нее возвышались две пирамидальные башни с плоскими вершинами. Чем дольше Мал в них всматривался, тем больше ему казалось, что он их уже где-то видел. От башен повеяло холодом, и у Мала пропало всякое желание смотреть в сторону города мертвых.

Мал сошел с корабля на берег, воодушевленный близостью к цели. Вот-вот он выполнит обещание, данное много дней назад рыцарю Филиппу. Едва Мал коснулся земли, как возле него оказались Гатара и Матара. «Бастет» раньше всех доставил цариц в Мемфис.

– Принц-рыцарь, завтра в полдень мы ждем вас и ваших спутников во дворце, – произнесла Матара тоном, не терпящим возражений.

– Благодарю вас за приглашение, ваше величество, но завтра я не смогу прибыть к вам – у меня есть неотложные дела.

– Прошу вас, всего один день. Как только он закончится, вы будете предоставлены сами себе.

Мал бросил еще один взгляд на вершины пирамид, убеждая себя в том, что совсем скоро он будет там.

– Один день ничего не решает. Так что соглашайтесь, Змеиный князь, – к увещеваниям Матары присоединился Сейт-Акх.

Жрец, конечно же, догадывался, о чем сейчас думает Мал. И хотя принц так никому и не сказал об истинной цели своего путешествия, даже Лие, жрец мог узнать обо всем от всеведущих змеиных богов. Впрочем, Мал и не собирался от него ничего скрывать. Но и говорить с Сейт-Акхом о пирамидах ему не хотелось, даже если бы жрец пообещал рассказать ему: кто и зачем их сотворил.

Матара и Гатара, не дождавшись ответа, надели белые овальные маски с прорезями для глаз и вместе со свитой направились в город.

– Они идут во дворец, – сказал жрец, провожая их взглядом, – мы же пойдем в квартал чужеземцев.

– Я хочу попасть в храм любого из богов, что почитаются в Мемфисе, – заявил Мал.

Для него пришло время поговорить со змеем, – долг первым богам отдан им сполна.

– Это возможно, – отвечал жрец.

Они двинулись в город. Вместе с ними отправились Фелициан, Гил, Аузахет, Паоло и Гор. Мал и Лия шли позади всех. Им пришлось задержаться у Артемиды. Лия ждала, что ее сестры отправятся вместе с ними. От Танис она узнала, что завтра корабль амазонок покидает Мемфис, а Лара, Нилла и Силла уже ушли в город за припасами. Лия удивилась:

– Они не говорили мне о том, что покинут Мемфис так скоро.

Она ждала, что сестры попрощаются с ней, как это принято поступать по отношению к близким людям. Но амазонки словно бы говорили ей таким образом: ты нам чужая.

– А что им еще остается делать? – заметил Мал. – Они уже получили от Сейт-Акха богиню Таурт. Теперь у них есть средство, которое поможет женщинам Артемидоса. Какая еще сила способна задержать их в городе богов?

– Сомневаюсь, что Таурт поможет им, – сказала Лия.

– Почему? – полюбопытствовал Мал, начиная понимать, почему Лия в Нибуре так усердно изучала беременность и роды.

– Элла была права: если Артемида так и не помогла нам, то, что может сделать богиня Таурт?

– Кто такая Элла?

– Разве ты не помнишь ее? Она погибла на озере Айя.

– Эту статуэтку дал вам Сейт-Акх. Разве ты сомневаешься в силе верховного жреца?

– Да, сомневаюсь, – неожиданно призналась Лия.

– Разве? – Мал недоумевал.

– Боги самолюбивы и жестокосердны. Их нрав изменчив, и в этом они подобны людям, – убежденно сказала амазонка.

– Как ты можешь сомневаться в них? Я видел богов своими глазами и даже говорил с ними! Ты мне не веришь?!

– Я верю тебе, Мал, но после того, как Елена умерла на моих глазах в страшных мучениях, никто не убедит меня в том, что змеиные боги милосердны и готовы помочь людям. Я боюсь их коварства. Я боюсь, Мал, что они погубят тебя так же, как погубили Елену, а я не хочу тебя потерять.

– Тебе нечего бояться. Боги умеют держать слово. В отличие от людей им можно доверять.

– Елена когда-то говорила мне, что твой бог по имени Христос самый милостивый из всех, и я поверила ей, но ведь и он не спас Елену от гибели.

– Елена не могла примириться со своей судьбой. Она желала свободы, и она получила ее, отдав взамен свою жизнь.

До Мала и Лии донеслись крики толпы, приветствующей Матару и Гатару. Они прервали разговор и прибавили шаг.

Мемфис встречал гостей маскарадом. Несмотря на то, что солнце уже готово было опуститься за горизонт, по улицам города непрерывно сновали люди в пестрых одеждах и разноцветных масках или с разрисованными до неузнаваемости лицами. Таков был Мемфис, жизнь в котором была устроена простодушными царями-шутами для того, чтобы проводить жизнь в беспрерывных забавах. Мал надеялся, что здесь он не будет привлекать всеобщее внимание зеленой змеиной кожей с серебристым отливом на руках и на шее и сможет побыть самим собой.

Неожиданно перед ними выскочили люди в масках длинноклювых цапель. Они попытались утянуть с собой Лию, и если бы Мал не удержал ее, то она могла бы легко раствориться в людском потоке.

– Не отставайте! – крикнул им Сейт-Акх.

Цапли продолжали играть. Они выискивали в толпе маски рыб и принимались клевать их заостренными клювами. Рыбы, вместо того, чтобы молча, как и подобает рыбам, сносить все эти проказы, взвизгивали и пытались скрыться от нападающих в толпе. К погоне за ними одна за другой присоединялись и другие птицы, размахивая руками-крыльями и крича тонкими пронзительными голосами.

– Дайте же пройти, безумцы, – недовольно голосил отец Фелициан.

– Дорогу! – вторил ему Аузахет.

Маски шумно галдели и не спешили уступать место. И только перед теми, кто был в белых масках жители Мемфиса, расступались беспрекословно.

– Это маски неприкосновенных, – пояснил жрец.

Люди, в самом деле, старались тщательно обходить белые маски и ни в коем случае не толкнуть их. Смех при этом не затихал ни на мгновение, а развлечения не прекращались.

Стоило белым маскам уйти, как на одного из прохожих с верхних этажей обрушился поток красной желеобразной слизи. Пострадавший был метко облит с ног до головы. Он тотчас подпрыгнул и начал метаться в толпе, пытаясь избавиться от слизи, прилипшей к его одежде. Человек подбегал то к одному, то к другому и терся об них разными частями тела. Люди с громкими возгласами разбегались в стороны. Облитый весельчак подбежал к Гору и попытался к нему прислониться. Гор ловко увернулся. Человек не удержался и сбил с ног проходящего мимо отца Фелициана. Тот повалился на землю и разразился страшной руганью.

Сейт-Акх привел спутников в гостиный двор. Они зашли внутрь и обнаружили, что все в этом доме было раскрашено в разные цвета. В общей зале сидело несколько посетителей в масках, которые слушали чтеца в платье алого цвета, сшитым на франкский манер. Его лицо не было закрыто маской. На вид ему было лет сорок. Чтец выразительно жестикулировал. В книге, которую он читал, человек сравнивался с кочаном капусты, капустные листья с его многочисленными ликами, а кочерыжка с сокровенной сутью, которая всегда остается неизменной.

Мал прислушался. В его воображении тотчас возник герой повествования. У каждого из его ликов была своя история, и чтец последовательно излагал их: человек был то весел, то печален, лжив, а затем правдив, красив, а затем уродлив, все зависело от обстоятельств, в которых он оказывался. У него было очень мало времени – смерть приближалась, а человек впадал то в одну, то в другую крайность, но так и не мог добраться до своей сути.

Чтец прерывался лишь затем, чтобы выпить воды и лишний раз восхититься той личиной, в которой он сейчас пребывал. История настолько захватила Мала, что он забыл обо всем. Пробудиться его заставил недовольный возглас Аузахета:

– Здесь есть что-нибудь неразноцветное?! – капитан едва сдерживал себя.

К нему подскочил хозяин таверны в костюме пчелы.

– Для вас все, что угодно. Если одного цвета, то какого именно? – пчела явно изо всех сил желала угодить гостю.

Аузахету понравилась ее услужливость:

– Спокойного.

– Тогда добро пожаловать к слону. Это второй этаж, – улыбнулась пчела.

– К слону? – удивленно переспросил Паоло.

– Делайте, что он вам говорит, и не задавайте больше никаких вопросов, – потребовал Сейт-Акх.

Все вместе они поднялись наверх и оказались в коридоре с разноцветными дверьми. Сейт-Акх подошел к двери белого цвета и распахнул ее. В комнате стоял многоугольный стол, ножки которого были вытесаны из слоновой кости, – за ним могло расположиться не меньше десяти человек.

– В городе богов не принято есть коровье мясо, – предупредил Сейт-Акх. – И нам всем лучше пока соблюдать этот запрет.

В углу комнаты стоял деревянный ларец. Сейт-Акх подошел к нему, открыл крышку и извлек из него маски неприкосновенных.

– Если вы захотите выйти на улицу, вам лучше воспользоваться вот этим, – жрец примерил себе одну из белых масок. – Здесь даже ночью продолжается лицедейство.

Хозяин выложил на стол ячменный хлеб, стручки фасоли и гороха, луковицы, дыни размером с кулак и карфагенские зернистые яблоки. На столе также появились пиво, вино и бутыль с кунжутным маслом. Главным блюдом стал запеченный гусь. Его совершенно неожиданно принесли к концу трапезы.

Ели молча. Паоло играл на лютне. Мал разглядывал в окно продолговатые, как башни дома. Их невысокие стены пестрели красочными росписями, геометрическими знаками и иероглифами. В небо прямо с крыш поднимался дым. Местные жители выложили здесь очаги, где приспособились готовить пищу. Из-за крыш торчали зеленые верхушки финиковых пальм.