Текст книги "Первые боги (СИ)"
Автор книги: Ол
Жанры:
Боевая фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)
– Смотри, Мал! Кажется, там кто-то есть, – обрадовалась она.
Мал обернулся. Похоже, что кто-то решил развести на Медвежьей горе костер.
– Идем, – предложил он Лие.
– Я проголодалась, – амазонка кивнула головой в знак согласия. – Может быть, у этих людей найдется что-нибудь съедобное.
Над едва тлеющим костром висела хорошо прожаренная туша козла. Жир с нее капал прямо на угли. То и дело раздавалось глухое шипение.
– Здесь есть кто-нибудь? – выкрикнул Мал.
Ему никто не ответил. Они осмотрелись. Рядом с костром лежал бурдюк с вином, а на нем длинный шерстяной плащ. Следы от костра вели в две стороны. Мал не чувствовал опасности и еще раз громогласно обратился к незнакомцам:
– Мы не причиним вам зла!
– Мы всего лишь хотим попросить у вас немного еды, – добавила Лия.
Никто и в этот раз не отозвался. Амазонка подбросила сухих веток в костер и без особых церемоний попросила Мала:
– Позволь твой клинок.
Меч Рамзеса принял форму кинжала, и Лия занялась разделкой козлиной туши. В этот момент она снова напомнила Малу леопарда, который всегда делал то, что ему вздумается, а уж если пятнистого зверя донимал голод, он утолял его при первой возможности, не заботясь больше ни о чем другом.
Мал и Лия утолили голод десятой частью туши. К вину не притронулись вовсе. Напоследок Мал вынул пару золотых динаров из кошеля, доставшегося ему от Фарида Ола и оставил их на плаще. Они были уже готовы покинуть стоянку, как перед ними бесшумно появился обнаженный человек. Лия испугалась и спряталась за спиной Мала. На них с удивлением смотрел рослый, мускулистый юноша лет семнадцати, с темной кожей и взлохмаченными черными волосами. Наконец, он устыдился собственной наготы и закутался в шерстяной плащ, не обращая внимания на скатившиеся с него монеты.
– Приветствую тебя, незнакомец, – сказал Мал, – прости за то, что нарушили твое уединение.
Юноша молча сел возле костра. В его движениях чувствовалась огромная физическая мощь. Обладая невероятной силой, незнакомец был на удивление сдержан. Он медленно потянулся к успевшему остыть мясу, с легкостью оторвал большой кусок и стал с достоинством его поглощать, презрительно поглядывая то на Мала, то на Лию. Отсутствие одежды по-прежнему не смущало его. Юноша вел себя так, как будто был господином этих мест, и все, кто здесь оказался, безоговорочно становились его слугами. Мал чувствовал, что тот с каждым мгновением все сильнее и сильнее презирает их. Но за что? Неужели только за то, что они без предупреждения вторглись на его земли? При этом он оглядывался вокруг так, словно бы не понимал, где находился. Откупорив бурдюк с вином и отпив из него несколько глотков, незнакомец отрыгнул, вытер жирные губы рукой и произнес очень низким голосом:
– Ты явилась освободить меня?
Мал очень удивился, что юноша обратился в первую очередь к Лие, а не к нему. Амазонка молчала. Незнакомец продолжал выжидающе смотреть на нее.
– Или ты пришла мучить меня! – внезапно заревел он.
Лия прижалась к Малу всем телом. Ее сердце бешено колотилось. Мал одной рукой обнял ее, а другую положил на рукоять меча, хотя и видел, что им нечего бояться – юноша был безоружен.
Он все еще продолжал реветь. Его крик становился все громче и громче. Малу уже заложило уши, но он продолжал смотреть на незнакомца в надежде, что тот образумится, и они смогут поговорить. Вдруг рык сменился жалобным стоном. Юноша прижал руки ко рту, на его глазах выступили слезы. Он явно испытывал сильнейшую боль. Юноша рухнул на землю и снова зарычал, но на этот раз угрожающе. Когда он показал свое лицо, Мал увидел, что у незнакомца выросли огромные клыки.
– Это оборотень! Его околдовали! – Лия еще сильнее прижалась к Малу.
Тело юноши стало увеличиваться в размерах и обрастать густой шерстью. Он продолжал реветь, стонать и превращаться в клыкастого медведя, но змей внутри Мала оставался спокоен, как будто перед ним разворачивалось всего лишь очередное нибурское зрелище. И самому Малу даже не приходила в голову мысль о том, что ему следует сразиться с медведем. Но зверь уже встал на обе лапы и метнулся в их сторону. Мал отскочил, закрывая собой Лию. Медведю удалось только слегка зацепить его когтями, не причинив боли. Мал обнажил меч, намереваясь следующим движением погрузить его в звериную тушу. Но оборотень уже растворялся в воздухе. Он исчез за считанные мгновения, а его рев еще долго раздавался над горой, таинственным образом доносясь из мест, недоступных человеческому глазу.
– Лия, он ушел, – произнес Мал и поднял голову Лии рукой, – посмотри, его нигде нет, – Мал осторожно повернул голову Лии сначала в одну, а затем в противоположную сторону.
– А куда он ушел? – спросил Лия, все еще дрожа от страха.
– В свой мир.
– Так это был не оборотень?
– Это был оборотень. Самый обыкновенный оборотень, – отвечал Мал, стараясь успокоить амазонку.
Сейчас он чувствовал себя рядом с ней так же, как и с Маргаритой – ему хотелось защитить ее от всех напастей.
Теперь Мал знал, почему это место называлось Медвежьей горой, но у него не было желания узнавать, кто этот юноша, и почему он превращается в медведя, а также, почему он сразу после превращения растворяется в воздухе, подобно призраку. Он не собирался искать ответы на эти вопросы. Он уже знал, что за одной тайной последует другая, затем еще одна и так будет продолжаться без конца. Человеку не хватит жизни, чтобы разрешить хотя бы малую часть тайн, которые ему суждено встретить на своем пути. Мал уже выбрал для себя тайну Священной обители и не собирался отвлекаться ни на что другое.
Мал меньше всего ожидает встретить на Медвежьей горе леопарда – их пути пересекаются случайно. Тысячеглазый охотится и не собирается признавать старого друга. Мал отвечает ему тем же:
– Он сам по себе, я сам по себе.
Зверь втягивает ноздрями воздух, выслеживая добычу. Вокруг – никакой живности, ни одного следа. Тогда голодный леопард бросается на Мала. Тот не в силах сопротивляться, змеиная сила покинула его. Зверь валит Мала с ног и разрывает его тело на кусочки. Принц не чувствует боли, он понимает, что умирает, его глаза застилает туман. Но вскоре зрение возвращается к нему, перед ним предстает Маргарита, склонившаяся над его же собственными, вдруг ставшими ему бесконечно чужими, останками. Она оплакивает смерть Мала и без тени брезгливости собирает части тела воедино. Как только ей удается сложить руки, ноги, туловище и голову вместе, Маргарита просит Бога вернуть возлюбленного к жизни. Слезы потоком льются из ее глаз, омывая обглоданные леопардом кости, и оказывают чудесное воздействие: раны на теле Мала затягиваются, на костях возрождается плоть, а части тела срастаются между собой. Мал возвращает себе прежний облик, но он все еще мертв. Он наблюдает свое тело со стороны. Мал жаждет откликнуться на мольбы возлюбленной, встретиться с ней взглядом, но не может открыть глаза все еще бездыханного тела. Маргарита, выплакав все слезы, ложится на тело Мала лицом к лицу, руки к рукам, ноги к ногам и замирает. И тогда Мала пронзает мысль:
– Маргарита мертва! Кто же тогда оплакивал его безжизненную плоть? Лия! Кто же еще?!
Ему трудно в это поверить так же, как представить плачущей амазонку:
– Лия не может плакать. Она не может быть такой! Я должен очнуться и увидеть ее!
Мал приказывает себе:
– Открой глаза!
Мал открыл глаза. Он проснулся засветло от тяжелого мучительного сна и сейчас чувствовал себя живым трупом:
– Но ведь так оно и есть! Мое тело покинула животная душа, а вместо нее воцарилась душа рассудочная. Именно это я увидел во сне. Леопард – моя животная душа. Он набросился на меня, подобно оборотню Маргариты, потому что животная душа не может жить в союзе с рассудочной душой, убивающей ее своей рациональностью.
Было время, когда Мал не признавал ни свою животную душу, ни силу ее материального воплощения – леопарда, который всегда был его другом и защитником. Это был самообман. Мал подавлял и принижал животную душу, а она всякий раз обращалась против него в надежде рассеять его заблуждения. В конце концов, леопард покинул его, а оборотень погиб в поединке с коварным змеем. Мал убил сам себя, оставив в своем теле один только змеиный извилистый ум. Он предал самого себя.
– Как же мне не хватает моей Маргариты! – сон ясно показывал ему в каком положении находится его душа.
Сейт-Акх был прав, когда говорил о том, что чувственная ипостась его души, несмотря на то, что он отринул ее, тоскует о нем. Но Мал не мог с ней соединиться.
– Такова горькая истина! И ничего нельзя сделать, никто не сможет мне помочь, и даже я самому себе. Все в руках Всевышнего!
Мал с трудом поднялся с постели, оделся и направился в ближайший христианский храм. Утренняя служба далась ему нелегко. Змей по-прежнему изводил его болью во всем теле, но Мал был готов к этому. Он осенял себя крестным знамением и повторял вслед за священником слова молитвы. Ярость змея бурлила в нем, отвергая силу Христа, но Мал усмирил ее усилием воли, заставив делать себя то же, что и другие прихожане:
– Я – христианин и должен побороть змея. Мой Бог – Христос, только ему я поклоняюсь!
Служба закончилась. Ярость внутри Мала стала медленно угасать. Сейчас более всего он жаждал исповедаться. Ему нужен был совет христианского священника. Мал желал исцеления души, и никто кроме Христа не мог его спасти. Он не сомневался в этом и потому стремился в Священную обитель. Но пришло время, когда ему понадобилась поддержка наставника.
Мал вышел из церкви и спросил первого попавшегося ему на глаза прихожанина о том, где найти святого отца. Тот указал ему на пристройку к храму. Там Мал и застал священника. К тому времени он уже успел переодеться и только приступил к утренней трапезе. Перед ним лежал хлебные лепешки и стоял кувшин с водой.
– Прошу вас, выслушайте меня, святой отец!
– Я выслушаю тебя, сын мой, но прежде раздели со мной пищу, посланную Господом.
Успевшего проголодаться Мала не пришлось уговаривать. Он сел за стол напротив священника и принялся за лепешки. Их вкус напомнил ему о Верне, когда-то жившем в монастыре, и из всех походных блюд, предпочитавшем готовить именно такие лепешки.
Священник, насытившись, поблагодарил Бога и пригласил Мала в соседнюю комнату.
– Говори, сын мой, здесь нам никто не помешает.
– Я прибыл в Египет из Голландии, святой отец. Да будут известны вам мои имена: соотечественники величают меня принцем Малом, арабы – амиром аль-Хидром, египтяне – Змеиным князем. Это прозвище я получил, потому что ношу в себе змея.
Мал распахнул кафтан, выставив на обозрение змеиную кожу. Священник не проронил ни слова. Мал увидел в его глазах глубину, которая сможет поглотить все. Нашелся человек, который готов был его выслушать, не теряя разума и присутствия духа. И Мал немедленно поведал ему историю своего рода и свою жизнь: о договоре со змеем, о поражении в Риме, об амазонках, напоивших его змеиной кровью и пробудивших в нем змея. Мал рассказал о том, что стал данником змеиной силы еще до того, как покрылся змеиной кожей, о том, как встретил Маргариту, как покинул вместе с ней отчизну. Он без утайки поведал о рыцаре Филиппе и о священной обители Христа, как они вместе с Маргаритой устремились ей навстречу в надежде исцелить всех страждущих, и о том, как похитили его возлюбленную, как его и ее душа раскололись на разумную и животную части, об оборотне и ее гибели, о встречах с богами, о жреце Сейт-Акхе и походе против арабов, об обретении имени аль-Хидр из пророчества.
Священник слушал его, не прерывая, до тех пор пока Мал не обратился к нему:
– Святой отец, я не знаю, что мне делать. Чем ближе я к Священной обители, тем сильнее меня одолевают сомнения, потому как к цели, достойной всякого христианина, я иду по воле чужих богов, но я не ведаю промысла Бога своего, и не знаю – следую ли я по пути, предназначенному мне Господом нашим.
– Как ты можешь внимать истинной божьей воле, если душа твоя в плену у тех, кого ты называешь змеиными богами? До тех пор, пока ты идешь ведомый ими, ты следуешь ложными путями…
– Что же мне делать, святой отец? Мне – даннику змеиных богов?
– Как ты можешь называться христианином, если повинуешься гадам земным, убивающим в тебе самом истинную добродетель? Сначала отринь их в уме своем, пока он еще тебе принадлежит. Молитва, пост и покаяние – только они исторгнут из тебя нечистые змеиные помыслы. Оставайся в храме, прилепись к Богу, как сын к отцу, только так ты добудешь милосердие Господа.
– Я не смею так поступить, святой отец. Змей дает мне неуязвимость, и без его помощи я не достигну обители Христа.
– Неужели ты думаешь, что Господь допустит в святая святых нечестивого без сокрушения о грехах своих.
– Разве вы не доверяете словам святого Иллариона, изрекшего: «Только змей в образе человека войдет в Священную обитель»?
– Змей в образе человека, – повторил вслед за Малом священник, – но не человек в образе змея, каким являешься ты! В словах отца Иллариона содержится истина, но она доступна только людям с безгрешной душой.
Мала охватили сомнения:
– А как же рыцарь Филипп? Ведь он верил в меня так же, как и отшельница Ари. Священник прав, моя душа в плену, а ум связан договором со змеиными богами, и мне нелегко разорвать эту связь. Когда я произношу христианскую молитву, меня разрывает изнутри, и я не в силах справиться с этой болью – она лишает меня самообладания. Да, мой образ жизни не позволяет мне назваться праведником, но в сердце своем я никогда не кланялся змеиным богам. Сила, что находится во мне, убивает добрые чувства, но вместе с ними умирают злость и суетность. Да, прежде, чем войти в обитель Христа, я должен покаяться в своих грехах, тяготящих мою душу, но свернуть с пути к Мемфису на полпути, означает всего лишь проявление слабости духа. Стоит ли опасаться того, что боги уготовили мне «ложный путь»? Но логика моего договора с ними подразумевает честность обеих сторон: если не обману, тогда и не буду обманут. Как только я достигну Мемфиса, дань моя будет выплачена, и я выйду из-под власти змеиных богов.
– Святой отец, я не могу…
– Довольно! – перебил его священник, – я не в силах тебе помочь. Твой лукавый и изворотливый ум стал орудием зла и неправды. Ты пришел спросить совета, и ты услышал его. Теперь ты знаешь, что нужно делать.
– Благодарю тебя, отче…
Мал вышел из храма отягощенный противоречиями:
– Неужели я становлюсь противником Господа? Неужели мой разум враждует со мною самим? Как бы то ни было, я должен закончить то, что начал.
Мал хотел услышать от священника совсем другие слова – ему нужна была поддержка на пути к Священной обители. Теперь он понимал, что пришел в христианский храм не за советом, а за благословением. Но священник предложил ему во спасение грешной души спрятаться за стены храма и встать там на путь монаха и отшельника.
Мал вернулся в замок египетских цариц и сразу же отправил слугу на женскую половину, чтобы вызвать Лию и отправиться с ней на прогулку. Вместо этого слуга вернулся с приглашением от Матары встретиться, и Мал незамедлительно отправился к ней. Он застал ее в тот момент, когда царица по обыкновению забавлялась с мартышкой, перевернув зверька на спину и поглаживая ей брюшко. Мартышка скалила зубы и цеплялась за женскую руку.
– Гатара повела Лию к знаменитому саксонскому мастеру Эдольфу, – сказала Матара вместо приветствия. – Как раз вчера он приехал в Нибур, и моя сестра ради того, чтобы Лия могла увидеть его, сочла возможным разлучить вас на один день. Я же хочу воспользоваться этим случаем и поговорить с вами наедине.
Мал заметил, что Матара волнуется:
– Ваше величество, вы склонны преувеличивать мою привязанность к Лие. Я бы в любом случае явился к вам по первому зову.
– Вы очень любезны, принц. На самом деле мне хотелось всего лишь расспросить вас о ваших подвигах, о которых мы с сестрой столь наслышаны от Сейт-Акха… Да что же я такое говорю… – Матара перестала играть с мартышкой. – Помогите нам, рыцарь Мал. Я надеюсь, что вы проявите сострадание к нашему дому и окажете нам одну услугу, которая могла бы спасти меня и мою сестру…
Матара заплакала. Мартышка тут же обняла хозяйку за шею, стала гладить ее по голове и целовать в губы.
Мал дождался, когда Матара успокоиться и коротко спросил:
– Ваше величество, что вы хотите от меня?
– А вы поможете нам? – с выразительной кротостью в голосе произнесла Матара.
Мал понимал, что не может ничего обещать, и в то же время он знал, что царица не станет ему предлагать сделать что-либо недостойное.
– Прежде, чем дать ответ, я должен знать, в чем суть вашей просьбы.
– Я рада, что вы откровенны со мной, принц. Я обещаю вам, что услуга, о которой мы хотим попросить вас, никак не изменит ваш путь, на который вас благословили боги. Я бы ни за что не отважилась на этот разговор, если бы не жрец Сейт-Акх, уверивший нас, что никто кроме вас, не сможет сделать то, в чем я и моя сестра очень нуждаемся.
– Расскажите мне о тех несчастиях, которые обрушились на вас – я ничего о них не знаю.
Матара взяла Мала за руку, усадила его рядом на кресло, принадлежащее ее сестре Гатаре и рассказала ему, что она и ее сестра на самом деле царицы города Мемфиса, того самого Мемфиса, куда лежит путь Мала. Матара и Гатара – наследницы великой силы царей-шутов, правивших городом-лабиринтом, городом масок, основанным самими богами. Когда-то они тысячами сошли на египетскую землю, и чтобы никого из них не забыть, люди сделали маски как с ликами самих богов. так и с образами сопровождающих их священных животных. Они носили их ежедневно и радостно смеялись, подобно самим богам, даже в дни самых суровых испытаний, как будто жизнь в Мемфисе являла собой вечный праздник.
Город может быть разрушен в одном месте и воссоздан в другом. Мемфис не раз и не два исчезал и появлялся вновь. Как только городу грозит опасность, боги предупреждают об этом смертных, они сами указывают им через пророков, где надлежит заложить стены нового Мемфиса. Полсотни лет назад городу суждено было возродиться на том самом месте, где он впервые был явлен богами миру людей, среди священных руин и великих пирамид. Изначально в Мемфисе царствовали две женщины, и предназначением одной их было – порождение, другой – разрушение, потому как только женщины могут рождать с великой радостью и любовью, а затем разрушать с неистовой яростью и скорбью. Пришло время, и они передали власть мужчине, удел которого развитие того, что уже появилось на свет.
Матара и Гатара следовали древней традиции и олицетворяли собой первых цариц Мемфиса, но им суждено было передать власть мужчине, но вовсе не тому, кто будет связан с ними узами кровного родства. Только благородный муж может стать истинным царем города богов. Он получит унаследованную царицами Личину как частицу божественной сущности. Будущий царь должен стать лучшим из тех, кто встал на путь познания неизменной и невидимой Личины, которой владели первоцарицы и первоцари. Личина – непоколебимая основа божественных знаний о мудром правлении, она наделяет справедливостью, исходящей от совершенных законов, созданных богами, а не людьми.
Когда последний царь Мемфиса Гаматр не смог найти себе достойную замену, он разделил власть в городе между Матарой и Гатарой и тем самым нарушил порядок престолонаследия. Посланники богов предупреждали его, что рыцари креста и воины полумесяца идут на Мемфис, но Гаматр не внял их словам, полагая, что у него хватит сил, чтобы разбить чужеземцев. Пребывая в нескончаемой праздности Гаматр возомнил себя богом, и был наказан. Мемфис сначала взяли христиане, а затем мусульмане, после чего он был прозван Дамиеттой. Пока город находился в осаде, Гаматру удалось обмануть врагов и путем самопожертвования, с помощью алхимии разделить между Матарой и Гатарой право на царствование в Мемфисе, но Личину ему раздвоить не удалось. Вместо того, чтобы принадлежать Матаре и Гатаре, Личина обрела воплощение женской маски богини Бастет, которую часто носил сам Гаматр и которая предназначалась лишь Матаре и Гатаре, и никому более.
– Личина – наша третья сестра. Мы прозвали ее Тарой, то есть той, которая остается неизменной, той, которую нельзя уничтожить. С ее помощью человек может изменить внешность и возраст, он может стать мужчиной или женщиной, красавцем или уродом, но его суть при этом останется прежней. Вот только, однажды примерив эту маску, смертный сойдет с ума, потому как маска не только часть плоти и крови самого царя-шута, она – воплощение той самой Личины, что являет собой сакральную часть божественного знания и силы, что незримо передавались из поколения в поколение царями Мемфиса. Эта маска принадлежит нам с сестрой по праву, но ею завладел наш враг – человек из рода египетских фараонов Иниотефов, ныне заключивший союз с воинами полумесяца.
– Ваше величество, вы говорите об одном из братьев-близнецов, что прежде был царем Айи?
– Да, о царе Инсафе, о том, кто предал веру древних богов, принял ислам и вместе с ним новое имя, – лицо Матары исказила гримаса ненависти. – Но если бы он не был столь глуп и беспечен, то никогда даже шутки ради не надел бы на себя священную маску. Сила, от которой он отрекся, отомстила сама за себя. Однажды надев маску, Инсаф не может снять ее и поныне. И никакие молитвы, обращенные к чужим богам, ему не помогут. Он проклят первыми богами – теми, кого он отринул от своего сердца. Инсаф потерял свое лицо и не обретет его, пока не снимет маску.
Мал вспомнил рыцаря из храма Святой Гертруды. Он называл себя «человеком, утратившим свое лицо», являясь ему то старцем с лицом, изрезанным глубокими морщинами в отшельнической власянице, то молодым рыцарем в сияющих доспехах. Что, если это и был тот самый царь Инсаф:
– Но ведь я встретил его в христианском храме, а не мусульманской мечети.
Мал решил умолчать об этой встрече и дождаться, когда Матара сама все ему разъяснит.
Мы не знаем, как снять маску с Инсафа, – черты лица Матары заострились, голос приобрел властный тон, и она стал еще больше похожа на мужчину. – Он бы и сам с радостью избавился от нее, но все его попытки снять маску тщетны. Мы долго ждали, что скажут нам боги. Сейт-Акх поведал нам слова, изреченные богом Монту. Они гласят, что вам, принц, предстоит на своем пути встретить проклятого богами царя. И просим вас, помогите вернуть нам нашу Личину, заберите ее у Инсафа. а с ним поступайте так, как считаете нужным.
– Как же я сниму ее, если это не по силам ни вам, ни ему самому? Вы хотите, чтобы я его убил? – Мал взглядом дал понять Матаре, что требует откровенного ответа.
– С того самого мгновения, как он надел маску, я ничего не жажду так, как его смерти, – со всей присущей ей страстью проговорила Матара, – но до сих пор мне так и не удалось его умертвить. Нет, он не бессмертен, но у нас с сестрой не хватает силы и мудрости, чтобы поймать его в смертельную ловушку. Он победил всех посланных нами рыцарей. Личина приносит ему страдания и одновременно дарует ему силу и неуязвимость. Мы, утратив Личину, забыли о богах и долгое время полагались только на себя. Пророк Сейт-Акх помог нам услышать волю богов и научил нас ждать. Мы надеялись, что боги сами выберут и пошлют к нам героя, которому по силам совершить подвиг во славу первых богов. Этот герой вы, принц-рыцарь. Только вы сможете вернуть Личину городу первых богов. Я и Гатара готовы присоединиться к вам и сопровождать вас до самого Мемфиса, только сразитесь с Инсафом, молю вас!
Мал задумался:
– Мы похожи с Инсафом. Мы оба принадлежим к королевскому роду, и оба лишены свободы от того дара, что дает нам неуязвимость. Инсаф – достойный противник, подобно мне он не знает поражений. Кому как не мне скрестить с ним мечи и проверить, кто из нас неуязвим? Победив, я потешу свое тщеславие, но ни на шаг не приближусь к главной цели – Священной обители, все остальное значит не больше, чем пыль под ногами. Боги говорят, что я встречу его на своем пути. Но так уж ли неизбежен поединок между нами? Ни он, ни я не желаем смерти друг друга. Если рыцарь, утративший свое лицо, и есть Инсаф, то никто не убедит меня в том, что он мусульманин. Как ни была убедительна Матара, я знаю, что она не собирается говорить мне все, что знает. И хотя ее слова правдивы, но ее слезные мольбы не заставят меня помочь ей, потому как я не должен обнажать меч за чужих богов. Если бы поединок с Инсафом был нужен им самим, то боги возвестили бы о своей воле устами Сейт-Акха, но никак не через Матару. И она знает об этом.
Женщина терпеливо ждала ответа, поглаживая спящую мартышку.
– Ваше величество, простите меня, – Мал склонился перед Матарой, – но ваш враг не станет моим врагом.
Матара встретила отказ горделивым молчанием. Мал же впервые не мог понять, что она чувствует и это было ему непривычно. Что за женщина Матара? То суетится и болтает без умолку, то вдруг становится высокомерной и непроницаемой. Сейчас в ней особенно явно проступили мужские черты и ее бесстрастное выражение лица, что делало ее похожей на нибурских воинов в момент битвы. На такие фокусы способен только талантливый мим, но ведь она царица города Мемфиса – города масок.
– Мы идем разными путями, – изрекла Матара, когда пришло время проститься. – Пусть исполнится все то, чего мы искренне желаем.