Текст книги "Первые боги (СИ)"

Автор книги: Ол

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

Мал огляделся. «Джирджис» и «Зевс» были охвачены суетой. Мошкара, ранее нависавшая безобидным туманом, стала жалить всех без разбора. Нибурцы отражали атаки насекомых зажженными факелами. Малу же они не причиняли никакого вреда. Двое арабов в надежде избавиться от насекомых прыгнули к нему в воду. Рыбы немедленно вцепились в их плоть. Арабы закричали и стали захлебываться водой.

Мал с трудом поднял одного из них на борт «Зевса». Араб держался рукой за пах, откуда обильно сочилась кровь. Когда вытащили второго, выяснилось, что с ним произошло то же самое. Им обоим рыбы отъели гениталии, не тронув другие части тела. Теперь арабы умирали от болевого шока и потери крови.

Паруса были спущены. Повсюду горели факелы. Лия сидела на корточках, накрывшись плащом. Теперь Мал обнял ее, желая защитить своим телом от мелких кровопийц. Лия отозвалась и крепко обняла его в ответ. Поблизости стояли Бердан и жрецы. Над ними горели факелы. От них исходил тяжелый жар, но его было куда легче переносить, чем укусы немилосердной мошкары.

– И даже теперь ты желаешь оставить Менафта в пустом городе, посреди этих тварей?

– Да, – твердо ответил Сейт-Акх.

Бердан посмотрел на него с недоумением и приказал Геральду доставить Менафта к башне. К тому времени арабы уже успели покинуть ее. Геральд взял по факелу в каждую руку и спустился в шлюпку. Менафт, тело которого укрывал длинный до пят плащ, последовал за ним.

Когда шлюпка отчалила, Бердан вновь спросил Сейт-Акха:

– Понимаешь ли ты, что посылаешь этого человека на смерть?

– Ты воин и тебе этого не понять, – отвечал Сейт-Акх. – Я всего лишь исполняю волю богов.

Их разговор прервал возглас матроса:

– Смотрите, «Джирджис» в огне!

Корабль и в самом деле был охвачен пламенем. Огонь пожирал паруса и перекидывался на одежду людей. Те бросались в воду, и там их настигали оксиринхи, жаждущие испробовать человеческих гениталий.

– Весла в уключины! – скомандовал Бердан матросам и крикнул, обернувшись в сторону башни, – Скорее, Гарольд, мы не можем ждать!

Гарольд был уже в двух шагах от «Зевса». Он успел доставить Менафта по назначению, и тот, уцепившись за канат, облепленный мошкарой, полз к вершине башни. На половине пути он остановился, отдохнул и полез дальше, претерпевая боль от бесчисленных укусов. Его обнаженные руки исходили кровавым потом, он кашлял и задыхался от забившейся в нос и горло мошкары. Проделав еще четверть пути, Менафт опять остановился. Мал не мог поверить, что он выдержит и продолжит путь, но жрец нашел в себе силы сдвинуться с места и все-таки добрался до зубцов башни. Менафт вцепился в них руками, его пальцы соскользнули, но жрец удержался, обхватив канат ногами и замер. Он почему-то медлил, как будто последний шаг от него требовал каких-то сверхъестественных усилий. Его тело погрузилось в темное облако, состоящее из летучих кровопийц. Но как только Менафт подтянулся, перекинул через стену ноги одну за другой и встал на вершине башни, Мал увидел, как насекомые собрались воедино на затылке жреца и приняли форму черной пчелы величиной с человеческую голову. Мал узнал ее. Это была та самая пчела, ради которой капитан Оцеано отправился в Египет – пчела, дарующая бессмертие.

Менафт внезапно застыл, словно ужаленный в самое сердце, а затем стремительно рухнул вниз. Его тело врезалось в воду, и змеевидные рыбы поступили с ним так же, как со всеми остальными людьми, оказавшимися в воде. Но это была их последняя жертва. Вкусив плоти Менафта, рыбы скрылись в глубине вод, а черная пчела, как по волшебству, рассеялась в небе на тысячи незаметных точек, быстро исчезающих из вида.

Мал посмотрел на Сейт-Акха. Тот был явно удивлен таким исходом и не мог скрыть этого.

– Неужели в этом и состояла воля богов, – подумал Мал – завлечь жреца на вершину башни и там уготовить ему участь жертвенного агнца!

– В этом мире нечему удивляться. Здесь возможно все, что угодно, – спокойно произнес Бердан.

Он приказал тушить огни, снимать доспехи и идти к «Джирджису» спасать арабов, оставшихся в живых.

ГЛАВА IХ. ОСИРИС – НАСТАВНИК БЛАГОРАЗУМНЫХ

В полутемной комнате за овальным столом сидит чуть больше дюжины человек. Мал долго разговаривает с ними, но так и не может найти общий язык. Он молча всматривается в их лица и с удивлением ни в одном не может обнаружить даже намека на проявление разума. Перед ним – стая хищников, подчиненных звериным инстинктам. Еще совсем недавно они были людьми, но теперь это всего лишь животные. Мал понимает, что они превратились в существ, не знающих сострадания, потому что однажды заглушили в себе голос разума, и ему хочется сказать им об этом и даже отдать должное уважение их выбору, но вместо этого он кричит:

– Мерзкие твари!

Мала неожиданно охватывает возбуждение, и он не узнает самого себя. Мал встает, желая уйти прочь, но не может сделать и шага. Он оборачивается и видит, что из низа его живота тянется тонкая прозрачная нить, связывающая его с каждым из сидящих за столом. Не раздумывая, Мал обрезает нить мечом Рамзеса и сразу чувствует легкость во всем теле. От раздражения не остается и следа. Мал поднимается к потолку и летит по широкой длинной галерее и только перед самым выходом опускается на землю.

Внезапно одно из существ рывком догоняет Мала и со злобным рычанием преграждает ему путь. Мал встречается с его холодным хищным взглядом:

– Как я мог говорить с этим бессловесным зверьем?

Преследователь выхватывает меч, и его примеру следуют все остальные. Дикий вой разносится по пещере, стая бросается на Мала, чтобы разорвать его в клочья.

Принц проснулся на исходе ночи. Рядом спала Лия. «Сетх» мерно покачивался на волнах. Мал оделся, накинул плащ и вышел из каюты. На верхней палубе в носовой части корабля молился верховный жрец бога Амуна. Мал взошел на корму и там, преодолевая боль, прочитал молитву. В эти предрассветные мгновения он желал лишь одного: как можно скорее оказаться в Мемфисе.

Но стоило ему окончить молитву, как его мысли вернулись к ночному сну:

– Что означает появление зверей в человеческом облике? Похоже, что у них есть та самая часть души, с которой я утратил связь, но кроме нее у них ничего нет. А когда я отрезал нить, связывающую меня с животной частью души, я почувствовал необыкновенную легкость. И тогда мой рассудок сказал мне, что я вырвался из плена греховности. Я отверг в себе неразумное начало, с которым можно разговаривать лишь на языке кнута и пряника. И лучше потерять животную часть души, чем рассудочную. Все это так, вот только говорит это мне мой ум. Разве я могу ему верить?

Мал вспомнил трактат Ибн Луки, писавшего о том, как в давние времена две части души – животная и рассудочная – мирно уживались друг с другом, пока Эблис не искусил Адама и его жену Хаву. Шайтан заставил поверить человека в то, что одна из частей его души возвышенна и божественна, тогда как другая проста, низка и примирить их невозможно. Но в действительности, Эблис, соблазняя первых людей, посеял семена хитрости и лукавства в высшей части души, и действует он не иначе, как через нее. И чем больше человек подавляет низшее начало, тем больше шайтан получает власти над ним. Низшая часть души хоть и наивна, но чиста – Эблис ее не тронул. Человек должен полагаться только на нее, тогда как все, что исходит от высшей части души, подвергать сомнению. Сон означал, что Мал испытывает гнев, направленный против животной части души, но разум подсказывал ему, что его спасение заключается в слиянии обеих частей души, и, возможно, это произойдет в обители Христа…

Верховный жрец окончил молитву с первым лучом солнца и спустился в каюту. Мал отправился вслед за ним, чтобы услышать от него, наконец, что поход в честь первых богов завершен. Но вместо этого, жрец в который раз стал рассказывать о богах – первых наставников египтян, какие подвиги они совершили на земле, как их почитали в египетских городах и селениях и почему Пер-Меджет не был исключением среди них:

– Здешние жители великолепно знали египетские пустыни и были отличными проводниками. Они поклонялись богу Сетху, наделяющему людей воинской доблестью и способностью выживать в мире зверей и птиц. Одновременно, Сетх противостоял тому, что создал Осирис и его сподвижники. Но люди учились у него, прежде всего, жить в гармонии с природой, какой бы дикой и опасной она не казалась. Сетх учил людей понимать язык, на котором говорят звери и птицы и заботиться о них. Под его наставничеством люди и звери вместе жили и вместе умирали. Но со временем человек, изобретая все более изощренные орудия убийства, уверовал в свое превосходство над миром зверей. Он стал требовать от животных беспрекословного подчинения своей воле. Так человек отдалился от зверей и птиц и перестал понимать их язык.

– Есть ли в этом хоть толика справедливости? – спрашивал Мал самого себя.

Он помнил, с каким укором взывали к нему полулюди-полузвери из сна:

– Когда-то мы были вместе, а теперь ты предал нас. Зачем? Ведь ты такой же, как мы!

Леопард, сопровождавший его в странствиях по Египту, стая волков, служивших Лесному воину, безобидные существа из деревни оборотней вблизи Нибура, – Мал никогда не принимал их до конца, но и не смел отвергать их, памятуя о своем змеином торсе.

– Когда же брат Сетха Осирис стал наделять людей знаниями, – продолжал Сейт-Акх, – отучать их от кочевого образа жизни, пропасть между человеком и зверем стала расти. Осирис научил людей выращивать злаки и строить города, преграждать дорогу воде плотинами и, наоборот, открывать ее с помощью каналов, чтобы и в засушливые времена поля с посевами были увлажнены. Осирис дал людям искусства, ремесла и установил законы. Тогда-то и пошатнулось доверие к его брату. Люди стали забывать Сетха, и тот возненавидел все, чему наставлял людей Осирис. В особенности его ненависть была обращена на земледелие и градостроительство. Сетх считал, что Осирис призывает истязать землю, а что может быть бессмысленнее возведения зданий, которые рано или поздно обратятся в пыль? В гневе Сетх обрушивал на землю засухи, бури, шторма. В тех случаях, когда Осирис взывал к разуму, Сетх прибегал к силе. Только так он чаял вернуть людей из добровольного рабства к свободе. Война между братьями стала неизбежной. Сетх решил умертвить Осириса, подобно тому, как он сам умертвляет дух людей, развращая их роскошью. Однажды, во время пира богов, Сетх выставил на всеобщее обозрение искусно выделанный саркофаг, объявив, что подарит его тому, кому он придется впору. Один за другим боги стали примеряться к саркофагу, а когда очередь дошла до Осириса, и он улегся на смертное ложе, подручные Сетха захлопнули крышку гроба, запечатали ее свинцом и бросили в воды Нила. А когда течением реки саркофаг прибило к берегу, Сетх нашел его, открыл, разрубил тело Осириса на четырнадцать частей и разбросал их по всему Египту. Супруга Осириса Изида, ее сестра Нефтида, Тот и Анубис в течение двенадцати дней собрали тринадцать из них. Отсеченный Сетхом фаллос был брошен на съедение оксиринхам. Те без зазрения совести поглотили божественную плоть, за что и были прокляты приверженцами Осириса. Сторонники Сетха, наоборот, признали их священными рыбами за то, что те предотвратили растрату жизненной силы на созидание того, без чего человек может легко обойтись.

Пришло время, и сын Осириса Гор отомстил Сетху. Он сошелся с ним в поединке и победил, позволив сопернику вырвать у него око. Свой глаз Гор дал проглотить отцу, и тот возродился к жизни. Но лишенный фаллоса-источника жизненной силы, Осирис не стал задерживаться в мире живых, он отдал бразды правления Египтом Гору и удалился в Иару – мир мертвых. Сетха же изгнали из городов, и тот стал покровительствовать охотникам и кочевникам. Он и сам не переносил людей, неспособных оставить города и вернуться в лоно природы. Их стремление к знаниям, обладание которыми порождало только лень, жажду роскоши и чревоугодие, в глазах Сетха ставили людей ниже зверей и птиц. Разве зверь, прибегая к убийству, не ограничивается необходимым ради утоления голода, тогда как человек, если начинает убивать, то уже не может остановиться, пока не убьет всех, кто попадется ему на глаза. Горожанин, оторванный от природы, обратился в жадное и жестокое существо, способное убить лишь ради забавы, пренебрегая всякой мерой. Так считал Сетх. Возможно, он был прав, но люди уже не могли отказаться от даров Осириса. Они нуждались не только в пище для тела, но и в пище для ума. Люди тщетно возводили в честь Сетха храмы, но тем самым они только оскорбляли его, потому как бог признавал только один храм – девственную природу, только один ритуал – возвращение человека к естеству, в мир природы, где правит закон силы, где человек свободен и равен другим живым существам.

Жрец повествовал не только о расколе между богами, но и о расколе в душах человеческих. Сетх был охотником и кочевником и олицетворял собой животную часть души, Осирис – земледелец и градостроитель был воплощением рассудочной. Так боги разделили между собой власть над людьми. Обе части души стремились к истине, но разными путями.

– Вопреки воле бога-охотника – продолжал жрец, – на месте битвы богов, где пролитая ими кровь впиталась в землю, был воздвигнут храм Сетха. Вокруг него и возник город Пер-Меджет. Но Сетх понимал, что люди лишь пытаются умилостивить его, в действительности, поклоняясь величию Осириса. Участь Пер-Меджета была предрешена. Его жители познали множество болезней и несчастий, на них беспрерывно обрушивались бури и землетрясения. А когда город перешел в руки арабов, те уничтожили храм Сетха, пожелав построить на его месте мечеть. Но христиане отвоевали город еще до того, как арабы успели заложить первый камень в ее основание. На месте храма выросла мощная смотровая башня. Когда арабы вновь захватили город, они не стали ее сносить, разумно рассудив, что она им самим может пригодиться. Между тем, боги ненавидели то место, где она была построена: один за обилие оксиринхов в местных водах, другой за то, что священное место было осквернено возведением храма. Рано или поздно Пер-Меджет должен быть разрушен. То, что должно свершиться – свершилось.

Из рассказа жреца Мал догадался, почему погиб Менафт, почему оксиринхи пожирали человеческие гениталии, и почему мошкара так беспощадно преследовала людей вблизи Пер-Меджета. Для него перестало быть удивительным то, что арабы пострадали больше всех остальных – ведь это именно их соплеменники когда-то уничтожили храм Сетха. Также Мал еще раз убедился в том, что сон говорил ему о разрыве связи с животным началом. Теперь он понимал змея, жаждущего уничтожить всякого, кто бросил вызов силе первых богов, но он не мог понять одного: зачем жрец все это ему рассказывает… Неужели ради того, чтобы Змеиный князь встал на сторону Сетха или Осириса?

– Ты многое прояснил мне, – сказал Мал, – но скажи, теперь я свободен от дани твоим богам?

– Ты будешь свободен, как только ступишь на землю великого Мемфиса, Змеиный князь, – ответил жрец.

Малу даже показалось, что он ослышался, но переспрашивать не стал:

– Я буду ждать этого дня с надеждой и смирением.

Жрец отправился спать, а Мал поднялся на палубу и присоединился к утренней трапезе. Наблюдая за Аузахетом, угощающим Лию сладкими орешками, Мал задумался, почему капитан поначалу управлял кораблем, который сам же назвал «Гором», а затем сменил его на «Сетха»? Когда после завтрака он спросил его о том, каких богов он почитает больше всех остальных, Аузахет ответил ему так:

– Как среди богов, так и среди людей у меня нет фаворитов. Я поклоняюсь им всем в равной степени.

Мал вспомнил, что Сейт-Акх на похожий вопрос ответил ему так же, хотя и именовал себя верховным жрецом бога Амуна.

– Но почему ты первый корабль назвал в честь бога Гора, а последующий в честь Сетха?

– Когда вы меня наняли, первым, кого я встретил, оказался Гор – юноша, мечтающий стать капитаном – отвечал Аузахет. – Это был знак, благодаря которому я выбрал имя для парусника. В Нибуре я стал капитаном другого корабля и выбрал имя противника Гора – Сетха, чтобы и ему воздать должное.

– Выходит, действия капитана были осознанными, – подумал Мал, – и он пытался задобрить враждующие друг с другом силы, и совсем неслучайно то, что к храму Сетха, они подплыли на корабле с именем «Сетх».

В полдень, когда для всех пришло время обеда, а для судового повара приготовления к ужину, он, рассчитывая угостить всех мясным блюдом, полез в загон для животных. Повар поймал поросенка, но тот уже за пределами загона выскользнул из рук ловца и вырвался на волю.

– Лови его! – закричал повар и кинулся в погоню.

– Растяпа! – прикрикнул на него кто-то из нибурцев.

Поросенок тем временем спрятался за ступенями лестницы, ведущей на верхнюю палубу. Повар, не успев заметить, куда делась его жертва, заметался по палубе.

– Да вот же он! – расхохотался Аузахет.

Лия, Мал и еще несколько матросов принялись помогать повару. Поросенок не давался и отчаянно визжал, а когда ему удавалось найти укромное место, он затихал, ничем не выдавая себя. Если кто-нибудь ловил его руками, то поросенок ловко выскальзывал, и погоня, которая все больше походила на игру, возобновлялась. Причем, скорее, поросенок играл с людьми, чем люди играли с поросенком. Так продолжалось до тех пор, пока животное с визгом не забежало в каюту, где спал Сейт-Акх, и тогда все замерли, – никто не решался проникнуть в покои верховного жреца. Тот вышел сам, держа в руках на удивление успокоившегося поросенка.

– Парус на горизонте! – раздался крик впередсмотрящего.

Корабль шел с запада, по правому борту в том же направлении, что и набурский флот. Его очертания были едва видны.

– Следовать по курсу! – приказал Аузахет.

Матросы высыпали на палубу, столпились вблизи правого борта и внимательно наблюдали за чужаком.

– Пора обедать! – напомнил капитан Аузахет, – не стойте, как истуканы, что вы корабля никогда не видели?

Матросы засуетились: одни побежали за корзинами с едой, другие спустились в трюм, чтобы вынести наверх бочку с водой.

За обедом верховный жрец отказался от рыбы и мяса. Выпив воды, он молча сел под мачтой и принялся наблюдать за стремительно догоняющим их парусником. Теперь уже можно было ясно разглядеть его красно-белые паруса, точь-в-точь такие же, как у летающего нибурского корабля. Различие между ними заключалось в значительном превосходстве чужака по размерам – не меньше, чем в два раза, а также наличием трех мачт вместо одной.

– Парусник набирает скорость почти так же, как наш «Гор», – заметил Аузахет.

А когда парусник приблизился к «Сетху» на расстояние выстрела из катапульты, к Малу пришло состояние покоя и безмятежности. Это было в точности, как во сне, перед тем, как он взлетел. Мал обернулся к Лие:

– Чувствую легкость во всем теле. Еще немного, и я взлечу.

– А я бы сейчас с удовольствием пробежалась по воде, – улыбаясь, ответила Лия.

Нибурские воины по приказу своего предводителя облачились в доспехи и приготовились к встрече с неприятелем.

Между тем парусник приблизился к борту Сетха настолько, что можно было различить гигантское око на его носовой части, тонко выделанные перила, мачты и надпалубные надстройки. Мал решил, что на нем плывут египетские мореплаватели, и подошел к жрецу, чтобы получить от него разъяснения. Сейт-Акх смотрел на корабль с восторгом, и сам при этом выглядел так, как будто ему предстояло священнодействие.

– Всевидящее око Гора, – сказал он, указывая в сторону парусника, – это посланники первых богов.

– Так ты ждал их прибытия?

– Я молился, чтобы как можно скорее увидеться с ними. – ответил Сейт-Акх, не сводя глаз со стремительно приближающегося парусника.

Жрец был явно взволнован предстоящей встречей.

– И взял он око свое и дал тебе его, господь вечности, – пропел он едва слышно. – Душа твоя в нём, о радетель благоразумных. Пробудись, Осирис, пробудись бог усталый, владыка, отошедший в край безмолвия!

Капитан Аузахет, как только корабль пошел на сближение, приказал спустить паруса. Мал отметил про себя, что обычно в таких случаях Аузахет ругался на чем свет стоит, а сейчас был на удивление спокоен. Строй нибурских кораблей нарушился: «Гор» и «Артемида» тоже спустили паруса, остальные девять выстроились полукругом. Незнакомый корабль плавно сомкнулся с левым бортом «Сетха», с его стороны спустился мостик и по нему грациозно сошли пять юношей и шесть девушек в белых тогах и черных париках. У каждого к поясу был пристегнут короткий меч. Они держали себя так, как подобает людям благородного происхождения. Сейт-Акха пришельцы приветствовали поклоном, после чего один из юношей произнес, обращаясь к Малу:

– Первые боги земли Та-Кемет благодарят тебя, Змеиный князь. Твоя слава идет впереди тебя, и мы чтим твою силу и мудрость.

Юноши и девушки поклонились еще раз.

– Неужели это и есть истинная причина, по которой прибыли посланцы богов? – усомнился про себя Мал. Ему было безразлично, кто они на самом деле, его беспокоило только одно: зачем они здесь, каковы их истинные намерения?

– Я желаю, чтобы с вами пребывала извечная благодать богов, и прошу поведать, что привело вас на борт этого корабля?

– Мы – воины Осириса и следуем из города Абуду, освобожденного нами от арабского владычества. Наш путь лежит в Мемфис. Мы явились, чтобы сопровождать великого героя Та-Кемет в город богов.

Мал никак не ожидал услышать таких речей. Он знал, что пришельцы не лгут, и все же они что-то не договаривают. К чему эти почести? Мал всего лишь наемник – у него нет господина среди змеиных богов.

– Благодарю вас за оказанную мне честь, – Мал преклонил голову, – я вряд ли достоин ее. Если же вы настаиваете на том, чтобы идти вместе с нами, полагаю, что адмирал Бердан не будет возражать. Как ты считаешь, Аузахет? – Мал обернулся к капитану «Сетха».

– Все верно, – подтвердил Аузахет.

– Мы последуем за тобой, Змеиный князь – сказал юноша и снова поклонился.

Только сейчас Мал поймал его взгляд и поразился тому, насколько он был холоден. Голос юноши звучал с торжественной красотой, а его глаза при этом были пусты и безучастны. Но ведь именно так смотрит на мир и он сам. Значит, перед ним, такие же, как он, бесстрастные рыцари, способные заглянуть человеку в душу и распознать его чувства. Одиннадцать воинов сошли на борт «Сетха». Он – двенадцатый по счету. Так же, как и вновьприбывший корабль в нибурской флотилии. Сомневаться не приходилось – их судьбы связаны между собой.

Посланцы богов вернулись на корабль, и Мал направился к капитану Бердану. Адмирал встретил его на капитанском мостике. Он все видел собственными глазами.

– Как называется этот корабль? – первым делом спросил Бердан.

– «Осирис», – уверенно сказал Мал, хотя никто при нем не произносил имя корабля.

– Его мачты тонкие как свечи. Великое благо, что он не познал шторма. А как зовут его капитана?

– Он не сказал мне свое имя.

– Разве ты не знаком с ним?

– Я не знаю никого из этих людей, зато они знают меня.

– Тебе не кажется это странным, мой добрый друг?

– Это действительно странно, – подтвердил Мал.

– Как они смогли найти наш флот в водах бескрайнего Нила, и как они смогли безошибочно выбрать корабль, на котором плывешь именно ты?

Такие вопросы Малу с некоторых пор даже не приходили в голову.

– Они всего лишь преданно служат своему богу, и тот открывает им любой путь.

– Готов ли ты поручиться за них своей честью?

– Я даю слово, что они не причинят никакого вреда нибурскому флоту.

– Этого достаточно.

– Неужели, вы допустите, – вмешался Геральд, – чтобы этот корабль шел вместе с нами, не зная, будут ли они подчиняться вашим приказам?

– Нам не о чем волноваться. С этим кораблем у нас слишком разные цели. Я не буду командовать людьми, взявшимися неизвестно откуда и отдавать приказы капитану, имени которого я не знаю. И если ему вздумается отделиться от нас и пойти своей дорогой, то я не буду возражать.

«Осирис» занял место в строю вслед за «Сетхом», но вскоре ветер ослабил паруса, а потом и вовсе прекратился. Флот замер посреди Нила. Ожидание ни к чему не привело. Ветер так и не появился. Матросы принялись развлекаться игрой в кости. Аузахет разогнал их, заставив чистить палубу до блеска. Между тем, на флагманском корабле матросы вставили весла в уключины и своими силами сдвинули с места корабль. Всем остальным пришлось последовать их примеру. Над палубой пронесся ропот – матросы обвиняли приставший к их флоту корабль в том, что именно из-за него пропал ветер. Аузахет сначала разогнал недовольных, как крыс по норам, а потом, подобно мудрому родителю собрал их и объяснил, что этот корабль – знак богов, к которому нужно отнестись с должным почтением. Раздались ритмичные всплески весел – корабль двинулся прежним курсом.

К вечеру небо заволокло мутной пеленой. На горизонте появилась стремительно разрастающаяся туча. Как только до кораблей долетел порыв колючего ветра, разразилась буря. Матросы едва успели закрепить паруса на реях, собрать навесы и спрятать их в трюме. Сверху людей секли струи дождя, снизу к ним тянулись щупальца волн. Аузахет велел всем привязаться к мачтам и бортам и помалкивать, чтобы в тот момент, когда он отдаст приказ, его мог услышать каждый. Мал и Лия, прижавшиеся друг к другу, защищаясь от почти сплошных потоков воды тонким и потому бесполезным плащом, беспрекословно дали себя привязать и вовремя: ветер стал яростно раскачивать корабли из стороны в сторону. Прямо у них на глазах «Гера» наскочила на «Гефест» и разбила ему корабельные весла по левому борту в щепы. Два человека упали за борт. Чтобы избежать еще одного столкновения, Аузахет приказал отгрести как можно дальше от других кораблей. Гребцы, что было сил, вонзили в клокочущую воду лопасти весел.

– Но так мы потеряем из виду наши корабли! – возмутились нибурцы.

– Это будет меньшее из зол, что нам суждены сегодня, – осадил их Аузахет, – еще немного и корабль будет нестись по волнам сам по себе.

Буря стихла только ночью. Качка прекратилась, и капитан приказал зажечь фонарь, чтобы дать разглядеть месторасположение «Сетха» всем остальным судам. Всю ночь вокруг корабля, управляемого Аузахетом, собирался нибурский флот, а если кто-либо вдруг терялся из виду, то капитан великодушно приказывал остановиться и подождать отстающего.

На рассвете выяснилось, что по пустыне серой воды бредут только девять из двенадцати кораблей. «Сетх» и его команда, благодаря искусству капитана Аузахета, остались целы и невредимы. «Зевс» и «Гера» лишились мачт. Корабль «Миндия» затонул, а его экипаж перебрался на борт «Бастет». «Гор» и «Осирис» бесследно исчезли. Мал взобрался на верхнюю палубу и в тревожном ожидании вглядывался в море в поисках их останков.

Царицы Гатара и Матара с проходящего мимо «Бастет» обратились к верховному жрецу и попросили перебраться на время к ним на борт, чтобы возблагодарить богиню навигации Хатор за спасение – настолько велика была радость богобоязненных матросов. Жрец исполнил их просьбу и пропел молитву на верхней палубе «Бастет»:

– Слава вам, боги и богини, владыки неба, земли и воды! Сердце Ра ликует, когда он видит ваше совершенство, изливающееся счастьем на страну Та-Кемет. Он радуется вашему величию и могуществу. Он становится юным, как в начале времен, когда вы на его глазах привносите воздух в пути, что прежде были лишены дыхания…

Египтяне на «Сетхе» во главе с Аузахетом присоединились к молитве жреца, и голос Сейт-Акха слился с другими голосами. Мал прочел молитву во славу Иисуса Христа, а стоящая рядом с ним Лия неожиданно достала спрятанную у нее под одеждой икону девы Марии и поцеловала ее.

– Откуда она у тебя? – спросил Мал.

– Елена отдала мне ее перед смертью.

– Это хорошо, что ты сохранила ее.

– Скорее всего, я – христианка, – робко предположила Лия. – Когда Елена молилась, я слушала ее слова так, как будто знала их раньше. Раз я не из Артемидоса, значит, она не зря отдала мне свою деву Марию.

– Даже если это так, вера без молитвы пуста, а молитва без веры слепа.

– Я так и не выучила слов ни одной из них.

– Слушай и повторяй: премудрый Господь, да будет воля твоя во мне!

Лия послушно трижды повторила молитву, после чего Мал пояснил:

– Произноси ее всегда: в смятении и в твердости. Нет ничего важнее, чем слышать и понимать волю Господню. Ради этого я готов тысячу лет прожить в яме, наполненной гадами и грызунами. Только тот, кто знает волю Божью, поистине счастлив, потому как каждому из нас Бог уготовил благо, и он ведет нас к нему, не ведая усталости. Тот же, кто глух к воле Господа, следует в ад, ведомый своей гордыней.

Мал краем глаза заметил, что кто-то еще на нижней палубе «Бастет» перекрестился. Мал всмотрелся в лица людей, которых он почти наверняка не встречал в замке Матары и Гатары. Он встретился взглядом с высоким седовласым человеком с крупными чертами лица. Мал кивнул, и тот кивнул ему в ответ.

За завтраком Аузахет объяснял ему, почему Гор должен был непременно вывести корабль из шторма. Он выискивал один довод за другим, убеждая не столько Мала, сколько самого себя. Аузахет утверждал, что Гор самый прилежный его ученик, а, кроме того, рядом с ним – опытный Сехмен.

– Ты думаешь, что Гор не справился с рекой и утонул? – спросила Лия, строго глядя в глаза Малу.

Мал и в самом деле полагал, что Гор не вернется, но по обыкновению не проявлял даже намека на горечь утраты. При этом Мал не верил в крушение «Осириса» – разве для такой бесславной гибели присоединился к нибурскому флоту посланец богов?

– Губит людей не море и не река, а ветер! – вскрикнул Аузахет так, словно бы его ужалила пчела.

Мысль о том, что Гор погиб, и в этом есть часть его вины, уже разъедала Аузахета изнутри, но слышать, как кто-то рассуждает о смерти юного и неопытного капитана, было выше его сил.

Пока матросы сливали с кораблей воду, сушили паруса и чинили мачты, женщина с «Бастет», взобравшаяся на рею, потеряла равновесие и свалилась в воду. С трудом удерживаясь на поверхности, она стала кричать и просить о помощи. Двое матросов немедленно кинулись за ней. Еще несколько мужчин и женщин прыгнули в воду, но лишь затем, чтобы искупаться.

– Вот дура! – недовольно проворчал Аузахет – Сначала научись плавать, а потом лезь наверх.

Мал видел, что капитан готов сорваться на ком угодно. Он сам тут же представил себе, как во время шторма корабль Гора переворачивается, юный капитан идет на дно и через некоторое время оказывается в щупальцах гигантского Кракена. Страшная картина, воссозданная его собственным воображением, проявилась столь ярко, что Мал не удержался и описал ее Лие.