Текст книги "Четверо в каменном веке. Том 2 (СИ)"

Автор книги: Neiznaika

Соавторы: Дмитрий Селиванов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

– Оля, командуй!

Женщина вытерла вспотевший лоб подруги, спросила:

– Как ты, живот тянет?

– Чуть-чуть.

– Вот как не «чуть-чуть», так ты не стесняйся. Поняла?

– Поняла. Пока нет...

И тут же вытаращила глаза, с силой выдыхая через рот:

– Сейча-а-а-а!

Несколько быстрых вздохов – и снова крик.

В перерывах между схватками Ольга вытирала ей лицо и успокаивала.

– Ощущение, что меня сейчас порвёт.

– Ничего, ничего. Всё зарастёт.

– А если я кровью истеку?

– Всё будет хорошо.

– А если...?

– Всё. Будет. Хорошо.

***

Час проходил за часом, а ситуация не менялась. Только схватки становились всё чаще. Десять минут криков и удержаний, а потом перерыв – всё короче и короче. Ирина при схватках то выгибалась дугой, то наоборот, поджимала колени. Приходилось сдерживать, чтобы не выпрыгнула со стола и на начала тужиться раньше времени.

И только часа в три пополудни Ольга выдохнула:

– Скоро. Схватки и промежутки сравнялись.

Все уже давно сидели вокруг стола с роженицей. А чего бегать? За несколько часов всё стало привычным. Даже Михаил, переживавший больше всех, успокоился. А уж Галё вообще оставался невозмутим, как индеец.

Будто дождавшись слов подруги, Ира вздохнула полной грудью и поджала ноги. И тут Михаил понял, что ни хрена он не успокоился. Когда твоя женщина рычит от боли, когда её крючит – успокоиться нельзя.

– Галява́, – сообщила Йв.

– Много? – Уточнила Ольга.

Йв замешкалась и Михаил наклонился посмотреть сам.

– Почти ничего не видно. Только самая вершинка купола.

Ольга коротко кивнула.

– Давай, девочка. Подыши. Помнишь, как учили? Отдохнуть надо. Теперь нельзя будет останавливаться.

Это тоже обсуждалось. Показавшаяся головка означала, что скоро животик плода дойдёт до выхода и будет пережата пуповина.

– На, Ирочка, попей. Потом некогда будетю Йв, меняемся местами!

Не успели девушки дойти до мест, как Иру снова скрючило. Теперь потуги пошли сплошняком. Вздохнёт пару раз – и спазм. Но что-то пошло не так, потому что Ольга обеспокоенно посмотрела в глаза мужа.

– Что? – У Ирины тоже поднялась паника. – Что! А-а-а-а!

Очередной спазм окончился резким выдохом и шипением.

– Больно!

Лицо Ольги стало жёстким:

– Режем! Миш, ты инструмент простерилизовал?

– Какое «режем»? – Девушка начала вырываться. – Вы там ох*ели? Мы же говорили, что это крайний случай!

– А это и есть крайний! – Рубанула старшая. – Миш, сам погляди.

Михаил наклонился. Выход расширился на сколько возможно, но этого не хватало. Судя по закруглению, до максимального сечения ещё далеко, а ткать вокруг головки натянулась до белизны и выпирала рукавом. Эдакая кожаная манжета. Михаил вытащил из остывшей уже кастрюльки прокипяченные ножницы.

– Где?

– Мне резали здесь.

Ольга показала немного левее направления на очко.

– Да не дрожи ты!

– Ага...

Михаил попытался поддеть край пальцем. Не ножницами же тыкать? Не получалось. Ещё раз нервно вздохнув, он достал лезвие, как замену скальпелю. Точечно ткнув уголком в самый край, он резко отдёрнул руку: подпёртое давлением, тельце полезло само.

– Давай! – Раздался крик Ольги. – Давай, родная! Через боль. Всё у нас, баб, через боль.

Михаил еле успел бросить лезвие обратно в кастрюльку (чтоб никто не порезался), как показалось плечико. И тут же, почти без перерыва, младенец практически выпрыгнул ему на руки. Дрожащими руками (не уронил!) отец положил заоравшего ребёнка на живот матери. Его тут же подхватила Ольга. Повернула боком, завязала пуповину шнурком. Их заранее выбрали – самые гладкие – и простерилизовали с другими инструментами.

Дальше уже неспешно затянули второй шнурок и перерезали пуповину. Так же неспешно дождались выхода последа. Ольга только его аккуратно, на грани сопротивления вытягивала, чтобы не свернулся внутри. Ира в конце ещё немного потужилась – и выпал.

Все облегчённо вздохнули, расслабленно заговорили. И тут неандерталка застыла.

– Начялося.

– Что?!

Закричали все, кроме Галё. Но он тоже посмотрел удивлённо. Да и роженица тут же замолчала, вслушиваясь в себя.

– Кажется, действительно схватки. Ой!

Мысли Ольги застрочили как пулемёт:

– А этого мы не ожидали. Миша, быстро ещё шнурки. Кипяток остался? Просто ошпарь. Беги, я приму. Стой! Ножницы тоже ошпарь.

Пока психующий отец искал шнурки, пока бежал вниз и набирал кипяток из ведра, пока с ковшиком и инструментом в нём бежал обратно, всё уже закончилось. Старший лежал с одного бока от матери, а младший распластался на животе. Повторилась процедура с завязыванием пуповины и ловлей последа. Помыли малышей, обработали им пупки остатками зелёнки. Мамочку тоже помыли – обтёрли, как получилось, кровавые сопли сырыми тряпками. Шить промежность Михаил не рискнул. Это ж надо хирургический инструмент и специальные нитки. Кровотечение уже остановилось, поэтому только помазали зелёнкой. Чем хороша именно зелёнка – она, в отличие от йода, не сушит и не обжигает. То есть, действует нежнее. Это ещё маленькому Михаилу и его отцу объяснил врач, когда они притопали с разбитой головой. Так и сказал: хорошо, что зелёнкой мазали, а не йодом. А отцу просто первой в аптечке попалась зелёнка.

Иру уже сняли со стола, Михаил уже потащил роженицу в спальню...

И вдруг:

– Начялося.

Глава 19. Продолжение переполоха

Никто из них не ходил на «Ревизора». Аборигены по вполне понятным причинам. А остальные хотя и бывали в театре, но «Ревизор» знали только по школьным урокам литературы. Сейчас все трое попаданцев почувствовали себя участниками той самой финальной сцены. Ольга сурово так, с подозрением оглядела роженицу.

– А я чо? Я ничо! – Не менее удивлённо ответила та из рук Михаила.

Вождь, пожав плечами, вернулся к столу. Поставил ногу на стул, пристроил Ирину и облегчённо выдохнул – как бы ни была мала младшая жена, но в её атлетической фигурке явно больше шестидесяти килограмм.

– Что смотрите? Убирайте куда-нибудь этих, – он кивнул на близняшек. – Тут новые на подходе. Застилайте снова. Оль? Есть другое одеяло? А то это вымокло. Одна чистая простынь ещё осталась, хоть и валялась долго на воздухе.

– Мишенька... – Ира нежно прислонила голову к плечу мужчины. – Так ведь нет ничего... никого во мне уже. Теперь точно чувствую.

Глава семейства так же подозрительно и задумчиво, как перед этим старшая жена, поглядел девушке в глаза.

– Нету, нету. – Несколько раз кивнула та.

– Ми-и-иш... – Раздалось от дверей.

Вождь повернул голову: Ольга стояла, подперев косяк, и глядела куда-то внутрь себя. Наконец, отмерла и полезла рукой в промежность. В наступающих сумерках видно было плохо, но и так стало понятно.

– А я думала, что спину тянет от усталости. – Произнесла она задумчиво.

Михаил заставил себя действовать.

– Так! Я сейчас!

Он энергично подхватил Иру и зашагал в спальню. Вернулся за малышами. По какой-то подсознательной, нерациональной причине положил старшую (а это оказалась девочка) по правую руку от матери. Сына, родившегося на полчаса позже – с левой стороны. Снова, как ещё осенью, когда узнал, что женщины беременны не от него, мелькнула мысль: считает ли он этих детей своими? И честно ответил себе: да. Невозможно девять месяцев помогать матерям во всём, наблюдать, как развивается беременность – и не перенести это состояние на новорождённых. Он так же, как когда-то с Мстиславом, переживал за жён, за их здоровьем. А уж принятые роды – это как импринтинг, только в другую сторону. И даже запарка последнего месяца, когда женщины почти ничего не делали, ушла куда-то на задний фон. Ведь уже всё – теперь нервотрёпка ожидания завершена. Правда, впереди другая нервотрёпка с ночными тревогами. Но это потом...

Ира устало прикрыла глаза и мужчина решил уйти, чтобы не мешать. Отошёл к дверям, но жена снова позвала его:

– Мишенька, положи их по-другому. Я тут подумала... Сделай с боков подставки из подушек и одеял. Пусть малыши лежат вровень с грудью. А то у меня сил нет. Ни их поднять, ни самой повернуться.

Михаил быстро устроил что-то вроде мягких полочек, ещё раз поцеловал в лобик бледную и потеющую от слабости жену. Улыбнулся в ответ на тень её улыбки и вышел. От кровати отходил нежный папочка и любящий муж, а порог перешагнул собранный и строгий к пациентке врач. Ну, в школе он хотел стать врачом, да как-то не сложилось. Что ж – греби полной ложкой.

Посмотрел, что происходит в большой комнате. Ольга сама умудрилась забраться на стол и теперь сидела, откинувшись на руки и свесив ноги. Хлопнул себя по лбу: одеяло! Выяснил, какое можно брать. Потом был долгий поиск именно того одеяла, которое надо. Раскладывание постели на половинке стола – Михаилу вспомнилась статья из учебника медсестёр (попадался ему и такой) о смене белья у лежачих больных. Наконец, очередная роженица лежала, уперев пятки в мягкие валики – подогнутые ноги несколько раз соскальзывали и Михаил придумал закатать край одеяла в рулон. Но творческая мысль работала дальше. Полностью подготовив всё, что возможно – только инструменты ещё кипятились на подтопке русской печи, он с выражением дешёвого коммивояджера произнёс:

– Дорогая, у меня для тебя подарок!

И показал черенок от лопаты. Толстый, ровный и крепкий.

– Блин... Сапегин...

Ольга уже пережила несколько приступов схваток, да ещё дневная усталость. Короче, ей было не до приколов. Но доморощенный акушер продолжил:

– Вот, попробуй.

Он подложил палку под колени жене, и положил её ладони возле широко раздвинутых ног.

– Смотри, тебе всё равно надо за что-то держаться, чтобы боль терпеть. А так...

Ольга моментально оценила положение, посмотрела в честно распахнутые глаза мужа и хихикнула. Потом её прорвал ржач.

– Сапегин! – Выкрикнула она между приступами смеха. – Ты, блин, нашёл способ, чтобы не утруждаться лишний раз! Что ж ты с Ир... О-о-оййй-у-у!

Ольга часто задышала, успокаивая боль от спазмов.

***

И снова потекли часы дежурства, только уже ночью. Свечей оставалось не так много, и к весне Михаил сочинил спиртовую горелку. Он в школе такие делал – из банки с железной крышкой и хлопчатобумажного шнурка. Правда, самогона тоже немного, но его в спиртовку много и не надо. Теперь несколько спиртовок, расставленные по полкам и окнам, давали освещение хоть слабое, но без глубоких теней.

Неандертальцев вождь отправил поспать, постелив на полу. Сам же не мог отключиться полностью и дремал на стуле, вскидываясь от каждого движения жены. Схватки та переживала сдержанней, чем младшая. Но всё равно: то забрать палку – мешает, то дать обратно – так легче, то помочь повернуться, то поправить сползающее одеяло. Одновременно с дежурством возле одной роженицы, приходилось наведываться к уже родившей. То принести попить, то поправить подставки, на которых лежат дети, то помочь выбраться в туалет.

В предрассветных сумерках Ольга позвала:

– Миша...

– А? Что? – Поднял он голову, лежащую между её ног.

– Давай, смотри раскрытие. Кажется, совсем скоро.

И попросила палку. При поднятых и раздвинутых ногах вход немного приоткрылся, но что там в глубине – не видно. Тут бы фонарик и эту штуку, которой гинекологи раздвигают у женщин вот это всё. Придётся на ощупь. Михаил сделал всё, как инструктировала жена: ввёл пальцы вдоль стенки, нащупал выпуклость в том конце, повёл к центру. И вдруг выдернул, нащупав что-то мягкое, отличное от напряжённых мышц шейки матки.

– Ты чего? – Удивилась Ольга.

– Да испугался, что это этот. Как его? Родничок. Ещё мозг проткну.

– Не бойся, ничего страшного. Не так уж просто это сделать. Да и вряд ли это родничок. Может, остатки оболочки. Но ты всё равно не тыкай. Просто веди. Давай, соберись!

Михаил несколько раз вздохнул, снимая напряжение, и снова ввёл чуть подрагивающие пальцы. Осторожно трогая то тут, то там, представил в уме, как это выглядит. Прикинул размеры:

– Почти ладонь.

– А сколько у тебя ладонь?

– Ну.... 10 или 12 см.

– Тогда дай попить и буди Йв. Ещё пару схваток – и всё... На! Палку возьми. Отдохну пока.

Будить неандерталку не пришлось. Когда Михаил вернулся с питьём, она уже сидела возле стола и о чём-то шепталась с его женой.

Ольга будто морально подготовилась и решила всё сделать за раз. А может, совпало по времени. Стоило Михаилу её попоить, как она решительно потребовала черенок. И сразу, как приняла нужную позу, наступили схватки. Но перерыва уже не было. Ольга рычала, напрягая живот и вцепившись в деревяшку. Делала паузу – буквально на несколько секунд, чтобы отдышаться. Несколько быстрых вдохов-выдохов – и снова полукрик-полурычание через сжатые челюсти. У Михаила мелькнула мысль – не сунуть ли деревяшку в зубы. Но привести в исполнение он не успел. В неверном свете многочисленных мелких светильников он увидел что-то между ног роженицы. Мозги ещё соображали, что вот – началось, а выпуклость превратилась в неровный шар, шар перешёл в что-то скомканное, как куча сосисок.

– Лови-и-и, твою мать!

Крик жены заставил дёрнуться и подставить руки. На них плюхнулось это нечто – мокрое, склизкое, теплое, синюшного цвета и орущее. Да, ребёнок заорал сразу, только показавшись.

– На живот положи.

– А... Да...

Машинально отметив – девочка, он положил младенца пузиком на живот матери. Новорождённая, продолжая кричать, раскинула руки-ноги, как лягушка. Теперь уже полностью придя в себя, отец достал из воды приготовленные шнурки. Перевязать сантиметров в пяти от животика малыша. Мало ли какие проблемы будут. Иногда пуповина загнивает. Лучше пусть запас будет. Если что, можно отрезать. Второй шнурок через несколько сантиметров. И ножницами – чик! На самом деле «чик» не получился. Ещё в прошлый раз он понял, что самые острые ножницы не столько резали, сколько мусолили эту кишку. Но сумел всё же отпластать. Помазал срез зелёнкой. Точнее – уже чуть окрашенный «бриллиантовым зелёным» раствор самогона и настойки чистотела. Спирт и сок растения обеззараживают, а зелёнка дает плёнку, которая прикрывает рану. Зачем-то (кто поймёт сумерки разума?) помазал и тот конец пуповины, который уходил в живот роженицы.

Вытерев испарину – у себя и у жены, Михаил наблюдал, как новорождённая первый раз нашла сосок с пищей. Ольга сжала грудь и брызнула в открытый ротик. Малышка тут же заткнулась и замусолила беззубыми челюстями. Сил ей пока хватало только глотать. Сосать не получалось, и усталая, но счастливая мать, прикалываясь, так и брызгала понемногу молоком, сжимая грудь. Минут через десять она оторвала девочку и показала жестом: рядом положи. Снова заворчавшая малышка вертела головой, пытаясь найти вкусняшку, но матери пока было не до неё.

– Сейчас послед пойдёт, – сообщила она мужу. – Уже чувствую потуги. Ты тяни понемногу, но не дёргай.

Вскоре кровавая пенистая масса с сизо-бурым хвостиком пуповины плюхнулась в тот же таз, что и две предыдущие. Надо будет спалить эту гадость – типа, от сглаза. До сих пор во многих семьях сжигают обрезанные волосы и ногти, или запачканные кровью тряпки. А уж такой «компромат» – тем более. И это не зависит от того, городская семья или деревенская.

Ещё через полчаса, после умывания, Ольга и малышка – одна спящая, другая немного приободрившая, готовились двигать в спальню.

– Ты извини, Оль, но сама знаешь – тебя я не потяну.

Михаил оглядел высокое и плотное тело своей жены-валькирии.

– Ну, разве что подхватить в порыве страсти. Но до другой комнаты не унесу.

Женщина только махнула рукой. Кивнув с облегчением (а вдруг пришлось бы тащить?), мужчина помог жене спуститься, подхватил свёрток с ребёнком и повёл Ольгу в спальню. Но расслабиться ему сегодня было не суждено. На пороге комнаты их догнал голос неандерталки:

– Начялося.

***

В какой-то прострации Михаил уложил жену, поправил постель, поцеловал обеих женщин. Потом полез в аптечку: в бутылочке с элеутерококком ещё что-то оставалось. Сейчас ему мог помочь только энергетик. Элеутерококк, конечно, по воздействию не такой мощный, как кофеин+таурин+аскорбинка, которые намешаны в энергетике. Но зато сердце не садит. Кстати, насчёт витамина С. Надо хоть капусту квашеную пожевать. И вообще перекусить. Больше суток на нервах, почти без сна. Когда ел – не вспомнить. И ещё впереди дежурство.

Когда вождь и шаман, прихватив из подполья капусту и колбасу, вернулся к роженице, та уже лежала в соответствующей позе с черенком под коленями. Про то, что неандертальцы то ли считают их семью шаманами, то ли приняли Михаила как вождя, трое попаданцев начали подозревать сразу. Очень уж уважительное поведение у них было. Но прошло больше месяца, пока стало возможным разговаривать на отвлечённые темы. Тогда Йв им и вывалила всё, что думает о них. Такого сумбура в голове Михаил ещё не встречал. Разве что в промытых западной пропагандой мозгах у народов бывшего Советского Союза. А с неандертальцами они тогда так и не решили, как поступать: оставить поклонение или обучать всему, что знают. Но оставлять на самотёк нельзя. Аборигены совсем не дураки. Постепенно поймут, как всё происходит. И если не вывалятся в футуршок, то могут просто убить. Из-за разочарования в низвержении идеалов. Считали Шаманом Шаманов, а оказался простым человек. Да ещё и таким слабым и неумелым по жизни.

Михаил подошёл к столу с приготовившейся девчушкой. Непроизвольно поморщился: очень уж специфически пахнут неандертальцы. Всю зиму, когда стали мешать животы, будущие мамочки помогали друг дружке мыться. Но последние сутки неандерталке никто помочь не мог. А потела она активно. И выделения ещё из утробы. Подавив отвращение, он положил ладонь на промежность.

– Я сейчас проверю, готова ты или нет. Ты видела, как у других делал. Пальцами пощупать внутри.

Кажется, будет сложно. Его жёнам осмотры не казались чем-то экстраординарным. Они уже бывали у гинеколога, одна больше раз, другая меньше, но обе ходили на приём. Для дикарей подобное звучит как что-то странное и запретное. Кто в диком племени может додуматься тыкать в письку пальцами или непонятными инструментами? Видя, что Йв зажалась и слишком сильно смущается, решил надавить другим способом:

– Я Шаман шаманов. Шаману шаманов такое можно.

Йв, решившись, зажмурилась от страха и стыда, но кивнула. Михаил двигал рукой как можно аккуратнее, но всё равно непривычная процедура явно была неприятна беременной. Ну, так и он не гинеколог, его не учили. С другой стороны, сколько баек, что мужчины в подобных процедурах действуют нежнее, чем женщины. Но здесь другая проблема. Для рождения пути должны раздвинуться до 10-12 см, как сказала Ольга. Перед рождением Мстислава она горы литературы проштудировала. Хоть какой-то специалист. Михаил задумчиво посмотрел на ладонь. Вот она, ширина в 10 см. Но он не может всунуть больше трёх пальцев – настолько всё узко. Спрашивается, как она будет рожать? Её же порвёт нахрен.

Попробовал ещё раз, как можно медленнее. И постоянно приговаривал что-нибудь успокаивающее, поглаживая девушке ладошки и колени. Стало понятно, что мешает не узость самого прохода, хотя там тоже всё в натяг, а слишком малое расстояние между костями таза. Справа и слева пальцы упирались в кость. Три средних пальца – это примерно 6 см. Некоторые размеры тела он помнил наизусть. Но шесть – это не двенадцать. Попробовал вертикально. Чуть больше – получилось вставить кончик мизинца. Это 7 см. Всё равно маловато. Головы у неандертальцев даже крупнее, чем у людей из будущего, если судить по этой парочке. Пусть у младенцев головы меньше, чем у взрослых. Но, исходя из пропорций, всё равно должны быть чуточку больше, чем у его новорождённых детей. Минимум – такие же. Надо это обдумать.

– Ты отдохни пока. Ещё рано.

Михаил забрал палку, помог расправить ноги и прикрыл роженицу простынёй – а то и продуть может. Надо проконсультироваться с единственным специалистом.

Ольга не спала, кормила Наташу. После его слов задумалась.

– Давно должны уже были раздвинуться. Если до сих пор не раздвинулись или это максимум... Хана, короче. Знаешь, спроси у неё – много детей рождается мёртвыми?

После допроса плен... то есть роженицы, Михаил пришёл задумчиво-офигевшим.

– Почти все женщины первых детей рождают мёртвыми. Иногда сами умирают при родах. Второй ребёнок тоже иногда умирает. А вот кто переживёт роды, и у кого дети не мёртвые – те знатные невесты. Мужиков-то помирает больше, вдова успевает пару раз замуж выйти. Во-о-о-от... – Протянул он.

– Это пипец, товарищи. Говорила же, что слишком молода она для родов. Ей бы пару лет подрасти.

– Что? – Раздалось из горы подушек. Их разговор разбудил Ирину.

Ольга успокаивающе погладила подругу по макушке.

– Спи, не волнуйся. Пока дают спать – спи.

Но тут проснулись близняшки. Сначала завозилась Лена, потом, будто почуяв, захныкал Юра. Ребёнка, в зависимости от пола, Ирина хотела назвать в честь матери или отца. А тут вдруг разнополые близняшки. Пришлось задействовать оба имени. А Ольга, как и планировала, назвала дочь в честь подруги.

Ира завозилась, пытаясь пристроить обоих малышей. Ольга посмотрела немного на мучения и забрала одного.

– У тебя по молодости всё равно титьки маленькие, а у меня на двоих хватит. Наташка уже одной титькой наелась. Так что давай сюда.

Пристроив жадно прильнувшего к соску малыша, она вернулась к вопросу.

– Ходи и замеряй. Но даже если раздвинутся, то на пару сантиметров. Это всё равно не хватит. В родильном пугали одну молоденькую, что ей кости ломать будут, такой узкий таз.

Она замолчала, пристраивая выскользнувший сосок.

– Так что? Ломали? – Михаилу стало любопытно. – И как потом?

– Что? А! Нет, не ломали. Связки сами на лобке растянулись. Немного порвались. Она потом долго встать не могла...

– И как потом?

– Ортопеда обещали вызвать – какой-то бандаж нацепить. Такой жёсткий пояс, как я поняла. Жаль, уже выписалась – не увидела.

Михаил нервно потёр лицо – и спать хотелось, и мысли разогнать.

– То есть, плана у нас нет. Пробуем рожать так же, как вы. Если повезёт, то ребёнок раздвинет кости головой. То есть, увидим, что крепче: его мозги, на которые будет давить, или связки между костями. Ну, я пошёл. А то Йв там одна нервничает, наверно.

– Подожди, – остановила его Ольга. – Я приём вспомнила. В первый раз мне врач давил на живот. Вот так...

Она показала.

– От желудка вниз. Надо было тебе, Ир, так же помочь. Забыла. Тогда всё быстрее и проще было бы.

– Ну, и ладно. Родились ведь, мои лапоньки.

Она погладила щёчку уснувшей малышки. Хмыкнув на эти телячьи нежности, отец семейства и по совместительству... Да много кто по совместительству. Короче, вышел.

В родильном отделении царил покой. Будущий отец уже проснулся и сидел возле беременной жены, ворковал о чём-то. Эрзац-шаман прошёлся по всем параметрам пациентки: проверил пульс, температуру. Замерил раскрытие. Сейчас, чтобы не смущать папашу, сделал это не поднимая простынь, только успокаивающе похлопал по животику. Раскрытие продвигалось в нормальных темпах. Там, внутри, явно подошло к 10 см. А вот снаружи. Резать придётся, однозначно. Как у Иры – узкий вход. А вот кости... Михаил попробовал нащупать сустав на лобковой кости. Вроде немного тоньше, то есть, кости не срослись. Значит, есть шанс, что связки растянутся. Пациентка явно не наслаждалась таким обращением, но молчала, не жаловалась. Только поинтересовалась в конце:

– Ольига пьидёт?

– У тебя роды до-о-олгие. – Обнадёжил доморощенный акушер. – Она успеет.

Тут он вспомнил один момент. Что сделали остальные, прежде, чем лечь на стол.

– Йв, ты в туалет сходила?

– Амок! Нет! Иду!

Пока роженица опорожнялась, он, наоборот, заправился. Пару ложек капусты и кусок копчёной колбасы. Много не надо, а то от сытости уснёт. И от выпивки решил отказаться. Всё по той же причине. Но сорок капель всё-таки употребил. Только не самогона, а настойки элеутерококка. Следующую порцию еды и энергетика – часа через четыре. Не стоит перебарщивать.

***

– Сильнее! Сильнее! Теперь подыши! Фы-фы-фы-фы! Тужься! Миша, сейчас! Ира?

– Пока так же.

– А-а-а-а-а!!!

Команды Ольги перемежались криками роженицы и воплями малышей, испуганных отсутствием матерей и страшными звуками. Но идти в другую комнату, успокаивать их было некогда. Все заняты. Неандерталка орала как резанная... Хотя, почему как? Её таки пришлось резать. Но этого всё равно было мало. Головка пролазила немного и ныряла обратно, стоило только остановиться. Мешали кости таза.

Это был четвёртый или пятый заход. Ольга успокаивала мамочку, поглаживая голову и шепча что-то на ухо. Роженица помогала себе сама, поддерживая палкой ноги в верхнем положении. С помощью этой же палки, держась за неё, сжимала живот локтями с боков. Ира всё контролировала на выходе. Папочку всё-таки пробрало и он постоянно выскакивал на улицу охладиться. Но нездоровое любопытство возвращало его обратно. Гораздо хуже, когда слышишь, но не видишь. А голосина у девочки ого-го! Михаил сам проверил это, решив умыться снегом.

– Все передохнули? – Если надо, то Ольга умела командовать. – Так, пока никто не сдох, начали! Йв, тужься! Миша, дави! Начали!

И ещё один раунд. Увидев, что от боли роженица снова заорёт, Ольга закрыла ей рот и нос. Крик – это сброс давления. А надо ещё чуть-чуть надавить. Минуту обойдётся без воздуха. Лицо Йв налилось тёмной кровью, она задёргалась. И тут Михаил почувствовал, как живот под ладонью поддаётся. В это раз немного дальше. Он перехватил черенок за середину, чтобы удобнее стоять.

Хрясь!

Именно этого толчка не хватало, чтобы превысить прочность дерева. Под руками неандерталки толстая палка уже выгибалась, а тут ещё нагрузка.

– Твою мать!

Обломком Михаилу распороло руку и кровь плеснула на лица женщин. Ольга от неожиданности открыла рот... Йв. Неандерталка активно задышала, пока снова не перекрыли кислород.

Но Михаилу показалось, что хрустнула не только палка. Слабое эхо раздалось откуда-то со стороны промежности Йв. И, кажется, Ира это тоже заметила, сказала испуганно:

– Ой! Тут...

И без перерыва:

– Да-а-а-а!

Крик, достойный экстаза футбольного болельщика, когда гол забил Кержаков.

Ира, всё ещё вопя от радости, подняла перед собой синюшное окровавленное тельце. Потормошила и замолчала с испуганным видом. Ребёнок молчал и не шевелился. На лице Иры испуг сменился ужасом. Она положила тельце между ног матери и тихо отступила.

Внезапно Ольга рванула вокруг стола. Положив ребёнка на бок, она стала ковырять у него во рту уголком простыни, обмотанной вокруг пальца. Достала слизь, подняла младенца за ноги и шлёпнула.

Лица всех, застывших в ожидании, озарила усталая радость – крик! Первый крик. Ольга положила малыша на живот матери и плюхнулась на стул. Пока ни у кого не хватало сил, чтобы завершить роды. Все переглядывались со счастливыми рожами, улыбались до ушей и тихонько смеялись. А новорождённый, не дожидаясь, когда на него обратят внимание, завозился, зачмокал, открывая рот, как птенчик. Счастливая мать, всё ещё не отошедшая от боли, подтянула малыша и ткнула в грудь, где тот и притих, сопя. Вот же живчик. Не успел родиться, а уже есть захотел.

– Галё, как сына назовёшь? – Спросил вождь.

– Чамѣлак.

– Чамѣлак? Кто это.

Они уже знали, что имена аборигенов означают названия животных или растений. Как Йв – верба, а Галё – какая-то сова. Какая именно – никто из горожан различить не мог. У горожан только совы и филины в словарном запасе. Ещё кто-то знает слово сыч. Но чем сыч отличается от совы – не всем понятно. Зато всем известно, что филин ушастый. А неандерталец чётко описал, что птица без ушек и угукает, как сова. Совой называть мужчину как-то не с руки, вот и осталось Галё. Да и правильно – зачем напрямую переводить? Никто же на Руси греческие и римские имена не переводил.

– Вот чамѣлак, – неандерталец показал вырезанную фигурку. – Живёт в холодной воде, очень... Очень сильный для жизни. Маленький и сильный. Холод не убивает. Жара не убивает. Вода не убивает.

– Живучий, значит.

Абориген попробовал слово на язык и кивнул.

– Так это ты для своего сына фигурку вырезал? – Дошло до вождя.

– Да, – улыбнулся счастливый отец. – Йв сказать, сын родиться.

И правда, почему Михаил решил, что неандерталец будет вырезать оберег для чужого ребёнка? Это он своему.

– Можно? – Вождь протянул руку.

Парень сразу подал фигурку.

– Я просить. Надо шаман дать сила. Тогда хорошо будет беречь.

– Понятно. Сейчас силой напитаем.

Как бы бормоча какие-то заклинания, время от времени поглаживая фигурку, пачкая её кровью из раны, Михаил разглядывал оберег. Кусок твёрдой древесины размером с большой палец был вырезан в форме сидящей птицы. Уложенная на спину голова, плоский клюв. Снизу на животе – чёрточками обозначены перепончатые лапки. Так же чёрточками обрисованы крылья. Как есть утка. Только хвост какой-то длинный и двойной, как у ласточки. Промежуток между половинками хвоста не прорезан, но обозначен чертой.

Пора завершать церемонию. Мысли, как именно это сделать, уже есть. Михаил посадил птичку на ладонь и тихонько подул в ключик, как бы вдувая жизнь. Потом испачканную в своей крови фигурку положил в окровавленную ладонь малыша – это осталась кровь матери. Чамѣлак сразу сцепил пальцы.

– Хорошо! – Почти одновременно произнесли оба мужчины.

Во все времена, наверно, хорошая примета, если у ребёнка цепкие пальчики. Может, со времён обезьян пошло, когда младенцы цеплялись за шерсть матерей.

***

После выматывающих родов пришлось выдержать ещё один марафон – по уборке. Сил кое-как хватило, чтобы отмыть мать и ребёнка. Даже полы смогли оттереть по-быстрому. Но стирку все дружно сговорились оставить на потом. Чёрт с ней, с не отмываемыми пятнами крови – убиваться из-за этого никто не хотел. Все поголовно вышли из строя: семейка шаманов вымотана четырьмя родами, а бедная неандерталка вообще лежачая.

Хруст, услышанный Ирой и Михаилом, им не показался – что-то там сломалось. Выяснилось почти сразу – при всей малочувствительности дикарей к боли, Йв начинала выть и скулить, как только приходилось шевелить ногами или тазом. Её так и оставили в раскорячку, как лягушку, только подложили для удобства валики из белья. Сменить постель пришлось, нельзя же лежать в кровавой луже. Но сколько слёз пролилось у всех! И у больной, и у тех, кто менял. Никто ведь не железный. Невозможно оставаться бесчувственным, когда причиняешь такую боль. Наконец, ноги уложили так, чтобы связки оставались в расслабленном состоянии, проверили и обеззаразили разрывы на выходе влагалища. На этом мучения бедной девочки не закончились – пока возились с уборкой, у больной распух лобок. Это частично сняло боль, девочка даже вымученно заулыбалась. Но оставлять в таком виде нельзя, надо лечить. А значит, как только спадёт опухоль, боль вернётся и мучения продолжатся.