Текст книги "Четверо в каменном веке. Том 2 (СИ)"

Автор книги: Neiznaika

Соавторы: Дмитрий Селиванов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

Всё это выяснено опытным путём, а гораздо больше предстоит выяснить! И начинать говорить самим. Ибо невозможно узнать в «челечон» – «железо» или в «тоалета» – «туалет».

***

Наконец, достигли открытого пространства. Гикнув, Михаил погнал сани по степи, раскидывая фонтаны снега. Девушка сначала прибавила скорость – очень уж она рвалась вперёд, к мужу. Рядом с радостным лаем бежали собаки. Им тоже надоело плестись шагом. Но Йв довольно скоро запыхалась и притормозила, а затем и села на предложенную скамейку. Говорят, что дикари могут посоревноваться в беге с лошадьми. Но это, наверно, про охотников в самом расцвете сил. А здесь, пусть дикая и выносливая (дико выносливая), но всего лишь девочка, причём беременная и с очень короткими ногами. Куда уж ей! Разочарованные в игре собачки снова начали наворачивать круги, распугивая местных зайцев и хомячков. Впрочем, Михаил вскоре тоже сбавил темп. Приходилось постоянно объезжать жёсткие бодыли и слишком густые заросли. Снега, не смотря на прошедший буран, выпало не так уж много. А наступившие потом солнечные деньки понемногу подтапливали наст и тот становился всё ниже, открывая павшую траву. Она хоть и заледенела, но сани скользят по ней хуже, чем по чистому снегу.

Лизка возмущённо всхрапывала от близости аборигенки, но уже не паниковала. Им вообще попалась какая-то непробиваемая животина. Или она столько натерпелась прошлым летом, что сейчас ей всё по барабану? А может, это от направления ветра зависит. Ведь, пока неандерталка в санях, то её запах до лошади не доходит. Но стоит девушке подойти ближе – снова хрипит от страха.

Так и ехали. Лошадь тоже, конечно, не автомобиль. Регулярно приходилось сбавлять скорость, чтобы не загнать животину. В такие моменты нетерпеливая проводница соскакивала и убегала вперёд. Смысла в этом было немного. Совсем не было смысла: вскоре лошадь догоняла её и девчушка садилась на сани. Накануне Михаил долго прикидывал, на каких из двух саней отправляться. Без сидений хорошо будет везти раненого. Спать, опять же, можно на тёплом сене, а не в сыром снегу. Зато на скамейке удобнее в пути. Остановился на среднем варианте. На оборудованных скамейками санях выломал переднее сиденье, а заднее оставил. И спать теперь можно, и ехать удобно. Ломать – не строить, так что управился за полчаса. Теперь по бортам торчали только боковинки сиденья. Но с ними даже удобнее. Сена, например, больше влезло.

Несколько раз за день устраивали привал. Лошадь жевала сено и вытаявшую из снега траву, а люди разводили костерок и пили горячий чай. На ночёвку остановились уже в сумерках. Кажется, Йв готова была и дальше двигаться. По крайней мере, видела она точно лучше мужчины или лошади. Но Михаил испугался, что как раз животное может не заметить в темноте яму или кочку и сломать ноги. Ему-то достаточно видеть силуэты кустов или большие камни, которые надо объезжать.

Пришлось останавливать явочным порядком. Когда при торможении Йв снова собралась бежать вперёд, Михаил просто встал на месте и стал звать её обратно. Говорил и жестикулировал, пока та не сообразила, что никто никуда не едет, а совсем наоборот.

Показав Йв, как работать с топором, он пантомимой попытался добиться от неё сбора дров. Как только инструмент оказался в руках девушки, она как будто засветилась. Такого страсти и восхищения он ни у кого не видел. Йѣв поглаживала топор и приговаривала на все лады:

– Одѣдҕаҕѣл. Челечэн одѣдҕаҕѣл.

Пришлось приструнить и снова показать, как отрубать ветки:

– Дрова.

И так несколько раз, повторяя одно слово.

Потом скидал их в кучу:

– Огонь. Пых-пых!

Вроде поняла. Да и восторг немного сгладился. Пошептав что-то под нос, девушка приступила к заготовке дров. Она рубила их и стаскивала в кучу, приговаривая смешное «тьяwа», «агонь» и «пыкхѣпыкх». Занятно, что нашлись-таки слова, которые девушка почти не исказила. Определённо «дрова» и «огонь» проглядывали сквозь неандертальский акцент. И уже вполне ожидаемо русское Х в междометии «пых-пых» про горящий огонь, превратилось в КХ – эту закономерность Михаил выучил на своём имени.

Пока проводница упражняла руки и язык, он распряг и стреножил лошадь. Прикрыл её меховой попоной от ночного мороза и задал корм. Напоит позднее, когда растопит снег.

Кстати, для розжига дров достаточно. Михаил расчистил площадку от снега. Кинул на промороженную землю кучку сена и несколько обрывков бересты. Сложил сверху домик из тонких веточек. И тут его (от скуки, наверно) потянуло на шутку юмора. Спрятав коробок в кулаке, он с возгласом «Огонь! Гори!» сунул руки в горку сена. И уже там чиркнул спичкой. Пламя с треском побежало по бересте. Разом вспыхнуло сено.

– Амок! Милгѣн... – Медленно с придыханием произнесла Йв.

Не веря глазам, протянула ладони. И только обжегшись, очнулась от наваждения.

– Ӄок! Милгѣн. Гѣччи Майӈаӈѣлҕѣну китѣӈ!

Он думал, что это был предел восхищения, когда девушка получила топор? Он ошибался. Теперь перед ним сидела личный адепт (адептка?). Казалось, прикажи он броситься со скалы или зарезать себя – и она это сделает. Вот этим челечэн одыдгагылом и зарежется. Он пересел на сани, опасаясь, что религиозный фанатизм выльется в такую знакомую жителям XXI века форму. Пусть здесь почти не чувствуешь жара костра, зато не ощущаешь себя призом сексуально озабоченной фанатки. Но обошлось, то ли местный менталитет другой, то ли девушку не возбуждает он сам. Ну, и замечательно. Ему и жён пока хватает.

Йв понемногу успокоилась. Сидела и меланхолично подкидывала дрова. Огонь оказался обычным огнём, вот она его и поддерживала. Михаил распаковал взятые с собой копчёности: колбасу, мясо, рыбу. Теперь Йв учила новое слово «калъвачан» – вчера колбасы среди продуктов на столе не было. Пришлось объяснять, как колбасу делают. Как всегда, слово оказалось творчески переработано. Если Михаил правильно понял словосложение, то скоро появится «мясной калъвачан» и «птичий калъвачан». А то и вовсе – отдельные слова для мяса каждого зверя или птицы.

***

Верба не бежала – она летела, как на крыльях. Там, впереди, её любимый. Она никогда не думала, что может остаться одна. Всегда кто-то был рядом: сначала из её рода, потом из рода Неясыти. Сейчас, когда из рода Настоящих людей остались только они – Неясыть да Верба, ей стало страшно. Страшно потерять единственного человека, который разговаривает на одном с ней языке. Человека, который помнит и её родителей, и Старуху... Как она, кстати? Выжила или нет?.. Страшно потерять любимого человека.

А с лошадью оказалось быстрее. То расстояние, что она прошла за два дня и один вечер, теперь проскакали за день и полдня. Даже при том, что лошадь постоянно уставала и переходила на шаг, передвигались они гораздо быстрее. Конечно, Верба нервничала и, стоило лошади снизить скорость, сразу же убегала вперёд. Это, конечно, ничего не приносило, кроме усталости: вскоре лошадь снова догоняла девушку, и она продолжала путь, сидя в волокушах.

А ещё ей дали волшебную шаманскую одежду вместо её шкуры. Называется чѣтаны и койтѣка. Всё в красивых жёлтых и зелёных узорах. Сверху – ещё одна койтѣка, только толстая. Непривычно лёгкая, хотя очень тёплая. Верба всё утро тренировалась надевать и снимать её – очень уж трудно попасть маленькими круглыми пугѣwичитэ в дырочки. Снимать оказалось ещё сложней. Только на ноги она отказалась надевать вотэноктэ. Совсем неудобно. Потом привыкнет и будет носить. А сейчас надо бежать к Неясыти.

Но в остальном у неё есть настоящая шаманская одежда! Так скоро Верба и сама шаманкой станет! Одно заклинание она уже знает. То, чему она была свидетелем вчера вечером, сейчас прибавляло сил и заставляло забыть про усталость. Мекхаель – Великий Шаман. Она знала! Он разжёг огонь руками. Просто засунул руки в костёр и дрова вспыхнули!

А сейчас надо бежать. И она бежала. Потом сидела на волокушах. И снова бежала. И снова сидела.

К полудню они приблизились к знакомым валунам. Она, конечно же, снова убежала вперёд. Снег вокруг был испещрён волчьими следами и Верба с тревогой перехватила копьё. А когда поняла, что следам уже несколько дней и можно не бояться нападения, бросилась к входу.

Но нет, никто не смог растащить завал. Волкам, наверно, надоело нюхать недоступную еду и они ушли.

– Эй, Неясыть! Это я пришла. Верба. Неясыть! Ты слышишь меня?

Глава 16. Полевая хирургия

«Вот же стрекоза!» – Думал Михаил. – «Снова умотала. Хорошо хоть недалеко осталось».

Особенно тревожно стало, когда увидел в снегу кучу следов. Предположительно – волчьих. Если они съели парня, то он теперь не знает, что делать, как успокаивать Йв. Вон как девчонка спешила. Но крови, вроде, не видно. Может, и жив.

Из-за края валуна выскочила Йв и замахала руками.

«Значит, здесь безопасно. Но стоит поспешить».

Йв снова исчезла, а когда он повернул за угол, то увидел, как она растаскивает камни. Присоединился к ней и вдвоём они это проделали меньше, чем за минуту. Мужчина уже хотел лезть внутрь, но девушка остановила его.

– Куук, Галѣ! Гѣммо Йѣw тѣкитѣӈ! Тѣкуялӄэwгѣйӈѣӈ! – Крикнула она внутрь и прислушалась.

Потом исчезла внутри. Сам Михаил ничего не расслышал, но это же дикари. Дети природы. У них и чувствительность выше.

– Мекхаель! – Донеслось из-под камня.

Покряхтывая, как старый дед, мужчина на четвереньках пополз на голос. С яркого зимнего Солнца – в каменную темноту. Сослепу вляпался во что-то склизкое и липкое. И шерстяное. Остатки добычи, что ли? Почувствовал, как рука Йв тянет его куда-то вбок.

Наконец, проход закончился. Свет, загороженный человеком, попал в пещерку, и Михаил смог оглядеться. Возле входа лежало тело молодого неандертальца. Исхудавший, аж рёбра видны. Голова – сплошная копна спутанных волос, в которых непонятно, где борода переходит в шевелюру и в заросли на груди.

В самом проходе лежит заскорузлая шкура с протухшими кусками мяса. Именно в них вляпался Михаил. Теперь руку отмывать от вони. С другой стороны от паренька прямо в потухшем костровище сидела Йв.

«Эх! Не умеет она ещё беречь одежду. Зачем вообще девчонки её снарядили? Сидит, плачет, парня по голове гладит. Помер, что ли? Надо проверить».

Михаил приложил два пальца к шее аборигена. Долго ничего не чувствовал. Но удалось-таки настроиться. Сердцебиение на грани определения. И редкое – удар в две-три секунды.

«Силён парень. Вон как ему ноги разворотило. Неделя почти без лечения – а он всё ещё жив. Как говорится, если пациент хочет жить, то медицина бессильна!»

Ноги парня распухли. Хоть и не сильно. Наверно, холод помог. Левую голень покрывала большая короста крови. Засохла давно, но на пол до этого натекло прилично.

Первичный осмотр закончен.

– Жив твой парень!

– И?

– Жив, говорю. Только... Спит.

Михаил ткнул в грудь пациента и показал спящего человека.

– Койѣлӄэтѣӈ. – Закивала Йв.

– Ага, крепко спит. Будем его вытаскивать. Только проверю, что с ногами.

Так же, как летом с ногой Ирины, попробовал прочувствовать состояние костей. Но то ли рука соскользнула, то ли пациент попался нервный – но больной очнулся. Михаил, на всякий случай, попросил Йв крепко держать руки парня. И не зря. Когда пациент очнулся, то попытался то ли убежать, то ли подраться. С первой попытки не удалось – Йв удержала, а потом она торопливо заговорила. Парень замер, но продолжал смотреть на Михаила расширенными от ужаса глазами.

Вождь чертыхнулся и снял очки. Как он мог забыть то неизгладимое впечатление, что произвёл недавно на девушку? А та что-то говорила и говорила. Не сразу, но парень успокоился.

Пожалуй, пора познакомиться. Стоило это сделать сразу. Но пациент был в отключке, и этот пункт этикета Михаил пропустил. Надо нагонять. Он уже начал представляться, когда в голову пришла очередная гениальная мысль. Напоить, блин, человека надо. В смысле – дать жидкости. У него наверняка обезвоживание. Михаил отцепил фляжку от пояса и поднёс к губам парня. Больной пытался сфокусировать глаза на том, что ему суют, и ничего не понимал.

– Ӄиwwичги! – Произнесла девушка, и парень открыл иссохшийся рот.

«Сколько он уже без воды?» – Прикидывал Михаил, всё сильнее наклоняя фляжку. Вскоре пациент прикончил всю воду. Михаил со вздохом поболтал последними каплями и прицепил пустую флягу обратно на пояс. Не жалко – по крайней мере, от воды парню явно стало лучше. В глазах появилась осмысленность. Он посмотрел внимательно на обоих, потом удивлённо – на девушку:

– Йѣw?

Вышло плохо, но его, кажется, поняли:

– И! Гѣммо Йѣw тѣкитѣӈ.

– Так, ребята. – Прервал их Михаил. – Это, конечно, очень трогательно. Но давайте закончим с этим. Для начала познакомимся. Я Михаил.

Он ткнул себя в грудь и попробовал произнести так, как услышал от неандерталки:

– Мекхаель.

Потом ткнул пальцем в грудь парню. Тот открыл рот, чтобы ответить, но смог только прохрипеть что-то невнятное.

– Галѣ, – перевела его спутница. – Ѣнно Галѣ.

Потом наклонилась и зашептала таинственно на ухо парню:

– Ѣнно Меӄаель. Ѣнно майӈаӈѣлҕѣну китѣӈ.

И при этом так странно косилась на Михаила, что тому снова стало не по себе. Своё имя он уже выделял в речи неандерталки. Сейчас же, кроме имени, в словесном мусоре мелькнуло ещё кое-что знакомое – «майна́нолго́ну». Это «майнанолгону» он уже слышал. Буквально вчера, когда костёр разжигал «волшебством». И тут два варианта: либо его признали крутым волшебником, либо опасным демоном. Хотя, нет. Ещё два вырисовываются: нейтрально-бытовое (а ничо так – огонь разжигает) и нейтрально-опасливое (колдун – полезно, но опасно). И если вчера Михаил, глядя на Йв, мог подумать про первый вариант. То сейчас – ближе к последнему. Очень уж внутренне подобрался Га́лё (именно так расслышал Михаил имя неандертальца).

Радует, что в глазах нет ужаса. Значит, демоном не считают. А сейчас надо продолжать. Михаил привлёк внимание парня:

– Галё!

– Э?

«Вот тебе и „э“», – буркнул себе под нос вождь и принялся жестикулировать:

– Надо ногу осмотреть. Будет больно. Ты готов?

Он поднёс руку к раненным ногам и вопросительно посмотрел на паренька. Тот покосился на руки экзекутора, ничего не понимая. Йв сообразила быстрее. Перебрав дрова, оставшиеся от костра, она сунула деревяшку под нос мужу. Горестно вздохнув, Галѣ закусил палку и выдохнул невнятно:

– Ток!

Раз пациент готов терпеть, то кто мы такие, чтобы ему препятствовать? Палка в зубы вместо наркоза – и Михаил продолжил. В этот раз он не церемонился и основательно потыкал пальцами. Даже немного, на самой грани чувствительности прогнул кости. Не нравилось Михаилу, как они криво лежали. И оказался прав – кости уже начали срастаться. Сколько должна зарастать кость у человека, он не помнил – не сталкивался как-то по жизни. Но за неделю точно не должно зарасти. Михаил попробовал ещё раз выпрямить изгиб. Парень взвыл в голос. Вроде идёт, но туго. Будто на месте перелома уже образовался упругий хрящ. Дома он ещё раз попробует, но не уверен. Наверно, так и останется. Что же, теперь парень – инвалид на всю жизнь. Угол не слишком велик, чтобы стало невозможно двигаться, но хромать на обе ноги точно будет.

– Не бегать тебе больше, парень... – Покачал Михаил головой.

Оба отзеркалили ему тревожные взгляды. Пришлось буквально на пальцах показывать хромающую походку. И развёл руками. Молодые люди переглянулись и почти в голос выдали:

– Тогок!

Михаил уже достаточно услышал неандертальских словечек, чтобы складывать значения. И память, на которую в цивилизованном мире обычно валится куча информации, нынче голодает и усваивает всё, что ей подкидывают. Вот она – тайна идеальной памяти дикарей! Надо перестать смотреть телевизор. Короче, Михаил решил, что если «ток» означает что-то вроде «давай, действуй», то «тогок», наверно, – «действуй решительно». И Михаил начал действовать.

Готовясь к выезду, он захватил многое, что предположительно могло потребоваться. Теперь мужчина сходил до саней и вернулся с необходимым. Две ровные доски по бокам тела – от подмышек до пяток. Получилось даже немного длиннее. Но больше – это не меньше. Расположив всё по местам, приступил к наложению шин. Всё по заветам брошюры о первой медицинской помощи: привязать вокруг груди, живота, бёдер, колен и лодыжек.

Упаковал так, что ногами шевелить не сможет. Теперь транспортировка.

– Йв?

Девушка посмотрела на него.

– Домой! – Махнул он рукой в примерном направлении.

Йв начала что-то втирать мужу:

– Муйи мѣччатѣлэкыӈ яяӈэтѣӈ.

Тот явно не понял и возразил:

– Wутку мучгин яяӈѣӈ китѣӈ.

Девушка снова втирает:

– Уйӈэ. Ӈанко мучгин нѣмэйѣӈӄин яяӈга.

– Точно! Яранга, – зацепился Михаил за знакомое слово.

Неужто что-то в языках осталось ещё от неандертальцев? В принципе, какой-то культурный и сексуальный обмен происходил. Вполне возможно, что и другие слова есть.

Наконец, пациент перестал паниковать. Теперь можно его перетаскивать. Носилки он соорудил ещё дома: две жерди и крепко привязанная к ним шкура.

«Сейчас испытаем, что у меня получилось».

Парень, хоть и похудел, но весил преизрядно. Михаил упрел, переваливая его на носилки.

«Кость, что ли, тяжёлая?»

Долго ли, коротко ли, но неандерталец оказался в санях. В дороге до транспорта он снова потерял сознание и теперь мирно лежал в отрубе. Лошадь снова попыталась убежать, но на привязи это не очень получается. Поэтому пациент занял лежачее место, а они с Йв сели на скамейку. Можно отправляться. Дело подходило к вечеру, но времени до темноты вполне хватало, чтобы успеть к одному удобному местечку, которое он видел по дороге. Уселись в сани, Михаил гикнул и лошадка почапала.

***

К распадку сани доехали без перерывов – Лизке как раз хватило сил на один забег. Потом была обычная бытовуха: Йв рубила дрова, Михаил обихаживал лошадь. Потом в очередной раз показывал волшебство: разжигал костёр от спички. Мужчину ситуация забавляла: Йв видит это уже не в первый раз и не перестаёт по-детски удивляться.

Галё очнулся, когда они уже жевали. Девушка внезапно подскочила к саням и начала что-то лопотать. Михаил прервал их любовное щебетание большой кружкой отвара. Как раз настоялись и уже остыли травы, которые сунула Ольга. Что-то там противовоспалительное и жаропонижающее, вроде коры ольхи и тополя. Может, ещё что – он не знает. Но воняет знатно. На вкус же – даже страшно глотать.

С уверенным видом он протянул кружку Йв и показал, что всё должно оказаться внутри её друга. Вы видели, как тошнит гусеницу? Михаил увидел. После первого глотка Галё ещё сумел сдержать рвотные позывы. Но это ведь только первый глоток, а дальше парень, как маленький, стал вертеть головой. Потом дело дошло и до рук. Молодёжь долго материлась, но девушка чего-то добилась: Галё позволил привязать руки. И всё. Теперь ему оставалось немного вариантов. Либо остаться без носа, который зажимала Йв, чтобы залить отвар. Либо захлебнуться. Ну, и последний вариант – всё-таки проглотить.

Нос пареньку стало жалко. Да и захлебнуться не получилось, хотя Йв очень старалась. Кстати, в этом она оказалась права – выпить залпом оказалось гораздо легче. Но стоило успокоиться, как проглоченное запросилось наружу. Вероятно, чтобы не переводить ценный продукт, Йв схватила пациента за горло и на всякий случай закрыла ладонью нос и рот.

Ничего не пролилось, конечно. Но пациент внезапно расхотел дышать. Он хрипел, сипел, булькал, дергался и извивался взад-вперёд – никто ведь шины не снимал. Наконец, ему повезло – при особо сильном рывке он задел больную ногу и вырубился. Спазмы тут же прекратились и пациент спокойно засопел. Что снова говорит о том, что все проблемы в нашей голове.

Михаил пощупал лоб парню. Температура у того немного поднялась до нормальной человеческой. а то совсем ледышкой лежал в пещере. Немного выступил пот. Ну, так ведь как брыкался! Вот и вспотел. А может, это правильно, что пот. Михаил лёг с другого борта и завернулся в одеяло: раз больной выздоравливает, то можно спокойно поспать.

***

Следующий день особыми событиями не блистал. Лошадка чапала. Пациент спал. Время от времени сбавляли скорость или вообще останавливались. Но двигались в нужном направлении.

Вернулись уже ближе к полуночи. Был уже поздний вечер и пришло время останавливаться и разбивать лагерь, когда Михаил признал в чёрном силуэте на пределе видимости – родную Скалу. Тут же решил, что приехать лучше поздно, но сегодня. Зачем лишний раз рисковать и ночевать в чистом поле?

Лизка из последних сил доковыляла до конюшни, где и застыла. Михаил нагрёб ей сена. А с водой пришлось задержаться. У ворот его уже ждали. Сразу жёны выйти не успели, но сейчас спустились и с рёвом полезли обниматься.

– Мишенька-а-а-а, почему так до-о-о-олго? – Завыли они в голос.

– Подождите. Говорили же о неделе. Три дня туда, три обратно, и день там. А я за три обернулся. И то кое-как.

А сам обнимал обеих за плечи, поглаживал успокаивающе и пытался разобраться в себе. Всю жизнь он гасил в себе злость, ненависть, зависть, считая, что показывать их – некультурно. И это, в конце концов, удалось. Задирают одноклассники? Имитируй, что никого не видишь и не слышишь. В институте в твою группу засунули мажорное гавно? Будь выше этого. Девушка снова шантажирует постелью? Ей же хуже – пусть теперь самоудовлетворяется. Сосед моральный урод? Надень маску и не замечай его. Начальник дурак и хам? Просто выполняй всё по инструкции. А чтобы не шалили нервы – надо научиться закукливать сознание, оставляя снаружи только безэмоциональный манекен. Это же так просто – отделить своё внутреннее Я от внешнего мира белым туманом, через который, как через нирвану, ничего не проникает. Год за годом туманная оболочка только уплотнялась, становясь настоящим панцирем. Это было удобно и приятно. Только у отсутствия отрицательных эмоций есть обратная сторона – отсутствие эмоций положительных. Человек становится манекеном, роботом.

Выкрутасы Ольги иногда расшатывали эту броню, на мгновения в ней появлялись трещины, но тут же зарастали. Никто не переходил грань – им обоим было удобно такое сосуществование. Неизвестно, сколько бы это продолжалось, если бы не Перенос. Мужчина понял, что в такой обстановке нервы у него не справляются. Даже более того – в диком мире лучше выпустить зверя. И Михаил понемногу отпускал поводок. Один из этапов – тот поединок с Чуком или порка жены осенью. Основательно его тогда сорвало с резьбы. Но выплёскивая негатив, он стал замечать, что гораздо полнее чувствует мир. Яркость красок и звуки природы – всё это полилось в него. Сначала понемногу, но потом поток только нарастал. И он понял, что вот эти две женщины рядом с ним – самые близкие и родные. Других таких не будет. Незнакомое тёплое и светлое чувство, будоражащее с непривычки и щекочущее нервы. Всё это так непривычно: вдруг, под старость реально полюбить. А особенно – ощущать на себе чью-то любовь.

– Всё равно долго! – Донеслось до него сквозь погружение в самого себя. – Знаешь, как страшно было! Тебя нет и нет. Столько ужасов передумали!

Михаил встряхнулся, прекращая самокопание.

– Так, давайте без паники! Вот он я. И я устал до чёртиков, спать хочу. А надо ещё гостями заниматься. Вы пока поставьте кипятиться пару вёдер. Мне завтра понадобится холодный кипяток.

Озадачив барышень ЦУ[*], он вернулся к неандертальцам. Заставлять беременную таскать тяжести – это не комильфо. Но, блин, она только что бегала по заснеженной степи. Как-нибудь справится. Срок-то у неё, судя по всему, гораздо меньше, чем у Иры с Ольгой.

Раненого определили в баню. Никакого смысла мучиться и затаскивать его вверх по лестнице, протискиваться хитровывернутым способом через двери. Только чтобы завтра с утра тащить обратно через две двери, потом вниз и через узкие повороты крытого двора – до бани. Там тоже надо умудриться втиснуть. Не проще ли убрать ненужную петлю?

Через полчаса мужчина уже показывал неандерталке, что железная хрень в углу – это место для огня. Разжёг, а дальше особых навыков не требовалось. Будет подкидывать по мере надобности. Так и оставил их. Даже если печь задымит, то угореть они не угорят, имея привычку сидеть в дымной пещере. И не замёрзнут.

[*] Ценные Указания.

***

Они не замёрзли. Утром вождь застал парочку на полу, хотя накануне с таким трудом закинули неандертальскую недвижимость на полок. Вероятно, топить каменку тоже надо уметь. Девушка подкидывала дрова как обычно, а потом камни прогрелись, и температура резко скакнула вверх. Вчера Михаил автоматом закрыл отдушину и входной люк, а дикарка не догадалась, что таким способом можно проветрить. С какими усилиями беременная спускала мужа вниз – остаётся тайной, но утром оба лежали на прорезиненном полу. Температура в парилке всё ещё стояла выше комфортной. И воняло. Резь пота, прогорклость жира, вязкость мокрой шерсти... И ещё немного дыма и дерьма.

– Я смотрю, у вас тут своя атмосфера, – пробурчал он, пробираясь к отдушине.

Идти приходилось на ощупь – висящий в воздухе запашок не только начисто блокировал дыхательный рефлекс, но и заставлял слезиться глаза.

Когда немного проветрилось, занялся подготовкой к операции. Расставил свечи в плошках вдоль полки. Снова подняли больного на полок. Так удобнее работать. Подмыли больного – вчера Михаил уже так вымотался, что просто бросил всё, не стал дожидаться, когда в бане станет тепло. Теперь же самому лезть и трогать. Вдвоём с Йв не только вымыли Галё, но и уговорили его привязать руки – чтоб не бушевал, если что. Пропустили верёвку под полком и завязали на запястьях незатягивающиеся петли. Так и сосуды не передавит, и снять или ударить не сможет.

За это время закипела вода, поставленная в русскую печь. Часть вскипятили ещё накануне и она уже остыла. Теперь несложно получить обеззараженную воду любой температуры. Михаил вытащил из кипятка и разложил инструменты, которые, по его мнению, должны потребоваться: остро наточенные ножи, ножницы, иголки, нитки. Всё в нескольких экземплярах – решил таким способом застраховаться, если инструмент внезапно затупится или упадёт.

Можно приступать.

В самом начале замочил коросту на ноге, а пока она доходит, осмотрел второй перелом. Ничего не поменялось: голень чуть искривлена – на 5-10 градусов.

«Цельсия», – ухмыльнулся доморощенный хирург. – «Не! Ну, а чо? Сам пошутил – сам посмеялся».

На месте перелома образовалось утолщение. То есть, позавчера он видел не опухоль, а зарастающие кости. Пациент снова заскрипел зубами.

– Сестра, почему пациент не под наркозом?

Неандерталка промолчала – она просто не поняла. Ответила Ольга:

– Хорошо зафиксированный пациент в наркозе не нуждается.

Внутри бани не так много места, так что обе жены расположились в партере – на скамейке у входа. Оттуда и кидали каменты.

– И всё-таки непорядок, – пробормотал врач и показал Йв на палку во рту пациента.

Девушка взяла новую и заменила уже разгрызенную парнем.

– А почему ты действительно ему наркоз не дал? – Спросила Ольга.

Михаил как раз пытался поднять отмокшую коросту и говорил задумчиво:

– Ты имеешь в виду водку?

– Да.

– А я не хочу рисковать. Нам же абсолютно точно известно, что местные не употребляют а́лког̓оль.

Именно так и сказал – с ударением на А и украинским Г. Вхождение в роль медика непроизвольно изменило и его речь.

– Сколько среди современных нам дикарей имеют ген усвая́имости а́лког̓оля? Очень мало. А здесь вообще другой вид, хоть и близкородственный. Тут надо изучать. Давать понемногу и смотреть. А если скопытится от передоза? Не-е-е, нам такая медицина не нужна!

– Да ладно тебе, – смутилась жена. – Предложить уж нельзя! Сразу лекцию. Зануда...

Последнее она буркнула себе под нос. Но Михаил слишком хорошо знал жену и что именно она может сказать.

Тем временем короста под тряпкой размокла до состояния кашицы. Аккуратно поддевая края ложкой – специально выбрал ту, у которой узоров на ручке нет, – мужчина оторвал нашлёпку. Выглядело, конечно, жутко: местами багровая – местами синюшная кожа, толстые белесые перетяжки. Но рана практически зажила. Только кое-где выступили капельки крови, где короста прилипла слишком сильно. Но жуть, конечно! Вот что стоило соединить края раны? А теперь толстенный рубец будет мешать двигать ногой. Стоило бы сделать рассечение, он слышал про такое, но Михаил не рискнул. Зажило – и ладно. На всякий случай потыкал пальцем. Молодая кожа белела, но сразу же наливалась цветом. А был бы внутри гной – ямка от пальца распрямлялась бы очень медленно. Цвет над гниющей раной тоже восстанавливается плохо. Это про переломы Михаил ни слухом, ни духом. А про раны – вполне компетентен в виду жизненного опыта.

Получается, зря он готовил все эти железяки, точил на трёх брусках ножи. Впрочем, лучше приготовиться и не понадобится, чем быть не готовым, а надо. Где-то он подобную поговорку слышал... Не вспомнить!

Михаил обработал поверхность раствором чистотела. Потом приступил к замене шин. Теперь можно избавиться от больших досок и приделать к каждой ноге по отдельности. Так человеку будет удобнее.

Гипс бы, пришло в голову, когда снова мучился с наложением шин. Но под рукой – только известняк. А пока он застынет – кости уже сами зарастут. Ещё он слышал про какие-то лубки, но что это – не представлял. Понятно, что второе значение – средневековые комиксы, – здесь не подходит. А больше никаких мыслей по этому поводу.

Наконец, после долгих двухчасовых мучений, на каждой ноге красовались повязки, армированные деревяшками от пятки до середины бедра. Выправить изгиб получилось только самую малость. И то, только когда пациент вырубился и перестал дёргаться. Объявив, что лечение закончено, Михаил выгнал женщин в дом. Сам же остался – после таких нагрузок хотелось сполоснуться. Раненый с удивлением наблюдал за процедурой.

– Что? Не понимаешь?

Парень молчал, но глаза очень его членораздельно-так говорили: «не понимаю».

– Эх, ты! Тёмные вы ещё. Чистота – залог здоровья. Знать надо!

После нервотрёпки последних дней Михаила без всякой выпивки развезло на болтовню, вот и грузил ничего не понимающего аборигена. Так даже лучше: он не понимает, и Михаилу можно болтать, что в голову взбредёт.

Закончив здесь, он ушёл в избу. Раненого решил оставить в бане. А чего таскать? Дома на пальцах объяснил дикарке, что больному надо лежать ещё неделю. Та вроде поняла. Тем более что объясняли в три лица.

После обеда и стопочки – старшая разрешила от нервотрёпки, – Михаил плюхнулся в кровать. Сон уже почти сковал мужчину, когда его растолкала жена.

– Сапегин! Ты сколько раз поил травами мужа Йв?

– Галё, что ли?

– Ну, да.

– Один...

Михаил не понимал, куда клонит супруга, и очень удивлялся.

– А где остальное?