Текст книги "Новизна хуже старины (СИ)"

Автор книги: Нефертум

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

– Я тебе сейчас такого маньяка покажу, сука! – закричал он, подступая к нему и пылая гневом. – Михалыч был хороший мужик, в отличие от тебя! А прежде чем бить его, тебе надо было разобраться в том, почему он семерых убил!

– Полегче, товарищ полковник! – бывший следователь перехватил его руку, и вовремя, поскольку едва не получил по лицу. – Что это за двойные стандарты? Меня прогнали отсюда за это же, а сами тоже едва не врезали мне! Думаете, если вы начальник, так вам все можно?

– И правда, Сергей Павлович, – сказал Крохин, – зачем вы так?

– Погорячился… А нечего было называть покойного маньяком! Он хоть и убил семь человек, но за дело!

Ну что это такое? Мы сюда пришли о деле говорить или обсуждать прошлое? Такой вопрос я и задал этой троице, которая снова едва не принялась бурно спорить и даже не ответила на него. Слушать их диспуты я абсолютно не собирался, поскольку мне хотелось вернуться на работу и заняться своими делами.

– Так, мужики, успокойтесь все! – я стукнул кулаком по спинке нар, поскольку ничего другого для этой цели не нашел. Они разом замолчали. – Что же ты нам еще расскажешь, Смолин? – поинтересовался я у него. – Ты знаешь, кто эти серьезные люди?

– Есть у меня кое-какие мысли, но я не уверен…

– Ладно, поговорю с ним… – вздохнул я. – Никогда не думал, что он может кого-то избивать… Он всегда казался таким скромным, как не знаю кто.

– Не только избивать он может. Он еще и мою девушку увел, когда мы с ней учились в одиннадцатом классе. Если бы у меня был героин, я бы сам ему его подбросил, и пусть бы эта тварь сгнила в тюрьме! – на лице бывшего следователя появились красные пятна, он почти кричал.

– Он и так скоро сгниет в тюрьме, Смолин, – ответил я ему, и мы все трое вышли из изолятора, не попрощавшись с ним. Там уже все было тихо – ни крика, ни матерной ругани, ничего. Как будто его вспышка злости прошла, едва начавшись.

***

Интересное дело получается… Сергей, в институте скромный и до того замкнутый, что никогда первым ни с кем не разговаривал, жестоко избивал Смолина?! А тот был еще мальчишкой… Что же это такое? Вот такому человеку я помогал с учебой…

Крутовской проводил нас обоих до выхода из здания ОВД и, заметив, что на мне нет лица, довольно неудачно попытался меня успокоить:

– Ну что с тобой такое, Мартынов? Вот лучше послушай анекдот – мне его недавно рассказали. Сидит мужик у себя дома и гонит самогон. В окно увидел кума. Говорит: «Привет, кум. Зайди посмотри, как идет процесс, а я пойду в магазин». Кум пришел, сидит и наблюдает. Ему надоело, и он решил выйти во двор прогуляться. Возвращается, а там сидят уже два мента и говорят ему: «Ну что, мужик, попался на незаконном производстве алкогольной продукции? Давай объяснительную пиши». Тот пишет: «Захожу я к куму домой, а здесь сидят два мента и самогонку гонят…» – и они вместе с Крохиным дружно рассмеялись. Я тоже усмехнулся, но скоро опять стал грустным. – Не повезло ребятам… Эй, ты чего? Другой рассказать?

– Иди ты со своими анекдотами к черту! – не сдержался я. – Мне еще допрашивать Шевченко, а ты тут дурацкие байки травишь!

– Я же просто хотел тебя развеселить. Ладно, до свидания, Алексей, пока, Мартынов! – и он ушел. Мы остались вдвоем.

– И чем это вам его анекдот не понравился? – спросил Крохин. – Мне, например, очень даже понравился – смешная ситуация вышла с этим самогоном! Не правда ли?

– Чего вы все ко мне пристали? Достали уже со своей самогонкой! – я хотел было сказать кое-что похуже, но каким-то чудом сдержался, поскольку мне не хотелось при нем материться.

А он обиженно отвернулся от меня, сунув руки в карманы пиджака.

– Еще один такой выпад в мою сторону, на порог своей квартиры вас больше никогда не пущу! Сегодня чтобы ноги вашей в Люберцах не было! – ничего больше не сказав и даже не взглянув на меня, Алексей круто развернулся и ушел в сторону метро. Я не успел опомниться, как он исчез за ближайшим поворотом. И зачем только я ему нагрубил? Неужели он исполнит свою угрозу, и я никогда больше не смогу прийти к нему в гости? Какой же я идиот – выплеснул свое раздражение от истории, рассказанной Смолиным в ИВС, на других людей! И Сергею нагрубил, и Крохину… Хоть бы на допросе сдержаться…

Я все думал и думал о своем поступке: конечно, я не в духе, но зачем же надо было так разговаривать со своими приятелями? – и горько корил себя за него… Не заметил, как наконец добрался до своего родного СИЗО. А на входе уже стоял Наумов и явно ждал меня. Он сразу же начал что-то говорить о том, что наш новый заключенный – то есть Сергей – устроил голодовку и всю еду оставляет нетронутой. В ответ на это я просто отправил его следить за порядком в камерах, а сам направился проведать своего уже бывшего институтского друга.

Он выглядел еще хуже, чем я его видел в первый день расследования. Резко побледневший, худой, с глазами больше мутными, чем голубыми… Но на этот раз я не стал ему сочувствовать. Когда я выяснил, что он в юности избивал ни в чем не виноватого перед ним Смолина, то вся моя жалость по отношению к нему пропала. Ну, «вся» – это я утрирую: немного-то еще осталось, но это ненадолго.

– Что это ты, друг мой, за комедию ломаешь? – иронически обратился я к нему. – Если умрешь, спрашивать об этом будут меня, и уже мне будет выговор или срок!

Сергей же ничего мне на это не ответил, а спросил лишь:

– Ты нашел того человека, который подбросил мне наркотики? Если не нашел, то я продолжу свою голодовку…

– Я узнал кое-что поинтереснее: например, ты знаешь следователя Смолина?

Тот отрицательно покачал головой и только криво усмехнулся в ответ на мой вопрос.

– Не знаю. В моем районе такого нет.

– Он из моего района и прекрасно тебе знаком, – возмутился я его наглым ответом и этой усмешкой. – Ты над ним в молодости постоянно издевался, и он сейчас ненавидит тебя за это. Но, если ты спросишь, он ли подкинул тебе героин, то я тебе отвечу: нет.

– Ах, это тот мальчишка из детского дома… Но мне плевать на то, любит он меня или ненавидит.

За такие слова я был готов ему врезать. Вот тебе и скромный застенчивый студент… Говорит так, как будто он бессердечная и циничная мразь! Я когда-то думал, может, его скромность была напускной, чем-то вроде маски? Так оно и оказалось… Я бы и рад оставить его сидеть в тюрьме всю оставшуюся жизнь, но я не такой человек. Не могу так поступить. Смолин тогда, в ИВС, сказал чистую правду, что я неравнодушен к чужой беде. Да, хвалить себя самому – не очень хорошо, но ведь это же так и есть! Я все-таки докопаюсь до правды и узнаю, кто и зачем подбросил ему наркотики. А там можно будет что-либо сделать и с этим делом… И я заставлю его ответить за все, что он наделал в юности! Чувствую, что одним избиением Смолина это не ограничивается…

– Отвечай, что ты еще натворил за свою жизнь?!

– Больше ничего, вот тебе крест… – его любимое выражение, которое я слышал от него уже в третий раз, вывело меня из терпения.

– Прекрати так говорить, это грех! Я хоть и атеист, но сознаю это! – я не мог больше видеть его, поэтому быстро вышел из его камеры, бормоча себе под нос все матерные ругательства, какие только знал. Другого ничего мне на ум не приходило.

Когда я немного пришел в себя, то хотел было разыскать Крестовского и спросить его, известно ли ему что-нибудь по этому делу, но отказался от этой затеи. Алексей говорил мне, что он уже не служит в ФСБ и вообще начал спиваться. Если я допрошу его, то наверняка сорвусь и наделаю столько, что, как мудро заметил начальник РОВД, «век не разгребешь». Как только я вспомнил про Алексея, то мне на ум сразу пришла наша ссора. Да и из-за чего?! Из-за какого-то дурацкого анекдота… Ему он понравился, а мне не очень… Что делать? Как мне сделать так, чтобы он простил меня? Я же вовсе не хотел срываться на него, но делать тогда было нечего… Неужели он больше никогда не пригласит меня к себе, в Люберцы?

Да, вот это неприятно. Надо бы все же приехать к нему и захватить с собой какой-нибудь подарок… Что бы ему такого подарить? Алкоголь он бы явно не принял: он не пьет… Жаль, ведь это самый простой вариант!

Но мысли об этом я решил отложить на конец рабочего дня и решил заняться делами. В этот день на меня свалилось множество бумажной работы, которую я никогда не отдавал своему заместителю Наумову, поскольку знал, что тот, не желая этого, может допустить какую-либо ошибку. Я не люблю исправлять все за другими, поэтому все делаю сам. А ему я поручаю что-нибудь простое: занести бумаги в архив, или, если срочные дела, помочь мне (разумеется, под моим руководством). Так вот, всю эту гору бумаг я разгреб лишь к концу дня. Наумов следил за порядком – все было спокойно: никто не предпринимал попыток сбежать, голодовка Сергея окончилась, не успев начаться (мой исполнительный заместитель вправил ему мозги, и он признал, что поступил по-дурацки). За работой я и забыл про него совсем… Однако навещать его я не стал – не мог видеть его самодовольное лицо, когда он упоминал о своих отношениях с несчастным Смолиным. И если он еще раз скажет свою любимую фразу «вот тебе крест», то я попросту ему врежу, а это плохо повлияет на мою репутацию. Я особо не помешан на желании всегда «держать лицо» и сохранять реноме, но бить заключенных – не комильфо, как говорят французы. Да что заключенных – вообще любого человека нельзя избивать. Вот бы эту простую истину понял Шевченко… Но это мечта явно несбыточная. Прошли уже двадцать три года, а он до сих пор пренебрежительно относится к своей бывшей жертве!

Конец рабочего дня я встретил с большой радостью – мне надоело возиться с бумагами: я понимал Вадима, тоже не любившего это дело. Назначив охрану для всех пятидесяти камер на этаже, я уехал. В Люберцы, спросите вы? Нет. Сначала – в магазин, располагавшийся неподалеку от здания СИЗО.

Я долго бродил вдоль рядов продуктов, выбирая то, что подошло бы в качестве подарка Крохину в знак примирения. Он мне не звонил, и я уже начинал беспокоиться. Сам я тоже пока не стал звонить ему, поскольку боялся, чтобы тот опять не обиделся, и чтобы я не наговорил ему еще чего-нибудь лишнего. Иногда моя несдержанность может сыграть со мной плохую шутку. Вот как в случае с этим анекдотом про незадачливых ментов.

Здесь я заметил лежавшие на полках торты. Взял один – какой-то с испанским названием – белого цвета с шоколадными полосками и направился в отдел, где продавался алкоголь. Все-таки я решил купить что-нибудь: конечно, не водку или пиво, а, например, мартини или коньяк. Что-либо благородное, даже, можно сказать, аристократическое. Мой выбор пал на белый мартини, и я пошел на кассу с тортом и бутылкой.

– У вас праздник? – поинтересовалась молодая продавщица, глядя на мои покупки. – К жене идете?

Я закатил глаза и про себя подумал: «Ну что ей за дело до этого?» Я тоже не люблю людей, которые чересчур рьяно следят за чужой жизнью, как и Вадим (я вспомнил третью главу из его дневника, где он описывал свой разговор с прокурором насчет смерти Лиановского).

– Да, праздник, – мне не хотелось рассказывать об истинной причине, побудившей меня купить спиртное и торт. – Но это мое личное дело.

Она ничего мне не сказала и стала пробивать мои покупки.

***

После того, как я купил все необходимое, я пошел в сторону ближайшей платформы Казанского направления – в нашем районе находится одна: «Новая». До Люберец, получается, ехать около двадцати минут.

Мне пришлось ждать свою электричку довольно долго: сначала мимо меня с шумом промчался пассажирский поезд, за ним экспресс, и уже после него подъехала электричка. Людей там было довольно много, хоть эта платформа располагается недалеко от вокзала. Но, к счастью, мне удалось сесть.

Люберецкую платформу так никто и не привел в порядок – меня встретил знакомый неприятный пейзаж: мешки и уложенные друг на друга и упакованные в полиэтиленовую пленку каменные плиты. Больше половины камней в кладке отсутствовали, на что я обратил внимание еще в первый раз, как посетил этот город. Нечего сказать, заботятся здешние власти об инфраструктуре вверенного им населенного пункта! Вообще многое в российской жизни удивляет меня. Может быть, иногда я кажусь человеком не от мира сего со своей детской наивностью, но лучше уж быть таким, а не циничным и заботящимся только о том, как бы где чего побольше отхватить! А насчет моего удивления по поводу жизни россиян… Алексей тогда сказал совершенно правильно: «не нам менять существующий порядок!»

Я поднялся на мост и направился в город. Прошел знакомый сельскохозяйственный рынок, где было множество ларьков с овощами, фруктами и прочим, и наконец через пять минут подошел к дому с цветущей яблоней перед ним. Зайдя в подъезд и поднявшись на второй этаж, я подошел к двери семнадцатой квартиры и хотел было позвонить, но рука моя замерла в воздухе перед кнопкой звонка. Я боялся, что Алексей выйдет и скажет: «Зачем вы пришли сюда? Идите отсюда, и чтобы я вас больше никогда здесь не видел!». Была не была… Я решительно нажал на кнопку.

За дверью послышался шорох, потом тихая ругань, затем дверь открылась, и на пороге предстал хозяин квартиры. Увидев меня, он невольно отшатнулся и схватился рукой за стену.

– Саша… Вы все-таки приехали… А я вас не ждал сегодня после того, что я сказал тогда… – растерянно заговорил он и неожиданно обнял меня. – Простите, что я на вас обиделся из-за того анекдота.

– Это вы меня простите за то, что я вам сегодня наговорил возле отдела полиции… – я стоял и тоже обнимал его. – Вот, я тут кое-что принес, – я протянул ему коробку с тортом и бутылку мартини.

– Зачем все это? – он по привычке начал было отказываться, но я опять насильно вручил ему все, и мы пошли в комнату. Как будто огромный камень спал с души: все-таки он простил меня… А я уже испугался, что никогда больше не увижу его в домашней обстановке.

Сначала он долго отказывался от мартини, но потом, после моих настойчивых уговоров, выпил, разбавив мартини апельсиновым соком. Я никогда за всю жизнь не встречал мужика, который бы не любил алкоголь – например, Сергей Павлович был большим любителем выпить (на свадьбе Вадима он до того напился, что потом нам с Наумовым пришлось грузить его в такси и в таком виде везти прямо в отдел полиции, чтобы тот там отоспался… Коллеги-бизнесмены отца Анастасии потом косо смотрели на всех нас – но ведь мы все простые люди: спецназовцы, менты… Как же нам не пить, когда выпадает повод повеселиться?)

Я усмехнулся, вспомнив тот случай. Дежурный тогда смотрел на пьяного начальника с каким-то безумным выражением лица: явно не одобрял того, что он напился до отключки… Однако он помог нам дотащить его до кабинета. Наутро, когда Сергей Павлович пришел в себя, то удивлялся, каким это образом он оказался на работе, хотя был в ресторане и отмечал свадьбу своего друга? Все это мне рассказал дежурный по телефону, давясь от смеха… Мы с Вадимом тогда тоже от души посмеялись над этой историей. Он хоть и имел какую-то нездоровую реакцию на спиртное, но не отказывался от выпивки, Павлов тоже пил, но редко. Так что единственным совершенно непьющим в моем окружении оказался Алексей.

Так мы долго сидели за бутылкой мартини (правда, пил только я; Крохин после первой рюмки наотрез отказался от дальнейшего) и вели дружескую беседу. И только когда мы уже собирались идти спать, он меня спросил:

– Что вы узнали по нашему расследованию?

Я был уже изрядно подшофе: вермут, хоть и содержащий в себе шестнадцать-восемнадцать градусов алкоголя, все же ударил мне в голову, и потому ничего не смог ему ответить. Тот грустно вздохнул, видя меня в таком состоянии, и повел меня в спальню. По дороге он что-то говорил себе под нос. Я смог расслышать только: «Ну что за манера у наших все время пьянствовать?!»

– Я… не пьяный… – пробормотал я.

– Вижу я, какой вы не пьяный… – недовольно ответил Алексей, когда мы уже легли спать.

========== День шестой. Много событий и любовь во время прогулки ==========

Он не стал меня жалеть и разбудил в то же самое время, как и в первый раз, когда я остался ночевать в Люберцах. Слава богу, я был привычен к подобным пьянкам (в молодости я выпивал целую бутылку водки за вечер, а мартини… да что мартини? Детская забава!) и поэтому сегодня особо не страдал от похмелья.

Мы пришли на платформу, и оказалось, что электричка приедет через пять минут. Пользуясь моментом, Крохин (я заметил, что он уже давно хотел мне что-то сказать) обратился ко мне:

– Я вот о чем подумал: почему бы вам не просмотреть камеры видеонаблюдения в районе дома Шевченко?

Это, конечно, хорошая идея, но как мне получить доступ к этим записям? Так я и заявил ему, а он ответил:

– Обратитесь в районную прокуратуру: там работает отличный технический специалист по имени Николай. Должен вам помочь.

– А чего бы вам самим это не сделать?

– Саша, – он невольно закатил глаза, – а ничего, что у меня очень много дел в суде? А вы сидите у себя в следственном изоляторе и ничего не делаете. Я, конечно, прошу прощения за мою резкость, но это наверняка так и есть.

– Вы правы, – я вспомнил мороженое и карты, и застыдился того, что он угадал, как я провожу рабочее время. Но ничего с собой поделать не могу – такой уж я человек. – Ладно, поеду в прокуратуру.

Скоро подошла электричка, мы сели и поехали. Имя технического специалиста, которого мне посоветовал Алексей, показалось знакомым. Николай… Здесь я вспомнил: его в третьей части своего дневника упоминал покойный Вадим. Это тот молодой человек, который очень не любил Маликова, пока тот был еще прокурором, впрочем, как и его коллеги – Евдокимов и Куликов. Я поделился своими воспоминаниями с Алексеем, и он усмехнулся:

– До чего же мир тесен… Все крутится вокруг прошлого дела с Лиановским! Я не удивлюсь, если в итоге наш наркоторговец окажется связанным с ним.

Все может быть, конечно, но я не уверен, что Лиановский будет замешан и в этом деле – ведь он погиб от руки Вадима около трех лет назад. Это немного стремно: подозревать покойника в современных уголовных делах! Если я всерьез буду проверять эту версию, то прослыву сумасшедшим, а мне этого совсем не хочется!

– А вы не знаете, где эта прокуратура?

– Рядом с ней находится станция «Новая», – ответил он. – Выйдете сейчас на ней, а потом… я не помню, куда дальше. Но вам помогут Яндекс.Карты.

Тем временем наша электричка подошла всего лишь к платформе «Выхино». Ехать оставалось еще долго…

И как это я сам не додумался до такой простой мысли – проверить камеры видеонаблюдения! Что послужило причиной того, что мой мозг отключился? То ли анонимная записка, то ли эта дурацкая ссора с Крохиным, то ли еще что-нибудь… А он заметил, что мне стало грустно, и успокаивающе положил руку на плечо.

– Не расстраивайтесь, что я первый сказал об этом… Вы тоже много сделали для нашего расследования!

– Да я ничего, – смущенно улыбнулся я ему, – просто слегка неприятно сознавать, что ты оказался… как бы это сказать… в дураках, что ли.

– Ай, ладно вам: «в дураках», – махнул рукой Алексей. – Вы умный человек, Саша, – я покраснел от его слов. Не знаю насчет ума… – Кстати, а где он живет?

– Кто?

– Сергей.

Вот уж чего не знаю… Сложный вопрос.

Крохин заметил на моем лице растерянность и поспешил меня успокоить:

– Ладно, Николай разберется. Пробьет его по базе жителей Москвы.

Еще через некоторое время мы подъехали к станции «Фрезер». Мне надо было выходить на следующей. Я встал и хотел было идти к выходу из вагона, но Алексей удержал меня.

– Удачи вам, Саша, в расследовании. Я бы с удовольствием вам сегодня помог, но у меня много дел… Да, и извините меня, что потратили лишних сорок четыре рубля… Билет-то стоит двадцать два.

– Это неважно, – нет, конечно, сорок четыре рубля – деньги неплохие, но в данный момент мне на это действительно было наплевать.

Я опять встал с сиденья и пошел к выходу, Крохин направился за мной.

– «Новая». Следующая остановка – «Сортировочная», – объявили из динамиков. Я хотел было выйти, но он вдруг крепко обнял меня.

– Еще раз удачи вам. А я еду на Казанский. Вечером жду к себе.

– Спасибо, – тихо сказал я; он отпустил меня, и я вышел на платформу.

***

Мне действительно пришлось воспользоваться навигацией в моем смартфоне, чтобы добраться до прокуратуры. К счастью, дорога не заняла у меня много времени.

Тот же самый постовой, которого описал Вадим в третьей части своего дневника – молодой брюнет в черной форме – узнав цель моего визита, вызвал по телефону этого технического специалиста, оказавшимся парнем на вид лет двадцати пяти, немного похожим на Алексея (тем, что у него тоже были рыжие волосы, как и у него). Одет он был так, что в первое мгновение я даже принял его за какого-то хипстера – на нем была темно-зеленая толстовка, голубая рубашка со странным желто-зеленым монстром и джинсы. Я грешным делом подумал, что этот Николай – разгильдяй и бездельник. Но я ошибался: как только мы вошли к нему в кабинет, и я дал ему свой номер телефона, он очень быстро пробил адрес Сергея – оказывается, он живет почти в центре Москвы, возле метро «Бауманская». А камеры видеонаблюдения записали много людей, бывших рядом с домом: и вот как теперь среди них вычислить того, кто подбросил ему героин?!

Но тут нам попалось интересное видео – к дому подъехал черный автомобиль, по виду дорогой. Оттуда кто-то вышел, зашел в дом и через несколько минут вернулся. Я уже было обрадовался, что мы нашли нужного нам человека, однако Николай сказал, что не может увидеть его лицо. Он, как бы желая успокоить меня, сообщил, что попробует рассмотреть изображение с разных ракурсов и все-таки выяснить, кто же это такой.

– Вы никуда не спешите? – спросил он.

Откровенно говоря, нет. Делать мне у себя было нечего – Алексей тогда, на платформе, сказал чистую правду. Все свои дела я, скрепя сердце, поручил Наумову, так что мог оставаться в прокуратуре хоть до конца рабочего дня.

У него явно стало легче на душе, когда он это услышал. Но не успел он сделать то, о чем говорил, как в кабинет вошел какой-то мужчина с бородкой.

– У нас новый материал, – с порога заговорил он. – Убийство.

– Леонид Иванович, можно не в это время? Человеку нужна помощь.

Названный Леонидом Ивановичем (я понял, кто он: прокурор Куликов, которого Вадим очень не любил за его любопытство) только сейчас заметил, что они с Николаем не одни.

– Здравствуйте, у вас что-то случилось?

Я с ним тоже поздоровался и сказал, что приехал ради записей с камеры видеонаблюдения. Он явно удивился: думал, что я обычный посетитель, а все оказалось совсем не так.

– Вы следователь, что ли? Тогда зачем вы сюда приехали?

– Я начальник следственного изолятора в этом районе.

При моих словах на его лице появилось такое выражение, как будто я сказал что-то странное.

– Так ведь еще недавно другой был. Знаете, такой высокий зеленоглазый шатен… Новицкий, что ли, его фамилия…

Мое сердце словно сдавило железными обручами. Нарочно, что ли, мне все вокруг напоминают о моем друге?!

– Он умер, – сказал я, как отрезал. Не могу об этом говорить ни с кем, разве только с Крохиным, поскольку только мы оба знали все, что произошло из-за убийства Эдуарда Лиановского.

– Как это? – изумился Куликов. – Он же еще молодой был; ведь ему и сорока не было. Я один раз встречался с ним и хорошо запомнил его.

– Слушайте, вам-то какое до этого дело? Вы что, его друг или родственник? – или этот чересчур любопытный прокурор пытается вызвать у меня жалость (что ему отлично удалось), или в самом деле жалеет об его смерти! Скорее всего, первый вариант.

– Нет, просто интересно. Он, кажется, убил известного рецидивиста Лиановского, не так ли? Совесть его, что ли, стала мучить? Иначе был бы жив до сих пор…

Вот тут я наконец понял такую неприязнь Вадима к этому прокурору. Сначала, когда я впервые прочитал об этом инциденте с допросом о гибели Лиановского, я подумал, что он преувеличивает: ну не может быть, чтобы человек с такой наглостью лез в чужую жизнь и столь цинично говорил о смерти другого, совершенно незнакомого ему человека! Но теперь я стал с ним абсолютно согласен, когда увидел это своими глазами. Нет, что за нахальный вопрос: «совесть его стала мучить?» Интересно, как бы он сам ответил на него? А мне слушать все это, честно говоря, надоело.

– Вот что, – я решительно встал со своего стула и подошел к нему вплотную. – Вы интересуетесь этим с целью обсудить эту историю с кем-нибудь за рюмкой? Я вам не позволю чернить память о покойном и ничего вам не скажу. Николай, – обратился я к техническому специалисту, – сообщите или мне, или Алексею Дмитриевичу Крохину о результатах вашей работы. Вы знаете, как со мной связаться, – и я быстро вышел из кабинета.

Однако не успел я отойти даже на небольшое расстояние, как повстречался с другим прокурором, человеком средних лет, невысоким и носившим очки в модной оправе. Я догадался, что это Евдокимов.

– Вы ищете меня или Куликова? – спросил он меня.

– Никого я не ищу, – отмахнулся я от него. – Я приехал сюда по делам.

– А зачем вам понадобился наш специалист? Вы сейчас из его кабинета вышли, я видел.

– Это мое дело, не ваше, – и я, не прощаясь, пошел дальше. Я услышал, как он пробормотал мне вслед что-то явно матерное, но мне было на это наплевать. Сейчас я понимаю Маликова, не любившего своих коллег за их нахальную бесцеремонность. Всем есть дело до того, куда ты пойдешь, что ты делаешь… Ненавижу это. А все-таки мне не стоило тогда огульно хаять поступок Владимира, когда тот уволился отсюда. Наверняка, когда они узнали о гибели его семьи от рук Лиановского, то начали бы обсуждать это между собой, что нанесло бы ему страшную рану. Хорошо, что он успел уйти из прокуратуры. Я его не осуждаю.

Я все думал об этом, пока шел к выходу из здания. Слава богу, мне никто не встретился, кроме постового. Он тоже пристал было ко мне с вопросами, но я злобно сверкнул на него глазами, и он отступился. Может быть, я показался им всем грубым, но разве можно лезть в чужую жизнь и обсуждать чужую трагедию? Допустим, они бы узнали, что Вадим выбросился из окна десятого этажа, и стали бы говорить об этом вместо того, чтобы работать. А ведь к этому привело и пережитое им… прости господи, изнасилование, донос Павлова и потом – его заказное убийство. Вот, например, узнав о насилии над ним, его бы за глаза назвали геем… А в России-то таких людей очень не любят… Нет, я никому, никогда и ни за что не позволю так отзываться о мертвом, будь он хоть святым, хоть серийным убийцей, как и в этом случае. Не его вина, что он встал на скользкий путь. Вадим, конечно, в своих заметках называл причиной своих несчастий «комплекс хорошего человека». Но я лично так не считаю. Я думаю, что это все произошло из-за того, что у него тоже, как и у Павлова, было обостренное желание восстановить справедливость, только развивавшееся в правильном русле. Да, не удивляйтесь и не вините меня ни в чем – я согласен с тем, что отъявленных преступников стоит убивать. Кто знает, что еще они могут натворить, если выйдут из тюрьмы, а убил их – и уже знаешь, что они никакого зла больше не сделают. Разумеется, в глазах простых людей и ты преступник, но цели-то у тебя были благородные. Но не объяснишь это нашим судьям.

Но, насмотревшись по телевизору передач вроде «Суда присяжных», я понял, что от судьи здесь мало что зависит. Все дело в присяжных заседателях, а как их набирают? Возьмут с улицы необходимое количество людей – и все! Как они скажут, так и будет. А они кто? Простые обыватели с кучей стереотипов в голове. Я это знаю.

Вот я заговорил о «Суде присяжных». Но ведь есть и продолжение этой программы – «Окончательный вердикт». Что из этого следует? А то, к чему ведут эти самые стереотипы мышления. Присяжные, выслушав адвоката, прокурора, свидетелей, строят свою версию событий, часто неверную, и невинный человек отправляется в камеру, а виновного почему-то оправдывают. А потом адвокат, работа которого – во время процесса защищать подсудимого, должен восстановить справедливость и посадить виноватого. Вот откуда мой скептицизм в отношении русских судов.

С этими мыслями я шел к себе в СИЗО. Что мне делать – я не знал. Допрашивать Сергея мне совсем не хотелось: что я от него услышу? «Вот тебе крест, я ни в чем не виноват!» Эта фраза просто выводит меня из себя. Интересно, что он хочет сказать тем, что постоянно ссылается на бога и на крест? По моему мнению, это даже хуже, чем мой атеизм. А вот если окажется, что он виноват в том, что его подставили с этим героином, это будет уже страшный грех. Вот же циничный этот «замкнутый студент»! Знай я раньше, в институте, что он такой… ни за что не стал бы с ним общаться!

На половине дороги я внезапно остановился. Мне очень не хотелось идти на работу: день выдался хороший, дождь, заливавший Москву все эти дни, прекратился, и на улице было прекрасно – ни жарко, ни холодно. Так что я решил прогуляться по району и свернул куда-то в сторону метро «Авиамоторная».

И вот здесь я обнаружил, что пришел неизвестно куда. Я посмотрел вокруг и увидел розовое с белыми полосами трехэтажное здание – я узнал его. Екатерининский дворец, а рядом с ним находится парк. Мне почему-то захотелось зайти туда и полюбоваться всей красотой этого места.

Последний раз я был в парке около трех лет назад, когда еще не было этой истории с Эдуардом Лиановским. А после того мне стало не до посещений каких-либо общественных мест. Я вошел внутрь и направился в сторону Крестового пруда, где располагается полуразрушенный «грот» – то бишь, красная стенка с белыми колоннами под мостом, окруженная кустами. Неподалеку находится белая элегантная беседка, где отдыхал еще император Петр Первый. Возле нее я заметил какую-то девушку, показавшуюся мне знакомой. Я подошел к ней – это была Раиса. Она стояла, пристально глядя на бюст Петра Великого, стоявший прямо посередине беседки.

– Добрый день, Раиса. Почему вы не на работе?

– Здравствуйте, Александр Иванович. У меня начался отпуск, – ответила она, оторвавшись от рассматривания монумента. – Вы все еще расследуете ваше дело?

– Да… Но у нас возникли сложности.

Она посмотрела на меня с легким интересом.

– Что же случилось?

– Невозможно понять, кто же приезжал к Сергею с целью подставы. Мы просмотрели записи с камеры видеонаблюдения, и ничего не ясно.

– Разберетесь. Я верю в это. Давайте немного прогуляемся. Смотрите, как здесь хорошо, – я подал ей руку, и мы пошли по мосту через Крестовый пруд. Зеленые просторы наводили нас обоих на какой-то романтический лад; мы уже не говорили о расследовании, а просто беседовали о жизни.