Текст книги "Новизна хуже старины (СИ)"

Автор книги: Нефертум

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

Я покраснел. Ну, уснул в электричке – и что с того? Со всяким может ведь случиться… Неужели он будет все время напоминать мне об этом?

– Я всего лишь проспал Люберцы.

– Ну, ладно, об этом не будем. У нас есть дела поважней, – спасибо и на том! – Пойдемте в комнату.

Мы вошли в его гостиную и устроились на том же диване. Ничего не изменилось, только ваза с лилиями переместилась с журнального столика на пол у окна.

– Чай будете? – поинтересовался хозяин. Я покачал головой.

– Мне бы чего-нибудь покрепче. Сами понимаете, это для того, чтобы заглушить страх. Нас же обоих собираются убить.

– Нашли чем заглушать страх… – рассмеялся Крохин. – Алкоголем! Я его отродясь в доме не держал. Ведь я же вам говорил, что не пью. Самый лучший способ – прекратить думать об этом. Давайте лучше вместе порассуждаем, кому могла быть выгодна эта подстава.

Он достал откуда-то стопку бумаги и ручку и снова сел рядом со мной.

– Давайте по порядку. Мы знаем, что ваш аноним, скорее всего, Смолин. Не могу точно сказать, но я уверен, что это он. Вот только почему он назвал себя «серьезным человеком»? Он же уже не следователь.

– Может быть, он в душе все еще считает себя им?

– Не знаю. Я не психолог, а обычный судья. Чужая душа – потемки, Саша. Это хорошая русская поговорка, – зачем-то сказал он. – В общем, мы с вами поняли, что ваш аноним – амбициозный и завистливый человек. А сам-то Шевченко какой по характеру? – поинтересовался он.

– В институте был скромным и замкнутым. Сейчас не знаю.

– А вы не спрашивали у его начальника про него?

– Я ему звонил, но он не брал трубку. Хотел «вконтакте» написать, а у него отключены сообщения.

Алексей вцепился пальцами в волосы, опустил голову на столик и тихо сказал:

– Мне кажется, вы не хотите расследовать эту историю… Если бы вы хотели, вы бы его из-под земли достали…

Почему он так говорит? Меня хотят убить, а он обвиняет меня в нежелании продолжать расследование!

– Но я уже с ним поговорил. Он сказал, что Шевченко работал честно. Еще сказал, что он хороший мужик, только очень замкнутый, как вы и говорили. Никогда ни с кем не общается в неформальной обстановке, а исключительно по делу.

– Может, ему есть что скрывать?

– Все может быть, Саша. Вы с ним поговорите в понедельник.

Наступил вечер, и я, порядком уставший от выпавших на мою долю приключений – анонимной угрозы, шокировавших меня выводов Раисы, нежданной поездки в Кратово – очень хотел спать. Крохин заметил, что у меня слипаются глаза, и повел меня в спальню.

– Анастасия вернется только через месяц – не заметит, что на ее постели спал другой человек, – сказал он, как бы оправдываясь передо мной. – А мы за это время, надеюсь, завершим расследование без риска для себя.

– Она не подумает, что вы завели себе любовницу?

– Да какая любовница, господь с вами! – замахал на меня руками Алексей. – Делать мне больше нечего, как девушек кадрить. С моей внешностью это ни к чему, – мне уже надоели его вечные комплексы по поводу его выдуманной непривлекательности, хоть я и знал его близко всего лишь около трех дней, но он это сказал как бы по привычке. А, по моему мнению, он нормально выглядит. Даже шрамы не портили его. Но он этого не видел и упорно считал себя некрасивым.

Постель уже была разложена, так что мы быстро разделись и легли спать. Я скоро уснул, но через некоторое время проснулся, заподозрив неладное. Бросил взгляд на Крохина – он метался на кровати, судорожно вцепившись в одеяло. «Нет, отпустите, не убивайте…» – простонал он, когда я обнял его за плечи. Он явно не осознавал, где он находится, и кто рядом с ним.

– Тише, успокойтесь. Никто вас не убивает… Вы дома, в безопасности… – шепнул я ему на ухо. Тот резко открыл глаза и, увидев меня, отшатнулся куда-то в сторону, едва не ударившись головой о спинку кровати. Но я успел подставить руку, чтобы он не ударился об стену.

– О господи, это был только сон… Простите, что я вас разбудил…

– Что вам такое приснилось? – спросил я у него. Алексей отвел взгляд.

– Франция… Я вам тогда рассказывал…

Попытка его убийства? Неужели он уже год как мучается от кошмаров? Как мне его жаль… Я притянул его к себе – его била крупная дрожь; на лбу выступил пот, он весь горел.

– Саша… Там, на столике, лежит успокоительное. Дайте его и стакан воды, пожалуйста…

Я побежал на кухню, налил стакан воды и подал ему его и какие-то таблетки.

– Вы больны? – поинтересовался я. – Просто вы весь горите…

– Нет, это из-за этого проклятого сна… – ответил он, запивая водой свое лекарство. – Не знаю, почему именно сегодня это случилось…

– Как же вы с этим справлялись, когда один жили?

– Не спрашивайте…

Он уткнулся лицом в подушку и скоро заснул; я тоже потихоньку погружался в сон, но не убирал руку с его плеча. Преодолевая усталость, я накрыл его одеялом: он только теснее прижался ко мне. Так мы и уснули – со стороны мы, наверное, выглядели как любовники.

========== День четвертый. Размышления о прочитанном ==========

Проснувшись, я взглянул на часы – было восемь часов утра. Алексей спокойно спал, прижавшись ко мне, а я все еще обнимал его одной рукой за плечи. Я, стараясь не разбудить его, убрал руку и встал с постели. Но неожиданно склонился над ним и приложил руку к его лбу, желая проверить, нет ли у него температуры. Случай, произошедший ночью, сильно напугал меня. Если у него такая реакция на события годовой давности, то как бы с ним чего плохого не случилось… А я почему-то стал беспокоиться за него: странно, но три дня назад я, узнав, что он отправил Сергея за решетку, готов был убить его, а сейчас волнуюсь за него. Почему-то он стал мне дорогим человеком… Не знаю причину этого.

Но жара у него я не обнаружил. Действительно, ему стало лучше. Я оделся, направился на кухню и открыл холодильник. Нашел там четыре яйца и остался этим доволен. Я решил накормить его сам – после его ночного припадка я всерьез испугался за него. Пусть он сегодня отдохнет. Я не мастер готовить, поэтому решил сделать яичницу. Когда она была готова, я разложил ее по тарелкам, заварил ему и себе чай и накрыл на стол. Вернулся в спальню и сел на кровать, обеспокоенно поглядывая на него.

Он скоро проснулся.

– Доброе утро, Алексей, – пожелал я ему. – Как вы себя чувствуете?

– Голова болит, – он скривился. – Много я успокоительного принял ночью… Замучили меня эти проклятые кошмары…

– Вы встать сможете или вам еду сюда принести?

– Да за кого вы меня принимаете? Я сам встану… – он с трудом поднялся и накинул на себя рубашку. Заметив, что он на ногах не стоит, я поспешил к нему и взял его под руку. Он отмахнулся.

– Это не из-за сна. Меня в девяносто шестом во время чеченского конфликта ранили. Вот и дает иногда о себе знать, – но я не отпустил его руку и так довел до кухни. Аккуратно посадил на стул и подвинул к нему тарелку. Он покраснел.

– Ну зачем вы ради меня так напрягались? Не беспокойтесь обо мне, пожалуйста.

– А вы что, в Чечне служили? – спросил я его, когда устроился рядом с ним за столом и принялся за яичницу.

– Да, но это было не очень долго: два года.

– Ни фига себе, «недолго»! – забыв о вежливости, не сдержался я. – Всю войну прошли!

– Если хотите так считать – пожалуйста. А ранили меня из-за моей неосторожности. Когда меня с напарником послали на разведку, я случайно наступил на сухие ветки, а часовой услышал и выстрелил. Прострелил мне ногу едва ли не навылет, а напарнику повезло – он успел увернуться. Нет, он вовсе не бросил меня, а помог добраться до части…

– И что же было дальше? Отставка?

– Да если бы… – грустно улыбнулся Алексей. – Когда я вышел из больницы, меня снова отправили на службу. Какого-то богатого парня отправляли в армию, он, конечно, наотрез отказался и дал взятку военкомату. Ну, вместо него отправили опять меня.

Я как это услышал, то чуть не подавился куском яичницы, который так некстати собирался съесть. Крохин постучал меня по спине и продолжал:

– А мой командир едва узнал об этом, так сразу отправил меня домой. На том моя армейская карьера и окончилась.

– В каком звании?

– Старший сержант. Ну да это ведь неважно, не так ли?

– Это же надо – отправить раненого опять служить! – воскликнул я. Эта история возмутила меня до глубины души. Я искренне возненавидел эту проклятую страну, где бедного сироту могут без зазрения совести послать на верную смерть лишь потому, что какой-то мажор боится армии и не хочет отслужить на благо родины! Деньги, эти чертовы деньги – все дело в деньгах! У кого их много, тот может все! А у меня их мало – получается, я изгой в этом мире, хоть и работаю на довольно престижной должности: Федеральная служба исполнения наказаний – это вам не абы что! А зарплата – сорок тысяч рублей! Что это за крохи такие, и как на них прожить? Боже мой, когда же в нашей стране будет честное и справедливое общество?! Если бы у меня были деньги, я бы навсегда уехал из России! Странные какие-то у нас люди: одни сажают невинных за решетку из-за своих амбиций, другие не хотят помочь этим невинно осужденным, поскольку это не в их компетенции, третьи ради денег потеряли всякую совесть!

– Что с вами? – услышал я голос Крохина, вздрогнул и посмотрел на него. Он тоже смотрел на меня с легким испугом.

– Ваша история – яркий пример того, что в России сплошное беззаконие творится!

– Да, вы правы. Но не нам менять существующий порядок, – тут он опять скривился от боли и приложил руку ко лбу. – Что-то снова голова разболелась…

– Вам лучше лечь, – заметил я. – Давайте помогу.

Я подал ему руку; он оперся на нее всей тяжестью, так что уже я поморщился, но виду не подал и повел его обратно в спальню. Добравшись до постели, он без сил упал на нее. Я увидел, что он сильно побледнел, и решил хоть как-то помочь ему.

– Где у вас ванная? – спросил я у него. Тот ничего не ответил и только махнул рукой куда-то налево. Я пошел в указанную сторону, нашел кусок марли, намочил его в холодной воде и вернулся назад. Приложил его к его лбу: Крохин только что-то невнятно пробормотал.

– Спасибо, – тихо сказал он, когда немного пришел в себя.

– Как же вы меня напугали… Я уже было подумал, что вы…

– Нет, у меня часто бывают головные боли. От этого нельзя умереть, так что вы напрасно переживали. Но такой сильной еще не было… – вздохнул он, откинувшись на подушку. – Не знаю, право, от чего это.

– Вам лучше?

– Кажется, да… А что же с нашим делом? Я же не смогу вам сейчас помочь.

Он еще о расследовании думает?! После того, как его мучила сильная головная боль? Серьезный он все же человек и ответственный… И его я едва не убил в здании суда!

– Не думайте об этом. Сегодня вам надо отдохнуть.

Крохин покорно опустился на подушку и вскоре задремал. Я еще немного постоял, глядя в его лицо, но потом взял свой телефон и вышел в другую комнату. Я решил позвонить Сергею Павловичу, чтобы он на всякий случай, если мой аноним – все-таки Смолин, задержал его и отправил в изолятор временного содержания.

– Слушаю, – раздалось в трубке.

– Сергей Павлович, это Мартынов. Прошу вас задержать Константина Смолина – он у вас работал следователем.

– Я помню, – ответил тот, – этот козел в декабре избил Михалыча. Блин, не могу привыкнуть к тому, что он погиб… Как жаль, что я не смог приехать на его похороны… А что Смолин опять натворил?

– Я не уверен, но он угрожает мне и Крохину убийством. Продержите его в ИВС как можно дольше.

– Твою ж мать… – едва не выматерился Крутовской. – Ладно, вышлю к нему оперов, хоть сегодня все отдыхают. А ты сейчас где находишься?

– В Люберцах, на квартире у Алексея. Буду там жить, пока мы не закончим расследование.

– А сейчас этим занят?

– Нет, у него недавно была сильная мигрень, и я с ним вожусь… Ночью у него припадок был. Он сейчас спит.

– Ну ладно… В понедельник приезжай к нам в отдел, поговоришь со Смолиным. Да, и извини меня за мой резкий ответ насчет этого опера из Басманного ОВД – Шевченко.

Я отключился и пошел обратно. Кинул беглый взгляд на Алексея – он спал сном праведника. До понедельника можно и отдохнуть, не думать о расследовании. Сергей все сделает. Кто такой этот аноним – я выясню завтра. А пока я решил почитать дневник Вадима – я помнил, что Алексей держал его на средней полке книжного шкафа. Я пошел в гостиную, быстро нашел там знакомую тетрадь в черном переплете и, вернувшись в спальню, сел на кровать рядом со спящим и стал читать.

В тот день, когда его заметки впервые попались мне на глаза, я прочел только часть, где Вадим писал об убийстве Лиановского. Начало следующей части описывало его болезнь, случившуюся с ним на нервной почве.

«Меня навещали только Павлов и мой заместитель. Первого я еще как-то мог выносить, но второго – никак, поскольку в бреду мог случайно проговориться о том, что я убил Лиановского и остальных. Саша, конечно, обижался на меня за это, но, понимая, что с больного спрос маленький, не выражал вслух свое недовольство. А я, оставшись один в палате, плакал в подушку, стараясь, чтобы это было незаметно».

А ведь я действительно тогда обижался на него. Вот представьте себя на моем месте: я приходил к нему в больницу, а он не смотрел на меня и старался скорее выпроводить… Но я же тогда не знал, что он убил троих человек! Я узнал об этом только тогда, когда в декабре за ним пришли опера и вели его в наручниках по нашим коридорам…

Затем он ездил в Адлер и привез оттуда молодую жену… Я помню, что на свою свадьбу он пригласил меня, Павлова, Наумова, Сергея (начальника нашего РОВД) и кого-то из знакомых своего тестя. А отец Анастасии был успешный бизнесмен. Свадьба прошла скромно – мы просто сидели в ресторане. Не напились допьяна (но не все) – у Вадима была какая-то странная реакция на алкоголь: он постоянно засыпал даже после одной рюмки.

А в следующей части объявился Маликов. Странный он все-таки человек: мало того, что он не отплатил убийцам своей семьи – ведь потерял отца, мать, жену, дочерей – и заставил Вадима отомстить за них (а тот ведь никакого отношения к ним не имел!), так еще и ушел с работы, как только всплыли факты его биографии. Как я узнал, что он был прокурором, то чуть не упал в обморок. Хорош прокурор! Слабый характер – разве это достойная такой должности черта личности? Дальше я прочитал о том, что Вадим предложил ему работать следователем. Вот, значит, как он в полицию попал! По блату! Разве это хорошо?

Следующая часть не была интересной: Вадим описывал три дня, проведенные им на его даче вместе с Анастасией и Маликовым. Но потом события завертелись, как в калейдоскопе: он отправился на исповедь, что ему посоветовал… Владимир. Никогда бы не поверил, что он в кои-то веки может дать кому-либо добрый совет. Однако, тем не менее, это было именно так.

Вот я и добрался до его поездки на Лазурный берег: последние строчки повествовали о том, что его, Владимира, Раису и Анастасию лишили сознания и его одного куда-то увезли. Сейчас я узнаю, что он пережил в плену – страшно это читать, но нужно…

Его поймал какой-то польский криминальный авторитет, Ян Радзинский – садист и гей. Об этом мне еще Алексей рассказывал, но в двух словах, а Вадим написал об этом самую большую главу из всех… Так вот, он его поймал, заставил раздеться донага и затем жестоко избил. А когда Вадим потерял сознание, то главарь этих польских бандитов привел его в чувство, вылив на свежие раны от прутьев соляной раствор. Да, вот это кошмарно… Этот садист точно так же поступил и с Алексеем. Я посмотрел на него – он все еще спал.

Продолжаю чтение – я пробежал глазами страницы, рассказывавшие о раскаянии Вадима. И вот я наткнулся на эпизод, когда к ним в подвал пришел Радзинский и затем увел его с собой. Я сразу понял, о чем там будет рассказано, и хотел бросить тетрадь, но собрался с духом и решил прочитать, несмотря на глубокое отвращение, которое наверняка испытаю.

Но Вадим сумел описать свое… нет, я не могу сказать это слово!.. так, что особого отвращения я не почувствовал. Конечно, я все-таки испытал его, но только по отношению к личности главаря мафии, а не к жертве насилия! Мне очень хотелось убить его самым жестоким способом! Крохин тогда то же самое сказал:

«– Да как он посмел? Я его за это убью голыми руками! – возмущенно кричит он».

Я бы тоже убил этого Радзинского, если бы был на его месте. Но именно эти слова Алексея привели тогда к тому, что он едва не принял столь ужасную смерть… Я не мог понять этих мафиози – как они только могли додуматься до того, чтобы вливать внутрь человека яд? По-видимому, все они были либо явными, либо латентными гомосексуалистами… Ну, главарь-то был явным. И казнь они выбрали с таким же извращенным оттенком! Странная какая-то психика у всех этих преступников – единственным из них, чьи мотивы я понимал, был Вадим. Да, в глазах простых обывателей он отъявленный рецидивист, хоть ни разу не сидел в тюрьме. Я назвал его преступником только потому, что хотел посмотреть на это дело с точки зрения обычного человека, а не его друга.

Вот они убежали из плена – но как… Я бы, наверно, постыдился ходить раздетым по территории чужой страны, но у них двоих не было выбора. Разумеется, в критической ситуации еще и не то сделаешь… Слава богу, что мне за свою жизнь не приходилось сталкиваться с подобным. И как только Вадим со своими друзьями смог продолжить свой отдых, как будто ничего не случилось? Но я знал, что он никогда не принимал близко к сердцу случившееся с ним – единственными исключениями были убийство Лиановского и заказное – Павлова, который (негодяй какой!) во время его дня рождения сказал ему, что пойдет в ментовку, чтобы ему дали пожизненное. И была первая попытка самоубийства, к счастью – неудавшаяся. А потом – арест…

В изоляторе временного содержания Смолин сначала обругал его матом, потом ударил… И, если бы не Маликов, жестокого избиения (обычное дело в нашей русской ментовке) было бы не миновать. Второй хороший поступок, которого я не ожидал от этого слабохарактерного человека.

Ну, а дальше было неинтересно – я не стал внимательно читать оставшиеся страницы. Смерть бизнесмена Цыганова, отца его жены, в ночь на второе января и последовавшее за ней решение Вадима покинуть свою шикарную квартиру – подарок на свадьбу… Решил прочесть только последнюю часть, в которой узнал о встрече Вадима с Павловым. Я увидел, что тот стыдился своего поступка, но сделать ничего со своим желанием восстановить так называемую «справедливость» не мог. Да и не успел.

А когда я читал о том, как душа убитого явилась Вадиму во сне, то даже не сдержал слез. Да, я, не стыдясь, рассказываю об этом. Чего стоят мои слезы по сравнению с угрызениями совести серийного убийцы? Вот они-то и привели к тому, что он выбросился с десятого этажа…

Я положил тетрадь куда-то в сторону и продолжал размышлять о том, что только что прочитал. А слезы так и шли из глаз…

– Вы чего плачете? – вдруг услышал я голос Алексея, резко дернулся и испуганно посмотрел на него – ему, казалось, было лучше.

– Господи, вы уже проснулись… Просто читал дневник Вадима, и это так тронуло мою душу, что вот – не сдержался.

Он понимающе кивнул.

– Ну, тогда все ясно. Шестую часть прочитали? – я ответил положительно. – И как она вам показалась?

– Спасибо, что со мной такого не произошло… – передернул я плечами, словно мне стало холодно. Вспоминать все пережитое ими во французском плену – себе дороже. Почему на свете существуют люди вроде этого Радзинского? Не знаю ответ на этот вопрос.

– Это верно.

– С вами все хорошо? – обеспокоенно спросил я его.

– Да. Мне всего лишь надо было отдохнуть. Ну что, подумаем о нашем с вами расследовании?

– Не надо. Я позвонил начальнику нашего РОВД, и он обещал задержать Смолина. Завтра я с ним поговорю.

– А если это не он подбросил вашему другу героин? Что нам тогда делать?

– Может быть, его допрос наведет нас на какие-нибудь новые мысли?

***

С тех пор, как я получил записку с угрозой убийством неизвестно от кого (я искренне надеюсь, что этим проклятым анонимом окажется-таки Смолин – другому-то некому ведь!), я твердо решил, что останусь в Люберцах на время расследования. Пусть удивляется этот бывший мент: дескать, куда это он подевался? Может, он и знает о моем переезде – за мной ведь слежка… Но кто следит? За все время – ни в метро, ни на Казанском вокзале, ни в Кратово, ни еще где мне не встречался совершенно никто – обычных прохожих я в счет не беру. Бог весть, может, люди, нанятые «серьезными лицами» для слежки, так хорошо прятались… Но я же служил в спецназе и понимаю, когда рядом происходит что-то подозрительное. Однако ничего такого не было.

Оставшееся время до конца дня мы провели, не думая о нашем деле. Да и, честно говоря, мне было не до этого. Я боялся, как бы у Алексея снова не разболелась голова, поэтому, едва он проснулся, снова отправил его спать, предварительно вручив ему стакан воды и таблетку «цитрамона». Он настаивал на том, чтобы мы опять поразмышляли над делом, но я был непреклонен. Мне просто хотелось отдохнуть от всего пережитого. Так что он уснул, а я без цели бродил по его квартире, не зная, чем бы себя занять.

Я нашел лежавшую на подоконнике книгу и решил хотя бы почитать. Но, к сожалению, она оказалась на французском – а я его не знаю от слова «совсем». Знаю только популярные выражения, которые известны и русским. Лично у меня представление о Франции довольно слабое и основано на стереотипах, так же, как, наверно, у большинства россиян: я знаю, что в Париже есть Эйфелева башня, что французы едят лягушек, что существует роскошный Лазурный берег, где отдыхал ныне покойный Вадим… Но сейчас к этому добавилось еще кое-что: это страна, где его вместе с Крохиным едва не убили и его-то самого – прости меня, господи, за мои слова… – лишили чести. Зная это, я дал сам себе обещание никогда не ездить туда. Я, конечно, не убийца, так что такое мне не светит, но все равно, если я когда-нибудь приеду в эту страну, в памяти всплывут страницы шестой части дневника покойного, и захочется скорее вернуться обратно.

Да, право, поездка во Францию мне и не по карману. Мне милее русские курорты – например, Адлер или Крым. К тому же это отличный вариант для людей среднего класса, каков я сам. У меня нет богатых родственников, я не женился на дочери бизнесмена, как мой погибший начальник… Я вообще не женат, поскольку живу работой. Честно говоря, никогда не желал серьезных отношений, поэтому заводил мимолетные романы с симпатичными девушками и был весьма этим доволен.

Пока я думал обо всем этом, наступил поздний вечер, почти ночь, и мне захотелось спать. Я пошел в нашу комнату и с порога был встречен раздраженным:

– Зачем вы меня тогда заставили лечь спать? Что же мне ночью делать? За весь день я уже выспался.

Да я же просто хотел, чтобы он отдохнул… Не спорю, неразумно получилось, но ведь я ради него это сделал… Так я ему и сказал.

– Саша, запомните: благими намерениями вымощена дорога в ад, – он усмехнулся и добавил: – Но я не сержусь на вас. Вы же не со зла… Ладно, попробую снова заснуть. Спокойной ночи, – и он отвернулся к стене. Я тоже лег рядом с ним и скоро уснул. Но тут же проснулся от того, что мой телефон зазвонил. Я посмотрел на экран – сообщение от Крутовского, который писал, чтобы мы подъехали к нему завтра утром. Где-то часов в восемь.

========== День пятый. Допрос и неудачный анекдот ==========

Когда на следующий день мы с Алексеем уже стояли в вестибюле станции «Курская»-кольцевая, он мне сказал:

– Мне нужно перейти на «Чкаловскую»: мне в суд. Так что дальше вы пойдете без меня.

– Неужели вы бросите меня? – растерянно спросил я его. – За нами слежка, а вы хотите идти в суд один, и чтобы я тоже шел один? Тем более Сергей просил нас подойти в его отдел в восемь, чтобы поговорить со Смолиным.

– Нас обоих? Но… – он хотел было что-то сказать, однако только махнул рукой. – Ай, ладно, пойдемте вместе. Надеюсь, наша беседа с этим опером не затянется надолго. Вот только… как бы в суд не опоздать? Неважно.

Мы вышли на улицу и направились в отдел полиции. Что нам расскажет Смолин? Об этом я думал всю дорогу; Алексей, вероятно, тоже.

***

Пришли мы почти в назначенное время: около восьми часов. Сергей Павлович уже ждал нас едва ли не на пороге здания ОВД. Заметив нас, он сам вышел навстречу, и мы, все трое, вошли внутрь. Молодой дежурный сразу же отдал честь (видел же, что все мы – не последние лица в госструктурах: меня здесь хорошо знали, а у Алексея была слишком запоминающаяся внешность, поэтому его тоже знали, хоть судье и ни к чему посещать отдел полиции) и хотел было нас проводить. Спросил, куда мы идем. Я хотел ему ответить, но начальник отдела замахал на меня руками и сказал молчать. Это показалось мне довольно странным, но он все объяснил, когда мы подошли к изолятору временного содержания.

– Ты что, с ума сошел, Мартынов? – шепнул он мне на ухо. – Не надо никому знать о том, что работник моего отдела, пусть и бывший, вероятный наркоторговец! Это же позор как для меня, так и для всех!

Ну, я уже и сам это понял и потому ничего не сказал. Он открыл дверь, и наша троица вошла в изолятор.

«Аноним», то есть Смолин, сидел на нарах. Лицо его не выражало абсолютно ничего – ни сожаления, ни злорадства – ничего. Как будто на нем была маска, или оно было словно высеченное из камня. Это сильно удивило меня: после всего, что переживает любой человек, впервые попавший в ИВС – вот хотя бы личного досмотра… – он становится испуганным и может даже совсем сломаться. А этот сидит сейчас на нарах с таким видом, как будто все это происходило вовсе не с ним, а с каким-нибудь другим человеком.

– Доигрался ты, братец, – обманчиво спокойно обратился к своему бывшему подчиненному Крутовской. – Случай в декабре тебя ничему не научил? От побоев перешел к наркоторговле и угрозам расправой над невинными людьми?

Бывший следователь надменно вскинул голову и ответил:

– Во-первых, товарищ полковник, тот мужик, которому я тогда врезал, был серийный убийца. А с ними церемониться не стоит. Простите меня, что я не знал о том, что он был вашим другом, – последнее слово он произнес с каким-то презрением, словно выплюнул его в лицо бывшему начальнику. Несчастным человеком был Вадим: даже после смерти его обсуждают все, кому не лень, да еще и в негативном ключе… – Во-вторых, я наркотиками никогда не торговал и не собираюсь. Не надо, пожалуйста, вешать на меня ваши подозрения.

Здесь уже я не выдержал. Столь наглая ложь просто разозлила меня. Не торговал он наркотиками, как же! А откуда он тогда знает о том, что я расследую дело, связанное с героином?!

– Ты хотя бы не станешь отрицать, что написал мне записку с угрозой убийством?

– Чем докажете? – спокойно поинтересовался тот.

– А хотя бы тем, что ты так быстро скрылся после того, как позвонил в мою дверь! Ты же живешь рядом со мной, значит, тебе легко вернуться в свою квартиру после того, как положил записку на мою табуретку в коридоре! Я сразу же выбежал искать тебя, но так и не нашел. Правда, эксперт нашла только следы резины, но никаких отпечатков пальцев.

Услышав мой ответ, Смолин вдруг рассмеялся, но вскоре улыбка сползла с его лица, и оно снова превратилось в каменную маску.

– Здесь вы угадали – анонимку вам написал я. Но я не угрожал вам никаким убийством: я, наоборот, хотел вас предупредить, чтобы вы не связывались с серьезными людьми. Ваше дело куда сложнее, чем вы думаете. Поэтому я и использовал резиновые перчатки, чтобы не оставить «пальчиков» на записке. Ведь меня тоже могут вычислить.

Какие еще серьезные люди? Что натворил Сергей, чтобы кому-то понадобилось подкинуть ему героин?! И откуда он сам-то знает, что дело далеко от завершения? Я подошел к нему вплотную, так что наши взгляды встретились.

– Немедленно отвечай: откуда тебе известно, что дело кончится нескоро? И откуда ты знаешь, что я его расследую? – процедил я, глядя прямо ему в глаза. К его чести, он не отвел взгляд.

– Это просто: Шевченко ведь к вам попал, а вы неравнодушны к чужим страданиям… Не бросите человека в тяжелом положении, не то что Новицкий, – ну что это такое, мать вашу?! Зачем он так о нем говорит? Не знает ничего, а смеет его оскорблять… – А насчет вашего первого вопроса: я не могу сказать: я это сердцем чувствую. Скажу только одно – ваш следователь не такой скромный, как может показаться. Я-то знаю, и Алексей Дмитриевич тоже знает. Расскажите нам всем, – обратился он к Крохину, – расскажите про одного мальчишку, у которого всегда были перепады настроения.

– Какой еще мальчишка? – на его лице было явное изумление.

– Ой, вот только притворяться не надо. Нам с вами хорошо известны все эти истории. Что было двадцать три года назад?

– Это шутка с твоей стороны, я надеюсь? – возмутился Крохин. – Я не помню: это же было так давно, а у меня был жуткий стресс после… хотя это не твое дело… – быстро заговорил он, но я сжал его руку и тихо сказал: «Не оправдывайтесь перед ним». Тот кивнул мне, и больше от него нельзя было добиться и слова. А бывший следователь только злорадно усмехнулся и, встав с нар, принялся ходить по изолятору. Сергей машинально встал у двери, чтобы, на всякий случай, пресечь попытку побега. Заметив это, Смолин засмеялся. На этот раз с его лица спало «каменное» выражение, и нам всем троим стало немного легче с ним общаться.

– Товарищ полковник, неужели вы думаете, что я сбегу? – сквозь смех спросил он. – Я же не идиот – я знаю, что я подозреваемый черт знает в чем. Но и в этом случае побег – самое плохое решение.

– Я тебя знаю, Константин, – Крутовской нахмурился, – я знаю, что ты несдержанный человек и в состоянии аффекта натворишь столько глупостей, что потом их век не разгребешь. Так что же было такого двадцать три года назад?

– В то время ему было семнадцать лет, но даже еще раньше у него начались перепады настроения: то он в хорошем расположении духа, то бывало, что ему срочно нужен был «козел отпущения», чтобы он мог его избить и этим уменьшить свою злобу на весь мир. Вот мне и досталась эта «почетная» роль. А я, между прочим, на десять лет моложе его, если это вам о чем-нибудь скажет! Этот мерзавец жил неподалеку от нашего детдома в довольно обеспеченной семье и почти каждый день избивал меня! И никто не приходил мне на помощь… А вы, Сергей Павлович, выгнали меня с моей должности из-за того, что я всего один раз ударил серийного маньяка-убийцу! – Смолин сверкнул глазами на своего бывшего начальника.

При словах «серийный маньяк-убийца» не выдержал уже Сергей и замахнулся на него кулаком, намереваясь дать ему так, чтобы он свалился на пол и не смог подняться.