Текст книги "Замкнутый круг мести. Исповедь невольного убийцы (СИ)"

Автор книги: Нефертум

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)

– Я знаю, что приговор мой не изменится от того, убью я Павлова или нет. Но ты бы мог быть хотя бы немного деликатнее.

– Ну что ты обиделся? Прости, я не хотел наговорить тебе все это. Ладно… – вздохнул мой собеседник, – только ради дружбы. Что-нибудь придумаю.

«Что я обиделся?» Странный вопрос. Не ожидал от Андрея таких слов в мой адрес. Если бы он был на моем месте, разве не обиделся бы он? Однако чего ожидать преступнику от честного человека, к тому же госслужащего?

Мы расстались, несмотря на нашу маленькую ссору, довольно дружелюбно. На прощание Крестовский долго каялся в своих словах, просил прощения. Он уже собирался вернуться к себе, как я его окликнул.

– Кстати, из-за чего Павлов ушел отсюда?

Андрей только скривился и пробормотал:

– Да мне-то откуда знать?

– Вот не надо. Он сказал, что из-за тебя ушел. И еще добавил, что ты совершил какую-то ошибку. Давай рассказывай.

– Ой, да он сам виноват. Это все было из-за его обостренного чувства справедливости, как и в твоем случае. Но больше ничего я тебе не скажу. Ты извини, но мне пора. Дело-то серьезное…

Скрытный ты, Крестовский… Но и я такой же. Впрочем, недаром говорят, что людей раздражают в других их же собственные недостатки.

***

Через некоторое время я узнал от него же о гибели моего бывшего подчиненного. Мария, разумеется, обратилась в полицию, но там ей отказали в возбуждении уголовного дела. Так сказать, очередной «глухарь» получился.

Мария скоро пришла ко мне жаловаться на свое горе, желая, видимо, получить хоть какое-нибудь утешение от меня, но мне было очень неприятно смотреть ей в глаза и утешать ее. Ведь я же был заказчиком этого убийства… Поэтому я отделался лишь общими фразами сочувствия и поспешил проводить ее до двери.

А до того я почувствовал большое облегчение, узнав о смерти Павлова, до прихода Марии ходил очень довольный, а ночью мне приснился кошмар.

– Вы еще хуже стали, чем были раньше… – вдруг донесся до меня до боли знакомый голос. – Не стали очередное убийство на себя брать, а другого попросили погубить меня… Думали, что это будет лучше для вас? Вы ошиблись.

«Меня»? Я понял, что Павлов явился ко мне во сне (то есть, душа его), чтобы заставить раскаяться.

– Ты сам виноват, Гриша, ведь ты всегда наступал на одни и те же грабли. Что в ФСБ, что тогда, в декабре, в Москве, что здесь…

– Не смейте меня так называть! – он выглядел так реалистично, что я даже на мгновение подумал, что он здесь, в моей квартире, а не в моем воображении. Даже красные пятна на его лице были отчетливо видны. – В чем может быть виноват человек, чтобы его заказали киллерам из ФСБ?! Я перед смертью понял, кто меня убьет! Все вы продажные твари – что вы сами, что остальные! Я вам единственно за что благодарен, так это за то, что меня уже нет в этой проклятой стране! Везде связи да коррупция!

– А ты не суди ни о чем! Они поступили так лишь ради дружбы! Ты мне рассказывал, что в тюрьме о многом передумал, а сам несешь черт знает что! И что ты сейчас говорил про Россию? Разве ты не патриот?

– К черту этот патриотизм в такой стране! – истерически крикнул Павлов. – Что это такое, когда преступник на свободе, богат, на него работают спецслужбы, а честный человек отсидел ни за что, потерял жену, имя? Вы мне не говорите о любви к стране, лицемерная вы душа! Ненавижу вас всех!

Последнюю фразу он выкрикнул так громко, что от этого я проснулся и долго смотрел неизвестно куда, приходя в себя от этого разговора, который шел лишь в моей голове. Я попытался снова заснуть, но мне никак не удавалось этого сделать. Едва я закрывал глаза, как чей-то голос тихо, но строго твердил:

– Ты убил невинного.

«Не я, а наемники!» – я лихорадочно пытался возразить и оправдаться, но совесть моя продолжала: «Ты. Твоя же была идея. Стоит покаяться…» Дальше у нас был такой разговор:

«Я не виноват!» – «Виноват. Завтра же иди в полицию». – «Я не хочу в тюрьму!» – «Это тебе наказание за твои грехи». – «Во Франции мне было еще хуже». – «Но ты и там четыре души погубил». – «У меня не было другого выхода!» – «Ну, это неверно. Первых троих ты не должен был убивать, вот и во Франции не попал бы в плен».

– Господи помилуй! – вскрикнул я наконец и опять открыл глаза. Испуганно посмотрел на Настю – не дай бог, чтобы она проснулась от моего крика… но все обошлось. Я боялся опять уснуть, чтобы мне не приснился очередной кошмар, и потому, наспех одевшись, сел за журнальный столик в гостиной и, достав с полки большую тетрадь в черном кожаном переплете, начал записывать в нее все, что случилось со мной после этой неожиданной встречи с Павловым. Все остальное было уже записано мною в начале тетради. После того, как Настя посоветовала мне вести дневник, я неустанно писал обо всем, что я пережил после тех историй с Лиановским и Радзинским. Мне хотелось, чтобы мои заметки прочитали люди, старающиеся быть хорошими для всех окружающих. Я ведь и сам имею такой комплекс – именно ради хотя и не чужого мне человека я расстрелял троих в состоянии аффекта. Вот до чего может довести маниакальное желание сделать все ради других. Я был бы очень рад избавиться от этого злосчастного комплекса, но, видно, у меня напрочь отсутствует сила воли. Критично я к себе отношусь? Да. Но моей критики хватает только на то, чтобы обвинять самого себя во всех своих несчастьях. А чтобы сделать с этим что-нибудь – на это я не способен.

Закончил я со своими заметками где-то за двадцать пять-тридцать минут. Воспоминания были свежи, чем и можно объяснить то, что я так быстро все записал. Отложив в сторону тетрадь, я взглянул в окно. На улице уже почти рассвело и было безлюдно. Время показалось мне подходящим для того, что я собирался сделать. Да, самоубийство – это большой грех по христианским меркам, но что же мне оставалось делать?! Навязчивый комплекс «хорошего человека» не позволял мне написать явку с повинной – я боялся косых взглядов и осуждений… Так что придется мне уже окончательно и бесповоротно наложить на себя руки.

Квартира наша располагалась на десятом этаже, так что шансы выжить были очень маленькими. Это и хорошо. Я взял лист бумаги и написал:

«В моей смерти прошу не винить никого, кроме майора Владимира Анатольевича Маликова. Ты мог бы и сам отомстить за погибшую от рук мафии Лиановского семью, но ты этого не сделал. Дам тебе один совет: не проси другого о мести за себя. Месть – замкнутый круг: сделанное тобой к тебе же вернется. На моей совести уже восемь смертей, но я этого не желал и сломал себе жизнь. Прощайте все. Новицкий В.М.».

Оставив записку на столе и положив рядом с ней тетрадь, я вернулся в спальню. Настя спокойно спала, не подозревая, что скоро станет вдовой. Я стоял и долго смотрел на нее.

– Прости меня, любимая, что покидаю тебя… – тихо сказал я. – Не вини меня… Счастья тебе с другим, более достойным тебя человеком…

Я, стараясь не разбудить супругу, поцеловал ее в лоб. Прошел на балкон и стал смотреть вниз. Времени было около четырех с половиной часов утра. Ветер ударил мне в лицо, пробрался под рубашку, заставив сжаться от холода. Но мне было все равно, холодно на улице или нет. Я снова посмотрел по сторонам – кругом шелестели ветвями на ветру деревья, не было ни машин, ни пешеходов, что меня порадовало.

Все же я боялся сделать то, о чем сейчас мечтаю, но деваться было некуда. Жить с осознанием того факта, что погубил невинного человека, невозможно. Гриша, почему же ты был столь правильным?.. Почему ты все-таки собирался доложить на меня в полицию, когда я тебе объяснял, из-за чего встал на скользкий путь?

Машинально сунул руку в карман и нашел там какую-то маленькую книжку; прочитал название и понял, что это тот самый сборник молитв, который подарил мне отец Порфирий в канун Нового года около тридцати лет назад, когда мне было семь лет. А я уже и забыл об этом. Но читать не стал – не до этого мне сейчас – а просто положил обратно в карман.

Держась за стену, я взобрался на перила балкона и снова посмотрел вниз – высота была подходящей для того, чтобы разбиться насмерть, чего мне и хотелось. «Господи, прости меня… Простите, Настя, Гриша и остальные…» – пробормотал я про себя и, сильно оттолкнувшись ногами от перил, полетел вниз. Единственное, что я успел почувствовать, это свист ветра в ушах, а потом резкий удар об асфальт, и долгожданная темнота накрыла меня с головой.

========== Эпилог ==========

От лица Анастасии Новицкой

Когда, проснувшись, я не обнаружила рядом Вадима, то сильно испугалась. Сколько я его ни звала, ответом была мне лишь тишина. Я сразу пошла искать его по всей квартире и, зайдя в гостиную, нашла на журнальном столике тетрадь, куда он записывал все свои воспоминания, и лист бумаги. Молясь, чтобы это не было предсмертной запиской, я стала читать. Но все-таки это было именно то, чего я опасалась больше всего. Быстро надев куртку, я выбежала на улицу и увидела большую толпу людей, оживленно что-то обсуждавшую. Догадавшись, в чем дело, я пробралась сквозь нее и увидела страшное зрелище: весь переломанный, с разбитой головой, Вадим лежал на асфальте в луже крови… боже мой, как мне неприятно вспоминать об этом… При виде этой картины мне стало плохо, и я, хоть и не упала в обморок, но пошатнулась и села прямо на асфальт. Народ, разумеется, сразу же оказался рядом… А придя в себя, я стала вызывать «скорую»: может быть, его еще можно спасти?

Врачи приехали и объявили, что ничего не могут сделать… Его увезли в морг, а я осталась, растерянная, пытаясь собраться с мыслями. Из-за чего он это сделал? Я не понимала: его записка ничего не объяснила, в ней он только обвинял во всем Маликова. Это показалось мне довольно странным: неужели за одиннадцать лет он так и не успокоился? Или он опять что-то совершил? Да, я не потеряла способности здраво рассуждать даже при виде своего любимого, лежавшего всего в крови…

Я вернулась обратно в квартиру и решила прочесть последние записи мужа. Может быть, я смогу найти ответы на мучающие меня вопросы?

«Мария скоро пришла ко мне жаловаться на свое горе, желая, видимо, получить хоть какое-нибудь утешение от меня, но мне было очень неприятно смотреть ей в глаза и утешать ее. Ведь я же был заказчиком этого убийства… Поэтому я отделался лишь общими фразами сочувствия и поспешил проводить ее до двери.

А до того я почувствовал большое облегчение, узнав о смерти Павлова, до прихода Марии ходил очень довольный, а ночью мне приснился кошмар».

Это была недавняя запись. Заказчик убийства? Как Вадим мог «заказать» этого несчастного?! За что? Неужели за то, что он опять пообещал донести на него в полицию? Я, конечно, понимаю, что мой покойный муж страдал «комплексом хорошего человека» и всегда очень болезненно относился к тому, что другие могут узнать о его прошлом, но идти на такой шаг ради сохранения своего реноме?! Нет, это уже слишком.

Я продолжила чтение, желая узнать, что же случилось, что Вадим решился спрыгнуть с десятого этажа. Во сне ему явилась душа Павлова, а затем его стала мучить совесть, и дошло до того, что он все же покончил с собой. На мои глаза навернулись слезы. Несчастный… Зачем он обратился к Крестовскому с такой просьбой? Он боялся тюрьмы – это я понимаю, но ему все равно было не уйти от расплаты. И вот он выбросился с балкона – и это с его стороны хуже, чем если бы он пошел в полицию и сдался… Зачем он это сделал? Даже обо мне не подумал… А мне без него будет очень сложно жить.

***

Полиция в первые дни очень интересовалась этим случаем: что я пережила во время допросов – рассказывать не хочу. Конечно, я не сказала оперативникам, что послужило причиной самоубийства Вадима. Зачем говорить, кем он был, хоть и не по своей вине? Но в конце концов это забылось: мой несчастный муж сам выбросился из окна… какой уж тут состав преступления?

***

На его похоронах было мало людей – Маликов вместе со своей женой, Крестовский и Крохин. Первые двое о чем-то говорили между собой, затем подошли ко мне со словами утешения. Владимир смотрел в землю, стыдясь посмотреть мне в глаза, Раиса обнимала меня, а я старалась держаться, чтобы не расплакаться у них на глазах. Однако это у меня не очень-то получалось… Скоро Маликов ушел, забрав с собой Раису.

На Андрея Юрьевича я старалась не смотреть, поскольку именно из-за него я стала вдовой, но он сам подошел ко мне и, опустив глаза, сказал:

– Простите меня, Анастасия Олеговна. Это целиком и полностью моя вина. Знаете, это уже вторая ошибка, которую я допустил в жизни.

– А первая была какая? – меня почему-то заинтересовал этот вопрос.

– Не могу сказать. Скажу лишь, что в молодости я был падким на деньги, и это не принесло мне счастья. А Павлов, видя это, не мог с этим смириться и ушел из ФСБ. Он был хорошим человеком, но порой очень правильным.

– Вы стыдитесь того, что убили его, не так ли?

– Не я убил, но да, мне стыдно. Я не знал, что Вадим примет это так близко к сердцу. Видно, психолог из меня никудышный. Еще раз простите меня. Я готов всячески вам помогать.

– Не стоит, – решительно сказала я. – Из-за вас погиб мой муж, и я вам этого не прощу. Я вижу, что вы раскаиваетесь, но не могу вас простить. Вадим хоть и убил за свою жизнь семь человек, но не убил свою душу. А вы так и не смогли понять этого и думали, что раз он сделал это, то он уже холодный и бессердечный уголовник. Сделайте для меня только одно: отдайте это, – я спохватилась, что забыла вручить Маликову записку, протянула ее Крестовскому, – Владимиру. Пусть он оставит ее себе. Ему обязательно нужно это прочитать.

Тот быстрым шагом направился в сторону, куда ушли Раиса и Владимир. Я отошла немного и села на скамейку, желая немного отдохнуть. Здесь мои слезы потекли с новой силой.

– Анастасия! – услышала я вдруг голос Крохина, подошедшего ко мне и севшего рядом. – Вам очень тяжело, я это вижу. Но вам надо выплакаться, легче станет…

Я невольно уткнулась лицом в его грудь, он обнял меня и прижал к себе.

– Знаю, что вам больно, но нужно жить настоящим. Вот увидите, у вас все сложится хорошо.

– Я потеряла любимого мужа, а вы мне говорите, что все будет хорошо?!

– Я не хотел вас обидеть, – смутился Алексей, – простите меня, пожалуйста. Что же вы теперь будете делать? Я так понимаю, что оставаться в этом городе вам будет тяжело.

– Вы правы…

– Пожалуйста, не сочтите мое предложение за наглость, но я бы мог пригласить вас жить к себе, в Люберцы. Я сделаю все, чтобы вам было хорошо и вы снова стали жить счастливо. Я готов вас обеспечить.

– Не стоит, у меня остались деньги от продажи старой квартиры, – несмотря на то, что я могла бы всю жизнь безбедно прожить на тридцать шесть миллионов рублей, мне было бы одной скучно. Ни любимого отца, которого я потеряла в Новый год, ни мужа… Поэтому я была готова согласиться на его предложение, но мне не хотелось стеснять Алексея, и я его спросила: – А вам не будет неудобно? Что скажет ваша семья, если узнает, что вы привели незнакомку?

– Да вы что! – он замахал руками. – Я буду только рад. И я живу совершенно один и никогда не был женат. Только, ради бога, не думайте, что я приглашаю вас к себе с какой-либо целью. Нет, это просто от чистого сердца.

Если так, то я согласна переехать в его город. Я сказала ему об этом, и он явно обрадовался. Когда мы шли к выходу, я заметила, что он немного покраснел, как будто чего-либо застыдился.

– О чем вы думаете? – спросила я его. Тот еще больше покраснел и после недолгого молчания ответил:

– Извините меня, пожалуйста, за то, что я вас немного обманул. Просто у меня после пережитого во Франции развился страх остаться одному где бы то ни было. Я ни в коем случае не приглашаю вас к себе с целью помочь мне – нет, я хочу помочь вам. Я знаю, что такое остаться без поддержки близких: ведь я рос с малолетства в детском доме, никому не нужный, даже собственному отцу. Ему было на меня совершенно наплевать – он ведь и не знал, что меня мать по доброй воле отдала в детдом. Я не желаю и вам подобной судьбы: чтобы вы остались на свете абсолютно одни.

– До чего же у вас тяжелая жизнь была… – я не обиделась на то, что он мне ничего об этом не сказал. Мы пошли дальше: по дороге Крохин все время молчал и смотрел в землю.

***

Май этого же года

Мы живем в Люберцах (старую квартиру я решила сдать), и довольно счастливо. Первое время после переезда туда Алексей не оказывал мне никаких знаков внимания, просто был внимательным и старался во всем помогать. Мне нравилось это, и однажды я поняла, что влюбилась в него, хотя если бы мне раньше сказали, что я вскоре после смерти Вадима полюблю другого, я бы ни за что не поверила этому. Но… человек предполагает, а бог располагает. Даже тот факт, что Крохин далеко не красавец, мне был безразличен. Впрочем, мужчина и не должен быть красивым. Он должен быть надежным. Но только совсем недавно я впервые получила от Алексея подарок – он принес мне цветы – желтые лилии. Он объяснил свой выбор тем, что хотел поблагодарить меня за участие, которое я приняла в его жизни, а после того сказал, что влюблен. Сказал это смущенно, как бы стыдясь того, что говорит это мне, вдове. Но когда я ему призналась в своих чувствах, он явно расцвел и радостно улыбнулся в ответ на это.

А что стало с Маликовым – я не знала до тех пор, пока Алексей мне не рассказал об этом: оказалось, что он ушел из полиции в церковь. Раиса, как девушка умная, не стала его отговаривать от этого поступка, понимая, что он желал замолить свой грех. Навещая могилу Вадима, мы каждый раз находили там букет белых орхидей – его любимых цветов, которые все время приносил туда Маликов.

Раиса же осталась работать в отделе полиции на прежней должности судебно-медицинского эксперта, иногда навещая мужа в церкви. А Мария… несчастная женщина, потерявшая своего любимого человека, пусть и бывшего зэка… я не знаю, что с ней теперь. Мне кажется, что только у нас с Алексеем жизнь сложилась нормально.